Бабушка ушла в кухню и принесла большущий «Тульский» с узором Кремля на глазурной поверхности.
– Ешь, горе ты мое!
Бабушка садится рядом, собирает всю косметику. С сожалением смотрит на остатки духов во флаконе.
– А поссиму горе? произносит с трудом, прожевывая
сладкую массу.
– Ну а что, счастье что ли? – ласково треплет по голове. – У нас теперь не дом, а парфюмерный магазин. Это амбре не скоро выветрится!
Марина заметно сникла. Даже жевать перестала.
– Прос – си, бабуль! – не без труда проглатывает очередную порцию с молоком.
– Да, ладно, сделанного уже не воротишь. Жаль мама расстроится. Эти духи очень дорогие…
– Очень – очень?! – смотрит на полку, где стоит копилка в виде поросенка.
– Даже не знаю…– машет рукой, с улыбкой перехватив взгляд внучки. – Но уверена, твоих сбережений будет явно недостаточно. Даже с моей пенсией вместе. И мне достанется на орехи…
– А тебе за что?! – удивление было неподдельным. – Ты же ни в чем не виновата!
– Что не досмотрела.
Бабушка открыла форточку. В комнату ворвался прохладный ветерок, заигравший страницами альбома с раскрасками.
– Может выветрится, – произносит с надеждой в голосе. хоть немного…
– Надежда умирает последней.
– Я же не нарочно…
– Ладно. Прорвемся…