Может она, дурочка, и согласиться сразу?
А может он перережет всех ее родных, чтобы она, окрыленная местью, пошла против «Саузен Пауэр»?
Люди вокруг меня тоже смеялись. Радовались концу лета, выпивали. Кто-то даже выкрикивал тосты. «За Подесту. Новую столицу Южного Береллина».
Я вспомнила ту пропаганду, что была на радио.
Вспомнила людей, которые делились со мною разными политическими мнениями.
Вспомнила солдат севера, которые даже не приехали меня спасать.
Вспомнила то, с каким улыбками эти же люди ходили по улочкам западной Подесты и делали вид, что война их не касается.
И вот она их коснулась. Прямым образом. Ударила волной от взорвавшейся ягоды, которая унесла вдаль еще и меня.
Все тут же закричали, заплакали, даже зарыдали. Стали искать родных по асфальту, которых разбросало на мелкие кусочки. Вопили имена, вопили от боли, вопили от понимания, которое тогда только и пришло им в голову.
Они были на войне. И уже давно.
Потому что если ты, находясь на войне, делаешь вид, что все нормально, поверь, она уничтожит тебя первым.
Я лежала на асфальте в пару метрах от столов. Которые уже вовсю полыхали. Сзади меня взорвалась церковь. А за ним и КПП. Куча машин тут же въехало в город. Куча солдат начали расстреливать «Саузен Пауэр». Некоторые из них побежали спасать раненных. И один из них, подбежал ко мне.
— Все будет хорошо, Лав, — сказал мне прибежавший Билли Найтингейл и, подхватив мое тело на руке, понес меня в ближайшую машину.