— Ты думаешь «Саузен Пауэр» плохие? Уууу, — начал изображать Трай приведение, — замыслили мир захватить. Прямо как Гитлер. Ха. На войне не бывает хороших или плохих, малышка. Все, кто воюет, по определению плохиши. Просто кто-то боится в этом признаться, а кто-то нет.

Облизав табачный лист, Трай повернулся ко мне, продемонстрировав свое творение.

— В отличии от них, мы лишь возвращаем себе свое. То, что принадлежало нам давно. И принадлежит теперь, по праву.  

Положив самокрутку из моего праха на стол, он протянул мне руку. Так, как будто бы предлагал перемирие.

— Подойди сюда.

Взявшись за его грязную и потную ладонь, я поднялась. Он, взяв со стола самокрутку с моим прахом, другой рукой притянул меня к себе. А потом сунул эту самокрутку мне в рот.

— Почувствуй себя саму. Изнутри, — прошептал он, поднося к свернувшемуся табачному листу зажигалку.

Я снова почувствовала вкус табака. Точно такой же как тогда, в первый раз в школе. В спортивном зале. Но теперь я отчетливо ощущала во рту свой прах. И, воспользовавшись моментом, когда он поднял голову вверх от наслаждения, и тем, что он наспех накрутил эту самокрутку,
я, вобрав в себя весь прах, что был в табачном листе, расположила его у себя во рту, стараясь как можно больше пропитать его своей слюной. 

А потом, когда он вернул свою голову на место, я тут же прильнула к его губам, открывая его рот настолько шире, насколько у меня получилось бы. И когда он ответил на мой «поцелуй», начав уже сам засовывать свой язык мне в рот, я, всем тем воздухом, что был тогда в моих легких, резко дунула, даже уже плюнула, свой прах ему в рот, стараясь попасть как можно дальше, в глотку.