— Лав, — произнес мое имя Аарон, не в силах сказать ничего другого.

Опустив голову, он отошел от тела, дав мне наконец-то посмотреть что сделали с Джереми.

Его милая и, как все признавались, даже смазливая мордашка была искажена, вся в синяках и царапинах. Под глазами были огромные синяки, а под одним даже свежий кровоподтек. Кожа бледная, как у вампиров в кино. Нижняя губа была настолько порвана, что мне показалось, что я видела мясо.

На теле оставались частички прежней одежды: видимо, когда ребята пытались его зачем-то переодеть, они, прямо-таки, отрывали приклеенную футболку от его груди. Она была приклеена застывшей кровью, ведь на останках футболки я увидела герб нашей школы — такие раздавали всем в начале учебного года.

И именно в ней он поехал тогда с нами на эту чертову экскурсию.

Правая рука практически отсутствовала: от нее остался лишь замотанный бинтами бугорок, из которого все равно просачивалась кровь. Был бы Джереми жив, он бы только обрадовался — эти ублюдки хотели лишить его ведущей руки, не зная, что он левша. Был левшой.

С ногами ситуация хуже. Правая оторвана до самого паха, левая лишь до колена. Обе были также на концах обмотаны бинтами, уже изрядно пропитавшись грязью. Как вдруг на моих глазах их стала менять Барбара. Я посмотрела на нее со сдвинутыми друг к другу бровями.

— Он жив, Лав, — положив мне руку на плечо, сказал Аарон сзади, — пока еще жив.