Счет шел на минуты.

И тут, подходя по инерции к своей кровати, я увидела прислонившегося к стене Хьюго. Он держался за кровоточащую рану в груди, тщетно пытаясь остановить процесс. Когда увидел меня, то обрадовался, что не уйдет из жизни в одиночку. Я подбежала к нему.

— Держись.

— Лав. Ну наконец-то. Я так рад, что ты ушла. Прости, что сказал тебе утром.

— Молчи, Хьюго. Твоя рана…

— Сокращает мне минуты жизни, — договорил он за меня, — знаю. И ты знаешь. Когда это все началось, одному парню руку оторвало — я тут же побежал его спасать. И то не справился! А тут пуля насквозь. Бесполезно.

— Не говори так! Мы остановим! Справимся! Ривер, только не ты…

Слезы подступали, но я их лишь смахивала в стороны. Времени на истерику не было.

— Потратишь сейчас бинты на меня — потом не сможешь использовать их на другом. На том, у кого еще есть шанс. Ты же знаешь это, Лав. Не стоит. Мы так уже делали…

— Я должна попытаться!

— Не должна! Твое… теплое отношение ко мне… и благодарность за то, что… я тебя тогда спас, не продлят… мне жизнь. Я лишь подольше пострадаю!

Я остановилась. Он был прав. Во всем был прав. И мне действительно стало жаль бинты. Это был такой ценный ресурс. Впервые в жизни я тогда подумала, что они больше помогут мне, чем ему.

И от этой мысли мне стало дурно внутри. Я чувствовала себя омерзительной.

Парни сзади старались оказать кому-то помощь. Звали меня. Потому что знали, что, после Ривера, только я могла что-то сделать. Как-то помочь. У того парня с отрезанными ногами вытекало все больше и больше крови. Если сейчас мы не перевяжем их и не остановим кровотечение, он умрет в течение часа.