— А что ты любишь? – не унималась я, — петь там, рисовать? Может быть читать?
Я пыталась ее хоть как-то заинтересовать. Придумать ей какое-то дело, как-то ее отвлечь. Чтобы она просто не грустила. И не была одна.
— Гулять с мамой. И папой.
Шансов у меня не было. Шарлотта была забитая. И с тех пор, в лесу, когда противилась с нами идти, больше характер не показывала.
Может боялась? Но эта твердость духа все равно жила в ней.
Пусть и скрывалась.
— Слушай, а пойдем поможешь мне подавить сок из ягод? Мне одной будет тяжело… остальные девочки еще не успели вернуться.
Хорошо, что она тогда не огляделась. Поняла бы, что я вру. Просто покорно пошла за мной, захватив с собой пару сумок с ягодами и яблоками. У нас для этого дела было отдельное место. Рядом с окнами. Чтобы мы, при свете, могли увидеть негодные ягоды и червивые яблоки.
— Вот, — протянула я ей ступку и пест[16], — в ней будет проще.
Сама же я давила ягоды обычной толкушкой, в жестянке. Но не так усердно и быстро, как всегда. Хотела, чтобы у новенькой была фора.
— Скажи, а ты давно в Подесте? Или родилась здесь?
Она молчала. Брала и давила ягоды. По одной.
— Я вот недавно. Только в марте приехала. С Милвена. Знаешь, там очень красиво. Мы еще и живем на границе с Альяверти. По выходным с друзьями катаемся на пляжи… катались, но еще покатаемся! – убеждала я себя.
Или ее. Больше себя, конечно же.
Но от Шарлотты реакции не было. Она продолжала брать по одной ягодке и толочь ее в ступке. Как будто не знала, как это делается. Что легче брать горстку сразу. Или же хотела, чтобы я больше не придумывала ей задания. И оставила одну.