Пролог

10 октября.

Сегодня был крайне шумный день в местной кофейне Милвена в 8:40 утра. Еще вчера в такое время здесь тусовались только врачи, что спешат на утреннюю смену или добивают себя после ночной. Больница была в соседнем здании. Но уже к вечеру атмосфера изменилась.

В нашу местную больницу привезли немалое количество людей с соседнего городка Подеста — недавно там подавили очередную революцию. Ненадолго, конечно. Лечить выживших мы будем как раз до следующей. 

Меня зовут Пандора Хатти и я медсестра. Сейчас спешу на работу, с которой еще спешнее бегу домой вот уже в течение 10 лет. Или, если день тяжелый, в местный бар. Звезд с неба не хватаю, хотя другие, в моем возрасте, уже имеют звездопады. 

Так и не дождавшись капучино в кафе, я, переступая порог больницы, вижу уставшие лица коллег. Увидев меня и других приходящих на смену врачей, они испытывают две эмоции сразу: радость от того, что их наконец-то заменят, и печаль от осознания, какой километраж еще надо пройти до своей мягкой кровати. Зато старшая медсестра Нэнси уже вовсю раздает указания. Раньше мы делали ставки, на чем она сидит, раз может 24/7 бегать по больнице и делать несколько дел одновременно как Цезарь. Но секрет она нам не раскрыла. Похоже, его знают только старшие медсестры. И определенно хирурги. 

— Хатти, — крикнула она мне, — ты прямо вовремя! Держи карту, тебя уже девочка в седьмой дожидается. У нее явные повреждения мягких тканей, сломан нос и отсечена фаланга мизинца.

Скинув мою папку на стол, она сразу же отвернулась к другим медсестрам. Нэнси всегда была еще жутко педантичной, поэтому брать задание без вопросов для нас являлось залогом успешного утра.

Боже, что за урод мог сотворить такое с девочкой? Ладно повреждение мягких тканей и сломанный нос, но отсечь фалангу мизинца? Я могла только догадываться, что происходит в этой чертовой Подесте. Вобрав в себя все силы, что были без кофе, я схватила папку и поднялась
на второй этаж.

Нэнси соврала. Девочка меня не ждала. Сидела на кровати, мирно уставившись в окно. Под глазами были ужасные синяки. Казалось, что она не спала вместе со всей больницей прошлой ночью. И это было удивительно: пока я шла к ней и читала анамнез, то увидела несколько порций снотворного. Даже слишком много для такого возраста и состояния. На вид ей, кстати, было лет пятнадцать. Поэтому, когда я прочла дальше, что ей уже полных восемнадцать, то удивилась. Подойдя поближе, увидела, что синяками под глазами она не ограничилась.

Они были повсюду. По всему телу. Проще было сказать, где их не было.

Бедная.

На лице были лишь незначительные травмы: вместе со сломанным, но уже вправленным носом, у нее была разбита бровь и рассечена губа.

— Привет, — сказала я тихо, входя в ее пространство.

Она не отреагировала. Так часто делают пациенты. Чаще всего, когда хотят выразить презрение к нам.

Но она не была похожа на таких. Скорее она просто меня не слышала.

Я осмотрелась: у нее кончилась капельница, к завтраку она не притронулась. К этому моменту ей нужно было уже вводить витамины через вену. Но на голодный желудок этого лучше не делать. Будет большая вероятность рвоты, если заставлять ее есть. И пока я рассчитывала свои шаги, сверяясь с графиком и ее историей болезни, девочка наконец-то повернулась ко мне.

— Я хочу кофе, — сказала она.

Это было неожиданно. Мало кто из пациентов просит кофеин. Время в больнице они скорее воспринимают как пансионат и поэтому стараются чаще пить воду, есть полезную пищу и много спать. А тут такое.

Но это было единственное, что объединяло нас в тот момент. Я тоже чертовски хотела кофе.

— Тут сказано, что тебе дали большую дозу снотворного, — начала я, — скажи, тебе удалось поспать?

Она снова отвернулась. Снова смотрит в окно. Пострадавших еще не осматривал психолог, поэтому объяснений ее поведения и то, как с ней общаться, я не получила. Как бы не напортачить сейчас.

— Если можно, с молоком, пожалуйста, — продолжила она.

В мои обязанности входит настаивать на своем и расспрашивать пациента о состоянии. Даже если мне кажется, что это не нужно. Я не врач, всего лишь медсестра. Не могу назначать таблетки. До прихода врачей оставался час, по карте ей назначали лишь парацетамол для обезболивания. Но мне всегда было тяжело настаивать. Особенно таким пациентам.

Я не из тех матерых медсестер, которые врываются с утра в палату, включают везде свет и быстро берут кровь на анализ. Наверное, поэтому у меня не было повышений за все это время. Но что я точно успела прокачать за эти годы, так это хитрость.

— Хорошо. Сейчас принесу.

На кухне был кофе без кофеина. А еще безлактозное ноль процентное молоко. И даже стевия вместо сахара. Полезные штуки для сладкоежек, детей и диабетиков. Разводя всю эту бурду пациентке, я также налила и себе. Только нормальный кофе. По факту ей нужен был только вкус кофе, а мне — проснуться до обхода.

Пока заваривала чашечку себе, вспоминала про ту утреннюю кофейню. Всегда там брала наспех кофе, но никогда не засиживалась на красивых и, по виду, чертовски удобных креслах. Слишком высокие цены на еду. А копить на тот же сэндвич как-то глупо. Хотя вид из кофейни красивый. Особенно с утра. Хоть как-то наслаждаюсь им, пока стою в очереди. Вот бы принести этой бедной девочке кофе именно оттуда. Какой-нибудь шоколадный мокко, посыпанный корицей, в красивом стаканчике с ее именем. Или даже сводить туда. Посидели бы на креслах вместе. Полюбовались видом. Надо будет предложить ей попозже. Когда придет в себя. 

Имя, точно! Я даже не узнала, как ее зовут. Может она сама мне скажет? Как-то это непрофессионально. Или же корректно… вдруг она не хочет, чтобы все вокруг знали?

Почему она лысая? Волосы сгорели при пожаре? Говорят, тот недавний взрыв, после которого их и привезли в нашу больницу, уничтожил целый район! Боже, что же происходит в этой чертовой Подесте?

Возвращаясь в палату, я сразу поймала ее ожидающий меня взгляд. Думаю, она не верила, что я так быстро вернусь. Так еще и с приятно пахнущим кофе. Налитым в красивую кружку с рисунком корги, а не неудобный пластиковый стаканчик. Корги всем нравятся.

Девочка сначала опешила, но потом аккуратно взяла кружку. Не спешила из нее пить. Вместо этого вдохнула аромат, в котором пробивался обезжиренный ванильный сироп. По-моему, он был даже с нотками карамели. Никогда их не могла различить. Но лично мне такой нравится. Всегда наливаю его пациенткам. Правда, больше в чай.

— Врачи придут через час. Если тебе больше ничего не нужно, то я пойду. Если нужно обезболивающее, то могу принести, хоть сейчас…

— У вас еще есть пациенты? — перебила она меня.

— Эм… нет. Пока нет.

— Вы можете со мной остаться? Посидеть? Попить кофе? Я вижу, вы и себе налили.

Ее вопрос застал меня врасплох. Я мигом обернулась назад, посмотрела, что происходит в коридоре. Медсестры сидели в сестринской, Нэнси спокойно разговаривала по телефону на посту. Это означало, что пока работы не было. Как странно. Видимо все успокоились к утру.

Это было мне на руку. У нас был свободный час. И лучше было его провести с таинственной девочкой, чем в компании коллег-сплетниц. Все равно они же меня потом будут о ней расспрашивать.

— Конечно, — согласилась я и пододвинула близ стоящее кресло поближе к кровати.

Все это время я улыбалась ей и впервые увидела улыбку и на ее лице. Пусть и слабую. Это был результат. Надеюсь, ей будет лучше после психотерапевта. Может, и я смогу приложить к ее улучшенному настроению руку?

— Меня зовут Пандора. Я медсестра, чаще всего ты меня сможешь услышать как Хатти, — представилась я.

— А я Лав Трейнор. Можно просто Лав.

Глава 1. Кофе с парацетамолом.

Сначала разговор не шел. Я не знала кто начнет. Да и не хотела настаивать. Но Лав — молодец, уверенно спрашивала про свое лечение: какие таблетки сейчас принимает и какие прогнозы ее здоровья. Я, стараясь не пугать, рассказывала, что прогнозы приятные — пока ей прописали только обезболивающее. Сама она не выглядела больной, лишь сильно потрепанной. У других пострадавших ранений было больше. Некоторых привозили уже на грани смерти, без рук и ног, обгоревших и обмороженных. Даже сейчас с поста Нэнси я слышала, как скорая просит готовить операционные. 

Я не представляла что происходит в Подесте. Ни сейчас, ни тогда. С этим городом всегда все было плохо. Недавно там снова начались восстания. Они в принципе начинаются с периодичностью в двадцать-тридцать лет. Южный Береллин, соседняя страна, в очередной раз решила, что Подеста примыкает к их территории и пытается его присоединить к себе. Северный снова не согласен и даже не вступает в переговоры. А самих жителей, видимо, не спрашивают.

Я там не была. Мама еще в детстве запрещала даже ездить в соседний город Иглтаун на концерт. Там часто можно было увидеть солдат с юга. Местные говорили, что так они разведывали обстановку. И даже вербовали наших. Но это еще было в далеком 1992 году. А на дворе был уже 2017 год.

— А кофе можно мешать с парацетамолом? — спросила Лав.

— Лучше не стоит, — ответила я, — у тебя что-то болит?

— Голова. С ночи еще. И живот. Он такой вздутый, как будто меня изнутри воздухом накачали.

— Ты поэтому ничего не съела?

— Да… странно, правда? Я больше полугода перебивалась консервами, а сейчас отказываюсь от овсянки, — усмехнулась она.

Вот. Она сама подняла эту тему. Не побоялась. Не знаю, продолжать ли мне. Жутко интересно узнать о событиях в Подесте. Не по телевизору, а из уст пострадавшего. Другого больного мне вряд ли дадут, медсестер у нас достаточно.

— Это нормально, — поддержала ее я, — но надо пытаться. Хотя бы по чуть-чуть. Чтобы организм восстанавливался.

Я посмотрела на эту несчастную овсянку. Из-за молока она вся съежилась и немного припеклась из-за солнечных лучей, падающих на нее. Я бы и сама такую есть не стала. Слава богу, на этаже есть автоматы с едой. Можно будет после обхода принести ей шоколадку. Если врач разрешит.

— Скажите, а Джереми Браун здесь?

В голове сразу пронеслись идеи, о ком она спрашивает. Отец? Парень? Может, просто друг? Я слышала, что те, кто пережил Подесту, становились друзьями навек. Так происходит при каждых военных действиях. Я не могла лажануться и потерять только что приобретенное ко мне доверие. Надо было узнать про этого Джереми.

— Вчера с Подесты прибыло много пострадавших, — ответила я, — они до сих пор прибывают, да и обход начнется только через полчаса. Думаю списки со статусом будут готовы к вечеру.

Черт. Получилось слишком официально. Ни капли доброго слова. Прям протараторила от нервов. Ее это не обрадовало. Еще незнамо сколько часов сидеть и ждать, живы ли твои родные или нет…

— А ты с Подесты? — вдруг спросила я. И ошалела от своих слов.

Какого черта я у нее это спрашиваю? Тем более сейчас? Надо унять свое любопытство. И придумать какую-то отмазку, — надо… эм… узнать… для выписки.

На ее лице ни дрогнуло ни мускула. «Может быть она действительно оттуда?» — подумала я. Поэтому и тяжело говорить. Но тут она сказала.

— Нет, я местная. Из Милвена.

Ухты! Она моя землянка. Ходила по тем же улицам, что я. Может даже в ту же школу. Хоть что-то нас теперь объединяло. Я старая тетка 
с более-менее свежим лицом и недавно подкрашенными корнями волос, и она — молодая лысая девочка с огромными синяками, словно камни, по всему телу. Может они и были от камней? В голове уже воображение нарисовало ужасную картинку.  И я попыталась ее выгнать оттуда. Незаметно.

— А как ты оказалась в Подесте? Это может не мое дело, просто мне мама не разрешала туда ездить. Даже после совершеннолетия.

Попытка очередного любопытства. Вроде удачная. Она спокойно ответила. Даже не раздумывая. Видимо голова не пострадала, если она помнила события такой давности.

— Там был университет, имени Дугласа Бейна. Мы ездили в несколько университетов перед выпуском, чтобы сделать выбор. И поддержать местное образование.

Она подняла глаза. Они были синего цвета с желтыми крапинками в середине. Уставшие, но сияющие. Мне было тяжело смотреть на это детское личико с правым поплывшим глазом. Думаю, она просто хотела спать. Но не могла.

— Никто не планировал поступать туда, — продолжила она, — только те, кому не хватило бы баллов или финансирования. Когда мы ехали туда, там было очень много церквушек. Робби говорил, что там обучают на монашек.

Она рассмеялась. И я вместе с ней.

Солнце выглянуло. В палате стало ярче.

Я услышала знакомые голоса за дверью. Выглянув, заметила толпу врачей, которые направлялись по коридору в нашу сторону. Через пару минут будут у нас. Мне не хотелось прерывать Лав.

— Обход начался, — сказала я, — если врач разрешит, я принесу тебе парацетамол.

— Да, спасибо, — ответила она, — буду вас ждать. И расскажу как оказалась в Подесте.

Моему счастью не было предела. И я пыталась не выдавать себя.

Не получилось. Предвкушая следующую встречу, я столкнулась в коридоре с каким-то врачом и, даже не извинившись, быстро пошла в сестринскую. Надо было подготовиться к разговору с Лав. Прочитать про эту Подесту, узнать про то, что там недавно случилось. Не хотелось показаться безответственной медсестрой, с которой даже кофе нельзя попить и нормально пообщаться.

У меня было где-то полчаса. Я села за наш старый стационарный компьютер и вбила в Google: «Подеста, Северный Береллин».

Глава 2. Подающая надежды Подеста.

Я готовилась к разговору с Лав как к семинару. Сразу вспомнились годы в медицинской школе. Если бы я пошла дальше, то смогла бы стать врачом. Но не пошла. Образование стало дороже. И теперь я развлекаю себя сплетнями из другого города, в который вряд ли когда-то попаду.

В интернете не было конкретной информации о том, что тогда происходило. Новости были такими же, как и всегда: грабежи, мародерство, пожары. Но среди них выделялся взрыв на западе Подесты, ближе к границе. Пишут, что именно тогда всех людей начали эвакуировать. Местные власти подразумевают подрыв.

Правда вот только с какой стороны…

И пока я искала об этом информацию, врачи как раз вышли из палаты Лав. Они там пробыли подольше, чем всегда. Как правило, на одного пациента уходит не больше пяти минут. А они пробыли у нее где-то полчаса. Этот факт лишь подогревал во мне желание вернуться к ней в палату. Как можно скорее! Но как только я встала из-за стола и направилась к двери, в сестринскую вошла Нэнси вместе с другими медсестрами.

— О, Хатти, ты уже здесь! Супер, тогда можем начать собрание. Оно недолгое. Пятиминутка!  

Нэнси всегда так говорит. И всегда ее пятиминутки превращаются в часовые разговоры. Которые точно кончались сплетнями о пациентах. У меня не было на это времени и я спросила у нее, не могу ли вернуться к своей тяжелой пациентке.

— Она не такая уж и больная как остальные, Дора, — ответила она, — поэтому я и решила вас всех здесь собрать. Пока есть время.

Под ложечкой засосало. Неужели она решила переправить нас в другое отделение? А сюда прислать кого-то поопытнее? На моей памяти, у нас не было подобных больных до этого дня. Даже я не была уверена, справлюсь ли с одной Лав.

Я села в кресло, рядом с дверью. Чтобы, как только у них закончится конструктивный разговор, я тут же отпросилась к пациентке. У остальных медсестер видимо не было таких же интересных случаев. Или им было просто до лампочки. Многие из них все еще клевали носом.

— Девочки, — начала Нэнси, встав напротив нас, — к нам поступили тяжелые пациенты. И под тяжелыми я имею ввиду тех, кто пострадал физически и психологически! Они только что прибыли с поля боя. Считайте как с войны.

Эти фразы старшей медсестры чутка взбодрили всех присутствующих. И теперь, по крайней мере, ни я одна сидела, навострив уши.

— Я была в Подесте несколько раз и в один из них, к сожалению, застала подобное зрелище. Эти чудовища с юга решили разграбить детский дом. Детский дом! Как будто там было что взять…

Я видела, как Нэнси, уставившись в одну точку, прокручивала эти события снова и снова в своей голове. Видела ее испуганный взгляд. То, что она один раз там увидела, до сих пор откликалось у нее в душе.

Что же тогда творилось в душе Лав? Я и вообразить не могла.

— В общем, будьте с ними полегче, — заканчивала она, — и очень аккуратно. Любое движение согласуйте со мной. Или с их лечащими врачами. Они знают, что и как делать лучше нас. Мы лишь помогаем.

«Мы лишь помогаем». Эту фразу стоило бы повесить на стены всех стоек с медсестрами. Ведь это было наше кредо. Как бы мы не старались помочь своим пациентам, брать такую же ответственность, как их лечащие врачи, ни в коем случае не могли. Это и радовало, и огорчало одновременно. Мы не были виновны в их смерти, хоть и понимали, что должны были сделать больше. Даже невозможное.

Дождавшись, когда рядом сидевшая со мной медсестра начнет расспрашивать о тех страшных событиях, я потихоньку ускользнула из сестринской. Надеюсь, что Нэнси лишь поблагодарит меня за это. Ведь я стараюсь ради Лав.

Зайдя снова в палату, я застала девочку в добром здравии. Видимо врачи неслабо так пробудили ее своими расспросами и осмотром. Но увидев меня, она удивилась.

— Мисс Хатти! Я и не думала, что вы так скоро вернетесь.

— Пандора. Зови меня так. И ты не поверишь, но я ждала их ухода у твоей палаты, как собачка хозяина.

Она рассмеялась. Залилась таким звонким смехом, каким позволяют себе заливаться только дети. Даже сама не ожидала от себя такого и на мгновенье остановилась. А потом снова рассмеялась. И пригласила меня присесть.

— Ну что, Пандора, начнем.

…

Мы собрались возле школы рано утром. До Подесты из Милвена ехать около пяти часов, но нас почему-то ждали уже к двенадцати. Учитель, который ехал с нами как сопровождающий, рассказывал по дороге, что это из-за военного режима: люди привыкли рано вставать и рано ложиться. Хотя сам военный режим они отрицали. Это было видно сразу при подъезде к городу: вывески о строительстве новых и дешевых домов, приглашение на симфонический концерт местной труппы и очень много объявлений об очередной мессе. Молились здесь люди чаще, чем дышали. И для нас тогда это было забавно.

— Город можно спокойно переименовать в “Монашка-ленд”, — пошутил мой одноклассник Робби Салливан, сидящий сзади в автобусе.

Мелоди Бин, его девушка и моя лучшая подруга, покатилась со смеху от шутки. Я лишь усмехнулась и крепче сжала руку своего парня, Джереми Брауна. Он сидел рядом и лишь закатил глаза от очередной выходки друга детства, покачав головой.

— А тебе бы не помешало съездить туда на каникулы, — поддержал разговор он.

Ближайший час они продолжали подкалывать друг друга, пока я упорно строчила смс своему отцу. Со стороны могло показаться, что я надоедаю как фанатка какому-нибудь Крису Мартину[1], так как за год ни одной ответной смс не поступило. Но это было нормально — папа не был многословным. Он не любит всякие гаджеты и признает только телевизор после работы. Джереми как-то даже предложил создать специальное приложение, которое будет, как будильник, ему напоминать “Позвони дочери”, “Спроси как у нее дела”, “Пригласи ее парня на футбольный матч”. Ведь, больше телевизора, папа любит только свою машину.

Джереми вообще гений. Мы познакомились, когда он помог мне сдать тест по математике. Он очень умный. Если что-то у меня сломается, я, как ни странно, прошу починить не отца, а именно его. Или отца Джереми — тот еще умнее. В общем, с ним мне жутко повезло.

Когда жаркий спор парней перешел все границы, Джереми поменялся местами с Мелоди. Та, прихватив с собой термос, весело плюхнулась ко мне.

— Они ведут себя как дети, — пожаловалась она, — Робби сначала шутил над нашим соседом, который заснул сзади, до момента с этой вывеской церкви. Ну а потом ты знаешь, что бывает, если сделать Джереми плюс Робби — получится взрывоопасная смесь.

Мы рассмеялись. До сих пор помню ее заразительный смех, который был похож на умирающую свинку. Впереди нас тогда тоже кто-то рассмеялся. Но Мелоди уже было все равно. Это она в младших классах комплексовала. А как встретила Робби, поняла, что ее смех еще куда не шло.

Мы с Мелоди начали дружить еще задолго до того, как начали заводить парней. Даже еще до школы. Притом она не была моей соседкой. Приехала в один летний день из Шотландии и обосновалась тут с семьей. Я прекрасно помню, как в первом классе все дразнили ее за явный акцент. Хотя те несколько лет, за которые мы успели подружиться до школы, я сама его не замечала. Поначалу она жутко стеснялась, но потом мама купила ей собаку. Я не разбираюсь в породах и даже не помню названия, но она была большой. И полугода не потребовалось, как Мелоди натренировала ее. В том числе и против своих обидчиков. Так и началась ее вечная любовь к животным. Особенно к собакам.

— Это несправедливо, — продолжила она, — на всем континенте всего пять или шесть программ по ветеринарии. Две из них требуют первоначальный диплом терапевта, хотя я не собираюсь лечить людей. Мол, вы должны уметь оказывать первую помощь всем сразу. Пустая трата времени! Тысячи бродячих собак ежемесячно истребляют в Южном Береллине!

Обычному человеку давно бы наскучил этот разговор — слишком фанатично она рассказывала о своих стремлениях спасти всех животных. Но в этом был свой шарм. Особенно, если взглянуть в ее, в тот момент, сверкающие глаза. Все как в детских сказках: как будто звезды всей вселенной решили взорваться именно в ее зеленой радужке.

Водитель начал снижать скорость. Мы пересекли первый лежачий полицейский. Второй. А это означало лишь одно — мы прибываем в город. На удивление, там не было пограничных постов, как нам привыкли рассказывать взрослые. Никто не обдирает тебя и даже не спрашивает паспорта. Подеста выглядел как славный сельский город, радушно приветствовавший всех приезжих и проезжавших мимо.

Нам предстояла длительная прогулка по университету Дугласа Бейна. Он включал в себя несколько институтов и даже одну медицинскую школу. Это было идеальное пристанище для тех, кто не имел средств или возможностей поступить в местный Милвенский, городской или заграничный университет. Когда я начала готовиться к экзаменам, думала, что туда мне и дорога. У меня был хлипкий статус хорошистки, который подкреплялся стараниями Мелоди и Джереми. На Робби рассчитывать было бесполезно — он учился еще хуже. Но к концу семестра учителя сказали, что у меня все шансы поступить в университет в Милвене, куда и собирались все мои друзья.

Поэтому эта поездка была скорее ознакомительной, мол “Посмотрите какой университет появился в процветающий Подесте! Да, у нас часто происходят стычки с соседней страной, но мы не останавливаемся в развитии!”.

Подеста, словно жирный осьминог, притягивала к себе безнадежных студентов со всего континента. Были даже те, кто успел поступить туда из-за границы. Но в основном студентами были ребята из Южного Береллина. И в этом я убедилась сразу.

Как только мы начали парковаться на университетской стоянке, я увидела толпу протестующих у церкви.  Не было видно, что написано на плакатах, но среди ребят была в основном молодежь.

— Бастуют за новую Библию, — сказал учитель, заметив мое недоумение, — вроде за ту версию, где точно указано про права ЛГБТ-меньшинств.

Это было удивительно. Подеста не казался настолько современным городом. Поговаривали, что тут даже не ловит WI-FI. Поэтому некоторые из моего класса взяли с собой модемы и прочие гаджеты, как будто отправлялись в пустыню.

Мы все вяло вышли из автобуса. Был солнечный день, поэтому мы, как вампиры, попрятались в свои толстовки и прошипели что-то про проклятый город. Были бы рядом монашки, они бы побросали в нас крестами. Учитель пытался нас собрать вместе, но некоторые уже искали глазами местные бары или торговые центры. Вокруг были лишь поля с церквушками и мини-магазинами. И только перед нами возвышался величественный, как ему хотелось казаться, университет.

Двор выглядел как в больнице — чистым и стерильным. Было даже жаль на него наступать грязными ботинками, но кости после многочасовой поездки надо было размять. Во дворе здания вальяжно сидели студенты. До того момента, как мы приехали. Увидев автобус, они тут же встали. Даже побросали свои книжки. Один парень, уставившись на нас, даже споткнулся об куст каких-то больших ягод. Красных таких, как грейпфрут.

Мы даже не успели осмотреться — впереди уже шла еще толпа радостно приветствующих студентов во главе с ректором, как можно было догадаться.

— Мистер Паркер, — поприветствовал он нашего учителя, — рад Вас видеть! И Ваших учеников, конечно же. Наших будущих студентов!

Ребята, стоящие сзади него, рассматривали нас, будто мы прибыли из другого мира. Хотя внешне мы ничем не отличались. Но что-то их в нас привлекало. Наверное, веяло адекватностью.

— Господа, — обратился ректор и к нам, — пройдемте внутрь. Понимаю, погода сегодня славная, но нам предстоит еще многое вам показать!

Я отвлеклась от всеобщей дружелюбной атмосфере и уткнулась в телефон. Схватила Джереми за руку, пока мы шли, чтоб не споткнуться по дороге. Помню, тогда должен был выйти ремейк диснеевского мультфильма «Красавица и чудовище» с Эммой Уотсон[2]. Мы хотели пойти на него с Мелоди вместе. Она всегда говорила, что я похожа на Белль[3], а она сама — на Аврору[4]. Парни все равно бы не пошли, скорее бы потащили нас на какой-нибудь боевик. Вряд ли в городе был кинотеатр, чтобы свалить с экскурсии.

Сама того не замечая, я вновь оказалась в переписке с отцом — ответа не было. Глубоко в душе я верила, что он хотя бы прочитал. Где-то между утренним походом в магазин и просмотром повтора вчерашнего матча.

Внутри университета все тоже выглядело славно. Они не успели достроить статуи святых, но выглядели они не хуже, чем в музеях. Все присутствующие в холле разом обернулись на нас. Многие стояли рядом со своими столами, где рассказывали про учебные планы, студенческие клубы и все остальное. Буклеты выглядели уже изношенными. В связи с этим я сделала вывод, что их часто посещали студенты, но чтобы из столицы — это было редкостью.

Мы встали у постамента посередине. На нем был изображен какой-то мужчина. Видимо это был сам Дуглас Бейн. Он выглядел совсем не таким, как мы привыкли видеть основателя — суровым, но мудрым. Он был скорее милым, даже немножко веселым, насколько у них получилось изобразить на нем улыбку. Но это должно было вселять оптимизм. Ректор долго рассказывал нам о нем, хотя я не помню даже когда он жил, потому что Робби Салливан в этот момент начал показывать нам настоящие местные достопримечательности: какой-то студенческий паб неподалеку, кафе и улочку с магазинами. Он быстро захватил внимание всех вокруг, кто одновременно изображал из себя воспитанного и уставшего от местного колорита.

Я же осматривала все вокруг. Особенно студентов, среди которых было, на мой взгляд, много красивых девушек. Достав из кармана мини-зеркальце, я тут же начала проверять: не поплыл ли у меня макияж? Не нужно ли подвести брови? Всегда так делала, когда на горизонте была очередная красотка. И особенно обращала внимание тогда на Джереми. Который, к счастью, не спускал с меня глаз.

Я не знаю, что меня точно во мне же не устраивало. Вроде выглядела как все: русые волосы, рост меньше среднего, полноватая фигура. Конечно, по сравнению с моими одноклассницами, я была похожа на семиклассницу, чем на выпускницу. Но Джереми говорил, что в этом был мой особый шарм. А я ему не верила.

Как только речь закончилась, нам дали где-то час на осмотр территории. Мистер Паркер просил не выходить за территорию университета, поэтому выбора было мало.

— Смотри! — вскрикнула Мелоди, — у них есть волонтерский центр по уходу за животными!

Она потянула меня вперед, к столу с сидящей девушкой. Та, заметив нас, сразу же подскочила с места и схватила брошюру. Я помню, что она пустила в оборот все козыри: от фото несчастно выглядящих котят, которых недавно подобрали, до раненных собачек. Растопить сердце Мелоди не составило труда.

Я не хотела от нее далеко отходить, поэтому искала глазами то, что могло заинтересовать меня. И нашла. Но не соседний стол с приличными программами обучения, а потасовку на улице.

Я помню, как у меня впервые чуть не остановилось сердце, по телу пробежала дрожь, а лицо онемело. Видел бы меня кто-то в тот момент, непременно бы сказал, что еще и губы побледнели.

Я боялась драк. Когда они случались у соседей или даже по телевизору. Вставала в ступор каждый раз, когда папа случайно перематывал каналы и попадал на бокс. Врачи в детстве говорили, что это детская травма, мол, когда-то увидела, как кто-то дерется и сильно испугалась. Но, как это часто бывает с нашим мозгом, я ничего не помнила. Из воспоминаний были лишь приятные моменты. Такие, как знакомство с Мелоди.

Я поспешила отвернуться. За тот миг, который, как казалось, длился вечность, я увидела молодых ребят, которые били друг друга. Один ударил второго по лицу, тогда как третий бил ногами по животу четвертого. Зрелище было не из приятных и я помню, что тогда поразилась — почему их никто не разнимал? Это было совсем рядом с университетом и вряд ли кто-то из взрослых допустил бы такой позор. Пытаясь не поворачиваться обратно к окну, я надеялась, что их уже разняли и крики не донесутся до моих ушей.

Слава богам, тогда мое внимание как раз захватил подошедший Робби. Он размахивал какими-то листовками и рассказывал о своем великом будущем в святом городе. Мелоди отмахивалась от него, боясь прослушать все, что говорила девушка за столом. Вдалеке я увидела Джереми: около него успело произойти столпотворение студентов. Хорошо, что не только девушек. Видимо, он рассказывал им о своих перспективах, которые студентам не светили, но очень воодушевляли. Все остальные одноклассники либо слонялись, как и я, в поисках хотя бы удобной скамейки, чтобы убить время, либо действительно интересной программы.

Я не знала куда буду поступать. Да, даже в марте. Как я уже говорила, я не была одаренной или чем-то увлеченной. Все как будто текло мимо меня. Для черлидерши была слишком низкой: туда брали с ростом от 170 сантиметров, а я со своими 155 могла им только помпоны подавать. Робототехника или какой-нибудь специфический кружок, типа общества ботаников, были рассчитаны на стипендию и не принимали всех без разбору. Еще был типичный студенческий совет, в тот год они даже переизбрали президента класса. Но я не считала себя лидером, скорее ведомым.

Первое время, когда мы начали встречаться с Джереми, меня даже называли цеплялой: каждый раз, видевшись с ним, я висла на его тяжелой и большой руке, как правило правой, и прижималась к телу, словно пряталась от всех вокруг. Со спины могло казаться, что мы брать и сестра. Причем с большой разницей в возрасте. Настолько это всех умиляло.

И так, раздумывая о своем будущем, я пропустила момент, когда мистер Паркер начал собирать всех на обед. Опомнилась, когда ко мне уже подошел Джереми, дал мне свою правую руку, на которой я повисла, и повел меня в кафетерий.

Глава 3. Чабреца побольше, пожалуйста.

Кафетерий был небольшой, все столики в основном стояли около окон или в углах. Посередине был большой стол, но туда никто, кроме педагогического состава, сесть не решился. Мы надеялись попробовать местные блюда, но готовили там также, как и в нашей школе.

— В такую погоду могли бы догадаться подавать лимонад, — сказал Джереми, подавая мне чай, — чабреца достаточно, Лав?

— Побольше, пожалуйста, — попросила я. Что-то внутри меня уже тогда подсказывало, что стоило бы запастись успокоительными.

— Кто-то уже собрался сюда поступать? — спросил Робби, — я видел несколько программ по социологии, лингвистике, философии… А, кстати, чувак, тут даже есть местная футбольная команда! — обратился он к Джереми.

— Не, спасибо. Мне вот-вот должен прийти ответ от нашего вуза. Я подал на информатику и, на всякий случай, кибернетику. База у них одна и та же.

— Глянь сейчас, — сказала Мелоди, — вдруг кто-то из них уже принял тебя.

— Ты сумела словить местный WI-FI?

— Тише, чувак, — вмешался Робби, — а то они решат, что ты собрался установить здесь радиоактивную бомбу. WI-FI же вызывает рак мозга!

Все посмеялись. Джереми уставился в телефон, не забыв взять меня за руку. Я коснулась своей чашки — она была еще горячей. Ребята же пили какую-то газировку.

— Я бы поступила сюда, — начала Мелоди, — у них интересная программа по ветеринарии. Студенты не только держат у себя брошенных щенят и котят, но и активно пристраивают. Даже ездят в другие города!

— Боже, солнышко, нет! — проныл Робби, — я не отпущу тебя в Подесту. Не то буду ждать секса только после брака!

— Ты сам то куда-нибудь пристроишься? — толкнула его в бок подруга, а после скрестила руки.

— Не переживай. Мне тут недавно химик подсказал о стипендии для малоимущих. Соединю ее со стипендией для детей из многодетных семей и выбью себе какую-нибудь программу. Типа “Философии в современном мире” или “Латынь среди поколения YouTube” …

— МЕНЯ ПРИНЯЛИ! — вскрикнул Джереми. Я помню, он аж подпрыгнул. И на него посмотрели все сидящие в кафетерии.

— В Милвен? — спросила я, — На кибернетику? Или даже на информатику? А стипендия полная? Боже, надо скорее определиться и мне с программой. И тебе Мелоди, ни в какую Подесту ты не поедешь! Особенно, если Робби хоть куда-то возьмут.

— Нет, Лав, не в Милвен, — перебил меня Джереми, — я подавал заявление в несколько вузов. В том числе и в иностранные. Ребята, меня приняли на разработку игр в университет Брайтона!

— Подожди, — прервала его Мелоди, — Брайтон…Брайтон… это же в Англии, верно?

— Да, верно! — подтвердил Джереми! МЕНЯ ПРИНЯЛИ В ВЕЛИКОБРИТАНИЮ!

Радовался тогда он один. Мы трое будто слились со всеми остальными в комнате — завидовали и ненавидели его одновременно. Он нас бросает, у него одного теперь есть будущее. Надежда на счастливое и стабильное финансовое будущее. Не то, чтобы Милвен был плох, но Брайтон же куда круче. Наш остров же просто какая-то бывшая колония, когда Великобритания — целая империя завоевателей. И круг возможностей у них куда шире.

Я уже тогда представила себе Джереми в Англии. Как он гуляет после пар в костюме тройка с тростью и отправляет мне фотки местных достопримечательностей. И местных девушек…

Меня будто молнией ударило – а будем ли мы еще тогда встречаться? Ведь отношений на расстоянии у меня никогда не было, но как я слышала – это чертовски сложно. Многие пары расстаются после школы, потому что их колледжи находятся слишком далеко друг от друга. А нас теперь будет разделять ирландское море.  

Мы так и сидели молча, никак не реагируя на эту новость, пока Джереми сам не заговорил.

— Ребята, вы чего? Это же так круто! Давайте отметим, когда вернемся домой!

— Круто, да, — сказал Робби, — только одному тебе. Из нас четверых только ты имел возможность поступить на любую специальность Милвенского университета. Но нет, тебе захотелось большего! И ты сейчас сидишь и рассказываешь нам о том, что мы, в отличии от тебя, никогда не получим. Черт, да тут некоторым из нас даже колледж не светит!

Не знаю, кого имел тогда в виду Робби, себя или меня… Это было грубо, но правдиво. То, о чем мы давно и так думали, но не решались сказать Джереми. Мы всегда знали, что у кого-кого, а у нашего друга проблем с поступлением не будет, так как не было проблем с учебой в школе. Поэтому и рассчитывали, что если не поступим в местный университет, то будем просто кататься к нему на выходных. Но он нам никогда
не рассказывал о своей мечте уехать. Не то, чтобы мы об этом не мечтали, просто не видели возможностей. А тут такое… В общем Робби тогда не выдержал и выразил все наши эмоции в одиночку.

— В этом я виноват? — возразил Джереми, — виноват в том, что ты прогуливал занятия, начиная с третьего класса? А? А с пятого начал зависать в мастерской?

— Не зависать, чувак, а работать. У меня, в отличие от тебя, есть обязанности с рождения. На мне сестры и брат, а донашивать одежду мне не за кем! Не всем так повезло, как тебе.

Я смотрела в свою кружку с чаем, пытаясь найти в ней что-то более интересное, чем ссору между парнями. Меня этот разговор нервировал. С одной стороны, мне жутко хотел поддержать Джереми и искренне порадоваться за него. Но с другой, я была согласна с Робби. Даже больше того, я его понимала. Не то, чтобы у меня была такая же тяжелая ситуация с поступлением, но учеба в Англии точно не светила. Как видимо и дальнейшее будущее с Джереми.

— Да я мог так же все просрать как и ты! – начал закипать уже он, — Но только также впахивал с рождения, чтобы вот так вот сесть с друзьями и рассказать какой я молодец. И чтобы они за меня порадовались!

— Ну так мы рады, — вскрикнул Робби, поднимаясь из-за стола, — рады, что наконец-то избавимся от такого хвастливого и эгоистичного друга, как ты!

Джереми уже тоже был готов встать из-за стола и даже кинуться на Робби, как вдруг его остановила сирена. Остановила нас всех. Она промчалась гулом по всему кафетерию, эхом отдалась в коридорах.

— Это во всем университете? — спросил громко мистер Паркер.

— Нет, — ответил ректор, — это во всем городе.

…

— Это было объявление войны? Во всей Подесте? Так внезапно?

Я доставала ее своими вопросами, как маленький ребенок, донимающий маму, почему небо голубое. Ей не было дискомфортно: она наоборот только разошлась, как только к нам в палату постучались.

— Мисс Трейнор, здравствуйте.

Это был доктор Дьюитт, местный психотерапевт. Я и забыла о том, что он должен был прийти.

— Мисс Хатти, я мог бы попросить вас выйти? Разговор конфиденциальный.

Я тут же встала с кресла, пододвигая его к врачу. Лав должно было стать легче после такого визита. Может она меня вообще пошлет со своей историей, чтобы я не мешала терапии.

Я надеялась на обратный исход.

Как только дверь за мной закрылась, я пошла к Нэнси. Она не дала мне новой работы и сказала, что пока могу спокойно пойти на обед. С утра я не взяла с собой ни единого контейнера из дома, поэтому спустилась в местную столовку. Надеялась, что там будет что-то повкуснее той овсянки, которую давали этим утром пациентам. Повара готовили для нас и них общие блюда, может хоть на обед будет что-то приличное?

На часах я засекла время: 15:14, как я вышла от Лав. Если через час меня не позовут обратно, я пойду сама. Уж лучше наверняка знать, что меня отстранили, чем сидеть на пороховой бочке и догадываться: облажалась ты в очередной раз или нет?

Надеюсь, что нет.

Глава 4. «Саузен Пауэр», дамы и господа!

Остаток моего дня прошел менее интересно, чем его начало. Я так и не попала снова к Лав. Сначала у нее долго просидел психотерапевт, потом снова побывал лечащий врач. А потом Нэнси попросила другую медсестру дать ей таблетки и поставить капельницу, а меня отправила убирать перевязочную. Я надеялась, что смогу заглянуть к ней хотя бы вечером, перед концом рабочего дня. Но она спала. У меня даже не появилось мысли будить Лав: она впервые высыпается за столько времени. Поэтому, предзнаменуя интересный вечер в компании сериала и еды на вынос, поехала домой.

Уже подходя к больнице на следующий день, я думала, что меня, возможно, от нее отстранили. Наверное Лав рассказала кому-то о моих допросах и врачи посчитали, что сейчас это ей только навредит. Подозрения усилились, когда сразу же после охранного пункта я наткнулась на того самого психотерапевта, который вчера к ней приходил.

— Мисс Хатти, доброе утро, — радостно поприветствовал меня мистер Дьюитт, — как ваши дела?

Я не была уверена, что он меня спрашивал искренне. Возможно проверяет мое психическое состояние и решает: отправить домой или навсегда из этой больницы. Увидев мое смущение, он поспешил ретироваться.

— Вы не переживаете, я к вам совсем не по вашей истории болезни, — рассмеялся он, — дело в вашей пациентке — Лав Трейнор.

— Моей? — переспросила я, — но ведь ее отдали вчера другой медсестре…

— О, вы так решили? Прошу прощения, что ввели вас в заблуждение. Отнюдь, сестра Нэнси закрепила ее за вами до выписки. Мы просто решили подменить вас перед тем, как предложить подработку.

— Какую еще подработку?

Врач встал слева, положил руку мне на спину и повел вперед по коридору.

— Видите ли, — начал он, — по результатам наших тестов с мисс Трейнор, мы выявили у нее тяжелое посттравматическое расстройство. Это не удивительно конечно, учитывая где она побывала, у нас теперь пол больницы с таким диагнозом лежит. Но у вашей пациентки есть особенность — она ни с кем не разговаривает. Ни с кем, с кроме вас.

Мистер Дьюитт остановился и начал пристально смотреть на меня. Будто гипнотизировать. Стало не по себе. Я была готова согласиться в этот момент на все, что он предложит, лишь бы поскорее закончить этот диалог.

— Она рассказала мне о вашем вчерашнем разговоре. О том, как Вы начали говорить о дне, когда все началось. Мисс Хатти, я хотел бы попросить вас разговаривать с Лав Трейнор как можно чаще. Насколько позволяет ее состояние, конечно же.

— Разговаривать? — переспросила я, — но как? Я же не вы, я не знаю…

— А у вас это и так здорово получается. Ее лечащий врач рассказал мне, что вчера, во время утреннего обхода, прервал как раз ваш диалог, который показался ему очень бодрым. На его же вопросы пациентка отвечала быстро и коротко. Как будто хотела, чтобы вы вернулись.

Я стояла в ступоре до тех пор, пока он снова не заговорил. Даже не знала, что ответить. С одной стороны мне было интересно общаться с Лав. Но не нанесу ли я ей вред?

Мистер Дьюитт проводил меня прямо до ее палаты, пока я была в своих размышлениях. Наверное боялся, что я передумаю на полпути. Но я лишь проговаривала внутри себя те вопросы, которые буду ей задавать. И ее ответы. И мои ответы на ее ответы.

В общем я опомнилась только когда вошла в палату и увидела Лав. Она мне слегка улыбнулась. Улыбался ей и рядом стоящий психотерапевт, только шире и наиграннее. Удостоверившись, что я не собираюсь от нее сбегать, он тут же попрощался с нами и закрыл за собой дверь.

— Как ты, Лав? — спросила я.

Мне показалось, что начинать с порога расспрашивать ее будет некрасиво, поэтому включила все свое воспитание.

— Хорошо, — ответила она, — на завтрак была запеканка. Я не особо люблю молочку, но эта была очень даже вкусной.

Неплохо! Контакт все еще есть. Я снова нашла то единственное кресло, которое стояло в углу палаты, и пододвинула его поближе к девушке. Остальные видимо боялись настолько близко к ней подсаживаться. Но теперь оно будет стоять тут чаще. Я надеюсь.

— Ни в коем случае не бери здесь макароны, — поддержала разговор я, — местная повариха совсем не умеет ее готовить. Вчера убедилась. А еще кофе у нее отвратительный! Особенно капучино. Прямо с пенкой!

— Фу, — отреагировала она, — мерзость!

Мы рассмеялись. Отличное начало дня. Надо сделать заготовки на каждое утро. Чтобы день у Лав начинался с улыбки.

Но разговор сразу же зашел в тупик. Она посмотрела на меня понимающе. Под глазами уже потихоньку начали сходить синяки. Да и лицо выглядело намного свежее.

— Я помню мы остановились на моменте начала сирены в городе, так?

…

Мы все стояли оцепеневшие. Не знали что делать. Сирена была прям как из фильмов. Даже скорее из ужастиков.

— Спокойно, — сказал ректор университета, — спокойно, друзья мои и гости! Это не учебная тревога, но и волноваться не стоит! Это наши местные ребята бунтуют. “Саузен Пауэр” себя называют. Видимо опять им расписание пар не понравилось или что-то в этом духе. Давайте, пока они не прекратили, устроим экскурсию внутри университета. Он у нас, конечно, пока небольшой, но к тому времени, как весь его пройдем, они закончат! Обещаю!

Мистер Паркер собрал нас вокруг себя, в то время как преподаватели собирали своих студентов. Ректор ходил между ними и что-то говорил. Я крепче сжала руку Джереми, чтобы не только видеть, что он рядом, но и чувствовать.

Мы начали экскурсию с кафетерия. Потом прошли в их длинный коридор, по бокам которого были кабинеты. На стенах висели картины, которые, по всей видимости, рисовали сами студенты. Все это напоминало скорее начальную школу, чем университет.

— Как думаете, мы сегодня вернемся домой?

Робби подошел к нам невзначай, обронил свою шутку. Как будто ссоры, случившейся совсем недавно между ним и Джереми, не было. Но думать о таких мелочах в такой момент было глупо. Поэтому он также, шутливо, отреагировал.

— А ты что, надеешься успеть на субботний кружок?

Робби толкнул его спину, отчего пошатнулась слегла и я. Он часто так делал, забывая, что я нахожусь рядом с Джереми. И я, между прочим, маленького роста. Мелоди лишь в очередной раз цокнула и закатила глаза.  

Мы медленно шли за ректором и его толпой студентов. Сирена со временем стала звенеть тише, а потом и вовсе притихла. Мы считали минуты до того, как все это закончится. Предстоял долгий путь домой, было уже два часа дня. Еще час на последний обход в поисках буклетов и общения со студентами, и около трех часов на ознакомительную прогулку по городу.

Я помню, что радовалась, что это была суббота. Я даже тогда все-таки договорилась с Мелоди сходить на следующий день в кино, забронировав места по телефону, пока мы ходили. После кино я бы пошла на ночевку к Джереми, а в понедельник мы бы пошли в школу вместе. Точнее поехали, на его крутой машине. Я точно в марках не разбираюсь, но это был какой-то джип, на сиденье которого мне, прям как маленькому ребенку, приходилось забираться прямо как на дерево. Джереми с этого постоянно смеялся. А потом помогал сесть.

Наконец-то мы спустились в холл. Мистер Паркер сказал, чтобы все желающие пообщаться еще со студентами и преподавателями оставались в холле, а все остальные прошли с ним во двор. Мелоди не успела договорить с той девушкой из волонтерского клуба и потащила нас к стойке. Знаешь, именно она тогда нас и спасла.

Мы стояли справа от входа, когда в только что открывшиеся двери здания влетело что-то типа бомбы, распылившей огромное облако газа. Оно дошло даже до нас, хотя мы стояли уже около лестницы, отбежав от колон во время взрыва. Все вдруг резко начали кашлять. Некоторые даже стали искать стены в этом дыме, чтобы облокотиться. Другие — уже лежали на полу. Я помню, что пыталась рассмотреть кого-то или что-то впереди. Джереми, Мелоди и Робби стояли возле меня, прикрывая воротником футболок свой рот. Послышались крики. В основном почему-то девочек. В дверях еще стояло большое облако дыма, когда из него, как из клипа MTV[5], вышла толпа людей в черных спортивных костюмах.

— «Саузен Пауэр», дамы и господа!

Эту фразу крикнул один их них. Тот, что стоял посередине. И мне показалось, что он был крупнее остальных своих ребят. Они все стояли в масках, которые защищали от дыма. Эти же маски предавали им суровый вид. Знаешь, каких-то воров, которые резко врываются в банк и просят наличку. Но что было просить у университета?

— Прошу прощения, что ворвались к вам в такой важный день. По всей Подесте прошлась новость, что к нам приехали из современного Милвена. На челядь посмотреть, так сказать. Ха-ха! Но это вы себя такими считаете. О да, вы всегда так о себе думали! Северяне любят Милвен за исторические достопримечательности и прогрессивность, Гостер за пляжи и фестивали, Альяверти за виды и сраный миндаль. А Подеста? Чем знаменита Подеста? Хреновой инфраструктурой? Сельским хозяйством? Религией, которую впихивают детям без разбора? Ха, да вы то сами в Бога то верите? А? Сможете мне назвать все заповеди? Я-то уж точно одну назову. Главную — “Не отнимай у ближнего своего то, что ему принадлежит по праву!”.

С этой речью прозвучал и выстрел вверх. Парень попал ровно в люстру, в холле стало еще темнее, чем было. Все, кто стоял рядом с ним, сделали тоже самое. Только они целились. Казалось даже, что иногда в нас. Облако газа постепенно испарялось из-за распахнутых дверей на улицу. Теперь в проеме было видно лишь поднявшуюся пыль.

— Встали все в шеренгу, — продолжил парень, — ЖИВО!

Среди всех нас началась паника. Она продолжалась еще после недавней бомбежки и усиливалась с каждым словом, что говорили те ребята. Некоторые не сразу очухались. Хуже всего было тем, кто кашлял и чуть ли не терял сознание, опираясь о рядом стоящие столы и стулья. Их в конце построения толкнули в сторону шеренги специально. Лежащих же подвинули. Пиная ногами, как мячик.

— А вас не так много, как я думал, — снова начал тот парень, когда мы встали напротив его команды в одну линию, — видимо кто-то из Милвена все-таки додумался не ехать сюда. Не мешать нам, так сказать. По правде говоря, мы и не планировали вас здесь сегодня встретить. Нам нужны только жители Подесты. Но, раз уж среди нас Милвенцы, не лишать же их шанса помочь нам, не так ли?

Он расхаживал туда-сюда словно Джек Воробей из Пиратов Карибского моря[6]. Сзади стоящие парни с пушками вселяли ему уверенность. А также наши испуганные лица.

— Надеюсь вам не нужно говорить в чем соль нашего конфликта? А? Между Северным и Южным Береллином? Черт, да это вообще должны уже на уроках истории рассказывать! Как отважные южане больше пятидесяти лет борются за свою территорию. Знаете, до войны нам даже Иглтаун принадлежал, не то что Подеста. А теперь и ее лишили… Но я вас уверяю: сегодня-завтра Подеста станет столицей Южного Беррелина. И вы будете приезжать сюда без страха быть ограбленными или убитыми. Конечно, если сегодня выпендриваться не будете. Ха-ха!

Он остановился. Посмеялся где-то с минуту над своей шуткой, а потом одарил нас своим безумным взглядом. Теперь он напоминал Джокера[7].

— О, ребята, а вы действительно можете помочь! Вы же все стараетесь сейчас для своих стипендий, да? Всякие там курсы виолончели или благотворительные организации. А если… если вы совершите поистине полезное дело? Такое, как освобождение города? Прям как в своих стрелялках… ТОЛЬКО В РЕАЛЬНОСТИ! ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ? Это же… не ну вы почувствуете себя героями, я вас уверяю! Я уже себя чувствую. Хотя я ненамного старше вас. Жаль только не имел возможности учиться в таком прекрасном и прогрессивном университете! Ха-ха-ха!

Закончив наконец-то свою речь, он посмотрел нас, ожидая реакции.

— Ну же! Кто хочет побороться за правое дело? Освободить этот страшный город и превратить его в столицу Береллина? Нет, не только Южного. И Северного! ВСЕГО БЕРЕЛЛИНА!

Никто не отозвался. По началу. Солдаты, стоявшие сзади того парня, стали ходить около нас и пихать автоматами в грудь. В основном парней. Кто-то из университета вышел вперед. Лица тех, кто решился это сделать, были запуганные. Видимо в тот момент, выбирая между смертью и жизнью в своеобразной армии, они выбрали последнее. И у меня даже тогда и мысли не возникло их за это винить. Сама я как осиновый лист тряслась, держась за руку Джереми, боясь, что меня оторвут от него. В те секунды хотелось испариться в оставшемся клубе дыма, чтобы никто не смог меня увидеть. Превратиться в пыль.

— Ну что ж, — продолжил тот парень, — не густо, но мы рады и таким переменам! Остальные, что учатся в этой обители зла, смогут в любой момент присоединиться к нам. А вот к нашим гостям у меня особое задание.

Он отошел от группы студентов и подошел ко мне. Я сделала маленький шаг назад и стала смотреть на плечо Джереми. Из-за напряжения его мышцы проступали через свободные рукава футболки. Хотя по лицу я бы и не сказала, что он был напряжен. Скорее сильно сконцентрирован на действиях тех ребят.

— Как-то несправедливо получается, что вы являетесь самым дорогим городом на континенте, не так ли? Думаю ваши родители захотят заняться благотворительностью в наш фонд освобождения города, чтобы их детки поскорее вернулись в золотую клетку.

Он замолчал. Думал, что мы догадаемся. Но мы не догадались. И он резко закричал. Так, что я аж подпрыгнула на месте.

— ЧТО СТОИМ? ДОСТАЕМ ТЕЛЕФОНЫ И ЗВОНИМ МАМЕ И ПАПЕ! Только без ГЛУПОСТЕЙ!

И показал бумажку с номером банковской карты. Все мы достали телефоны и быстро начали списывать. Прямо как в школе с доски, пока не стерли. Ребята стали подходить к нам вплотную. Мои одноклассники дрожащим голосом звонили родителям на громкой связи. Я слышала, как одна мама решила, что это шутка и сбросила звонок. Другим родителям
на том конце провода становилось плохо. Кто-то решился даже позвонить не родителям, а в полицию, за что сразу же был выведен из строя и избит.

— И так будет с каждым, кто считает себя умнее нас, — констатировал факт тот главный парень на фоне моего избитого одноклассника, — мы будем ждать ваших денег до завтрашнего утра.

Попугав еще парочку ребят, они ушли. Закрыли двери университета и чем-то их подперли. Кто-то из студентов после этого решился выбраться из окна, но был сразу же загнан обратно. Видимо кого-то оставили сторожить нас. Как и весь город, потому что я не слышала, как к нам едет какая-то подмога в виде полиции или спасателей. Были ли они вообще в городе? Или также взяты в плен какими-то «Саузен Пауэр»?

Я с Мелоди, Робби и Джереми села у колонны. Не знаю, что было у них в голове в тот момент, мы не разговаривали. Я тогда думала сколько таких захватчиков могло быть в городе в тот момент. А может в Подесту приехали все жители соседней страны? Это меня испугало и порадовало меня одновременно. Подумала, что это все может быстро закончится. И без нашего участия.

— Черт, — выругался Робби, — папа наорал на меня! Мол зачем я вообще поперся в эту Подесту. Как будто это сейчас именно то, что я хочу услышать! Сказал, что пойдет в банк взять очередной кредит. Надеюсь, он не один такой и к утру успеет перевести. А то представляю какие там сейчас очереди. Интересно, Милвен вообще знает, что мы тут? В какой мы заднице? А то нас бы эвакуировать…

Какой-то местный парень, сидевший рядом, усмехнулся. Но на вопрос Робби о том, что он сказал смешного, не ответил. Посмотрел на него, как на умалишенного и махнул рукой.

— Что-то мне подсказывает нас не хватятся, — ответил ему Джереми.

Я пропустила это мимо ушей. Решила, что Джереми испугался. Особенно, когда он спросил все ли со мной в порядке. Я лишь поближе прислонилась к нему и запрятала свое лицо в груди. Мне не хотелось думать о плохом. Просто сидеть в таком положении и ждать, когда нас освободят. Да, я действительно в это верила.

Все в холле также рассосались по парочкам. Некоторые даже по группам. Никто не рискнул оставаться наедине. Девочки, сидевшие за столами с буклетами, достали откуда-то воду и раздали нам.
Она разошлась очень быстро. Я пошуршала в своих карманах и рюкзаке — нашла лишь какой-то батончик, который поделила на четверых. Джереми отказался, кусок в горло не лез. Или же галантно уступил его мне, как самой нервной.

Я посмотрела на учителя. Мистер Паркер сидел рядом с ректором и пытался узнать хоть какую-то информацию. Тот с кислой миной лишь разводил руками на каждый его вопрос. Видимо такое в их заведении было не в первой. Остальные одноклассники расселись возле нас. Помню образовался такой полукруг из тех, кто приехал. Как-то старались держаться вместе. Хоть я слышала то, что кто-то не верил в происходящее. Думал, что нас пугают. И это скоро закончится.

Робби же крепко приобнял Мелоди и поцеловал ее в висок. Подруге к тому моменту уже перевела деньги мама, но она боялась, что транзакция может не пройти. Ее мама не особо шарила в технологиях. Джереми тоже сразу же пришли деньги. Из нас всех он был самый спокойный.

Я же не смогла дозвониться до папы и отправила ему очередную смс. Телефоны у нас не отобрали, но от этого было не легче: интернет не ловил, да и связь была плохой. Выяснить будем ли мы жить можно было только утром, а до этого надо было пережить бессонную ночь.  

Глава 5. Добровольцы по неволе.

Я помню, что заснула, как и все, с трудом. Но где-то часа в два ночи проснулась от того, что перестала чувствовать тепло вокруг. Ведь к вечеру я легла полностью на Джереми. А проснулась уже сидевшей в одиночку у колонны. В ужасе оглянулась вокруг.

Робби спал в обнимку с Мелоди, а Джереми поблизости не было. Было темно и почти тихо. Дым к тому моменту уже пропал, даже при закрытых дверях и окнах. Кто-то всхлипывал рядом, а кто-то даже нахально храпел. Я встала с пола и оглядела холл. Почти все расположились около стен и никто около окон. Наверное боялись, что на них с утра прыгнут те самые ребята из «Саузен Пауэр». Боже, какое тупое название.

Отойдя от своего места, я начала ходить вокруг. Медленно, боясь на кого-то или что-то наступить. На чью-то руку или скрипучий паркет. Почему-то университет в ночное время выглядел более величественным, напоминал музей или старое здание. Хотя и построили его совсем недавно. А может просто отреставрировали. По сравнению с центральным холлом, мы выглядели как маленькие тараканы, которые в панике попрятались по углам и теперь боятся прихода хозяина. Новой атаки.

На некоторых колоннах были брызги крови. Которые отчетливо виднелись даже в темное время. Я старалась на них не смотреть. В холле и так пахло кровью, а еще пылью и чем-то еще. Даже не хотела думать чем. Просто пыталась подавлять в себе панику, которая была заразной.

Наконец-то я увидела силуэт высокого с широкими плечами парня, который сидел спиной ко мне и общался с местными студентами. Подойдя поближе и услышав его голос, я поняла, что это был Джереми. Я подошла к нему настолько тихо, на цыпочках, что он с ребятами не сразу меня заметил.

— Я не знаю, как они называются, — говорил один парень, — по-моему просто контргруппировка. Они же создавались после «Саузен Пауэр». И для того, чтобы им противостоять.

— Да! Они, по-моему, как раз после войны появились, — поддержал его второй парень, — у меня даже дедушка в эту контргруппировку входил. Отец тоже хотел вступить, но дед ему запретил и переехал с семьей на север. Я тоже оттуда, просто там университеты дорогие, вот я и сюда поступил. Родители были недовольны. Ну а что делать?

— Все наши родные успели там побывать! Некоторые отцы учили детей с рождения защищаться, а потом приводили с собой на собрания. Один из ее нынешних членов — сын папиного друга, я с ним пару раз виделся. Он… эм… привет?

Они заметили меня. Резко повернулись в мою сторону. Джереми, увидев меня, сразу же встал.

— Лав, прости, я не хотел тебя напугать. Просто не мог заснуть…

Потом повернулся обратно к ребятам.

— Парни, это Лав, моя девушка. Мы из одной школы.

Они отреагировали спокойно. Даже улыбнулись мне.

— Привет, Лав! Я Чейз, а это Джерри.

— Привет, — ответила я, — а о чем вы говорили?

— О контргруппировке в Подесте, — ответил за них Джереми, — они как раз соперничают здесь с «Саузен Пауэр».

— И могут нас отсюда вытащить, — поддержал его Джерри, — они как раз сейчас и помогают наверное тем, кому это более нужно. Школам там, детским садам. К утру придут за нами.

— Было бы хорошо, если к утру, — сказал Джереми, вспоминая слова того парня.

Я включила экран телефона: ни одной смс. Надеялась, что это из-за плохой связи. Не могла поверить, что отец до сих пор не прочел ее. Или не нашел деньги. Деньги у нас всегда были. Пусть и не столько много, как у Джереми.

— Его зовут Трай Берри. Он с юга, с Гандерста что-ли… примерно нашего возраста. А уже лидер одной из их группировок, — рассказал нам Чейз про того парня, что сыпал угрозами.

— Одной из? – спросил Джереми, — их что, несколько?

— Конечно! Их много. Говорят по всему континенту разбросаны. Просто мы больше знакомы с этой — они чаще в центре Подесты тусуются. В остальных даже есть ребята постарше. Старички этой вечной войны, так сказать.

Чейз и Джерри еще долго рассказывали нам историю этого города. Как они с детства наблюдают за тем, как соседние страны грызутся за это место. Пусть и живут уже в других городах. Даже не могут себя идентифицировать: с северного они Береллина или южного… Мы внимательно с Джереми слушали их. Ведь то, что рассказывали наши родители, сильно отличалось от того, что говорили местные. В какой-то момент к нам присоединились и другие студенты. А также наши проснувшиеся одноклассники.

— А правду говорят, что до войны Подеста принадлежала югу? – спросила моя одноклассница.

— Да, правда. Просто север как-то вырос и решил отхватить себе земли побольше. С этого времени и воюют, — ответил студент.

— Странно… мне мама рассказывала совсем другое. Как в один момент южане, как варвары, решили позариться на наши земли и поубивать всех без разбора. А мы лишь пытаемся отстоять то, что наше по праву, — возразила моя соседка по району.

— Ха, по праву! Да жители Подесты никогда себя не признают севером! Ну только те, что не продались! – рассмеялся один из местных.

— Тш! Хочешь сказать, что ты один из тех? Из «Саузен Пауэр»?

В какой-то момент у них даже начался спор. Политические дебаты. Хоть и из-за уважения к остальным они старались вести себя тихо. Общались они, как мне показалось, до самого утра. Никто не заснул. Кроме меня. Я дремала и тихо посапывала под их шепот, который помогал не сойти с ума. Как телевизор, под который ты засыпаешь. Белый шум. Вместе с ними я питалась надеждой, что с утра, с рассветом, придет спаситель.

И к нам пришли. Но только «Саузен Пауэр». И все. Остальные до нас не добрались. Не хваленная контргруппировка, ни даже войска севера. «Может не успели», подумала тогда я. Надо подождать.

Ранним утром наши захватчики открыли главные двери и вошли, как хозяева. Помню, мне тогда показалось, что их стало больше. Возможно кто-то из города успел к ним примкнуть.

Некоторые студенты и даже учителя сразу же побежали к ним, уговаривая принять к себе в банду. Это был обычный страх за свою жизнь. Хотя им, в отличии от нас, тогда ничего не угрожало. Ректор же стоял, вздернув нос, подальше от всех. Он был тогда единственным, кто ждал помощи до сих пор.

Нас снова построили в шеренгу. Отсутствие еды давало о себе знать. Многие ребята держались за животы, некоторые облокачивались друг о друга и о колонны.  Я же не могла и думать о еде или даже воде. Лишь стала еще чаще посматривать на экран телефона.

Снова пусто.

Внутри себя молилась о том, что он все-таки поднял руку, нажал на несколько кнопок и перевел им денег. В тот момент я как никогда ждала, чтобы он мне ответил.

Но мои беспокойные мысли прервала речь их главного. Он впервые представился нам – Трай Берри. Парни были правы. На вид ему было действительно не больше, чем нам. Только шрамы на руках и лице добавляли ему возраста.

— Надеюсь вы выспались, — пошутил он, — я так точно. Давненько мне столько денег не приходило! Ха-ха!

Он еще раз спросил о том хочет ли кто-то примкнуть к ним. В этот раз много жителей Подесты взмыли руку ввысь. Даже не боялись подать голос, чтобы их заметили. Солдаты, несмотря на то, что они решили принимать всех, все равно тщательно рассматривали кандидатов. После того, как их обшарили и несколько раз покрутили вокруг себя, студенты и учителя прошли в самую глубь их толпы. Людей уже было настолько много, что они сразу же растворились внутри.

Несколько мальчиков и одна девочка из нашей школы тоже сделали шаг вперед. Им то были рады больше всех. К ним они даже проявили какую-то долю уважения, не забрав телефоны и сразу же раздав дубинки. Это должно было смотивировать еще больше народу из Милвена перейти на их сторону. Но остальные стояли. Точнее клацали по телефонам, в надежде, в последний момент, удовлетворить нужды захватчиков и перевести им денег. Даже со своего кошелька.

— Ну что ж, неплохо. Думаю, вы просто еще не догадались, куда приехали. Но у нас еще есть время. Немного, но есть.

Он достал свой телефон. Так демонстративно, что некоторые в шеренги вскликнули. С каждым движением его пальцев сердца всех собравшихся в университете по неволе начинали биться чаще. А глаза тщательно следили за тем, что он делает. И вот он наконец посмотрел на нас.

— Господа, да вы сделали меня миллионером, — крикнул он, — прям бери чемоданы и езжай на Канары! Ха-ха! Кто-то даже заплатить вдвойне. Видимо, чтобы их чадо поскорее вернулось домой! Ха-ха-ха!

Кто-то в шеренге с облегчением выдохнул. И сделал это очень рано.

— Но это вам не поможет, дорогие друзья. Пока все из вас не скинуться. А я считать умею.

Он по-ребячески начал тыкать в нас пальцами и называть цифры. Остановился на последней девочке, бедной активистки из нашего класса, которую вовсю тряслась. И назвал цифру 17.

— 17. А скинулось всего 12. Кто-то из вас пятерых видимо не хочет возвращаться домой. И тянет за собой всех остальных.

Он повернулся назад и решил пройтись по своим ребятам, коснувшись пальцем каждой дубинки или пистолета, который они держали.

— Или хочет примкнуть к нам, — он остановился, — давайте же, не стесняйтесь! Я понимаю, что не все могут позволить себе такие деньги. Но всегда есть выход! И в вашем случае, очень даже гуманный.

Пот, который тек с меня, заслонял обзор. Но я не решилась его смахнуть. Даже морганием глаза. Боялась привлечь к себе внимание. Что-то внутри подсказывало, что я вхожу в эту несчастную пятерку. А может, и мы все. С Робби, Мелоди и Джереми. Плюс кто-то еще. Эта мысль лишь усилила во мне тревогу.

— Ладно, давайте так. Я назову имена этих пятерых, а вы попробуете сами стрясти с них денег. Ведь именно из-за них вы отправитесь домой не сегодня, а завтра. Если получится.

Он развернул какой-то скомканный листок, прямо как глашатай в средневековье. Выставил перед собой и начал зачитывать. Я помню тогда даже удивилась: где он умудрился его достать? Но потом одумалась. Такой тупой вопрос… конечно же у кого-то из местных. Ведь он сейчас захватил целый город. Что ему какой-то там университет?

— Розалинда Карпентер, Джек Донован, Райан Уильямсон, Роберт Салливан и Лав Трейнор.

В этот момент у меня так сильно расширились глаза, что казалось, они вот-вот выпрыгнут из орбит. Их было тяжело не заметить и один из захватчиков, увидев мое выражение лица, начал показывать пальцем и смеялся. Джереми резким движением руки отодвинул меня назад, подальше от них, за свою спину. После этого я боялась увидеть реакцию других людей и стала пялиться в разбитый кафель на полу. Слава богам, у меня на мгновенье зазвенело в ушах и я смогла абстрагироваться от всего происходящего.

Всего на пару секунд перенеслась в свою вечно теплую и уютную комнату, где спряталась бы тогда в кровати под пледом. Я всегда так делала, когда оставалась дома одна, а за окном была гроза. Почему-то резкий шум меня пугал. Казалось, молния ворвется сквозь окно и убьет меня.

И вот, наконец-то снова слыша все и вся, я поняла, что молния все-таки нашла меня. И резко ударила.

— Этих ребят видимо совсем не любят родители. Сочувствую: моя мать все свое состояние отдала, когда узнала, что я вступил в «Саузен Пауэр». Хотела, чтобы я наконец-то очистил эти земли от северян. Ха!

Я украдкой посмотрела на Робби. Он тоже волновался: подрагивал своей правой ногой и теребил руками ладонь Мелоди. Она выглядела не лучше. В отличии от Джереми, она не могла его также спрятать за спину. И лишь пыталась сама успокоиться. Чтобы потом его успокоить.

— Сделаем так: вы, пятеро, до завтрашнего утра все-таки убедите своих родителей, что дело серьезное. А я отпущу вас и ваших одноклассников. Если они конечно сами не линчуют вас сегодня. Ха-ха-ха!

Мне было действительно страшно смотреть на остальных. Как они реагировали на наш провал и то, что им придется еще один день провести взаперти. Лишь посильнее прижалась к Джереми.  

— А пока, наслаждайтесь!

Ребята, стоявшие сзади него, вынесли нам баклажки с водой. Все ринулись вперед, боясь, что им не хватит. А мы остались на месте. Я не могла и пальцами пошевелить, чтобы подать признаки жизни. Пришла в себя, когда Джереми схватил руками мое лицо и посмотрел прямо в глаза.

— Я что-нибудь придумаю Лав. Мы вместе с что-нибудь придумаем. Ты не умрешь. И мы завтра спокойно поедем домой.

Я впервые за все это время увидела, как он волнуется. Услышала, как дрожит его голос, а потные ладони настолько сильно прижались к моему лицу, что было даже больно.

Он боялся потерять меня. Боялся, что сейчас заберут как неугодную и больше он меня не увидит. Сзади него стояли Мелоди и Робби. Подруга вовсю поглаживала своего парня, на котором и лица не было. Боже, неужели я выглядела как Робби? Такой же потерянной и бледной? Если да, то я теперь понимаю, почему Джереми так меня схватил.

Я выглядела как стоящий труп. Но что-то внутри у меня тогда уже умерло.

Как знало.

Глава 6. Засыпаем. Просыпаются крысы.

Следующая ночка не сильно отличалась от предыдущей. Теперь все, кто не мог заснуть, прожигали нас взглядом. Да, и наши одноклассники. Которые реально думали, что нас просто так возьмут и отпустят.

Я в это не верила. И убедилась, когда мы снова заговорили с Чейзом и Джерри.

— Черта с два он вас отпустит, — сказал Джерри, — возьмет в плен в один из своих концентрационных лагерей, а там уж как пойдет: либо вас обменяют на Подесту, со всеми остальными пленными, либо вы там погибнете.

— Скорее второе, — поддержал его Чейз, — там никто не выживает. Настоящий Освенцим[8].

Сзади послышался шум. Мы все повернулись. Это был Робби. Не в силах все это больше слушать, он, держась за колонну, выблевывал все свое содержимое. Я удивилась. Нас ведь два дня не кормили. Но мой чай с чабрецом еще держался во мне. Помимо воды, в тот день, нам так ничего и не принесли. Поэтому мы еле-еле сидели на полу, слушая о том, в какой мы теперь заднице.

— И что? Вообще нет никакого способа выбраться отсюда? – спросил Джереми.

Весь день он меня успокаивал. Говорил, что все будет хорошо. Воображал как мы пойдем в любимое кафе по приезду. Закажем все из меню. А ночью сопрем у его папы алкоголь и напьемся от всего того, что пережили. Ведь тогда нам обоим казалось, что хуже и быть не может.

Как же мы ошибались.

— Многие пытались, — ответил ему Джерри, — и пытаются до сих пор. Но пока идет война, а она явно снова началась, никого не выпустят. Особенно здесь, мы же в центре города.

Я посмотрела на Мелоди. Та вовсю гладила Робби по спине, пока тот приходил в себя. Воды у нас уже не осталось, а в университете было жарко и душно, хоть и стоял март.

— А войска, — спросила и она, — неужели они не хотят защитить нас? Забрать? Мы же тут совсем не причем!

Парни переглянулись. Говорить такой красотке как Мелоди правду не хотелось, и они долго думали, прежде чем ответить.

— Если север к нам и приедет, то сначала займется западом. А эта часть Подесты давно ждет присоединения к югу.

— К югу? – удивился Джереми, — им больше не хочется быть частью севера?

— Уже нет. Там много южан живет. Обосновались для территориального удобства еще давно. В прошлый раз у них даже южные флаги висели. Они уже давно к этому готовы.

В этот момент я даже порадовалась, что мы проехали запад. Ведь там мы рискнули бы нарваться на толпу местных вояк. А в центре можно было не волноваться, что монашки или фермеры захотят нас линчевать.

— А почему бы не решить это мирным путем? – спросил наконец и Робби, оклемавшись, — референдум провести там или митинги. Если людям так хочется быть южной частью.

Черри усмехнулся.

— Все не так просто. Как я вчера говорил, в Подесте есть и люди с другим мнением. Не революционеры, нет. Скорее защитники.

— Да, — взял инициативу на себя Джерри, — контргруппировка. Мы рассказывали о ней — тоже крепкие ребята.

— Так почему они не придут на помощь? – спросила Мел.

— Они уже здесь, — ответил ей Джерри, — не было бы их, с нами бы даже не церемонились. А они видимо как раз и ведут бои днем, пока нас держат. Просто не дошли еще до университета.

Я впервые тогда поуспокоилась. За весь день. Джерри рассказывал именно то, что я хотела услышать.

До нас еще просто не дошли.

— Боже, и почему бы им просто не отдать Подесту.

Ну вот. Робби опять поднял тему, полную политики. Мы в ней никогда не разбирались, но охотно обсуждали еще с самого рождения. Прям как наши родители. Только они это делали, сидя на диване в гостиной, а мы в школе. Иногда и прямо на уроках.

— Робби, — попыталась остановить его Мелоди.

— А что? Отдать Подесту и страданиям конец. Они же говорят, что она им принадлежала. И вы так говорите.

Мы все переглянулись. Не только мы втроем, но и с теми парнями. У них видимо тоже было традицией вести политические дебаты. Но у нас лишь был уровень диванного критика, тогда как Чейз и Джерри видели все происходящее своими глазами.

— Мы бы и отдались, — начал Чейз, — только вот северяне встают на дыбы.

— Да ладно, — не поверил ему Робби, — у нас и своих проблем хватает. Только-только развили Милвен, сейчас вроде перешли на Альяверти. Крупным курортным город хотят сделать! Не придется ездить в соседние страны.

— Да, но только ваши войска уже давно сидят в Иглтауне, на границе с Подестой, — возразил ему Джерри.

— И дышат в затылок каждый раз, когда поднимается такая буча, — поддержал друга Чейз.

Робби, хоть и пытался ему ответить, но остановился. Собирался
с мыслями, вспоминал все аргументы.

— Робби, может не надо… — пыталась все еще успокоить его Мелоди.

— Нет, ну а может действительно это правда! – возразил ей Салливан, — с чего бы нам присуждать себе чужое? У нас что, своих земель мало? Да и будем честны, под правлением Северного Береллина этот город не так уж сильно и развит. Даже богом забытый Гостер и то уже выглядит…

— Тш! — цокнула на него я.

На нас уже вовсю смотрели ребята вокруг. Кого-то мы даже умудрились разбудить. Еще не хватало других оппозиционеров, который бы превратили эту дружескую беседу в многочисленные прения.

Робби облокотился об колонну, сложив руки на груди. Совсем не обращал внимание на девушку, которая о нем беспокоилась. Был сильно погружен в размышления. Мы тем временем решили лечь спать. До рассвета оставалось недолго, вот-вот должны были вернуться ребята из «Саузен Пауэр». Если нам и суждено было умереть, я хотела бы перед этим выспаться. А не сидеть на пороховой бочке, под названием университет, в ожидании своего часа.

Робби уснул быстро. Повернулся к нам спиной и захрапел, пока мы раскладывались. Хотелось как-то прикрыть спины друг друга, если не успеем проснуться и нас зацепит новой волной взрыва. Джереми даже пригласил к нам Джерри и Чейза. Остальные, как я уже сказала, смотрели на нас не дружелюбно. Казалось, что даже через сны посылали нам недружественные сигналы.

Вышедшая ночью в туалет одноклассница, проходя мимо, плюнула мне в лицо. Так смачно харкнула, что половина ее слюны попала мне на щеку, а вторая — на футболку Джереми, что сидел со мной. Он тут же поднялся с места. Сзади одноклассницы показался ее парень, из футбольной команды. А Мелоди встала посреди них.

— Перестаньте! Не сейчас!

Чутка побыковав друг на друга, они расселись по своим местам: парень с девушкой отошли от нас в дальний угол, а Джереми, недовольный несправедливостью, принялся сооружать из запасной кофты подушку. И не дожидаясь, пока я приду в себя, лег на нее. И также демонстративно захрапел, как Робби.

Я была потрясена тем, что он глубоко ушел в свои думы, совершенно забыв про обескураженную меня. Сидевшую в тот момент с плевком на щеке, к которому вскоре присоединилась тонкая слеза. Сзади себя я ощутила тепло ладони Мелоди, которая и присела рядом.

— Не волнуйся. Они забудут. Не сейчас конечно. Сейчас им страшно. Но ты в этом не виновата. Виноват тот парень — Трай Берри.

Конечно Мелоди хотела меня успокоить. Как всегда. Мелоди никогда не беспокоилась о мелочах. О брошенных щенятах и котятах да, а вот о чужом мнении… вот что значит «правильно расставленные приоритеты».

— Но из-за меня они действительно остались еще на одну ночь здесь, — возразила я.

— Ты действительно в это веришь?

«Нет», хотелось ответить мне.

— Да, — ответила я.

— А я нет. И если ты не доверяешь себе, Лав Трейнор, то доверься мне. Я тебя точно никогда не обману.

Она обняла меня. Не сильно. Достаточно для того, чтобы я не чувствовала себя одинокой в тот момент. И чтобы спокойно легла рядом с Джереми. А она за мной поглядывала. Как старшая сестра.

Все, что нас объединяло за эти годы с одноклассниками, кружки, бальные танцы, смех на уроках — все пропало под страхом смерти. Траю Берри удалось убить в нас доверие друг к другу. Даже сейчас я не уверена, что смогу вернуться в школу той же Лав Трейнор, что уезжала отсюда. Надеюсь, что они считают меня мертвой.

Ведь тогда я действительно умерла. Только позже.

«Саузен Пауэр» же пришли в тот день позже. Уже где-то в начале обеда. Никто теперь не бежал и не просился к ним. Все лишь, по привычке, встали в шеренгу и начали ждать своего часа.

Я же, вместе с Робби и остальными, прошла вперед как по ковровой дорожке. Меня сопровождали взгляды одноклассников, которые буквально говорили «Ну что, достаточно нас тут промурыжила? Хватит тебе?
Или вам с папочкой мало и вы еще хотите?».

Я не выпускала телефон из рук. Всю ночь проверяла. И когда встала рядом с Джереми, снова потянулась к нему. Меня пробил ледяной пот — он сел. Несколько раз понажимала на кнопку включения — ничего не выходило. Видимо разрядился, пока я спала.

Я резко спрятала его в карман штанов. Боялась поднять глаза. Думала, что все сразу поймут. Как-то прочитают по моей бледнеющей физиономии.

Это был конец. Для меня так точно.

Вперед снова вышел Трай Берри. В более лучшем здравии, чем вчера. Похоже, остальные четверо перевели ему вчера деньги.

Все, кроме моего отца.

— Доброе утро, дамы и господа! Ну что, выспались? Ха-ха! Я да! Надеюсь, вам понравилось гостеприимство нашего города. Будете вспоминать, когда вернетесь домой. Если вернетесь! Ха-ха-ха!

Смехом покатилась и остальная толпа. Даже те, кто только вчера к ним присоединился. Видимо эта зараза, под названием страх и давление, прошибает людей в «Саузен Пауэр» быстро и резко.

— Ну а прежде чем начать наше прощание, я должен вас спросить. Может кто-то надумал? А? Вступить в нашу бравую армию по освобождению Подесты?

Я отсчитывала секунды до моей смерти. Пару человек, кто теперь решил к ним присоединиться, подарили мне еще время. Время на то, чтобы в последний раз посмотреть на заплаканную Мелоди, трясущегося Робби и сдержанного Джереми. На остальных я смотреть не решилась бы. Сгорела бы на месте от их взглядов, которые чувствовала отовсюду.

Но тут произошло то, что на мгновение вернуло меня в реальный мир. То, чего никто из нас никто не мог ожидать.

Вперед вышел Робби. До этого он как-то отстранился от Мелоди, а та, из-за полной концентрации на происходящим, даже и не поняла. Из всех присутствующих он сделал самый длинный шаг вперед, боясь посмотреть назад. А я боялась снова посмотреть на Мелоди или Джереми. Лишь наблюдала за тем, как его фигура также растворилась в толпе.

Зачем он это сделал? Из страха? Или это такой хитрый ход? Сейчас Робби возьмет у них пушку и расстреляет как фашистов. Попадет им в прямо в спины! И умрет как герой… это не похоже на Робби.

— Замечательно, — наконец-то сказал Трай, — а теперь перейдем к самой замечательной части. К заключительной. К подсчету моих денег! Ха! Сейчас, чью фамилию я назову, выйдет вперед. И начнем мы с …. Донован!

Тихий забитый парень, участник клуба моделирования нашей школы, вышел вперед очень коротким шагом. Буквально лилипутским. Я не знаю, почему родители не смогли перевести ему денег. Он был из глубоко верующей семьи, возможно, они просто не знали как это делается. Или не имели телефонов. Или даже решили, что на все воля божья. От последней мысли аж в дрожь бросило.

Возможно он считал, что сейчас также скроется в толпе и просто перейдет со стороны добра на сторону зла. Эта надежда о дальнейшей, пусть и, возможно, короткой жизни таилась в нем до тех пор, пока пуля из пистолета Трая не оказалась у него во лбу.

Быстро и беспощадно.

Грохот его тела на уже разбитый кафель прошелся по всему холлу. Как и резкие всхлипы и ахи с обеих сторон. Уже никто не думал, что «Саузен Пауэр» шутят над нами и просто так отпустят. Трай передал пистолет кому-то из толпы. Такому же тихому и забитому парню.

— Уильямсон!

Его я не знала. Он перевелся к нам недавно потому что его школу закрыли. Мы даже не успели познакомиться. Но вперед я уже не смотрела. Не могла открыть глаза, которые закрыла после выстрела в Донована. Которые уже вовсю болели от нескончаемого потока слез. Наверное, взглянув я тогда на его холодное тело, глаза тут же бы лопнули.

На такое невозможно нормально смотреть. Это неестественно. Я никогда не видела трупов. И не представляла сколько еще увижу.

Трай подвел какого-то студента, только что перешедшего на их сторону, поближе к Уильямсону и помог ему навести на него пистолет. Оба парни стояли и боялись пошевелиться. Вряд-ли тот, у кого теперь было оружие в руках, умел с ним обращаться. Хотя этот навык часто встречался у жителей Подесты.

Он стоял напротив нашего одноклассника и молча просил прощения за то, что должен убить его, чтобы выжить самому. Но не нажимал на курок. До тех пор, пока ему не начали грозить солдаты. Закрыв глаза, он издал два звука.

Один из пистолета, означающий выстрел.

Другой из глубины своей души, означавший всплеск боли.

Такой же резкий и пронзительный.

— Трейнор!

С такой фамилией был один человек. Я.

Я резко посмотрела на Мелоди, у которой уже были красные глаза и мокрое лицо от слез. А потом на Джереми, который крепко сжал мою руку и не хотел отпускать. Я боялась, что он вступит в конфликт с ними и пожертвует собой понапрасну. Мы бы оставили Мелоди совсем одну. Поэтому я спокойно, как могла, попросила отпустить его мою руку и вышла вперед.

— Лав! — крикнул он. Настолько рьяно, что кто-то из толпы уже вышел вперед его останавливать, показав вперед пушку.

Но этого не пришлось делать.

Я обомлела на месте от того, что сейчас у кого-то дернет палец у курка и он выстрелит. В невинного Джереми, который просто не смог справиться с эмоциями.

Надо было его успокоить. Быстро.

— Джер, — начала я.

И закончила. Больше слов у меня не нашлось, чтобы его убедить. Но он все понял сам. По моим отчаянным глазам, которые умоляли его остановиться. По моим дрожащим губам, которые боялись произнести что-то не то. По всему траурному лицу. Но мне хотелось, чтобы оно было счастливым.

Чтобы именно такой меня запомнил Джереми.

— Хватит уже! – крикнул Трай и дернул меня вперед.

Из толпы же на этот раз вышел Робби. В отличии от остальных палачей, на нем не было страха, но он боялся смотреть мне в глаза. Спокойно взял пистолет в руки и подошел ближе. Смотрел мне в ноги, направив правую руку вперед.

Он даже не целился. Оружие упиралось мне прямо в кулон, который я носила. Он даже не постарался направить его в лоб. Хотел, наверное, поскорее с этим закончить.

Я помню, что тогда не могла собраться и попрощаться со всеми, кого любила. Ждала момента, когда вся жизнь пронесется перед глазами и я успею в последний раз вдохнуть глоток уже далеко не свежего воздуха вокруг. Знаешь, прямо как в фильмах. Перед самым концом.

Но этого всего не происходило и я начала впадать в панику. Что-то внутри заставляло меня бороться, попробовать выхватить пистолет и перестрелять хотя бы парочку перед тем, как меня вырубят. Возможно попасть даже в того самого Трая Берри, который обомлеет от моей храбрости. Или безрассудства.

Я подавляла это желание и пыталась сосредоточиться на моменте. Последнем, как мне казалось.

— Стоп, — вдруг сказал Берри.

Его взгляд был устремлен в телефон. Я так надеялась, что Робби его услышал и они оба дадут мне еще немного времени.

Может я смогу, все-таки, собраться и попрощаться со всем миром?

— Только что поступил перевод, — продолжил парень, — на имя Трейнор, от Джастина Брауна.

Я не могла осознать что происходит. И Робби тоже. Он все еще держал пистолет направленным на меня. Джереми, сделав шаг вперед, оттащил меня назад и крепко прижал к себе. Я тут же прильнула к нему, спрятав лицо снова в его груди. В его кармане ощутила вибрацию телефона, который только что спас мне жизнь.

Мой парень спас мне жизнь. А мой друг мог просто отнять ее.

Одним движением.

— Тебе повезло, малышка — закончил со мной Трай и продолжил свою перекличку.

Я не помню сколько тогда еще убили ребят. Кажется шестерых или побольше. Не только наших. У меня будто отключился слух. Или просто напросто лопнули перепонки от выстрелов. Я спрятала свое бледное лицо в грудь Джереми и не вытаскивала его даже когда заканчивался воздух. Рядом с ним было тепло и спокойно. Как за крепостью. Хотя несколько раз я ощутила дрожь в его руках и томный вздох. И представить не могла, что он, в отличии от меня, тогда увидел. Но каждый раз, когда кто-то рядом вскрикивал, а пол сотрясался от удара, он прижимал меня крепче к себе и целовал в лоб. Чтобы убедиться — я рядом.

Я все еще жива.

Потом, все же решив вздохнуть полной грудью, я посмотрела в сторону и увидела Розалинду Карпентер. Она стояла у колонны, словно приведение, но живая и здоровая. Видимо ей тоже повезло. Хотелось в этот момент подойти и обнять ее. Сказать, что теперь мы подружки по несчастью, хоть и в школе редко общались.

Но у меня не было сил. И внутри все еще присутствовал страх. «Саузен Пауэр» же стояли около дверей. Что-то обсуждали. Не забывая гоготать и показывать пальцем в людей.

И на трупы.

Чуть позже к нам подошла Мелоди, которая пристроилась рядом со мной. А потом еще кто-то сзади. Я оторвала лицо и посмотрела на подругу, которая также боялась открыть глаза и осмотреться. Боялась отпустить нас, чтобы вновь увидеть Робби.

Тогда я очень сильно ей сочувствовала. Мы с Джереми не потеряли друг друга. А Мелоди потеряла. И эта потеря была хуже смерти.

Он все еще был рядом с нами.

Глава 7. О том, как мы потерялись.

Нам дали хлеб и воду. В прямом смысле слова. Я тогда впервые откалывала плесень от мякиша. Мелоди есть отказалась и отдала мне свою порцию. Она раньше по несколько дней голодала и ее желудок спокойно переносил все происходящее. К Джереми, а соответственно и к нам, ближе подсели те ребята из контргруппировки.

— Сочувствую насчет вашего друга, — начал Джерри, — надо было мне вчера понять, о чем он задумал…

— Как? – спросил Джер.

— Все эти разговоры о политике, тошнота… он потом еще вставал ночью. Гулял по холлу.

Мелоди навострила уши. И пыталась вспомнить этот момент. Ведь она глаз не сомкнула, пока я наконец не заснула. А я пыталась это сделать очень долго.

— Да, а еще с кем-то разговаривал, — поддержал друга Чейз, — с теми, кто сегодня перешел на их сторону. Видимо сподвигли его на мысль…

— Нет, — запротестовала Мелоди, — нет! Он не такой! Робби не мог так поступить!

На подруге лица не было. В глаза — паника. Редко я видела ее в таком состоянии. И это пугало.

Теперь моя была очередь ее успокаивать. Кое-как отринув от парня, я подошла к Мелоди. Которая уже ходила из стороны в сторону, держась за голову.

— Мел, послушай, — начала я, — он может еще вернется. Робби вернется, как всегда. Ты же знаешь, он сначала делает, а потом думает…

— Нет, Лав, это не одно и то же, — перебила она меня, — не выбор в какой университет пойти или какой бургер заказать. Это, черт подери, война! Настоящая! И он наш теперь враг!

Она настолько громко крикнула последнее слово, что стоящие все еще в дверях «Саузен Пауэр» косо взглянули на нас. Среди них я пыталась рассмотреть Робби, которому и предназначалось это слово. Но его там не было. Или я его просто не увидела. Может прятался.

На этот раз поддержать Мелоди встал Джереми. У него это лучше получилось: он просто обнял ее и позволил разреветься на своей груди. Я же, дабы ничего больше не портить, села обратно к парням.

— Не переживай, — сказал мне Джерри, — она отойдет. Не в первый раз видим такое.

— Да, — поддакивал ему Чейз, — моя тетя также реагировала, когда ее сын пошел в «Саузен Пауэр». На коленях его умоляла остаться. Но он послал ее. И не вернулся.

Не могла представить картинку из слов Чейза. Как какой-то фанатик отрекается от собственной матери ради спасения города. Как ему кажется. Неужели «Саузен Пауэр» настоящая секта? Возможно поэтому в Подесте было так много церквей — пытаются изгнать дьявола.

Усадив рядом с собой Мелоди, Джереми снова начал расспрашивать парней о контгруппировке. Я не знала о чем больше переживать. О том, что наша судьба все еще не предрешена или что Джереми так сильно интересуется контргруппировкой.  Или же о том, что по холлу теперь ходили бывшие студенты и несколько моих одноклассников с ружьем в руках, оглядывая всех нас.

В том числе и Робби. Где-то среди них.

Где-то к обеду многие начали терять сознание. И довольно надолго. Я удивлялась, как ректор университета все еще сидел у лестницы с высоко поднятой головой. Его дорогой на вид костюм давным-давно замарался в чей-то крови, пыли и грязи, но он все равно находил силы продемонстрировать манеры.

Терять сознание начала и Мелоди. Только не от голода, а от невыносимой духоты. Окна были все еще закрыты, чтобы кто-то не дай бог не ринулся в них в попытке сбежать. От дверей шло немного воздуха — они были слегка приоткрыты. От трупов, которые так и не вынесли, начало пахнуть и мы все еле сдерживалась, чтобы нас не вырвало. Один из бывших студентов, согласовав это с новым начальством, решил вывести Мелоди наружу на пару минут. Но я надеялась, что Мелоди там подержат подольше. Просто, чтобы она пришла в себя.

Но не успели они и двери открыть, как тут же раздался взрыв. Почти такой же, как и в первый день. Но в этот раз в замешательстве были «Саузен Пауэр». Они тут же, куда-то в сторону, скинули мою подругу и побежали вперед. К ним навстречу бежали такие же ребята, но в более темной форме и в респираторах. Какие-то другие.

Взрыв отбросил меня от Джереми. И парней. Даже не помню на сколько точно метров. Я врезалась в какого-то лежащего парня. Вокруг было еще больше дыма и газа, чем в прошлый раз. Ничего не было видно, но все слышно. Как раз по звуку я и пыталась выбраться наружу. В центре велись основные боевые действия, но я увидела прощелину, которая вела наружу. В полу приседе, закрывая лицо футболкой, я пошла вперед, постоянно оглядываясь по бокам — не хочет ли кто-то также на меня упасть. Все вокруг куда-то бежали или просто стояли на месте и истошно кричали. Кто-то пытался даже и противостоять, бежал прямо в разъяренную толпу.

Выбравшись на волю, я увидела как еще больше людей бежит в университет. Зачем-то. Многим из них путь начали преграждать те, кто выбегал из здания вместе со мной. Не зная, куда лучше бежать, я устремилась куда-то направо. Откуда высадил нас автобус. И сразу же столкнулась с каким-то солдатом. Как я поняла, он был из «Саузен Пауэр». Одет был также как они.

— Куда собралась? – прошипел он мне.

И толкнул на землю. Да так, что я аж затылком об нее ударилась. Он уже было направил на меня свое ружье.

Я зажмурилась. Неужели это был мой конец?

Но тут же услышала его крик. Такой слабый. Как будто все соки из него в момент выкачали.

Открыв наконец глаза, я увидела, как передо мной оказался парень. Точно не из «Саузен Пауэр», нет. Он даже был одет не так. Скорее как настоящий солдат. Со шлемом, в форме. Прямо как-то официально.

— Идти сможешь? – спросил он меня.

Я закивала. Во всей этой суматохе, где даже запахи скошенной травы не чувствовались, я каким-то образом умудрилась учуять запах своего спасителя. Он пах какой-то ванилью, вперемешку с чем-то пряным. Не знаю даже с чем. Подумала тогда, что это какой-то стойкий парфюм из Подесты. Если его аж в такое время можно было учуять.

Он поставил меня у стены, сказав, чтобы я его дождалась. А сам убежал куда-то. Видимо еще кого-то спасать. Я облокотилась об стену здания, надеясь, что сольюсь с ней как очередной слой пыли, который все поднимался и поднимался. Помню, что в отчаянии даже пыталась выкрикивать имена друзей. Но не слышала даже себя. Вокруг стоял жуткий шум и у меня снова заболели не только уши, но еще и голова.

Людей во дворе университета становилось все больше и больше. Бежали ото всех сторон и я решила спрятаться под столом, за которым раньше студенты скорее всего обедали. Но его быстро снесли и мне пришлось менять локацию. Университет успел вырастить огромное количество кустов и деревьев, которые теперь падали навзничь и придавливали кого попало. В каких-то местах все еще продолжались взрывы, которые сопровождались либо газовым облаком, либо вспышками огня. Ребята бросали друг в друга какие-то гранаты и динамиты красного цвета. Они взрывались в воздухе и выводили испарения, от которых другие тут же задыхались. Один из таких снарядов взорвался как раз в том месте, от которого я вовремя отбежала.

И вдруг вдали я увидела вдали, как кто-то уводит Джереми, который еле-еле передвигался на ногах. Рядом с ним шли Чейз и Джерри. Они были уже буквально на противоположной от меня улице, но Джер все еще оглядывался назад, пытаясь разглядеть меня. А я все еще сопровождала их взглядом, стоя на месте.

И вдруг рванула вперед. Думала, что успею. Телепортируюсь на другую сторону и окажусь снова в объятиях любимого.

Но меня подбросило над землей. Видимо, наступила на мину или в меня прилетел снаряд. Так высоко. На секунду даже показалось, что я вот-вот приземлюсь на крышу университета. Настолько высоко я взлетела.

Но потом последовал сильный удар об землю. Я буквально почувствовала каждый позвонок на своей спине. И испугалась, что сломала ее. Через секунду заболело все тело.

Я уже не видела людей вокруг. Не могла повернуться на бок. Видела только ясное небо без облаков, до которого еще не дошли испарения. Эхом стало отдаваться все, что происходило вокруг, глаза стали закрываться, и я, не в силах больше сопротивляться, провалилась в царство Морфея.

…

— О боже. Наверное, это было ужасно. Думаю, это было самое ужасное, что с тобой происходило. Но я не уверена. Ведь ты только начала… Черт, что я несу?

Я не знала как реагировать. Сидела и смотрела на маленькую девочку, которая случайно оказалась в эпицентре военных событий. Время было около десяти вечера, к ужину мы обе не притронулись. А после того, как его принесли, я даже закрыла дверь, чтобы никто не беспокоил. Чтобы она не прерывала рассказ, пока еще есть силы. Даже не знаю, что во мне было сильнее: любопытство или желание ей помочь.

— Вы так и не сказали что с Джереми, — продолжила она, — он жив? Он здесь, в больнице? Я могу его навестить?

Я напрочь забыла о Джереми. И только теперь понимала насколько сильно она ждала моих действий. Это был мой последний рабочий день на этой неделе, но я уже планировала, как приду на работу и разузнаю все о Джереми Брауне.

Это я и пообещала Лав. Я боялась уходить. Боялась оставлять ее одну. К нам уже несколько раз заглядывал охранник и сама Нэнси, напоминая, что мне пора домой. В душе я надеялась, что смогу остаться с ней на ночь. Спрятаться в шкафу или в туалете. Но после того, как она вновь заговорила о Джереми, было ясно, что продолжение меня ожидает лишь в понедельник.

Глава 8. Лето отменяется.

Впервые я так спешила на работу. Все выходные просидела у телефона — вдруг меня решат вызвать на смену. Расспрашивала коллег как проходят дни. И просто сидела на диване перед включенным телевизором, кое-как убивая время до понедельника.

Обычно я наоборот оттягивала выходные. Спала до полудня, после чего искала еду, а потом снова засыпала, но уже на диване. Но тут мое ожидание подбило меня на генеральную уборку по всему дому. Новой информации в интернете о Подесте не появилось. Мое любопытство было нечем утолить. Поэтому при уборке досталось даже антресоли. Я выкинула кучу хлама, которая была в квартире еще до меня. Появилось большое пространство, которое нечем было заполнить. Видимо я хотела воссоздать в квартире ту же дыру, что образовалась у меня внутри за два дня. Так быстро я хотела вернуться к Лав и продолжить слушать ее историю.

И вот наступил понедельник. Прямо с автобуса я бегу в больницу, позабыв обо всем на свете. Даже о кофе в той кофейне. Успеваю наступить в лужи, пачкаю пальто. Меня ничего не волнует. Кроме свежей порции истории от Лав.

— Черт! – выругалась я, споткнувшись об что-то тяжелое.

Бросив свой взгляд вниз, я увидела, как рядом со мной, испугавшись, сидит маленькое волосатое существо, с большими, наполненными слезами, глазами.

— Боже, бедненькая, прости меня, — заскулила я сама, увидев перед собой маленького щенка. Даже не знаю какой породы. Я тут же, по инерции, потянулась ее гладить. Надо было искупить как-то вину.

— Хочешь, я тебе что-нибудь дам? – спросила я собачку, начав рыться у себя в сумочке.

На одно мгновение все невзгоды, окружающие меня вокруг, испарились. Даже Лав с ее ужасающей историей.

— Вот! Может тебе понравится… – предложила ей я кусочек сыра из моего ланч-бокса.

Та с удовольствием его схомячила. Ее грустный взгляд тут же пропал. И я было уже потянулась за еще одной порцией сыра, как вдруг услышала крик сзади себя.

— Эй! А ну, пошла вон! Тут тебе не свалка и не помойка! Разбрелись тут!

Это был охранник, седой брюзжащий мужчина, успевший на службе отрастить себе пузо. Он чуть было не ударил ногой это бедное животное. Оно еле-еле успело унести от нас ноги.

Ругаться в тот день с охранником я не решилась: еще мне не хватало отстранения. Проводив с грустью эту бродяжку, которая уже выбегала с территории нашей больницы, я в очередной раз расстроилась, что не могу позволить забрать себе верного друга домой — хозяйка не разрешит. Да и при моем графике работы, я не могу позволить себе полноценный уход.

Поднявшись в свое отделение, я раздеваюсь на ходу, забыв даже поприветствовать Нэнси. Она чем-то занята на посту. Закидываю в сестринскую вещи, натягиваю на себя форму и спешу, не налив даже кофе. При входе в палату сразу же вижу Лав, которая ждет меня не меньше, чем я ее.

-Привет, Лав! — восторженно сказала я, плюхаясь в кресло рядом с ней.

Его не стали отодвигать.

— Привет, Пандора, — ответила мне также она восторженно, приподнимаясь повыше.

Круги под глазами вообще исчезли. Время было около 8 утра, но вид у нее, как и у меня, был бодрый. Скорее даже возбужденный.

Кофе нам обоим уже точно не требовался.

— Ну что, начнем?

…

Знаешь, Пандора. Я не помню как очнулась.

Наверное, я делала это даже несколько раз. Помню вспышки света и чьи-то разговоры. Кто-то подходил ко мне и нависал прям над лицом. Кто-то трогал и по-моему даже пытался перевернуть. А потом я снова засыпала. Не чувствовала боли или какого-то дискомфорта. Даже не осознавала, что произошло за последние дни. Хоть и помнила.

Да, помнила я их отлично. Мне они даже снились.

Как я бегу по минному полю, и все вокруг взрывается. Кричу имя Джереми и Мелоди, не останавливаясь. У меня спирает дыхание. Везде темно. Не видно даже и толики света. Хотя бы какого-то проблеска. Только алое пламя, образовывавшееся каждый раз после взрыва, освещает мой путь.

И вот я наконец-то слышу. То голос Мелоди, то Джереми. Тихий. Удаляющийся. Робби во сне не было. И хорошо.

Попробовала идти назад. Но без толку — никого не видно. Даже каких-нибудь незнакомцев. Только я, вечно бежащая по убитой земле. Рискующая в любой момент подорваться. Прямо как тогда.

— Лав! – наконец-то я слышу чей-то голос. И не знаю кто.

Он не показывается. И не перестает меня звать.

— Лав! – кричит все сильнее. И я иду на голос.

Взрывы вокруг только усиливаются. Замедляют мой путь вперед. Иногда преграждают его. От них не скрыться. Не убежать, как я не стараюсь.

И вот наконец-то вижу его. Тот, кто меня зовет. Явная тень впереди. Которая приближается. Эту тень не цепляют взрывы. Она как будто парит над землей. И тут показывает свое лицо.

— Лав! – произносит он и наконец-то вижу его глаза. Такие яркие и пронзающие. Как тысячи ножей сразу. Прямо в грудь. Глаза алого цвета. Из радужек которых вытекает кровь. Такая же алая.

— Вот ты где, малышка, — говорит он и я понимаю кто передо мной. Трай Берри. Живой и невредимый. Идет прямо ко мне, улыбаясь.

А я уже не могу идти назад. Только по-прежнему вперед.

— Время пришло, — величественно произносит Трай Берри. В его руках что-то, напоминающее большую ягоду. Размером с апельсин, только красный. Краснее даже грейпфрута.

И вот она взрывается. И я просыпаюсь.

Лежу на жесткой кровати без матраса — ее основание буквально впивается мне в руки и ноги. Под головой твердая подушка, но даже через нее я все чувствую. На секунду мне показалось, что это теперь другой сон, пока я не повернула голову и не разубедилась в этом.

Впереди стояло много таких кроватей. На некоторых из них лежали подобия матрасов, только очень грязные и оборванные. Кто-то соорудил их из одеял. Но многие сидели на кроватях просто так. Были и те, кто лежал прямо на полу. На самой близкой ко мне кровати сидела девушка в шапке
и с огромным животом. Она спокойно его поглаживала, напевая какую-то песеньку. Так безмятежно и даже умиротворенно.

Мне сначала показалось, что это была больница. Все вокруг лежали. Мало кто был в нормальном состоянии. Рассматривая всех их с полуоткрытыми глазами, я даже не заметила, как ко мне подошел мужчина.

— Наконец-то пришла в себя, — сказал он, присаживаясь рядом, — мы с Роуз уж думали, что ты не очнешься.  Два месяца за тебя боролись.

Девушка, сидящая напротив, улыбнулась мне. Еще не отойдя от своего сонного состояния, я не сразу обратила внимание на слова мужчины. Скорее смотрела на Роуз, которая с грязным лицом и в потрепанной одежде, все равно выглядела очень красиво.

— Что? Два месяца? — наконец-то опомнилась я.

Я даже решила резко присесть, пока меня не остановила жгучая боль в правой ноге.

— Тише, тише, — остановил меня мужчина, кладя руку на коленную чашечку, — у тебя был перелом, или вывих, нога еще не до конца зажила. Я не вполне себе врач, гарантий дать не могу, но ты можешь попробовать встать. Только аккуратно.

Он подал мне руку. Девушка впереди тут же слезла с кровати и тоже подошла ко мне.

— Можешь не спешить, — сказала она, — у меня голова кружилась первый месяц каждый день! После тех событий. Эти фашисты фаршируют свои динамиты какими-то психотропными ядохимикатами! Не иначе.

Я не помню, чтоб видела ее в университете или даже поблизости него. Поэтому и подумала, что она обычная местная, не успевшая эвакуироваться из города. Когда я кое-как привстала с кровати, боясь еще опираться на больную ногу, я снова обратила внимание на ее живот. По моим недалеким знаниям, у нее был уже подходящий к родам срок.

Я в ужасе подумала о том, как она собирается рожать в таком месте и в такое время. Ведь теперь, оглядевшись еще раз, я поняла, что это была совсем не больница.

Все вокруг напоминало картинки из интернета про бомбежки. Искала такие, когда задавали реферат про какую-нибудь войну. И всегда ужасалась. Как такое вообще могло просочиться в интернет?

А теперь эти картинки казались куда лучше того, что я увидела своими глазами.

Разрушенные стены, которые кое-как чем попало подпирали. То балками, то камнями. Железные кровати, расставленные по всей большой комнате. И их подобия, из тех же матрасов или одежд. Кто-то умудрился даже построить шалаш, напоминающий вигвам. Из которого торчали ужасные ноги. Все в пыли, грязи, с разной дырявой обувью.

И в этой большой комнате было огромное количество людей. Намного больше, чем я рассмотрела сразу. Глаз наконец-то полностью раскрылся, хоть и застилал еще мой взор какой-то слизью. Почему-то я тогда подумала, что подхватила конъюнктивит. И испугалась.  В детстве эта зараза доставила мне немало проблем. Но боль в ноге сразу же напомнила, кто теперь на первом месте по болячкам.

Долго простоять я не смогла. Мышцы успели сдуться за то время, что я пребывала в некой коме все это время. Мужчина откуда-то принес мне потрепанную трость и наконец-то представился.

Его звали Хьюго Ривер и он ранее преподавал в химию в школе. Проснулась, как оказалось, я именно там, в одном из ее кабинетов. Сначала даже не поняла, что это был обычный класс: окна были разбиты и от сильного ветра спасали теперь деревяшки или картонки. Одна из стен была на три четверти разнесена и открывала взор на целую груду камней, которую никто даже не разбирал.

А она была до самого потолка. Отделяла нас от другой части здания.

— Принесу тебе поесть, — сказал Ривер и ушел куда-то вперед.

Провожая его взглядом, я обратила внимание на других ребят, лежащих тут. Кого-то даже без руки и ноги. С такой же тростью, как и у меня. Видела мужчину, который прыгал на одной ноге до своеобразного кулера с водой. А потом также резво прыгал обратно, где уселся с кем-то играть в карты.

Я впервые в своей жизни тогда увидела человека без ноги. А ему было нормально.

Как будто ничего не было. Как будто было все вокруг было нормально.

Я как будто очутилась на съемках какой-нибудь военной драмы. Прямо в гуще событий. Сейчас режиссер выйдет из угла и скажет, какие мы все молодцы. Как хорошо сыграли. И все это окажется просто диким сценарием.

Но вот наконец-то показался Ривер. С жестяной кружкой чего-то горячего и банкой консервов. Полу открытой и полу съеденной. Даже без вилки и ложки.

А режиссер так из угла и не вышел.

— Ешь, — протянул он мне, что принес, — кое-как пытались тебя кормить через капельницу. Но сама понимаешь, витамины у нас в дефиците.

Нет, я не понимала. Что, нет совсем лекарств? А как же я тогда выжила?

— Спасибо, — включив все свои манеры, сказала я и принялась копаться в содержимом.

Муха, случайно попавшая внутрь консервов, еле-еле подавала свои признаки жизни на дне. Ее даже было некуда подвинуть. Так широко она разлеглась там. Как звездочка.  

— О, дополнительный белок! – пошутил Ривер.

А мне было не до смеха. Сразу же потянуло блевать. Ведь перед своей кончиной муха умудрилась еще что-то извергнуть из себя. Даже не знаю, с заднего или переднего прохода…

— Ну ничего, потом поешь, — сказал он, смотря как я с отвращением ставлю консервы на пол.

Ограничусь лишь чаем. А нет, это не чай. Только горячая вода.

— Ты видимо не местная? Не из Подесты?

Мой аристократизм выдал меня. Я кивнула. Во рту так пересохло, что невозможно было выдавить и слова.

— Сожалею. Тут то все бывалые….

— Скорее привыкшие, — поддержала его Роуз, рассмеявшись.

Она то смотрела на все это спокойно. Как будто не в первой.

Ривер оставил нас вдвоем и мы успели подружиться. До меня Роуз общалась лишь с другой девушкой, Пруденс. У той же уже была годовалая дочка, Сью. Но Пруденс была немой. Они не знали, лишилась ли она дара речи во время бомбежки или от рождения была такой. Доктор Ривер, да, так его все называли, несмотря на отсутствие образования, нашел ее незадолго до того, как я пришла в себя.

— Пруденс — боевая девчонка. Не такая, как я. Она и на вылазку одна сходит, так еще и продовольствия оттуда принесет.

Именно так мне ее и представила Роуз. Пруденс лишь ей кивала. И с удовольствием меня приняла в свое общество. Ее дочка Сью тоже была не против. Даже залезла на коленки.

Мне было больно ее держать на своей ноге. Но именно от Сью я получила ту капельку радости, которой мне не хватало в этом ужасном, как сначала показалось, месте.

И все же это были две прекрасные дамы. Когда-то отец рассказывал мне, что мама, когда была беременная мной, очень сильно поправилась и перестала ухаживать за собой. Он говорил, что беременность испортила ее внешность, которая так и не вернулась после моего рождения.

Есть поверье, что девочки забирают красоту у матери. Но если это и было так, то отец от этого любить меня больше не стал.

Скорее ненавидеть. Особенно после того, как она в один из дней просто исчезла из нашей жизни. Возможно из-за того, что он так и не смог смириться с ее увядшей красотой. У нее появились морщины и поседели волосы, ногти плохо росли и она так и не смогла похудеть. Но при этом она не переставала расчесывать свои волосы, мазаться кремами и долго торчать у шкафа.

В детстве мне казалось, что она это делала ради отца. Чтобы он заметил, что она все также красива. Но в то утро, когда в последний раз сделала нам завтрак, она была наряжена так, будто собиралась на мисс мира.

— Не надо прихорашиваться, — сказал папа маме, — я сегодня на работе допоздна.

Я помню как она ухмыльнулась. Но ничего не ответила. А потом, проводив меня на школьный автобус, так и ушла из моей жизни при полном параде.

Пруденс и Роуз все равно оставались красивыми. Первая была с короткой стрижкой, не забывала каждый день золой подкрашивать свои брови, которые подчеркивали отрастающие волосы такого же цвета. Вторая меняла одежду чаще, чем ела. Она помогала другим девчонкам ходить на озеро и стираться. В мае начались теплые деньки и мы могли позволить себе такую роскошь. И даже в такое время и в таком положении она находила силу и фантазию для воплощения своих модных привычек. А еще она читала детские книжки, которые нашла в библиотеке школы. Всем детям, но больше всех Сью. Особое внимание она акцентировала на принцах и принцессах, рассказывая маленьким девочкам о том, что те скоро тоже примерят корону. Как будто давала им будущее, которое сама не успела бы увидеть.

Так в одно утро, когда никто еще не успел встать, Сью доползла до моей кровати с книжкой. Книга была измазана в грязи, которую уже было не оттереть. Некоторые страницы были вырваны, как правило, в самых интересных местах. Поэтому мы часто с Роуз додумывали за автора как же принц победил дракона или нашел меч. Это давало возможность варьировать сценарий каждый раз. Так, из двух книжек про принцесс, которые мы отыскали, детям мы рассказывали десять, а то и двадцать разных историй.

— Крошка Сью, — поприветствовала ее я, усаживая рядом.

Она сразу же протянула одну из книг. Я быстро взглянула на Пруденс: та без задних ног спала после вчерашней прогулкой за провизией. Она часто ходила с мужиками за баклажками воды, а уже после выбиралась с ними и за консервами. Показывала себя сильной и смелой, а вечером, успев коснуться кровати, сразу же вырубалась. Наверное поэтому и позволяла нам делать из Сью настоящую девочку.

Подложив под попу Сью подушку, я открыла первую страницы книги и шепотом начала свой рассказ.

— Давным-давно, в далекой стране, жила была принцесса. Умом она была не обделена, как и яркой внешностью. Пошла вся в мать: королева была тоже красивой и правила мудро, вместе со своим мужем — великим королем.

Принцесса росла и пришло время выдавать ее замуж. Ей нравился принц из соседнего королевства. И никто не был против их брака. Кроме одного человека — великого короля. Он хотел, чтобы дочь вышла замуж за принца из другого королевства. Этот брак бы укрепил их величие
 и присоединил бы к себе чужие земли. В том числе и те, что принадлежали принцу, чье сердце было уже отдано принцессе.

Так молодая девушка оказалась меж трех огней: двух принцев, желавших ее, и отце, который думал лишь о благополучии своего королевства.

Однажды великий король, не в силах больше ждать, привез во дворец того принца, чей брак с его дочерью был выгоден. И сказал: «Ты, принцесса моего королевства, выйдешь замуж за этого принца. Иначе не бывать тебе его королевой!».

Послушала принцесса речь своего отца, заплакала и убежала в свои покои. Долго плакала она, почти до самого вечера. Пока не услышала пение у себя на балконе от нежданного гостя:

Twinkle, twinkle, little star,

How I wonder what you are!

Up above the world so high,

Like a diamond in the sky.

…

When the blazing sun is gone,

When he nothing shines upon,

Then you show your little light,

Twinkle, twinkle, all the night.

…

Then the traveller in the dark

Thanks you for your tiny sparks;

He could not see which way to go,

If you did not twinkle so.

…

In the dark blue sky you keep,

And often through my curtains peep,

For you never shut your eye

‘Till the sun is in the sky.

…

As your bright and tiny spark

Lights the traveller in the dark,

Though I know not what you are,

Twinkle, twinkle, little star[9].

Принцесса встала с кровати и подошла к балкону. Распахнув двери, она наконец-то увидела нежданного гостя. Это была ее фея-крестная, которая посещала принцессу еще в детстве. А теперь каким-то чудом оказалась в ее покоях.

— Милое дитя, — сказала ей фея, — отчего ты так горюешь?

— Ох, тетушка фея, — ответила ей принцесса, — хочу я замуж выйти, да вот только по любви. А папенька мой, о великий король, не желает этого. Выдать замуж меня хочет за другого принца.

— Ужасно! – отреагировала фея, — нельзя выходить замуж не по любви! Но не переживай, я помогу тебе! Ты выйдешь замуж за того принца, которого любишь!

Принцесса улыбнулась и обняла тетушку фею. Прямо как родную мать. Фея улыбнулась доброй принцессе и с помощью заклинания перенесла ее в замок принца. Оттуда он вместе с прекрасной принцессой и уехал на своих лошадях в закат.

А в королевстве все и позабыли о том, что когда-то жили принц и принцесса. Теперь они были вместе и никто не мог им помешать.

Конец.

Не знаю, поняла ли тогда маленькая Сью весь контекст этой истории. Я надеялась, что нет. Хотя бы это поколение должно было вырасти без войны. Хоть бы она закончилась к тому моменту, как она начнет все осознавать.  

Где-то вдали еще также не спали дети. Они тихонько слезли с кроватей своих матерей и также шепотом напевали песню. Но другую.

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale, high

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet

…

Oh, sing sweet nightingale, sing

Oh, sing sweet nightingale

Oh, sing sweet

Oh, sing[10]

…

Дни, проведенные в школе Подесты, доводили меня до слез. Лав говорила о них с таким трепетом и теплотой, будто рассказывала о свое семье. Наверное это было единственное время в том безумии, когда она чувствовала себя хорошо.

Она заснула в тот день рано. Сначала я приняла это за долгую паузу перед продолжением, но потом заметила, что девочка давно прикрыла глаза и уже сопит. Я тихонько вылезла из кресла и вышла из палаты, не забыв ее наглухо прикрыть, дабы кто-то проходящий не нарушил ее сон. Было уже за полночь и идти домой смысла не было. Тем более сегодня дежурила Нэнси, которая, в отличии от других коллег, любящих поболтать ночами напролет, сама с удовольствием засыпала в сестринской на нашем уже низко посаженном диване. Именно там я ее и обнаружила, когда вошла внутрь. Рядом стоял приглушенный торшер и рация на всякий случай. Повесив свой медицинский халат, я также медленно прошагала в соседнее кресло, где и устроилась, не забыв завернуться в плед.

— Я так и думала, что ты тут останешься, — тихо сказала Нэнси, чей покой я все-таки сумела нарушить, — эта Трейнор так и не даст тебе покоя, пока не выпишется.

— Она интересная, — ответила я, — а по ее рассказам хоть книгу пиши, так увлекательно обо всем этом говорит.

— Я бы на ее месте материлась через каждое слово. Особенно когда знаешь, что за твоей стеной те, кто тебя и твоих друзей поубивал.

— Что? – резко и громко спросила я, — ты про что, Нэнс?

— А ты не знаешь? — открыла глаза шеф и с удивлением поглядела на меня, — те самые «Саузен Пауэр». Точнее то, что от них осталось. Они здесь, в этой же больнице. И даже, по-моему, на этом же самом этаже.

Глава 9. Мне только кончики.

Я долго не могла уснуть. В голове не укладывалось как администрации больницы пришло в голову положить их на одном этаже. Даже рядом друг с другом! А вдруг они встретятся? Кто-то из этих уродов случайно увидит ее в соседней палате? Захочет ли он зайти и задушить ее подушкой во сне?

Нет, это уже мои фантазии. У нас же круглосуточная охрана! Да, которая спокойно может выйти в туалет на минуту!

А минуты может быть достаточно…

Мне хотелось взять и перенести это кресло прямо к ней в палату. А еще прихватить с собой утку и поставить ее на входе в палату. И когда кто-то на нее случайно наступит, то сразу же проснуться и позвать на помощь. Или даже самой броситься на амбразуру, лишь бы защитить ее.

Она же такая маленькая. Такая беззащитная и побитая.

Даже не знаю что так прорывалось во мне защитить ее. Обычный гуманизм? Или твердое желание дослушать историю до конца? Что бы это ни было, с этим чувством я тщетно боролась до самого утра. На часах было часов пять, когда я перестала стараться заснуть и решила пройтись по этажу. Возможно, я бы убедилась, что все оставшиеся из тех солдат мирно спят в своих палатах и не планируют свою месть. Тогда бы я спокойно вернулась в сестринскую и продремала оставшиеся часы до того, как дежурная медсестра разбудила бы нас с Нэнси с ежедневным докладом: “Время пересменки. Ночью все было спокойно”.

В коридоре было тихо и безлюдно. Будто не только на этаже,
но и во всей больнице не было ни души. Многие двери в палаты были наглухо закрыты и их возможный скрип сразу же нарушил бы мои планы по собственному успокоению. Я уже намеревалась идти обратно и просто закинуться снотворным, когда увидела одну открытую дверь, из которой даже проникал свет от лампы. В 5 утра явно кто-то не спал, кроме меня. Лишь бы также и не замышлял ничего плохого.

Палата была в конце коридора. Я даже не помню, чтобы в последнее время доходила до нее. Рядом всегда стояло какое-то пахучее растение, которое всем нравилось, а мне нет. Поэтому я просила Нэнси не ставить меня на эту палату. Но в этот раз даже кустарник не остановит меня от возможного проявления героизма.

Уже подходя ближе, я решила снять тапочки. Мне хотелось подойти как можно тише, чтобы точно никто не заметил. Прямо у двери я услышала тихий шепот, который показался довольно знакомым. И еще один, который ранее не слышала. Обе фигуры сидели спиной к двери, поэтому я со всей наглостью прислонилась к стене и слегка заглянула внутрь.

Это была Лав и еще кто-то: молодой парень, который повернулся на левую сторону и вместе с девушкой смотрел в окно. Они о чем-то разговаривали и я успела на самый интересный момент.

— Не знаю, я их не видел. И надеюсь, что они достаточно еще ранены, чтобы дойти до моей палаты.

— Я их тоже. Один раз показалось, что мимо проходит кто-то знакомый. Но это был какой-то санитар. Очень просто внешне похожий. Ночью это выглядит еще страшнее.

— Я кажется знаю о ком ты. Он заходит ко мне, приносит еду. Да, действительно очень похож на кого-то от них.

— А Джереми? Его ты не видел?

— Пока нет. Я только тебя сегодня увидел, а до этого лишь свою сестру. Она остановилась кстати тут недалеко, в отеле. Обещала ко мне сегодня зайти…

— Зейн, — перебила его Лав, — прости, но меня сейчас очень волнует Джереми.

— Я понимаю…

— Нет, не понимаешь! Они мне не говорят о нем. Ни мой лечащий врач, ни эта пожилая медсестра, которую зачем-то представили ко мне на весь день. Сидит и слушает меня с самого утра и до позднего вечера, а дойти до палаты Джереми она время так и не находит.

— Ну… может, он не здесь. Я слышал, что наших девчонок положили в соседнюю больницу. Вроде как потому, что они не сильно пострадали.

— А что, если он не лежит здесь? А что, если он ни в какой больнице не лежит? А что, если он все-таки…

— Лав!

— Мы должны продумать все варианты! Ты видел в каком состоянии я тогда его нашла. На нем живого места не осталось, а нас сюда доставили прямо из Подесты! Думаешь он не мог умереть по дороге?

— Давай думать позитивно, — повысил голос некий Зейн, — прошло не так много времени. Даже мне еще не разрешают вставать. Я понимаю, что тебе страшно и одиноко здесь. Хочешь я попрошу свою сестру к тебе тоже зайти?

— Нет.

— … она может захватить тебе вкусных булочек из местной пекарни. Она мне недавно приносила, там есть одна такая с сыром и шпинатом…

— Я сказала нет!

Она резко встала. Я же резко вернула свое тело в коридор, боясь пошевелиться. Приближающиеся шаги я пока не слышала, поэтому решила все еще постоять.

— Мне просто надо знать, что с ним все в порядке. Что он все еще жив. И что эти… хм… не смогут даже здесь до него добраться.

— Им не позволят это сделать здесь, в больнице.

— Ты их не знаешь!

— Нет, знаю! Знаю, Лав! Также, как и ты! И даже больше! Это я родился в этой чертовой Подесте! Это я участвовал в митингах, чтобы они уехали обратно к себе! Это я потерял больше, чем ты в этой войне!

— Ладно! ЛАДНО! Ты больше. Больше сражался, больше страдал. Но не смей даже пытаться дальше измерять потери. Особенно мои. Считать кто больше пострадал вообще нельзя! А будешь пытаться — я лично тебе докажу, что потеряла больше.

И вот я наконец-то их услышала: громкие шаги, усиливающиеся с каждой секундой. Я резким скачком вперед добралась до ближайшей палаты и рванула в нее. Слава богу пациент в ней не проснулся, лишь повернулся на другой бок. Я же, подождав пока рядом снова станет тихо, выглянула наружу. Лав как раз в этот момент тихо заходила в свою палату, озираясь вокруг. Как только она закрыла за собой дверь, я тут же вернулась в коридор и, также озираясь вокруг, быстрым шагом пошла обратно в сестринскую.

Я так и не смогла уснуть. То ли от резкого всплеска адреналина от страха быть пойманной на подслушивании, то ли от осознания того, как я была противна Лав. До этого момента я думала об этой девочке иначе. Жалела, что она мало кому здесь открывается и с трудом это делает для меня. Все это было для меня логичным как последствие полученной травмы после событий в Подесте. Возможно, ее злоба на всех вокруг, в том числе и на меня, была защитной реакцией. Но от осознания этого или других оправданий ее поведения и слов мне не становилось легче. Лишь больше омерзительно, ведь она не сказала мне это лично, в лицо. Я узнала это случайно и теперь буду воспринимать ее улыбку как насмешку, а не как искреннее желание поделиться со мной чем-то важным. Чем-то сокровенным.

Но она не заметила как изменилась моя реакция на ее приветствие уже через несколько часов. Все также, дождавшись пока я усядусь на свое место, она продолжила рассказ.

Я же спокойно села в кресло, обещая себе сменить тактику: теперь я буду лишь слушать ее истории, не позволяя эмоциям взять верх.

…

Наступило лето. Я всегда слышала, что в Подесте оно довольно жаркое. Мелоди с девчонками даже как-то съездила в этот город тайно от мамы позагорать. И хоть тогда она сгорела на солнце, это не остановило ее от повторных вылазок. Надо будет обязательно выбраться с ней сюда, как только все уляжется. И как только я ее найду. И мы оба, вместе с Джереми, вернемся домой.

Но в этот раз солнца даже не было видно. Днями напролет тяжелые и грязные тучи закрывали от нас его лучи, из-за чего мы часто путались: день сейчас или ночь. Стоял жуткий смог, в каких-то местах даже туман. Команда Пруденс, выйдя за припасами в очередной раз, сумела потерять несколько ребят, пробираясь через густой туман. Шел семнадцатый день, как они не вернулись и я просто надеялась, что проснусь завтра и снова увижу их, рассказывающими истории о том, как они смогли найти нас, успев убить по пути парочку врагов. Я волновалась, потому что завтра мне пришлось бы идти с Пруденс вместо них. А еще потому, что нога так и не переставала ныть, хоть и стала чуть более подвижной.

Лекарств почти не осталось. Из-за усиливающегося смога люди чаще начали ломать себе конечности и получать другие раны, требующие огромную кучу обезболивающего. Поэтому, где-то две недели назад, я перестала просить их у Ривера. А еще начала кое-как помогать ему. Из-за чувства долга, наверное. Он же, обучая меня делать перевязки и уколы и видя как я в очередной раз, превозмогая боль, пытаюсь ему помочь, сказал:

— Надо как-то до конца вылечить твою ногу, Лав, — сказал он, — ей будет становиться только хуже. Остаться в твоем возрасте без одной ноги так себе удовольствие.

— Я не хочу отнимать лекарства у тех, кто больше в этом нуждается, — гордо ответила я, — особенно у мужчин, которые на время повредили те же ноги, но смогут на своих плечах донести больше, чем я.

Эти слова были не искренние. Наигранные. Из чувства не только долга, но и воспитания. Хотелось показаться сильной. Ведь вокруг меня люди, которым реально было хуже. Намного хуже.

Хоть и внутренний голос всегда кричал в такие моменты «Что ты делаешь? А как же ты? Как же твоя нога?». Я списывала это на детский лепет. Даже эгоистично детский. Я не могла себе теперь позволить брать, что хочется. Даже то, что мне было крайне нужно.

Ведь кому-то было нужнее.

— Это конечно очень благородно, но ты тоже полезна. Особенно мне. Помнишь как Роуз стало плохо и ты не только сбила ей температуру, но и остановила диарею? А ведь я тебе только один раз рассказывал, как это делается у беременных.

— И что же мне делать?

— Я не просто так упомянул Роуз. Думаешь ей дают больше таблеток только из-за ее положения? Когда она пришла сюда, то помогала мне раздобыть лекарства.

— Что ты имеешь ввиду?

Он посмотрел на меня. Видимо сначала хотел сразу ответить, но потом передумал.

— Спроси лучше у нее самой. Она тебе поможет.

Я сразу подумала о продаже каких-то вещей, которые у меня остались. Помню, что расстроилась, что не нацепила в тот день на себя побольше украшений, смогла бы на них купить пачку парацетамола. Шагая до Роуз, я еще раз ощупывала себя в надежде найти какой-нибудь бриллиант от сережки, упавшей в карман джинс. Сережки на тот момент я уже успела обменять на костыли.

Роуз сразу же поняла о чем идет речь. Она даже отложила чьи-то вещи, которые зашивала, и посадила меня на свою кровать.  

— Ну вот пришел и твой черед, — то ли с радостью, то ли с грустью в голосе сказала она.

— Черед чего?

— Нормально заработать! И даже не один раз, если повезет.

И в этот момент она сняла свою шапку. Под ней были коротко подстриженные волосы, где-то не аккуратно, а где-то были приклеены даже пластыри, словно сделано это было наспех. Это не делало ее лицо уродливее, но видимо она стеснялась своей головы, пусть даже ее и не видела. Поэтому и ходила в такую жару в шапке.

— Что с тобой? У тебя рак?

— Если бы, — черно пошутила она, — это я пыталась недавно подстричься. На последних сроках это очень тяжело, а кроме Пруденс с малышкой Сью и Риверу, ну а теперь и тебе, я тут больше никому не доверяю.

— Прости, я не сразу поняла. Дело ведь во вшах, да? Когда они у меня были в первом классе, даже папе было сложно достать специальный шампунь, а тут…

— Да нет же! — перебила меня она, — мы их продаем! Все мы! Уж не знаю, зачем они ребятам из соседней страны, но волосы пользуются спросом больше, чем алкоголь и сигареты!

И тут я впервые заметила лысую голову не только Роуз, но и всех остальных. До этого как-то не обращала внимания. У кого-то она была сбрита под ноль, кто-то также старательно прятал ее с помощью шапки или косынки. В дальней части школы я увидела все же девушку с волосами, такого же размера как у меня, до груди. Я тут уже спросила про нее у Роуз и она поспешила объяснится.

— Не все предпочитают расстаться со своей, как им кажется, шикарной шевелюрой. Как будто у них есть мыло, чтобы за ними ухаживать. Они предпочитают другой вид заработка. Такой же популярный и актуальный, везде и всегда.

Я не стала уточнять что это было. В голову лезли грязные мысли. Сбривание волос не выглядело чем-то таким же ужасным, но тогда я не была готова расстаться со своей шевелюрой. Джереми очень нравилось, что я, слегка пухленькая маленькая девочка с длинными волосами, шагаю рядом с ним. Я надеялась, что скоро его увижу и он сможет узнать меня в толпе именно по моим волосам.

Роуз подошла ко мне на следующее утро с предложением все-таки отстричь мои волосы. То ли Ривер успел ей сказать, о том как я страдаю от боли, то ли она это сама заметила. Я категорически отказалась. Внутри меня еще не умерла надежда в скором времени попасть домой. А волосы я отращивала слишком долго, чтобы вот так просто с ними расстаться. Поэтому просто собрала их в хвост, чтобы уже появившиеся колтуны мне не мешали.  

Пошатываясь и слегка постанывая от боли, я пошла с ребятами за припасами. Рядом со мной шла Пруденс, которая была рада меня видеть. Она провела рукой по моим волосам. Видимо и ей тогда успели рассказать про мои капризы.

Но она не стала меня уговаривать. И я впервые порадовалась, что она, в принципе, не может разговаривать.

Пока мы шли, то передавали друг другу карту города. Конкретно карты южного района не нашлось, поэтому у нас была нарисованная по памяти одного из ребят карта Подесты. Такая себе, но другой у нас не было. Пришлось даже перерисовывать ее в некоторых местах.

Туман так и не исчез за утро. В некоторых местах он даже наоборот усилился. Впереди шли парни, осматривая все вокруг. В места, где мы совсем теряли способность видеть, они сначала шли сами, а потом, если все было хорошо, звали остальных. Каждый раз, когда они заходили в эту белую пелену, я боялась, что они так и не выйдут из нее. И в нашем отряде станет еще меньше человек. Но они каждый раз возвращались. Правда по их лицам было видно, что они сами были рады тому, что какой-то монстр не утащил их в канализацию.

Парни, шедшие сзади нас, иногда помогали мне. Когда я на минуту останавливалась посреди дороге, переводя дыхание и хватаясь за ногу.

— Положи мне руку на плечо, — сказал один из них и буквально тащил меня на своем горбу метров пятьсот. После чего передал другому.

И еще раз, также по новой.

Стыдно признаваться, но тогда я приняла этот жест доброй воли как само по себе разумеющийся факт. Ведь я же девочка! Да еще и маленькая, и раненная. Я не обращала внимание на то, как им было тяжело проявлять себя как джентльмены. Даже не спросила их имени. Просто принимала их доброту как данность и, мило улыбаясь, благодарила.

Один из этих парней слегка покачивался, когда вел меня вперед. Мне показалось, что он еще не отошел тогда от вчерашней пьянки. Конечно, война войной, но как-то надо же сдерживать себя! Особенно если знаешь, что завтра на вылазку…

Но высказывать тогда недовольство было не в моем положении. Другие бы вряд ли согласились мне так помочь. Особенно девочки, которым не нравилось такое внимание к калеке.

Пока мы шли, я вспомнила, какой был важный тогда день. Нет, не только тем, что меня наконец-то взяли на вылазку. Это было 6 июня — день рождения Джереми. Его восемнадцатилетие. Интересно, празднует ли он сейчас? Я надеялась, что да. В компании каких-нибудь ребят, с которыми он спасся из университета и ждет возвращения домой. Или даже уже дома. Эта светлая мысль не покидала меня.

Даже больше — благодаря ей я и жила.

Где-то через час пути мы наконец вышли на тропу, где этот проклятый туман рассеялся. Это была открытая местность. Можно было подумать, что раньше там стояли дома. Об этом говорили сохранившиеся дорожки из камня и пыльные указатели. Теперь же это место было пустым и заросшем. Прямо как в настоящем постапокалиптическом фильме. Еще не хватало бегущих зомби со всех сторон, которые до этого тихо сидели в кустах.

Девочки начали рвать ягоды и яблоки с кустов и деревьев. Я даже не стала спрашивать не ядовито ли все это — лишь пошла помогать им. С собой у каждого были рюкзаки. У кого-то свои, у кого-то чужие. Я еще успела сохранить свой, который привезла из дома. И в очередной раз пожалела, что тогда, уезжая из родного города, не решилась взять рюкзак побольше.

Парни же пошли дальше исследовать местность. В последнее время, когда они не теряли надежду найти потеряшек, ребята доходили лишь до этого места, где росла рябина и яблоня. Но в этот раз, вместе со мной, они взяли еще парочку новичков. И видимо решили, что пора двигаться вперед.

— У нас кончаются консервы, — сказал один из них, — нужно дойти до ближайшей заброшенной улицы и поискать в магазинах. В прошлый раз мы нашли целый стеллаж и даже никого не встретили. Надеюсь, сегодня будет также.

Мы с девочками положили все, что собрали, в рюкзаки и пошли вслед за парнями. Я старалась класть ягоды в маленький карман, чтобы не раздавить в большом. Приходя обратно в школу, девочки давили из них сок, так как кроме воды больше ничего не было. Яблоки я спокойно покидала на самое дно.

Свернув на дорогу, я впервые, за все это время, словила ступор. Прямо на асфальте, даже можно сказать, на его середине, валялись трупы. Некоторые из них были не целыми, многие уже успели потемнеть. У одной девушки, лежащей почти без лица, на голове сидела ворона, выклевавшая глаз. В тот момент, как я это все увидела, он у нее как раз лопнул под напором клюва. И разбрызнул все содержимое по остаткам лица.

Мне всегда становилось дурно на уроках биологии. В этот раз моя рвота говорила сама за себя. Девочки, идущие сзади меня, обошли мое представление, а потом обошли и ту девушку, согнав при этом ворону. Пруденс подошла ко мне и подала свою бутылку воды. Мне льстило то, что она не брезговала, что кусочек моей блевотины бы попал в ее бутылку. Видимо она также блевала при своем первом разе. Поэтому спокойно подержала мои волосы, когда я решила блевануть еще раз. Напоследок.

Придя в себя, мы с ней пошли дальше. Впереди уже виднелись опустевшие магазины с выбитыми стеклами. Где-то из-под асфальта прорастала трава. Как будто после последней стычки прошло не три месяца, а три года. Трупы, валявшиеся вокруг нас, не кончались. Об один из них я даже успела споткнуться, снова почувствовав боль в ноге.

Мы с Пруденс пошли искать возможные лекарства в аптеку. Прилавок был весь в крови и мне не хотелось знать, расстреляли ли здесь кого-то или взорвали. Стеллажи были пустыми. Но внутри аптеки всегда есть склад. На котором правда тоже ничего не оказалось: только пустые бутылки и рассыпанные пилюли. Видимо кто-то принимал их прямо здесь. Мы стали шариться по полу. Возможно какая-нибудь таблетка завалялась под развалинами.

Но нет. Это был самый чистый, по наличию товара, магазин во всей округе.

Боль в ноге стала усиливаться. Столько километров я давно не проходила. Она будто кричала мне «Ты что творишь! Я же сейчас возьму и отвалюсь!». «А вдруг и правда отвалиться?», подумала тогда я. Но поскорее выкинула эти тревожные мысли из своей головы. Выходя из аптеки, я замедлилась, чтобы случайно не подвернуть лодыжку. Ребята еще не успели повыходить из своих магазинов. Я надеялась, что это потому, что у кого-то все-таки нашелся улов. И пока они не появились, я могла спокойно отдохнуть на лавочке. Точнее на том, что от нее осталось.

Рядом со мной села Пруденс и закурила. Она делала самокрутки сама и нередко хорошо их продавала. Я пока была не настолько отчаянной, чтобы податься дурной привычке. Мне хватало лишь пассивного курения.

Я закрыла глаза. Эта вылазка, пусть еще и не закончилась, но уже высосала из меня все силы. Даже мое второе дыхание. Я понятия не имела, как мне топать обратно. Возможно все пойдут без меня, бросив сзади. И только одна Пруденс, с ружьем на перевес, решиться меня поддержать и сопроводить.

Но ведь у нее там дочка. А что, если мы не вернемся? Будем лежать среди трупов на этой заброшенной улице, а вороны также будут нас клевать. Ведь другие ребята не вернулись… а они были гораздо больше и старше нас. Я не останавливалась озираться по сторонам: в любую секунду из угла мог выйти какой-то солдат, который примет нас за предателей родины и убьет на месте. А я, с каждым своим скрипом при ходьбе, лишь увеличивала шанс привлечь к себе внимание.

Но ведь сама я в жизни до школы не дойду. Особенно сейчас. Сидя
с закрытыми глазами, я представляла себе вкусные и жирные бургеры, что продавались у нас рядом со школой. Мы заходили туда после уроков все вчетвером, а иногда даже сбегали с последних пар, чтобы успеть ухватить последнюю партию милкшейка с фисташкой. Ммм… фисташка. Не знаю, продают ли они еще коктейли с ней. Самые вкусные коктейли, которые я когда-либо пробовала. Душу была готова продать в тот момент за него. Да и все, что набрала себе в рюкзак.

Да, это звучит очень глупо. Но в тот момент мои мозги расплавились. То ли от невыносимой жары в тот день, то ли от прелестных видов вокруг.

Справа раздался выстрел. Не такой оглушительный, но очень явный. Потом второй. Мы забежали обратно в аптеку. А точнее меня, оглушенную выстрелом и в снова в ступоре, туда затащила Пруденс. Ружье у нас было одно на двоих, я им не умела пользоваться. Из магазинов тут же повыбегали наши ребята. Одного из них успели ранить, я слышала крик. Пруденс оставила меня одну, хоть и не стала убегать далеко вперед. Я сползла вниз по стене и молилась, чтобы она оказалась цела. Чтобы не попала под пули. И чтобы, если ее все-таки ранят, то не смертельно.

В ушах стоял гул — было страшно и очень громко. Я закрыла их руками и глаза тоже. Мне было страшно заглянуть за угол и увидеть, что там твориться. И если бы кто-то, перестреляв всех моих новых друзей, зашел в аптеку, я хотела, чтобы меня тогда уж пристрелили без боли.

И я уж точно не хотела бы смотреть на это.

Да и на того, кто это сделает.

Я боялась не столько ощутить боль перед смертью, сколько испугаться и от этого умереть.

Стреляли они друг в друга недолго. Наши быстро взяли верх. В основном из-за того, что нападавших было всего трое. Против нас, семерых. Я наконец-то вышла из аптеки. Даже не чувствовала боль в ноге, было не до этого. Пруденс обкрадывала одного из нападавших. Она стащила у него пушку покруче, а мне всучила ружье.

Раненого парня еле подняли. Он жутко стонал и его рана на бедре была намного крупнее моей. Куски мяса валялись рядом и он, в панике, пытался их поднять и запихнуть обратно внутрь. От его криков все внутри съежилось.

Если у меня от перелома была такая боль, что же чувствовал он в ту минуту?

С собой у нас не было бинтов. Никто не рассчитывал на столкновение. Какая-то девочка сняла с себя кофту и обвязала ею ногу раненого. После чего какой-то парень попытался его поднять. И бедный раненый снова издал крик. Так, что зазвенело в ушах. Я в те минуты просто стояла рядом и наблюдала за ужасной картиной.

Спасибо, что никто не додумался вовлечь меня в этот процесс.

Обратно мы шли медленнее. Значительно медленнее. Парни сменяли друг друга, чтобы дотащить раненого. Им даже помогали девочки. И уже никто не соизволил предложить помощь мне. Даже стало обидно. Ведь боль в ноге никуда не ушла. И еще припомнит этот маршрут мне ночью, когда сильнее разболеется.  

Смотря на то, как парни друг другу передают раненного, как пару часов назад передавали меня, я заметила, что у одного из них отсутствовала рука. Рукав рубашки просто болтался рядом с ним, пока он не снял ее и не отдал какой-то девочке.

И этот парень помогал мне пройти пару метров. Одной рукой поддерживал меня за бок, а на другую — повесил рюкзак с ружьем. И все еще как-то сдерживал равновесие.

Как это я сразу не поняла? Подумала, что он пьяный. Вот дура.

Проходя вновь мимо яблони, кто-то предложил дособирать оставшиеся фрукты. Все равно мы тогда много консервов не нашли. Хоть чем-то сможем пропитаться. И тут я поняла, что мой рюкзак, в который я целый час закидывала яблоки и рябину, пропал. Я оглянулась вокруг, вдруг кто-то подобрал его и ждал, когда я вспомню о своей пропаже.

Но его нигде не было. И меня охватила паника.

Он остался лежать у аптеки. Рядом со скамейкой. Видимо я его тогда скинула, присев, а потом забыла подобрать, когда в нас начали стрелять. Целый мешок продовольствия остался в наглухо забытом месте, где лишь встречаются две стороны на перестрелку.

Мой шок заметил один из парней. Он сразу понял в чем дело. И я тоже увидела его взгляд полный разочарования.

— Я заберу его, — пообещала я, — заберу, когда в следующий раз пойдем на вылазку.

— Заберешь? — переспросил он, — ты? С твоей то ногой? Ставлю десятку, если бы не раненный пацан, то обратно мы тащили бы тебя. И шли бы намного медленнее чем сейчас.

Его голос не дрожал. Был спокойным и даже хладнокровным. Как я сейчас это оцениваю. Но тогда, лично для меня, очень жестоким. Как будто бы объяснял мне простые вещи. Хотелось возразить ему — сказать, чтобы был помягче.

Я же ведь тоже ранена. И, все-таки, девочка.

К тому же тогда еще несовершеннолетняя.

Но не смогла. Испугалась. Не хватало еще, чтобы он меня сейчас бросил и ударил Пруденс, которая бы встала на мою защиту.

— А что насчет твоего рюкзака, забудь, — договорил он, — Эту улицу чаще нас прочесывают только «Саузен Пауэр». Уверен, они о нем позаботятся.

И спокойно ушел вперед, прихватив с собой пару яблок в руки. Больше ему некуда было их сложить.

Остаток пути я провела в молчании. Даже сторонилась Пруденс, которая все также шла рядом. Не могла взглянуть на нее. Лицо, как и уши, горело от стыда. Надеюсь тогда она подумала, что все это от жары, чем от правды.

Которая поразила меня в самое сердце, не забыв ударить по затылку.

Знаешь, я никогда еще в жизни не чувствовала себя такой беспомощной, жалкой и слабой. От которой больше вреда, чем пользы. Которую легче бросить по пути, чем тащить до школы и снова лечить. Все они помогали мне на протяжении последних трех месяцев, а я не могла сделать элементарного — просто принести немного ягод и яблок. Это получалось у всех, даже у беременных. У тех, кто по утрам стирал вещи, а по ночам чистил оружие. Или кто 24/7 обходил окрестности в поисках чего-то полезного. Превозмогая всю ту же боль, что чувствовала и я. А может даже и побольше.

Дойдя наконец-то до школы, я тут же направилась к Роуз. Даже не потрудившись отдохнуть. Она спросила где мой рюкзак, но я тут же прервала ее расспросы и попросила начисто меня побрить. К тому моменту, мои волосы доставали до лопаток. Я надеялась, что этого мне хватит хотя бы на пачку парацетамола.

Глава 10. Под аккорды Билли Джо Армстронга.

Оказалось, это было совсем не больно. Роуз старалась брить меня аккуратно. Она не нанесла мне ни одной раны. Целого зеркала у нас в школе не было, но по осколкам я все-таки сумела рассмотреть новый облик.

Все было не так уж страшно, как я полагала. Но мое лицо изменилось кардинально. Стало более суровым, угрюмым. Я напоминала больного человека, меня выдавали лишь оставшиеся темные брови.

Я не знала насколько они быстро отрастут. И даже не потому, что хотела снова потрогать свою густую шевелюру. За свои почти что 60 см я получила не только, как казалось, безграничный пакет лекарств, состоящий из обезболивающих, противопростудных и успокоительных, но еще и шарф, шапку и теплые носки. Среди всех остальных я чувствовала себя богачом. И когда пришедший с вылазки парень отдал мне все эти дары, я словила кучу завистливых взглядов со всех сторон. В основном на меня смотрели дамы, которые либо еще не решились расстаться с волосами, либо ждали, когда они отрастут вновь.

Это был самый счастливый день за все эти ужасные месяцы. Мое измученное тело просило всыпать в него все, что имелось, но я бережно распределила все таблетки. Часть из них отдала Роуз и Пруденс, ведь ранее именно они снабжали меня ими. Еще часть Риверу, понятно почему. Остальное спрятала у себя. Что-то в кровати, которая уже обзавелась еще одним дырявым, но еще упругим матрасом, что-то оставила у себя.

Богаче меня в тот день никого не было. И это было прекрасное чувство. Наверное круче того, когда ты уезжаешь от родителей и начинаешь жить собственной жизнью. Идешь на работу и получаешь первую зарплату, которую тратишь в баре или на покупки мебели.

Теперь я была, как никогда, готова к самостоятельной жизни.

— У них с этим дефицит, — ответил доктор Ривер, когда я спросила о ценности волос, — эти бомбы с химикатами уже не в первый раз взрываются в Подесте. Несколько лет назад они сильно загрязнили атмосферу на границе. Многие жители пострадали. Ребята, которые ходят за продуктами, добираются до ближайшего КПП и обменивают их на что-то важное. На лекарства и еду чаще всего.

Теперь я совсем не понимала тех, кто еще остался при своем волосатом богатстве. Они все равно не имели возможности нормально их помыть и каждый день выковыривали оттуда блох.

Какой смысл? Кому-то понравится? Это ли так сейчас было важно?

В одном из карманов я держала мини-фото Джереми. А точнее нас обоих. Нас фоткал его отец на прошлое рождество. Она каким-то образом уцелела за все это время, лишь помялась. Я старалась не доставать ее при всех. Отчасти, потому что боялась потерять. Но в этот раз ее заметила Роуз.

— Кто это? Твой парень?

— Да. Джереми.

— Он тоже приехал сюда с тобой?

— Да, мы из одного класса.  

— Дай посмотреть.

Я неохотно протянула ей его. Не то, чтобы я не доверяла Роуз. Но тогда для меня это было как оторвать от себя одну из почек и дать ей на нее посмотреть.

— Красивый парень, — сказала она, — всегда думала, что у меня будет такой же высокий качок. Он наверное звезда футбола в вашей школе?

— Наоборот, — посмеялась я, — он из ботаников.

— Да ладно? Так и не скажешь. Вот мой — стопроцентный ботаник. Даже выглядел также: худой, даже тощий, в очках и с вечно торчащими волосами.

Мы обе рассмеялась. Джереми действительно был не похож на типичного ботаника.

— А что с ним стало? — спросила я, — с твоим ботаником?

— Он вступил в «Саузен Пауэр», — с грустью в голосе сказала Роза, — еще в том году, на Хэллоуин. Я и не знала, что беременна. А когда захотела связаться с ним и рассказать прекрасную новость, то не смогла найти контакты. Никто его не видел, никто про него не знал. От парня как будто и след простыл.

Она замолчала. Ей было трудно говорить о том, кто сейчас был ей нужен больше всего. Наверное, узнав, что ждет ребенка, он тут же бы обеспечил ее всем необходимым и перевез в соседнюю страну.

Мне стало ее очень жалко.

— Я не хочу думать, что он умер, — продолжила Роуз, — предпочитаю считать, что он просто вовремя свалил отсюда. Может быть в Ирландию или даже Англию. Подальше от этого места.

Пусть это было и эгоистично в тот момент, но я лишь замечталась о том, что Джереми с Мелоди тоже куда-то свалили. Может, после той бомбежки из эвакуировали вместе с остальными. Или же они нашли попутку и до ней добрались до Иглтауна. А оттуда — в Милвен, где уже рассказали всем обо мне.

И теперь спасатели из Милвена на всех порах мчатся в Подесту, чтобы забрать меня.

Пусть это было, по отношению к остальным, очень эгоистично.

Но это тогда помогало мне жить.

А точнее — выживать.

— Ладно, не будем о грустном. Пойдем сходим в соседнее крыло. Там ребята сегодня устраивают пир: на вылазке нашли кучу припасов. Всех приглашают!

Роуз потянула меня с кровати. В ее руке было больше силы, чем
во всем моем теле. И я не смела противиться. Одну отпускать ее было стремно, хоть, как я уже и сказала, она была сильнее меня. Но в те дни мне была важна ее поддержка. Да и одной оставаться было не менее страшно. Я все равно не доверяла остальным. Слишком много незнакомых лиц каждый день видела.

И с каждым днем в нашем полку то прибывало, то убывало.

Было послеобеденное время. В животе вовсю урчало, поэтому мысль сходить и бесплатно покушать меня только обрадовала. Идти было недалеко: наше убежище располагалось на первом этаже, а те ребята, что были покрепче, жили на втором. Как правило, это были бывшие солдаты и сильные мужики, которые вовсю нам помогали и делали самую тяжелую работу. Когда стены начали рушатся, не выдерживая даже подставленных балок, мы звали именно их. Поговаривали, что жена одного из них даже жила среди нас, с ребенком. Она была беременна вторым, поэтому предпочла жить не рядом с мужем, а доктором. Что вполне себе звучало разумно.

На войне нет никакой романтики.

Когда мы с Роуз дошли, весь стол был уже занят. Мы обе ходили очень медленно: она из-за огромного живота, я из-за больной ноги. Но когда мы пришли, нас спокойно встретили. Не стали отгонять, как мух от еды, а пригласили. Даже нашли пару стульев и элегантно на них усадили.

Мне казалось, что в такое время все забывают о манерах. Но эти брутальные и здоровые мужики меня переубедили. Мне стало спокойнее.

— Подлейте-ка мне еще винца! То, что достали из последнего ларька! Походу везли с самих виноделен Гостера! Ха-ха-ха!

Рядом со мной сидел рыжий, весь обросший мужик. Его пышные, но слипшиеся от грязи волосы, соединялись бакенбардами с бородой, которая доставала аж до груди. В каких-то местах он закрутил их в косички. Выглядело это мило и забавно. Именно он кричал про вино, и когда ему его подали, он также предложил его и мне.

— Спасибо, я не пью.

— А это я не тебе, — игриво ответил он мне, — это я твоей израненной видами вокруг душе, которая так и просит меня ей налить! Да-да, не спорь! Я слышу ее звонкий голос! Ха-ха!

Я не стала спорить. Лишь улыбнулась и попросила его сообразить что-то и для Роуз. Тот, увидев положение моей новой подруги, тут же отобрал у соседа сок и передал ей.

— Благодаря таким как ты, Роуз, у нас еще есть надежда, — сказал он, а потом представился, — Марко Йович! Старый, но вовсе еще не дряхлый сербский музыкант.

— Роуз, которая носит в себе надежду. Ха! – ответила подруга.

— Лав Трейнор, попавшая сюда по ошибке, — ответила я.

— Ой, это ты зря. Именно твои лекарства, который мне дал доктор, излечили от изжоги. Знаешь, так беспокоила… целый месяц не мог найти от нее средств. А тут раз, приходит Хьюго и говорит «Тебе повезло, Марко! Это вон от той девчонки» и показывает на тебя, представляешь? Я твои большие глаза надолго запомнил!

Внутри меня бурлило то прекрасное чувство, которое я испытывала, когда впервые поцеловала Джереми.

Чувство восхищения к самой себе, что ко мне проявляют столько внимания.

Чувство гордости, что я вся такая крутая.

Чувство радости, которым хотелось поделиться со всеми сразу.

Эти чувства усилило еще то вино, что я начала лакать без остановки. Не помню, чтобы я так упивалась им дома. Но видимо Марко был прав: моей душе оно было необходимо.

Пока мы с Роуз сидели и кушали куриный суп с рисом и сыром, успели познакомиться с остальными ребятами.

Ия Красен, единственная девушка со второго этажа, рассказывала нам, как пару месяцев назад убила из ружья целого оленя. Тогда они устроили свой первый пир за эти месяцы. И решили, что теперь это будет традицией каждый раз, когда они будут натыкаться на большую дичь. В этот раз на столе лежали зажаренные кролики. Ребята постарались и содрали с них кожу, чтобы по виду нельзя было определить, что это кролики. Особенно детям, которые вовсю бегали вокруг нас и по-своему радовались жизни.

Ее парень, Итан Уолш, был местным гением. Совсем как мой Джереми. В одной из вылазок он нашел старое радио, которое починил и улучшил. Теперь, перед выходом, ребята ловили новости на местных волнах: нет ли поблизости солдат из «Саузен Пауэр», свободен ли путь до центральной улицы. А по вечерам мы слушали песни, которые крутили на станциях Южного Береллина. Только их нам удавалось ловить.

Не зная, куда забредет этот вечер, я решила достать фотографию меня и Джереми положить к себе под подушку. Тем более те, кто не собирался присоединиться, уже легли спать.

Проходя мимо кровати Роуз, я снова заметила на ней остатки зеркала. Решила на себя посмотреть. Теперь передо мной была не девочка, более-менее миловидная, с длинными, пусть уже и изрядно спутанными, волосами, а какой-то маленький мальчик, который потерял своих родителей-бомжей.

От такого страшного вида у меня навернулись слезы. Суровости придала еще свежая рана на щеке, которую я получила недавно на вылазке. Смотря в этот кусочек зеркала, я пыталась найти еще ту самую Лав, которую часто во мне видел Джереми. Как же он меня теперь узнает в толпе? Да если я к нему подойду, он даже не отреагирует: прогонит, как попрошайку. 

Мои негативные мысли, сопровождающиеся тихими всхлипами, прервал мимо проходивший Хьюго Ривер. Видимо возвращался от одного из пациентов и случайно увидел меня.

— А ты чего здесь? – спросил он, — тебя вроде Роуз наверх утащила.

Я не могла ему ответить. Тогда бы он расслышал мой дрожащий голос и шмыгающий нос. Что совсем было непохоже на простуду в такую жаркую погоду.

Хьюго был не только тонко чувствующим эмпатом, но, как мне иногда казалось, и настоящим экстрасенсом. Иначе я никак не могу объяснить то, что он сел рядом со мной и заговорил.

— Да, вам наверное девочкам тяжело расставаться с таким предметом роскоши как волосы.

Он говорил прям как старый дед. Но от этого было даже тепло на душе.

— Сколько таких девочек я видел за все это время… Даже больше скажу: когда ты лежала в коме, у нас было много девочек. И все они, буквально каждый день, стригли друг другу волосы. Все прибывали и прибывали… правда и уходили от нас тоже часто.

Хьюго так говорил, что мне стало просто неприлично все время молчать. Тем более, мы были в такой атмосфере: тишина, темнота… лишь свет со второго этажа хоть как-то освещал наше пространство.

— А кто вообще решил устроить убежище в школе? – наконец спросила я.

— Да ты знаешь, когда все это началось… людям некуда было бежать, кроме как в школу. Тем более она в лесу. В лесу мало кто вел сражения, легко же заплутать среди деревьев. Да и по сравнению с остальными зданиями, именно эта школа не пострадала. А у меня как раз в тот день было дежурство.

Я и представить не могла какого было Хьюго, который вначале ходил по этим местам как простой учитель, а теперь — как единственный врач. От которого зависели жизни многих прибывших.

— А тебе никогда не хотелось отсюда уйти?

— Как же, хотелось. Только пока некуда… везде же идут бои. Говорят, в центре Подесты еще хуже, чем здесь.

— А я думала тебя останавливает врачебный долг.

Он усмехнулся. Я не видела этого, но отчетливо услышала. И представила ухмылку на его лице.

— Лав, я не врач. И никогда им не был. И вряд ли когда-то стану. Просто мои годичные курсы оказания первой помощи помогают сейчас всем. От этого я крутым не стал.

Теперь же я положила ему руку на плечо. И, уже совсем не дрожащим голосом, сказала.

— По мне, так ты самый крутой человек в школе.

Мне хотелось верить, что он тогда улыбнулся. Жаль я не видела. Не в силах больше терпеть эту темноту, мы решили оба подняться. И когда поднялись, то увидели, как вокруг Марко столпились дети.

— Дядя Марко, сыграй нам ту песеньку, — подбежал к нам мальчик.

— Да, сыграй! Пожалуйста, — вместе с девочкой.

Их было не особо много, где-то 7-8. Разных возрастов, но не больше десяти. И на наше счастье, они не особо доставали. Как будто понимали, в каком месте живут. Не исключено, что их к этому готовили с детства. И все вокруг они воспринимали лишь как игру, главной целью которой было выжить и не доставать родителей.

— Хорошо, сейчас сыграю.

Он отложил окорок и достал из-под стола гитару. Все остальные за столом, увидев это, сразу же замолчали и стали затыкать тех, кто уже в пьяном бреду нес какую-то околесицу.

Я не слышала до этого песен Марко. Но, судя по молниеносной реакции остальных, он был тут местной звездой.

Summer has come and passed

The innocent can never last

wake me up when September ends

…

Like my father’s come to pass

Seven years has gone so fast

Wake me up when September ends

…

Here comes the rain again

Falling from the stars

Drenched in my pain again

Becoming who we are

…

As my memory rests

But never forgets what I lost

Wake me up when September ends[11]

Я слышала эту композицию еще до того, как ее спел нам Марко. Особенно, когда в США произошел ураган «Катрина». Мы тогда хотели съездить с отцом к его родственникам в Алабаму, но слава богу, не успели купить билеты. Тогда все говорили, что песня Билли Армстронга связана с потерей. Его отца, жертв войны в Ираке и урагана «Катрина». Возможно для жителей Подесты она тоже тогда стала символом потери. Потери всех тех, кого война унесла с момента, как началась. С пятидесятых годов. Но Роуз мне тогда подсказала еще одну причину.

— Это потому, что в сентябре «Саузен Пауэр» заканчивают свою операцию по захвату. Холодает у нас рано, как и теплеет. Поэтому все ждут, когда сентябрь закончится. Тогда-то они отступят и где-то до февраля или марта жители Подесты могут жить спокойно.

Ring out the bells again

Like we did when spring began

Wake me up when September ends[12]

Я смотрела на лица собравшихся вокруг. Некоторые обнимали друг друга, другие даже целовались. Но все, так или иначе, слушали Марко Йовича. Даже неугомонные дети.

Как будто это были несколько минут волшебного времени, в которых не было войны, крови и слез. А были воспоминания и надежда. Надежда на то светлое будущее, которая жила во всех этих людях. Которая заставляла вставать по утрам и искать припасы. Которая не позволяла остановиться в моменты скорби.

Которая хоть как-то держала еще нас всех на плаву и заставляла верить: сентябрь закончится и мы вновь проснемся.

Глава 11. Маленький человек.

— Наверное тебе было хорошо с ними.

— Да. Насколько это было возможно. В те минуты я даже ощутила себя как дома. Как в день рождения, когда все твои друзья собираются вечером за одним столом и просто отдыхают. С каждым таким пиром мы праздновали, что выжили. И по-человечески этому радовались.

То, что рассказывала Лав, вызывало во мне улыбку. Не смотря на то, как она говорила обо мне с другим пациентом, я таки не справилась с эмоциями и показывала их все. Слишком тепло и красиво рассказывала об этих днях она. Устоять было невозможно.

Я решила не говорить ей о том, что слышала. Пусть все идет, как идет.

Было уже далеко за полночь, когда я опомнилась. Видимо Нэнси не делала сегодня свой ежедневный обход, проверяя никто ли не задержался на смене. А проверять Лав так никто и не зашел. Выглянув из комнаты, я увидела пустой и тихий коридор. Сестринский пост был пустой, а из самой сестринской похрапывала Беатрис — ее храп я везде узнаю. Беатрис была второй старшей медсестрой, подменяла Нэнси. Видимо вторая сказала первой о том, что мой трудоголизм надо контролировать. Но Беатрис не была такой же ответственной как Нэнси. Поэтому, на мое счастье, забыла про это.

— Похоже, я остаюсь здесь до утра, — сказала я Лав, заходя обратно в палату.

— Почему? Что-то случилось?

— Нет, ничего. Просто уже давно поздно, автобусы от больницы не ходят. Да и мне не тяжело. Слушать твои истории куда интереснее, чем смотреть вечерние новости. Да и ты рассказываешь про свои прекрасные дни в школе.

— Ну что ж, тогда продолжим…

…

С теми ребятами, что сидели на пиру, мы сдружились. Начали вместе ходить по вылазкам, стирать вещи, обмениваться всякими нужными штучками и просто сидеть по вечерам, обсуждая как прошел день. Мы с Роуз даже затащили Пруденс в эту компанию, хотя по началу она сомневалась. Ей было тяжело кому-то довериться. Ведь у нее еще была дочка. Но ребята приняли нас четверых. И на душе как-то стало спокойнее.

Теперь мне не было страшно засыпать, боясь, что ночью кто-то придет и украдет мои вещи. И меня к тому же задушит. Не то, чтобы у нас в школе были такие. Кто и был, того сразу же выгоняли. Без разговоров. А к середине первого месяца лета так я вообще перестала про такое слышать.  Засыпая теперь рядом с Марко, Ией, Итаном, Роуз, Пруденс и Сью, я ощущала себя как будто под защитным куполом, который даже кувалда не пробьет. Ведь если к нам ночью подходил тот же доктор Ривер, Марко тут же спрыгивал с кровати вместе с ножом, который держал под подушкой. Я поэтому даже не решалась ночью в туалет ходить, боялась его лишний раз потревожить.

Было где-то 16 или 17 июня. Я точно не помню. У Итана в кармане всегда лежал маленький календарь, по которому он возвращал нас в реальность. Этот день выдался жарким и мы решили никуда не идти. Ходить на вылазку в такую погоду было самоубийством, минимум мы бы получили тепловой удар, максимум — спеклись на солнце. Вентиляторов у нас, конечно же, не было, а как-то проветриваться надо было. В такую погоду еще и вода быстро заканчивалась. И мы решили: те, кто может ходить, пойдет после обеда на родник. Не только воды принесет, но и вдоволь искупается. Он был недалеко от нас, но идти бы пришлось через лес. На что еще мало кто решался.

Собралось чуть меньше половины школы. Я была в компании уже знакомых мне людей: Марко, Ии, Итана и Пруденс. Роуз решила остаться вместе со Сью: малышка, хоть и хотела присоединиться, не пережила бы такой длинный маршрут. Как и сама Роуз, которая на днях должна была уже родить.

Наша группа была третьей по договоренности. Нам повезло: перед отправкой мы успели отхлебнуть принесенной воды и поесть, поэтому легко и непринужденно отправились в путь.

Перед тем, как выходить, меня позвал Хьюго. Ему нужно было помочь с парнем, у которого уже вторую неделю не заживала сломанная кость на бедре.

— Просто подержи ногу, пока я буду перевязывать.

Я покорно подошла к пациенту. Он еще спал. Поэтому я, воспользовавшись моментом, спросила.

— Скажи, а почему ты меня просишь тебе помочь с больными?

Ривер не сразу ответил. Сделал вид, что изучает ногу пострадавшего. И только, когда я еще раз спросила, был вынужден ответить.

— Мне кажется, ты лучше справляешься. Лучше всех, кого я тут просил.

— Отчего такой вывод? – поинтересовалась я.

— Не знаю. Это видно. Как ты держишь больного, как меняешь ему повязку… такому в медицинских институтах точно не учат. Такое должно быть в крови.

Мне льстило теперь не только его внимание, но и его мнение обо мне. Хотелось послушать еще больше. Но, пока мы перевязывали больного, меня ждали ребята. Поэтому еще одну долю тщеславия я теперь смогу получить только вечером.

Через лес я еще не ходила. Он нас защищал от возможности быть обнаруженными. Уж не знаю были ли еще люди, которые также укрывались в заброшенных зданиях, но они явно были на виду больше, чем мы. Наша школа, как мне казалось, спряталась глубоко в лесу. Как домик лесника, который трудно найти.

Для нас еще была и протоптана дорожка, а на деревьях были пометки красными мелками. Незаметно. Чтобы только мы увидели. Впереди шел Итан, а сзади — Марко. Я надеялась, что Пруденс хотя бы сегодня перестанет брать на себя ответственность за всех и расслабится. Конечно, она была сильнее Итана, Ии или меня. Но с Марко могла бы потягаться. И хотя бы его присутствие должно было угомонить ее порывы снова продемонстрировать себя мужчиной. Хоть она и шла второй, после него.

Я же всю дорогу проговорила с Ией. Она рассказала мне как познакомилась с Итаном и как они вместе переехали сюда из Зиндерлиниса.

— Денег у нас особо не было, да и идти в местные колледжи Южного Береллина как-то не хотелось. Нет, мы не против своей родины, но и в «Саузен Пауэр» не метим, — сказала Ия.

— Это уж точно, — поддержал ее Итан.

— Хотя вот Итана пытались завербовать. И ни раз. Предлагали даже деньги.

— Почему? – спросила я.

— Я же умный, — усмехнулся Итан, — типа местный Тони Старк[13]. Или Илон Маск[14], не знаю. Просто мой отец как-то служил в «Саузен Пауэр» и они прознали про меня. А я не такой, нет. В гробу я видал эту войну.

— Это точно, — согласилась Ии, — была бы моя воля, я бы вообще свалила с этих мест.

— Так почему не свалишь? – спросила я.

— Деньги. Всегда проблема — деньги. Сначала в том, чтобы перебраться сюда. Потом — чтобы выжить. Накопить на переезд значит продать дом и все свое имущество. А у нас родители свято верят, что скоро война закончится и Подеста станет частью юга.

— Они не считают вас… ну… типа…

— Предателями? – закончила за меня Ия, — отчасти. Хотя мы и не за север. Нет, мы ни за кого. Нейтралитет. Чистый. Нам надо просто, чтобы это поскорее все закончилась. Без разницы чья Подеста будет в итоге.

— Ну не скажи, — перебил ее Итан.

Она остановилась. Отчасти, чтобы перевести дух, отчасти, чтобы закатить глаза от слов Итана.

— Что такое? – спросила я.

— Итан считает, что Подеста должна достаться северу. Мол, так ей будет лучше.

— Ну это же правда, — проныл парень, — север намного прогрессивнее юга. У них больше ресурсов, технологий, он активнее общается с другими странами.

— Это все потому, что они вовремя нашли у себя богатые ископаемые, — возразила ему Ия.

— Да, и что? Это разве их вина? Ведь главное не найти, а правильно использовать…

— О, а ты у нас весь такой политик!

— Нет, я не политик, Ия. Но в чем-то хоть разбираюсь.

Напряжение между ними нарастало и я пыталась придумать тему, которой можно было бы сменить эту. Благо меня тогда опередил Марко. Ну, своим способом.

— От того, что вы тут спорите, ничего не изменится. Не выйдет президент Южного Береллина и не скажет: «О, ну раз Итан Уолш сказал, что Подесте лучше остаться у Северного Береллина, значит так тому и быть. Возьму-ка я сейчас, отгоню войска, убью всех «Саузен Пауэр» и заткну всем рты». От вашего мнения, пусть вы и из Зиндерлиниса, ничего не зависит. О себе надо думать, а не о странах.

И это сработало. Они замолчали. Пока Ия решила поддержать идущую в стороне Пруденс, до меня докопался Итан.

— А ты сама, Милвен, на чьей стороне?

«Я не знаю», думала ответить ему я. Но Ия с Пруденс были в стороне от нас, а Марко далековато. Итан бы просто так не отстал от меня в таком положении. Поэтому я ответила так.

— Я пока не думала об этом.

И это было моей ошибкой. Итан решил заполнить мою пустоту, где должно было быть мнение на эту тему, своим мнением. Начал свой монолог.

— Подумай сама: вы живете в Милвене, как в раю. Все деньги севера уходят к вам на развитие. Скоро станете вторым Гонконгом…

— Тогда зачем нам Подеста, если у нас и так все хорошо?

— Господи, Лав… завоевание, конечно же. Это всегда было целью обеих стран. Да и не только на нашем континенте. В конце концов останется только один Береллин.

Он говорил со мной, как с недотепой. Ребенком, который случайно остался с пьяным отцом на кухне. Которому теперь навязывают определенное мнение без права выбора.

И мне захотелось защищаться.

— Лично мне все равно кому достанется Подеста.

— Пф, ну конечно! Ты здесь не живешь…

— А если бы жила, что изменилось? Чем север лучше юга?

Он посмотрел на меня с еще больше округлившимися глазами. Каждый его взгляд заставлял меня съеживаться и засовывать свое еще несформировавшееся мнение куда-то внутрь.

— Ну ты как будто совсем в школе не училась… Как я уже сказал, север больше общается с внешним миром, он состоит во многих организациях и у него лучше налажена экономика. Опять же таки, посмотри на Милвен. А юг… ему просто не повезло. После войны мы были как в тени старшего брата, который уже вовсю отделился от родителей и строит свою жизнь. А нам ведь тоже хочется… мы ведь не хуже…

Но каждый раз, когда он заводил взрослый, по сравнению со мной, и серьезный разговор, я как-то находила в себе силы издать последний писк из своей скорлупы. Чтобы он просто начал снова вести с самим собой диалог и представил, что меня рядом нет.

— Но ведь ты же считаешь, что Север лучше? Почему ты тогда жалеешь юг?

Тут он сразу не ответил. Начал думать. С начала нашего разговора в лесу еще больше потемнело. Поэтому я не видела выражение его лица. Права была я или нет? Вставила его в ступор или же он просто пытается подавить еще больше раздражения в мою сторону?

— Считаю. И да, Север – намного лучше. Многие южане, такие как мы с Ией, мечтают туда переехать. Но в глубине души нам дико жалко свою родину. Которой, опять же таки, просто не повезло.

Наш тяжелый разговор прервал крик, который донесся откуда-то слева. Мы тут же попрятались в кусты и за деревья, как ранее нас инструктировал Марко. Он по лесу ориентировался лучше, чем мы. До родника оставалось всего ничего.

Я боялась выглянуть из-за куста. Рядом со мной сидел Итан, который пытался рассмотреть впереди источник звука. Справа от себя я увидела Пруденс и Ию, которые сидели около какого-то пня. Даже отсюда я слышала их запыхавшееся дыхание. Поэтому боялась, что мое, более громкое, услышат и незваные гости.

Но вдруг, из всех нас, из укрытия решил выйти Марко. Медленно он поднялся с земли и, не отрывая глаз от того, что увидел впереди, пошел вперед. Через пару секунд, мы с Итаном услышали голос.

— Все хорошо, маленькая.

Сначала мне показалось, что это он говорил собаке. Какой-нибудь дворняжке, которая заплутала к нам. Но высунув голову, я увидела ребенка. Настоящего ребенка, который стоял ко мне спиной и с содроганием что-то рассказывал Марко. Я кивнула Итану, который сразу же пустился осматривать территорию, и девочкам — они же пошли знакомятся.

— Все хорошо, ребята, — сказал Йович, — это Шарлота. Ее держали «Саузен Пауэр» в лагере, недалеко отсюда.

Вид у девочки был изможденный. Ее потрепанное, все в грязи, платье еле-еле прикрывало выпирающие косточки на коленях, а ее обувь, от которой отрывалась подошва, обнажила грязные ноги. У Шарлотты были длинные, до лопаток, запутанные волосы. Я в ужасе представила, что ее ждет в школе: у Роуз вряд ли получиться ее нормально расчесать. Скорее всего, она просто сделает ей прическу, где-то до плеч.

И будет, до конца войны, оберегать девочку от нападок других, чья шевелюра придется им по вкусу.

— Пойдем, — сказала Ия, — надо отвести тебя в наше убежище.

Она протянула ей руку, но та лишь сделала шаг назад. И грубо ответила ей.

— Нет! Мне нельзя уходить! Там мои родители! Мама и папа! Они все еще там!

Марко попытался объяснить ей, что мы не можем сейчас идти за ними. Но Шарлотта лишь скрестила руки на груди и не сдвинулась с места, когда он предложил ей снова пойти в школу.

Мы с ребятами переглянулись. Ситуация была дикая. Мы не могли оставить ребенка здесь, в этом глухом лесу, где ее через пару часов нашли бы «Саузен Пауэр» и вернули к родителям. Возможно, они всеми силами старались вызволить из их лап хотя бы дочку, а благодаря нашему равнодушию их старания окажутся напрасными.   

Но и идти в их лагерь было бы безумием. Сколько там солдат? В каком они состоянии? Наверняка у них есть оружие. И намного больше, чем у нас. Не говоря уже о тех, кто умел им пользоваться.

Пока я размышляла об этих вариантах, не заметила, как Итан и Ия начали снова спорить. Только теперь темой являлась маленькая девочка, которая, прямо как при игре в теннис, смотрела то на парня, то на девушку.

— Нельзя просто взять и лишить ее родителей! – говорил Итан.

— Ее уже их лишили! – говорила Ия.

— Ты можешь говорить потише? Она все еще здесь.

— Чем раньше она поймет, что происходит, тем лучше.

— Боже, Ия, она ребенок! Такой же, каких много у нас в школе! При них ты оружием не светишь и не говоришь про такой ужас.

— Итан, ты забываешь где находишься. Мы в Подесте. У нас с детства есть оружие. Мы кладем его под подушку, пока родители рассказывают про такой ужас…

— Хватит! — перебил их Марко.

Он провел ладонью по своей бороде, смотря куда-то вдаль. Может высматривал лагерь, хотя его не было видно. Еще более для меня становилось диким осознание того, сколько Шарлотта здесь уже находится.

— У нас может не получиться, — наконец-то сказал Марко, — но попытаться мы можем. Должны.

Все стояли молча, соглашаясь с Марко. И только Ия всплеснула руками и сказала.

— Почему? Мы ее впервые видим. И знаем всего пару минут. Почему мы ей должны? 

— Я тоже знал тебя всего пару минут, когда нашел на центральной улице, — ответил ей Марко, — лежащую в магазине, раненную после перестрелки.

Она закатила глаза.

— И что? Я тебе теперь по гроб жизни благодарна должна быть?

— Не нужно мне ничего от тебя, Ия. Хочешь — вали обратно, — Марко обратился ко всем, — все валите, я не обижусь! И не скажу никому в школе, что у вас был малейший шанс дать Шарлотте право на выживание в кругу родителей, но вы его упустили!

— Ты давишь, Марко, — отозвался Итан. Хоть и был с ним согласен.

— Нет, чувак, я просто пытаюсь здесь выжить. Но жизнь несправедлива и у меня шансов побольше, чем у этой малышки. Согласен?

Итан поднял руки вверх, показывая, что сдается в этом диалоге. Ия же посмотрела сначала на Пруденс, та помотала головой, а потом на меня.

— Что скажешь, Милвен?

В этот момент я поняла, что связывало этих разных по политическим взглядам, но близким по темпераменту людей. Ия, когда вставала в позу и защищала свои интересы, была точной копией Итана. Мне стало не по себе и, как в разговоре с парнем, девушке мне нечего было ответить.

— Я не знаю.

— Да хватит уже не знать, — вдруг вспылила она, — надо уже решать! Ты с нами уже три месяца, а мы так и не знаем на чьей ты стороне.

Она явно провоцировала меня, чтобы я выпалила что-то на эмоциях. Но вызвала у меня лишь кашу в голове, которая с каждым ее словом отдавалась головной болью в висках.

— Ия, не стоит и на нее давить, — заступился за меня Итан.

Девушка в очередной раз закатила глаза, взяла за руку Пруденс и пошла в сторону родника. За ними в спешке пошла и девочка, которая еще раз посмотрела на нас своими большими и заплаканными глазами. Мы с Марко и Итаном остались стоять на месте, пока первый не сказал.

— Ну, пойдемте.

Я не знаю что ребята надеялись там увидеть: пустой лагерь, где перед нами расстелют красную ковровую дорожку прямо к камере с ее родителями? Ведь Марко шел настолько уверенно вперед, что мне стало даже не по себе. Итан же просто шел молча, в своих мыслях. Возможно, перебирал все сказанное ранее Ией, в очередной раз понимая, что она была права. Но идти обратно он не решился. То ли из-за того, что стало стыдно оставлять нас с Марко, то ли потому, что в нем тоже жила какая-то надежда. 

Я же больше шла, потому что так сказал Марко. А Ия не взяла меня за руку как Пруденс. Господи, да даже маленькой испуганной Шарлотте удалось сделать выбор и настоять на своем. Заставить кучку незнакомых людей действовать по ее капризу!

Я удивлялась такому характеру в таком возрасте. Особенно учитывая, что я в свои почти 18 лет такого себе позволить не могла. Больше скажу, в тот момент я страшно ей завидовала. Возможно жизнь с рождения в Подесте действительно этому ее научила. А может она просто росла таким человеком.

И на фоне нее я выглядела жалко. Как какая-то ведомая, которая действительно не имеет своего мнение и просто прячется за спинами тех, кто посильнее. Мне стало обидно от осознания своей никчемности и я увеличила свою скорость. Обогнала Итана, за спиной которого раньше пряталась. Но на Марко мне не хватило уже сил. Каких-то внутренних.

Но для меня это уже был огромный шаг, в прямом и переносном смысле слова.

— Прости. Я не должен был тебя расспрашивать, — сказал подходящий ко мне Итан.

— Что ты, — удивилась я, — все нормально.

— Нет. Не нормально. Я забыл, что мы в таком положении, что расспрашивать о таком тяжелом выборе неправильно. Потому что делать его крайне тяжко.

Это было неожиданно с его стороны. Я думала, что он, под шумок, продолжит втирать мне про политику стран. Но видимо ситуация с Шарлоттой вернула его на землю обетованную.

— Ты это из-за той девочки? – решила уточнить я.

Он не был готов к моему вопросу. Думал, что просто извинится и обойдет эту тему. Но лучше нам было бы обсудить это в тот момент, чем потом. Потом мы бы просто вернулись в школу со спасенными родителями Шарлотты, как герои. И не вернулись бы больше к этому разговору.

— Из-за нее тоже, — ответил Итан, — да и вообще из-за всего другого.

Больше я расспрашивать его не стала. Вид у него был изможденный, как будто он прошел этот лес вдоль и поперек.

Впервые в жизни я поняла как измождение внутри отдается нам снаружи. Хотя тогда казалось, что изможденнее меня никто не мог выглядеть. Даже без болей в ноге.

Где-то через полчаса мы наконец-то дошли до того лагеря. Марко резко остановился и мы с Итаном будто очнулись от нашего томного хождения за ним, погруженные в свои мысли.

Он сказал нам присесть. И дальше мы почти что ползли до места назначения, пока сами не увидели жестяную ограду и двухэтажное серое здание без окон. С виду могло показаться, что оно было просто не достроено. Или заброшено. Но когда оттуда вышло пару солдат с оружием на перевес, у меня сперло дыхание.

Я закрыла рот ладонью, боялась, что они услышат меня. Итан же погладил меня по спине, приводя в чувство. Его встревоженный, но, по сравнению со мной, спокойный взгляд, буквально говорил «Не бойся! Я сам боюсь. Но нельзя! Не сейчас». Марко же уже вовсю высматривал тех ребят из своего бинокля, ища при этом лазейки в ограде. Солдаты видимо тогда решили обойти территорию. Те, кого я видела, неспешно шли вдоль всего здания. Но неожиданно я услышала рядом с собой голоса. Будто они резко телепортировались ко мне за спину и в следующую секунду наступят на меня, укрывшуюся за кустом.

— Я тебе говорю, не парься. Многие сбегают. Потом найдем ее обглоданный труп где-то на опушке. В этом лесу много животных обитает!

— Ага, а если она до городских доберется? Все расскажет? Нас за фашистов считать начнут!

— Ой, да не начнут! Трай Берри ведет активную вербовку сейчас по югу. После того, что они учинили…

— А что учинили-то?

— Ооо, тебе лучше этого не знать.

Передо мной, буквально в нескольких метрах, показалось два тела, также мирно шагающих, но вдоль ограды. Нас они, слава всем богам, не видели. Но от этого мое сердце не перестало стучать медленнее. Даже казалось, что его стук сейчас раскроет нас! Но эти оба были так увлечены разговором, что даже не заметили Марко, который решил отойти подальше от ограды и сесть рядом со мной.

— А вообще вся эта заварушка еще надолго? Мне бы домой надо. Сам понимаешь, к семье.

— Да нам всем к семье, чувак. А семья ждет не дождется, когда мы их сюда перевезем. Чувствуешь разницу?

— Да конечно… моя мне уже плешь проела, когда мы в Подесту переедем. А я ей говорю: «Ты видела в каком состоянии твоя Подеста? Ей еще несколько лет как восстанавливаться!». Особенно центру.

— Ну по поводу восстановления ты ее, конечно, зря запугал, этот город даже динамит не пугает: люди попрячутся в своих домах, а на следующий день снова за продуктами выйдут. А вот с центром да… долго туда еще люди не смогут прибывать. Полгода так точно!

Я и представить не могла что творилось тогда в центре по их словам. Именно оттуда меня и забрали, когда мы приехали на экскурсию в Университет. Возможно, они говорили именно о том дне, когда снова начались стычки.

Но к тому времени уже прошло четыре месяца! Насколько сильно они повредили центр? И находятся ли там еще Мелоди и Джереми? Эти рассуждения снова вызвали у меня приступ паники, который я заметила лишь когда Марко движением рукой приказал мне отойти чуть подальше, успокоиться. Мне не хотелось тогда подводить ребят и, продышавшись в стороне, я вернулась на прежнее место.

Те солдаты все еще разговаривали. Не сильно далеко отошли от нас. Но на горизонте уже темнело. Еще час и нам придется ночевать в лесу. Другая группа уже, возможно, вышла за водой и вернулась, так и не найдя нас. А Ия с Пруденс рассказали им о нашем безрассудном поведении. И все в школе, сняв с головы свои шапки и кепки, выпили стаканчик чего-нибудь крепкого, попрощавшись с нами навсегда.

Марко тоже заметил потемнение. И решил, что пора действовать. Сейчас или никогда.

— Я пойду вперед, — начал он тихо, — ты, — указал он на Итана, — прикрываешь меня, а ты, — указал на меня, — сиди здесь и не высовывайся.

С одной стороны мне хотелось возразить. Сказать, что и я могу полезть на амбразуру и прослыть героем, спасшим родителей бедной девочки.  Но с другой стороны я была рада, что не пойду в это пекло и останусь здесь, в темном лесу. Наверное, у меня проснулось чувство самосохранения, огрев по башке за дурные мысли. Но я уже представляла, как в одиночку возвращаюсь в школу и рассказываю, как одна смогла выжить и дойти обратно, не помня маршрут.

«Черт, а я ведь действительно не помню маршрут» опомнилась тогда я. Придется их обоих тогда спасать, чтоб вернуться.

Пару раз сделав фальстарт, Марко все-таки шагнул вперед и начал осматриваться. Не думаю, что он был уверен в своих действиях. Но делать что-то надо было.

Итан потихоньку пошел за ним, достав свой пистолет. Меня к тому моменту никто не обучил владению оружиям, так что в запасе был лишь тупой нож, который мне вручил в начале Марко. На нем была даже какая-то гравировка: «Смем да будем то што јесам[15]».

Разглядывая этот нож, я уже даже не обращала внимания, как справа от меня, также рядом с оградой, теперь шли другие солдаты. Также обходившие территорию. Также не замечающие двух парней, что по ту сторону что-то выискивают. А все из-за высоких кустов между ними, рядом с оградой. Итан даже, увидев их, на секунду остановился. Но поняв, что те его не видят и даже не пытаются проверить, не подслушивает ли их кто-то, продолжил свой путь за Марко. Я же, сидя за другими кустами, пыталась расслышать о чем эти говорят. Но в их диалоге не было ничего интересного. Только про ягоды, которыми они недавно отравились, нехватку продовольствия и дезертиров, что рванули заграницу.

В какой-то момент Марко пропал из виду. Я могла бы выйти из своего укрытия и посмотреть, куда он ушел. Но не решалась. А через пару минут я не видела уже и Итана. Тогда и запаниковала. Выстрелов я не слышала. Может им втихаря свернули шею?

Нет. Нет! Еще одной панической атаки я сейчас не переживу.

Надо посмотреть!

Обойдя слева от себя дерево, я поползла в ту сторону, где в последний раз видела парней живыми. Их там уже не было, но были их следы на земле. Я попыталась их сгрести, чтобы никто не заметил, но ходившие рядом со мной солдаты не позволили мне долго возиться.

«Думаю, прокатит» рассчитывала я, возвращаясь к кустам. Переставляя руки по-собачьи, я озиралась по сторонам каждый раз, когда продвигалась вперед. Почему-то мне казалось, что эти солдаты могли обхаживать территорию и с нашей стороны. А значит могли просто напросто окружить меня в какой-то момент. Или уже сделали это с ребятами.

Справа от меня все было тихо. Как будто летний курорт, окруженный не самым лучшим материалом для преграды. Не хватало лишь бассейна, где солдаты подтягивали бы маргариту.

Боже, что рисовало в тот момент мое больное воображение?

Раздался взрыв. Такой, что земля, поднявшаяся от него, накрыла меня с головой. Я тут же легла лицом вниз и закрыла уши руками. В них стоял настолько сильный гул, что я снова испугалась от того, что могла потерять слух.

А на мгновенье я действительно его потеряла. Точнее как: просто слышала, как что-то во мне звенит. И заглушает все вокруг. Когда этот звук наконец прекратился, я услышала крики солдат. А оторвав лицо от земли, увидела, как они бегут в разные стороны. Но большинство из них — в мою.

Я тут же встала со своего места и понеслась в глубь леса. Мной двигал страх, который же и перебирал мои ноги в надежде унестись как можно подальше от этого места. Оказаться в школе, в тепле и уюте. Какой я тогда могла себе позволить.

Но вдруг я встала на месте.

Что же я делаю? А Итан? Марко? Как же они? Вдруг лежат сейчас на земле, все окровавленные? Стоит ли за ними возвращаться? Ведь оттащить их не могу… лечь рядом и покончить с жизнью?

Или уже с простым существованием?

Я сделала шаг назад. И тут же поймала себя на мысли, которую диктовало мое сознание «Что ты творишь, Лав? Решила почувствовать себя героиней? Не то время и не то место! Ты просто идешь на смерть! Которую потом даже никто и не оценит!».

Эта дурацкая мысль давила мне на лоб. Я даже схватилась руками за голову, когда боль стала невыносимой. И тут увидела Итана, который разлегся на земле. Его глаза были широко раскрыты — их было видно даже при нашем больном расстоянии.

И в этот момент уже ничто не могло остановить меня от его спасения. Не знаю, жил ли во мне, до этого момента, хоть какой-то героизм.

Но именно тогда он и проснулся.

Я подбежала к парню. Его левая рука до локтя лежала где-то в стороне, истекая кровью. А то, что от нее осталось у хозяина, выдавало из себя водопад крови с какими-то сгустками. Сам же Итан катался на месте, пытаясь схватить правой рукой левую. Но не мог.

— Марко… МАРКО!

Не понимая где находится, Итан кричал имя нашего товарища. Я оглянулась, Марко нигде не было. А солдаты, уже заметившие меня, вовсю ломали остатки ограды, чтобы добраться до нас. Времени раздумывать не было. Я просто схватила тело Итана руками под подмышки и стала тащить обратно в лес. Парень, несмотря на свой высокий рост и худое телосложение, весил много. Настолько много, что при каждом рывке назад, я падала на землю. Потом быстро вставала и делала еще один рывок. И снова падение. Солдаты впереди все еще кричали, что до нас доберутся. А Марко все еще не было на горизонте.

Впереди себя я услышала шелестение, а в следующее мгновение уже и солдата «Саузен Пауэр». Он вышел из-за дерева и, увидев нас, как будто сам ошалел от этого.

— Стоять! – крикнул он испуганно и направил на меня свое оружие.

Я выронила Итана так, что он шлепнулся о землю и визгнул. Сама подняла руки вверх.

Сзади этого солдата шло какое-то сражение, на которое он и мельком обращал внимание. Все порывался вернуться к своим.

В один из этих порывов я решила достать нож Марко и аккуратно подойти к нему. Не знаю, царапнуть как-то. В фильмах я, конечно, видела как герои вонзают ножи в плоть.

Но куда я могла его вонзить? В ногу? А вдруг попаду в артерию, из-за чего тот истечет кровью и умрет? Ведь мне его смерть не нужна. Еще потом солдаты придут мстить к нам из-за него. Вдруг они уже знают, что рядом находится школа? Просто не беспокоят нас, потому что мы не шумим. До этого случая.

Пока я собиралась с мыслями и просчитывала в какое место его ударить ножом, солдат снова посмотрел на меня и, в кромешной уже тьме, увидел нож.

— Положи! Быстро!

Ему тоже было страшно подойти ко мне поближе. Тем более, рядом лежащий Итан пытался уже встать и защитить меня. Но я не могла допустить того, чтобы он лишился еще и второй руки. Или даже жизни. Поэтому покорно и демонстративно выкинула нож, в сторону солдата, надеясь хоть как-то им его задеть.

Он поднял его. И, не в силах больше стоять рядом с нами, пошел спиной назад к своим товарищам. Пока полностью не растворился в темноте.

Я же снова подняла Итана. Снова услышала его душераздирающий стон от боли.  Рассчитывать было не на кого. Кроме себя. Мне было страшно от криков Итана каждый раз, когда я брала его и тащила назад. Кровь из руки течь не останавливалась, оставляя кровавый след. Который вел всех прямо к нам. На моем лбу проступил холодный пот. Но что-то внутри не давало впасть в панику. Оно говорило мне не останавливаться и продолжать тащить на своих двоих Итана.

Тут я услышала сзади тебя шорох. «Все, это конец», подумала тогда я. Очередной солдат решил подбежать ко мне сзади. Но на мое удивление, он решил не добивать нас, а схватить рядом со мной Итана и продолжать тащить назад вместе со мной. Испугавшись рядом с собой чужого тела, я даже скинула с себя Итана. И отошла назад.

— Что стоишь? ТАЩИ ЕГО!

Это была Ия. Вовсю вооружившись, она, своими хрупкими руками, тащила парня. Но, в отличии от меня, не могла сделать и рывка назад. Я тут же подбежала к ней. И мы обе понесли его подальше от лагеря.

Впереди нас показался солдат с ружьем. Он было уже его достал, но получил пулю в грудь. Рядом со мной показалась Пруденс, из пистолета которой выходил дымок. А сзади нее — пара еще бравых ребят со второго этажа. Они тут же рванули вперед, оставляя нас с девчонками. Пруденс схватила Итана за ноги и мы втроем уже быстрее понесли его в лес. Где нас перехватили другие ребята, с того же второго этажа. Они положили Итана к себе на спину, словно мешок, и побежали в сторону школы. Я провожала этих двоих взглядом, как вдруг меня начала трясти за грудки Ия.

— Марко, где Марко? Он жив?

Я не могла ей ответить. Так и стояла и молчала. Пока какой-то парень не позвал ее обратно в лагерь, что-то сказав. Я даже и не расслышала, в ушах снова зазвенело.

Пруденс же просто обняла меня за плечи, как тогда на вылазке, и повела обратно в школу. Медленно и спокойно, никуда не торопясь. Хотя сзади нас, как я могла слышать, шла настоящая бойня. Которая правда прекратилась где-то через десять минут. Возможно Пруденс это как-то предсказала.

И надеялась, что за нашу неспешную прогулку, я смогу прийти в себя.

…

— А как же Марко? Он все-таки выжил?

— Выжил. Даже и ранения не получил. Он пытался все то время найти руку Итана, которую оторвало во время взрыва — кто-то из солдат заметил их и зачем-то кинул гранату. Или случайно, не знаю. Но руку ему даже с другими ребятами найти не удалось. Они еле-еле нашли его под обстрелом, а тогда уже и так стемнело. Хотя вернулись все невредимыми.

— Это да… а малышка Шарлотта? Она как отреагировала?

— Спокойно. Дошла до школы и поняла, чего могла лишиться, вернувшись за родителями. Не знаю, встретились ли они после всего этого. Но очень на это надеюсь…

— Все! На сегодня хватит! И так уже дала вам пару свободных минут!

Это была Нэнси. Прошло уже полчаса, с того момента, как она застала нас двоих после отбоя. И не дала спокойно завершить рассказ Лав. Дала нам пару минут, чтобы я расспросила ее о самом главном. А потом начала гнать меня домой. Кто-то из начальства доложил ей, что я не ночевала дома. И ей за это влетело. А теперь и мне. В наказание Нэнс дала мне отпуск на два дня и запретила звонить в больницу. Ха! Ей даже про это рассказали. Но я сама была виновата. Не стоило так часто названивать на пост медсестры.

Проводив меня аж до самого выхода, Нэнси решила сказать мне что-то напоследок.

— Слушай, я понимаю, как с ней, возможно, интересно. После всех этих событий в Подесте ты наверное чувствуешь себя настоящим журналистом…

— Нет, Нэнси, я…

— Не перебивай! Я тебе наставление дать хочу, — она достала из кармана пачку, из которой закурила сигарету, — эта Трейнор из тебя все силы высасывает. Каждый раз, когда ты отсюда выходишь, на тебе лица нет. Ты этого не замечаешь?

Хотелось бы мне напомнить Нэнси, что я так и раньше уходила. Правда без внутреннего энтузиазма. Но не стала. Еще не хватало поссориться с ней сейчас.

— Ее то выпишут, как и других пациентов. А нам с тобой еще тут работать, за другими присматривать. Хотя бы раз за все то время, что мы с тобой знакомы, подумай о себе, Дора!

Она стряхнула пепел в переполненную мусорку рядом с собой и посмотрела на меня.

— Я понимаю, это несвойственно медсестрам. Особенно после таких происшествий. Но наша задача, как медперсонала, не сделать так, чтобы жертв стало больше. И под жертвами я представляю нас в том числе.

Наконец докурив, Нэнси выкинула сигарету и направилась в здание, не удосужившись даже со мной попрощаться. Видимо знала, что я через пару часов позвоню.

Но я решила так не делать. У меня в голове уже созрели совсем другие планы на эти два дня.

Глава 12. Плод войны.

В этот раз все выходные я провела за компьютером. Опять. Рассказы Лав были для меня настолько интересными, что даже и дня я не смогла более провести без новостей о Подесте. А значит надо было искать ее в других источниках.

Прошерстив снова все, что было на запрос «Подеста, март 2017», я была в шоке от новых душераздирающих картины взрывов, разрушенных зданий и убитых горем людей. Которые видимо успели опубликовать за прошлую неделю. Это были прямо-таки военные хроники с места событий. В каждую картинку я мысленно подставляла потерянную Лав, еще со своими роскошными волосами. Представляла как она в действительности там находилась, ходила по тем разбитым улицам. Правда события перестали освещаться в интернете летом. И возобновились лишь когда снова прогремел взрыв на западе.

Именно тот, после которого и вывезли оттуда всех раненных и угнетенных. В том числе и Лав.

Почему так случилось? Неужели никто из журналистов не видел людей, укрывающихся в той школе на юге и ею подобных? Не могли же они все сбежать с передовой… даже во вторую мировую так не делали. Возможно, послушав историю Лав, я смогу сама восполнить эту хронику событиями из ее уст. Распишу все, что происходило тогда в Подесте и продам это какому-нибудь изданию. Заработаю денег и смогу сменить эту старую халупу на нормальное жилище. И может, наконец-то-таки, уволюсь с этой чертовой работы.

Эта мысль меня взбодрила. Даже позавтракать захотелось на следующий день, когда мне предстояло вернуться в клинику. А придя на работу, я поприветствовала всех, кого увидела на своем пути. Даже незнакомых пациентов. Настолько взбудораженной я себя чувствовала. Будто уже прощаюсь с клиникой.

Лифт был переполнен. И даже это меня не расстроило. Я зашагала по лестнице вперед, предвкушая разговор с Лав. Но, не поднимаясь до этажа, где она лежала, остановилась на отделении реабилитации. Точно таком же, где лежала Лав. Но в нем, как я помню, лежали пациенты с более тяжелым диагнозом. И именно в тот момент, когда я проходила мимо этого самого отделения, я заметила имя пациента на планшете, что висел рядом с палатой. Прямо напротив выхода на лестницу. «Джереми Браун».

«Нет, ну может быть в больнице полным-полно Джереми. Не факт, что это тот самый», подумала я. Но решила проверить это совпадение. Все равно пришла сегодня пораньше.

В этом отделении я никогда не была. Нэнси говорила, что опыта и знаний не хватает. В него присылали тех медсестер, кто либо работал в клиники дольше меня, либо имел полное медицинское образование. Но я и не стремилась: здесь медсестрам было не до разговоров с пациентами. Днями и ночами они носились с памперсами или утками, обрабатывали пролежни и кормили пациентов как капризных младенцев. А им даже и не доплачивали. Так себе работа. И я бы никогда не зашла сюда, если бы не это имя, застрявшее у меня в памяти: «Джереми Браун».

На посту была именно та медсестра, которую я больше всех здесь ненавидела. Она была старой, вредной и брюзжащей. Ей бы самой в больнице полежать, а она на всех ворчит и кричит о том, чтобы лишний раз не дергали пациентов. Будто ее крик их не дергал.

Дождавшись, пока она снова погрузится в свои бумажки, я на цыпочках прошагала к палате Джереми. На этом этаже в них были маленькие окна, чтоб медсестры могли, не нарушая покой пациента, проверить их здоровье. Как раз в него я и заглянула.

В одноместной палате с включенным телевизором, лежал высокий широкоплечий парень. Одеялом его накрыли прямо по грудь, хотя в больнице не было жарко. Пот не проступал на его лице. Сам Джереми выглядел достаточно бодро. Хоть и рассмотреть мне его удалось недолго. Сзади себя услышала довольно знакомый крик, который прогнозировал мне очередной втык от Нэнси.

— Ты что здесь делаешь? – кричала на меня та самая медсестра.

— А… извините… я хотела….

— Плевать мне, что мы там хотела! Здесь тебе не музей. А ну, пошла вон!

Прямо как какую-то бродяжку в поисках еды, она вышвырнула меня за дверь. И стояла за ней ровно до того момента, как я не поднялась в свое отделение на этаж выше.

Я решила сдаться Нэнси сразу. Заодно бы узнала почему меня так резко выгнали. В иное время весь персонал нас с руками был готов оторвать к себе, настолько сильно им этих самых рук не хватало. А тут гонят, будто это какой-то секретный объект.

— Это и есть секретный объект, — ответила мне Нэнси, — ну пока не завершится следствие.

— Следствие? Какое следствие?

— А тебе твоя Трейнор не рассказала? Держат их федералы, пока не вылечатся. А потом будут расспрашивать: где тогда были, что делали… ну когда Подесту взорвали месяц назад.

— Погоди, погоди… — пыталась переварить я всю информацию, — а почему наше отделение не держат?

— А на наше видимо силенок не хватило, — рассмеялась Нэнси, — это же федералы с Подесты, а ты самая знаешь… не понятно теперь, кому они принадлежат. Вот и выбили у местных властей такой жесткий допрос только одного отделения. А наше, видимо, начнут допрашивать, когда все выпишутся из него. Вот им подфартило, скажи!

Да, действительно подфартило. Особенно нам с Лав, которую бы доконали уже федералы со своими расспросами. Взяв смену у Нэнси, я сразу же пошла в палату к Лав. Та, только что позавтракав, уже вовсю ждала продолжение нашего разговора.

…

Итан долго приходил в себя. Неделю. Когда просыпался, то просил полностью отрезать ему руку — так сильно у него болело то, что от нее осталось. Ривер успокаивал его остатками Морфия, на днях ребята должны будут сходить на вылазку в ближайшие аптеки. Все равно лекарств не хватало не только Итану, но и всем остальным. На неделе так же разродилась одна девушка. В школе появилась прекрасная девочка.

Марко же ни на минуту не отходил от Шарлотты. Знакомил ее с другими детьми, мамочками, своими друзьями. Уговаривал ее поесть невкусные консервы, когда та противилась, и укладывал спать, когда ей снились кошмары. Он мне открылся тогда с иной стороны: огромный бородатый мужчина сидел возле кровати маленькой девочки и рассказывал ей сказки, а потом тихо напевал колыбельные. Не знаю, были ли у Марко дети. Даже если и нет, он преуспел в этом. Для одной Шарлотты так точно.

В один из дней, после очередной вылазки, девочка как-то спросила не нашли ли мы, все-таки, ее родителей. Марко помотал головой в разные стороны. И она поникла. Все еще в душе надеялась, что они живы. Что, может быть, выбрались из лагеря. И сейчас также блуждают по лесу. И я решила ее поддержать. Ведь ни с кем еще, кроме Марко, она заговорить не решалась.

— Эй, красотка,  — нелепо начала я, — успела тут с кем-то подружиться?

Она покачала головой в разные стороны. Прямо как Марко. Если бы не ее белокурая шевелюра и смуглая кожа, их вполне можно было принять за родственников.

— А что ты любишь? – не унималась я, — петь там, рисовать? Может быть читать?

Я пыталась ее хоть как-то заинтересовать. Придумать ей какое-то дело, как-то ее отвлечь. Чтобы она просто не грустила. И не была одна.

— Гулять с мамой. И папой.

Шансов у меня не было. Шарлотта была забитая. И с тех пор, в лесу, когда противилась с нами идти, больше характер не показывала.

Может боялась? Но эта твердость духа все равно жила в ней.

Пусть и скрывалась.

— Слушай, а пойдем поможешь мне подавить сок из ягод? Мне одной будет тяжело… остальные девочки еще не успели вернуться.

Хорошо, что она тогда не огляделась. Поняла бы, что я вру. Просто покорно пошла за мной, захватив с собой пару сумок с ягодами и яблоками. У нас для этого дела было отдельное место. Рядом с окнами. Чтобы мы, при свете, могли увидеть негодные ягоды и червивые яблоки.

— Вот, — протянула я ей ступку и пест[16], — в ней будет проще.

Сама же я давила ягоды обычной толкушкой, в жестянке. Но не так усердно и быстро, как всегда. Хотела, чтобы у новенькой была фора.

— Скажи, а ты давно в Подесте? Или родилась здесь?

Она молчала. Брала и давила ягоды. По одной.

— Я вот недавно. Только в марте приехала. С Милвена. Знаешь, там очень красиво. Мы еще и живем на границе с Альяверти. По выходным с друзьями катаемся на пляжи… катались, но еще покатаемся! – убеждала я себя.

Или ее. Больше себя, конечно же.

Но от Шарлотты реакции не было. Она продолжала брать по одной ягодке и толочь ее в ступке. Как будто не знала, как это делается. Что легче брать горстку сразу. Или же хотела, чтобы я больше не придумывала ей задания. И оставила одну.

— Как тебе Марко, кстати? Я видела, вы подружились. Хорошо, когда рядом есть человек, готовый тебя защищать. У меня тоже есть такой. Правда он сейчас не здесь. Его Джереми зовут. Он — мой парень. Тоже такой же высокий и мускулистый, как Марко. Знаешь, они бы, наверное, друг с другом поладили. Он когда-то пытался научиться играть на гитаре. Для меня старался, хотел песню спеть. Знаешь, как в романтических фильмах. Думаю Марко его бы в два счета обучил. Да, хорошо, что такой человек у тебя теперь есть. С ним спокойнее. Можешь не волноваться, что тебя тут кто-то обидит. И больше не приходится быть сильной, чтобы, в любой момент, быть готовой самой себя защитить. Это ведь так тяжело… знаешь, до того, как попасть в Подесту и потерять своего парня, я и не задумывалась, как тяжело быть одной. Принимать собственные решения, не опираясь на чье-то мнение. Брать ответственность за все, что делаешь, на себя. И рисковать, из-за своих действий, остаться одной. Даже навсегда. Наверное поэтому девушки, в моем возрасте, так часто меняют парней. Бояться остаться одинокими. Старыми девами. Я знаю, что тебя зря гружу сейчас такими вещами. Ты, наверное, не понимаешь. Но, думаю, со временем поймешь. Что иногда, наверное, надо иметь смелость остаться одной, чтобы освободить место для того, кто захочет защищать тебя. Искренне, по-своему. И по своему желанию, а не просто так…

Наконец-то проснувшись от погружения в свои мысли, я решила проверить как дела у Шарлотты. Та, не отводя взгляда от ступки, уже закончила толочь свои ягоды. И даже закончила толочь мои.

— Мама говорила, что толочь лучше по одной ягоде, — наконец-то сказала она, — так вкуснее получается.

Попробовав ее творение, я убедилась в этих словах. Сок действительно был вкусным. Намного вкуснее, чем был до ее прихода.

Ия же неспеша знакомилась с новоприбывшей. Где-то в глубине души она винила девочку в том, что пострадал ее возлюбленный. Но не могла на нее сердиться. Ведь когда-то была сама девочкой, которая потеряла родителей. Пусть и не физически.

Чаще всего она сидела у кровати Итана. Даже когда он спал. Она сама перевязывала его раны, не подпуская лишний раз Ривера или меня. Ей казалось, что лучше ее это никто не сделает. А мы не решались спорить. Просто украдкой следили за ее действиями. И если она забинтовала его руку слишком туго, я, воспользовавшись моментом, пока она ходит в туалет, быстренько подбегала к Итану и перевязывала его.

Мы с ребятами не ходили за провизией. Все посчитали, что наше спасение девочки стоило того, чтобы недельку отдохнуть. Тем более к концу недели кто-то из парней со второго этажа забил свинью. Ия тогда ему завидовала, это было легко понять по глазам. Но слава богу понимала, что ее место тогда было рядом с Итаном. Ему, кстати, тоже тогда стало полегче и мы все снова объявили пир. Даже наш бедолага туда дошел. 

Казалось, что людей за столом стало побольше. Хотя Шарлотта уже вовсю резвилась с другими ребятами по возрасту неподалеку. Детей перестали пытаться усадить, они просто хватали все, что не попадя, и убегали дальше играть. Мы же, усадив поудобнее Итана, расселись рядом и принялись есть. Бедная Ия за последние дни мало ела, буквально буханку хлеба раз в день. Все остальное отдавала своему парню, надеясь, что он поскорее придет в себя.

— Перестань совать в меня окорок! Я не маленький! — вопил Итан, отодвигая от себя руку девушки.

Он был бы и рад сам ее настойчиво кормить. Да только сил у него было не так много. Поэтому он просто говорил, что не голоден и позволял ей доесть за него. Так хитро и, одновременно, так мудро.

Роуз же, чей живот шел впереди хозяйки, свалила на пол пару банок, пока дошла до нас. Ей в след улюлюкали парни, желая быстрых родов. А она лишь строила им глазки. Как всегда.

Да, Роуз была наверное самой красивой из всех женщин в этой школе. Даже в таком положении. Меня это удивляло и восхищало в ней. Какой же она будет, когда родит?

— Кончай уже витать в своих мыслях. Налетай давай!

Это был Марко, которого я успела достать своей изможденностью. Не смотря на мою полноту, бородатый мужчина каждый раз пытался меня раскормить. И в этот раз подсовывал мне свинину с овощами, пока не разобрали.

Пруденс не сиделось на месте. Она, в принципе, чувствовала себя нервно среди большого количества людей. В этот раз оглядывалась. Искала Сью. Я увидела ее среди других детей, играющих неподалеку. В ее руке была старая кукла, голая и с оторванной ногой. Но вполне себе играбельная. Я показала на нее Пруденс и та тут же успокоилась. Даже наложила себе поесть и налила вина.

Дети же вовсю резвились. Им надо было не так много еды как к нам. Ведь ни у кого даже в мыслях не было брать их на вылазку! Даже до той самой яблони. Хотя те, кому было уже за десять, хотели.

Мне лично не хотелось погружать их в тот ужас, что ожидал их за стенами школы. Лучше они подрастут и поймут все сами, чем мы лишим их оставшегося детства.

В этот раз все решили напиться. Неделя была тяжелой и нам нужен был отдых. Тем более завтра обещали дожди.

Кто-то включил радио. То самое, что починил Итан.

— Ей-ей, полегче! На утро сдохнет, — забеспокоился Марко.

— Не переживай чувак, — отозвался Итан, — у меня еще полным-полно батареек. Хватит хоть до следующей войны! Ха!

Они оба посмеялись. Парень начал искать что-то на волнах. И нашел какую-то песню, под которую некоторые встали из-за стола и начали танцевать. Атмосфера была как в каком-то баре, который уже давно перестал работать, но не закрылся для посетителей. Даже и не верилось, что в паре километрах от нас раздаются взрывы и стрельба. Что там все еще находятся пленники.

От этой мысли мне стало не по себе, что заметил Итан.

— Забудь. Мы не могли ничего сделать, — сказал он.

— Уверен? – спросила я.

— На сто процентов. Моя оторванная рука тому доказательство, — пошутил он. Мы оба усмехнулись. И потом Итан добавил, — правда, не стоит так об этом переживать. Мы спасли девочку и это уже большое достижение. Для нас и для нее.

Нельзя было с ним не согласиться. Но от слов Итана легче не становилось. Может быть самую малость. И только на время. Если я не глушила эти мысли вином, они всплывали ярче, чем полная луна в ту ночь. Видимо так люди и становятся алкоголиками — пытаясь спрятаться от собственных мыслей.

К радио подошли уже другие ребята и нашли песню подинамичнее. Теперь за столом оставались лишь мы с Итаном, Ией, Пруденс, Роуз и Марко. И то последнего утащила танцевать какая-то девушка. Мы же сидели как изгои на школьном бале. Пока Итан не решился позвать танцевать Ию. Теперь это была троица девчонок-одиночек, к которым мало кто решится подойти.

— А пойдемте втроем! Что такого?

Нас с мест подняла Роуз. Хоть она и не пила, но заразилась всеобщим весельем и потащила нас прямо в центр. Обнявши нас двоих и прижав друг к другу лбами, она вовсю начала заливаться смехом, будто в нее вкололи какое-то лекарство.

— Ой, девочки, мне так хорошо!

Мы, переглянувшись с Пруденс, решили не нарушать ее безмятежные вечера. Вот-вот Роуз должна была разродиться и проводить ночи, пытаясь успокоить ребенка. Ее ожидали колики, прорезающие зубы и все, с чем сталкиваются новоиспеченные мамаши. Уж я успела послушать все это, пока была в школе. Каждый месяц кто-нибудь да разрождался.

Наша тройка танцевала со всеми остальными, пока в помещении не стало настолько душно, что Роуз начала пошатываться. Мы аккуратно усадили ее на кресло и продолжили танцевать, но уже для нее.

Со всех людей стекал водопад пота, открытые настежь окна не помогали. Вода на столах потихоньку начала заканчиваться и я с ужасом представила, как кому-то придется за ней завтра идти на родник. Пока из-за закромов не принесли еще баклажки.

У них все было схвачено. Не знаю, у кого именно, в школе не было какого-то лидера. Но был авторитет — Хьюго Ривер. Именно с ним ребята советовались по всему, что можно было, не только по медицине. Скорее всего из-за возраста, из всех присутствующих он казался самым старшим. В какой-то момент он и решил взять на себя эту ответственность, став неким серым кардиналом.

И вот он наконец-то, закончив с теми пациентами, кто остался спать внизу, дошел до нас. Все тут же поприветствовали его бурными овациями, подавая вперед бокал с оставшимся вином.

— А теперь, друзья, я хочу сказать тост! – сказал вдруг Марко, отринув от своей спутницы, — за нашего бравого и великого доктора Хьюго Ривера! Который спас намного больше жизней, чем это сраное правительство. Севера или Юга, без разницы! Благодаря ему, мы все до сих пор живы. И не важно, насколько долго! Ура!

«Ура!» крикнули все остальные и выпили содержимое в стаканах залпом. То же сделал и доктор Ривер, а после, обняв всех по очереди, не забыв расспросить как они все друг друга чувствуют, присел тихонько за стол. Ему специально кто-то оставил целую тарелку еды и подготовил место. Сгорбившись над тарелкой, старый доктор Ривер начал потихоньку ковыряться в ней, решив за столько дней впервые оставить все свои волнения в соседней комнате.

Я думаю, ему тогда было очень приятно. Что какая-то кучка людей, чьи жизни он умудрился продлить, дали ему такую степень.

Даже звание, великого доктора!

А он был ведь простым учителем химии…

Роуз посмотрела в окно. Было уже далеко за полночь, где-то часа два. Ночи были тихие. Слышно было только сверчков. Стояло лето. Только не было видно звезд из-за химикатов, которые после взрыва образовали облако, вот уже несколько месяцев висевшее над нами. До вылазки я думала, что так повезло лишь нашей школе. Но на той же улице, куда
я ходила недавно, видимость неба была еще хуже. Поэтому по ночам, когда не удавалось сразу заснуть, я просто лежала и смотрела в это окно. Стараясь увидеть хотя бы одну маленькую звезду, как лучик надежды, что еще не все потеряно.

Вдруг мы услышали, как нас кто-то позвал в дальнем углу комнаты. Как отшельники, там уже сидели наши ребята: Итан лежал на Ие, Пруденс убаюкивала свою малышку, а Марко настраивал гитару.

— Идите к нам, — сказала Ия, поглаживая своего парня по голове.

Я помогла Роуз встать и дойти до места. Когда мы подходили, я услышала, как радио уже не издавало прекрасные звуки музыки, а передавало местные новости. Их транслировали по какой-то волне все время. Даже ночью.

— Продолжаются столкновения в центре Подесты. Просим всех жителей данного округа покинуть свои дома на лето. Как это сделали жители юга. Следите за новостями.

Это было чудо. Хоть какой-то контакт с внешним миром. Каждый раз, когда мы попадали на эту волну, наши сердца замирали.

Вдруг что-то скажут про юг? Или про родственников? Интернет-вышки глушили, от телефонов не стало пользы, а рабочих розеток было несколько — и все они использовались для нужд раненых.

Дослушав все сообщение, я вернула вещание на прежнюю волну. Там уже вовсю транслировали какую-то классику. Чайковского что-ли…

— Я слышала вчера, что парни на вылазке заметили ребят
из контргруппировки, — поделилась новостями Ия.

— Думаешь, они скоро будут у нас? — спросил ее Итан, привстав.

— Скорее всего. Говорят, они помогли какой-то семье переехать в Иглтаун. Там спокойнее. Хотя люди тоже готовятся к атакам. Все из Подесты почти туда переехали.

— Иглтаун? — спросила я.

— Да. Это же соседний город Подесты. Там находятся все военные базы страны, поэтому его и хорошо защищают. Когда вся эта заварушка с Подестой началась, много лет назад, Иглтаун принимал у себя беженцев.

— Но раз у них все военные базы страны, они разве не могут направить солдат сюда, в Подесту? — спросила уже Роуз.

— Не все так просто, — присоединился к разговору Марко, который до этого перебирал аккорды на гитаре, — это не армия Иглтауна, это армия Северного Беррелина. А президентам не особо интересна судьба какого-то маленького города.

— Я с тобой не согласен, — вступил с ним в спор Итан, — они же и начали всю эту войну за город на границе: Южный считает, что это их город, ведь их территория намного меньше, а Северный всем заявляет, что они — главные на континенте. И что вообще южане раньше были их колонией.

— А вот это неправда, — сказала Ия, — моя мать из Гандерста, это на востоке Южного Береллина, и всегда говорила, что Север и Юг всегда были равны: у них плюс минус одинаковые условия, не считая дивных пляжей в Альяверти на севере, размера территорий и возможностей для жителей!

Ну вот. Опять разговоры о политике.

— Да? Ты уверена? А давай спросим Милвен, она же оттуда.

Все посмотрели на меня. Неудивительно, ведь Милвен считался самым продвинутым городом. Не только в Северном Береллине, но и на всем континенте. 

— У нас высокие цены, — пыталась оправдаться я, — все, кто приезжают, живут в скромных условиях.

— Зато и высокие зарплаты, — ответил мне Марко, явно обиженный таким положением дел.

Его плеча коснулась рука пришедшего доктора Ривера. Он сказал нам всем быть потише, ведь остальные стали потихоньку ложиться спать. Но прямо из-за спины Хьюго повыбегали дети, которые еще не хотели ложиться. Среди них была и Шарлотта.

— Ты заплатишь за все, Трай Берри! — крикнула девочка.

— Это мы еще посмотрим, Билли Найтингейл! — крикнул в ответ мальчик.

Они направили фигурки, которые соорудили из подручных средств, друг на друга. Их детское воображение помогло видеть в связанной соломе мужчин, сражавшихся друг с другом.

— Ты пожалеешь о том, что сделал, Трай! — не унималась девочка, — пожалеешь о том дне, когда вступил в «Саузен Пауэр»! Когда напал на Подесту!

Ее тоже успели побрить. Но она не забывала о том, кто она и горделиво носила на себе бусы из пробок.

— О, Билли, — подыгрывал ей мальчик, — у меня больше людей, чем у тебя. Тебе никогда не победить!

— Тише, люди спят! — перебил их мимо проходящий мужчина, — и вам пора! По койкам!

Они тут же замолчали и поникли. Когда они направлялись к себе, я услышала их диалог.

— Когда я вырасту, обязательно вступлю в контргруппировку.

— Ты? Они девчонок не берут!

— Ну таких слабых и трусливых пацанов тоже!

— Завтра на улице посмотрим, кто из нас слабый!

— Не дождешься! Завтра мне исполнится одиннадцать! Я буду занята спасением Подесты от войны!

Я удивлялась тому, как в их детских головах созревали такие игры. Как они внедряли в свои дни политику. И как мыслили. Внутри у них было стойкое желание защищать своих родных и близких, а также биться за родину.

Только вот родина не спешила их защитить.

Билли Найтингейл? — спросила я, — кто это?

Старший контргруппировки, — ответила Роуз, — Один из нескольких. И, по-моему, самый молодой из них. Как раз сидит со своими на востоке Иглтауна.

На него все и надеются, — продолжила за нее Ия, — в прошлый раз, когда «Саузен Пауэр» взяли и сожгли местную церковь на границе, Билли с солдатами помог местным отвоевать ее и восстановить. Они даже устроились в местном здании, чтобы еще потом несколько месяцев отбивать атаку. Но сейчас на границе мало людей. И в основном там «Саузен Пауэр». Или те, кто за них. Одному Билли Найтингейлу не справиться.

Может, он ждет помощи? — спросил Итан.

Ага, конечно, — ответил Марко, — президент лично ему вышлет вертолет. А ЦРУ уже на полпути к нам.

Марко всегда умел обломать надежды, которые мы строили у себя в головах. Но на этот раз увидев, как мы от его доводов не рады, снова схватился за гитару.

Давайте я вам лучше спою песню, который услышал как-то на концерте в России. Я ездил туда по работе и забрел на фестиваль. Она мне очень понравилась. И я думаю, сейчас как раз будет в тему.

Он спустился с ржавого кресла, на котором все это время сидел, и взял в руку гитару. Я сразу узнала аккорды — именно их он перебирал пару минут назад. Будто искал повод ее нам всем спеть. И нашел.

Зачем кричать, когда никто не слышит

О чём мы говорим…

…

Мне кажется, что мы давно не живы —

Зажглись и потихоньку догорим.

…

Когда нас много начинается пожар

И города похожи на крематорий и базар.

И все привыкли ничего не замечать —

Когда тебя не слышат для чего кричать?

…

Мы можем помолчать, мы можем петь,

Стоять или бежать, но всё равно гореть.

Огромный синий кит порвать не может сеть.

Сдаваться или нет, но всё равно гореть!

…

И снова небо замыкает на себя слова и провода.

И снова с неба проливаются на нас ответы и вода.

…

И если ты вдруг начал что-то понимать;

И от прозрений, захотелось заорать.

…

Давай, кричи — но тебя могут не понять;

…

Никто из них не хочет ничего менять!

…

Ты можешь помолчать, ты можешь петь,

Стоять или бежать, но всё равно гореть.

Огромный синий кит порвать не может сеть.

Сдаваться или нет, но всё равно гореть.

…

Мы можем помолчать, мы можем петь,

Стоять или бежать, но всё равно гореть.

…

Гори, но не сжигай,

иначе скучно жить!

…

Гори, но не сжигай —

гори, чтобы светить![17]

Мы смотрели друг на друга всю песню. Марко пел так, будто хотел проникнуть в глубины нашей души. И у него это получилось. Он даже умудрился петь не на русском, а на английском.

Интересно, на родном языке эта песня такая же пронзительная?

Итан немного подуспокоился и лег обратно на колени Ии. А Пруденс наконец-то уложила малышку Сью. Все вокруг выглядело меланхоличным и неспешным.

Но вдруг наш гедонизм прервал стон Роуз. Она резко схватилась за живот. Под ней образовалась лужа.

О господи! Кажется началось.

Я не видела до этого, как тут рожают девушки. Тут же побежала искать доктора Ривера, который за песню успел раствориться. По пути нечаянно опрокинула гитару Марко. Бежала вниз, не замечая ничего на своем пути.

Перед сном он всегда делал обход и мог оказаться где угодно. Смотря на каком пациенте остановился. Мне пришлось будить людей. Даже которых я еще не видела. Они отмахивались от меня. Многие даже успевали накричать, едва ли я подбегала к их кроватям. Одного парня спутала с Ривером. У них была одинаковая прическа. Но он то мне как раз и подсказал, где видел Ривера — он пытался сбить температуру ребенку. В другой комнате, через которую приходилось буквально пробираться, и где находились, чаще всего, мамочки с детьми. Между нашими комнатами был закуток, крыша которого могла рухнуть в любой момент, отрезав нас друг от друга. Мужчины пытались подпереть потолок балками. Но они не сильно внушали надежду.

Я не решилась проходить дальше. Просто решила на минуту оборзеть и прямо закричать в соседнюю комнату его имя. Сразу же послышался детский крик. Мамочки, которые только-только уложили своих детей, стали также на меня орать. Но они бы все равно проснулись рано или поздно, ведь в соседней комнате уже рожает Роуз. И пока я пыталась им это объяснить, к нам наконец-то-таки вышел Ривер. Услышав про рожающую девушку, он тут же, собрав все инструменты, стал перебираться к нам. Мамочки еще долго кричали нам что-то вслед.

Подходя к ребятам, я уже увидела Пруденс без Сью — малышка оказалась на руках Марко, который тут же эвакуировал всех глазеющих детей подальше от Роуз. Пруденс же молча старалась быстро научить Роуз правильно дышать. Но у той это не получалось. Слишком сильно она нервничала. Доктору Риверу даже пришлось сделать ей укол. И когда он достал шприц, сзади послышался характерный удар об землю. Эта была Пруденс. Возле нее уже крутилась Ия, пытаясь разбудить. Видимо, она испугалась иглы.

Паника вокруг только усиливалась. Все остальные начали уже просыпаться и шипеть на нас.

— Мне нужна будет твоя помощь, — сказал Ривер, смотря на бездыханное тело Пруденс, — твоя, Лав!

Я запротестовала. Держать Роуз за руку, контролируя ее дыхание, еще ладно. Но принимать роды, даже вместе с мужчиной, который получил неполное медицинское образование, казалось мне тогда нереальным.

— Я не смогу, — обозначила я ему свои опасения.

— Я один не справлюсь, Лав. Ты должна мне помочь.

Я огляделась. Вокруг не было ни одной женщины, которая согласилась бы меня подменить. Даже побледневшая Ия, завидев мой умоляющий взгляд, вскинула руки вперед, ладонями вверх. А потом и вовсе отошла подальше.

Ривер уже начал доставать из своей сумки все необходимое: ножницы, скальпели, таблетки. Кто-то принес полотенце, чтоб подложить его под Роуз и принять младенца. Та уже еле-еле сползла с кровати и, облокотившись об стену, пыталась устроиться. Ноги ее все еще были сжаты. Она боялась, что, раздвинув их, ее ребенок сразу же вылезет наружу.

— Давай же, Лав, — сказала она мне, — я не могу больше это терпеть. Мне больно! Я без тебя не справлюсь!

Она пристально смотрела на меня. И Ривер тоже. И все те вокруг, кто ждал, когда она наконец-то разродиться.

Мне не предоставили выбора. Да и решать было некогда.

Я взяла второе полотенце и приготовилась принимать ребенка, боясь, что он может выскользнуть из моих трясущихся рук. Но он не выскользнул, а плавно лег на мои раскрытые ладони.

Мучения Роуз длились недолго. Доктор вколол ей что-то, что расслабило тазовые мышцы. Какой-то неравнодушный мужчина подбежал к нам и стал подсказывать как дышать. Мы даже не успели соорудить что-то типа шторки, чтобы загородить Роуз от пристальных глаз. Поэтому, когда головка малышка начала показываться, многие уже стали ложиться обратно.

Этот мягкий комочек, который, казалось, был вообще без костей, нырнул в мои руки. Он был настолько маленьким, что я боялась сжать не то, чтобы руки, даже пальцы. Лишь бы не сделать ему больно. Знаешь как маленький ангел, который прилетел с самих небес, чтобы сказать нам, что мучения скоро закончатся. Также быстро, как и мучения Роуз. Быстро и без боли.

Ривер, закончив с Роуз, сразу же выхватил у меня ребенка. И начал шлепать его. Видимо, чтобы малыш задышал.

Но он не дышал.

Кто-то к этому моменту уже разбудил Пруденс и та, поняв, что случилось, поспешила к Роуз.

— Мой малыш, — переводя дыхания, сказала Роуз, — что с ним, Хьюго?

Она впервые назвала его по имени, отбросив все формальности. Тот же не прекращал попытки реанимировать младенца и только после того, как начал сам уже задыхаться от частых движений, прекратил это делать.

Ему стоило больших усилий повернуть свою голову на Роуз и покачать ею в разные стороны.

Что означало лишь одно.

В комнате разразился истошный крик. Полный боли и безысходности. И тогда никто не посмел как-то шикнуть или с укором на нас посмотреть. Лежащие лишь посильнее укрылись своими одеялами, стоящие поспешили наконец-то-таки повернуться к нам спиной. Или вообще отойти. Ия, отойдя от ступора, медленно подошла к орущей Роуз, которую даже не пыталась успокоить Пруденс — просто стояла рядом и не позволяла ей упасть вниз.

Это все, чем мы могли помочь ей в тот момент.

Не упасть еще ниже.

На самое дно.

Глава 13. Все мы давно мертвы.

Светало. Наступал новый день. Не для всех.

Пока народ не начал просыпаться, мы закопали младенца с Ривером на заднем дворе. Там, куда я еще не приходила. Где ребята устроили мини-кладбище из тех, кто умер в школе. Ривер не просил никого проведывать могилы, сам за ними ухаживал. Но после смерти малышки Роуз, никто не согласился ее закапывать. Кроме меня.

Это был первый ребенок на этом кладбище. И я тогда надеялась, что последний. Еще раз пережить то, что произошло пару часов назад, я бы не смогла. Да и Хьюго, по его убитому виду, тоже. Хоть он и видел кучу смертей за эти месяцы, смерть этой малышки по весу была больше, чем все предыдущие вместе взятые.

Мы не стали спрашивать Роуз как она хотела бы назвать ребенка. Это была девочка. Мы просто вырезали на деревянном кресте, который соорудили из подручных материалов, имя Хоуп.

Я думаю, она будет не против.

Имя подсказал нам Марко, который вышел покурить и заодно проведать нас. Но сам рыть могилу не стал. И даже с малышкой не попрощался. Докурил самокрутку и вернулся в школу, оставив нас снова одних с маленьким трупом.   

Саму малышку мы положили в ящик из-под обуви. Подлатали его скотчем, чтоб не разошелся, и украсили цветочками. Из-за маленького роста и небольшого веса, Хоуп туда поместилась. Мне даже тогда показалось, что малышка была недоношена. Настолько маленькой она мне казалась. Но уточнять я у Хьюго не стала.

Это уже не имело никакого смысла, но принесло бы еще больше боли в его изношенную душу.

Тяжело было не выкапывать ей могилу и класть внутрь, а закапывать. Слышать, как рыхлая земля падает вниз и маленькие камни отлетают от коробки. Хотелось достать ее из той коробки, обернуть вокруг полотенцем и согреть своим теплом.

Поверить, что мы просто ошиблись.

Услышать ее плач внутри коробки.

Но этого не случилось. И мы просто до конца ее закопали.

Позже мы с Ривером взяли немножко земли в руки и бросили вниз. Она была холодной. Настолько, что мне хотелось согреть ее прежде, чем кидать в могилу Хоуп. Чтоб как-то согреть ее хотя бы там.

После похорон Ривера сразу же позвали внутрь — Роуз проснулась и тут же впала в истерику.

— Не ходи туда, — сказал мне он. Видимо хотел уберечь от утяжеления травмы, которую я получила недавно.

Ее крики были слышны даже на заднем дворе. И я решила пройтись, чтобы найти укромное местечко и там перекантоваться, пока она снова не уснет. Проходя мимо бывшего спортивного зала, я увидела парочку мужиков. Они собирались на вылазку в лес — там проходила тропинка до ближайшего села. Все, кто туда ходил, приносил самые большие банки консервов. А один раз кто-то умудрился притащить с собой целую пачку шоколада.

Но мало кто решался пойти туда. Поговаривали, что там все еще жили люди. И большинство из них поддерживало «Саузен Пауэр». Только сильные, не только физически, но и духом мужики, отваживались на такой путь.

Увидев меня, один из них сказал.

— Эй, красотка, подойди.

Услышав я такое в обычной жизни, тут же бы пошла назад. Но здешние парни никого не насиловали. Они берегли женщин и делали все, чтобы те спокойно растили своих детей. Будущих солдат, способных свергнуть всю нечисть. Поэтому во мне не было страха, когда я пошла вперед.

— Тебя вроде Лав звать, да? Ривер рассказывал о тебе. Говорил, какая у него умная помощница.

Они предложили сесть на пень, который притащили в зал. Перед ним стоял оборудованный стол, где они перекусывали перед дальней дорогой или играли в карты.

— Там вроде вчера девчонка какая-то рожала, — сказал второй, — кого родила? Мальчика или девочку?

— Девочку, — сказала я, отхлебывая у них воды из железной кружки, — мертвую.

— Вот те раз, — отреагировал третий.

Он тут же снял с себя шапку и прижал к груди в знак уважения. За ним это сделали все остальные.

Наступила минута молчания.

— Вот, попробуй, — сказал один из них, —  тебя это успокоит.

Он вытащил из кармана самокрутку и разобрал ее. Внутри был не порох, а пепел в скупе с толченой таблеткой.

— Я не буду, — моментально отреагировала я.

К сигаретам я на тот момент до сих пор не притрагивались. К наркотикам — тем более. 

— Это просто толченный антидепрессант. И пепел, который дает более яркий эффект, — рассказал один.

— Тогда зачем его толочь?

— Чтобы побольше вставило, — ответил мне другой.

Успокоительные у меня быстро закончились. Особенно после вчерашнего. Мне казалось, что я на них подсела. Или это была просто реакция на все происходящее. Такие лекарства были нужны нам тогда как витамины, без которых организму было просто тяжелее вставать по утрам.

Тем более мы видели тех, у кого съезжала крыша. Они либо начинали говорить что-то про себя, даже по ночам, либо хватались за ножи и резали себя на глазах у детей.

Я не хотела себе такой судьбы. А она подкрадывалась ко мне все ближе и ближе с каждым дерьмовым воспоминанием.

Будь это оторванная рука Итана или мертвое тело Хоуп.

Я отказывалась понимать, что на самом деле произошло. Не верила в это. Это ведь не могло случится. Думала, что мне это приснилось. Или что той мертвой девочкой была совсем не Хоуп.

Мне не хотелось тогда принимать резко наступившую реальность. Хотелось вернуть ту картину мира, что была передо мной еще вчера. Когда мы все вместе сидели за столом и спокойно попивали вино.

Что-то внутри меня кричало о том ужасе, который произошел. Делало это с помощью учащенного дыхания и громкого сердцебиения, которое не прекращалось все утро. Ривер даже тогда предложил мне укол. Я отказалась. Роуз он сейчас был нужнее. Как и наверное эта самокрутка, что мне сейчас предлагают ребята.

Я взяла их самокрутку и вдохнула содержимое в себя через нос. Я не делала раньше ничего подобного, поэтому половина содержимого успела выпасть из меня обратно. Парни сразу же поспешили собрать с меня остатки. Так было наверное ценное это вещество.

Меня тут же охватил покой. Тот, который я не могла достичь ни лежа в ванной с расставленными ароматическими свечами, ни лежа на капоте машины Джереми, когда мы выбирались с ним загород посмотреть на небо, украшенное яркими звездами.

Меня тут же охватила тишина. Не было слышно голосов удивленных парней от того, как меня, видимо, быстро вставило. Ни своего собственного голоса внутри, который неумолимо кричал что-то вот уже целый месяц.

Меня охватила безмятежность. Как будто пенек подо мной исчез и я начала парить над всем этим миром, где-то в облаках. Наверное, именно такое ощущение ищут те, кто пытается медитировать.

Покой. Тишина. Безмятежность. Три слова, которые окутали меня с ног до головы и отпустили только когда до меня дотронулся один из парней, проверяя жива ли я.

— Ну, ты как, Лав? — спросил он с широко выпученными глазами.

Они сказали, что до сих пор не давали эту самокрутку женщинам и не знали, как отреагирует слабый пол.

Но мне понравилось. Мне хотелось расспросить что это, дабы втихаря делать такие же самокрутки. Ведь ничего не предвещало того, что война на днях закончится.

Но им уже надо было идти. Было семь утра, скоро должны были начать рыскать по округе «Саузен Пауэр». Нужно было вернуться до того, как ребят бы обнаружили. Поэтому, также нюхнув содержимое на дорожку, они поднялись с мест и начали обмундировать друг друга.

Вряд ли их вставило также, как меня. Просто исчезло беспокойство с лица, которое было ранее обращено ко мне. Видимо без этой штуки им было тяжело ходить в лес, где их в любой момент могли прикончить. Такая бесстрашная смесь на завтрак с кофе вместо бутерброда.

Возвращаясь назад, я старалась запомнить маршрут до спортивного зала, чтобы, когда ребята вернуться, тут же встретить их. Проявить заботу, расспросить о том, как все произошло, помочь разобрать провизию. И незаметно, у одного из них, из кармана стащить эту самокрутку, если они не решатся мне дать еще одну такую.

Роуз лежала на кровати практически неподвижно. Я даже поначалу испугалась, была ли она жива.

Но она просто лежала. Видимо истерика выкачала из нее все силы. Ей было тяжело дышать из-за резких вскриков и учащенного сердцебиения. Так сказал мне Ривер, прося посидеть с ней до обеда.

Вид у нее был так себе. Она выглядела измученной и опухшей. Ногти были забинтованы, видимо она их кусала. Не самый плохой способ успокоиться.

Я прошла к своей кровати и начала искать в ней свои запасы. Пару пачек снотворного и всего несколько пилюлей обезболивающих. Ни намека на успокоительные. Тогда я и подумала, что когда закончится вылазка, Роуз нужно будет взять с собой к тем парням. Если она сможет ходить.

— Лав, — вдруг услышала я сзади себя.

Это была Роуз. Вдруг проснувшаяся с полуоткрытыми глазами. Я хотела было уже бежать снова за доктором Ривером, но она меня остановила. Как будто знала наперед, что я хочу делать.

— Как ты? Все нормально? А Пруденс? Я видела, как она упала…

Возможно, из-за огромной дозы снотворного, она тогда интересовалась совсем не тем, кем надо было. И до сих пор не смогла полностью открыть глаза.

Роуз находилась не в полном сознании. Где-то между сном и реальностью. Сев рядом с ней на кровать и взяв за руку, я представила какого-то это — быть под обе стороны в одно время. Наверное, это было то место, где мы все тогда хотели бы оказаться. Укрыться, так сказать, от всего ужаса, что нас окружает. Спрятаться, пока за туманом не скроется вся та боль, что сокрушает нас изо дня в день.

Была ли та боль вообще материальна? Для меня да.

Как будто маленькие гвоздики с неровными рубцами втыкаются тебе в сердце, потом их кто-то достает оттуда и с еще большей силой втискивает в только что зажившие дыры. Такую огромную свежую дыру я внутри себя прозвала Хоуп — она все еще зияет внутри меня.

И ни один пластырь не закроет ее.

Ни одно лекарство не залечит.

Она просто останется там навечно, покуда живет мое сердце.

И знаешь, так хотелось, чтобы оно перестало биться. Со всеми этими дырами внутри.

Что было в сердце Роуз я и представить не могла. Возможно, уже тогда, вместо сердца, у нее была огромная черная дыра, которая засасывала все жизненные соки. Засасывала все то светлое, что осталось в этой прекрасной девушке. Не давая шанса ей выбраться из сна в реальность.

— Все хорошо, Роуз. С ней все в порядке. Мы все живы, — поспешила успокоить ее я.

— Нет, Лав. Все мы давно мертвы, — сказала Роуз и вновь ушла в свой сон.

Я почувствовала, как из моих глаз наконец-то вытекли слезы, которые я держала в себе уже несколько часов.

Все те, кто веселился ночью, уже заснули. И я осталась одна. Даже доктор Ривер дал себе пару часиков на отдых перед тем, как вернуться ребята с вылазки. А пока я, добравшись до своей кровати, схватила единственную имевшуюся у меня подушку и зажала ее между ног. В ней же я спрятала свое трясущееся лицо, заглушая в себе тот крик, который долго сидел.

Крик потерянной надежды на то, что когда-нибудь боль отступит.

Она не отступит, Пандора. Больше никогда.

Ведь мы все давно мертвы.

Глава 14. Потерянная надежда.

На мое счастье, парни вернулись быстро. Еще обед не начался. И принесли с собой много еды и воды. По пути они решили свернуть и напоролись на какое-то здание, где сидели пару человек из «Саузен Пауэр» и девчонки в плену. Они, видимо знатно так накурившись перед дорогой и еще чутка в дороге, решили их отбить. Они всегда с собой таскали биты и кастеты. Солдаты оказались хлипкими, поэтому разобраться с ними было не тяжело.  

Девочек оказалось трое. Одна была уже мертва, когда они принесли ее к нам, двое еще более-менее дышали. Мы с Ией и Пруденс сразу же рванули ко входу, чтобы им помочь. Уже тащили с собой бутылки с водой, перекись и бинты.

Вид у них был убитый. Если бы не их метания и тяжелое дыхание, можно было бы подумать, что все трое оказались трупами. Я занялась первой девочкой, парни дотаскивали вторую, но уже к другой кровати.

Как они нам сказали — их пытали. Парни нашли их раздетыми и привязанными к батареям. Бог знал сколько они там проторчали. У той, которой занялась я, была зияющая рана на голове. На теле не было живого места, все было в синяках. Я боялась до нее дотронуться, так как она не прекращала стонать. Тогда мы решили сунуть ей деревяшку между зубов, чтобы она терпела, пока мы ее обрабатываем.

Все девчонки тащили им одежды. Кто-то кофты, кто-то даже носки. Хотя последнего явно никому из нас не хватало, все носили по две-три пары одновременно.

Но ее было безумно жалко. На вид ей было лет пятнадцать, совсем еще девочка. Хотя по осмотру была уже женщиной.

Меня сменила Роуз, которая решила встать с постели. Ей необходимо было развеяться. Наверное, это происходит со всеми: когда видишь, что другому хуже, чем тебе, сразу же забываешь о своих болячках. Я же решила сходить посмотреть на вторую. И когда увидела кто это, у меня упал дар речи.

Это была Мелоди. И я бы ни за что в жизни бы не узнала ее, если бы не шрам детства на правом бедре и татуировка под грудью.

Это была она. И выглядела куда хуже первой девочки. Такая же синяя, каждое прикосновение сопровождалось стоном. Но в отличии от первой, Мелодии обошлась без деревянной палки.

Она терпела. Ее правый глаз заплыл, а левого и вовсе не было. И не было довольно давно, рана на нем успела затянуться. Волосы, на удивление, у нее еще были. Такие же красивые, как и пару месяцев назад. Только спутанные, комками.

Я всегда считала, что если у кого-то и есть волосы красивее моих, то только у Мелоди. И в тот момент она меня также опережала.

Я не смогла долго смотреть на то, как ее, полностью раздетую, обхаживают ребята. Схватила плед со своей кровати и накрыла ее, едва они закончили с нижней частью. И отошла. Мне стало дурно. Будто все органы решили разом выпасть из моего рта. Отойдя в сторону, я выблевала все то, что скопилось во рту. Это были и эмоции после родов, и пацанский косяк, и теперь встреча с лучшей подругой.

Когда Роуз рассказывала о своем парне, который перешел в «Саузен Пауэр», я не совсем понимала, почему она хочет думать, что он уехал. Ведь ей надо было думать о ребенке и его помощь, даже в составе этой группировке, тогда бы не помешала. Но теперь, увидев Мелоди в таком состоянии, я понимала, что лучше бы она была вдали от всей этой грязи. Не обязательно дома, хотя бы даже на юге, ведь там не воюют.

Лучше живой и подальше от меня, чем такой, но настолько близко. Настолько близко, что мне было трудно дышать.

Я не могла находиться рядом с ней: слышать как она стонет, видеть, что с ней делают. Я просто вышла из комнаты прямо через окно и засела в кустах, закрыв при этом ладонями уши. Хотелось, как Роуз, унестись куда-то подальше от всего этого ужаса, снова окутывавшего меня.

Уже второй раз за один день!

Это было невыносимо. Я настолько сильно зажмурила глаза, что стало больно. Хотела, чтоб глазницы провалились куда-то вовнутрь, спрятались во мне. И больше не видели того, что приходится.

Хотя бы не сегодня.

Просидев так пару минут на корточках, я легла навзничь на траву и стала кататься по ней так сильно, что трава начала царапать мои руки. Я каталась, чтобы заглушить звук, который передавался через мои ладони. Который доносился до глубины моего сознания, нанося при этом свежие раны. И раскрывая пошире старые.

Я не помню сколько так пролежала. Час или два. Меня нашел Ривер, который вышел покурить. У него не был испуганный взгляд. Скорее спокойный и, как всегда, усталый.

— Ты ее знаешь? — тут же спросил меня он.

— Почему ты…

— Ты закрыла ее тело пледом, чтобы никто не видел ее голой больше, чем полагается. Ты отошла от нее сразу же, как увидела, хотя с другой девочкой проделала все процедуры сама. Так поступают со знакомыми, Лав. Скорее даже с друзьями.

Я не знаю почему меня накрыло именно тогда, спустя столько месяцев. Возможно, действительно это был самый тяжелый день из всех и я просто устала. Но я разрыдалась, едва Хьюго коснулся моего плеча. Прямо как маленькая девочка, упала в его объятия и обмочила своими слезами его грудь. А он и не был против.

Ривер не стал меня успокаивать. Говорить, что все хорошо и чтос Мелоди будет все в порядке. И я искренне считала, лежа у него на коленях, что он просто так дает мне выплакаться. Но когда я закончила, он взял меня за оба плеча и сказал.

— Лав, ей осталось пару часов. У нее внутреннее кровотечение, которое мы на время остановили, и разрыв органов. Я даже не уверен, что смогу сказать каких именно. Мы… мы даже не сможем поддерживать ее на лекарствах, будь они у нас бесконечными. Ей нужна больница, до которой два часа езды. Но даже если бы у нас была бы машина… Лав, она не выдержит.

Мысли крутились в голове как сперматозоиды после соития на видеороликах уроков биологии. Настолько быстро я пыталась понять в какой момент подумала о том, что она может выжить. С такими-то ранами. Когда ее привезли, внешне она уже больше походила на труп, чем на человека. У меня было всего пару часов, чтобы сказать ей все то, что я хотела за эти месяцы. Да за все эти годы! И бог знает как я хотела бы оттянуть это время. Собраться с мыслями, записать свою речь, понять что стоит говорить ей. Что вообще говорят людям перед смертью?

Я всегда думала, что мне придется такое проделывать с пожилым отцом, а не подругой одногодкой. Которая даже была на пару месяцев младше меня.

Лав!

Времени думать не было. Ривер вернул меня в настоящий момент, помогая не упустить время, отведенное мне. Кто знает, найди ее парни завтра, мы бы уже не смогли поговорить. Я вообще не мечтала о том, что когда-то увижу ее. Но в основном из-за того, что не верила, что сама отсюда выберусь. А Мелоди…

Нет!

Я скинула со своего плеча его руку, встала с земли и побежала вперед. Куда глаза глядели. А глядели они тогда лишь в лес. Куда я бы сама, еще раз, ни за что не пошла. Особенно одна. Но в тот момент, когда я без оглядки бежала под крики Ривера, доносившиеся сзади, мне было все равно. Даже когда я споткнулась об какую-то ветку и упала в лужу грязи. И снова поднялась. Ноги несли меня куда-то вперед, будто совсем отключились от мозга. Икры быстро забились от той скорости, которую я набрала,
но меня это тоже не остановило.

Не знаю могло ли что-то меня тогда остановить. Только лишь силуэт Мелоди, которая звала бы меня обратно домой.

Нет!

Я схватилась за голову, не прекращая бежать. Даже умудрилась закрыть глаза. Не знаю как я тогда не врезалась в какое-нибудь дерево. Просто повезло. Хотелось набрать еще больше скорости и воспарить куда-то в небо. Улететь отсюда. Из этой чертовой Подесты. Долететь до дома, где меня совсем не ждет отец. Черт, он меня даже не ищет. Ему все равно. Всегда было все равно. А сейчас, когда проблема в виде меня исчезла, он должен быть счастлив. Также счастлив, когда узнал, что пропала моя мать.

Тогда я не понимала, как уход любимого человека может так обрадовать.

Но теперь я его понимала. Одной было быть намного легче. Ты не чувствуешь той жгучей боли в груди, когда теряешь кого-то. Не бежишь куда-то без оглядки, когда чей-то труп лежит прямо у тебя перед носом. Не стараешься закричать со всей силы слово «Нет», понимая, что не можешь.

Тебя просто найдут. А если тебя, то значит и остальных.

Почувствовав, как в легких заканчивается воздух, а второе дыхание так и не открывается, я наконец-то остановилась. Настолько резко, что казалось, что, бьющееся на всех порах, сердце вот-вот выскочит из груди.

Выдохнется и рассыпится прямо во мне. Как прах.

Господи, какие мысли меня посещают. Каша в голове давно покрылась плесенью, из которой выходили белые червячки. Которых я однажды видела в папиной тарелке, которую он как неделю не мог помыть. От этого воспоминания содержимое желудка вновь попросилось наружу. Но у меня не было сил его выпускать. Как будто мое горло запротестовало от таких частых позывов и пригрозило отправиться всему этому назад. Ведь в нем уже и так был огромный комок слез, которые не успевали стекать по моему лицу.

Упав наконец от бессилия на холодную и мокрую землю, я уже не могла себя сдерживать. Крик просился наружу, но я не могла дать себя обнаружить. Солдаты из соседнего здания сразу же услышат меня. Если уже не услышали мои прерывистые рыдания вместе с резвым бегом. Возможно, они уже сейчас штурмуют в школу, убивая каждого, кого найдут. Женщин, детей. Бедную Роуз, которая только и ждет смерти. Или малышку Шарлотту, которая все еще надеется увидеть родителей.

От этой мысли стало еще тошно и пришлось выбирать — либо кричать, либо снова блевать.

Заткнув рот ладонью и уткнувшись лбом в колени, я выпустила истошный, пусть и тихий крик.

Тихий для окружения.

Громкий для меня внутри.

Он раздался эхом по всему моему организму. Отдался в органах, прозвенел в ушах. Вот-вот бы и лопнул их вместе с глазницами. Настолько сильным этот ураган ощущался внутри. Который сносил все живое, что во мне оставалось.

Потому что после уже ничего не осталось.

Прокричавшись в согнутом положении, я тут же схватила спазм. Он прошелся по всему телу, особенно отдавался в спине. Не дал мне возможности размяться, лишь позволил, в таком же положении, лечь на бок и смотреть вперед.

А впереди был лишь страшный и темный лес. Не было видно ночных существ, каких-нибудь сов там или сверчков. Целый акр земли, или даже больше, застыл на месте, застыл во времени, чтобы позволить мне побыть в моменте.

В очень длительном и мучительном моменте, которому не было конца.

Как и этому лесу.

Я ведь тогда даже и не дошла до родника. Даже не представляла сколько до него было идти. Поэтому и не могла вообразить, что лес был кончаем.

Для меня это было бесконечно повторяющееся пространство из деревьев, кустов и растительности, среди которой спрятался лагерь этих тварей.

А теперь и я.

Я даже не могла оглянуться — может я лежу сейчас прямо под их оградой. Настолько сильно я потерялась в лесу. Но даже если и так, то пусть. Они быстрее закончат мои мучения и отправят на тот свет. К малышке Хоуп, к моим одноклассникам. Ко всем тем, кого я умудрилась потерять. И о ком еще не знаю. О ком не хотела знать. Кроме Мелоди… черт, Мелоди!

Напоминание о том, что мой бедной девочке осталось совсем не много, подняло меня быстрее, чем какой-нибудь укол адреналина. Даже спазм сразу же прошел. Я уже не ощущала, что творится у меня внутри. Фокус наконец-то вернулся на мозг, в котором пульсировала одна мысль «Надо бежать, надо успеть, надо спешить к Мелоди!».

Но куда бежать? Повсюду темень, ни намека на какой-нибудь свет. А если бы он и был бы, его легко можно спутать с тем самым лагерем. Я все еще боялась привлечь их внимание к себе и школе. Поэтому старалась не так сильно шуметь, как раньше. Хотя и мысль о том, что я могу не успеть, сильно меня ускоряла. Я даже не замечала насколько сильно.

Стала присматриваться к своим следам, которые оставляла. Пожалела, что не взяла что-то типа фонарика. Стала буквально вынюхивать что-то, похожее на школьный запах. Это не помогло. Что я собака что-ли какая-то?

Мысли вскипали, подбрасывая мне безумные идеи по типу забраться на дерево. Еще не хватало в такую слякоть с него свалиться и переломать себе кости. Тогда я точно не успею попрощаться с Мелоди… боже… Мелоди.

Ее имя стало для меня проблесковым маячком, который старался вести по верному пути. Перестав оглядываться по сторонам, я просто решила пойти назад. Оттуда, откуда пришла. Вряд-ли я, пока бежала, куда-то сворачивала. По крайне мере, надеялась на это.

Земля подо мной начала еще больше проминаться, промачивая мне все ноги. В кроссовках была уже не просто вода, а целое море с маленькими камнями, мешающими идти. Но встать у дерева и вытряхнуть их я все равно не решалась. Не было времени. Потом вытряхну.

Потом все сделаю. Сейчас не это главное. Главное — Мелоди.

Впереди показался сгусток света, который решительно приближался ко мне. Я тут же спряталась за дерево. Не хватало еще прогуливавшихся «Саузен Пауэр», которые меня заметят. Тут же присела на корточки и стала надеяться на темень, которая меня спрячет. Еще хотя бы на мгновенье.

— Лав! – услышала я знакомый голос.

Тут же выскочила из своего укрытия и напугала своего спасителя. Встала прямо перед ним. Свет от фонаря ослепил мне глаза, но не заставил зажмуриться. Мне важно было узнать кто пошел меня искать в лесу в такую темноту. И когда я увидела лицо, то неплохо так ошалела.

— Роуз! – выдохнула я и обняла прибывшую ко мне подругу.

Та тоже была рада видеть меня и ответила на мои объятия. Даже сильнее, чем я предполагала.

— Пошли! Мы все тебя ищем!

«Все тебя ищем». Эту фразу я готова была в тот момент выгравировать на себе как татуировку. В память о тех людях, что не побоялись моей мимолетной истерики и пошли вызволять из лап страшного леса. Хоть и знали меня всего ничего.

Роуз не рассказывала мне всего того, что происходило все это время. Лишь расспрашивала как я: ничего ли себе не повредила, как я себя чувствую. Она совсем не выглядела как человек, потерявший ребенка.

А ведь и дня не прошло! А она так быстро пришла в себя. В глубине души я думала, что сделала она тогда это ради меня. Чтобы больше никто, кроме нас, в этой школе не потерялся в глубине той темноты, что их засасывает.

И это я сейчас совсем не про лес.

В комнате, где лежала Мелоди, было тихо. Люди начали потихоньку ужинать, некоторые это делали рядом с раненными девчонками. Ривер, увидев меня с Роуз, согнал тех, кто сидел рядом с Мелоди. Те, увидев как я приближаюсь, как будто бы прочитали мои мысли и покорно отошли. Я боялась поднять голову и посмотреть на нее. Надеялась, что ребята подлатали и обвязали ее бинтами так, что теперь она выглядела чуточку лучше. Но когда я все-таки это сделала, то увидела лишь мумию, которую наполовину подготовили к погребению. Лишь ее руки, изрядно поцарапанные, остались нетронутыми.

— Воды, — прокряхтела она.

Казалось, что ее связки истончили до миллиметра и теперь она напрягает все силы, чтобы сказать всего пару слов. Присев к ней, я поднесла к горлу бутылку с водой, которой она тут же поперхнулась. Но потом издала удовлетворительный вздох. Прям как из рекламы Coca-Cola.

— Я не пила … неделю.

Слезы собрались у подножия моих глаз, вот-вот готовы были покатится по-моему и так уже мокрому лицу. Я боялась испугать ее своими рыданиями. Боялась, что она поймёт, сколько ей осталось жить.

— Возьмите меня… пожалуйста.

Она попыталась поднять левую руку. Я тут же перехватила ее и постаралась не сильно сжимать, но показать, что я рядом. Что она не одна.

— У вас теплые… руки.

Каждое слово давалось ей с большим трудом. Я не понимала, что она хочет сказать. Осознает ли, что это ее последние слова?

— Прямо как у Лав… моей подруги.

Мои губы начали дрожать. А слезы покатились ливнем. Не знаю даже, откуда во мне было столько воды.

Она помнила обо мне. Также как и я о ней. Возможно думала, что еще успеет увидеть. Или считала, что я успела спастись и уже где-то далеко. Также как и я когда-то считала.

Сзади подошел доктор Ривер. Он указал своим пальцем на часы, давая мне понять, что времени у меня осталось еще меньше, чем он предполагал. А прошло всего пару минут.

Я не стала ей ничего говорить. Не стала развеивать надежды, что я могу быть где-то далеко. Что спасена и моя жизнь не кончена.

Что моя жизнь не разрушена, как ее. Что у меня еще есть шанс.

Я хотела, чтобы Мелоди была уверена в этом всем перед смертью. Пусть это была и неправда. Это было не важно. Ведь в конце концов, когда наступил мое время уйти с этого света, мы все равно с ней встретимся. В том месте, куда уходят все души перед смертью. О котором мне рассказывала мама в детстве. Куда ушла тогда наша бабушка. Она говорила, что та будет ждать меня там после смерти.

Как теперь и будет ждать меня Мелоди.

Мы еще долго держались за руки. Столько, сколько ей потребовалось, чтобы уйти из этого мира. Я чувствовала, как силы потихоньку покидают ее и когда она перестала держать руку на весу, я поняла, что это конец.

Умирая, ей не было так больно, как в начале нашей встречи. Доктор Ривер и девчонки сделали все, чтобы она и другая девочка ушли спокойно, без адовой боли внутри. Я была безмерно рада, что последнее, что она почувствовала, была моя теплота. Ведь перед тем, как опустить свою руку и издать последний вздох, она улыбнулась.

Возможно, она на секунду решила, что это все-таки я держала ее за руку. А возможно просто вспомнила наши гулянки по центру Милвена, ночевки и планы на будущее.

И это вызвало у нее улыбку. Искаженную, еле заметную из-за перекошенного лица, но все-таки улыбку. Такую же искреннюю, как когда-то была сама Мелоди.

Самой лучшей подругой, которая у меня когда-либо была.

Когда уже Роуз заметила, что все кончилось, то решила позвать Ривера. Все то время, что я прощалась с Мелоди, она не отходила от меня далеко. Сидела рядом, но за спиной. Не позволяла себе напомнить о своем присутствии, но и не давала мне остаться одной. Это была такая тонкая грань: я чувствовала, что мы с Мелоди были только вдвоем, но при этом ощущала какую-то поддержку за спиной.

Когда я начала заваливаться назад от бессилия, Роуз поймала меня. Не дала упасть на спину. И тогда я впервые поняла истинное значение фразы «Вонзить нож в спину». Ведь тогда, несмотря на огромное количество этих ножей, Роуз бережно схватила меня за плечи, не давая напороться на них.

Не дав сделать себе еще больно. И не делая мои раны шире.

Усадив меня на пол рядом с кушеткой, она вновь позвала Ривера. Тот все еще возился с телом второй девочки. И вот наконец-то позволил ее закопать, предварительно закрыв глаза.

Роуз спросила может ли оставить меня на время, пойти помочь им с девочкой. Я сказала да. И когда они покинули комнату, я медленно встала с пола и вновь подошла к Мелоди. Ее кожа уже начала бледнеть, а губы серьезно сохнуть. Нельзя было ее, в таком положении, класть в могилу. Пусть и временную.

Да, я надеялась тогда, что когда выберусь из Подесты, заберу с собой ее тело. И закопаю по нормальному, на нашей родине. Ведь на ее могилу захотят приходить родители. Которые еще ничего не знают… черт, они же ничего не знают.

Очередной приступ слез я решила купировать подготовкой Мелоди к захоронению. Взяла уголь с кровати Пруденс. И расческу с кровати какой-то девушки. Которая как раз не спешила расставаться со своими волосами. А волосы у Мелоди, как я уже говорила, были шикарные.

И я хотела, чтобы в последнем своем пути до могилы, она блистала.

Сняла с нее окровавленную футболку, в которой она приехала. Сразу же выбросила — не хотела больше видеть. Надела какую-то безрукавку, которую ранее нашла и думала, что надену. Она была ей великовата по размеру. Но больше ничего красивого не нашлось. Остальное оставила на ней, только предварительно почистила.

И зачем? Ведь, по-хорошему, все это не имело значения.

Для других да. Но для меня… я просто хотела проводить ее по-человечески. Как бы хотела этого сама Мелоди.

Ведь будь она на моем месте, сделала бы тоже самое. Я в этом уверена.

— Красивые волосы, — сказал Ривер, наконец-то вернувшись с улицы, — ставлю свою банку с тушенкой, что вы пользовались одним шампунем.

Он попытался выдавить из меня улыбку. И какая-то ее грустная доля все-таки появилась на моем лице.

Но ненадолго.

— Ты не хочешь их отрезать?

— Нет, — ответила я, — она заслужила быть упокоенной настолько цельной, насколько может быть. В отличии от нас всех, у нее еще есть шанс.

— Как знаешь. Решение за тобой. Но я скажу тебе, что будет дальше.

Он взял стоявший стул и присел на него рядом со мной. Несколько раз провел рукой по ее волосам, приговаривая.

— Завтра какая-нибудь мамаша, у которой давно кончилось грудное молоко и любые другие смеси, пойдет и выкопает, пока ты будешь спать, ее труп. И не побреет ее, как я предлагаю, а выдерет скальп. Да, прямо с кожей. Полностью. А потом оставит лежать так на земле, пока ее не съедят крысы или волки. Потому что ей будет плевать, как какая-то девочка будет похоронена. Ведь это не ее ребенок. И не ее родной человек. Ей не важно насколько она цельная и кем являлась. Ведь в данный момент, в данную секунду, единственную ценность, которую она представляет, это ее волосы.

Он смотрел на меня, не отрывая взгляда. Даже не моргнув. Потом встал со стула и снова положил руку на плечи. Готовясь к тому, что я снова, в порыве эмоций, убегу в лес, прячась от неизбежного.

— У нее нет больше возможности жить. А у тебя есть. Используй ее. Этого бы точно хотела Мелоди. Я уверен. Хотя ее я и не знал.

Выключив свет лампочки, которая висела над нами с Мелоди, он пошел обратно на улицу — ждать моего решения. Снова напоминая, даже без слов, что времени у меня было не так много, как хотелось.

Все вокруг уже начали ложиться спать, предвкушая новый день. Новые вылазки, походы к роднику и посиделки у радио в перерывах. Обычный день, как и сотни предыдущих. Ведь у них ничего не менялось, кроме даты на календаре, приближающей всех выживших к концу сентября, когда война могла вновь закончиться. Пусть и на время.

Но не для меня.

Для меня вся эта бесконечная череда однотипных серых дней теперь стала привычкой, которую разнообразила смерть Мелоди. Теперь оттенок серого стал еще темнее.

Все ближе и ближе пододвигая меня к той самой тьме, от которой мы все бежим.

И в которой все, рано или поздно, погрязнем.

 Я как будто до сих пор думала, что все это розыгрыш. Сейчас Мелоди очнется, поблагодарит меня за то, что я, все-таки, не решилась ее стричь, и пойдет спасать своих брошенных на улицу щенят.

Но она не встала.

Я даже ее слегка толкнула рукой в плечо, чтобы она пошатнулась. Встала и сказала «Ты что делаешь, Трейнор? Больно же».

Но она не встала.

Снова.

Тело просто двинулось на мгновение, показывая всю ее хрупкость и маленький вес. Я бы сама могла ее донести, настолько худой она была. А теперь, когда ее душа вышла из тела, так тем более.

Да, это была уже не Мелоди. А просто ее тело. Все такое же красивое и элегантное, как при жизни. Пусть и синее от увечий. Это не делало ее страшной. Нет. Это все равно делало ее прекрасной. Или это был лишь мой фильтр любви к ней. Который потихоньку отключался.  

На ее похороны я не пошла. Не смогла. Да и Роуз мне запретила. Сказала, что сейчас ее закопают, а завтра — мы с ней простимся. Я спорить не стала. Если бы дошла в тот день до могил, обратно бы меня пришлось им нести на руках.

Еще одна ноша… нет, хватит с них сегодня. Посещу Мелоди завтра. Заодно и зайду к Хоуп.

Если бы не обстоятельства, это звучало бы намного круче. Как будто, после утренней пробежки, я зайду к своим подругам. И мы вместе пойдем в кафешку.

Но в Подесте друзей посещают на кладбище. Принося им любимые милкшейки, которые так и останутся нетронутыми.

Волосы Мелоди были, как мои прежде, до лопаток. Кудрявые, немного запутанные. Я провозилась с ними целую ночь, пытая расческой, чтобы отдать ребятам на вылазку их в годном виде. За это накидывали еще пару годных вещиц. К тому моменту, как я закончила, то уже не чувствовала, что это были волосы Мелоди.

Нет, волосы Мелоди всегда были спутанные. Пусть и не настолько, как сейчас. Но она редко пользовалась расческой. Любила видеть их в пышном виде, пусть и с комками на кончиках.

А это… это были волосы какой-то умершей девушки.

Но не моей Мелоди. Больше нет.

Ложась спать, я не стала далеко убирать состриженные мной ее волоски. Крепко держала их в руках. Если бы кто-то решился тогда украсть их у меня, им бы пришлось отрезать мне руки. Настолько сильно я в них вцепилась. Пытаясь заснуть, я тихо напевала под себя ту песню, что пели раньше дети. Почему-то на ум пришла именно она. Возможно, из-за своей мелодичности и нежности, которую я слышала в детских голосах. Потому, что в моем тихом и слабом голосе, она звучала как-то безжизненно.

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale, high

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet

…

Oh, sing sweet nightingale, sing

Oh, sing sweet nightingale

Oh, sing sweet

Oh, sing[18]

Так и не заснув, но немножко подремав, я услышала приход тех парней с зала, которые собирались на вылазку. И как раз направлялись до границы. Свернув свое сокровище в рваный пакет, я два раза обернула его скотчем и отдала одному из них. Решив также спросить.

— Слушай, а что было в той самокрутке? Я помню, что-то успокаивающее, но ты еще говорил про какой-то пепел… Что вы сожгли?

Он усмехнулся, прежде чем ответить. Никто еще не спрашивал о таком и он не знал, как впервые об этом сказать.

— Мы ничего. Это прах одного из наших друзей. Тоже ходил с нами на вылазки, пока не сожгли прилюдно, попав с нами в плен. «Саузен Пауэр». И пока они нас держали, то делали такие самокрутки. Из всех, кого тогда сожгли. Их нехило вставляло. Прям как тебя. Вот мы и решили забрать их, пока они спали. Сами к тому времени еле-еле спаслись. Ха, мы даже еду не взяли. А вот прах ребят да. И хотели сначала похоронить, как полагается, но один раз сами попробовали. И нам зашло. Знаешь, после этого проще куда-то выходить. И домой тащить раненых. Будь у нас энергетики или хотя бы алкоголь, мы бы и не решились на такое. Но они уже на том свете, а мы все еще живы. И нам нужно оставаться живыми. Чего бы нам это не стоило.

Глава 15. Ход ладьей.

Это был самый тяжелый рассказ, который я слышала от Лав.

Хотя мы, лишь дошли до середины истории.

Ничего подобного я и представить не могла, когда соглашалась на эту авантюру доктора Дьюитта. Посидел бы он сам послушал про все эти ужасы. Самому бы себя пришлось лечить.

Мы даже с ней не попрощались. Я просто поняла, что дальше она рассказывать не собирается, встала и ушла. Домой идти не хотелось, но еще одну такую выходку с ночевкой в больнице Нэнси мне не позволит. Поэтому я волочила себя домой изо всех сил, представляя как завтра услышу что-то похуже. Надо было морально подготовиться. Напиться с утра было не выходом, хоть и в сестринской всегда был спирт.

Ночью плохо спала. Второй день без нормального сна должен был выйти мне боком. Я боялась, что так и усну в кресле у Лав на самом интересном месте. И на этом наша, так называемая “терапия”, закончится. По пути я зашла уже не за кофе, а энергетиками. Перед больницей выпила один. Вкус примерзкий, не понимаю, что в них находят подростки. Но если меня также будет от них колбасить, то готова потерпеть.

Поднявшись на этаж, я застала всеобщую панику. Все медсестры, которые не успели уйти с ночного дежурства, бегали около палаты, которая находилась рядом с Лав. Сама девочка стояла в сторонке, так, чтобы ее никто не заметил и она могла продолжить смотреть на произошедшее.

Не раздеваясь, я решила посмотреть что происходит. И не была готова к увиденному.

Мальчик, лежащий в палате, бился в конвульсиях, изрыгая из себя что-то, напоминающее желчь. Одна из медсестер держала около него утку, но это было бесполезно: все содержимое давно капало ей на рукава. Врачи же пытались остановить это безумие, вкалывая ему разные препараты.

Это не было похоже на обычное отравление. Даже если бы ему что-то подмешали, эффект был бы другой. У него был жар, а кожа вся покрылась какими-то язвами. Это было похоже на заражение. Почему тогда никто не объявляет карантин?

Я пошла с этим к Нэнси. Та вовсю уже рылась в его документах, пытаясь найти хоть какую-то информацию.

— Это не инфекция, Дора, — сказала она мне, — эти язвочки у него давно. Еще до поступления появились. И врач сказал, что это обычное воспаление. У них у всех такие. Но блюет так только он.

— Пока только он, — поправила ее я.

Все это было странно. Особенно Лав, которая стояла в сторонке, но все равно наблюдала. Завидев меня, она поспешила вернуться обратно в палату. И я пошла за ней.

— Ты что-то видела? — спросила я ее с порога, — знаешь что с ними?

— Откуда? — невинно ответила она, — я их впервые вижу.

— Не ври. Они из «Саузен Пауэр». И ты об этом в курсе. Скажи, ты им что-то подсыпала?

У нее отвисла челюсть. Такую наглость она от меня явно не ожидала. И это я еще ей не рассказала о том, что подслушивала разговор с каким-то парнем. В котором она явно не добрым словом обо мне отзывалась.

— Ты полагаешь что я как они? Такая же жестокая и мстительная? За то, что они угробили все, что мне было дорого? Ха-ха-ха, Пандора. Плохо ты меня слушаешь! Хотя, мы даже и не дошли еще до той части, где я снова с ними встретилась!

Меня ее ответ поставил в ступор. Я быстро начала подбирать слова, чтобы не пустить этот разговор на самотек.

— Они — пациенты. Такие же как и ты. Пострадавшие от этой бойни. Кто-то из них, возможно, не был добровольцем. А даже если и так, это жестоко! Лав! Ты не могла поступить с ними так, как они с тобой!

— Да? Тогда почему же ты спрашиваешь? Сама же ответила на свой вопрос!

— Я хочу, чтобы ты подтвердила мои слова. Что я сказала правду. Потому что если это не так, то я действительно плохо тебя слушала.

Меня переполнял гнев. От возможности того, что она решила сотворить свою вендетту здесь, в больнице, на невинных людях, которые даже и не сделали ей ничего. Лично ей ничего.

Это были мальчишки. Которые могли только-только вступить в эту проклятую армию. Которые еще ничего не соображали. Они могли вообще с ней ни разу не видеться. А она пустила всех под одну косу.

Но как? Неужели она ночью не только шептаться в соседние палаты ходит? Но и крадет лекарства, чтобы потом солдат травить?

Надо бы сходить проверить склад. Возможно, что-то оттуда пропало и, тем самым, я успею остановить их мучения.

Я выбежала из ее палаты так же быстро, как и вбежала в нее. И громко хлопнула дверью. Лав не побежала за мной. И это было мне на руку.

При входе в сестринскую, меня встретил Доктор Майерс. Он был весь потный и грязный. Половина его футболки была в той же блевотине.

— Сестра Хатти, принесите тем несчастным ребятам воды. И побольше, пожалуйста.

— Доктор Майерс, — остановила его я, когда он уже развернулся бежать обратно к себе, — вы уже знаете что это? Нам ждать эпидемию?

— Тсс! — остановил он меня, — никакой эпидемии. Слышите? Это обычная реакция. Аллергия какая-то. Никаких признаков заражения или инфекции в крови. Просто съел на завтрак апельсин и тут же выблевал его. Вместе со вчерашним ужином, на котором были мюсли с орехами. Из него это все просто вышло. Надо установить источник аллергии
и больше не давать ему этот продукт. Вам ясно?

Он будто был в панике. Так боялся слова “Эпидемия”. На минутку я подумала, что это могло быть правдой. Но если и так, то мы все уже давно заразились. Я посмотрела на свои руки — признаков язв не было. Да и не тошнило меня с утра. Правда я и не ела ничего.

Захватив с собой пару коллег, я пошла на склад за водой. Мы вытащили оттуда несколько баклажек. Даже минеральную и родниковую воду. Так, на всякий случай. При виде ее пациенты обрадовались так, как будто мы принесли им пиццу. И начали во всю поглощать запасы, которых и так у нас было немного.

Нужно еще заказать. Непонятно теперь насколько они здесь задержаться. Лишь бы вышли отсюда живыми.

Я не знала что делать оставшийся день. Лав вряд ли хотела меня видеть. Но проходя мимо ее палаты, я решила заглянуть внутрь.

На пороге я услышала, как она с кем-то разговаривает. Тихонько зайдя внутрь, я увидела, как она что-то рассказывает, смотря при этом в стену. Будто молиться.

Я медленно подошла к знакомому креслу и присела, прямо за ее спиной. Не забыв при этом закрыть дверь. От чужих глаз.

…

Была уже середина лета. Нога начала потихоньку проходить, в некоторые дни даже не ныла. В отличии от чего-то внутри.

Там все заживало намного медленнее. Если вообще заживало.

И я каждое утро, перед тем, как все остальные проснутся, посещала две могилы: Мелоди и Хоуп. Их посещали и другие люди. Но лишь мне было дозволено убирать за ними, как-то облагораживать, приносить свежие цветы. Их я нарывала недалеко от леса. В который я больше заходить не решалась.

Это стало чем-то наподобие ритуала, как свежий кофе на завтрак. Без этих посещений день не был цельным. И каждый раз, когда я покидала их и отправлялась в новый день, мне становилось чуточку легче.

Роуз также старалась приходить в себя. Мы обе. Хотя измерить кого покалечило в тот день больше было бы отвратительным. Глупым. Мы просто, по-прежнему, держались вместе и старались поддерживать друг друга. Иногда просто засыпали в обнимку, без лишних мыслей.  Остальные как-то пытались нам помочь. Приносили еду прямо со стола, водили гулять. На вылазки не разрешали. Мы даже и не говорили об этом. Роуз и до всех этих событий не любила выходить из школы, а я… мне было уже все равно.

Я готова была лежать на своей постели целыми днями, не вставая. Даже не есть. Вкус еды как-то пропал. Просто ела что давали. Чтобы отстали.

Я вернулась в свои волшебные сны, где все было красиво и душевно, прямо как до поездки в Подесту. В какую-то из ночей ко мне во сне даже пришла Мелоди. Вместе с Хоуп, в обнимку. Сказала, что они теперь вместе выселяться на облаках, играют в догонялки. В моих снах малышке Хоуп было столько же лет сколько и Сью. Почему-то я хотела ее видеть одногодкой, а не тем маленьким созданием, что очутилось у меня на руках. Но мое желание, которое я загадала тогда, при ее захоронении, сбылось — она была рядом с дорогим мне человеком. Мелоди, как и при жизни, обнимала маленькую девочку, давая тот кров и тепло, что не получила при жизни. Мне стало спокойней.

Итан одной рукой приносил мне послушать радио. Включал какие-то хиты восьмидесятых, больше там слушать было нечего. Но один раз, оставив меня одну с ним на едине, он задремал на своей кровати. И не заметил, как музыка закончилась, а за ним пошлое какое-то вещание.

— Нападения на жителей Южного Береллина продолжаются. По словам очевидцев, эти атаки дело рук самой контргруппировки, которая не признает власть страны в городе Подеста. Напомним, что в 1927 году, еще до начала второй мировой войны, Береллин был, наконец-то, признан независимой страной после долгого нахождения под властью Великобритании в качестве колонии. Тогда же, при делении территории, город Подеста был отдан южной его части, которую позже величественно прозвали страной Южный Береллин. В связи с этой исторической сводкой, наше местное радио считает недостоверным информацию о том, что Подеста принадлежит соседней стране. Данный город как был так и остается частью юга, который уже вовсю доказывает свою мощь по всему континенту.

— Пропаганда, — прошипел Итан, просыпаясь, — они не так все преподносят. Страны делили тогда города. И Подеста, как никому не нужная центральная территория, досталась югу. Который на нее тогда не обратил даже внимания. А сейчас забегали… задергались… когда север наладил отношения с другими странами…

Он быстро вернул музыку в мое сонное, но прекрасное все осознающее сознание. Это был не первый раз, когда мы слушали новости от юга. Случайно натыкались на них. И тут же меняли радиоволну. Только остальные это делали молча. А Итан, как всегда, высказывался.

К середине лета я уже совсем окрепла, готова была снова ходить на вылазки. Даже помогла один раз дотащить раненого парня до школы, пока остальные отбивались. Прямо почувствовала тогда прилив сил.

Несколько раз выбиралась на вылазки с теми ребятами из спортивного зала. В один из дней мы планировали дойти до того места, где они нашли Мелоди и других девочек. Парни сказали, что тогда не все вынесли оттуда. И там могло еще остаться кучу провианта.

Другим мы об этом не сказали. Они бы стали нас отговаривать. Особенно Ривер. Это было слишком рискованно. Но мы решили оставить их критику на вечер, когда принесли бы им много тушенки. Поэтому планировали тот день втихаря, после отбоя, в спортивном зале.

Больше мы не пировали. Нет, ребята приносили дичь. И ни раз. Но желания собираться у нас уже не было. Не то, чтобы раньше никто из школы не умирал. Умирали. И десятками. Но смерть ребенка и обезображенные тела девочек вывели всех из строя.

В школе была атмосфера безысходности. Она распространялась от нас с Роуз быстрее, чем мы предполагали. Даже было стыдно за это.

Но поделать мы ничего не могли.

Даже с собой, не то, что с другими.

В один из вечеров мы сидели с ребятами на втором этаже. Выпивали после еще одного жаркого дня.

Да, я пристрастилась к алкоголю. Больше к крепкому. Виски, коньяк… все что находили. И чего не успевал захапать себе Ривер. В этот раз я даже стащила у него водку. Настолько сильно я устала.

Передавая бутылку Роуз, я заметила, как к нам поднялся Марко.

— Веселитесь, девчонки?

Он старался не показывать свою скорбь. Даже нам. По-прежнему встречал нас с улыбкой. И провожал также.

— Стараемся, красавчик, — ответила ему Роуз. Даже предложила ему выпить.

— Нет, спасибо. В дороге лучше быть трезвым.

— В дороге? – протрезвела резко я, — ты уезжаешь?

— Тс! – заткнул он мне рот своей ладонью. А я и не заметила, насколько громко отреагировала, — это секрет. Для всех остальных. Кроме вас, конечно же. С Ией, Сью, Итаном и Пруденс я уже попрощался.

Протрезвела тогда не только я, но и Роуз. Для нас обеих это было новостью. Как думаю, и для остальных.

— Но почему? Ведь все стало почти как прежде! До тех событий!

«Те события» мы все называли тот злосчастный день, когда мы похоронили Хоуп и Мелоди с другой девочкой. Больше таких потерь в один день у нас не было. И на том спасибо.

— Нет, Роуз, все стало хуже. Значительно хуже.

Мы с подругой переглянулись. Не понимали о чем идет речь. И парень решил объясниться.

— Я понимаю, вы могли не заметить… — он старался аргументировать свой уход как можно аккуратнее, — но у нас увеличились потери. И я сейчас не только о смерти. Недавно ребята опять наткнулись на бродячих здесь солдат, собирая грибы. Еле убежали. Всю провизию по дороге покидали. А тот парень, которого сегодня притащили… страшно было на него смотреть. Даже мне.

От его слов я действительно прозрела. Ведь за то время, что я пролежала в койке, произошло много событий. На которые я закрывала глаза. Будь это странные стоны по ночам от тех, кто ходил на вылазку, или все более частый плач от девочек, которые они глушили в подушках.

Мы действительно с Роуз не замечали все, что происходило с остальными. Не то чтобы нас можно было в этом винить… конечно нельзя! Но из-за этого мы упустили момент, когда могли поговорить с Марко… переубедить его… сказать, что все будет в порядке… и что бежать сейчас – не вариант.

— Но послушай, Марко, давай что-то придумаем, — пыталась уговорить его я, — не обязательно просто так взять и сбежать.

Его эта фраза задела.

— Я не бегу, Лав, я спасаюсь. И беру Шарлотту с собой.

Вот так новость! А ничего, что она не его собственность? Конечно, такие дерзкие мысли могли прийти мне только на пьяную голову.

И я тут же поспешила их выразить.

— А ты саму-то Шарлотту спросил? Хочет ли она бежать? Может ей здесь нравится? Здесь дети, много матерей… ей здесь весело.

— Весело, Лав, но не безопасно. Я не хочу завтра проснуться и обнаружить, что ее подстрелили. Прямо рядом со школой.

— Пфф, чушь. Такого не будет.

Роуз со мной согласилась. Мы всеми силами старались удержать Марко на втором этаже. Хотя он зашел к нам чисто попрощаться.

— Марко, не бойся за Шарлотту, — нащупала его слабое место Роуз, — я тебя прекрасно понимаю. Мы защитим ее. И тебя вместе с ней.

Сбросив рюкзак на пол, Марко понял, что этот разговор надолго. Не мог же он просто так взять и послать нас. И просто уйти, нормально не попрощавшись. Йович поспешил объясниться.

— Поймите, мне действительно страшно за нее. Особенно, когда я понимаю, что сам не могу защитить. Я всех хочу защитить. Но ее особенно. Ведь она маленькая, сами видели. Даже меньше остальных детей. Прямо как Хоуп, когда родилась. И я не хочу, чтобы она кончила также. Не хочу больше видеть смерти детей. Особенно таких малышей.

Прислушавшись, мы наконец поняли, что хочет донести до нас Марко. Хоть и рисковали забыть к утру. Каждый из нас рисковал ради другого. Но всегда был кто-то, ради кого ты готов был рискнуть чуть больше. У Роуз это была Хоуп. У меня — Джереми. Марко, до этого момента компанейский мужчина, который ни секунды слабости показать не решался, тоже приобрел себе такого человека.

Он пообещал нам, что с рассветом солнца сразу же покинет школу вместе с Шарлоттой. Дабы никого не разбудить. Не тратить время на таких же, как мы, кто попытается его разубедить.

Мы с Роуз согласилась. Наверное, остальные ребята также его поняли со временем. Или же сразу, не стали спорить. В душе я надеялась, что через пару дней Марко и Шарлотта вернется. Поймут, что за стенами школы опасно. Или у них попросту кончатся припасы. А если и не вернутся, то, по крайней мере, я надеялась, что они доберутся до нового убежища живыми и невредимыми.

Но лично мы с Роуз, пьяные и потные девушки, в полном одиночестве на втором этаже, не могли его просто так отпустить. Предложили ему принять участие в нашем алко-вечере, так сказать, на прощание.

— Ну я же сказал: в дороге надо быть трезвым.

— А ты протрезвеешь!

— Да! Обещаем!

— И как же? Консервы я уже сложил, больше еды не возьму…

— А кто сказал, что нужна еда?

— Да! Нам помогут танцы!

Мы с Роуз буквально договаривали фразочки друг за другом. Как близнецы. Она подняла с места Марко, а я тут же притащила с первого этажа радио.

— Девчонки, ну что вы… разбудим же всех!

— А на что нам наушники?

Роуз помчалась к своей кровати. Мы вместе с Марком проводили ее сметённым взглядом. И обалдели, когда она действительно притащила с собой наушники. Да и не одни, а несколько партий.

— Откуда у тебя…

— Да пару месяцев назад нашла. Думала пригодятся. Но видимо никто, кроме меня, здесь не слушает музыку. В одиночку.

Боже мой, Роза, сказала бы ты мне раньше!

В нашем волшебном радио было несколько отверстий для наушников. Прямо для троих. Производители как знали. Помню Итан говорил как-то, что это была новая модель — как раз для многочисленного слушания. Не зная я, что у Роуз был запас, даже и не подумала, что могла слушать музыку в одиночку. Ведь мой телефон давно сдох.

— Ну, надевай!

Марко понял, что на трезвую голову такое сотворить не сможет и тут же принялся лакать наш спирт. Мы же с Роуз начали искать что-то веселое на волне. То, что не убьет нашу атмосферу, а лишь сделает ее еще ярче.

И вот оно — «Girl Gone Wild»[19]! Или как ее все знают — «Material girl». Не то, чтобы она прям подходила под наше настроение. Но как только мы подали наушники с настроенной волной Марко, то поняли, что не прогадали.

Как какие-то сумасшедшие, мы втроем, стоя на втором этаже, зажигали по Мадонну. Старались особо не шуметь: танцевали с закрытыми глазами, не топали.

Но внутри нас все бурлило. У меня так точно.

Обычная попса взяла и унесла нас троих в какое-то выдуманное место, где правила лишь музыка, алкоголь и танцы. Никогда в жизни я туда не переносилась. Даже когда танцевала в своей комнате под что-то похожее.

Это было, своего рода, медитацией. Когда пол под ногами не чувствуешь, а голова даже и не решает кружиться. Чтобы не мешать. Не мешать ощутить момент, который, в любой момент, может прерваться и вернуть тебя в суровую реальность.

Наверное именно так музыка и спасает. В нее вливают все свои чувства, когда влюбляются и расстаются. Когда кого-то теряют.

У меня нет музыкальных способностей. Даже голоса. На мое горло при рождении наступил не один медведь, а целая стая. А на них еще и присел слон. Такой он у меня хриплый с рождения. Хоть и совсем не соответствует моему виду.

Со стороны могло показаться, что алкоголь убил в нас рассудок. На то мгновенье да. А длилось оно вечно. До той поры, как мои наушники не выдернула какая-то мамаша, которую нам, все-таки, удалось разбудить.

— Вы что тут устроили? Видели сколько время?

Не знаю, что ее точно тогда разбудило. Может кто-то из нас троих тогда не выдержал и запел. Но ее, не менее громкий, и даже злобный гнев, был направлен только на меня, остальных она как будто не замечала. О чем должна была пожалеть, подумала тогда я.

Видимо эта мысль, не самая здравая разумеется, но самая здравая из всех, что мелькали у меня в голове в тот момент, быстрее всех проникла до моего мозга и дала команду «Выполнять». Не в силах больше сдерживаться, я рассмеялась ей прямо в лицо. Прямо-таки залилась смехом. Аж слюни попали на ее искривленную мордашку. Я даже не прекратила, когда она, в очередной раз, ошалела с моих действий. И нам пришлось ретироваться.

Роуз, взяв меня за руку, тут же потащила вниз. За нами бежал Марко. На первом этаже уже было темно, бежать было некуда. Но Роуз нашла куда. Все втроем мы выбежали на улицу. Пробежали пару метров, как раз до спортивного зала. Как я уже говорила, туда мало кто ходил. И я просто молилась, чтобы те парни спали. Ведь в следующую секунду мы уже втроем залились смехом, Марко даже присел. Настолько сильно нам запомнилась мордашка той мамаши, которая еще умудрялась с окна второго этажа что-то нам кричать.

Мы немножко отошли от школы, сели рядом со спортивном залом на землю. И решили дождаться рассвета вместе с Марко. Чтобы проводить его.

— Ой, девочки, как хорошо, что я к вам зашел, — сказал Йович, допивая остатки нашей бутылки.

Нам уже было не надо. Мы сидели с двух сторон Марко и смотрели на поднимающееся солнце. Надеясь, что оно сегодня уменьшит свою скорость. Чтобы дать нам побыть с Марко еще чуть-чуть.

Роуз быстро вырубилась. Прямо на плече у Марко. Мы начали думать о том, как ему уйти, не разбудив ее. Пока Марко не показал мне свой пистолет.

— На, держи, — протянул он его мне.

— Зачем?

— А зачем нам пистолеты? Чтоб защищаться, глупышка, — усмехнулся он, погладив меня по отросшей шевелюре.

— Ты хочешь отдать его мне?

То ли алкоголь отбил у меня тогда мозги, то ли этот момент выглядел настолько реалистичным, поэтому я и задавала такие глупые вопросы.

— Думаю, тебе давно пора научиться с ним обращаться.

Пистолет был тяжелым. Черным. Прямо как в фильмах. Только там его держали в руках как облачко. А тут… я даже не знала, смогу ли его на себе носить?

— Но Марко… я же даже твой нож умудрилась потерять… а ты мне свое оружие даришь.

— Ты потеряла нож, потому что защищалась. Это абсолютно нормально. Не будь тебя там, кто бы нашел Итана? Правильно, солдаты «Саузен Пауэр». И засунули бы в одну камеру с родителями Шарлоты. Если они еще конечно живы… дай бог им здоровья.

Марко перекрестился. А я даже не замечала, что он верующий.

— Не волнуйся, у меня еще есть оружие. Даже помощнее… этот пистолет тоже неплох, часто меня спасал. Но слишком маленький для моей огромной руки… ну, ты понимаешь, — рассмеялся он.

— Но я даже не умею с ним обращаться.

— Эта красавица завтра тебя научит, — указал он на спящую Роуз, — да, она умеет. Хоть это и не показывает. Не светит тузами в рукаве, так сказать.

Светало. Как только солнце достигло горизонта, Марко переложил на мое плечо Роуз, которая даже и не дернулась. И, дав мне последние наставления, по типу «будь сильной», «не сомневайся в себе» и «выживи любой ценой», ушел в лес, который успел объять туман.

Мы с Роуз так и проспали до полного наступления утра. Пока доктор Ривер не вышел на утренний дозор. Было жуткое похмелье. Еще хуже, чем в тот раз, когда я впервые попробовала алкоголь. Это было на дне рождения Джереми, в его доме. Кто-то из парней притащил джин и абсент. Хотели показать себя крутыми. И они действительно тогда круто смотрелись, облевывая соседний двор.

Тогда я отделалась легкой головной болью, хоть и очнулась впервые у Джереми в постели. А в этот раз мне пришлось хорошенько проблеваться, пока меня не перестало штормить на месте. 

— Как нога? — спросил меня подошедший проведать Ривер. Прямо к тому месту, где я блевала, — ты перестала приходить по ночам за обезболивающими.

Да, лучше. Намного лучше. Уже почти бегаю.

Он рассмеялся. За это время мы тоже сблизились. Да и он, прекрасно знающий как пахнет спирт, догадался, где мы с Роуз провели вчерашний вечер. Не знаю даже пришел ли к нему Марко вчера попрощаться.

Но, как мы и договаривались, больше никому об его уходе рассказывать не стали.

— Я вижу как ты часто бываешь в спортивном зале. Ходишь с теми парнями на вылазку?

Я промолчала. Решила показать, что мне снова плохо и ему стоит уйти. Но он не повелся.

Лав, я понимаю твое стремление помочь нам всем. Особенно после всего того, что случилось. Но это не стоит твоей жизни. Правда, поверь. Мы все здесь пытается просто выжить. И когда эта очередная революция закончится, мы все просто разойдемся по домам. Как ни в чем не бывало. Каждый здесь знает одно негласное правило: в первую очередь помоги себе. А потом остальным. Прямо как в самолете, знаешь? Сначала надеваешь кислородную маску на себя, а потом на соседа.

Мне правда тогда хотелось понять все, что он пытается мне донести. Особенно после того, с каким рвением он все это сказал. Но мне не удалось. И не из-за того, что я уже выблёвывала свои внутренности.

А потому что не понимала.

Что? Спасать себя? А как же остальные? Их то кто спасет?

Тогда, по-моему мнению, доктор Ривер нес какую-то чепуху.

Я не хочу, чтобы ты, боясь еще кого-то потерять, потеряла бы себя. Мы все здесь друг за друга горой. Но если случается нечто ужасное, думаем, в первую очередь, о себе.

Эта его речь была полна эгоизма. Настолько сильно, что меня снова потянуло блевать.

Как будто он не видел как мучилась Мелоди и переживала потерю Роуз! Как будто их только двое было таких! Я и до этих событий слышала истошные крики, полные боли, на другом конце комнаты.

И не только девочек.

Сколько он сам, будучи здесь единственным врачом, видел?

Как, после этого, мог говорить такие слова?

Поэтому я ему ничего не сказала про очередную вылазку в тот день. Соврала. Посчитала, что он будет меня отговаривать, придумывая несусветные задания. Как будто все эти женщины с младенцами, раненые мужчины и испуганные дети должны сами идти и добывать себе пищу. Чушь.

Я понимаю Хьюго, — сказала я, положив свою руку ему на плечо, — и ценю твою заботу. Я правда стараюсь быть аккуратной, ведь мне важно вернуться сюда. К тебе, Роуз… ко всем остальным. Мне тяжело будет без вас, не знаю, справлюсь ли я вообще одна. И парни из зала
это понимают. Когда я с ними, то мы не ходим в лес. Только на ближайшую опушку. Там недалеко до заброшенного дома, в котором еще остался не разграбленный склад со всякими продуктами. А еще каким-то образом растут овощи и фрукты. Представляешь как дети обрадуются!

Он улыбнулся. Ведь я была права. Этот дом действительно существовал. И там правда это все еще оставалось. Но в том месте, где пытали Мелоди, добра было больше.

Мне хотелось рискнуть. Ради всех в школе. И ради себя тоже.

Уходили мы после того, как на другие вылазки ушли остальные. Чтобы не палиться. С леса еще не успел сойти утренний туман и мы пробирались внутрь с помощью фонариков.

Тихо, практически беззвучно. Лишь дыхание могло нас выдать.

Один парень из зала шел впереди, два остальных страховали меня сзади. За это время я научилась у них многим вещам, в том числе и тихой ходьбе, как ниндзя.

Чтоб ни на одну веточку не наступить. Чтоб ни одно движение впереди, чтобы это ни было, не ушло из моего взора.

Они были живыми воплощениями тех егерей, которых мы привыкли видеть в обезумевших и неухоженных стариках. А теперь, в такой обстановке, они могли прокормить если не всю школу, то хотя бы ее часть.

До того места мы шли около двух часов. Несколько раз сворачивали налево, один раз сделали круг. Парни были там всего один раз и в таком тумане было сложно вспомнить маршрут. Но на то злополучное здание мы все-таки вышли. И на наше счастье, там было пусто. Как при входе,
так уже и внутри здания.

Все из «Саузен Пауэр» вдруг покинули свое жилище, которое с виду казалось очень даже прочным. Двухэтажное кирпичное здание с ловушками при входе и обширными точками обзора. Я даже подумала, что, раз они ушли, мы тут можем сделать перевалочный пункт. Будет удобнее при дальнейших вылазках.

Вход был завален. Какими-то деревянными балками с гвоздями. Как будто их выдернули откуда-то перед уходом. Стало не по себе.

Что они там пытались закрыть? И почему, все-таки, ушли?

Вперед пошел один из парней. Решил проведать обстановку. Мы же начали обхаживать это здание со всех сторон — вдруг что полезное выпало из окон. Кроме зарослей и пластиковых бутылок ничего не нашли. Под одним из окон рос какой-то кус с красными ягодами, который солдаты успели оборвать — видимо только ягодами и питались все это время.

Первый этаж был пуст. Его парни успели обыскать еще в первый раз. При входе, в углу, были аккуратно и скрытно сложены консервы, которые парни тогда нашли, но не смогли утащить. Пожертвовали едой ради девочек.

Благородство или глупость? Решай самостоятельно.

На второй этаж не пошла. Не решилась посетить место, где еще была кровь Мелоди и других девочек. Зато на первом этаже нашла не только еду, но и даже какие-то запасы лекарств и бинтов. Я предвкушала крик Ривера о моей безответственности, переходящий в удивление и благодарность от того, что я ему принесла.

Они будут очень рады тому, что мы решились на такое, и перестанут сетовать на то, что, ради их благополучия, мы каждый день рискуем жизнями. Впервые в жизни я чувствовала себя настолько полезной, что гордость взяла верх. Даже подпрыгнула на месте, пока парни обшаривали другие комнаты. Столько энергии, не передать.

Мне уже страшно хотелось вернуться назад!

Мои мысли о возможном будущем прервала рация, которую я до этого даже не замечала. Она была вся побитая, в чей-то крови, и если бы я ее обнаружила, то подумала, что она сломана. Но из нее издавался четкий голос.

Отряд “Юг”, прием. Отряд “Юг”. Отряд “Запад” обнаружил местную школу с выжившими. Начинаем стандартную обработку: всех полезных берем с собой, всех сопротивляющихся — убиваем на месте. Отряд “Юг”, ваше местоположение. Прием. Отряд “Юг”, может понадобиться ваша помощь.

Я не помню как забила на все свои предрассудки и влетела на второй этаж. Парни, завидев меня, сразу поняли — произошло что-то страшное. Пока мы бежали назад, забыв обо всей скрытности и даже несколько пачек лекарств, я пересказывала им все, что услышала. С каждым рывком мы старались бежать все быстрее и быстрее. Но на полпути я споткнулась об камень и упала. На лбу выступила кровь. Один парень остался подобрать меня, и мы отстали от остальных двоих.

— Как ты?

— В порядке. Бежим!

Туман потихоньку стихал, поэтому построить маршрут назад было немного легче. Мы догнали двоих уже около школы.

Было тихо. Мы, пытаясь как можно тише отдышаться, спрятались в кустах. Старались разглядеть хоть кого-то из отряда «Саузен Пауэр».

Успели ли они добраться до школы? Или только ждали подмогу где-то недалеко от нас? Вообще они ли это были? Конечно же они! Кто же еще?

Один парень решился сходить проверить. Он медленным шагом, на корточках, а потом даже лежа, пополз в сторону одной из комнат. Как только он скрылся из виду, мы начали вовсю осматривать местность вокруг. Чтоб никто не успел его обнаружить.

Долго прикрывать его не пришлось. Через секунду парень вышел к нам уже спокойным шагом во весь свой рост. Будто никого и не было в школе. Или все было хорошо. Разглядеть его лицо мы не могли. Но выглядел он, вроде как, в порядке.

Но почему-то в этот раз такая тишина пугала. Как будто какое-то предчувствие. И все же мы, также тихо и аккуратно, пошли к нему.

Он стоял неподвижно, смотрел в одну точку. Как будто внутри увидел привидение, которое его заворожило. Один из парней остался приводить его в чувство. Мы же с другим решили пройти внутрь.

Понять, что там такое.

В какой-то момент я наступила во что-то мягкое и посмотрела под ноги. Тогда же в меня и прилетело проклятие. То же самое, что и в того парня.

От самого входа шел целый ручей крови, который не кончался и разветвлялся несколькими линиями по всей комнате. Где-то прямо в них валялись куски мяса, в некоторых — полностью люди. Или то, что от них осталось.

Там была настоящая резня. Как на кухне, когда готовишь запеканку с мясом. Вокруг брызги и следы внутренностей. Это было сделано даже не в панике или спешке: как будто кто-то расплескал всю кровь по комнате как по картине. Украсив все это уже разлагающимися телами.

Мы стали искать среди них выживших. Старались. Шли медленно, чтобы ни на кого не наступить. Сразу же нашли спрятавшуюся под столом девушку, которая бросилась парню рядом со мной в объятия и начала плакать. Откуда-то выполз мужик, которому отрубили ноги. Я попятилась от него и закрыла уши, но даже это не спасло меня от его дальнейшего крика. Остальные раненые также, поняв, что им больше ничего не угрожает, стали вылезать из своих убежищ.

Надо было срочно найти доктора Ривера. Тут было работы на неделю. В голове я пыталась посчитать сколько нести бинтов и обезболивающих. Наших запасов точно не хватит, чтобы спасти всех.

Счет шел на минуты.

И тут, подходя по инерции к своей кровати, я увидела прислонившегося к стене Хьюго. Он держался за кровоточащую рану в груди, тщетно пытаясь остановить процесс. Когда увидел меня, то обрадовался, что не уйдет из жизни в одиночку. Я подбежала к нему.

— Держись.

— Лав. Ну наконец-то. Я так рад, что ты ушла. Прости, что сказал тебе утром.

— Молчи, Хьюго. Твоя рана…

— Сокращает мне минуты жизни, — договорил он за меня, — знаю. И ты знаешь. Когда это все началось, одному парню руку оторвало — я тут же побежал его спасать. И то не справился! А тут пуля насквозь. Бесполезно.

— Не говори так! Мы остановим! Справимся! Ривер, только не ты…

Слезы подступали, но я их лишь смахивала в стороны. Времени на истерику не было.

— Потратишь сейчас бинты на меня — потом не сможешь использовать их на другом. На том, у кого еще есть шанс. Ты же знаешь это, Лав. Не стоит. Мы так уже делали…

— Я должна попытаться!

— Не должна! Твое… теплое отношение ко мне… и благодарность за то, что… я тебя тогда спас, не продлят… мне жизнь. Я лишь подольше пострадаю!

Я остановилась. Он был прав. Во всем был прав. И мне действительно стало жаль бинты. Это был такой ценный ресурс. Впервые в жизни я тогда подумала, что они больше помогут мне, чем ему.

И от этой мысли мне стало дурно внутри. Я чувствовала себя омерзительной.

Парни сзади старались оказать кому-то помощь. Звали меня. Потому что знали, что, после Ривера, только я могла что-то сделать. Как-то помочь. У того парня с отрезанными ногами вытекало все больше и больше крови. Если сейчас мы не перевяжем их и не остановим кровотечение, он умрет в течение часа.

Иди, — сказал Хьюго, — его еще можно спасти.

Я не могла встать. Ноги не слушались. Я не решалась покинуть Ривера в последние секунды его жизни. Только для того, чтобы спасти незнакомца. Которому нет смысла жить в этом городе без ног.

Но он сможет прожить так максимум месяц.

А Ривер максимум минуту.

Икры были ватные. Я старалась подняться и сначала шла к раненому на корточках. Потом встала. Ребята уже вовсю его держали, когда я начала доставать инструментарий.

Вколоть обезболивающее. Морфий. Обеззаразить рану. Наложить шину. Завязать бинты. Проверить состояние. Следить за пульсом и кровью. По возможности успеть узнать, какая у него группа крови.

Все произошло быстро. Я действовала как по автомату. Так, как учил Ривер. Всегда смотрела за его действиями, но никогда ничего не делала сама. Вряд ли у меня первый раз получился удачным. Но тогда бы никто не сделал лучше меня.

Все это знали. А я, все еще, сомневалась.

Думала Хьюго сейчас поднимется и поможет мне. Но когда я обернулась назад, то увидела, что его открытые глаза застыли на мне, а рука перестала держать рану.

Хьюго Ривер умер. Это мысль пронзила меня и одновременно разбудила от того коматоза, в котором я прибывала с момента, как вступила в это кровавое месиво. Последние секунды жизни он провел, следя за тем, как я спасаю человека. Следил, чтобы я все сделала так, как он учил. Как будто стоял за моей спиной и мысленно подсказывал.

Поэтому я сделала все это быстро. Как будто уже делала раньше. Под его надзором.

Ребята удивились моей работе. Потом взяли бедолагу и положили на ближайшую кровать. Ко мне на стол начали прибывать все новые и новые пациенты. Воспользовавшись моментом, когда их меняли, я подошла к Хьюго и закрыла ему глаза.

Это был тот самый момент, когда жизнь делиться на “до” и “после”. Когда ты вдруг, смотрясь в зеркало, или его остатки, видишь в нем другого человека.

Даже твоя внешность как-то меняется, хотя ты все в той же одежде.

Но твое выражение лица.

Оно уже другое.

И тебе приходится знакомиться с новым человеком.

Не отпустив старого.

Он просто исчезает, как будто бы его и не было его никогда.

…

Ты могла быть первой, Пандора, кому я решилась рассказать о таком. Не о всей истории целиком, а о моменте, который меня поменял. Наверное, я никогда больше не смогу о нем вспомнить. Как и о себе до трагедии. Жаль, что ты не слышишь.

— Я слышу. Я все это слышала. От начала и до конца.

Глава 16. «Time after time».

Мы пытались продолжать жить как-то дальше. Но у нас это не получалось. Половина школы была нещадно перерезана, остальная — приходила в себя.

Прошел где-то месяц. Не помню точно. Просто в какой-то день оставшиеся девочки принесли свежую и сладкую голубику с малиной. Они не решались ходить дальше той яблони. Поэтому, после резни, мы питались в основном ягодами и овощами.

Дни я проводила преимущественно с теми, кого еще косая не успела забрать. Остальные пытались мне помочь. А я стала их учить как обрабатывать раны и делать перевязки. Как когда-то меня учил Ривер.

Но новым доктором они меня величать не спешили. И слава богам.  

Так, к концу июля, мы потеряли свыше двадцати человек. Или даже больше. Я, честно, сбилась со счета. Не запоминала их имена. Как и дни. Ведь они слились воедино, превратились в какую-то серую жижу: подъем, обход, оказание помощи, перевязки, лекарства, какой никакой завтрак, спасение тех, кого принесли с вылазки, опять перевязки, снова лекарства, дрем по десять минут, пока кому-то снова не станет плохо, потом потеря — почему-то люди уходили под вечер, когда мы, уже никакие после тяжелого дня, валились с ног, похороны, кое-какие поминки, и холодный тяжелый матрас подо мной. Ночь прошла хорошо, если Итан не разбудил меня и не попросила подойти к кому-то из раненных.

На вылазки я больше не ходила. Не с теми парнями, ни с кем-то другим. Я была единственным врачом и каждую минуту кому-то требовалась моя помощь. Когда Ия предложила мне через несколько дней после резни сходить проветриться, какой-то бедный парень, который стал парализованным по пояс, схватил меня крепко за руку и держал до тех пор, пока я всех не уверовала, что никуда не уйду. В тот момент я даже как-то не замечала свою самооценку, которая значительно скаканула вверх. Наверное, сама верила, что кроме меня им никто не поможет. Да и, откровенно говоря, просыпаясь, у меня уже не было сил куда-то идти.

Тот, кто поправился, уходил. С концами. Люди забирали все свои припасы. Если их было недостаточно — крали у соседа, который лежал весь перебинтованный. Или лекарства у меня. Каждый раз я боялась проснуться и обнаружить недостачу.  

Сначала их как-то ловили. Но потом отток людей становился все больше и больше. И всем просто стало фиолетово.

Говорили, что в соседнем городе Южного Береллина спокойно принимают беженцев. Запрягают работой, но зато кормят. Для нас тогда это было раем. Хоть и в клетке. Я же не решилась даже подумать об этом. В школе все еще оставались люди, которые во мне нуждались.

Так, после очередного тяжелого дня, удостоверившись, что больше никому не нужна моя помощь, я уже собиралась незаметно увильнуть в свое тайное место. Но тут меня настигла Роуз.

— Уже уходишь? Я думала, мы сходим поесть на второй этаж. Ну знаешь, как раньше. До всего того, что…что было.

Бедная Роуз. Она как-то пыталась внутри себя пропустить все те события, что произошли. Возможно это было что-то психическое: мозг просто не смог больше выдержать похожее шокирующее событие и начал блокировать реальность.

Но мне не хотелось ей врать. Через силу проводить с ней то время, которое я могла бы отвести на отдых. Или сон. Я придумывала всегда разные причины, чтобы куда-то уйти. И тот раз был не исключением.

— Прости, сегодня без меня. Надо одному парню помочь, он какую ночь уже не спит. Пообещала, что проведу эту с ним. Чтобы он, хотя бы, сегодня отдохнул.

Возможно в тот момент Роуз догадалась, что я вру. Не потому, что знала всех раненных и следила за ними не меньше, чем я. Просто увидела, как я выдавливаю из себя какие-то дурацкие оправдания и совсем не слежу за тем, как меня выдает мимика.

Или чувствовала это. Не знаю. Просто знала.

Потому что в ту же секунду мне стало дико стыдно. Ведь Роуз, прервав мои блеяния, просто положила руку мне на плечо и сказала.

— Я поняла, Лав. Иди. Тебе это нужно. Я подожду.

Я не смогла взглянуть ей в глаза и согласиться. Это было уже сверх моих возможностей. Потому что сразу бы рассказала ей о том, какая я несчастная врушка и проделываю этот трюк с ней уже не в первый раз.

А вдруг она знает?

Вдруг сразу это заметила и просто подыгрывает мне каждый раз?

Стало тошно. И я поспешила на воздух. Даже упала по дороге, поскользнувшись на луже. Если на небе и существует Бог, то в эту секунду он точно покарал меня за вранье.

Через пару минут я уже сидела в том же спортивном зале и курила ту же самокрутку. За этот месяц она действительно стала мне спасением. От нее становилось легче. Она как будто уносила весь прошедший день в своем дыме.

К ее компоненту я относилась более спокойно.

Да и к смерти уже тоже.

Что-то внутри во мне умерло. Я даже не знала что, ведь казалось, что умирать нечему.

Знаешь, когда кажется, что хуже быть не может.

А потом раз — и наступает то самое хуже.

Возможно это был страх того, что смерть и меня настигнет когда-то. Как будто эта дама с косой сидела все время рядом, пока я курила, и повторяла “Да, тут еще так много работы”.

Иногда хотелось протянуть ей самокрутку. Но каждый раз я жадничала.

Сама себе накрутит.

Вдруг показался один из парней. Сюда мало кто стал приходить, люди боялись оставаться одни. А мне это было необходимо.

Медленно подойдя, он присел рядом. И тоже закурил.

— Жалко того паренька со сломанной шеей, — сказал он, — я думал,он, все-таки, выкарабкается.

Я не стала отвечать. Надеялась, что он сейчас докурит, поймет, что тут ловить нечего и уйдет. Но он не унимался.

— Все говоря, мол, надо валить. Пока еще ноги целы. Не факт, что «Саузен Пауэр» не навестит нас вновь. Но каждое утро люди думают, что, уходя на вылазку, видят школу в последний раз. Не знаю даже, надеются они на это или все же боятся.

Потом он посмотрел на меня.

— Тебе точно надо валить.

И я не выдержала. И рассмеялась.

— Мне? Ты в темноте точно меня разглядел?

— Лав, я вижу, как ты много делаешь. Поэтому у тебя больше шансов отсюда выбраться. Еще ты маленькая и незаметная. И пока без особых травм.

Он хорошо затянулся прежде, чем сказать следующее.

— Все рано или поздно уйдут. Это уже не прежнее убежище, где можно было поиграть в карты по вечерам и набухаться с горя. Люди просто ждут два пути: либо они уйдут, либо здесь же умрут. Каждый стал сам за себя. Одна ты все еще за что-то борешься. Или за кого-то.

И он наконец-то меня покинул. Затушив сигарету об пол, он резво встал с пня и вышел из зала. Оставив меня наедине с тем, что сказал. Как будто думал, что остаток дня я проведу в раздумьях над этим. А я лишь, докурив, также встала и пошла к своей кровати, мечтая о том, что по пути мне не придется опять кого-то спасать.

Ночи стали светлее, чем раньше. Даже было видно звезды. Кто-то, не в силах больше терпеть жару в помещении, перетащил свой матрас на улицу. А потом просто ушел. Как и все.

Проходя в сотый раз мимо этого матраса, я решила прилечь на него и посмотреть на небо. Может быть именно в этом, пусть и опасном, месте я смогу выспаться?

И я заснула. Так быстро, что даже не осознала. Пока не увидела сон.

Он был не такой как раньше. Я не стояла на какой-то тропинке, вокруг меня ничего не взрывалось. Нет, я была в каком-то светлом месте. Где-то на облаках. На минуту даже задумалась: может я во сне умерла? Перенеслась, так сказать, сразу на небо. В тот самый рай, о котором говорят.

Мне даже не пришлось никуда идти. Облака были повсюду: пористые, волнистые, пучкообразные. Хотелось прямо прилечь на нихи утонуть до следующего возрождения. В виде какой-нибудь бабочки или птицы.

Но пока я искала то облачко, в котором смогу утонуть, увидела перед собой силуэт. Не такой черный, как раньше во снах. Наоборот, очень светлый. Буквально сияющий. До тех пор, пока он не приблизился ко мне и не решил выключить свои софиты.

— Лав, — произнес он и решил мне показаться.

Передо мной стоял Джереми. Высокий, мускулистый, с чистым и, даже, сверкающим лицом. Прямо как у Эдварда Каллена[20].

— Джереми, — произнесла я в своем сне. И обняла его.

Слава богам, для меня тогда он был телесным. Хотя мы оба все еще стояли на пышном облачке. Даже не пошатываясь.

Больше он мне ничего не сказал. Лишь улыбнулся, увидев меня, и дотронулся до моего лица. Я продолжала улыбаться. Видимо, даже наяву. Так как еще во сне почувствовала, как у меня болят скулы. Поверив, что он действительно передо мной, я потянулась в свой карман за телефоном с наушниками, которые вставила себе в ухо и ему. А потом включила что-то на телефоне.

И сразу узнала эту песню.

Да. Это была та самая песня, под которую мы впервые танцевали. Тогда, на школьном бале. Где впервые поцеловались.

Джереми не нравятся танцы. Но ради меня он тогда, через силу, учился танцевать. Да, прям перед балом.

И даже теперь, во сне, немножко скривился. Но все равно, стерпев, поставил мои ноги на свои.

Как и тогда, на балу.

И мы принялись танцевать

Lying in my bed, I hear the clock tick and think of you

Caught up in circles

Confusion is nothing new

…

Flashback, warm nights almost left behind

Suitcase of memories, time after

…

Sometimes you picture me

I’m walking too far ahead

…

You’re calling to me

I can’t hear what you’ve said

…

Then you say, «Go slow.»

I fall behind

The second hand unwinds[21]

…

If you’re lost, you can look and you will find me

Time after time

…

If you fall, I will catch you, I’ll be waiting

Time after time

…

If you’re lost, you can look and you will find me

Time after time

…

If you fall, I will catch you, I’ll be waiting

Time after time[22]

Мы двигались с ним в унисон, как бы не двигались в реальной жизни никогда. Это было единственным, что отличало тогда сон от реальности.

Все было идеальным.

Наша песня, которая играла как на концерте. Будто ее исполняла сама Синди Лопер.

Наши движения, будто отрепетированные заранее.

Наши взгляды друг на друга, которые не кончались. И нам не надоедало друг на друга глазеть. Мы даже не моргали. А глаза не слезились.

After my picture fades

And darkness has turned to gray

Watching through windows

You’re wondering if I’m OK

…

Secrets stolen from deep inside

The drum beats out of time[23]

Идеальным было все. И мне так не хотелось, чтобы этот сон заканчивался. Как и эта песня.

If you’re lost, you can look and you will find me

Time after time

…

If you fall, I will catch you, I’ll be waiting

Time after time[24]

Глава 17. Самоуничтожение.

Когда я наконец очнулась на том же матрасе, поняла, что проспала почти всю ночь. Светало. И мне нужно было возвращаться к себе. Чтобы меня не хватились. И чтобы проверить лекарства — вдруг кто-то пробрался ко мне, пока я тут валяюсь.

Пока шла до кровати, увидела Пруденс. Они с малышкой Сью за этот месяц перебрались поближе ко мне и Роуз.

Она собирала вещи.

Ты тоже? — спросила я.

Она поняла о чем я. И тут же закивала головой. Рядом сидела Сью, которая наоборот разбрасывала вещи. Видимо хотела остаться. Оно и понятно: идти непонятно куда в такую погоду без нормальной еды и воды. Я не представляла как они вдвоем будут выживать. Куда пойдут.За все то время, сколько я знала Пруденс, я научилась понимать ее без слов. По ее взгляду. И в этот момент он выражал отчаяние и желание сбежать. Как будто за стенами школы меньше возможностей, что ее с дочкой тронут.

Увидев мою озадаченность, она протянула мне помятую грязную бумажку. Раскрыв ее, я прочитала:

“Милая сестренка.

Я очень рада, что ты смогла выжить с моей племяшкой.

Надеюсь, ты в безопасном месте.

Я в баре “Бохта”, что на границе. Он двухэтажный. У нас здесь несколько врачей. Ребята с КПП нас не трогают — говорят, мы им не угроза. Они что-то хранят у себя в подвале. Наверное, динамит для вас, для юга…

Но вход замурован. Мы пытались пробраться, но тщетно.

Приходи к нам, если отчаешься. Если поймешь, что на юге стало опасно. Ведь для меня сейчас нет никого более роднее, чем ты со Сью. Которую я даже никогда не видела.

Надеюсь, когда-нибудь увижу. И тебя, и Сью.

Здесь или у тебя.

С любовью, Джозефина”.

Я посмотрела снова на Пруденс. Она была полна решимости. И даже не колебалась. Может, уже все продумала к моему приходу. Или даже не думала — просто решилась.

Вдруг она указала на мою кровать. А потом на рюкзак. Хотела, чтобы я пошла с ними. В голове сразу заиграл протест: в школе еще слишком много раненых, чтобы их бросать. Да и война вот-вот закончиться, ведь скоро сентябрь.

Но Сью и Пруденс…

Я не представляла как они доберутся до бара. Даже до центра! Мы дальше леса не могли пройти, а они хотят буквально выйти на открытое поле. Немая девушка с годовалым ребенком. Это было безумием.

Я подумаю, — ответила я Пруденс. Уговаривать ее остаться было бессмысленным, — ты уйдешь утром?

Она закивала. Лучшее время, чтобы бежать, было не найти. Тем более недавно прошел дождь. С утра будет туман.

Я ложилась досыпать эту ночь с мыслями о завтрашнем дне. И так пролежала с ними почти до самого утра.

Никогда в жизни я не делала такой трудный выбор. Все время как-то шло все своим чередом. И ничего не зависело от моего решения.

Мамин уход вынудил меня терпеть от отца еще больше придирок. Знакомство с Мелоди — помочь ей на встрече клубов школы, где я и познакомилась с Джереми и Робби. Желание Робби устроить романтическое свидание Мелоди привело меня к первым отношениям. Даже эта злосчастная поездка получилась благодаря желанию поддержать ребят, которые, возможно, и поступили бы в Подесту.

До момента, когда перерезали всю школу, я тоже делала то, что говорили. Училась медицине, хотя никогда не проявляла к ней интереса. Общалась с теми девушками, с которыми бы даже не поздоровалась в нормальной жизни. Например с Ией. Ела ту пищу, от которой отказалась бы дома. Терпеть не могу рыбу.

Но теперь, когда я осталась снова одна, никто не мог посоветовать мне что делать.

Лишь выразить свое мнение, как сделал тот парень.

Посеять зерно сомнения в моей голове.

А я думала, что до конца войны так и останусь в этой школе. На нас так никто и не нападает, люди оправятся и я действительно стану вторым Хьюго Ривером. Потом к нам явятся солдаты контргруппировки во главе с Джереми и освободят нас.

И мы вернемся домой.

Но время шло и становилось только хуже. Каждый день я глазами провожала ребят, которые отчаялись. А они смотрели на меня и думали, что в отчаянии была я.

Никто не звал с собой, не говорил, что так надо. Все действительно думали только о себе.

А может и правда за стенами школы будет безопаснее, чем здесь? Сестра Пруденс Джозефина не просто так все это время выживает на границе. Может они договорились с местными и у них лучше условия? Плюс там несколько врачей. Которые полюбому намного опытнее, чем я. Это действительно был шанс прожить это время лучше, чем сейчас. Пусть и для этого придется преодолеть несколько километров.

Встав с кровати, я огляделась. В последнее время здесь было тише, чем раньше. Никто уже не сидел вечером вместе, не пел песни под гитару.  Из оставшихся в живых как будто вырезали душу, без которой они теперь доживали свои дни.

Из этого места ушла жизнь.

И теперь это было просто разрушенное здание, коих в окрестностях было много.

Возле кровати было радио. Которое потихоньку шумело. Прибавив чутка громкости, я ожидала услышать какую-нибудь спокойную мелодию. Но услышала другое.

— А сейчас, новости Подесты! Прямо из штаба Южного Береллина. Ведь только здесь вы узнаете правду! Отряд контргруппировки ворвался в один из жилых домов юга Подесты, чтобы захватить припасы малоимущих. Сообщается, что жителями дома оказалась пожилая пара. Решившая остаться на юге Подесты, чтобы поддержать местное правительство. «Я как чувствовала, что это случится. Они давно тут ошивались. Что-то искали. Говорили, что стараются нам во благо. Только какое же это благо, стариков то обдирать? Мало им «Саузен Пауэр». Натравить бы на них все войска Южного Береллина!» сообщила специально для нашего радио старушка, проживавшая в том доме. Ее муж, словив от внезапного появления мародеров инфаркт, сразу же был доставлен в местную больницу Зиндерлиниса, где ему была оказана своевременная помощь. Наше неравнодушное радио будет следить за состоянием пациента. И оперативно докладывать вам обо всех передвижениях контргруппировки!

Волна гнева захлестнула меня от услышанного. И я ударила по столику, на котором стояло радио. Ногой. Да так, что радио пошатнулось. Но не упало. И тогда я решила его добить.

Схватила обеими руками и шандарахнула об землю. Да так, что осколки разлетелись в разные стороны. А люди, спавшие рядом, подпрыгнули на своих кроватях.

— Чертова пропаганда! – прокричала я и опрокинула на треснувшее радио тот самый столик. Который, до этого момента, казался мне чрезвычайно тяжелым. И подтвердил это, упав на землю и раскрошив без того уже побитый кафель.

Ко мне тут же подбежал испуганный Итан. Которого я, видимо, разбудила. Угомонил тех, кто пытался сзади меня начать брюзжать. И усадил меня, запыхавшуюся, на кровать.

— Ты как, Лав? – спросил он меня, пытаясь осмотреть.

Я махнула на него рукой, пытаясь отодвинуться. Так сильно он меня к себе прижал.

— Прости, Итан. Но я была больше не в силах, — извинилась я. За то, что найденное им радио, больше точно не сможет работать.

— Ничего страшного. Главное, что ты цела.

Он положил свою единственную руку на мою руку. А я этого даже не заметила. Пыталась угомониться, чтобы еще что-то не разнести.

Нас двоих прервала Ия, которая также внезапно появилась рядом.

— Вы что тут делаете? – спросила она так, будто мы тут в обнимку вдвоем лежим.

— Может и ее возьмем? – сказал вдруг Итан, наконец-то отодвинувшись от меня.

Я тогда еще не до конца пришла в себя. Поэтому пропустила фразу Итана. Пока они с Ией не начали перепалку.

— Ты хоть представляешь что предлагаешь?

— А что? Она — полезная.

— Да, но мы с тобой договорились. Только мы с тобой уйдем. Вдвоем. И больше никто.

Ощущая наконец-то реальность вокруг, я наконец-то посмотрела на них и спросила.

— Куда уйдете?

Девушка, так активно жестикулировавшая до моего вопроса, сразу поникла. А ее парень тут же вовлек меня в их разговор.

— Лав, мы решились уйти. Сегодня. Сейчас!

Забавно, но в тот момент я даже не обратила внимание на пояснение Итана. Впервые за эти два месяца я увидела в Ие то, что она так тщательно в себе укрывала. Что боялась показать. И вот случайно показала.

Ревность.

Дико противное чувство, знакомое мне с детства. Сначала по отношению папы к маме, потом Мелоди к другим девчонкам, а потом уже и Джереми к одноклассницам. Ревность показывала мою сильную неуверенность в себе. Выражалось это в длинных каблуках на шпильках или ярком макияже. И иногда даже в нетипичном, для меня, поведении.

У Ии это выражалось в ее молчании, которое ей было не свойственно. Ведь она была боевой и решительной девушкой. Была похоже на Пруденс. Только разговаривала. Была такой, которую ни одно событие не сломает, лишь заколит. Если это только не предательство, намеки к которому Итан не подавал. Как мне тогда казалось.

Хотела ли я сбежать тогда с Ией и Итаном куда-то в ночи, зная, какая интересная и безумная жизнь их ожидает? Конечно же. Это было сродни примкнуть к крутой группе в школе, которая плюёт на правила и кайфует от жизни.

Но в каждой группе есть правило. И одно из них — не рушить чужие отношения. Особенно своих друзей.

Поэтому я сказала нет. Итан сразу огорчился, а Ия наоборот возбудилась. Стала еще быстрее собирать вещи. Видимо, пока я не передумала.

— Ты точно уверена? Подумай, — сказал мне Итан, пытаясь убедить в обратном.

Но я лишь, аккуратно, чтобы не вызвать взрыв у рядом стоящей Ией, обняла его. Чисто по-дружески. На прощанье.

— Надеюсь где-нибудь твои политические взгляды примут. И смогут с тобой нормально подискутировать, — сказала я ему.

И он улыбнулся.

Ия со мной любезничать не стала. Хотела наверное, но тогда не смогла. Лишь, упаковав до конца свои вещи, подошла и крепко обняла.

— Спасибо, — сказала она.

И я знала за что.

Провожая их двоих, я думала, что когда-нибудь также уйду с Джереми из этой чертовой Подесты. Ведь со стороны это казалось дико романтичным: двое влюбленных, держась за ручки, покидают нашу скромную обитель, со временем ставшей для нас домом.

Ровно до того момента, как я не разбила радио. Тем самым навсегда приняв решение — я ухожу.

И тут меня осенило — надо позвать с собой Роуз! Точно, не оставлять же ее здесь одну. Ведь она общалась только с нашей компанией, хоть и пришла в школу раньше всех. Ей бы это понравилось.

Помахав на прощание ребятам и пожелав им удачи, я тут же поспешила к подруге. Та вовсю храпела рядом с окном и мне дико не хотелось нарушать ее сны. Но мое возбуждение взяло вверх и я легонько коснулась ее плеча.

— Эй, Роуз, проснись! У меня такая гениальная мысль.

Но Роуз не просыпалась. Видимо, сильно устала и видела уже десятый сон. Я начала ее легонько трясти. А потом уже и вовсю.

— Роуз, просыпайся! Ну же!

Ее храп не унимался. А лежащие рядом стали снова шикать на меня, чтобы я угомонилась. Но мои мысли о нашем счастливом будущем вчетвером не оставляли попытки бросить это дело. И я уже буквально села на девушку, чтобы разбудить ее.

— Роуз!

Повернув ее к себе, я тут же получила бездыханной рукой по ноге. Глаза Роуз были закрыты, как и ее рот. Губы уже были бледные. Как и сами глазницы. А храп не заканчивался.

И тогда я поняла, что он исходил от мужика поблизости, а не от подруги. И тут же начала бить ее по щекам.

— Роуз, что с тобой? Очнись!

Она не реагировала. Я умудрилась ненароком разбудить Пруденс. Та отодвинула меня от подруги и принялась сама будить ее.

Но у нее также не получилось. И она просто покачала головой.

— Боже, нет! Роуз! Нет!

 Каждый раз, когда кто-то умирал, я реагировала как в первый раз. Снова слезы, снова внутренние и внешние крики о том, чтобы они остановились. Дерьмовая надежда на то, что от моего движения их сердце еще сможет забиться.

И каждый раз разочарование. Которое бьет тебя по голове не хуже кочерги.

А то и хуже нее.

Устав безудержно ее трясти, я отчаялась и рухнула рядом на пол. Стала плакать, уткнувшись в подушку. Не хотелось разбудить еще кого-то. Это не была истерика. Уже нет. Скорее слезы прощания. Легкий траур по тому, кто явно задержался в этом мире.

Это были дурацкие мысли, я знаю. Ведь Роуз стала для меня настоящей подругой. Второй Мелоди, если так можно выразиться.

Теперь они обе были мертвы. Ушли, не попрощавшись. И ведь обе меня ждали.

Мелоди, когда я с ней прощалась.

А Роуз, когда я обещала сходить к больному и вернуться.

Она ждала.

А я даже не успела попросить ее обучить меня владеть оружием.

От этого осознания меня накрыло еще больше. Но вдруг я заметила, что слез больше не осталось. Серьезно, мне хотелось плакать, но вода из глаз вовсе не текла. Будто закончилась во мне. Иссушилась.

Я тут же схватила рядом стоящую бутылку и выпила залпом. Надеялась восполнить запасы.

Но это не помогло.

Ни одна слезинка больше не хотела вытекать из моих глаз.

Хотя все мы состоим на 80% из воды. Как это было возможно?

Ответа я до сих пор найти не могу. Даже искала как-то в интернете. Мой организм просто, в какой-то момент, перестал справляться с тем, что я переживаю. Мозг не смог больше переваривать поступающую информацию. В том числе и чувства. И, видимо, просто закупорил все проходы слез к моим орбитам. А также закрыл в себе ту долю, что отвечает за эмоции. Не помню, как она называется.

Я осознала, что перестала чувствовать. Нет, мой организм все также реагировал на все происходящее. Учащенное сердцебиение, спертое дыхание.

Но боли не было. И страха.

Все как-то стало нормальным. Само по себе разумеющимся. И у слез не было больше желания растекаться по моему лицу. «Хватит», сказали наверное они. «В этой жизни ты больше не будешь плакать».

Или мне так хотелось. Не знаю. Возможно, я просто себя убедила в том, что больше не хочу это терпеть. Это проживать. Это чувствовать. И решила закрыться. В себе, внутри себя. В какой-нибудь тайной темной комнатке, в которую никому не было доступа, кроме меня. Которую наверное строят все те, кто медитирует. Кто уходит внутрь своего сознания.

Моя же тайная комнатка была построена тяп лап, на бутылках испитого алкоголя и прикрытая табачным листом.

Когда Пруденс уже окончательно проснулась, то увидела, как я дособирала вещи в свой маленький рюкзак и ждала ее. Я не решилась брать много — книжки, ненужную одежду и даже пару одеял, которые пригодились бы в пути, я оставила на кровати.

Во-первых, это был тяжелый груз, хоть и полезный.

Во-вторых, это могло понадобиться другим людям в школе.

Что-то внутри меня еще говорило «Может остаться?». Но смерть Роуз как будто вышвырнула меня пинком под зад из этого места, в котором уже было ничего, что могло бы меня удержать. 

Мы вышли, как Пруденс и хотела, с рассветом. Малышка Сью еще спала, поэтому, уходя, мы не разбудили тех, кто остался. Уход единственного врача поднял бы даже тех, кто был в коме. А мое решение все еще было не крепким и их уговоры спокойно перетянули бы меня на другую сторону.

Переступая порог, я в последний раз взглянула на то место, которое меня когда-то спасло.

Я хотела отплатить ему тем же.

И моя миссия, на тот момент, была уже выполнена.

Первая часть дня прошла на удивление спокойно. Мы медленно прошли через лес, боясь лишний раз шевельнуться ни в ту сторону. Как только вышли, удивились тому, какое за лесом было широкое поле. На нем росло что-то типа кукурузы и в нем спокойно можно было затеряться. Поэтому мы решили пройти по нему: если рядом будет проезжать «Саузен Пауэр», мы с легкостью спрячемся в зарослях.

После поля нас ждала уже дорога. Заброшенная от людей, но не забытая от столкновений, ведь по дороге мы находили и выброшенные в выкопанные наспех ямы тела, у которых уже собрался рой мух, и брошенную провизию, и те же самые лужи крови.

Хорошо, что Сью тогда ничего не понимала. Она мирно прислонилась к груди Пруденс и посапывала, пока мы шли. Как будто понимала, как тяжело дается нам этот путь и не хотела добавлять проблем своим плачем или желанием поесть.

Но рано или поздно она бы проснулась. Поэтому нам необходимо было как можно быстрее выйти в город. Авось набредем на неравнодушных жителей, которые пустят на час к себе, напоят чаем и дадут передохнуть.

До этого момента я как-то не ориентировалась где находилась школа. Когда только пришла в себя, думала, что нахожусь в Южном Береллине. Потом мне сказали, что мы все еще в Подесте. Правда уже ближе к восточной границе. Поэтому с Пруденс мы шли на запад. Там, где была Джозефина. Ребята из университета как-то говорили, что там люди уже давно считают Подесту частью юга. Поэтому я до сих пор не могла ответить себе на вопрос где же я нахожусь.

Было ощущение, что это зеленый коридор, как в аэропортах.

Ты не там, и не тут.

Ты нигде.

Когда солнце взошло над нами, стало тяжелее идти. В тот день оно прям палило. А у нас, конечно же, не было кепок. Сью тогда проснулась. Стала реветь от невыносимой жары. И мы остановились у какого-то водоема — перевести дух.

Впервые за все время я дико жалела, что не могла поговорить с Пруденс. Выговориться ей, конечно, можно было, но вот понять, что ты не один…

Одиночество никогда не было моим другом. Я всегда его сторонилась. Придя домой со школы, тут же фоном включала телевизор, а вечером спешила с кем-то встретиться, чтобы не оставаться в своей комнате одной. Даже засыпала с открытой дверью.

Оно как будто убивало. Высасывало как дементор[25] все изнутри, оставляя лишь пустоту. На ум приходили дурные мысли, начиная от того, не поменять ли мне цвет волос, и заканчивая тем, зачем я вообще живу. Это было невыносимо. Поэтому я искала любую возможность отвлечься, чтобы не думать. Когда я осталась с немой Пруденс и еще не умеющей говорить Сью, казалось, что эти дементоры были повсюду.

Шли за нами по пятам. Но видела и ощущала их только я.

Пока сидела у воды и пыталась отвлечься, ко мне присела Пруденс. Малышка Сью безмятежно собирала одуванчики неподалеку, радуясь лету. Удивительно, как ребенок, только-только научившийся ходить, подружился с одиночеством быстрее, чем я.

Завидовала ей.

Подруга передала мне недоеденную консерву, которую сама уже не могла есть. Я отказалась. В такую жарищу есть не хотелось, только пить. Хотя и воду нам стоило бы экономить. Ухватившись за эту мысль, я начала размышлять как нам наполнить свои бутылки водой из всяких озер, ручьев и даже луж. Возможно, нам пока везет на чистую. А потом надо будет придумать какой-то фильтр…

Но Пруденс будто читала мои мысли, поэтому всячески начала отвлекать. То показывала пальцем на Сью, то предлагала расчесать мои отросшие волосы. Как будто там было что расчесывать. А потом положила меня на землю. К тому времени малышка подползла к маме и уснула, та еле-еле накрыла ее своей кофтой от солнца.

И мы так лежали, втроем. Смотрели на небо, где солнце наконец-то зашло за облака. Хоть и ненадолго. Интересно, получится ли у меня загореть? Хоть чуть-чуть? Я усмехнулась от этой идеи. О чем я только думала…

Пруденс же, пытаясь не задеть Сью, раскинула руки как ангел, подставляя всю свою бледную кожу под коварные лучи. Пытаясь хоть как-то наслаждаться этим летом.

А я просто надеялась, что у них двоих будет когда-нибудь нормальное лето. Без всяких бомб и расстрелов, без рек крови и нехватки еды.

Нормальное лето. С вечным солнцем, теплым морем и целой горой вкусных и не червивых яблок.

И они будут также лежать на травке, загорать, наслаждаться жизнью, которая, наконец-то, прекратила их муки.

Возможно, я бы смогла так полежать с ними вдвоем. Когда-нибудь потом. Когда мы снова встретимся. Уже не в Подесте.

Но это были лишь мои мечты.

После обеда мы поняли, что дальше без сна нам не продвинуться. Заполненных домов по пути не было, только развалины. Да и пустых тоже — нужно было искать ночлег. Пруденс с малышкой осталась под ближайшим мостом, который попался нам на глаза, когда начало темнеть, а я принялась разводить костер.

У нас было консервов на пару дней. По расчетам Пруденс, которые она перенесла на карту, нам предстояли мучительные дни. В тот момент мы успели пройти чуть дальше от востока, пересекая самые неудобные и труднодоступные тропы. Дальше предстояло пройти по заброшенным улицам, постоянно озираясь по сторонам, до самого центра. Там было бы полегче: по радио передавали, что в центре еще ходил общественный транспорт, пусть и не без риска попасть под бомбежку. Правда максимум, до которого он шел, это конец центра города и начала его западной части. Хорошо, что именно эта часть была самой маленькой и была уже больше населена людьми. Там нам смогли бы помочь.

Смотря на карту, которую развернула передо мной Пруденс, пытаясь при этом кормить Сью, я задумалась где бы мог сейчас быть Джереми. Возможно, он с контргруппировкой и вправду в Иглтауне. Правда я надеялась, что его все-таки успели увезти отсюда.

Мысль о том, что я могу еще кого-то потерять из родных, пробирала меня до мурашек больше, чем дождь. Его мы и решили переждать там же, под мостом.

Пруденс взяла с собой одну книжку для Сью. Я охотно взяла ее у подруги и усадила рядом с собой ее малышку. Пруденс же решила покемарить у стены. Меня удивляло, как Сью до сих пор еще не рассказывала историю из книг мне. Ведь именно ту, что они взяли, я читала ей и остальным детям чаще всего. Но когда я вновь открыла перед ней яркую страницу оглавления, она как в первый раз радовалась.

И это прибавляло каплю оптимизма.

— Давным-давно, в далекой стране, жил был принц. И была у него сестра, маленькая принцесса. Принц души не чаял в своей сестрёнке. И все время проводил только с ней.

Однажды он пошел гулять по лесу. Хотел насладиться последними днями лета. Как вдруг увидел, что сестренка бежит за ним.

— Подожди меня, братец, — сказала она, — я хочу пойти с тобой!

Далеко отошли они уже от замка. И пришлось принцу взять с собой сестренку на прогулку.

— Давай поиграем! В догонялки! – предложила принцесса.

И принц согласился.

Начал догонять ее. А принцесса убегать. Так бежала, что только пятки сверкали. И не видела ничего на своем пути. Так принцесса и не заметила, как подбежала к обрыву. С которого она чуть не упала.

— Сестренка! – закричал принц.

Но было уже поздно. Принцесса, увидев обрыв в последнюю минуту, замедлилась. И все же не успела. Упала бы вниз, если бы чудом не повисла на растущей из земли ветке.

— Спаси меня, братец! – закричала принцесса. Да так, что весь королевский двор ее услышал.

Все сбежались на поиски принца и принцессы. И нашли их, прямо у того самого обрыва. Принц изо всех сил старался удержать принцессу. Чтобы та не упала с обрыва.

Вовремя к нему подбежали рыцари. И помогли бедному принцу спасти маленькую принцессу.

— Спасибо тебе, братец! Если бы не ты, упала бы я с обрыва! И никогда бы больше тебя не увидела, — сказала принцесса и упала в объятия своего брата.

Тот, отвечая на объятия своей сестры, расплакался от счастья, что смог ее спасти.

Больше принц и принцесса не бегали по неизвестным местам. И не играли рядом с обрывами.

Конец.

Дождь не прекращался. Ближе к сумеркам я разбудила Пруденс и сказала ей.

Может мы пойдем так?

Но она потрясла головой. И указала на Сью. Та уже слегка шмыгала носом. Конечно, условия под мостом были не самые лучшие. Но под ливнем она бы простудилась еще быстрее. А лекарств у нас было с собой не так много. И в основном это были все те же обезболивающие и бинты. Поэтому, когда дождь все еще шел после заката, мы решили, что переждем здесь ночь.

Пруденс расположилась все там же, около стены. Расставив ноги, она положила у себя Сью, чтобы хоть как-то ее согреть. С собой они прихватили лишь небольшое одеяло с кровати.

А я была без ничего. Мой маленький рюкзак не позволил взять много вещей. А искать рюкзак побольше не позволила совесть. Я все еще думала, что в школе остались люди, которым нужна была помощь больше, чем мне. Поэтому ночью, когда стало еще холоднее, я вышла из-под моста и стала искать что-то, что могло согреть.

Вокруг было сыро и мокро. Я несколько раз в темноте наступила в лужу. Фонарик использовать не решила.

Во-первых, чтобы сэкономить батарейки.

Во-вторых, чтобы нас никто не нашел.

Ведь ночью мы были как никогда уязвимы.

Уже думая возвращаться, я приметила старое мусорное ведро. Оно было такое огромное, что туда вполне себе могли поместить труп. Открыв него, я надеялась, что трупа все-таки не увижу. И слава богам. Увидела только мусор.

Это было тогда единственным спасением. Конечно, металл тепла бы мне не дал, но уж точно сохранил бы те остатки, что я выделяла. Поэтому, высыпав из него все содержимое, я взяла его в руки и пошла обратно.

Оно было жутко тяжелым, но тащить по земле было бы громко. Конечно, вокруг были лишь поля и дорога, но мало ли кто услышит этот звук. Сидевший в засаде или случайно проезжавший.

Дойдя до моста обратно, я положила ведро на землю, подложила под него камень, чтобы оно со мной не укатилось, и залезла внутрь. Впервые я так благодарила всех богов за свой маленький рост, что смогла уместиться в мусорное ведро. Внутри него конечно же дурно пахло. Но из-за дикой усталости я не успела принюхаться и сразу же погрузилась в сон.

…

Я слушала Лав до самого конца дня. Не пошла ни на обед, ни на ужин. Я не хотела показывать, что снова ее бросаю. Что готова слушать столько, сколько она захочет. Но видя уже мой изможденный вид, она сама предложила отложить дальнейший разговор до завтра.

— Ты точно уверена, что тебе не нужна компания на ночь? — спросила я, стоя уже в дверях.

— Нет. Думаю, я успела от тебя устать, — пошутила она.

И я рассмеялась. Не наигранно, а искренне. Как вдруг в соседней палатке заиграла сирена.

— Укол адреналина, дефибриллятор сюда, срочно!

Это кричала Нэнси. Я редко видела ее такой испуганной. Она всегда выглядела спокойной медсестрой, у которой все было под контролем.

Но эта ситуация стала удивлением для всех.

Толпа врачей и медсестер уже вбежала в соседнюю палату. Кто-то пытался откачать парня, лежащего у окна, кто-то тщетно пытался изучить историю болезни. Ему не повезло: всего час назад была пересменка. Многие присутствующие общались друг с другом криком, и я успела ухватить пару слов.

— Ты же говорил, он идет на поправку!

— Он шел! До вчерашнего дня! Тебе заместитель разве не сказал?

— О боже, у другого рвота!

— Опять? Почему так много?

— Нужно его спасти! Уведите остальных! НЕМЕДЛЕННО!

— Что же с ними всеми происходит?

Стоя в стороне я наблюдала, как все безрезультатно пытались реанимировать парня. Как доктор Майерс стучал по его грудной клетке, пытаясь привести его в чувство.

Но у не получилось. И он, так и не вставая с пола, на который без сил упал, объявил время смерти.

Глава 18. Потеря тепла.

И все-таки ведро спасло меня тогда. От холодной ночи и дождя, который прекратился только к утру.

Но оно меня спасло не только от этого.

Встав, когда лучи солнца уже вовсю освещали наше маленькое жилище, я вылезла из ведра и сразу же потянулась к своему рюкзаку. Пруденс и Сью уже, наверное, поели и ждут когда я проснусь, первая так еще и распланировала маршрут дальше.

Уже несколько месяцев подряд моим завтраком были шпроты. Это было традицией. И пережив эту холодную ночь, я была рада их есть. Схомячила их так быстро и нещадно, что мое чавканье раздавалось по всему жилищу. Но когда доела последнюю кильку, поняла, что не слышу девочек. Обернувшись, я увидела, что Пруденс сидит в той же позе, что и заснула, но с опущенной головой. В её ногах не было Сью. Видимо подруга снова заснула, а девчушка незаметно ускользнула от нее.

— Сью! — крикнула я, поднимаясь с земли.

Она не могла куда-то далеко уползти. Ходила и то еле-еле. Выйдя из-под моста, я начала осматривать все вокруг. Сегодня было намного теплее, чем вчера. Я надеялась, что в обед нас не накроет ливень. В полях сидели какие-то насекомые, которые издавали звук. И вместе с ними — Сью.

Она была недалеко от дороги, пыталась поймать ускользающих от нее жучков. Подняв ее, я проверила, все ли в порядке.

Все в порядке. Просто загрязнилась.

— Мама будет недовольна, — пробурчала я ей, поворачивая обратно к мосту.

Хорошо, что я проснулась раньше Пруденс. Она бы сильно испугалась за дочь. Я же надеялась на лучшее, когда ее искала. Они ведь обе успели стать родными для меня. И единственными, на тот момент. Я как будто верила, что с этой малышкой не может ничего плохого случиться. Как и с Пруденс. 

Подойдя к подруге, я посадила Сью на землю. И начала собирать свои вещи. Надо было дать ей еще чуть-чуть подремать, прежде чем мы снова отправимся в путь. Стоит в этот день преодолеть намного больше расстояния, подумала тогда я. И уже к вечеру быть в центре. Возможно, нам повезет и мы поймаем попутку. Хотя то, что нас не заметят, уже будет удачей.

— Просыпайся, Пруденс! Пойдем, пока эти трупоеды не проснулись.

Она не шевелилась. Даже когда в нее начала тыкаться ручкой дочь. Похоже она дико устала. Может собирала дрова ночью?

Нет, костер был давно потушен.

Отчего же она так сильно устала и не просыпалась?

Я коснулась ее плеча. Никакой реакции. Она сидела как тряпичная кукла, которую кое-как посадили после игры. И тогда я решила поднять ее голову.

Во лбу была пуля. Из дырки вытекла кровь, которая успеха засохнуть в районе глаз. А они были закрыты. И в моей голове промелькнула мысль о том, что она, скорее всего, и не проснулась, когда к ее голове приставили ружье.

Я не могла понять когда это могло случится. Ведь я все время была рядом. Даже не стала отодвигать ведро далеко от них. Я бы могла их услышать.

Возможно это случилось, когда я ушла за его поисками?

Но тут же была Сью.

Почему и ее не убили?

Почему и меня не убили?

Меня спасло это ведро. Что спасло малышку Сью я и подумать не могла. Возможно пулю на нее просто пожалели, решив, что ею спокойно полакомятся местные псы.

А я… я просто спряталась.

Девочка не рыдала. Она не понимала, почему мама больше не двигается и охотно просилась ко мне на ручки. Со всей своей любовью к Пруденс, я не могла поступить плохо с ее дочерью. И хоть теперь мне предстоял еще более трудный путь в одиночку, Сью я решила взять с собой. Обмотав кофту Пруденс вокруг себя так, чтобы она удерживала малышку, которая теперь сидела на моем боку, я шагнула вперед. Хотела поглядеть на прощание на подругу, но не решилась. Все то время, что я собиралась, я боялась посмотреть на нее снова. Образ ее пули во лбу надолго отпечатался у меня в голове и не требовал напоминаний.

Она выглядела жутко. Больше не прекрасно.

Пруденс… только не она. Не она должна была умереть в этой войне. Так тихо и без борьбы. Она же всегда боролась. Будь это мы с Роуз, или ее дочь.

Ее дочь… как она будет теперь без нее? Я ведь совсем не умею воспитывать детей.

А сколько мы еще пробудем в пути?

Месяц?

Больше?

Надо поскорее добраться до Джозефины. Пусть мне будет тяжело рассказать, как я струсила и спасла свою бесполезную шкуру.

Но я хотя бы исполню последнюю волю подруги.

Которая ни раз спасала меня. Даже в этот раз смогла.

Мы вышли на дорогу. Солнце пробыло на небе не так долго, как хотелось бы. Его сразу же заслонили тучи. Я молилась всем богам, что вспомнила, чтобы снова не начались дожди. Малышка Сью хорошо спала в дороге. Видимо, я невольно ее укачивала. Но старалась подтянуть кофту так, чтобы малышка не упала. Каждый раз проверяла надежно ли она закреплена на мне. Не хватало нам еще шишек на голове.

Было не жарко, но душно. В воздухе стоял какой-то странный запах, который усиливался, как только мы приближались к центру. Мы шли прямо по дороге, когда закончились поля. Прямо как рисовала Пруденс.

Как хотела.

Через какое-то время у меня появилась идея попробовать поймать попутку. Возможно, мы уже недалеко от центра Подесты и нам могут попасться адекватные люди. Но все проезжающие машины, которые и так редко попадались, не останавливались. Видимо люди тоже меня боялись. Или просто спешили убраться отсюда.

Мы останавливались пару раз. Чтобы сменить Сью подгузник и перекусить. Садились прямо на дороге. Она вела себя чудесно. Не плакала и не капризничала. Старалась сразу же уснуть, как только я снова брала ее и шла вперед.

Через несколько часов мне показалось, что я истоптала кроссовки. Взяла у какого-то парня, который забыл их, когда уходил. Они были на размер больше моего. Подняв ногу подошвой вверх, я увидела дырку. Плохо. Но главное, чтобы это была единственная дырка. Хотя вряд ли бы парень оставил нормальные кроссовки.

Повернув направо, по маршруту, я с удивлением обнаружила автобусную остановку. Была маленькая вероятность, что нас кто-то подберет, но я надеялась. И к тому моменту я уже изрядно устала идти. Поэтому решила передохнуть под маленькой, но, все-таки, крышей.

По дороге я собирала для Сью ромашки. Теперь, дав ей их в руки, я освободила пару минут для себя.

Запрокинув голову назад, я пыталась наполнить свои легкие таким большим количеством воздуха, какое бы уместила в них за это время. Жаль так нельзя было поступить с ними как с баклажкой воды. Наполнить один раз и надолго. Шея затекла от постоянного напряжения. Я покрутила ею в стороны. Сью уже вовсю разбрасывала лепестки от одуванчиков по всей остановке. Как вдруг я увидела вдали автобус.

Схватив девочку, я тут же начала махать рукой, чтобы нас заметили. Но это не понадобилось. Автобус спокойно остановился рядом с нами и из него даже вышли люди. Как будто мы очутились в цивилизации.

Может быть мы действительно были уже недалеко от центра?

Я тут же нырнула внутрь. И только тогда поняла, что у меня не было денег. Давно уже. Ведь с мая я расплачивалась только волосами.Но водителю, судя по его шевелюре, они были не нужны.

— Не волнуйтесь, — сказал он мне, — мы бесплатно возим.

Это был лучший день за месяц. Мне очень везло. Как мне казалось.

Я уселась на свободное место и посадила Сью рядом. Мест, на удивление, было много. Видимо любителей халявы в этом городе не осталось. Напротив меня сидели пассажиры. В основном люди пожилого возраста. У одного мужчины была загипсованая рука. У другого — разбитое лицо. У третьего было столько пятен на лице, что я бы ни за что не сумела их все сосчитать, не сбившись. Но он был таким не один. Немножко переведя дух от дальней дороги и оглядевшись, я обнаружила, что таких, как он, было много. По всему салону.

У кого-то были красные пятна на ногах, у кого-то на руках. У кого-то они успели опухнуть так, что не видно было глаз и рта. Напоминали пузыри, как при герпесе[26]. При мне у одного из пассажиров лопнул один такой пузырь и то, что было внутри него, чуть не влетело в нас. Все сразу же от него отстранились. Закрыли лицо и отвернулись. Некоторые даже встали с мест и стали таращиться на него, как на прокаженного.

Я быстро схватила Сью и усадила на себя. Прислонила к себе настолько сильно, что она даже пискнула. Так рьяно мне хотелось защитить ее от подобных всплесков неизвестной инфекции. Так мы точно до Джозефины не доберемся.

В автобусе стоял тот же странный запах, что я чувствовала уже давно на улице. Только там он был еще больше. И вперемешку с потом. Люди чихали и кашляли. Совсем не прикрываясь. Девушка, сидевшая рядом со мной, в один момент показала, как закрывает свое лицо банданой. Такой роскоши у меня не было, но я последовала ее примеру и натянула на лицо футболку. И сделала это со Сью.

С каждой остановкой количество людей увеличивалось. Как и количество заражений на их коже. Но появились и те, кто обезопасил себя. Клянусь, что видела даже одного мужчину в костюме пасечника.

Запах становился все зловоннее. Я с трудом тянулась к открытому окну и успокаивала Сью. Той уже надоело сидеть в этой духоте.

Все стали на меня оглядываться. Видимо детей они давно уже не видели и были недовольны, что их и так тяжелую жизнь еще больше усложняют.

Доехав до очередной остановки спустя пару часов, мы остановились. Люди заходили. Это была долгая остановка. Мест уже не хватало.

— Мы уже в центре? — спросила я у женщины, севшей рядом со мной.

— Почти. Но туда почти никто не ездит.

— Почему?

— Бояться. Там больше всех зараженных.

— Зараженных? Чем?

— Не знаю. Какая-то инфекция. У моей соседки муж умер, просто задохнувшись.

После ее слов я уже тонула в своей футболке, еще крепче прижимая к себе Сью. В какой-то момент она снова визгнула от этого.

Я боялась. Того, что нас ждет впереди. Эти новости были совсем некстати. Я тут же вспомнила, как солдаты, когда мы пытались спасти родителей Шарлотты, говорили о том, что творится в центре. Тогда я и не догадывалась насколько все было плохо. Надо было бы выйти из автобуса и соорудить себе маску. И Сью.

— Конечная! – сказал наконец водитель.

Я посмотрела в окно. Это был город. С виду, вполне приличный. В котором вовсю ходили люди. Вдалеке я даже увидела продуктовый. И только выйдя из автобуса, поняла, что имела в виду эта женщина.

Люди валялись рядом с остановкой, не в силах уже выбраться из центра. Запах стоял просто невыносимым. Каждый глоток воздуха, который я делала, как будто приближал меня к смерти. От удушения так точно.

Надо было срочно найти где укрыться. Я искала глазами это место. И нашла. Тот продуктовый, что я пару минут назад приметила. Понеслась туда.

Это было наше спасение. Хоть и на пару минут.

Войдя в него, я увидела женщину, сидевшую за стойкой. Ей было лет пятьдесят и я была чертовски рада увидеть наконец кого-то с волосами, уложенными в косу.

— Здравствуйте! Я прошу прощения, мы здесь недавно! Меня зовут Лав, а это Сью. Нам бы переждать тут пару часов. А потом мы уйдем.

Я тараторила так быстро, как могла. То ли из-за того, что она уже встала и пошла по направлению к нам, то ли от того, что боялась, что могу задохнуться.

— Здравствуйте, — с уважением ответила она мне, улыбаясь, — я все понимаю, но не могу вас принять. Понимайте, у нас магазин… и так много людей приходят.

— Я понимаю! — пыталась давить на жалость я, — но у меня ребенок! Пожалуйста, войдите в положение! Я только узнаю, как добраться до запада, и мы сразу уйдем.

— До запада? — сказал мужчина ее возраста, выходящий из подсобки, — зачем вам на запад?

— Там моя подруга. Она в безопасном месте. Мне нужно до нее дойти.

— Дойти? — рассмеялся он, — до него километров пятьдесят, не меньше.

— Значит доехать, — ответила ему я, — пожалуйста, мне страшно бродить по городу с ребенком. Я найду машину или что-то еще и сразу же ее заберу.

Они переглянулись. Было видно, как я доставляю им неудобства. Но женщина сжалилась.

Хорошо, Лав. У вас два часа. Не больше.

Это был поистине лучший день в моей жизни. Я с радостью вручила ей Сью, не забывая при этом благодарить. После недавней поездки она сопела у меня на плече. Проблем доставить была не должна.  

Выбежав из магазина, я огляделась. Рядом не было никаких больше остановок, кроме той, от которой мы ушли. Машин же было побольше, правда они тоже вовсю спешили. Натянув на свое лицо футболку, я начала идти, куда глаза глядят. Надеялась что-то найти. Несколько раз подходила к людям и спрашивала как добраться до запада. На меня смотрели как на сумасшедшую. В точности как тот мужчина из магазина. Водители тоже не спешили остановиться. Судя по направлению, они стремились на юг. И действительно: теперь, находясь в центре, я понимала, что на юге было намного спокойнее, чем в центре. Возможно они стремились еще южнее, в Гандерст или Зиндерлинис.

Казалось, что везде было лучше, чем в здесь, в центре.

Куда я так надеялась попасть.

В отличии от продуктового, другие магазины были, по большей части, закрыты. Оставались лишь несколько рабочих. И то я видела, как своим клиентам они выдавали товар через форточку.

В центре Подесты стояла настоящая эпидемия непонятного вируса. Все закрывали свои лица как могли. А продавцы и вовсе запирались от внешнего мира. Но в такой ситуации их магазины действительно были похожи на крепости. Я до сих пор радовалась, что смогла найти неравнодушных людей, которые приютили на несколько часов Сью. На радостях даже оставила им все наши вещи. Вот бы их никто не растащил.

Бродя по городу в течение часа, я вдруг поняла, что начинаю задыхаться. Как будто камушки застряли у меня в горле и не давали воздуху пройти дальше. К этому затору в горле начала подступать изжога. Давала о себе знать после нескольких часов голодания, ведь кушала я только утром.

Этого я и боялась. Скорее всего, уже успела заразиться этой болезнью. Главное было не передать ее малышке.

Поблизости аптек не было. Было глупо надеяться найти здесь хоть какие-то лекарства. Нужен был транспорт. Это было важнее. Чтобы хотя бы Сью смогли довезти до Джозефины. А там уже ей помогут врачи.

Когда я свернула за угол, то увидела толпу солдат из «Саузен Пауэр», которые шли по направлению ко мне. У одного из них в руках был рупор. Он говорил: “Предъявляем паспорта. Все те, у кого нет паспорта, подлежат аресту”.

Только этого мне не хватало. Когда они успели в такой обстановке начать вылавливать тех, кто приехал из других городов? Да и зачем?

Я тут же повернулась и пошла в обратном направлении. Кто-то рядом со мной сделал также. Но я оказалась быстрее. И слышала, как сзади меня раздались крики.

— Сэр, но я его потерял!

— Не волнует. Пойдешь со мной.

Теперь меня сзади толкали люди, пытавшиеся обогнать. Озираясь по сторонам, они пытались понять, насколько далеко отдалились от них. Казалось, что солдат стало больше. И теперь они шли не только сзади, но и со всех сторон. В том числе и впереди.

Тупик. Идти теперь некуда. Нужен был срочный план.

Куда я могу спрятаться? В такой толпе вряд ли можно надеяться на свой рост. Солдаты умудрялись брать даже детей, потерявших в толпе родителей.

Я замедлилась. Искала глазами какой-нибудь козырек, в который можно нырнуть. Глупо было бы ожидать, что за мной не побежит какой-нибудь солдат. Фору мне дали те, кто не успевал убежать сзади. А я даже не оборачивалась. Боялась. Страх и так уменьшал мою выносливость, а ступор бы еще и отнял время. Его и так мало. Я просто смотрела вперед
и искала, куда можно было бы юркнуть, чтоб они не заметили.

И да. Было такое место.

Какой-то автомат перегородил путь в переулок между домами. Вряд ли бы кто-то протиснулся туда, но у меня получилось. Когда я уже оказалась за автоматом, то наконец-то обернулась. Солдаты прошли мимо.

Да, это был точно лучший день. Самый везучий из всех в моей жизни.

Я не знала куда вел переулок. Но это уже было хоть что-то. Даже если впереди был тупик, я могла бы вернуться на улицу, как только «Саузен Пауэр» уйдут. Я все еще слышала крики пойманных. И старалась шагать аккуратно, чтобы никому в голову не пришла та же идея, что и мне.

Переулок был заброшен. Куча мусора и бегающих крыс под ногами. Чем дальше я шла, тем меньше фонарей освещало мой путь. Я пожалела, что оставила все барахло со Сью. Даже фонарик. Я пробиралась через темноту. В какой-то момент начала передвигаться на ощупь вдоль одной из стен.

Вдруг впереди включился какой-то фонарик. Владелец его был высоким. И я тут же попятилась назад.

— Стой, — сказал он.

Но я не остановилась. Уже бежала назад, надеясь, что с улицы уже все ушли. Но меня опередили. Парень, бежавший за мной, схватил меня за плечо и развернул к себе.

— Я сказал стой!

Мы стояли уже ближе к выходу из переулка. Его фонарик, который он нацепил себе на голову, светил мне прямо в лицо. И когда он произнес мое имя, то впервые опустил его и я наконец-то разглядела лицо.

— Робби?

Это действительно был он. Правда постаревший лет на десять за эти пару месяцев. Но его детский наивный взгляд все еще читался в уставших глазах.

— Господи, ты жив! Слава богу!

Он ничего не ответил. Стоял в ступоре, как будто увидел привидение. Возможно, он уже и не надеялся меня увидеть.

Интересно, знал ли он про Мелоди?

— Лав… ты что тут делаешь?

— Пытаюсь прорваться на запад, меня там ждут!

— Кто?

— Не важно! Как ты?

Мы вели себя так, будто встретились посреди дороги в непогожий день.

Будто все было хорошо.

Пока кто-то сзади самого уже Робби не стал звать его.

— Салливан! Ты где там застрял?

Незнакомый голос разорвал в клочья нашу идиллическую картину и вернул в темную и вонючую реальность, полную солдат.

Таких же как Робби.

Видя его таким измученным, мне даже в голову не пришло его бранить. Лишь пожалеть.

— Сейчас приду!

— Ты там кого-то нашел?

— Нет, нет! Все нормально! Просто во что-то наступил.

Он так наигранно и, даже, театрально это произнес. Я бы не поверила. Но тот солдат поверил. И хорошо.

— Лав…, — продолжил он, но уже тише, — я не заберу тебя. Но тебе нужно уйти.

Он отпустил меня и уже направился на выход из переулка, как его остановила теперь я.

— Робби, постой! Мне надо знать, что случилось! Ты до сих пор в «Саузен Пауэр»? А Джереми? Он с тобой?

— Нет, Лав. Он в контгруппировке… был.

— Что ты имеешь ввиду?

Он закатил глаза. Но не презрительно. Устало. Не хотел на меня смотреть. И оперся об стену, чтобы продолжить.

— Месяц назад ребята напали на их отряд недалеко отсюда. Нам не хватало провизии и оружия. Меня там не было. Но мне принесли его паспорт.

Я смотрела на него, не отрываясь. Даже не моргая. Ждала продолжения.

— Лав, я не знаю что с ним. Но слышал, что он в нашем штабе на западе. Как пленник.

— Зачем?

Он сглотнул. Не знаю, были на его глазах слезы, он прятал от меня лицо. Не мог выдержать моего тяжелого взгляда. Так еще и встал на ту сторону, которая не освещалась с улицы.

— Ты же знаешь, Джереми смазливый. Он высокий и довольно накаченный…

— Хватит

— Ребята по-разному развлекаются. Чаще с теми, кто хочет им помешать. Ну я слышал…

— ЗАМОЛЧИ!

Я не сдержалась и крикнула. Забыла о том, что тут же могли прибежать его друзья и схватить нас обоих. Но тогда нас с Робби это совершенно не волновало.

Ему было тяжело говорить.

А мне еще тяжелее слышать.

— Робби… я не знаю чего ты хочешь… и что ты вообще сейчас делаешь. Единственное, чего мне хочется, это свалить отсюда как можно быстрее. А для этого мне надо попасть на запад. На границу. И если у меня есть хоть какая-то возможность увидеться с Джереми… проститься… пожалуйста, дай мне ее.

К горлу подступил комок. Он был намного жестче чем те камни, что появились у меня там же из-за вони. А по щекам потекли слезы. Хорошо, что он их тогда не видел. Я старалась говорить как можно суровее, чтобы он смягчился. Робби всегда был мягким.

Он молчал. И также опирался о стену. Так сильно, что без опоры бы давно свалился.

— Робби… пожалуйста… я не виню тебя и никому ничего не скажу. Если вернусь. Просто, пожалуйста, помоги мне. Помоги Джереми. За все то хорошее, что мы успели вместе пережить дома. Пожалуйста!

Эти первые два слова я повторяла еще несколько раз. Пока он не решился заглянуть в свой рюкзак и вытащить оттуда какую-то монету.

— Вот, — сказал он, протягивая мне ее, — если увидишь кого-то из них на западе, отдашь. Скажешь, что тебе нужно тело Джереми. Или что там от него останется… И не говори, от кого получила!

Всунул мне в руку какую-то жестяную монету, которая обожгла ладонь. Но я не решилась даже пошевельнуться.

Может он еще что-то мне скажет?

Но Робби спешил наконец-то-таки выйти из проклятого переулка и вернуться к солдатам.

— Она погибла, — сказала я ему на прощание, — Мелоди погибла.

Он не отреагировал. Даже не остановился, пока шел. Не знаю, услышал ли он меня тогда. Но я его отпустила. Хоть и долго еще смотрела ему в след.

Как только он исчез из моего поля зрения, я также подошла к выходу и выглянула. Вроде как солдаты разошлись.

Было пусто. Как будто всех срочно эвакуировали из города. Даже не было видно ни одного работающего магазина. Все попрятались.

Выйдя на свет, я пыталась разглядеть что было изображено на монете. Она была ржавая и вся в каких-то пятнах. Вроде как на лицевой стороне была изображена птица. А на обратной — непонятный символ. Возможно, это была местная валюта. Я сунула ее поглубже в карман брюк, чтоб не уронить. В любой момент меня могли схватить.

Тогда бы пришлось бежать.

Мой везучий день еще не кончался: я увидела, как около одного из магазинов, мужчина паковал вещи в минивэн.

— Сэр, — крикнула я, подбегая, к нему, — простите! Сэр!

Он испуганно оглянулся по сторонам, а потом увидел меня. Тут же выдохнул. Видимо подумал, что я одна из них. К счастью, не побежал внутрь и не закрылся. Был он небольшого роста и немного пухлый.

— Сэр, я прошу прощения! Куда вы едете?

— А вы кто? Из этих?

— Нет, нет! Я совсем не из этих! Я вообще не из Подесты!

— О, тогда вам лучше бы отсюда сваливать.

— Да, мне надо!

— Но я еду на запад.

— Супер! Именно туда мне и надо.

Его испуг сменился удивлением. Снова. Видимо этот взгляд я не перестану на себе ловить до конца поездки.

— Боже милостивый, меня там ждет жена с детьми! А вы-то там что забыли?

— Ребенок! У меня ребенок! Не мой. Моей подруги. И я хочу отвезти ее к родным!

Он не решался согласиться. Осматривал свою машину, в которую могла бы, при желании, поместиться хоть вся улица.

— Пожалуйста, — не останавливалась я, — если не меня, то хотя бы ребенка! Она еще даже не ходит! Она тут не сможет выжить! Вы же знаете!

Он тяжело вздохнул. Я надавила на больное. И он кивнул. От радости, я запрыгнула ему на шею и сразу же отошла. Но в этот раз он не испугался. Лишь понимающе улыбнулся.

Мы договорились, что он отъедет через полчаса. У меня было всего тридцать минут, чтобы найти магазин, в котором я оставила Сью. Из-за плохой видимости в городе это было тяжело, все здания сливались в одно. Но у того была вывеска “Продуктовый”. Вбежав в несколько левых магазинов, я наконец-то учуяла запах. Не тот, что сопровождал меня целый день. Какой-то другой. Запах какого-то жаркого.

Я посмотрела вверх. Вдали, в тумане, слегка показалась дымка. Дымоход! Кто-то рискнул растопить печь! Возможно, солдаты уже ушли из города и сейчас улица заживет. Это было моим ориентиром. Чем ближе я приближалась к дыму, тем больше понимала, что уже узнаю здания рядом. Вдруг показалась и остановка, с которой я сошла. И, повернувшись направо, я увидела тот самый магазин!

Да! Именно из него и валил тот дым!

Я обрадовалась находке. И тому, что, возможно, малышку Сью успели чем-то покормить. В глубине души я надеялась, что и мне перепадут остатки от неравнодушных продавцов.

Зайдя внутрь я раскрыла рот от удивления. Все собрались у той самой печки, откуда и шел дым. И ели прямо из нее, далеко не отходя. В толпу тщетно прорывался один из хозяев магазина, пытаясь отогнать попрошаек.

— Пошли вон, навозные крысы! Еще не хватало подхватить заразу на ужин.

Я надеялась, что такие же слова не будут адресованы ко мне. Глазами искала Сью. Детского плача я не слышала. Но вдруг увидела женщину, которой я ее отдала.

— О здравствуйте, — с улыбкой на лице поприветствовала я ее, — я нашла машину, мы с малышкой можем вас наконец-то покинуть.

Она видимо не ожидала меня увидеть. Поэтому сразу же посмотрела на своего партнера по бизнесу, который тут же оторвался от той толпы.

— Что такое? — спросила я, смотря на них обоих, — она уснула?

— Убери ее, — приказала та женщина.

Мужчина, схватив стоящую у печи кочергу, направился ко мне. И я опешила. Но ненадолго. Пока не увидела у одного из пришедших на сладкий пир детскую обугленную ножку.

Он так спокойно ее ел, как будто это было крылышко из КФС. Еще и с интересом наблюдал, как какой-то мужик сейчас наваляет девчонке.

Остальные также повернулись. Некоторые держали в руках другие части тела. На некоторых даже были остатки одежды.

Одежды Сью.

Я машинально подбежала к своему рюкзаку. Достала из него пистолет и направила на одного из тех парней, что стоял рядом с печкой. Потом перенаправила на другого, который начал идти в мою сторону. Потом на третьего. Мои глаза метались быстрее моих рук, которые еле-еле за ними поспевали. Я пыталась мгновенно собраться, сконцентрироваться на дыхании и вспомнить где находится курок.

Все молчали. Стояли на месте. Парни продолжали даже жевать остатки Сью. Отчего мне становилось все хуже и хуже. В глаза темнело. Я боялась вот-вот потерять сознание и стать очередной жертвой, которую они засунут в печку.

Пистолет я не отпускала. Даже когда со всех сторон на меня медленно начали идти все, кто был в магазине. Кто-то со своим оружием, кто-то, как тот мужик с кочергой, с тяжелыми предметами, которые успели подобрать. Кто-то просто так. Думали, меня маленькую одолеть будет и так легко.

И тут я нажала на курок. Задержала перед этим дыханием, направила пистолет куда-то в сторону и закрыла глаза.

Но звука выстрела не было. И когда я открыла глаза, то увидела ступор на глазах присутствующих. А после — услышала их смех.

— Ха-ха-ха! Вот дура! С предохранителя даже не сняла! – загоготал один из них.

Остальные от этой фразы еще больше покатились со смеху. И даже перестали на меня идти.

В одно мгновение я перестала быть для них угрозой. Некоторые из парней даже снова принялись за трапезу. Доставая из печи маленький пальчик Сью. Или еще кого-то, кого они успели сжечь.

Нет, пальчики были маленькими. Как у младенца. Как у Сью.

Меня не потребовалось выгонять. Я сама, схватив рюкзак с пола, выбежала из этого здания и бежала по улице до тех пор, пока у меня не сбилось дыхание. Остановилась у какого-то здания и сползла по стене вниз.

Я не понимала что произошло. Я бежала не из-за страха, что меня сейчас также закинут в печь. Я бежала из-за осознания насколько страшнее казался мир, чем я думала, всего лишь пару дней назад.

Кажется, что когда все плохо, хуже стать не может.

Еще как может.

И то дно, которое ты чувствуешь под собой, может быть пробито еще ниже.

О которое ты настолько больно ударишься, что не сможешь подняться.

Не будешь чувствовать замерзшие пальцы рук, которые вот-вот отвалятся.

Или чего-то внутри.

Что еще на последнем издыхании в тебе жило.

И вот умерло.

Мне было настолько плохо, что я уже чувствовала себя мертвой. Я не ощущала под собой луж, который пропитывали мой зад. Не чувствовала того спертого воздуха, от которого воротила нос до этого. Но запах обугленного мяса въелся в мой нос навечно.

Понимаешь, я его и до сих пор чувствую. Даже когда сплю. Сплю и вижу малышку Сью, которую отдавала неизвестным людям. Которые казались мне милыми. И которую я видела тогда в последний раз.

Не обняла ее, не поцеловала. Лишь быстро сбагрила и побежала по своим делам. Я даже не успела на прощание запомнить ее образ. Она была настолько маленькой, что еще не успела обзавестись каким-то своими особенностями. А ее вечно грязное лицо не давало разглядеть ее невинные и чистые глаза. Понимаешь, я даже не помню цвет ее глаз. Понимаешь?

Понимаешь, Пандора? Понимаешь?

…

Я была вынуждена остановить ее рассказ. Выбежала из палаты и позвала Нэнси. Та, подозвав к себе других на помощь, тут же прибежала к нам.

Крик Лав был слышен по всему этажу.

Кто-то даже повыходил из палаты, чтобы увидеть источник шума. Ей пытались вколоть мощное успокоительное. Но она брыкалась. Выбивалась из рук медсестер. Одну из них ударила в лицо.

На помощь спешили врачи. Но даже они не могли справиться с такой истерикой.

Я стояла в сторонке, у шкафа. И не могла сделать ни шагу. Ее крик как будто парализовал меня на месте, с каждым разом перекрывая внутри кислород. Еще минута и помощь бы потребовалась уже мне. Если бы не незнакомый мужчина, вошедший в палату.

Он тут же направился к Лав. Та вовсю, с оторванной уже капельницей, отбивалась от медсестер, стоя на босиком на полу. Завидев мужчину, она остановилась. А потом отчаянно зарыдала и с бессилием упала на пол. Мужчина подбежал к ней и обнял, пока медсестры вкалывали ей уколы. Один за другим. Она уже не сопротивлялась.

Просто сотрясалась от плача на мужчине, который гладил ее по спине. Который еще долго раздавался по коридору этажа.

И еще дольше у меня внутри.

Глава 19. Тщетное искупление.

Всю дорогу до севера мы ехали молча. Я не представляла как буду смотреть в глаза Джозефине. Стоило ли мне вообще к ней теперь идти? Ведь из-за меня погибли ее родные. Возможно единственные, которые были.

Я уставилась в окно заднего сидения. Наконец-то шел дождь, который смывал всю грязь с дорог и убирал этот зловонный запах. Пахло свежестью и я вспомнила, как раньше, в поездках на машине, ветер развевал мои волосы.

Смогу ли я их когда-то отрастить?

Или так и застряну здесь и буду зарабатывать их продажей?

У меня не было никаких планов. Хотелось лишь поскорее добраться до севера и найти Джереми. Хоть что-то, что от него осталось. Я достала из кармана ту монету и начала крутить в руке.

Понимал ли Робби, что на самом деле делает?

И понял ли он, что случилось с Мелоди?

А может он и был тем мучителем, который уничтожил ее?

Все эти ужасные мысли я пыталась прогнать из головы. Решила снова лечь на сидения. До запада путь был не близкий и я впервые за долгое время смогла поспать.

Проснулась от того, что машину подбросило слегка вверх на одном из ухабов. Тут же встала и увидела совсем другую картину. Дико отличающуюся от той, что я видела на юге или в центре. Мужчина въехал на дорогу, по обеим сторонам которой были маленькие европейские улочки. Они не были разбитыми, как в центре. Внутри даже жили людей. А дети спокойно выбегали на улицу, запуская змея или играя в догонялки.

В этом районе будто ничего не случилось. Будто никто и не знал про какую-то войну. И когда мы доехали до пекарни, то наконец вышли.

— Не думайте, что тут так все мило и ванильно, как выглядит на первый взгляд, — сказал он мне, видя, как я осматриваю все вокруг, — это все блеф. Они давно прибрали к рукам город и понемножку обустраивают его.

— Они?

— «Саузен Пауэр». И Южный Береллин.

— Вы хотите сказать, что это все? Подеста теперь под управлением другой страны?

— Это лишь вопрос времени.

Он достал из багажника мой рюкзак и свои вещи. Бросил машину и пошел пешком к огромному полю за домами. Видимо, не хотел привлекать к себе внимание в поисках семьи. А я осталась одна посреди незнакомой улицы, где меня в любой момент могли найти.

Ведь среди всех присутствующих лишь одна я выглядела, как сбежавшая из ада.

Присев на ближайшую скамейку, я начала рыться в рюкзаке в поисках письма Джозефины. На обратной стороне она написала адрес для Пруденс: “Бар Бохта. Западный район Подесты”. Я помню, что когда мы планировали свои выходные здесь с друзьями, то гуглили местные достопримечательности. В том числе и бары. Этот был то ли в тройке, то ли в пятерке лучших. Такое необычное название. Наверняка кто-то здесь знает, где он находится.

Но внутри меня все равно были сомнения.

Стоил ли мне искать это место?

Чтобы посмотреть в глаза Джозефины и не найти в себе ответа на вопрос почему я не смогла уберечь даже маленького ребенка?

Маленькую Сью.

В голове все еще бурлил тот момент, когда я передавала ее в руки убийцы. А ведь у той женщины были нежные и красивые руки. Пусть и морщинистые и сухие от возраста. Ее можно было легко спутать с заботливой бабушкой, которая с радостью примет заблудших путников. Как в сказках. Но сказки не подготовили меня к такому удару.

Сидя и смотря на то, как все вокруг безмятежно прогуливаются в летний день, я больше не могла выносить этого зрелища и встала. Мой путь лежал на запад, куда бы в конце концов не привел. И я опять вступила на поле. Если бы не война, Подесту можно было бы считать селом. Настолько добродушным запад казался. Я даже удивилась почему не заметила его, когда проезжала мимо.

Солнце затрудняло мой путь. Пот застилал глаза. Я сняла с себя плащ и шапку, которые верно служили мне в центре. Хорошо, что на западе не было этого чертовски ужасного запаха.

И вдруг мне пришлось остановиться. Где-то впереди послышались странные стоны. Похоже, от какой-то девушки. Я присела на корточки. Не хватало еще быть сразу пойманной по приезду. Медленно пошла вперед, стараясь как можно меньше касаться тростников вокруг. Подойдя ближе, я увидела, как на земле сидела беременная женщина. Голову она прижала к коленям, которые приподняла, и постаралась полностью обхватить себя.

В Подесте так было хорошо до очередной войны, что все женщины решили рожать?

— Мэм? — тихо сказала я, выбираясь из своего убежища.

Она меня не услышала. Тогда я решила подойти к ней поближе. С виду она казалась безобидной. И очень сильно напоминала Роуз. То же телосложение, блестящие, хоть и грустные, глаза. То же положение. Я помотала головой, чтобы отпугнуть от себя воспоминания и сосредоточиться.

И когда коснулась ее плеча, девушка тут же отринула от меня. Попыталась встать, но не смогла и ноги поднять, как тут же упала обратно на землю. На ее лице был такой испуг, будто она увидела страшного монстра. Видимо на него я и была похожа: без еды, воды и душа в последние дни.

— Кто ты? — ошалев от моего вида, спросила она.

Девушка начала озираться по сторонам, ища пути отступления. Но в ее положении это было тщетно.

— Спокойно, — сказала я, подняв руки ладонями вверх — я не хочу сделать вам больно. Я хочу помочь.

— Ага, как же, — ее голос дрожал, — ты из этих? Из «Саузен Пауэр»? Только их женщины выглядят как быдловатые мужланы!

Раньше я бы оскорбилась на такое. Попыталась что-то сказать в ответ. Или стерпеть.

Но тут я поняла, как она была не права.

Ведь не знала, через что я прошла.

Не ей судить.

— Я против «Саузен Пауэр». Поверьте. У них находится мой парень. Я хочу его спасти.

Она наконец-то встала, хватаясь за свой живот так, будто он в любой момент может свалиться на землю. Как и она. Хотя срок у нее был уже приличный.

— Если они его схватили, то он уже труп. Бесполезно.

У этой женщины было ни капли такта, ни человечности. Идеальный портрет типичного жителя запада Подесты. Но такая прямолинейность облегчила лишь мне жизнь.

— Хотя бы увидеть труп, — я ожидала, что у нее отвиснет челюсть, — он единственное родное, что у меня осталось. Я с юга.

Но ее челюсть осталась на месте. Более того, я будто рассказала ей что-то обыденное. То, к чему она уже давно привыкла. Как и я.

— Если хочешь тоже стать трупом — то пожалуйста, удачи. А если ты действительно с юга, то должна понимать, что теперь тут стоит бороться только за себя.

— Тогда почему ты оставила ребенка? — резко спросила я.

Вот тогда она и опешила. Как будто я ударила ее по щеке.

— Что ты только что сказала?

— Ребенка, — повторила я, — почему оставила? Разве с ним твоя жизнь тяжелее не станет в такие времена? Или ты надеешься, что к моменту его рождения все кончится?

И тогда она подошла ближе и схватила меня за грудки. Честно сказать, я и не предполагала, как в ее худом тельце могло быть столько силы.

— А чего ты предлагаешь, убить его? Вспороть себе брюхо и выпустить кишки наружу? Когда вся эта возня началась, я даже не знала о том, что беременна. Поняла, когда пузо выросло. А тогда все больницы уже были закрыты. Ну что, тебе дать нож? Избавишь меня от этой ноши?

И отпустила меня, отвернувшись. С виду это напоминало игру «кто кого заденет». Но ее всхлипы, которая она пыталась заглушить, передавали сожаление о том, что она действительно не могла сделать.

Ребенок был ее бременем.

Но она все равно погладила свой живот, убедившись, малыш внутри еще жив. А я стояла на том же месте, боясь пошевелиться. И что-то снова ей сказать.

— Пошли, — нарушила молчание она, — таких альтруистов как ты нам как раз не хватает.

Выбора не было. Я пошла за ней. Шли мы кстати недолго. Сойдя с поля, вышли на тропинку, конец которой нас и вывел к пункту назначения. Она привела меня к бару “Бохта”.

Заходя внутрь, я уже представляла, как меня встречает Джозефина, сходу узнает кто я и что сделала, и тут же сворачивает мне шею. Или отдает на съедение голодным псам. Чтобы смерть была долгой и мучительной.

Войдя в здание, я увидела типично закрытый бар. Только еще и немного захламленный. Первый этаж был отдан под склад. Барная стойка, была вся в дырках.

Ну, видимо Джозефина просто прострелит мне голову.

Справа от входа была маленькая сцена, более-менее чистая и прибранная по сравнению с тем, что находилось на первом этаже. Был и второй этаж, но женщина не позволила мне туда подняться.

— Здесь подождешь, — сказала она и пошла наверх.

Я наконец-то скинула с себя тяжелый рюкзак и присела на первый попавшийся стул. Хоть бар, по всей видимости, уже давно не работал, запах древесины, пропитавшейся пивом, еще стоял.

Ждать пришлось тоже не долго. Сверху послышались шаги. Теперь впереди вышагивал рослый мужчина. С маленьким, но, все-таки, ножом в руке. А за ним шла та женщина, которая меня нашла. И еще несколько других людей.

— Уже обустроилась? — спросил он меня, — напрасно. Мы не принимаем гостей.

— Я к Джозефине, — сказала я сразу.

Если мне нужно здесь остаться, то необходимо было показать твердость духа и характер. Особенно при моем не самом благоприятном виде.

После этой фразы, все позади парня переглянулись. Тот тоже такого не ожидал. Но все равно крикнул назад.

— Джози! Ты давно бомжей к нам приглашаешь?

Я закатила глаза. Позволила себе такой нахальный жест.

А что они мне сделают? Выгонят? Ведь я знала, что девушка здесь.

И возможно, она за меня, все-таки, заступятся.

Да, эти две противоположные мысли, обнимет ли меня Джозефина или придушит на месте, разрывали мозг.

Прямо пополам. Как грецкий орех.

И вот Джозефина спустилась к нам. Увидев меня, она расстроилась. Явно ожидала видеть других людей.

— Ты кто такая?

— Лав. От Пруденс и Сью Черри.

— Ты знаешь Пруденс? Где она?

И вот настал тот момент, когда от моей самоуверенности и след простыл. Хорошо, что мужчина, стоявший теперь позади Джозефины, приказал остальным разойтись и оставить нас вдвоем. Видимо понял, в чем дело.

— Я шла сюда с ней. И со Сью.

— Шла? А они теперь где?

У меня язык не поворачивался рассказать ей как все было. На глаза тут же навернулись слезы. И этого оказалось достаточно, чтобы Джозефина зарыдала. Завыла точно также как Роуз, когда потеряла ребенка. От этих воспоминаний по моему телу пробежала дрожь. И ввела меня в ступор.

Ее, падающую на пол, тут же поймал на руки мужчина, который велел остальным отвести девушку наверх. А затем подошел ко мне. И, невзирая на мое убитое состояние, сказал.

— Послушай. Я не знаю кто ты, Лав, и что конкретно случилось с ее родными. Ей ты расскажешь, когда она успокоиться. Но большего от нас не жди. У меня наверху много таких как ты. И они хотя бы местные. А тебя я впервые вижу. Будь паинькой, воспользуйся теми пару минутами, что у тебя есть, чтобы не ухудшить свое положение.

Закончив со мной, он ушел наверх, откуда был слышен вой Джозефины. А я вновь осталась одна, погруженная в свои мысли.

Мне было нужно разработать план, как тут перекантоваться, пока я не узнаю, как добраться до штаба «Саузен Пауэр» и сбежать из этого города вместе с Джереми.

Или с тем, что от него осталось.

Глава 20. Иллюзия шанса.

Я просидела в этом чертовом баре весь оставшийся день. Ни закинув так в себя ни крошки хлеба, ни запив это все хоть какой-то водой. Сверху все еще были слышны голоса. Сначала они успокоили Джозефину, потом начали шептаться. Возможно обсуждали мою судьбу. В какие-то моменты в разговор вклинивалась сама Джозефина. Я надеялась, что ее голос был за меня.

Когда стемнело, я пошла к сцене. Рядом лежал пыльный плед, которым укрылась. И легла прямо на сцену. Она была не слишком большой, чтобы на ней разлечься. Но и не слишком маленькой, чтобы упасть во сне.

Убьют ли они меня во сне? Ведь человеческое мясо тоже шло в обиход.

Из головы так и не вышло разобранное по частям тельце Сью.

Даже во сне.

Я шла по какой-то осветленной тропе, по бокам которой не было ничего. Только бесконечная темнота. Оставалось идти только вперед. Сзади меня тропы уже не было. Она исчезала с каждым дальнейшим шагом.

Точно такой же сон как и в школе. Когда я только проснулась. Только без взрывов и ярких вспышек.

Никого не было слышно. Полнейшая тишина, которую невозможно даже представить. Знаешь, когда всунешь беруши в уши и закроешь глаза. Даже тогда ты что-то услышишь. А тут… не было слышно ничего.

Впереди вновь показалась фигура. Точно такая же, как тогда. И я помнила, кто это был.

— Привет, малышка, — сказал Трай Берри и снова вышел мне на встречу.

Внутри уже не было страха. Уж точно не такого, как тогда. Да и в его руках ничего не было. Сами руками даже были чистыми. И одну из них он протянул мне.

— Пойдем со мной.

Что-то внутри уже не противилось ему. Не просило бежать назад. Знало, что бежать некуда. А его лицо, на мгновение, даже вселило спокойствие. По крайне мере, во сне.

Взяв меня за руку, он встал слева от меня. И повел по тропе, словно под венец, прямо к алтарю.

— Я знал, что так будет. Что ты когда-то придешь ко мне. Снова. Но уже другой.

Сдвинув брови, я посмотрела на него. Он улыбался. И совершенно не спешил объясняться.

— Ты становишься мной, Лав. Ты погружаешься в меня. Как клубника, которую макают в растопленный шоколад. Ммм… такая сладкая и вкусная клубника.

От грязных ассоциаций мне стало довольно мерзко. Хоть и я не могла не признать, что теперь его лицо почему-то не вызывает во мне дикий ужас. Более того, впервые в жизни я нашла его довольно-таки привлекательным молодым человеком.

— Скоро мы увидимся, и ты сможешь окунуться в меня. Полностью.

Он остановился. Взял мою вторую руку и встал напротив меня. Мы стояли прямо как жених с невестой возле алтаря.

Улыбаясь, он сказал.

— Главное, не утони!

И толкнул меня вперед. В ту самую темноту, из-за которой я теперь его не видела.

И не видела больше ничего.

Тут же я проснулась. Вспомнила, где нахожусь, и выдохнула. Лучи солнца уже вовсю пробивались через пыльные окна бара. И от этого света на душе стало легче.

Неужели я теперь боюсь темноты?

На втором этаже было по-прежнему тихо. Возможно, они обо мне забыли. И я так останусь сидеть на сцене до тех пор, пока сама не покроюсь пылью и не захлебнусь в ней.

Так себе смерть. Но даже на нее они обрести меня не смогли.

Позже, когда солнце уже вовсю освещало первый этаж, ко мне спустилась та женщина, что привела меня в бар. В руках она держала хлеб с сыром и чашку чего-то горячего.

— А ты умеешь находить себе место, — ухмыльнулась она и села рядом на пол.

На минуту я подумала, что она решила меня отравить. Но сыр был мелко нарезан и любой бы яд был бы через него заметен. Еда была чистой.

— Прости, что так вчера вышло. Мы даже и не подозревали, что ты принесешь такие плохие вести. Джози так и не сомкнула глаз. Я сплю с ней рядом. Бедная… Она так надеялась на эту встречу. Рассказывала нам о том, какая ее сестра Пруденс храбрая, а малышка Сью умная не по годам. Жаль, нам так и не удалось познакомиться.

Пока она рассказывала все это, я потихоньку отламывала себе кусочки хлеба с сыром и клала в рот. Такие деликатесы давно не ела. Надеюсь у них тут нет провизии с фасолью, от которой у меня уже живот болит.

— Кстати, насчет познакомиться. Я Барбара. А внутри меня сидит малыш Джейсон. Так и просится наружу.

Она встала с пола и села рядом на сцену, располагая к беседе. Сегодня она выглядела намного приветливее, чем вчера. Поэтому решила заговорить и я.

— Я думала вы выкинете меня за дверь, пока я буду спать.

— Ха-ха! Да ты впрямь нас испугалась! — рассмеялась она во весь голос, — не бойся, мы не такие уж и злые, как могли показаться. Это защитная реакция от чужаков. Говорят, она передается по наследству всем жителям Подесты.

— А я чужак?

Она не ответила. Было видно, что решала здесь это не она. Хотя, вроде как ей хотелось, чтобы я осталась.

— Надеюсь, что нет. Но, раз ты немного подкрепилась, думаю можно позвать Джозефину.

Она плавно поднялась на второй этаж. Будто вовсе и не была беременной. Спустилась уже одна Джозефина.

Подходя ко мне, она так и не решилась поднять глаза. Но когда окончательно подошла, ей пришлось это сделать. В отличии от Барбары, она села ко мне не настолько близко. Лишь на противоположный край сцены.

— Как это произошло?

Я не знаю, что это было.

Неординарный способ начать беседу?

Или безумное желание узнать как умерли ее родные?

Те кусочки хлеба с сыром прямо-таки застряли у меня в горле от такого вопроса. И я поспешила запить их тем, что было в кружке. В кружке был горький кофе.

— Пруденс застрелили ночью. Скорее всего «Саузен Пауэр». А Сью… ее убили местные из центра.

— Убили? Что значит убили?

Я прям чувствовала, как она граблями вытягивает из меня те воспоминания, которые не давали спать ночью. Ту картинку, что мелькала перед глазами.

То, что я не смогу забыть никогда в жизни.

И что не смогу никогда себе простить.

— Съели, — ответила я, опустив глаза в пол.

Мне было страшно смотреть на нее. И хоть в отличии от меня, она этого всего не видела, представить в своем воображении могла бы.

Я ожидала того, как она снова разрыдается и с верхнего этажа прибегут люди. Решат, что я ее тут решила добить. Но мне тогда показалось, что если она сейчас не узнает всю правду, то потом и не спросит. О чем будет корить себя. Так что лучше страдальцем будет из нас двоих только один.

Но она сдержалась. Не знаю, смахивала ли она слезы, но слышала, как пыталась восстановить дыхание. Она не стала дальше расспрашивать. Поняла, что такое возможно в центре.

— А почему не тебя? — спросила она вдруг, — почему тебя не убили? Как тебе удалось выжить?

И это был вопрос как гром среди ясного неба.

Как будто прорвало те трубы, что я тщетно пыталась склеить жвачкой все это время.

Тот вопрос, который даже не возникал в моей голове, но жил глубоко в моем подсознании. 

Вопрос, который даже мозг боялся до меня донести, чтобы кукуха не поехала окончательно.

Я была виновата. В том, что случилось. Даже больше, чем предполагала изначально. Я нашла эту чертову бочку и заснула в ней одна. Даже не подумав найти такую же для Пруденс и Сью, которые сидели прямо рядом с выходом из моста.

И когда они нас нашли, то на меня даже не обратили внимание.

Ведь я спряталась.

Как самая настоящая трусиха.

Которой всегда была. И даже сейчас не перестала быть.

Я отдала этим людям Сью, не обратив внимание на их подозрительно изголодавшиеся лица. И когда пришла за ней, то ничего не сделала.

Просто убежала.

Снова, как трусиха.

Когда мы с Мелоди перешли в среднюю школу, мне, первое время, не давалась математика. Я делала много ошибок, в то время как все остальные уже давным-давно усвоили тему. И когда в гостях у Мелоди мы делали уроки и я разрыдалась из-за того, что опять не могу решить уравнение, мать Мелоди мне сказала: “Лав. Ничего страшного в том, что ты допускаешь ошибки. Ведь не допускает их тот, кто ничего не делает. Главное осознать почему так получилось и исправить”.

Так вот это была та самая ошибка, которую я никогда не смогу исправить.

Как бы не пыталась.

Которая произошла так быстро, что я только спустя день поняла, что же все-таки случилось.

Когда Джозефина задала мне этот вопрос.

И я не знала как на него ответить.

Положение, близкое к безумию, спас мужчина, тихо подошедший к нам. Тот самый, что хочет меня выгнать. Он положил руку на плечо девушки, которая так и не дождалась своего ответа. Понимал, что она сейчас может перегнуть палку и сломаться. Или сломать меня, что уже было не важно. Аккуратно подняв, он повел ее обратно наверх, оставив меня вновь наедине со своими мучительными мыслями.

Которые губили меня изнутри, как яд.

Когда я впервые поссорилась с Джереми из-за того, что он закрутился с друзьями и забыл о нашей встречи, я долго на него обижалась. В основном потому, что это были наши первые отношения и он не понимал, почему у меня такая реакция. Но осознав все, он пришел ко мне с букетом моих любимых калл и кулоном в виде сердечка. Все это он подкрепил заранее подготовленной речью о том, как он раскаивается и обещает, что такого больше не повториться.

Я уже сто раз успела пожалеть, что так и не надела дома этот кулон. Хотя бы продала его здесь за хорошие деньги.

И когда я его прощала, то поняла, насколько это легко, когда веришь, что человек исправиться ради тебя. Особенно, когда сама ты ничего не сделала.

Насколько было просто прощать других, ведь тогда все вещи становятся для тебя мелочью.

И насколько же было тяжело прощать себя, ведь ты не можешь попросить у себя прощения за такое.

Язык не повернется.

И тебя никто не простит.

Потому что это бесчеловечно.

И чем дальше я бежала от этой мысли, тем больше она накрыла меня в итоге.

Вдруг сверху раздался такой истошный крик, что я аж подпрыгнула на месте. И невзирая на то, что меня могли тут же выкинуть из окна, помчалась наверх. Посередине комнаты, скрючившись, лежала Барбара. А под ней была огромная лужа.

— О господи! — вскрикнула Джозефина.

Ее глаза были еще на мокром месте, когда она открыла рот от удивления. Мужчины тут же подхватили Барбару и потащили на ближайшую кушетку. Женщины стали носиться и приносить ей то полотенца, то ножницы со спиртом.

Я же стояла на месте и не могла пошевелиться от этих эмоциональных качелей.

— Аарон, я не смогу, — заверещала одна из девушек, — я боюсь крови!

— Тогда отойди, — крикнул ей в ответ мужчина и девушка помчалась вниз.

За ней прямиком побежали и остальные, кто не смог бы выдержать этого зрелища. Остались только мы с Джозефиной.

— Джози, мне нужна твоя помощь! — крикнул Аарон, раздвигая ноги Барбаре.

Девушка была тоже в ступоре.

— Джозефина! — крикнул он на нее снова.

И тогда она пошевелилась. Попыталась собраться с мыслями и схватилась за ножницы.

— Куда? Головка еще даже не показалась!

Джози сбросила ножницы. Было видно, как ее одолевает паника и она пытается сообразить где находится и что происходит. В это время Барбара начала терять сознание и Аарон отошел от ее ног, схватил полотенце и побежал его замачивать.

Барбара закричала. Я увидела, как уже показывается головка.

Что-то внутри толкнуло меня вперед и я вмиг оказалась подле нее.

— Дыши, Барб, — сказала я, — все будет хорошо.

Нет, я не была уверена, что все будет хорошо.

Но Барбара должна была.

К тому моменту Аарон уже подбежал к ней и начал прикладывать ко лбу мокрое полотенце. Несколько раз он хлопал по щекам, чтобы она не теряла сознание. Тем временем, в моих руках уже оказалась та самая головка. Я стала потихоньку тянуть ребенка на себя.

— Еще немножко, Барб! Он почти вылез!

Сзади меня раздался звук падения чего-то тяжелого. Оглянувшись всего на секунду, я увидела, что сознание теперь потеряла Джозефина. Но тут же вернулась к Барб. Одна ручка ребенка уже высунулась наружу.

— Как он? — закричала Барбара, — дышит?

Новорожденный мальчик с легкостью скользнул в мои руки. Оказавшись перед моим лицом, он попытался открыть глаза. И когда слегка поморгал ими, то закричал. И Барбара вместе с ним.

Впервые за пару дней это был крик радости. Крик рождения. И он не давал так по ушам, как раньше.

Мне хотелось слышать его как можно больше и дольше.

Чтобы знать, что на сей раз все живы и здоровы.

Аарон, отойдя от Барбары, забрал у меня ребенка. Я же осталась сидеть на полу на коленях. Знала, что в моей помощи нуждается как Джози, так и Барб. Но у меня не было сил даже встать.

К счастью на помощь пришли те, кто ждал внизу. Они положили на соседнюю кровать Джози и начали брызгать на нее водой. С Барбарой все было хорошо. Убедившись, что с малышом все в порядке, Аарон отдал его матери. Которая тут же приложила его в груди.

— Мой маленький. Хорошенький. Здоровый. Мой Джейсон.

Все, кто был в комнате, смотрели на Барбару и Джейсона. Видимо для них, как и для меня, это было первое светлое событие, что произошло за эти пару месяцев. Ни на что больше не обращали внимания. Никто не мог оторвать взгляд. Джейсон быстро успокоился и заснул прямо на руках у матери. А я ощутила тепло чьей-то ладони теперь на своем плече.

— Пойдем. Выпьем внизу.

Это был Аарон. Он нежно поднял меня с пола и, придерживая, повел вниз. За той самой стойкой, оказывается, было несколько бутылок алкоголя. Усадив меня на стул, он налил какую-то смесь. По вкусу это был чистый спирт. А по запаху — что-то сладкое и даже пряное.

— Местный бурбон военных времен, — сказал он, крутя в руке бутылку, — не этих, а сороковых. Хотя с того времени сколько только алкоголя не прибавилось.

Аарон налил и себе. Он бережно смотрел за тем, как я потихоньку глушу стакан и не собираюсь провалиться в пучину безумия.

— Это ведь твои не первые роды, да?

Я кивнула. Казалось, что даже сил разговаривать у меня не было. Но с каждым глотком голос возвращался.

— Первые закончились смертью, — сказала я.

Он ничего не ответил. Лишь долил еще, когда я выпила первый стакан.

— С первого раза не у всех получается. Ты медик?

— Нет. Меня научили.

— А что еще умеешь?

И тут наступил мой звездный час. Надо было не дрейфить и разрекламировать себя так, чтобы он меня начал на руках носить.

— Накладывать швы, обрабатывать, снимать. Перевязывать, вытаскивать пули…

— В общем все то, что здесь пригодится, — перебил он меня, — и не только здесь. Пока что тут один медик, и это я. Не только в баре, но и, кажется, что во всей западной Подесте. Были и другие. Но теперь они покоятся на заднем дворе.

Он хлебнул все содержимое залпом. И сразу же налил себе вторую.

— Забыл представиться. Я Аарон Флоссон. Работал педиатром в местной больнице, пока ее не разбомбили. Теперь тут живу. Пытаюсь выжить.

Теперь пришла моя очередь.

— Я Лав Трейнор. Приехала из Милвена.

И тут у него широко открылись глаза. Он даже не хлебнул своего пойла, который уже поднес к губам.

— А что ты здесь забыла? Приехала забавы ради? На концерт местных менестрелей?

— Нет, нет. На экскурсию в университет. Школа сказала.

— Ааааа, — улыбнулся он, — этот хренов университет. Город так кичился им, когда построил. Говорили, что это большой шаг в нашей эволюции. Что люди станут образованнее и перестанут делить землю. Как бы не так.

Он поставил стакан на стойку. Оперся об нее руками и посмотрел
на меня.

— Ты наверное хочешь поскорее свалить отсюда?

— Да. Но сначала мне нужно найти парня.

— Знаешь где он?

— Здесь. В штабе «Саузен Пауэр».

— Оооо, — протянул он, хватаясь за голову, — это тяжело. Но думаю у меня есть для тебя способ. Нам же надо как-то отблагодарить тебя за то, что ты спасла Барбару.

— Что? Пойдешь со мной туда? — усмехнулась я, позволив без спроса себе перейти на ты.

Он улыбнулся в ответ.

— Лучше. Я дам тебе в компаньоны человека, который сам оттуда выбрался. Ну и, конечно же, обеспечу местом здесь. Кровати для тебя я не найду, но ты, я гляжу, и на сцене неплохо устроилась.

Тут дверь сзади нас открылась. Свет от солнца еще больше ворвался в нашу обитель, заставив прищуриться.

— А вот и он!

Дождавшись, когда дверь наконец закроется, я посмотрела на того, кого предлагал мне Аарон.

— О боже мой!

…

— Сестра Хатти, ваша смена закончилась час назад! Попрошу покинуть помещение!

Нас прервал охранник. На самом интересном месте. Я с грустью посмотрела на Лав, которая также поникла.

— Ну ничего, — сказала она, — завтра продолжим. Главное не забыть, на чем остановилась.

— Я и не против буду послушать часть истории еще раз, — рассмеялась я.

И заразила смешком ее. В последнее время Нэнси отчитывала меня за то, что я допоздна остаюсь у Лав. Мол, рабочие задачи я должна выполнять в рабочее время, а свободное посвящать только себе любимой. И плевать она хотела на просьбы психотерапевтов и врачей.

Ей было важно, чтобы все медсестры вовремя высыпались и работали во всю силу. Даже сократила нам кофейные зерна, чтобы мы на них не сидели. С одной стороны да, это была забота. Но с другой…

Откуда она могла знать, как важно было мне проводить время с Лав как можно больше?

Она ведь не слышала ее историю!

И тут я поняла, что, возможно, Лав рассказывает все, что случилось, только мне. Что не поделится этим с другими потому, что не захочет это еще раз вспоминать. Это делало ее терапию эффективной. Но, вместе с этим, делало наше времяпрепровождение бесценным.

Хоть книгу по ее рассказам пиши.

Попрощавшись с девочкой, я уже собиралась выходить из отделения, как услышала разговор Нэнси с другими медсестрами.

— Бедные мальчики. Совсем дети ведь еще.

— Не говори! И куда полезли!

— Нэнс! Ну они же не знали…

— О чем? Что на войне убивают? Или что «Саузен Пауэр» настоящие чудовища? Да у них каждый главнокомандующий тиран и деспот! Нормальных за все время не было.

— Ну возможно они хотели изменить мир…

— Ценой своей жизни? И чего теперь? Лежат у меня в отделении и блюют какой день.

— Ой да. Вот бы понять, отчего их так. Ведь всем уже лечим. И от вирусов, и от инфекций. И уже противорвотные даем. Глицин, чтоб мозги не сдулись. Омепразол, чтобы желудок не помер.

— Вот-вот! И выписывались бы поскорее. И побежали дальше играть в свою войнушку.

Я не стала встревать и выражать свое мнение.

Все равно бы со мной никто не согласился.

Мне было жалко парней, которые страдали.

Но мне не было жалко тех чудовищ, в которых они успели за это время превратиться.

Глава 21. Тишина.

В этот раз я решила начать утро без кофе. В последние дни рассказы Лав бодрят вовсе не хуже, если даже не лучше. Хотя и приходила я теперь на работу раньше остальных.

В этом было свое волшебство. Заходить в здание, в котором большинство людей еще видело сны. Видеть уставших коллег, которые вовсю уже ждут пересменку. Тихо шагать по пустым коридорам, где медсестры только начинают брать утренние анализы.

Как будто день еще не начался, а ты уже входишь в него.

И следишь за тем, как другие пребывают еще в прошлом.

А ты уже в их будущем.

Которое не наступило.

И которое именно ты делаешь для них волшебным.

Наверное из-за таких моментов я так и не сменила работу. Не смогла. Не нашла что-то более чарующего, чем это. Такая малополезная, но чуткая работа. Где каждый тебе говорит спасибо. И радуется твоему появлению.

За этот месяц меня еще не ставили на ночное дежурство. И Нэнси даже не планировала. По ее мнению, моя дополнительная работа сильно выматывала и мне был необходим качественный сон.

Я ценила ее заботу. Больше, чем она думала. Поэтому в этот раз я налила ей кофе, пока она обновляла расписание, и принесла из дома завалявшееся печенье. Надеюсь, она не сломает об него зубы.

В палате Лав было тихо. Сама Лав уже вовсю ждала меня, чтобы продолжить рассказ. И когда я зашла, она радостно поприветствовала меня.

— Я тебе еще не надоела?

— Что ты, Лав. Твоя история отдушина для меня. Я бы никакие премии не променяла бы на то, чтобы послушать ее.

— Врешь.

— Есть немножко. Ради премии, возможно, и променяла бы.

Мы рассмеялись. Я чувствовала, что наши отношения стали лучше. Уже не было той неловкости, когда пытаешься подобрать слова, боясь сказать что-то не то. Как будто просто каждый день приходишь поболтать с подругой. И проводишь так весь день, пару раз отлучаясь за едой.

Это был поистине лучший период моей работы в этой больнице. И вряд ли такое со мной еще повториться.

— Я немножко устала от здешнего кофе, — призналась она, — нет ли поблизости какой-нибудь кофейни?

И вот настал момент, которого я ждала вот уже несколько дней. Даже отчаялась, что он когда-нибудь наступит. Тут же вымолвила.

— Есть одна. И она чертовски хороша!

Мы тихо спустились с этажа. Накинули на себя халаты, чтобы не простудиться. Или сделать вид, что заботимся о своем здоровье. Ведь тонкие медицинские халаты вряд ли спасли бы нас даже от застуженной шеи.

Во дворе больницы, также, как и во всей больницы, не было ни души. Медицинский персонал только через час должен был смениться. У нас был целый ранний час, чтобы насладиться днем, который только начинался.

— Здесь так тихо, — сказала Лав, — это нормально?

— Да. Сейчас только пять часов утра. В основном, пересменка происходит в шесть.

— А почему ты тогда приходишь так рано?

— Не знаю… хочется. Не очень удобно трястись в автобусе с толпой, как селедка в шпротах. Особенно в такую погоду.

— Понимаю, — усмехнулась девушка, запахивая свой халат.

На улице было ветрено. Но даже это не остановило нас по пути к ароматному и вкусному кофе.

Кофейня, кстати, была уже открыта. Не знаю, закрывалась ли она. Было ощущение, что вообще работает круглосуточно. Наверное, все-таки, из-за больницы рядом.

— Доброе утро! – поприветствовала нас бариста, — что вам подать?

Она так улыбалась, как будто спала до этого все положенные восемь часов. А то и больше! Все приходившие гости за дозой кофе могли лишь позавидовать ее бодрости.

— Я буду капучино с лесным орехом. А тебе, Лав?

Девушка долго рассматривала меню. Выбирала между арахисовым латте и кокосовым капучино.

— Хочется что-то такое пряное, но не сильно сладкое. И чтобы не так сильно вставило, как американо, — сказала она.

— Тогда попробуйте пряный чай латте, — предложила бариста, — это обычный черный чай с молоком и ноткой пряности. Рецепт прямо из Индии! Не сильно бодрит, но уж точно дарит атмосферу.

— Какую?

— Чего-то окрыляющего и необыкновенного. Такого, что не каждый день встретишь. И которое вдохновит тебя на потрясающие поступки! И подарит необычайно теплый день. Во всех смыслах!

Да, этой бы девушке работать в маркетинге. Так пропиарить какой-то кофе с молоком еще надо уметь. И, вдохновленная ее рассказом Лав, тут же согласилась. Даже дала ей на чай.

— Проходите вон за те кресла! Оттуда открывается потрясающий вид на наш сад. В этом году, даже цветы не спешат засыпать на зиму.

Мы ей поверили. Отчасти от того, что именно об этом месте с креслами я и мечтала еще тогда, когда мы с Лав впервые встретились. Даже до нее пару раз. И вот теперь, поздней осенью в пять утра, я наконец-то-таки исполнила свою мечту и уселась с приятной собеседницей в эти поистине удобные и мягкие кресла.

— Боже, почему ты не водила меня сюда раньше? Здесь же потрясающе!

Я была рада такой оценки моего предложения. С радостью отхлебнула свой капучино и запрокинула голову.

В кофейне было не слишком жарко, но и не слишком холодно. Умеренно. Как раз так, как и было нужно. И горячие напитки лишь подогревали нас изнутри. Но вовсе не вызывали излишнюю потливость.

— Знаешь, я мечтала попасть сюда давно. Но как-то не находила времени. То одно, то другое… могла лишь утром забежать и купить кофе, стоя в очереди.

Она тоже хлебнула свой напиток. И даже протянула его мне, чтобы попробовать.

— Вкусно, — отозвалась я, — реально вкусно.

Она улыбнулась. Ей он тоже понравился.

— Папа часто говорил, чтобы я никуда не спешила. Пожила бы еще год с ним, перед тем, как поступать в университет. Никто же не гонит… а я в него так и не поступила.

— Еще поступишь. Придешь в себя после всего этого и поступишь.

— Дело даже не в университете, Дора. Дело во времени. Его так нещадно мало, что я даже не знаю, на что его тратить. Ведь отказываясь от одного, ты соглашаешься на другое. И так всегда. Раньше мне было тяжело сказать кому-то нет. Или на что-то. Но тогда, оказавшись в Подесте, я поняла: каждое мое чему-то нет это, также, каждое чему-то да. Будь это нет дурацкой фасоли и да голоду. Или да нахождению дальше в школе и нет пути до запада. После такого осознания говорить нет стало легче. Как и выбирать. Ведь теперь за меня никто не выбирает. Это приходится делать самой. Как и нести ответственность. Наверное, это и есть взросление.

Я понимала, о чем она говорила. Хоть и была намного старше нее. Мне самой было тяжело говорить чему-то нет, а чему-то да. Нести за это ответственность. Даже в вопросах собственной жизни. Но почему-то в отношениях с Лав, все шло само собой.

Я знала цену «да», когда соглашалась на эту авантюру.

И понимала цену «нет», когда рисковала оставить ее.

Из-за своей усталости или маленькой зарплаты, не важно.

Это уже был для меня первый шаг.

В осознании того, до чего Лав сама недавно дошла.

— Это называется скорее свобода, — ответила я на ее мысли вслух, — свобода выбирать. Как бы тяжело нам не приходилось. Ведь порой мы и сами не понимаем, как делаем этот выбор. И уж точно не можем понять, как делают выбор другие. Наверное, если бы до этого дошла не только ты, но и главы Северного и Южного Береллина, у нас бы не было войны. Потому, что когда мы говорим «да» войне, мы говорим «нет» мирной жизни. И это та теория, которую все подтверждали ни один раз. Такая вот аксиома. Постулат.

Она улыбнулась. Попробовала мой капучино и сказала, что он тоже вкусный. А потом спросила.

— А за кого ты в этой войне, Дора? За Север или Юг? Кому должна принадлежать Подеста?

Я даже не опешила от ее вопроса. Настолько у нас была умиротворенная атмосфера.

Солнце потихоньку вставало из-за горизонта, готовясь согревать нас своими лучами.

— Не знаю. Я всю жизнь провела на севере и ни разу не была на юге. Не видела, что происходит в Подесте. А значит, и объективного мнения иметь на этот счет не могу.

— Объективности нет, Дора. Все субъективно. Как мне когда-то говорил Джереми, «Ничто не истинно. Всё дозволено[27]». Услышал как-то. И я тогда не понимала значения этой фразы. Думаю, и он тогда тоже. Как не понимаешь и ты сейчас. Но ты поймешь. Ведь мы подходим к самой интересной части моей истории.

…

Я пошатнулась на стуле, за которым сидела. Уж кого я точно не ожидала здесь увидеть, так это был…

— Чейз! — крикнула я, в глубине души удивляясь, что я все еще помню его имя, — ты жив!

— Надеюсь это продлиться как можно дольше, — улыбнулся он мне.

Я тут же подбежала к нему и обняла. Как старого друга. Не взирая на то, в каком шоке или радости тогда прибывал сзади стоящий Аарон. Отринув наконец от меня, он достал с улицы какие-то коробки и понес их к барной стойке.

— Не знал, что вы знакомы, — отреагировал Флоссон.

— Познакомились не при самых лучших обстоятельствах, — рассказала я.

— Погоди… это вы, получается, оба в университете в центре познакомились?

— Ага.

— С одной стороны, я рад, что его больше не существует…

— Чейз!

— Ладно, ладно.

Он взял себе стакан, в который налил то же пойло, что и мы пили.

— Как дела, малышка Лав?

— Чейз, — остановила его я, — я правда рада тебя видеть. Особенно после того, что случилось. Но мне нужна твоя помощь.

— Слушаю.

— Аарон сказал, что ты выбрался из штаба «Саузен Пауэр». Здесь, на западе. Это правда?

И тут от его оптимизма не осталось и следа. Бедный парень. Шел до бара, наслаждался ясным днем, который, пока, проходил без бомбежек. И тут эту бомбу подкладываю ему я. Из опилок воспоминаний о том, как он, возможно, прятался по кустам, пытаясь выбраться из местного Освенцима[28].

— Я не хотел бы об этом говорить.

— Понимаю. Но там все еще может быть Джереми.

— Я знаю. Он все еще там. Ну или то, что от него осталось.

Он замолчал. И посмотрел на меня. Сообразив, что сказанул лишнего, он долил мне выпивку.

— Прости, Лав. Но ты должна отпустить все свои светлые ожидания, что ты его встретишь живым и невредимым.

— Я и не надеюсь на это, — с обидой в голосе ответила ему я, — просто хочу забрать то, что от него осталось.

На это у него уже не было ответа. И на пару минут первый этаж охватила тишина. Которую нарушить решился Аарон.

— Ты вроде говорил, что они недалеко от нас. Так, Чейз? Что когда ты только-только от них вышел, то сразу же набрел на бар.

— Флоссон, давай не будем…

Он стукнул по столу. Отчего наши стаканы подпрыгнули на месте и разлили содержимое.

— Я пригрел тебя здесь. Выхаживал почти месяц, пока ты не стал хоть в чем-то нам помогать. Я понимаю, тебе страшно об этом вспоминать. Нам всем страшно! У каждого здесь кто-то помер или пропал. Но разница между нами и этой девочкой лишь в том, что мы привыкли. Привыкли жить в страхе. Ожидая того, что очередные последователи «Саузен Пауэр» захотят забрать Подесту себе. В очередной, мать твою, раз! У нас этот страх в крови. И нам уже нечего терять. А у нее там парень, которого ты знал. С которым, ты между прочим, делил там койку, пока вы были рядом. Которого ты, Чейз, завербовал в контргруппировку. Пока эта девочка скиталась по всей Подесте одна, выживая. Кто знает, вдруг бы он нашел ее, не будь ты таким ссыклом, который даже за свою родину боится сражаться!

— ЗАТКНИСЬ, ААРОН!

Оба парня встали. И было уже приготовились накинуться друг на друга, как сверху на них крикнула появившаяся Джозефина.

— Перестаньте! Вы пугаете Барбару! Малыш только недавно уснул!

— О господи, — опомнился Чейз, — она родила?

— Да, Чейз. Родила. Пока ты ходил и обдирал наших соседей. Кстати, что ты там притащил? Опять чипсы и газировку? Получше не мог что-то стащить?

— Я ходил в аптеку, за витамины! Как раз для Барбары!

— Ах ты мой рыцарь, — вскинув руки вверх, пропела Джозефина, — заботится о нас! А как выбраться со мной чутка подальше, чтобы найти нормальную провизию, так кишка тонка. Куда же пропадает твоя смелость, когда речь заходит о центральной улице?

— ДОВОЛЬНО!

Это уже был мой крик. Голова гудела от их непрекращающихся трений на повышенных тонах. Все тут же поглядели на меня, ожидая продолжения.

— Я никого не хочу заставлять со мной идти. Я понимаю, что каждый тут сам за себя. И первоначальная задача — выжить. Мне просто надо знать куда идти. И как туда дойти. Если я найду Джереми… или то, что от него осталось… я обещаю, что сюда не вернусь.

Ответить мне никто не решился. Джозефина, услышав, как ее зовет Барбара сверху, поспешила подняться. Остались только мы втроем.

— Так не пойдет, — сказал Аарон, — так дела не делаются. Мы не оставим тебя одну, не позволим пройти этот путь в одиночку. Как давно бы ты у нас не появилась. Ты знала родных Джози и, теперь я в этом уверен, сделала все, чтобы спасти тогда их жизни. А здесь ты помогла появиться другой жизни. Черт возьми, без тебя, Лав, мне было бы тяжело принимать роды у Барб. Я рассчитывал на помощь Джози, обучал ее пару дней. Остальных Барбара к себе не подпускала. И тут ты. Как гром среди ясного неба. Который оказался настоящем лучом света в темном царстве. Нет, конечно нет! Я не позволю тебе пойти одной туда. Это не по нашим правилам. Настоящих жителей Подесты. Мы тут прикрываем спины друг друга. И помогаем. Помнишь, Чейз?

Парень молчал.

— Помнишь, Чейз? – переспросил его Аарон.

И тот кивнул. В глубине души мне не хотелось, чтобы он вновь прошел через тот ад, от которого спасался совсем недавно. И из-за которого теперь боится отойти далеко от бара.

Но он был моей единственной надеждой найти Джереми.

— Ты пойдешь с Лав. Лучше всего ночью. Я дам вам карту и фонарики. Было бы людей побольше, и я бы с вами пошел. Но мне нужно следить за состоянием Барб и ее ребенка. Буду ждать вас тут. В каком бы состоянии вы не вернулись.

Теперь он обращался непосредственно ко мне.

— Я буду ждать тебя, Лав. Мы будем ждать. Найдешь ты там своего парня или нет. Теперь ты одна из нас.

Я не могла поверить в то, что говорит Аарон. За несколько часов у меня получилось не только уговорить его остаться, но и получить полную поддержку. Он смотрел на меня, как на родную сестру или даже дочь.

Чем я тогда заслужила такое отношение?

Лишь тем, что помогла его другу?

Раньше мне казалось, что такого недостаточно.

Но, видимо, на войне тарифы меняются и в плане отношений.

Чейз же был недоволен тем, что снова видел меня. Весь оставшийся день он провел где-то вне бара и вернулся только под вечер. Как и обещал Аарону. Я даже опешила: не думала, что он объявится. Но видимо он чем-то задолжал ему, раз решился снова вернуться туда, откуда бежал.

Ребята пригласили меня за стол, который накрыли на втором этаже. Почему-то не хотели надолго задерживаться на первом. И спокойно уступили мне его, в полное распоряжение. Поднимаясь наверх, я заметила, как Чейз не спешит за мной. Остается у стойки, стараясь не сильно напиваться перед походом. Еды у них кстати было побольше, чем в школе. А вот людей поменьше. Я их даже сразу всех запомнила.

— С Барбарой и Джозефиной ты уже знакома, — начал представлять мне всех Аарон, как только мы сели, — как и с малышом Джейсоном. А это Труди, Зейн, Шерон и Ник.

Все присутствующие, которых представили, улыбнулись. Охотно положили мне еду на тарелку. Прямо как дома. Я почувствовала себя уютно. И даже раскрепостилась.

— Как Джейсон, Барб?

— О, все хорошо, дорогая. Хвала Богам. И тебе, конечно же.

Я уже успела и для нее стать дорогой. Это было приятно. Всего одного событие, которое для меня казалось незначительным и само собой разумеющимся, подняли меня с низов до вершин в их глазах. Но для Барбары такая доброта была удивлением. Особенно от той, которую она чуть не убила тогда в поле.

— К нам сейчас еще один товарищ присоединиться, — сказал Аарон.

— Видимо снова заплутал, — усмехнулась Труди и получила от Аарона в бок. Легонько.

Мне аж стало интересно, кто должен был прийти. И почему, в такое позднее время, он еще где-то гуляет.

— Как ты умудрилась так долго выживать? – поинтересовался Зейн, — ведь на юге опасно!

— Я была не одна. Мне помогли хорошие люди. В том числе и Пруденс.

Теперь, при упоминании сестры, у Джозефины на лице появлялась улыбка. Хоть еще и сопровождалась слезами. Но ей было радостно, что о сестре вспоминают в таком хорошем ключе.

— Нам то и тут тяжело выживать, а там… – поддержала разговор Шерон, — на все воля господа!

Она достала из-под своей рубашки крестик и поцеловала его. Я же опешила. Не то, чтобы я сильно верующая. Скорее совсем не верующая. Или пока не знаю во что. Но девушка не вызывала во мне отвращение, как другие верующие. Уж точно не была похоже на фанатичку.

— Я проезжал как-то юг, — сказал Ник, — когда ехал сюда. Бежал, точнее сказать. Как увидел, что там сжигают трупы, прямо рядом с дорогой, поддал газу. Больше не хотелось видеть подобного зрелища.

Мы сидели с ребятами как в ресторане. Настолько спокойно они орудовали, пусть и уже ржавыми, но целыми вилками и ножами. Не были так обделены, как мы в школе. Я даже на минуту обрадовалась, что на западе ситуация обстоит куда лучше. Пусть эта часть города и была уже под властью «Саузен Пауэр».

Наверное, это была единственная вещь, за которую «Саузен Пауэр» можно было бы сказать спасибо — ребята не бедствовали. Да, тоже ходили на вылазки, но не перебирались одними и теми же консервами, что мы в школе. Поэтому, когда я увидела пышную гриву Труди, которая была похожа на размешанный роллтон[29], я спросила.

— А у вас, я так понимаю, волосами не торгуют?

— Почему же? Торгуют! Не забывать же традиции, — усмехнулся Ник.

— Да и тем более они по-прежнему нужны, — поддержал его Зейн.

Теперь мне тяжело было смотреть на Труди. Особенно, если учесть, что у Барбары, Шерон и Джози были короткие волосы.

— Ой, не волнуйся ты так, — ответила мне Труди на мое угасшее любопытство, — я другим зарабатываю. Этих мерзавцев обольщаю, — рассмеялась она.

И все остальные за столом. Я и не хотела думать, что она имела ввиду. И о чем знали остальные. Но она сама сказала.

— Прыгаю на них с утра до вечера, чтобы довольные были. И нас не доставали. Не хватало еще с этим проблем.

— Знал бы я, что проституция может спасти мир, — пошутил Аарон
и весь стол снова рассмеялся.

Даже я. Мне как-то больше не было стыдно.

Если Труди не было за то, что она делает, то почему мне должно быть?

— А как дела с «Саузен Пауэр»? – как раз спросила я, — они вас не достают?

— Смотря что ты имеешь ввиду, — отозвалась Джози, — к нам особое отношение. Ведь большинство за них.

— В каком смысле?

Я завела разговор на неудобную для них тропинку. Все как-то сразу опустили головы и не захотели встревать в разговор.

— Самом что ни на есть прямом, — ответил Аарон, — людям так легче. Ведь они устали от войны. С самого рождения в ней живут. Хотят мира. И им без разницы, каким он будет. И под чьим флагом мы теперь будем жить.

Поддержать Аарона никто не решился. Возможно за столом были и другие мнения. Но после речи мужчины их точно никто не захотел выразить.

— А под каким флагом хочешь жить ты? – продолжила я.

— Под флагом севера, конечно же! Как это было всегда. Мы северный народ. И никакой юг не отберет этого у нас. По крайней мере то, что живет внутри нас — патриотизм!

Он снова стукнул по стулу. Но теперь это сделал не из-за агрессии, а из-за страсти. С которой он как раз и говорил.

— Аарон состоял раньше в контгруппировке, — прояснила Барб, — до тех пор, пока они окончательно не отошли в Иглтаун.

— Пока туда не сбежали, — поправил ее Аарон. И закурил.

— А что, никого из контргруппировки нет в самой Подесте?

— Теперь есть.

Голос издался не из-за стола. От парня, который только что поднялся к нам на второй этаж. Которого все так долго ждали.

— Билли! – радостно крикнула Джози и подбежала обнять его.

За ней последовали и остальные. Все были рады видеть этого Билли.

— Чертовски рад тебя видеть, — пожал ему руку Аарон, — удивляюсь, как тебе удается до нас каждый раз добираться.

— Я тоже, друг мой, — отозвался Билли, — но что не сделаешь ради твоей пьяной морды.

Они оба рассмеялись и снова плюхнулись за стол. Как и все остальные, в предвкушении прекрасного вечера. Полного историй о том, как Билли смог до нас добраться.

— В этот раз кто-то не спал на КПП? – спросил Ник.

— Не поверишь — все спали. Да только сопели так, что я подбирал каждое свое движение под их храп.

Весь стол загоготал. Парню сразу же налили вина и положили полную тарелку. И пока все готовились его расспрашивать о том, какова жизнь за границей, парень наконец-то-таки увидел меня.

— Ты вроде говорил, Аарон, что новеньких не приглашаешь.

— Да. Но Лав — исключение.

Кто-то поднялся из-за стола и включил лампочку над нами. Свет пал прямо на Билли. И я наконец-то смогла полностью разглядеть его.

Белокурый парень лет двадцати с пышными и вьющимися волосами, которым бы рекламу шампуня рекламировать. Сидел он в рубашке цвета хаки, которая еле-еле прикрывала его шрамы на руках.

— Ну что ж, приятно познакомиться Лав, — протянул он руку мне для пожатия, — как тебе удалось впечатлить этого старого консерватора?

Я же, перед тем, как протянуть ему свою руку, демонстративно поправила свои слегка отращенные волосы, и блеснула глазами.

Захотелось ему понравиться.

— Это ты мне скажи.

Все вокруг тут же заохали от моей наглости. И Билли, с улыбкой на лице, полной восхищения такого бесстыдства, пожал мне руку.

Его тут продолжили заваливать вопросами. И я не стала мешать. Хотя все равно продолжала ловить его заинтересованные взгляды. Воспользовавшись моментом, я спросила у рядом сидящей Джози, что это был за Билли.

— Билли Найтингейл, командир одной из групп контргруппировки. Той, что ближе всего к нам — в Иглтауне. Они прям на границе. Но пока не могут нас спасти. Хотя и очень хотят.

И тут я вспомнила песенку, что пели дети в школе и позже напевала я сама в минуты отчаяния. Ведь передо мной сидела та фигура, на которую молились жители Подесты, желавшие остаться на севере. И видимо все те, кто сидел в баре. Ведь с таким энтузиазмом они его обо всем расспрашивали.

Время пришло. Мне надо было уходить с Чейзом. Об этом я и напомнила Аарону, который тут же сопроводил меня на первый этаж.

— Все нужное я уже выдал Чейзу. Хоть он и не стал меня слушать. Ты его особо в пути не беспокой. Делай что он говорит. Он может и трус, но трус обученный. Если бы так не боялся, приносил бы с реальных вылазок куда больше провизии.

Я слушала его внимательно. Как когда-то Хьюго Ривера.

Они даже внешне были чем-то похожи. Только Аарон был на голову его выше. Так еще и одевался более моложе.

За барной стойкой все еще сидел Чейз. Он, как бы не хотел, не был пьяным. И, увидев нас, тяжело вздохнул и пошел собираться.

— Если что-то случиться, беги. Беги прямо в бар, мы за ним вернемся. Не уходите в глубь леса, все-таки, на дворе темень. Старайтесь держаться церквушки, которая стоит рядом. За ней как раз и был пролаз, через который пробрался тогда Чейз.

Я кивала в ответ Аарону на каждое его слово, прямо как игрушка с трясущейся с головой. Пока к нам не подошел Чейз. Проговорив еще раз мне последние наставления, Аарон обнял меня и пожелал нам обоим удачи.

Это были странные объятия. Ведь еще пару часов назад он был готов вышвырнуть меня из бара.

Как быстро здесь меняются события.

Один день несет в себе столько важного и разного.

Провожал нас только Аарон. Остальные были заняты Билли. И хорошо. Не хотелось бы видеть их сострадающие лица. Которые я могла видеть в последний раз.

Пересекая пару полей, что неминуемо ожидали нас впереди, Чейз пару раз оборачивался назад. Его ноги так и просились назад. Я не могла на это смотреть. Поэтому просто шла вперед, надеясь, что его совесть возьмет вверх и он последует за мной без лишних просьб.

Дальше дорога шла по тропе. Вступив на нее, я увидела слева несколько будочек.

— Что это? Там, вдалеке, — спросила я Чейза.

— Один из КПП.

— Так близко к городу?

— Многие из солдат живут здесь. И даже их семьи.

Выглядело все это довольно жутко. Эскарпы[30], ежи[31] и проволоки, разбросанные среди мирного населения, которое было уже в пару шагах. Даже дети, случайно забредшие сюда, могли попасться. Хотя, больше всего, удивляло и одновременно пугало спокойствие людей, которые здесь жили.

— Почему никто не борется? – вдруг спросила его я. Забыв обо всех предостережениях Аарона.

— Против кого?

— «Саузен Пауэр».

Чейз снова тяжело вздохнул.

— Многие из них поддерживают «Саузен Пауэр». И уже давно считают себя частью Южного Беррелина.

— Почему это?

— Запад, как ни странно, больше всех прожил в этих атаках, которые происходят каждые 10-20 лет. Они привыкли к этому. Хотя и в глубине души ждут, когда это все закончится.

Он ответил все то же самое, что я ранее слышала. По-моему, даже от него же. Поэтому дальше расспрашивать не стала.

Все то время, что мы шли по тропинке, я постоянно оглядывалась на тот КПП. Казалось, что в любой момент кто-то заметит нас и побежит ликвидировать. Но Чейз стал оглядываться лишь тогда, когда мы дошли до леса. Как раз рядом с деревянной церковью.

— За ним их штаб. Надо идти аккуратно, повсюду разбросаны мины. Но перед этим мне надо научить тебя стрелять.

Он достал из рюкзака пистолет и протянул мне. Какой-то даже маленький. Но в самый раз для моей руки. И тут я вспомнила про свой пистолет, который тогда оставила в баре.

Даже забыла о нем.

— А это обязательно?

— Если не хочешь получить пулю в лоб, то да.

Он прямо знал, какое место для получения пули выбрать. Прочел мои мысли и выбрал именно это слово.

— Но тут же повсюду солдаты! Они нас заметят!

— На пистолете глушитель.

Указал он мне, как не самой умной, на продолговатую круглую штуку.

Отойдя подальше от КПП, но недалеко от леса, Чейз собрал пару жестяных банок в округе и расставил их на ближайшие пни. Дальше пришло время демонстрации его навыков. Стрельнув пару раз в них, он сбил все, что были, оставив в них пару дырок. Потом снова их собрал
и расставил, но, в этот раз, уже дал пистолет мне в руки.

— Несколько простых правил: держи пистолет двумя руками, слабая рука обхватывает сильную. Левую ногу вперед. Слегка наклони голову вправо, чтобы прицел пистолета находился на одной линии с правым глазом. Перед выстрелом сделай глубокий вдох и задержи дыхание. И тогда стреляй.

Слушая Чейза, я сначала старалась делать все пошагово, как он говорил. Но потом запуталась и начала аж пританцовывать на месте. Конечно же, не специально. Но он, не в силах терпеть мою неопытность, просто взял и поставил меня в стойку. Вытянул мои руки и положил пальцы так, что они аж вцепились в ствол. А потом отошел.

— Давай. Хоть попробуй.

И я попробовала. Пуля улетела куда-то в траву, подняв вверх пыль и землю. Потом еще раз. Я вспомнила про наклон головы и попыталась зафиксировать свое направление. Попала в пень. Через несколько таких попыток, Чейз просто взял и встал рядом с банками.

— Ты чего?

— Ничего. Стреляй.

— Но ты же рядом!

— И что? Будет тебе мотивация получше целиться.

— Ты что, ошалел? Я же попаду в тебя.

— Ты так в этом уверена?

Стиснув зубы, я попыталась встать обратно в ту стойку, в которую он меня ставил ранее. Стрельнув, я снова попала куда-то в землю. Тогда Чейз подошел к этому месту еще ближе.

— Ты что, издеваешься?

— Нет. Я так учу.

— Тогда закончим! Я не хочу тебя ранить.

— Так ты просто не попадай в меня.

Не в силах больше слушать его бестолковый лепет, я снова начала прицеливаться. Глубоко вдохнула и задержала дыхание. Аж голова закружилась. И в эту секунду стрельнула. Пуля пролетела совсем рядом с ногой Чейза. Я даже шагнула назад от испуга, что чуть в него попала. Но услышав, как он гогочет с моей реакции, я просто взяла и кинула в него пистолет как обиженная девочка.

— Так, хватит с меня! Ты просто глумишься! Я же боюсь.

— И что? Мы все боимся! Но даже трусливая Джозефина умеет стрелять!

— Да? А я не Джозефина! Я Лав! Я в первый раз держу в руках оружие. А ты еще и надо мной смеешься!

— А что мне делать? Плакать? Или бояться, что ты в меня попадешь?

И тут мое терпение лопнуло.

— Тебе что, мозги отшибло в этом штабе? У меня в руках оружие. Мне страшно его использовать. И я не могу с первого раза научиться им пользоваться.

— А у тебя нет времени на тренировки. Там тебя ждет Джереми, который и хотел бы пострелять, да не может. А он, поверь мне, хорошо стреляет. Уж я это видел.

— А раз видел, то почему не забрал его тогда? А? Почему струсил и один сбежал, не взяв товарища?

— Да у меня таких товарищей там сейчас куча! А остальная куча погибла еще в центре, когда мы впервые встретились. Что, хочешь, как Аарон, меня на эмоции выбить? Не получится, малышка Лав. Ты не из Подесты.

Мы бы продолжили и дальше с ним цапаться. Но вдруг птицы вылетели с верхушек деревьев. В глубине леса послышался какой-то шум. И земля под ногами задрожала.

— О нет, — сказал Чейз, — пошли. Надо спрятаться.

Он схватил меня и потащил в какие-то кусты. Видимо, именно в них сам прятался, когда бежал из леса в прошлый раз. И только мы юркнули внутрь огромного куста, как из леса вышла пара солдат с машинами. Среди них я разглядела парня, который и захватил наш университет.

— Трай Берри, — прошептал мне Чейз, — самый большой мучитель из всех них. И самый главный.

— Да, я помню.

В этот раз в его полку было намного больше людей, чем тогда. Не знаю уж, завербовал ли он их из Подесты, или позвал с юга. Но вид у них был внушительный. Одна жестяная броня чего стоила. Даже не знаю, как на них держалась. Но плечи у них были тоже большие. Совсем как у Джереми.

Пушек тоже прибавилось. Она была у каждого в руках. Прямо как на параде, эта толпа все шла и шла из леса. Казалась нескончаемой. И вот, с последним солдатом, эта колонна пошла в город. В тихий и еще спящий город, который и не думал, какая кавалерия к ним идет.

Мы с Чейзом медленно, совсем не думая в тот момент о Джереми, стали медленно выходить из-за своего мини-убежища. И когда последний солдат вступил на асфальт, мы также медленным шагом начали возвращаться в бар. Только другим путем. Подальше от солдат.

Рядом с баром «Бохта» росла какое-то подобие сквера, где днем гуляли дети с родителями. И в котором еще росли деревья. Вот за этими деревьями мы и прятались, перебегая от одного к другому. Чтобы не попасться никому на глаза. В такое время мы бы тут же вызвали подозрения, попадись кому-нибудь из них на глаза.

Но нам повезло. И пока солдаты маршировали к какому-то зданию, мы уже оказались у бара. Стоящий уже в дверях Аарон тут же затащил нас внутрь, а сам остался снаружи проверять что происходит.

— Боже, как вы? – тут же подбежала ко мне Джози, проверяя все ли хорошо со мной.

— Все в порядке, — успокоила ее я, — нам повезло.

И это было правдой. Удача снова была на моей стороне. И пусть тогда мы не нашли Джереми, но нам удалось выжить вместе с Чейзом.

Глава 22. Благоволение.

После того, как мы только по воле высших сил, как сказала потом Шерон, добрались обратно до бара, Чейз со мной не говорил. Он ни с кем не говорил. Рано уходил из бара и поздно приходил. Джози сказала, что он даже решился пойти чуть дальше обычного. Но это теперь не радовало, а наоборот пугало. Кто знает, что он бы сделал в таком состоянии. Но Аарон не спешил его образумить. 

— Сам подойдет, если захочет, — отвечал он на мой вопрос почему не хочет поддержать его.

Тем временем в баре все было более-менее хорошо. Малыш Барб хорошо развивался и почти не кричал по ночам. Барбара же всеми силами старалась не усложнять нам жизнь и даже не просила ни с кем с ним посидеть. Хоть я и видела, как новый статус матери давался ей нелегко. Особенно в такое время. Поэтому Джозефина, с которой она больше всех дружила, все равно помогала ей, не прося ничего взамен.

Я же, с позволение Аарона, стала вторым медиком. Конечно за эти полмесяца у меня не было ничего серьезнее ушиба или отравления испорченными продуктами, но новая роль меня явно радовала. Эти навыки стали не только помощниками в моем личном выживании, но и визитной карточкой, по которой открывались многие дороги. Вряд ли бы Аарон решился меня оставить. Ведь ничем больше я не выделялась. Еще один нахлебник, мечтающий выжить.

Пока я перематывала Зейна, пришедшего с очередной вылазки за продуктами и споткнувшегося по пути до бара, на первый этаж спустился Билли. До этого он вместе со всеми был на втором и особо не выходил. Часто разговаривал с Аароном. В основном, наедине.

— Лав. Как закончишь здесь, поднимись к нам. Хочу, чтобы ты послушала, — сказал он мне, отчего я опешила. И даже парень, которому я обрабатывала рану.

Меня позвали на их тайные разговоры?

На которые ходят только избранные?

Ну ничего себе! Моя самооценка в тот момент звонко стукнулась о небеса, боясь резко упасть вниз. Поэтому, пока они не поднялись наверх, я старалась подавить свою горделивую улыбку. Но ее заметил Зейн.

— Ты видела как он на тебя посмотрел?

— Нет. А как?

— Ох, хотел бы, чтоб он и на меня так смотрел! Как на своего. Скажи, чем ты его очаровала?

Это был странный вопрос. С того дня, как я впервые увидела Билли, ни разу с ним не разговаривала.

— Ничем. Я с ним лишь во второй раз разговариваю!

— Но уж точно не в последний, — усмехнулся он. И получил от меня удар в бок. 

Я покраснела. От того, что мне было непривычно слышать такие слова. Или от того, что в этот августовский день было неимоверно жарко, а на первом этаже еще и душно.

Закончив с ним, я, пару раз вдохнув и выдохнув, поняла, что меня ждут наверху. Остальные к тому моменту еще не вернулись с вылазки. Джози с Барбарой гуляли с Джейсоном неподалеку. А Зейн сразу же вышел на улицу.

Мы были одни. Точнее они вдвоем, и я, на первом этаже. Не решаясь подниматься. Когда все же таки моя нога очутилась на лестнице, я ощутила себя какой-то принцессой, поднимающейся наверх, которую соизволили пригласить. На тайную встречу.

— Садись, Лав, — сказал Аарон, указывая рядом с собой на кушетке, — мы как раз еще не начали обсуждать насущные дела. Лишь обменивались любезностями.

Я быстренько подошла к ним и присела. Билли Найтингейл же не спешил вступать со мной в диалог. Лишь приглядывался и оценивал. Даже не знаю, что он пытался разглядеть в девушке маленького роста, которая с виду напоминала гнома-бомжа.

— Ты тут всего пару недель, а уже произвела хорошее впечатление, — наконец-то промолвил Билли, — Аарон рассказывал мне про твои медицинские навыки. Хоть ты и не медик. Такие навыки хорошо ценятся у нас. И, уж поверь, куда больше, чем волосы.

Я невольно потянулась рукой к своему затылку. Но сразу же ее одернула. Впервые за столько времени мне было стыдно за свою голову. Особенно перед ним — таким красивым парнем. Я могла только догадываться как он, в таких обстоятельствах, успевал заботиться о своих пышных волосах.

— Лав пришла с юга, — сказал Аарон, — хотя сама из Милвена. Пришла к нам через центр из юга. Многое пережила. Я, честно сказать, первым делом не поверил, что такие люди, ну… ты понимаешь… не из Подесты… обладают таким сильным характером и терпением. Поэтому я и подумал…

— Что ей можно рассказать? — продолжил за него Билли.

Тот согласился. И они оба снова посмотрели на меня.

— Чего ты хочешь, Лав? – спросил меня Билли.

— Что? – не поняла я.

— Ну, чего ты хочешь? – переспросил меня он, — сейчас? От жизни? Наверное, поскорее свалить отсюда? Домой? К родным?

Меня впервые об этом спрашивали. Не с таким напором, как Итан. Не так резко, как Ия. Не пытаясь отблагодарить хоть как то, как недавно Аарон. Скорее ласково, заботливо. Как будто он тоже хотел помочь.

— Моих родных забрала Подеста. Дома меня мало кто ждет, — разоткровенничалась я, — в лагере лишь остался мой парень. Его я и хотела бы вернуть домой.

Услышав такой ответ, Аарон тут же метнулся вниз за выпивкой. Оставив нас вдвоем.

Билли не отводил от меня взгляда, кое-как подбирая слова. Видимо, старался не разрушить еще больше мою душу. Поэтому мягко продолжил.

— Я понимаю тебя. Сам когда-то перевез отсюда семью. Успел. До всех этих событий.

В его глазах отчетливо читалась грусть. В голове заиграли воспоминания. Мне стало жаль его на мгновение. Даже не хотелось расспрашивать его больше об этом.

— Это очень трудно, — признался Билли, — каждый раз, идя сюда к Аарону, я рискую жизнью. Пробираюсь через КПП с помощью багажника какой-нибудь машины. Или самостоятельно. С еще больше риском.  

— А в последний раз ты как смог? — спросил его Флоссон, ставя выпивку на стол.

— Я воспользовался моментом и прошмыгнул внутрь. А там уже слился с толпой. Слава богам, меня никто не заметил.

— Это да. Люди начинают шептаться. Не всем нравится таинственный гость из Иглтауна.

— Почему? — спросила я.

— Многие хотят стать частью Южного Беррелина, — объяснил мне Аарон, — они видят в этом больше перспектив. И свобод.

— Да, — подтвердил его слова Билли, — Они считают, что если их наконец-то захватят, то войны на этой земле прекратятся. И если те же «Саузен Пауэр» и захотят больше крови, то пойдут уже на Иглтаун. Или уже на Альяверти.

— Или на Милвен, — поддержал его Аарон, — А там и Гостер сдастся.

Я не могла поверить в то, что они говорят. Будто всерьез верят в то, что соседняя страна не обойдется одним городом. Увидев мое недоумение, Билли сказал.

— Так что я бы, на твоем месте, не спешил вернуться в Милвен.

— Согласен. Если уж хочешь, чтобы твой дом остался целым, помоги защитить наш.

Они спокойно пили. Как будто это были обычные посиделки. От этого становилось не по себе и я решила все-таки уточнить.

— Значит, я не смогу выбраться из города? Никак?

Билли помотал головой.

— Раньше вывести одного человека было бы легче, чем сейчас. С каждым днем из Гандерста прибывает все больше и больше людей. Многие даже купили здесь дома и конкретно так обосновались.

Теперь он обратился к Аарону.

— Я каждый раз боюсь, это моя последняя вылазка к вам. Мои ребята уже начинают спрашивать. Ведь нам никто не давал приказ освобождать Подесту.

— А что мешает? — вновь вмешалась я.

Теперь им двоим было тяжело решиться ответить на мой вопрос. Эту ношу взял на себя Билли.

— Верхушка Севера считает, что легче отдать Подесту, чем вновь воевать с югом. Пару лет назад, когда они, в очередной раз, напали на этот город, Иглтаун направил все свои силы для защиты. И отбил атаку. Местом сражения стала церквушка, после которой заканчивается город и начинается зона КПП.

Я вспомнила. Та самая церквушка, о которой я совсем недавно спрашивала Чейза.

— Но тогда Иглтаун много потерял. И людей, и техники. А это все нам понадобится, если придется отстаивать уже целую страну, а не город.

— Значит, нас никто не собирается спасать? А люди? Те, кто не может уехать? — уточнила я.

— С момента начала последний атаки в марте, Юг считает, что Подеста принадлежит им. Бесповоротно и окончательно. И все те, кто застрял здесь, их жители. Конечно, по законам их никто не держит. Но терять так много людей сразу же после захвата никому не выгодно. Они никого не выпустят.

— А как же Северный Береллин? — никак не могла угомониться я, — ведь здесь люди из их городов. Я из Милвена. Разве они не хотят вернуть нас?

Перед тем как снова ответить, но уже по-другому, чтобы до меня наконец дошло, Билли залпом выпил стакан. 

— Как я уже сказал, Северу выгоднее отдать один город, чем целую страну. А значит и пожертвовать всеми теми, кто по ошибке оказался здесь.

— Дерьмо! — ударил по столу Аарон, — как будто они не понимают, что Юг действительно захватит, в скором времени, и их города, и станет гегемоном целого континента! Это и не так сложно сделать! Разве мне тебе говорить, что в Зиндерлинис прибывает техника с другим стран? Им выгодно, чтобы континент занимала лишь одна страна. Чтобы был лишь один руководитель. А ведь верхушки севера и юга кардинально отличаются в ведении как внутренней, так и внешней политики!

— Все я знаю это, Аарон, — остановил его Билли, — но если я пойду сейчас против своего начальства, меня отстранят. А других неравнодушных к этому городу больше нет.

— Ха! Мать пыталась всеми силами сберечь тебя от войны! Но ты все равно вступил в нее. Не с помощью «Саузен Пауэр», так с помощью контргруппировки! — рассмеялся Аарон.

— Контгруппировки? — уточнила я.

Возможно, он видел Джереми.

— Да, Лав. Но я не видел твоего парня, — ответил мне тут же Билли, — Не успел с ним познакомиться. У нас несколько отрядов и он был в том, который, первым делом, отправился защищать Подесту. Как раз после того, как их захватили, наше начальство и надавало нам по шее. Мол, нельзя так разбрасываться ресурсами.

Я ощущала себя запертой в клетке, словно какой-то попугай или птица. Которой до конца жизни теперь придется провести время в этом городе.

Из которого еще не ушла война.

И не факт, что ушла бы в ближайшее время.

— Неужели ничего нельзя сделать?

Они молчали. Обдумывали наверное в своей голове, что сказать мне, чтобы я не залилась слезами и не впала в апатию от горького осознания своей судьбы.

— Можно, — вдруг сказал Билли.

Я посмотрела на него. Со всей надеждой в глазах. И под моим напором и с согласия Аарона, он выдал.

— «Саузен Пауэр» должны нанести непоправимый урон городу, чтобы войска Иглтауна вступили на эту землю. Пока у Севера и Юга такая договоренность. Мол, в Подесте много исторических ценностей самого севера. А такой удар они не переживут не у себя дома, ни на международной арене, когда все остальные страны прознают про их слабости.

— Что «Саузен Пауэр» конечно же не сделает, — сказал Аарон, — они теперь берегут город как зеницу ока. Особенно запад

— Они договорились, что Южный Береллин вбухает кучу денег в инфраструктуру Подесты, — продолжил Билли, — что лично жителям Подесты также выгодно. Это предложение нашло отголосок в их сердцах, ведь всю жизнь они живут в разрушенных от войны домах.

— Да, — подтвердила я, — поэтому нас и привезли в университет со школы. Чтобы поддержать город.

— Который уже давно разрушили, — усмехнулся Аарон, опрокидывая очередную кружку пойла.  

Билли же смотрел на меня более, чем серьезно, перед тем, как сказать следующее.

— Я могу лишь предложить… вообще-то я уже предлагал Аарону…

— И речи быть не может.

Билли тут же замолчал. Но я попросила его продолжить.

— Что предлагал?

— Можно самим устроить атаку. Ну, неравнодушным из Подесты.

— Атаку? — переспросила я.

— Да. Небольшую. Достаточно будет той церквушки рядом с КПП. И сам КПП. И национальное достояние заденем, и проходную обезвредим.

— Брехня, Билли. Мы заденем многих невинных. И ты сам говорил, что Иглтаун может не успеть среагировать.

— Мы подготовимся. Я скажу своим, по-тихому, о нашем плане. Сыграем эффект неожиданности и сразу же придем вам на подмогу!

— А сколько людей погибнет, пока ты до нас доберешься? А? Ты знаешь, сколько людей здесь я потерял за последний месяц? Такие талантливые мальчишки! Один даже медицинскую школу не закончил. А руки были как у Бога. Которые теперь торчат из-под земли.

Теперь я понимала, почему они меня позвали.

Аарон, чтобы я вступила в, так называемый, их отряд по освобождению Подесты.

Билли, чтобы я убедила Аарона в разумности его плана. Сколько бы еще людей при этом не погибло.

Но перед тем, как выразить свое мнение, я услышала, как хлопнула дверь снизу. И к нам наверх тут же вбежала Джозефина. По своему виду, она пробежала где-то километра три, чтобы успеть добежать до бара.

— Аарон! Они! Уже здесь! Идут сюда!

Билли и Аарон побросали свои кружки. Тут же начали искать место, куда спрятать первого. Нашли это место в старом шкафу, который закрыли наглухо деревянными балками. Там же рядом, под столом, спрятался и прибежавший снизу Чейз, заранее закутавшись во все попавшиеся ему
под руку одеяла.

Пока я за все этим наблюдала, то не заметила, как дверь снова открылась. Но теперь к нам поднялась толпа людей. До боли знакомых.

— Приветствую друзья! Рад вас всех видеть здесь в добром здравии! Что, еще не открылись? А я надеялся на что-нибудь крепкое.

Глава 23. То, что от него осталось.

Трай Берри, все в той же прекрасной форме, что и пару месяцев назад, стоял прямо передо мной и не узнавал меня. Видимо моя короткая стрижка сильно открыла лицо, которое раньше скрывали пышные локоны.

Но я-то его сразу узнала. Он ведь до сих пор является мне во снах.  

— Аарон! А ты, я вижу, любишь заводить новых друзей. Скажи, они более разумны чем те, которых мы забрали? Сам понимаешь, их взгляды могли навлечь беду на всю Подесту!

Флоссон еле выдавил из себя улыбку. Скорее это было похоже на оскал. Но Траю сгодилось.

— Прости, что без предупреждения, хотел лично пригласить тебя с ребятами. У нас через месяц состоится наконец-то праздник! Мы заканчиваем это лето взятием северной и центральной части Подесты. Остался юг еще, конечно, но он падет еще до наступления зимы. Так что, можно сказать, мы празднуем победу!

Он снова взмыл руками вверх, передавая нам свое праздничное настроение. Все те, кто стоял сзади нас с Аароном, начал переглядываться со мной. А я не знала, что им ответить.

— Расцениваю молчание как знак согласия, — рассмеялся Берри, — и все же буду очень огорчен, если вы не приедете. Если ты не придешь, Аарон. Ведь если бы не твои сменившиеся взгляды, мы бы вряд ли смогли сохранить такое количество ребят, пострадавших в бою.

Он подошел к Аарону и положил свою тяжелую руку на его плечо. Отчего мужчина аж пошатнулся.

— Я рад, что тогда ты не стал противиться идеи мирной жизни в Подесте под флагом Южного Береллина. Хоть и считал иначе. Твоя роль медика послужили нам огромную службу в освобождении города. И поверь, еще ни раз послужат в мирное время. Это наша победа с тобой, Аарон. И мы имеем право отпраздновать!

Аарон снова улыбнулся. В этот раз помягче. И закивал головой. Так быстро, чтобы парни поскорее ушли из бара и он смог выплеснуть свой гнев.

— Вот и чудно, — он повернулся к остальным, — и вас всех тоже я жду. Дамы, наши солдаты давно не чувствовали женской ласки и с радостью сопроводят вас на наш праздник. Как истинные кавалеры! Это я вам обещаю.

Продолжая смеяться над тем, что сам сказал, Трай Берри вышел из бара со своими солдатами, которые еще несколько раз осмотрели все вокруг, провожая нас недобрым взглядом.

За все эти месяцы, что я его не видела, Трай Берри не перестал любить произносить пламенные речи. Как ему казалось. Теперь даже делал это с большим пафосом, чем тогда.

Чейз, выбежав из своего укрытия, подбежал к окнам. Смотрел за тем, как солдаты все дальше и дальше отходят от нашего бара. А потом подал сигнал и Аарон наконец выпустил Билли из шкафа.

— Вот засранец, — сказал он, — уже празднует победу.

— Надо что-то делать, Аарон, — ответил ему Билли, — это наш последний шанс ввести войска Иглтауна в город. Потом они уйдут на юг.

Флоссон не ответил ему ничего. Лишь застыл со скрещенными на груди руками, понимая, как Найтингейл прав.

 Потом он посмотрел на всех собравшихся. Ожидая, что они теперь скажут. Ведь по одной фразе Билли, тайное стало явным.

Первой выступила Барбара.

— Я знаю Аарон, ты хочешь сражаться за Подесту. Это твой родной город. Наш родной город. И я хочу, чтобы он таким и остался для Джейсона. Хочу, чтобы он вырос не в такой разрухе. А в той славной и светлой Подесте, в которой родились мы с тобой, понимаешь?

Аарон закивал. И теперь посмотрел на Джозефину. Та долго собиралась, но наконец-то сказала.

— Мне страшно Аарон. Дико страшно. Я боюсь кончить как Пруденс и Сью, которых я так и не увидела. Я мечтаю отомстить тому парню, что пустил пулю в голову моей сестры. Пусть я и не знаю кто это. И даже если у меня не получится, я хотя бы попытаюсь. И мне не стыдно будет смотреть в глаза моим девочкам, когда я, наконец-то, встречу их на небесах.

Так высказались по очереди и все остальные. Все поддержали идею Билли, хоть и также, как и Джози, признавались, что им дико страшно.

Всех их объединяло какое-то стойкое чувство патриотизма. Если ребята из школы мечтали просто уехать куда подальше, то ребята с бара готовы были отдать жизнь за свою родину.

И наконец-то Аарон посмотрел на меня. Да и все остальные. Особенно меня пугал, полный надежды, взгляд Билли. Как будто сидя там, наверху, я дала ему обещание, что останусь.

У меня не было четкого мнения. Которое бы хотел услышать Аарон. И, не в силах больше стоять под прицелом их взглядов, я лишь вымолвила девять слов и удалилась наверх.

Я хочу найти Джереми. И вернуть его домой. Все.

Несмотря на то, что внутри себя никто меня не поддерживал, все молча согласились с моим решением. Даже Билли и Аарон. Первый даже решил задержаться. Настолько опасно сейчас было пытаться возвращаться в Иглтаун.  

Это я все слышала, пока сидела одна на втором этаже. Ко мне никто не решил подняться. Просто все как-то разошлись по своим делам, выйдя из бара. Услышав, как кто-то поднимается наверх, я начала гадать, кто же решился учить меня уму разуму.

Может быть Аарон, чтобы внушить мне ложное чувство патриотизма?

Или Барбара, которая будет умолять остаться, ради ее сына?

А может католичка Шерон, чей Бог обязательно защитит меня? И, когда надо будет, тогда и соединит с Джереми?

Наверх поднялась Джози. И посмотрела на меня совсем не злобным взглядом. Наоборот, даже слегка понимающим. Насколько ей это удавалось.

— Не обращай внимания на нас, тебе не понять, — сказала она, усаживаясь рядом.

Как бы это грубо не звучало, она была права. Между мной и этими людьми была толстая стена, из-за которой каждая сторона пытается докричаться до другой.

— Джози, я действительно благодарна вам за то, что вы для меня сделали…

— А что мы сделали?

— Приютили меня, дали кров, еду. Даже Чейза, чтобы тот прошел со мной до леса…

— И так и не привел тебя к Джереми.

Джозефина договаривала за мной каждое слово, будто читала мысли. И каждый раз оказывалась права. Внутри себя, я даже ее благодарила. Ведь каждая фраза давалась мне с трудом. Особенно обращенное к ней, к Джози.

— Ты не представляешь как я ненавидела тебя, когда ты пришла. Готова была удушить на месте за то, что ты сказала. Эта маленькая грязная девчонка позволила сказать, что мои родные мертвы! – усмехнулась одна.

Да, видимо теперь это звучит не так страшно, как тогда. При нашей первой встречи.

— И чего же не удушила? – также усмехнувшись, спросила я ее.

— Вовремя одумалась. Поняла, что это не твоя вина. Не ты их убила. Все эти сраные «Саузен Пауэр», как всегда. На ту долю секунды, когда я хотела тебя разорвать, я стала как они. Беспощадной, жестокой стервой. Которая ничего не видит дальше своего носа и не может критически мыслить. Только подчиняться. Они же сраные фашисты. Такие же, как были при Гитлере. Гитлер теперь сменил имя. И все также ведет их на смерть.

Речь Джозефины была пронзительной. Намного более пронзительной, чем у Трая Берри. Если этот клоун постоянно выпендривался перед нами, восхваляя величие своей страны, то эта одинокая и несчастная девушка лишь нещадно передавала мнение каждого, кто потерял в этой войне. Кого-то или что-то.

— На войне, Лав Трейнор, важно уметь отличить правду от вымысла. С какой силой бы в тебя не пытались впихнуть последнее.

Достав из кармана пачку сигарет, она закурила. И мне, на мгновение, даже захотел попросить у нее одну из них.

— И в чем же правда?

Она затянулась.

— Правда в том, Лав Трейнор, что ты ни в чем не виновата.

…

— Тебе, наверное, было важно услышать тогда эти слова?

— Как воздух, Дора. Как воздух. Который я тут же глотнула в свои легкие, как астматик ингалятор. Это было моим внутренним искуплением. Хотя Джозефина, как тогда призналась, на меня даже не обиделась.

Было уже позднее утро, а мы все еще сидели с Лав в той кофейне. Обход начался без нас. Ее лечащий врач, узнав, что мы уже вовсю болтаем, не стал мешать. Сказал лишь прийти хотя бы не позже двенадцати.

Встав из этих чудесных кресел, мы неспеша направились к больнице. Болтая по пути и смеясь, как старые подружки. Или как мама с дочкой.

— Сейчас надо будет поесть для виду, чтобы нас не поругали. Тебя и меня.

— Точно. А ты не сможешь мне по пути обратно захватить шоколадку? Любую, что будет в автомате. Желательно, с орехами.

— Договорились.

Распрощавшись с ней в отделении, я мигом рванула в столовую. Где и нашла Ritter Sport[32] в белом шоколаде. Конечно, для меня он был дорогой. Особенно в этой больнице. Но так хотелось порадовать девочку.

Сев рядом с другими медсестрами, я тут же погрузилась в местные сплетни. Разговаривая с Лав, я понемногу отошла от реальной жизни. В которую теперь меня вовсю погружали коллеги с помощью новых теорий, когда же принц Гарри[33] сделает предложение своей возлюбленной простолюдинке Меган Маркл.  

— Боже, они столько уже лет вместе!

— Сколько? Два года? Это он до нее с другими встречался! Со многими!

— Не волнуйся! Королева не даст ему просто так шататься с ней под ручку без кольца на безымянном пальце.

Все было как всегда. Они уже какой месяц эту тему обсасывали. Для них она была даже интереснее, чем события в Подесте. Я же их искренне не понимала.

— А вдруг его сейчас возьмут и выдадут за какую-нибудь принцессу?

— Я тебя умоляю, мы же в двадцать первом веке! Не обязательно выходить за того, у кого похожий титул.

Пытаясь найти тему получше, чтобы подискутировать, я обратила внимание на парней, которые с подносом прошли мимо нашего стола. На их футболках были шевроны, на которые я только сейчас обратила внимание. Получше вглядевшись.

«САУЗЕН ПАУЭР», гласила на них надпись.

Нет, ну надо же, они прямо здесь в этом ходят?

Куда смотрит правительство?

Почему больница им не запретила?

Но, видимо, эта надпись беспокоила только меня. Остальной медицинский персонал даже и внимания на парней не обратил. А те, усевшись за один стол, лишь начали травить байки друг другу.

— Главное, чтобы они потом не развелись. А то будет та же история, что и с принцем Чарльзом. Ведь ему мама только недавно дала разрешение на повторный брак! После того громкого развода с принцессой Дианой!

Как они могут вот так спокойно сидеть и обсуждать монархическую династию соседней страны? Меня прям злоба переполняла. И недопонимание. А еще несправедливость! Вообще не хотелось сидетьс этими парнями в одной столовой. Им тут не место!

— Девочки, я пойду, — сказала я, вставая из-за своего места.

К обеду я даже не притронулась, на что никто не обратил внимание. Ну и хорошо. Положив поднос с едой на стол, рядом с мойкой, я уже было хотела выйти из столовой и направиться к Лав, чтобы рассказать ей о неслыханной дерзости. Попутно уведомив об этом Нэнси. Как вдруг услышала крик сзади себя.

— О господи! Помогите, кто-нибудь!

Рядом со столом, где сидели парни, в эпилепсии валялся один из тех. Захлебываясь в какой-то жидкости. Он в панике ухватил себя за горло, еще больше ухудшая свое положение.

Около того стола тут же образовалась толпа зевак. И тех, кто пытался оказать помощь.

Я не видела, что там происходит. Хотя и ноги просились вперед.

Нет, хватит с меня. «Этим» я помогать точно не буду. Даже стоять рядом и сопереживать.

Особенно после того, что они сделали.

Видя, как все, даже повара и уборщицы, подбегают к бедолаге, я с гордо поднятой головой пошла к лифту, который увезет меня подальше от этих криков. Подальше от этого валяющегося паренька.

Который полностью заслужил те муки, что сейчас испытывает.

Так я вернулась обратно в палату к Лав.

…

Последние дни лета я старалась проводить с Барбарой и Джозефиной. Они не расстроились моим уходом и даже не обиделись, что я их бросаю. Наверное в глубине души также хотели уйти. Но Джози не могла простить солдатам смерть своих родных и желала мести. А Барбара не видела возможностей куда-то сейчас уйти с сыном.

Поэтому, в один из вечеров, мы мирно сидели на крыше бара и пили имбирный чай. Барбара учила малыша Джейсона созвездиям. Тот еще ничего не понимал, но вовсю дергал ножками при виде блёсточек наверху. И она напевала ему.

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale, high

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet

…

Oh, sing sweet nightingale, sing

Oh, sing sweet nightingale

Oh, sing sweet

Oh, sing[34]

Я и Джози просто наслаждались этим теплым вечером, который разбавлял лишь прохладный ветерок. Когда она меня наконец-то спросила.

— Какая она была?

Я с недоумением посмотрела на нее.

— Сью. Пруденс рассказывала, еще когда была связь, что она напоминает нашу маму. Она умерла пару лет назад и я все еще по ней скучаю. Наш отец тоже раньше был в отряде контргруппировки. Как раз помогал отбить ту церковь, которую теперь мы хотим взорвать.

Она достала из кармана своей куртки помятую фотографию. На ней я четко разглядела ее и Пруденс, а еще родителей. Вместе они радовались в тот момент, когда их фотографировали. А сестры в обнимку смеялись над чем-то.

— Она была смышленой, — начала я, — не плакала, спала, когда нам предстоял долгий путь. Будто знала, как нам все это тяжело дается и не хотела доставить лишних неудобств.

Джози закрыла глаза и запрокинула голову наверх. Она слушала, как я описываю ее племянницу и представляла, как та выглядит в ее воображении.

— И, не смотря на одежду не ее размера, вечно спутанные волосы и грязное личико, она все равно оставалась самым милым ребенком. Мы даже называли ее принцессой.

— Называли? Пруденс же немая.

— Да, я знаю. Но там были другие ребята, с которыми мы дружили. Еще одна девочка, Роуз. Я принимала у нее первые роды.

— Которые прошли неудачно?

Я посмотрела на Джози.

— Мне Аарон рассказал. Я допытывала у него информацию, откуда ты так много знаешь. Не сердись на него. Он лишь хочет нас уберечь. Как от физических травм, так и от моральных.

— О нет! — прервала наш разговор Барбара и указала пальцем вдаль.

Мы тут уже коллективно устремили свой взор в том направлении и разинули рты. В темноте, освещая свой путь фонарями, к нам снова шли «Саузен Пауэр». Трай гоготал на весь спящий двор. Мы поспешили слезть с крыши на балкон второго этажа и разбудить всех спящих на нем.

Я побежала к Аарону, Барбара начала прятать Джейсона, а Джози кричала всем остальным. Ребята, прямо в чем спали, поспешили схватить предметы обороны, которые попадались им на глаза, и спуститься вниз. На втором этаже оставался только Аарон, который выкрикивал имя Чейза, и Билли, который снова спрятался в шкафу. Но когда солдаты вошли, то уже сами пригласили нас спуститься. Именно среди них, в самодельных кандалах, мы и увидели Чейза.

Трай, встретившись взглядом с шокированным Аароном, пошел к нему на встречу.

— Аарон, дорогой мой! Ты что же не сказал мне, что укрыл у себя бывшего предателя Подесты? Он ведь сбежал от нас совсем недавно!

Чейз, побитый, в грязной одежде и с заплывшим глазом, все еще брыкался и пытался выбраться из толпы. Флоссон же не нашел слов, чтобы ответить Берри.

— Или ты думал, что я не замечу? Что любезно приглашу тебя на праздник и закрою глаза на такую дерзость? Знаешь, Аарон Флоссон, укрытие предателей равносильно самому предательству. И я его не прощаю.

Тут же, достав пушку из кармана, он выстрелил в висок Чейза. Прямо под крики девушек, не успевших сообразить, что он собирается делать и что уже сделал. Тело избитого мальчика рухнуло на дырявый пол, подняв слой пыли над ним. Он быстро перезарядил свой пистолет и уже направил его на Аарона. Я, молниеносно и не подумав, подбежала к нему и заслонила собой.

— Стой! — крикнула я, надеясь, что он меня послушает.

Но он лишь рассмеялся. Я, маленькая девочка, стояла между двумя высокими и статными мужчинами. За смехом Трая последовал смех и его товарищей. И угомонились они лишь тогда, когда я нащупала в своем кармане монету Робби и демонстративно достала ее.

Ухмылка на их лице быстро сменилась страхом. Некоторые даже открыли рты от удивления. И от такой реакции я осмелела и буквально сунула эту монету Траю в лицо, крича “Стой! Договоримся! Стой!”.

— Откуда она у тебя? — наконец-то спросил он.

Он до сих пор меня не узнавал.

И в этом было мое преимущество.

— Не важно откуда она у меня. Важно то, что я могу за нее попросить.

Их главарь с волнением посмотрел на своих. С надеждой, что кто-то сознается в том, что дал девчонке их артефакт.

Но все молчали. Даже если бы среди них был бы Робби, под таким прессингом он бы тоже не решился сдать себя.

— И что же ты хочешь? — повернувшись обратно ко мне, спросил Берри.

— Вы прощаете этих ребят взамен на то, что они помогут вам захватить юг. Я тоже пойду, я медик.

Сзади меня пошли тихие переговоры. Я не была уверена, что они смогут осуществить свой план по подрыву церкви и сбежать отсюда. Но лучше им было бы умереть в борьбе за свою родину, чем за Чейза, которого они даже не знали.

— Откуда ты? — спросил он, разглядывая меня.

Я, пытаясь не подать виду, только вздернула нос повыше.

— С центра, — ответила я твердо и четко.

Он подошел ближе. Настолько, что я чувствовала его неровное дыхание на своем лице.

— А ты мне нравишься, — сделал вывод он, — точно пойдешь с нами.

Я все еще чувствовала его запах. Тяжелый и даже удушающий. Даже когда он отошел от меня, а Аарон аккуратно загородил меня уже сам.

— Флоссон, возьми тогда этого труса и отнести его в братскую могилу, — сказал Джейсон, пнув ногой труп Чейза, — она тут недалеко, иди в сторону пекарни — увидишь.

Перед тем, как уйти, он еще раз посмотрел на меня. Я прятать глаза не стала, хотя они уже болели и стремились закрыться. Меня жутко клонило в сон.

Когда они вышли, все стали таращиться на меня. Даже ошалевший Билли, который все слышал и сразу же прибежал со второго этажа.

— Откуда у тебя эта монета? – спросил он.

Мне не хотелось отвечать. Сдавать Робби, который мог им попасться. Или сдаться.

Хотя бы за то, что дал возможность их спасти. Хотя и рассчитывала я спасти совсем другого.

И вот тут я поняла, что проворонила.

Черт, эта же монета предназначалась Джереми! Чтобы его вызволить! Господи, какая же я тупая! Совсем позабыла об этом, когда к нам пришли. Когда приставили пушку к голове Аарона. Также, как, наверное, приставили и к голове Пруденс тогда!

Я упала на пол. Закрыла лицо руками. И разрыдалась. Настолько сильно и громко, что, недалеко отошедшие от бара «Саузен Пауэр», точно услышали.

Ко мне подбежала Джози. Никто больше не рискнул. Их видимо так напугала эта картина, что они боялись меня саму напугать. Да и Аарон велел им подняться наверх.

Джози обняла меня, сев рядом. Не так уж сильно, чтобы перекрыть мне воздух. Но достаточно, чтобы я потихоньку начала успокаиваться. Чтобы ее отпустить.

— Тш… все хорошо… все хорошо, — проговаривала она, как мантру.

Целебные свойства ее слов магическим образом воздействовали на меня. Заставляли мою нервную систему успокоиться. Даже без какого-то алкоголя. От которого я бы все равно потом не отказалась.

— Эта монета… она должна была быть для Джереми… чтобы спасти Джереми… а я…. я….

Я не могла связать слова в одно предложение. Отвечала рывками. Надеялась, что они так поймут. И не будут задавать вопросов.

Тут ко мне подошел и другой человек. Я думала, это Аарон. Сейчас вколит мне успокоительное и положит на сцену, чтобы я проспалась. Но когда его руки коснулись моего лица и подняли к себе, я поняла, что передо мной был Билли. Его теплые нежные руки, держащие мое лицо перед его, дрожали от осознания, что я сделала.

— Лав Трейнор, — произнес он, — ты самая храбрая девушка, которую я, когда-либо, встречал в этой жизни. Которая взяла и спасла целую команду таких же храбрых людей, готовых спасти своих родных и близких. Которая, не смотря на свои проблемы, подарил другим возможность жить. То, чего лично я бы никогда в жизни не осмелился сделать.

Смотря на меня восхищенным и, даже немножко, шокированным взглядом, он прислонился своим лбом к моему лбу, соединяя наши капли пота вместе. И мы оба закрыли глаза.

Он от восторга от того, что я только что сделала.

Я от смущения от того, что он только что сделал.

Успокоительное мне не понадобилось. Вскоре и Аарон присоединился к нашим обнимашкам. Говорить ему уже ничего не пришлось — за него это сделал Билли Найтингейл.

Позже, когда мы все вчетвером успокоились, я вызвалась помочь Аарону и парням, которые не решались притронуться к Чейзу. Я взяла его за шкирку, в то время как остальной вес взяли на себя остальные. Моя помощь была не настолько физически важной, сколько душевно.

Погрузив его в тележку, стоящую рядом с баром, мы повезли к тому месту, на которое указал нам Трай. За тележку взялся Аарон, я же взяла лопату. Нас сопровождали Билли и Джози.

— Может его нормально похоронить? — спросила я Аарона, — по-человечески?

— Не выйдет. Они завтра придут и проверят. И мы снова окажемся виноватыми.

Глубоко внутри Флоссон жалел, что так плохо обращался с Чейзом. Что так и не решился успокоить его тогда, после вылазки к лесу. Думал, что тот сам одумается.

А парень просто хотел жить.

Колеса тележки тихо скрипели в ночной тишине. Мы, прорываясь через темноту, медленно шли к братской могиле. Ожидая, какая гора трупов нас ожидает впереди. И когда мы наконец-то дошли до могилы, парни выдохнули.

Есть у кого-то фонарик? — спросил Аарон.

Билли достал его и посвятил прямо в яму. Я даже не хотела в нее смотреть. Но случайно бросила туда взгляд и тут же выронила лопату, издав характерный громкий звук.

Прямо передо мной, в этой братской могиле, лежало изуродованное тело Джереми.

Глава 24. Рандеву в тени.

Я не помню, как дошла до бара обратно. Помню, как упавшую
на колени перед братской могилой, меня поднял Аарон с Билли. Как они оттаскивали меня от нее и положили на траву, пока забрасывали туда труп Чейза и вытаскивали Джереми. Пока Аарон осматривал его, остальные поволокли меня до бара.

Я была невменозе. Только когда Джози дотронулась до моего лба холодной и мокрой тряпкой, я начала осознавать, где нахожусь. Я лежала на одной из кроватей на втором этаже. Никого больше здесь не было, хотя за окном уже во всю шел день. Видимо, в таком состоянии я пролежала всю ночь, не в силах пошевелиться.

Это напоминало состояние сонного паралича. Ты как будто заперт в собственном теле, которое парализовало тебя и не дает пошевелиться. И вот когда на меня попали лучи солнца, я наконец-то смогла прийти в себя.

— Лав, ты как? – спросила меня Джози, трогая своей ладонью мой лоб.

Внутри я не ощущала себя горячей. Скорее холодной. От того, что так долго блуждала где-то вне своего тела.

— Вроде нормально, — ответила я, пытаясь встать.

— Стой, стой, — сказала Джози, — не так быстро! Ты всю ночь пролежала.

Я послушала Джози. Не время было строить из себя сильную. Да и мне не хотелось. В голову начали приходить воспоминания о том, что произошло недавно. О том, как я наконец-то нашла Джереми.

— Я принесла тебе попить. Чаю, если хочешь.

Она помогла мне привстать. Дала кружку чая. Не горячего, прохладительного. Я удивилась, а потом посмотрела в окно. Черт, я даже сразу не поняла, что в комнате духота. А, судя по палящему солнцу в окне, еще и жара.

— Мы ведь похоронили Чейза?

— Конечно. Как нам и сказали.

Даже не знала как ее спросить. Как подойти к этому вопросу. Его страшно было задавать.

Вдруг она ответит отрицательно?

Скажет, что он умер?

Был уже мертв в этой братской могиле?

Не просто же так его туда кинули.

Весь мой мир бы рухнул во второй раз. За один день.

— Как придешь в себя, спускайся вниз. Тебя ждет Аарон, — сказала она, оставив меня наедине. 

Мне было тревожно спускаться. Что я там увижу? Взгляды людей, выражающие понимание? Услышу фразы, мол, “соболезнуем”?

Нет, я не рассчитывала до этого момента увидеть Джереми в живых. Но в глубине души все-таки на это надеялась. Поэтому, когда наконец-то увидела его тело, меня как будто ударили камнем по голове от осознания, что это все-таки произошло.

Спускалась я медленно. Как кошка. Чтобы меня никто не услышал. Но хрупкая половица лестницы, которая скрипнула под моим весом ноги, не дала мне этого сделать. И, когда я уже стояла посередине лестницы, все посмотрели на меня. Все, это Джози, Барбара, Билли и сам Аарон. Они столпились вокруг одного тела. Из-за них я не видела лица, но догадывалась, кто там может лежать.

— Лав, — произнес мое имя Аарон, не в силах сказать ничего другого.

Опустив голову, он отошел от тела, дав мне наконец-то посмотреть что сделали с Джереми.

Его милая и, как все признавались, даже смазливая мордашка была искажена, вся в синяках и царапинах. Под глазами были огромные синяки, а под одним даже свежий кровоподтек. Кожа бледная, как у вампиров в кино. Нижняя губа была настолько порвана, что мне показалось, что я видела мясо.

На теле оставались частички прежней одежды: видимо, когда ребята пытались его зачем-то переодеть, они, прямо-таки, отрывали приклеенную футболку от его груди. Она была приклеена застывшей кровью, ведь на останках футболки я увидела герб нашей школы — такие раздавали всем в начале учебного года.

И именно в ней он поехал тогда с нами на эту чертову экскурсию.

Правая рука практически отсутствовала: от нее остался лишь замотанный бинтами бугорок, из которого все равно просачивалась кровь. Был бы Джереми жив, он бы только обрадовался — эти ублюдки хотели лишить его ведущей руки, не зная, что он левша. Был левшой.

С ногами ситуация хуже. Правая оторвана до самого паха, левая лишь до колена. Обе были также на концах обмотаны бинтами, уже изрядно пропитавшись грязью. Как вдруг на моих глазах их стала менять Барбара. Я посмотрела на нее со сдвинутыми друг к другу бровями.

— Он жив, Лав, — положив мне руку на плечо, сказал Аарон сзади, — пока еще жив.

Я не могла поверить своим ушам, поэтому Флоссону пришлось это еще раз повторить. Я кинулась ему на шею, моча своими выступившими слезами его плечо. Он вовсю похлопывал меня по спине, говоря, что “все будет хорошо”. И когда, отринув от него, я снова вернулась к Джереми, то посмотрела на него совсем другими глазами.

Теперь это был для меня не труп, который я так боялась увидеть, а живой, хоть и раненый, любимый человек, дыхание которого я смогу снова почувствовать на своей коже. Тепло рук которых снова смогу ощутить, пусть и не всех. И если до этих радостных слов я боялась прикоснуться к нему, то теперь во всю ощупывала в поисках еще больных мест, которых бы пришлось лечить.

— Джереми, — прошептала я, чтобы он понял, что я рядом. Что я нашла его. И мы снова вместе.

Но он не реагировал. И тогда я снова посмотрела на Аарона.

— Он лишь один раз за ночь пришел в себя. И то был в плачевном состоянии. Я дал ему морфия, чтобы он поспал и отдохнул.

Это было правильным решением. Наговориться мы еще успеем. А сейчас Джереми было необходимо хоть как-то восстановиться.

Я услышала, как Аарон попросил всех покинуть нас, и сам продолжил, за Барбару, перевязывать Джереми ноги. Я тут же вызвалась ему помочь, но он меня усадил обратно.

— Я знаю, какая ты крутая, но сейчас это нужно лишь одному человеку.

Я покорно уселась рядом с Джереми, взяв его за, теперь, единственную руку. Его глаза во сне что-то видели, так сильно глазные яблоки двигались под веками. Я надеялась, что ему снится что-то хорошее. Может быть даже мы вместе. Все еще на том самом облачке.

— Не могу поверить, что при таких ранениях он все еще жив, — удивленно сказал Аарон, — я видел лишь одного человека за всю жизнь, кто сбежал с лагеря «Саузен Пауэр». И он теперь находится в братской могиле.

Я тут же вспомнила Шарлотту. Теперь мне было еще страшнее представить как маленький ребенок умудрился ускользнуть от солдат через колючую проволоку. Может такой хлипкий штаб был в «Саузен Пауэр» только на юге?

— А те ребята, что здесь жили, — начала я, — их разве не забрали тогда в лагерь? Как говорил Трай?

Аарон тяжело вздохнул. Начал быстрее перематывать Джереми. Хотел поскорее закончить этот разговор.

— Кого-то да, кого-то убили еще по пути. Один раз вышел на улицу и увидел валяющийся труп девушки, которая готовила нам по утрам. Такая была красивая… и еще совсем маленькая. Лет ей 15, по-моему, было. Ее я первым и закопал на заднем дворе.

— Ты поэтому после этого стал помогать «Саузен Пауэр»?

— Я не помогаю «Саузен Пауэр»! – резко отреагировал он, — лишь делаю вид. Для безопасности себя и остальных ребят в баре. Не хочу, чтобы из-за моих радикальных взглядов, еще кто-то пострадал.

Закончив наконец с одной ногой, он начал приступать ко второй.

— А ты ему явно понравилась.

— Кому?

— Траю Берри. Он явно тебя запомнил. И будет ждать на празднике.

Праздник. Я вспомнила о том злосчастном дне, который теперь еще быстрее приближался, чем я думала.

— Ты тоже пойдешь?

— Должен. Если не пойду, если мы все не пойдем, он заподозрит неладное.

— А план Билли? Вы вообще будете его реализовывать?

Я спрашивала, потому что не знала, что они еще обсуждали после того, как я отказалась участвовать и ушла.

— Скорее всего да. Как раз на празднике.

Я не могла представить в своем воображении что они задумали.

— Взорвем ту злосчастную церковь, которая и так принесла этому городу немало бед.

— Как?

Он остановился на середине. Отложил бинт в сторону, взял ближайший стул и присел. Видимо, ответ на этот мой вопрос будет не из легких.

— Несколько лет назад, когда «Саузен Пауэр» в очередной раз решились взять Подесту силой, у нас было широкое просвещение людей в религию. Им это было нужно — верить в какого-то спасителя, который убережет их от дьявола. А они тогда уже успели даже напасть на детский дом. Поэтому заинтересованных в вере стало больше. Верить начали даже те, кто в детстве сбегал с воскресных служб. Даже моя жена…

— Твоя жена?

— Да, я был женат. Единожды. И больше никогда.

Он замолчал. И я вместе с ним. Прерывать молчание я, тогда, не имела права. Поэтому дождалась когда он снова заговорит.

— Моя жена вместе со своими подружками начала ходить на службы, читать библию, делать пожертвования. Я был и рад, лишь бы она, как и я, не лезла на рожон. Ведь я тогда активно участвовал в защите города, в качестве участника контргруппировки. Уже давно. И не планировал оттуда уходить. Пока эти чудовища в один вечер, когда они готовились к рождеству, не сожгли эту церковь. И людей вместе с ней, запертыми внутри.

Я только сейчас заметила, как мой рот был открыт от удивления, а внутри все успело пересохнуть. Но за водой я тянуться не решилась. Аарона надо было дослушать.

— Тогда я и предложил местному командиру контргруппировки напасть на Гандерст, в который эти «Саузен Пауэр» тогда сбежали. Но он меня не послушал. Сказал, что мне теперь нужно заботиться о себе, думать о себе. Ведь так бы хотела моя покойная жена. Но я послал его за этот хваленный эгоизм и ушел из контргруппировки. А они ушли из Подесты. И их потом возглавил же молодой Билли Найтингейл.

Наконец-то Аарон перестал смотреть в пол, рассказывая мне все эти ужасы, и посмотрел на меня.

— Тогда я пообещал себе убить всех этих чудовищ, сколько бы их не было на всем континенте. Освобожу Подесту от их гнета. И свое обещание я сдержу.

…

Впервые за все это время Лав искрилась от счастья, рассказывая про те ужасные дни. По ее виду можно было сказать, что это был самый счастливый день за все это время. И даже сейчас, вновь проживая все эти чувства, она расцветала прямо у меня на глазах.

Когда я покидала ее в этот день, то решила перед уходом заглянуть в палату Джереми. К нему наконец-то можно было пройти, ведь медсестра, сменившая ту вредную, была вовсе не против. Что было мне на руку.

Перед тем, как зайти к нему, я запаниковала. Если он выглядел действительно так, как описывала его Лав, когда нашла, то что с ним сотворил тот взрыв? Собравшись, я несколько раз вдохнула и выдохнула, после чего все-таки зашла внутрь.

Передо мной лежал молодой парень. Его лицо действительно было красивым. Даже смазливым. И да, даже после того, что он пережил. Руки и ноги были вовсю замотаны. Было бы сейчас лето, я думаю, он изнывал бы от жары.

Рядом стоял мужчина. Тот, что смог тогда успокоить Лав, когда она рассказывала о смерти Сью. И был чертовски похож на самого Джереми.

— Вам помочь? – спросил он меня.

— Нет, нет, — поспешила ответить я, — я лишь хотела проведать Джереми.

— А вы наша новая медсестра?

— Нет, я старая… старая медсестра Лав Трейнор.

— Лав? – оживился сам Джереми и даже попытался привстать с кровати, — как она? Мы не виделись… с тех пор как…

— Я знаю, — перебила его я и выставила руки перед собой ладонями к нему, тем самым останавливая.

Ведь в следующий момент он тут же вспомнил в каком положении находится и почувствовал боль во всем теле. Ему на помощь тут же пришел тот мужчина. Улегшись так, чтобы видеть меня, он жалобно посмотрел на нас. За такой взгляд можно было ему принести хоть звезду с неба. Но дальнейшая его просьба была намного полегче.

— Вы можете мне ее привести? Я бы сам, но, понимаете, — он указал на свои ноги, — я хочу ее увидеть. Медсестры дают мне успокоительные, когда я задаю вопросы о ней. Все молчат. Никто не говорит, что случилось. Что вообще происходит. Вы знаете, что с ней?

Он смотрел на меня не как молодой парень, который просто не сможет пойти в этом году в свой желанный университет. Он смотрел на меня как солдат, только что вернувшийся с войны. Этот взгляд сразу же прибавлял его симпатичному лицу лет двадцать. А еще свежие раны и царапины лишь усугубляли ситуацию.

— Мисс, давайте выйдем, — предложил мне мужчина, кивая парню.

Как только мы покинули палату, он встал возле стены и заговорил.

— Доктор Хатти, верно?

— Медсестра Хатти.

— А, простите. Медсестра Хатти, я не уверен, что они сейчас готовы видеть друг друга. Особенно после той истерики Лав… сами помните. Я, кстати, забыл представиться — Джастин Браун, отец Джереми.

Этот седовласый, но еще молодой, для своих лет, мужчина, тут же пожал мне руку. Прямо как врачу, который спас этой парочке жизнь. Мне даже стало неловко. И с ним нельзя было не согласиться. Видя состояние Лав, я не могла представить, как она отреагирует на живого Джереми.

Обрадуется? Или снова впадет в истерику? От накопившихся чувств. Ведь эта девочка столько всего пережила…

Наверное поэтому, насмотревшись на страдания их обоих, в моей голове созрел поистине гениальный план.

— Подождите буквально пару минут, — сказала я Джастину и мигом вышла из отделения.  

Был уже поздний вечер. Почти весь медперсонал дневной смены разошелся, на вечернюю как раз заступала Нэнси. Я надеялась, что она поймет меня и согласиться на авантюру. Схватив ее за рукав и выдернув, буквально, с сестринского кабинета, я шла обратно к палате Джереми, по пути рассказывая свой план. Перебивая меня по пути несколько раз, она, все-таки, дослушала, хоть и в конце концов сказала.

— Я не знаю, зачем ты это делаешь, Пандора Хатти, но каждая девушка бы хотела, чтобы для нее сделали тоже самое. Я так точно!

Когда мы дошли до палаты, то тут же рассказали, что я задумала, отцу Джереми. Тот, на удивление, выслушав все мои аргументы, согласился с планом. И даже сказал, что поможет с его осуществлением.

Мы приглушили свет, задвинули шторы, оставив лишь один луч луны проникать в палату, прикатили к кровати Джереми еще одну каталку и принесли пару конфет с поста медсестры. Нэнси осталась с Джереми и Джастином, я же побежала в палату Лав. Девушка уже видела десятый сон, когда я разбудила ее, включив внешний свет. И тут же подогнала к ее кушетке инвалидное кресло.

— Что происходит, Пандора? – спросила она меня, успев открыть лишь один глаз.

Я же, вся на эмоциях от предстоящего момента, подбежала к ней поближе и, прямо-таки, усадила ее размякшее тельце на кресло. Слава богам, она сразу откинулась назад, думая, что мы просто едем сдавать анализы. Когда мы пересекли пару этажей и подъехали к палате, я остановилась и спросила ее.

— Ты готова?

— К чему готова?

И тут я завезла ее внутрь.

Все произошло как в тех самых романтических фильмах, когда герои встречаются спустя несколько лет и не могут поверить в то, что видят друг друга. Обессиленная Лав встала со своего кресла и медленным шагом пошла по направлению к Джереми. Парень же не мог оторвать взгляда от приближающейся девушки, его глаза наполнялись слезами.

Когда их руки коснулись друг друга, Нэнси и Джастин пошли по направлению ко мне, боясь разрушить эту прекрасную сцену. Когда мы закрывали дверь, двое влюбленных впервые, за все это время, аккуратно обняли друг друга, до сих пор не веря в то, что видят перед собой.

Глава 25. Под звездами. Про себя.

Придя к Лав следующим утром, я даже и слова не успела промолвить, когда зашла к ней в палату. Девушка, видимо, ждала меня всю ночь, чтобы поделиться впечатлениями. На столе уже был кофе и, даже, какие-то печеньки. А сама она, когда увидела меня, резко соскочила с кровати и подбежала обниматься.

— Боже, Пандора, я так тебе благодарна! Ты даже не представляешь.

Это взбодрило меня куда круче кофе. И когда она, наконец, отринула от меня, то не перестала светиться от счастья.

— Видимо, свидание прошло удачно?

— Еще как! Мы так много говорили! О том, что произошло за все это время. Врачи говорят, что нашли ему хорошие протезы. И даже уже сделали группу инвалидности. Это значительно сократит их бюджет с папой. А еще о том, как его расспрашивали о произошедшем местные полицейские. Они такие дотошные!

И тут я поняла, что пришло то самое время спросить. Ведь наша история как раз остановилась на том самом моменте.

Моменте взрыва в Подесте.

Я не хотела прерывать ее счастливый момент, но слова вырвались быстрее, чем я подумала об этом.

— А что случилось там, Лав? Что случилось в Подесте?

И действительно, ее блеск в глазах сразу померк. Я, прямо-таки, взяла и спустила ее с небес на землю. Она медленно пошла к своей кровати и села на нее, пока я рассыпалась в извинениях. Но она лишь ответила.

— Ничего. Я знала, что этот момент настанет. И чем быстрее я о нем расскажу, тем быстрее отпущу из моей головы.

Я присела рядом с ней, беря в руки стакан с кофе. Она посмотрела на меня с таким спокойствием, которое я и не рассчитывала увидеть в ней в ближайшее время.

—  Мне действительно помогают разговоры с тобой, Пандора. Я будто вновь проживаю эти события. Только теперь смотрю на них со стороны, как фильм. И это помогает мне многое переосмыслить. Пора с этим закончить.

…

Прошло не так много времени, как я встретила израненного Джереми и привела его в порядок. Мы привели, вместе с Аароном и ребятами. Они мне очень помогли.

Держали меня за руки, когда он кричал от боли во время очередной перевязки. Подставляли свое плечо для слез, когда ему становилось хуже. И были просто рядом.  

Флоссон сказал, что ему нужно много времени для восстановления. Раны вообще были несовместимы с жизнью. Но ему, как-то, удалось выкарабкаться. И каждый раз, когда я проводила время в баре, сидела рядом с ним. Ребята даже не хотели меня брать на вылазки, пока он окончательно не придет в себя. Но я не могла их бросить. Особенно после того, что они сделали.

— Итак, по порядку: Зейн, Ник и Труди идут проверять обстановку, где будет проходить праздник. Я, Джози, Лав и Билли идем до КПП, чтобы понять сколько динамита придется тащить Билли сюда. Барбара и Шерон остаются с Джейсоном и Джереми в баре. Если кто-то придет, скажите им, что мы ушли в поля — собирать кукурузу.

Стоя на первом этаже, мы слушали инструкцию от Аарона. Это была первая серьезная вылазка после смерти Чейза. И ему было страшно кого-то снова из нас потерять. Поэтому мы несколько раз проговорили то, что он нам сам ни раз сказал, и только после этого пошли по маршруту.

Зейну, Нику и Труди предстояло понять, где будет проходить праздник и как мы будем себя на нем вести. Если план Аарона и Билли действительно состоял в том, чтобы подорвать церковь с КПП прямо во время торжества, нам нужно было понять, куда направлять местных жителей, чтобы их не задело, и куда самим бежать после взрыва.

Мы же с Джози, Билли и Аароном решили дойти до КПП. Сколько брать динамита на церковь мы, примерно, понимали. А вот с пунктами будет посложнее.

Пока мы шли по улице, ловили странные взгляды местных жителей. Они, прямо как придворные, с легкостью шли по каменной дорожке, как всегда радуясь теплому деньку. И совсем не понимали зачем мы так вырядились: в темную одежду, покрытую с ног до головы, так еще и с большими рюкзаками. 

Да, в этом месте, чтобы не привлекать к себе внимание, стоило надеть пышное платье и костюм-тройку.

— Почему им так все равно? – спросила я ребят.

— Это иллюзия, — ответила Джози, — они хотят верить в то, что все хорошо. Отказываются верить в происходящее. Думают, что это их не касается. Уже не касается.

Это было прям как защитная реакция Роуз, когда она, потеряв ребенка, столкнулась и с другими трудностями. И верила, что все наладится.

Я стала чаще переноситься в свои воспоминания, вдруг умолкая и отстраняясь от всех вокруг. Что теперь заметил Билли.

— Все хорошо?

— Да, все в порядке. Просто волнуюсь.

И это было правдой. Мы шли той же дорогой, что и тогда с Чейзом, когда решили спасти Джереми. Я решила.

Подойдя вновь к той церквушки, я впервые заметила обугленные места, которые решили оставить те, кто занимался ее восстановлением. Зачем? Чтобы помнить о том, что произошло? Ведь эти люди жили в, так скажем, толстом пузыре, который сами же, для себя, надули. Скрываясь от всех новостей вокруг. И всего того, что происходит. Наверное, даже не замечали, как мирно вышагивают «Саузен Пауэр» по их улице, провозглашая себя правителями.

А они были и не против.

Так, дойдя наконец до КПП, мы с удивлением обнаружили, что внутри никого не было. До ближайшего пункта было не так далеко. Возможно парень, сидевший в будке, просто устал от одиночества и духоты внутри и решил проветриться. И пока он где-то гулял, нам предстояло все разузнать.

Аарон и Билли стали осматривать будку внутри. Мы с Джози —
их прикрывать. Я, наконец-то-таки, взяла с собой пистолет Марко. Не могла взять тот, из которого учил меня стрелять Чейз.

— Это твой? – спросила меня Джози, завидев ствол на моем ремне.

— Да. Друг подарил.

Другом ли он был мне? Ведь мы просто жили в одном здании пару месяцев. А теперь рисковали и вовсе никогда больше не встретиться.

— Пруденс хорошо стреляла. Даже лучше меня. Нас в детстве папа научил. Перед тем, как уйти на битву с «Саузен Пауэр», с которой уже не вернулся.

— Джози… мне так жаль.

— Нет, все хорошо. Я рада, что он умер именно так, в бою. Хорошая смерть. Не та, что была у Чейза. Героическая. Ведь он тоже тогда защищал церковь. Правда, не был знаком с Аароном. А жаль.

Мы уселись с ней на траву, поняв, что парни еще будут тусоваться в будке долго.

— Когда-нибудь я за них отомщу…

— За Пруденс и Сью?

— И за папу тоже. И за маму, которая от горя умерла потом. За всех отомщу. Даже за тебя с Джереми.

Я улыбнулась. У меня не было в планах кому-то мстить. Но то, что кто-то сделает это за меня, не могло не радовать.

К нашему счастью, вылазка до КПП прошла спокойно. Нас никто не заметил. Билли тихо прошел через пункт в Иглтаун, чтобы донести вести до своих. После чего вернулся к нам.

Зейн и Ник с Труди доже быстро вернулись. Узнали от местных все подробности и даже измерили ширину всей улицы. На наших руках были все карты от ближайшей игры.

И домой мы пошли все живые и здоровые.

Так, после очередной вылазки, мы решили уже вместе собраться на крыше и насладиться августовским вечерком. Тем более на улице стояло аж двадцать пять градусов! Хоть ветерок помогал.

Парни тогда рано вернулись с вылазки и перетащили стулья на крышу. Раньше на ней сидели лишь мы с Джози и Барб. До меня, они вдвоем тут проводили время. А теперь, не в силах сидеть в этой духоте, все ребята решили перебраться наверх. Кто-то даже соорудил себе гамак. И остался в нем спать на всю ночь.

Чего-чего, а алкоголя в баре было много. Настолько, что я начала выпивать даже в обед. А прекращала лишь под утро. Потом пила горький кофе, который запивала вином.

Знаешь, неплохое сочетание.

Надо будет, как-нибудь, после больницы попробовать.

Не могу сказать, что мое пьянство мешало. Я и не напивалась. Выпивала? Да. Но прям чтобы до потери сознания… такого я не могла себе позволить. Просто расслаблялась. Тем более тех самокруток я давно не видела.

Кстати, Джереми тогда тоже притащили на крышу. Не знаю как, но им это удалось. Прямо не двигаясь с кровати, мой парень лежал под звездами и наслаждался компанией. Даже успел подружиться с Зейном.

— Чувак, ты даже не представляешь, что пропустил! Анонсировали еще одну часть Assassin’s Creed! Origins называется. Будет про Египет, мумии там всякие, проклятия, пирамиды… Выйдет в конце года. Надеюсь, к тому времени мы отсюда выберемся и поиграем.

— Я тоже. Ведь у меня дома стоит мощный компьютер.

— Да ладно? Гонишь?

— Нет. Я же даже на разработку игр поступил!

Они разговаривали о своих игрушках, как маленькие мальчики в песочнице. Раньше я бы цокнула при нем и закатила глаза. Но теперь мне было радостно от того, что я снова вижу Джереми.

Такого же красивого, статного, не сильно здорового, но хотя бы живого. Такого же серьезного и не серьезного одновременно. Только у него так получалось!

Аарон притащил с первого этажа все, что было. Принес какие-то целебные ягоды Джереми, за которыми ходил в город. Джози разложила еду красиво. Чтобы мы, хотя бы на один вечер, почувствовали себя где-то вдали. Точно не в Подесте. Нет. У кого-то в друзьях, на вечеринке.

Которая, рано или поздно, все равно закончится.

Ник с Труди поставили в центр крыши стол, на котором разложили монополию[35]. Не целую, конечно. То, что от нее осталось. Это была какая-то местная монополия. Со своими предприятиями, улицами, фигурками. Впервые в жизни я увидела Подесту не такой загаженной и убитой. Правда, только на полях игры. Оказывается в городе была куча музеев, которые Джози, во время игры, сразу же себе отхватила. И красиво названных улиц. Типа «Улица Лилей», «Переулок тигров» … Казалось, что их именовали какие-то дети. Не могла же чита Виндзор так прозвать улицы.

— А что, если ты дашь мне ратушу, Джози, а взамен получишь «Лавандовую улицу»? – хитро, посматривая в свои карты, сказал Ник.

— Не получится. «Лавандовая улица» синяя. А мне нужно собрать все зеленые. Например, «западную улицу».

— Нет уж, «западная улица» уже моя, — отозвался Аарон, — она такая ценная, что я даже за все деньги мира ее не отдам.

— Это мы еще посмотрим, — зыркнула на него Джози.

Я не сильно разбиралась в правилах. Даже не пыталась. После целой бутылки вина это было тяжело. Да и атмосфера была не серьезной для такой игры. А других и не было.

Услышав, как пришедшая, наконец-то, с молитвы Шерон захотела присоединиться, я тут уже уступила ей место. И пошла искать выпивку покрепче. Ребята поставили стол с едой и напитками, практически, на краю крыши. Подойдя к ней, я тут же увидела справа от себя Билли,
в одиночестве сидевшего за вывеской бара, которая раньше ярко горела в такое время, а сейчас лишь была украшением.

— Тоже не любишь монополию? – спросила я его, подходя ближе.

— Да не то, чтобы… Просто захотелось посидеть одному. 

Черт. Я нарушила его покой. Так бесцеремонно.

— Прости, я не думала…

— Нет нет, ничего. Все нормально. Я не против твоего общества.

Сказал он и предложил сесть рядом. Я согласилась. У него были подушки, на которых он сидел. Одну из них он предложил мне. Сидеть на гравии было так себе удовольствием. А теперь, сидя рядом с ним, было приятно посмотреть вдаль, где вовсю сверкали звезды.

— Так забавно, — начал он, — у нас в баре только монополия есть. А остальных игр нет. Карт там… а это, все-таки, бар. Даже напиваясь, люди думают о политике. Как бы отжать себе дом соседа, как бы захватить власть. Видимо это, все-таки, у нас в крови. Стремление к войне.

Такое внезапное откровение от него слегка ошарашило меня. Но, заглотнув из стакана то, что я умудрилась себе налить, даже не посмотрев, я решила его поддержать.

— Не все люди из Подесты живут войной. Кто-то живет надеждой на то, что она скоро кончится.

— Она не кончится, Лав. По крайней мере, до нашей смерти точно.

Он смотрел куда-то вдаль, не отрывая взгляда. Даже на меня. Хоть и говорил со мной. А казалось, что с кем-то другим.

— Почему ты так уверен? Нет, я знаю, что Южный и Северный Береллин не воюют, даже переговоры устроить не хотят. Не говоря уже о том, чтобы своих отсюда забрать. Мне все об этом говорят. Но ты ведь человек военный. Знаешь, наверное, больше, чем мы все.

Он усмехнулся. Как будто я что-то глупое сказала. По мне так было все логично.

И я задумалась: а не несу ли я чушь в алкогольном опьянении?

— Я так сильно похож на патриота? – спросил он.

И впервые на меня взглянув. Наверное, чтобы я его оценила. Я же начала просматривать его с ног до головы. Задержала взгляд на берцах.

— Ну, ты же главный в контргруппировке… – начала я.

— Один из главных, — поправил меня Билли.

— Но все же главный, — продолжила я, — до такого надо дослужиться. Хоть ты и молодой, но, видимо, достаточно талантливый, чтобы, в таком возрасте, вести за собою армию.

Он уже рассмеялся. Видимо, я действительно несла какую-то ахинею. Пыталась прокрутить у себя в голове, что говорила. Но сразу же забыла, что было минуту назад и просто решила еще раз выпить.

— Ты такая забавная, Лав Трейнор, — сказал он, кладя руку на мое плечо, — такая маленькая милая девочка. Совершенно не мыслишь в политике. Не понимаешь, что происходит вокруг.

Я почувствовала, как покраснела. Мне стало совестно от того, что я сижу перед одним из командиров контргруппировки, и даже сказать что-то нормально не могу. А он меня стыдит за мысли. Над которыми я была не особо властна.

Хотя, ведь что у пьяного на языке, то у трезвого на уме? Так?

— Я достаточно всего видела, чтобы понимать, какой ужас творится вокруг. Я не маленькая.

Я сидела и оправдывалась перед ним, как школьница перед учителем. Хотела доказать, что уже взрослая и все понимаю. Хотя тогда мне еще было семнадцать. Скоро должен был быть мой день рождения.

— Поверь, нет ничего плохо в том, чтобы быть маленькой и ничего не понимать. Это защищает мозг от неприятностей, которые видишь. И которые могут разрушить в тебе душу.

— А твоя душа разрушена?

Вот! Я наконец-то заставила его замолчать. Задуматься о том, что я ему говорю. О чем спрашиваю. А не просто так сидеть и смеяться надо мной.

— У нас изначально нет душ, Лав. Мы же из Подесты. У нас ее отнимают при рождении. Душа мешает бороться. Будь ты за северян или южан. Это не важно. Если у тебя есть душа, ты можешь чувствовать, думать, ощущать. И даже составлять свое собственное мнение, используя критическое мышление. Мнение о том, что происходит вокруг. И происходит вот уже почти как сто лет.

Я не могла согласиться с Билли. Ведь видела до этого много людей. Которые также чувствовали, думали и ощущали все то, что с ними твориться.

Вспомнить бы ту же самую Роуз, которая умерла от горя.

Или Хьюго, который не ушел, пока не убедился, что я переняла его самые важные навыки и лучшие качества.

— Не согласна, — решила выразить свои мысли я, — я видела много людей в Подесте, которые совсем не такие, какими ты их описываешь. Они были живыми, прекрасными и тонко чувствующими людьми.

— Были? А где они сейчас?

Он испортил весь мой красивый монолог, который я пыталась сымпровизировать. Который уже сотни раз произносила у себя в голове. И тут решила высказать вживую.

Все испортил.

— Сейчас они мертвы. Живут в лучшем месте. Ну, по крайней мере, я так думаю.

— Что, рай, ангелы и все такое прочее? – усмехнулся он.

Я закивала.

Да, наверное со стороны я выглядела все-таки по-детски. Даже со шрамами на руках и синяками по телу.

— Все хорошо, — попытался объясниться он, увидев то, как я поникла, — это нормально. Чувствовать, что люди, ушедшие от нас, где-то рядом. Что они не просто стали лежать у нас под ногами, а летают в небесах. Смотрят за нами и радуются жизни. Больше, чем когда были живыми.

Что-то похожее мне говорила недавно Шерон. Правда объясняла это скорее с точки зрения католицизма. Я не могла поверить, что Билли тоже был католиком. Поэтому решила спросить, откуда такие мысли.

— Ты наверное тоже кого-то потерял?

Господи, снова тупой вопрос!

Конечно он кого-то потерял! Он же тебя старше. Да еще и из Подесты. Тут каждый кого-то потерял. В том числе и душу, о которой мы уже так много говорим.

— Я потерял маму, которая меня отговаривала вступать в контргруппировку. Сразу после того, как я от нее ушел. Мы жили в Подесте. Оставались тут даже после того, как отец умер. А братья уехали воевать. Я младший в семье, поэтому мама надеялась, что хотя бы меня сможет переубедить воевать. Но я хотел быть как братья. Как отец когда-то. Ведь он тоже был в контгруппировке. Правда обычным солдатом. Но всегда хотел стал командиром. И вот я им стал. Для него. И ради чего? Чтобы в очередной раз спасти этот город? И потерять дорогого мне человека? Ведь Подеста воевать еще будет столетиями. А мама меня больше не ожидает дома.

Я удивилась тому, как он мне тогда открылся. Сразу же, после одного бокала виски. Который он наконец допил. Не знаю, что бы он мне еще рассказал бы, выпив побольше. Но жутко захотелось узнать. Поэтому я принесла ему добавки.

— Тоже подсела на алкоголь? – спросил он меня.

И я улыбнулась. Теперь я была в баре не единственной алкоголичкой, которая просыпается и засыпает с бутылкой в обнимку.

Да, именно так Билли Найтингейл и поступал! Сам рассказал!

— Мне больше нравится виски, — поделился он, — он вкусный. Не такой тяжелый, как джин, и не сладкий, как ром. Прямо в меру. Так, как мне надо.

— А я фанатка красного сухого, — призналась я, — да, знаю, необычно. Все же любят сладкое. Но для меня такое чересчур. И так чувствую в нем виноград. Здесь его я, пока, не нашла. Поэтому довольствуюсь лишь белым.

Он, подняв уже бутылку своего виски, предложил мне чокнуться. И мы чокнулись. Сначала стаканами, а потом решили и головой. Рассмеявшись.

— Знаешь, мой папа часто смешивал красное сухое вино и виски. Любой марки. Хотел сделать что-то похожее на коктейль «Манхеттен», а получалось иное. Но все равное вкусное. Такое крепенькое. И довольно привлекательное.

Его глаза, на секунду, прямо как звезды, сверкнули передо мной. Так, что я аж решила проморгаться. Вдруг что-то в глаз попало? Но это не помогло. Его глаза все-также блестели при лунном свете.

— Надо будет попробовать, — ответила я и отхлебнула у него виски.

Он же, захотев меня поддержать, также отнял у меня бутылку с вином. И выпил. Правда только потом понял, что сделал. И тут же сорвался с места и побежал выплевывать содержимое с крыши.

Я побежала за ним. Смеялась, как ненормальная. От вида, как он блюет. Даже, по-моему, попал какому-то проходящему мимо парню по затылку. Ребята, сидевшие сзади, закричали.

— Эй! У вас там все нормально?

— Все отлично! Он просто перепил.

Билли, не останавливаясь, показал ребятам палец вверх. И снова выдавил из себя все содержимое. Все это время я, не останавливаясь, смеялась. Но все же решила подойти поближе и помочь ему прийти в себя.

— Смейся, смейся, — сказал он, — по крайней мере, завтра я буду чувствовать себя отлично!

— Не сомневаюсь, — не унималась я, — до первой стопки.

От чего сразу же была схвачена под руки и чуть не повисла вниз головой над крышей. Он, конечно же, не позволил мне упасть. Вдоволь наслушавшись, как я кричу, он поставил меня на место. Уже сам покатываясь со смеху.

— Пойдем еще выпьем, мальчик, — предложил он, проведя рукой по моей голове. От чего тут же получил удар кулаком в грудь. И театрально схватился за то место. Пока я спешила его обогнать. Со стола я схватила уже виски. А он — пару закусок. Чтобы я не кончила также, как и он.

И мы вернулись обратно за вывеску. Сели на те же подушки и принялись хомячить местные деликатесы: соленые орехи, дешевый сыр и затвердевший хлеб с солью.

— Можно я прочитаю тебе стихотворение, которое когда-то услышал в школе? На уроках литературы, по-моему, в выпускном классе, мы проходили Бродского. И учительница сказала выбрать одно из его стихотворений и выучить наизусть. Я выбрал «Памяти Т.Б», прочитал про что оно. Поэт посвятил его какой-то девушке, которая, в один момент, взяла и ушла из жизни. Внезапно, безо всяких домыслов. В первый мой год в контргруппировке, я, случайно, его вспомнил. И тогда, оно мне нехило так помогло. Помогло принять смерть близких. Всех тех, кого я, когда-либо знал и любил.

— Конечно, — ответила я и это было искренне.

— Только я не все его помню. Лишь самую интересную часть.

Он встал передо мной, также с бутылкой виски и приготовился читать.

— Я не особо умею выступать. Ты уж не обессудь. Да и читал я его после школы лишь про себя.

Я махнула рукой. Это было не важно. И, сев поудобнее, принялась его слушать.

Вот уж не думал увидеть столько

     роз; это — долг, процент, неустойка

     лета тому, кто бесспорно должен

     сам бы собрать их в полях, но дожил

     лишь до цветенья, а им оставил

     полную волю в трактовке правил.

…

     То-то они тут и спят навалом.

     Ибо природа честна и в малом,

     если дело идет о боли

     нашей; однако, не в нашей воле

     эти мотивы назвать благими;

     смерть — это то, что бывает с другими[36].

— Смерть — это то, что бывает с другими, — произнес еще раз он и закончил.

Я же, к тому моменту, закрыв глаза, наконец открыла их и посмотрела на парня. Он стоял передо мной, как живая статуя, из какого-то музея. Весь такой складный, грациозный.

Замерший в одной позе, ожидая моей реакции.

— Смерть — это то, что бывает с другими, — повторила я за ним и мы вместе легли на подушки, уставившись в небо над нами, покрытое звездами. Произнося эту фразу еще раз. И еще раз. Только теперь про себя.

Глава 26. Иглтаун.

Мы стали ближе за это время. Не могу сказать, что стали семьей, но что-то похожее на нее действительно было. Я узнала их поближе, они узнали меня. Ребята теперь не видели во мне ту девочку, что свалилась им как снег на голову, так еще и с дурными вестями. Я помогала им всем, чем могла: лечением, когда Аарона не было, рассказами о том, что твориться на юге, простыми разговорами на крыше после тяжелого дня. И хоть в такие моменты мне действительно было страшно оставлять Джереми одного, я впервые в своей жизни осознала, что жизнь на нем не ограничивается. Теперь были другие люди, которым я была хоть чуточку дорога и во многом благодарна.

Я не знала, как долго это продлится. Но решила наслаждаться этим в полной мере.

Поэтому, когда Билли и Аарон решили провести собрание, я насторожилась.

— Ребята, соберитесь все на втором! – созвал нас всех Аарон.

На втором этаже нас уже ждал Билли Найтингейл. Стоял рядом
с картой. Большой, почти во всю стену. На ней была изображена Подеста. Точнее, ее западная часть.

— Спасибо, что собрались, — поприветствовал он нас, — знаю, как это тяжело в такую погоду. Хотя на дворе конец августа. А это значит…

Стоп. Неужели он прознал, про мой скорый день рождения?

— А это значит, что грядет бал у сатаны! – закончил за него Аарон, встав рядом с картой.

Облом. Ну конечно. Я ведь никому не говорила. А он что, мои мысли читать должен?

— Боже. Уже… – простонала Шерон, обращаясь то ли к нам, то к Богу.

— Да, и поэтому я решил вас еще раз всех спросить: готовы ли вы к тому, чтобы отстоять, наш с вами, город?

Все переглянулись. Искали тех, кто сумел передумать. И убедившись, что все, по-прежнему, согласны, стали таращиться на меня с Джереми. 

— Ну, я-то точно согласен, — сказал Джереми, — во-первых, они мне неплохо так задолжали, а во-вторых — я сам отсюда не выберусь.

Все рассмеялись. И расценили его положительный ответ как искренний. Ведь Джереми тоже стал частью нашей команды. Пусть и вкладывался меньше всех.

Теперь весь их взор был устремлен на меня. Такой обжигающий. Прямо как тогда, в университете от одноклассников. Правда, теперь меня никто не хотел убить. Скорее поддержать. Ведь сидящая рядом Джози взяла мои руки в свои. И сказала.

— Какое ты решение сейчас не примешь, Лав Трейнор, я не обижусь. Мы все не обидимся. Ведь это не твоя ноша. Ты нам ничем не обязана. Ровно как и мы тебе.

Аарон был явно с ней не согласен. Хотел напомнить мне о том, что сделал. Но сдержался. Особенно, когда на него цокнул Билли. Спасибо ему.

— Я, — начала говорить, — думаю, теперь тоже согласна.

ДА! Именно этим словом разразилась вся комната. Начала даже сотрясаться. И, в одно мгновение, возле меня очутилось аж несколько людей, обнимающих и благодарящих за спасение.

Не знаю, почему им было так важно, чтобы я осталась. Может быть просто один человек в их команде был не лишним? Или же, с помощью моего роста, они придумали гениальный план?

Для меня тогда было главным, что я себя чувствовала важной. И, по-своему, счастливой. Ведь я снова находилась среди людей, которые не желают мне зла. Напротив, готовы поддержать и дать свое плечо, чтобы поплакать.

А еще был рядом Джереми.

Наконец-то.

Рядом со мной.

Переобнимав всех подряд, я остановилась на Билли, который подошел одним из последних. Впервые почувствовала его запах. Пах он ванилью, вперемешку с чем-то пряным. Знаешь, как тот самый пряный чай, который я недавно попробовала в кофейне. Тогда я не особо понимала, как описать этот запах. А теперь знаю, с чем он у меня ассоциируется.

— Все готово, Билли. Зейн съездил с утра на КПП и привез оттуда твои снаряды, — прервал нас Аарон.

— О да, — подтвердил его слова сам Зейн, — чуть не обделался там.

— Необходимо их будет распределить во время праздника. И быстро свалить, — сказал Билли, сажая меня на ближайший стул.

Сели мы все. Настала пора обсуждений: как мы будем действовать. Билли с Аароном пошире развернули карту запада и отметили на ней пару точек.

— Я думаю, мы все готовы. Барбара и Шерон хотят уехать из города, повидаться с родными. Остальные изъявили желание остаться после взрыва, — сказал Аарон.

— Понимаю, — ответил Билли, — Нам надо их просто отвлечь. Чтобы ничто не отвлекало от праздника. Когда КПП и церковь будут взорваны, дело останется за малым. Мои ребята уже будут ждать у границы.

— А кто будет класть наряды? – спросил Зейн.

— Я сам могу, — ответил ему Билли.

— Ну уж нет, чувак. Ты командир. А командиры — командуют, а не делают, — съязвил Зейн. Прямо как Робби когда-то, — я пойду.

— Я с тобой, — отозвался также Ник.

— Я бы тебе тоже помог, — прохрипел Джереми, — но ты такой худой, что не дотащишь меня.

Зейн тут же принялся его щекотать. А Джер — отбиваться. Парни согласились на авантюру Зейна и Ника. И, не обращая внимания на их детские шалости, продолжили строить план.

— Барбара и Шерон, — продолжил Билли, — вас я отведу тогда подальше от города. Практически в поле — там сейчас стоит моя машина. Будете сидеть в ней вместе с Джереми и Джейсоном, пока мы вас не заберем. Чтобы, не дай бог волна взрыва не накрыла вас.

Девочки закивали. 

— Остальные, Джози, Труди и Лав, будут отвлекать солдат, как могут, на празднике.

— Отвлекать? Нам что их, соблазнять придется? – спросила Джози. Отчего Шерон аж поморщилась.

— Да они от одного твоего взгляда в обморок упадут! – пошутила Барбара и рассмешила рядом сидящую Труди.

Парни, стоящие у карты, начали тоже над ней, по-дружески, подтрунивать. Поэтому пока что я решила пододвинуться поближе к Джереми. В последнее время, мне казалось, он начал чувствовать себя хуже. Начал тяжело кашлять, много спал. Аарон подозревал у него пневмонию. Но изолировать пока не решался.

— Привет, — сказала ему я и подоткнула одеяло.

— Привет, — ответил он, пытаясь улыбаться мило, а не смешно.

Но ему не удалось. И я рассмеялась. Отчего он улыбнулся еще шире. Пытаясь спрятать свое искаженное лицо.

— Если тебе что-то нужно, только скажи. Я сразу же принесу.

— Нет, Лав. Ничего не надо. Спасибо. 

Ему не хотелось доставлять мне еще больше проблем, чем мог бы. Ведь до событий в Подесте, именно Джереми спасал меня и помогал со всеми передрягами. А тут оказался на скамейке запасных. Ему было не привычна эта роль и я видела по его выражению лица, как сильно он хотел от нее избавиться.

Но по прогнозам Аарона, восстановление Джереми займет где-то около года. Если не больше. Ущерб был нанесен не только рукам и ногам, но и так же внутренностям.

— Как ты, Джереми?

Он прохрипел. Не сразу смог выразить свои мысли. Делал это обрывисто, набирая все больше и больше воздуха в легкие.

— Болит… все… везде…

К глазам снова начали подкатывать слезы. Я не представляла какого ему, но, видя его мучения, мне самой становилось плохо. Он пытался назвать части тела, где у него больше всего болит. Я сначала надеялась на то, что обезболивающее, которое дал ему Аарон перед собранием, подействует, но потом, не в силах смотреть, как он мучается, начала прикладывать целебные травы, которые всегда с собой носила, лед со стола и даже свои губы.

Пыталась сделать все, что в моих силах, чтобы ему стало хоть капельку легче.

Я обернулась — ребята все еще что-то обсуждали. Мое имя в их речах не произносилось, поэтому я решила прикорнуть прямо у кровати Джереми. Плохо спала прошлой ночью. Я боролась со сном как только могла, пока уже без сил не положила голову на соседний столик, рядом с кроватью Джереми. Но я все равно открывала глаза каждый раз, когда он хрипел или дергал рукой. Проверяла, все ли в порядке. Даже зная, что в комнате полным-полно людей, готовых, если что, оказать ему помощь.

Во сне я оказалась на большом пустом поле. Таком же, какие я видела на юге или здесь, на западе. А впереди меня стоял Джереми. Спиной ко мне. В той же одежде, что и когда мы приехали. Без своих ран.

— Джереми, — прохрипела я во сне.

Он не ответил и даже не обернулся ко мне. Просто начал идти вперед. Где уже не было видно горизонта.

Я понеслась за ним. Пыталась коснуться его. Остановить. Что-то во сне мне подсказывало, что ему нельзя было идти вперед. Без меня.

Вдруг я ощутила, что земля подо мной начала проваливаться. Также, как проваливалась во время взрыва тогда, в университете.

Я пыталась бежать аккуратно. Смотрела под ноги. Думала, куда поставить ноги. Но, в какой-то момент, все-таки наступила на кусок земли, который опрокинул меня вниз.

Я же все еще смотрела вперед. Боялась упустить из виду силуэт Джереми. А он так быстро растворялся впереди… я начала плохо видеть. А он даже ничего и не говорил. И как только Джереми полностью исчез из моего поля зрения, я наконец-то, услышала, как он зовет меня.

— Лав…

Земля уносила меня вниз, но его голос становился все четче и громче.

— Лав…

И тут ,наконец-то, я проснулась. Даже отринула от стола, разбросав все, что на нем лежало, вокруг себя.

Все вокруг еще разговаривали. Да так увлекательно, что не заметили, как я заснула и вещи развалила.

На меня смотрел Джереми. Так мило. Мне показалось, что весь мой сон он не отрывал взгляда от меня. Наверное, поэтому приснился.

— Лав…

— Джереми.

Я наконец-то прильнула к нему. Испугалась, что это был все еще сон и решила проверить, правда ли это он. Но сразу отринула, так как он покорчился от боли.

Вид у него был болезненный. И каждый раз, садясь вот так вот к нему поближе, я надеялась, что он не решится со мной проститься.

— Как ты, Джереми? – снова спросила его я.

— Лав, я так рад видеть тебя, — ответил он мне.

Его слабая рука потянулась к моему лицу. Я перехватила ее и потянулась поближе, чтобы ему было легче меня коснуться. По щекам уже бежали слезы, которые он заботливо ловил.

— Я думал, что умру. Не когда меня выволокли из этого поместья сатаны, а еще когда там был.

— Ты уже не там. И никогда снова там не окажешься.

— Помимо меня там было еще несколько парней. Некоторые из контргруппировки. А некоторые — просто так, прохожие. Они брали всех, Лав, без разбора. Правда туда везли только мальчиков. Сначала я не понял, почему. Но потом мне доходчиво объяснили. Я думал сохранить себя для тебя, Лав. Но у меня не получилось.

В голове не укладывалось то, что он рассказывал. Воображение рисовало жуткие картины. Тряхнув пару раз головой, я тут же поспешила его успокоить.

— Ничего, Джереми, это ничего. Все хорошо. У нас все будет хорошо. У нас уже все хорошо. Ты здесь. Я здесь. Мы теперь снова вместе.

— Я не видел Робби с того дня. С того взрыва. А Мелоди? Ты не знаешь, что с ней?

Под впечатлением от того, что Джереми наконец-то пришел в себя, я расчувствовалась. И когда он заговорил о Мелоди, то слезы грянули с еще большей силой.

Дальше он не стал спрашивать. Лишь посильнее, насколько мог, сжал мою руку и улыбнулся мне.

— Я рад видеть тебя, Лав. Больше всего на свете я боялся, что перед смертью увижу лишь грязный мокрый подвал, где лежало еще сотни ребят. И больше ничего. Ничего светлого, ничего приятного. Я боялся, что с тобой что-то сделали. И всегда повторял про себя: «Боже, все что они хотят сделать с Лав, пусть сделают со мной. Пусть сделают со мной, но только не с ней. Я все вытерплю. Пусть только не с ней». Хорошо, что он меня услышал.

Я не стала рассказывать ему о своих приключениях. Как я добиралась до сюда от самого юга и скольких людей по дороге похоронила. Я надеялась, что у нас еще будет время на это. А пока он впервые, за эти несколько месяцев, смотрел на меня, я пыталась отхватить как можно больше этих секунд, которые, как я действительно боялась, станут последними у нас.

Джереми снова уснул. Даже под тот гул ребят, который начался. А я, не в силах больше терпеть, взяла и выбежала со второго этажа прямо на улицу.

Снаружи люд, как и всегда, расхаживался по знойной жаре, как на каком-то курорте. В красивых майках, шортах, кто-то даже с зонтами. Они как будто жили в какой-то прострации, куда бежали каждый раз, когда им говорили о войне. На западе я так и не увидела ни одного человека, кто бы всерьез размышлял о том, что происходит. Кроме тех, что были в баре.

Если юг постепенно захватывали, а центр утопал в эпидемии, то запад спокойно дожидался своего часа оказаться под флагами Южного Береллина.

И никому из них не было дела до того, что случилось. Со мной, Джереми. Со всеми нами! Что случилось с теми ребятами, которые просто приехали на экскурсию. Не хотевшие даже здесь задерживаться.

Ни на секунду в этой чертовой Подесте.

Гнев, закипавший во мне, просился наружу. И я начала кусать свои руки. Лишь бы не закричать. Лишь бы не разодрать себя и всех на этой улице. Прямо этими же руками. Которые таскали людей, лечили раненных, выживали, как могли.

Мне хотелось убить всех тех, кто сейчас смотрел на меня. Кто не понимал, почему я не радуюсь этому чудесному лету. Его последним денечкам. Ведь мне даже еще не было восемнадцати. А во мне уже пробуждался хладнокровный убийца. Который не видел разницы между справедливой карой и местью.

Из бара наконец-то выбежала Джози. Я ее как будто ждала, передавая, как WI-FI, свои волны безумия. Подбежав, она тут же обняла меня. И позволила провопить все, что во мне было, прямо ей в плечо.

— Тише, Лав, успокойся. Все хорошо. Это скоро закончится. Уже скоро.

Она гладила меня по голове, как маленькую девочку. Словно я разозлилась из-за отнятой у меня игрушки. Но отняли у меня тогда совсем не игрушку. Нет.

У меня отняли целый кукольный дом, который я так бережно и долго строила. Куда усаживала своих кукол-друзей. Который облагораживала. А какой-то Трай Берри, во главе со своими солдатиками, пришел и развалил его.

В одночасье. Разорвал по кускам.

Из бара, следом за Джози, выбежал Билли. И тут же заметил нас.

— Билли Найтингейл отомстит за нас. За нас всех, Лав. И за тебя. И за Джереми. За всех нас отомстит. Он убьет Трая Берри. Прямо во время праздника.

Ну уж нет!

Не смотря на всю ту симпатию, которой она прониклась к Билли Найтингейлу, он не мог, в ту минуту, вырвать у меня оставшийся луч славы. Не мог лишить меня права отомстить. Хотя бы одному человеку из всей этой долины смертной тени[37].

— Нет. Я сама убью его.

Глава 27. Готовясь к неизбежному.

Как всегда, на самом интересном месте, нас с Лав Трейнор прервали. Нэнси, зашедшая к 12 часам дня, попросила меня выйти. Как раз когда девушка только-только разговорилась. Я надеялась, что она не потеряет ту волну, на которой разогналась, и быстренько вышла из кабинета.

— Пандора, — начала она, — я понимаю, как ты долго уже с ней работаешь. Даже бываешь задерживаешься из-за нее на работе. Но тот врач, что назначил тебя сидеть с ней, сегодня утром сказал мне, что мисс Трейнор завтра выписывают. Он не успел тебя застать сегодня, но попросил узнать: она все тебе рассказала?

— Почти. Мы как раз подошли ко дню взрыва.

— Отлично. Вытяни с нее всю последнюю информацию до конца дня. Даже можешь остаться на подольше, я закреплю за тобой ночную смену. Потом пойдешь в отгул на два дня. Хорошо?

Мне лично натерпелось поскорее вернуться к Лав. Поэтому я торопливо помигала ей, попрощалась и вернулась в палату. Трейнор же к этому моменту уже выглядела более напряженной, чем пару минут назад. И перед тем, как спросить ее что случилось, она поспешила объясниться.

— Это именно та часть истории, которая дается мне тяжелее всего. Которую я, всеми силами, пытаюсь забыть. Надеюсь, рассказывая тебе ее сейчас, я буду отпускать. Знаешь, как будто отрывать от цветка лепестки, которые улетают от тебя по ветру. И ты их не ловишь.

Я искреннее ее понимала. Конечно, в моей жизни не было настолько ужасных событий, которые бы хотелось отпустить, но тот же первый нелепый поцелуй или увольнение на первой работе мне тоже было тяжело забыть. Поэтому, сходив в очередной раз за кофе и пряным чаем латте в нашу любимую с Лав кофейню, я вернулась к ней в палату и приготовилась слушать.

…

Наступил мой день рождения. 18 лет. 29 августа. Признаться, я тогда и не знала, как буду праздновать такую важную дату. Еще до поездки в Подесту. Конечно, в голове были прекрасные мысли о каком-нибудь загородном домике с огромным бассейном и большим количеством друзей. Но денег на такое у меня не было, а брать у Джереми бы совесть не позволила.

Хотя я в тайне надеялась, что он, все-таки, сделает мне сюрприз. И сам устроит мой день рождения.

Но теперь, идя по от центральной улицы, где будет проходить скорый праздник, обратно к бару после разведывания обстановки с Джози и Шерон, я думала о том, что все сложилось не так уж и плохо. Я не сижу одна в какой-нибудь канаве, перебираясь дохлыми крысами на завтрак, и не лежу в братской могиле, похуже той, в которой мы нашли Джереми.

Я была в теплом, иногда даже слишком жарком, доме, который некогда был баром, а сейчас — пунктом, где собирались устроить революцию. Вокруг меня было полно друзей, которые могли запросто, после праздника, уехать, и я больше никогда бы в жизни их не видела.

Но все же друзья, рано или поздно, от тебя уходит? В моем случае, это бы просто случилось слишком рано. Но моменты, проведенные с ними, все равно же останутся у меня в голове…

— Ой, не знаю, как они собрались там устраивать праздник, — поделилась наблюдениями Шерон, — такая узкая улица.

— Да поставят просто вдоль нее огромный стол, который сделают из всех столов с округи, — ответила на ее вопрос Джози.

— Лишь бы план Аарона и Билли сработал. И мы бы не попали под раздачу, — теребила свой крестик Шерон.

Джози тут же приобняла свою нервную подругу. И меня заодно.

Как мне не было в тот момент жарко, я не отпустила руку Джози с моего плеча, а лишь также крепко обняла ее. Как и она меня.

В бар мы возвращались уже вечером. Но на улице все равно было душно. Заходя внутрь, я надеялась, что хотя бы на первом этаже будет прохладно.

— СЮРПРИЗ! – прокричали все собравшиеся на первом этаже ребята и зарядили мне в лицо самодельные конфетти.

Я была ошеломлена от того, что они устроили. На первом этаже, некогда захламлённом и пыльном, стоял огромный стол, украшенный разными вкусностями, которые мы добывали целый месяц и откладывали на потом, когда все закончится.

Во главе стола была та самая сцена, на которой я и проводила все свое свободное время. Когда Джереми даже спал. И она тоже была украшена: цветами, игрушками, подушками.

Дождавшись того, когда я наконец пойму, где нахожусь, Аарон Флоссон подошел ко мне и протянул свою руку, после чего проводил меня до тай самой сцены. И когда я на нее села, надел на меня самодельную корону, из веток и цветов.

— Сегодня мы празднуем день рождения особого человека в нашей команде, — начал свою торжественную речь Аарон, взяв со стола бокал, — Лав Трейнор пришла в бар «Бохта», когда мы все в ней нуждались. И вдохнула в нас жизнь! Признаюсь честно, сначала я воспринял эту маленькую девочку как простолюдинку, которая забрела к нам случайно. Но потом, через некоторое время, пройдя с ней огонь, воду
и роды, я понял, как сильно ошибался. Ведь передо мной была настоящая принцесса. Которая сегодня стала королевой!

— УРА! – закричали остальные и взмыли свои бокалы вверх.

Каждый из них чокнулся со мной еще до того, как я встала с места. И я поблагодарила каждого за теплые слова.

Пока Джози и Барб раскладывали по тарелкам еду, я заметила Джереми. Он полусидя смотрел на меня из-за плеча Зейна. И я поняла, кто устроил тогда все это празднество. О котором я лично тогда вообще не думала. А ребята, видимо, обсуждали его за моей спиной.

Подойдя к нему и поцеловав, я еще раз поблагодарила всех за то, что они организовали. Обратившись к каждому лично.

— Вы не представляете как я сейчас счастлива. Прямо здесь, на этом месте. Ведь, признаюсь честно, я даже и не думала, что смогу отпраздновать свое день рождение. Что доживу до него.

Все восторженно смотрели на меня, не перебивая. И я впервые, за все это время, ощутила себя как на сцене. Как это часто было в школе. Ведь перед своим классом я никогда так не распиналась. Боялась. Что меня обсмеют, закидают помидорами и я красная, от стыда, выбегу из школы. И никогда больше туда не вернусь.

Но когда пришло время отблагодарить каждого, кто приложил руку
к этому празднику, страх выступать перед толпой как будто растворился. Исчез из меня. Вытек вместе с потом. И мне больше не хотелось его вновь чувствовать.

Поэтому, даже не отхлебнув из своего стакана ни каплю алкоголя, я, вдохнув в себя полную грудь воздуха, продолжила.

— Сегодня, 29 августа, мой день рождения. Мой восемнадцатый день рождения, если кто не знал.

Сидевший вдали от меня Ник заулюлюкал. Но сделал это не как крутые спортсмены в школе, чтобы смутить, а наоборот — чтобы вдохновить.

— А послезавтра наступит 31 августа. День, который мы все так долго ждали. Кто-то даже с самого рождения. Честно признаться, до 2017 года я и не догадывалась, какие ужасные события происходят в Подесте. В городе, который, на самом деле, был так близок к нам, к Милвену. И любая угроза, заросшая здесь и возымевшая успех, спокойно бы дошла до нашего с Джереми дома. В считанные секунды.

Не знаю, когда эта светлая мысль дойдет до президента Северного Береллина. Мне понадобилось лишь полгода. И чтобы осознать не только это. Но и многое другое.

Например то, как важно иметь рядом с собой близких людей. Готовых в любой момент прикрыть твою спину. Будь это физические травмы или душевные. Ведь ножи в спине имеют одинаковые силу. Просто наносят разные раны. Порой и те, что в нас не заживут.

Вы же знали об этом уже давно. Все вы. Держались друг за друга до последнего. И продолжаете держаться.

Знаете, я когда-то видела похожее в людях. Еще там, на юге. И думала, что это редчайшее исключение. Которое больше никогда не увижу. Но прибыв на запад, по чистой случайности, я поняла, что эта изюминка всех жителей Подесты. Проживающих здесь издревле, со своими родными, или оказавшихся по такой же чистой случайности, как и я.

Про вас говорят многие небылицы. Что вы рождаетесь с прикладом на перевес, учитесь собирать динамит быстрее, чем ходить, и вообще живете без души. Но знаете, пустой человек не сможет объединить вокруг себя такое большое количество человек, готовых в, любой момент, сорваться и побежать спасать его жизнь.

Жизнь одного человека. Который в войне, живущей в этой городе годами, десятилетиями, почти столетие, не стоит ничего. Ради победы.

Но что такое победа? Субъективщина. У каждого она своя. Как и правда. Как и выбор. Ведь выбор не бывает неправильный. Он просто твой или чужой.

Знаете, до приезда в Подесту я боялась делать выбор. Боялась нести ответственность за него. Ведь теперь не на кого было переложить. Но когда я его сделала, когда решилась уйти с умирающего юга сюда, на запад, чтобы помочь добраться новым друзьям, Пруденс и Сью, я поняла насколько тяжелую ношу на себя повесила. Которая в итоге сильно ударила по мне. Так, что я сейчас еле держусь. Только благодаря вам.

Переведя немного дух от своей речи, которая немножко затянулась, я взглянула на Билли. Который всю мою длительную речь не отводил от меня взгляда. Даже не опустил голову, чтобы уже наконец выпить что-то или закусить.

Нет, он продолжал смотреть на меня с таким же восхищением, как тогда впервые, за столом на втором этаже.

— Один человек мне как-то сказал, — продолжила я, — «Смерть —
это то, что бывает с другими». Когда я впервые услышала эту фразу, не могла сообразить, что она означает. Но, проанализировав все те события, что произошли со мной за эти месяцы, я поняла всю суть данного изречения.

Смерть действительна происходит с другими. Всегда. И никогда с нами.

Ведь когда она к нам, наконец-то, придет, нас уже не будет. Мы будем мертвыми. Лежать, как и остальные, без сознания. Без души. Нас, как таковых, уже не будет. А значит мы ее никогда не встретим. Эту дрянь с косой, в темном обличии. Которая дышит нам в затылок.

Лично мне дышит!

Поэтому сейчас, сегодня, в свой восемнадцатый день рождения, я хочу наконец послать к сатане эту чертовку. И чтобы она никогда не возвращалась. Ведь когда она наконец-то придет за моим телом, завтра это будет или лет через пятьдесят, я с ней не встречусь. Я ее уже не увижу.

Я буду рядом с теми, кого за всю свою жизнь потеряла. Буду рядом с Чейзом, Пруденс, Сью, рядом с Роуз, Хоуп и Мелоди, буду рядом со своей бабушкой. И всеми теми, кого унесет эта смерть послезавтра на площади.

Я буду стоять со всеми вами.

Так что пошла ты, косая!

— ПОШЛА ТЫ, КОСАЯ! – повторили за мной все остальные и наконец-то чокнулись кружками, после моего длительного монолога.

Праздновали мы мой день рождения весь оставшийся день. Даже поздно вечером. Барбара с неугомонным Джейсоном, у которого начались, вроде как, колики, ушла от нас спать. Шерон решила помолиться перед событием на площади. Зейн и Ник предложили своему новому другу Джереми покататься по всей Подесте, показать ему какие-никакие красоты города. Джози и Труди решили напиться. А Аарон сидел с Билли в углу и смотрел за всем происходящим как старый дедушка, попивая свой старый виски.

— Эй, Лав! Подойди-ка сюда! – позвал меня Аарон, вставая со своего кресла.

В его руках был маленький нож, который он до этого использовал как скрытый клинок[38]. Правда без крепежа и без отрубания пальца руки.

— Думаю, на празднике он понадобится тебе больше, чем мне, — сказал он, вручая мне свое оружие.

У меня аж перехватило дыхание от такого подарка.

Или я зря радуюсь и он решил отдать мне свой нож на время? Да даже если и так, то это уже огромная честь.

— Аарон, спасибо, конечно… а как же ты?

— Я припас для себя других «подручных»: револьвер, пистолет… думаю, мне хватит, — отшутился он.

Я достала нож из кожаного чехла и убедилась в том, что намерения Аарона были как никогда тверды: нож был заточен, а я смогла, наконец-таки, прочитать гравировку на нем: «Dulce et decorum est pro patria mori[39]».

— Бей ведущей рукой, — сказал мне Аарон, — вот так! – и даже показал, — мне кажется, ты с ножом будешь управляться лучше, чем с пистолетом.

— Спасибо большое, Аарон! Обещаю его первый удар подарить Траю Берри, — сказала это я Флоссону, повиснув на его шее.

— Кому подарить? – спросил голос сзади.

Обернувшись, я увидела Джереми, Ника и Зейна. Парни видимо хотели уже отвезти погулять Джера и сказал об этом мне. А тот стал случайным свидетелем планирующейся мной вендетты.

— А ты что, не знал? – решил подбросить дрова в разжигающийся огонь Ник, — твоя дама собирается за всех нас отомстить: убить этого мерзавца, Трая Берри!

Его тут же толкнул в бок Зейн: видимо понял, что этого Джереми говорить не следовало.

Я и не стала тогда этого делать. Как только Билли и Аарон убедились в моих намерениях прикончить одного из командиров «Саузен Пауэр», мы начали готовиться. И я лишь попросила о том, чтобы Джереми никто не говорил ни слова. В его состоянии думать о том, как я, его маленькая девочка, будет убивать огромного мужчину, такого же по размеру, как и он сам, было ни к чему.

Но тут он услышал о моем намерении из моих же уст.

— Ребят, дайте нам, пожалуйста, поговорить, — обратилась я ко всем присутствующим. И они с понимаем ушли за добавкой к столу.

— Ты собралась его прикончить? – прямо спросил меня Джереми, как только они отошли.

— Да, ты что-то имеешь против?

Я впервые с ним так резко разговаривала. И он впервые ошалел.

— Ты не можешь просто так взять и вонзить ему нож в горло.

— Почему не могу? Мне же как раз его подарили, — усмехнулась я.

— Лав, это не смешно! – повысил голос Джер, — ты же не убийца. Никого в жизни не убивала.

— А тебе откуда знать? Ты со мной все эти месяцы был? – начала говорить с ним в унисон я.

— То есть это моя вина, что я лежу весь перебинтованный?

— Не я стремилась в контргруппировку.

— Я хотел тебя спасти!

— А теперь я спасаю тебя.

Джереми заткнулся. Не знал, что мне на это ответить. Его самолюбие, в тот момент, упало ниже ядра земли. И в такие моменты, он, как обычно, уходил. Но теперь, учитывая его положение, уйти решила я. На улицу, отдышаться.

Не отходя далеко от бара, я топталась на месте. Надо было себя куда-то деть.

Он решил устроить мне истерику в такой важный день.

Да еще и за два дня до еще одного, не менее важного, дня!

Что у него вообще в голове творится?

Возможно, я зря так думаю. Ведь его могли и по голове бить.

С ужасом я представляла сколько средств потребуется для восстановления Джереми.

Сможет ли он вообще когда-то нормально жить? Выживет ли в этой бойне?

Все это его дурацкое самомнение.

И высокая потребность в том, чтобы меня защищать.

В Милвене я даже не замечала, как все поручения давала Джереми. Будь это простая просьба открыть банку с огурцами или помочь мне с пакетами. Но теперь, когда он отказывается понимать, почему мне и всем нам важно прикончить этого Трая Берри, мне не хочется с ним разговаривать аж до самой поездки домой.

Будто чувствуя на расстоянии мою разрывную энергетику, на улицу вышла Труди. Уже слегка навеселе.

— О, а ты все еще тут. Что, взбесил тебя твой парень? – с пониманием спросила она.

С Труди сейчас можно было поговорить. Особенно, если она, все-таки, напьется и завтра уже ничего не вспомнит.

— Он просто не понимает, почему для меня это так важно, — поделилась мыслями я, садясь рядом на скамейку.

— Ну конечно. Ты сама сказала, его же рядом не было, — поддержала меня она, садясь рядом.

— Мы так громко разговаривали, что все всё слышали?

— Не волнуйся, нет. Просто я стояла рядом.

Ну и хорошо. Не хотелось бы ребятам завтра объяснять почему я решила поссориться с парнем, которого так долго и мучительно пыталась достать от «Саузен Пауэр».

— Хотя я бы, на его месте, еще бы не так с тобой разговаривала, — вдруг выпалила она.

— Это еще почему?

— Как почему? Ревность же. А он еще и такой эмоциональный парень. Я сразу это поняла.

Пазл в голове не складывался.

— Погоди… какая ревность?

— Тебя к Билли, конечно! – сказала она так, будто это было само собой разумеющийся факт.

— Труди, ты что-то путаешь…

— Такой взгляд ни с чем не перепутаешь, — помотала головой она, — неужели ты сама не видишь? Как он на тебя смотрит? А когда обнял тебя после того, как ты нас спасла? Держу пари — именно тогда он в тебя
и влюбился!

Мне хотелось противиться словам Труди. Все это было похоже на пьяный бред. Пока она, не отложив бутылку спиртного на скамейку подальше, не взяла мои руки в свои.

— Подруга, я мало что в этой жизни понимаю. Особенно почему наши две страны до сих пор не воюют, а прикрываются этим несчастным городом. Но что я знаю точно, насмотревшись на таких Билли Найтингейлов, так это когда они влюбляются. Поверь, такой взгляд я ловила на себе ни раз, и ни два. После чего лишь думала, как от себя мужика отвадить.

Труди, при ее выпитой наполовину бутылке вина, смогла сохранить трезвые и четкие глаза. Которые не теряли концентрацию и будто вбивали мне свои мысли в голову. Теперь я понимала, чем цепляла она солдат. Сама могла кого хочешь загипнотизировать. И не только своим обаянием и красотой. Она, как ведьма, внушала мне свое мнение. Пока поняв, что я недостаточно пьяна, чтоб ей поверить, не решила вернуться в бар.

— Думай как хочешь, милая, решать только тебе. Просто запомни одну истину, до которой я слишком долго доходила: человек, который и тебя любит, ни в коем случае не будет пытаться удержать. Человек, который только тебя любит, будет пытаться сделать эту любовь смыслом своей жизни.

Подмигнув мне на прощание совершенно трезвым взглядом, Труди удалилась в бар, из которого уже играла музыка, похожая на медляк.

Я хотела бы в этот момент вернуться и попробовать как-то станцевать с Джереми. Чтобы как-то загладить наш конфликт. Но когда я открыла дверь, то оттуда выкатили самого Джереми Ник и Зейн.

— О, подруга, а мы как раз везем Джера погулять, — сказал Ник.

— Да, ты же не против? – спросил Зейн.

Я посмотрела на Джереми. Тот смотрел куда-то вдаль, совершенно игнорируя мое присутствие.

— Нет, езжайте. Только ненадолго.

Так и не посмотрев на меня, Джереми отправился на свою ночную экскурсию с новыми друзьями, оставив меня наедине со своими мыслями после разговора с Труди.

Знал бы он, что она тогда мне говорила.

Не в силах находится на первом и даже втором этаже, где пропахло алкоголем и потом, я решила подняться на крышку и подышать свежим воздухом. В тот день я уже так много не пила, как обычно. Но все равно чувствовала духоту внутри.

Я смотрела на город с нашего бара и представляла, сколько людей может выйти на площадь 31 августа.

Я молилась, чтоб не много. Чтобы люди, увидев взрыв возле церкви, сразу же убежали, куда-нибудь в поля. Чтобы их не накрыло взрывом. Чтобы они не пострадали. Ведь они не были виноваты. Просто наслаждались теми последними днями лета, что им отвел всевышний.

Господи, заговорила уже прям как Шерон.

Да, она тогда неплохо промыла мне мозги после моей истерики. Напомнив все заветы Бога со сносками в Библии. Не то, чтобы это как-то сильно на меня повлияло. Но успокоившись, придя в себя, я все-таки вспомнила, что люди на западе Подесте просто хотели мира. Всегда. Всю жизнь.

И я не могла их за это винить. Уж точно не сейчас.

Копаясь в своих мыслях, я не заметила, как оказалась на крыше не одна. Тихая фигура, подбиравшаяся ко мне сзади, вдруг оказалась рядом, со стаканом в руке.

— Восхитительная речь! Прямо-таки волшебная. Тебе бы оратором выступать.

Я тут же узнала этот запах. Аромат ванили с чем-то пряным.

Пряный чай-латте.

— Это был мой дебют. Не думаю, что когда-то смогу повторить.

— Ты себя недооцениваешь.

— А ты меня — переоцениваешь.

Говорить мне с ним было тяжело. Особенно на трезвую голову. Поэтому наш диалог быстро зашел в тупик.

— Кстати, зачем я сюда пришел-то, попробуй.

Я и не заметила, как у него в руках были два бокала с какой-то жидкостью.

— Что это?

— Помнишь я говорил о том, как мой отец любил смешивать красное сухое вино с виски? Первое мне удалось достать. И смешать.

Попробовав этот своеобразный коктейль, я поняла, почему Билли он нравился. Аромат был терпким, вкус твердым, в плане спирта, но достаточно игривым. Сам коктейль был хорошим, чтобы не напиться. И хорошим, чтобы на несколько мгновений, все-таки, перенестись на другую сторону Подесты.

Без войн, трений и моря крови. В какую-то волшебную, несуществующую Подесту, с вечнозелеными полями, голубыми чистыми реками и приятным воздухом.

Какой Подеста действительно могла стать. Но не сейчас, конечно же.

— Вкусно, — отозвалась о его творении я. И тогда он предложил тост.

— За то, чтобы, как послезавтра все не прошло, мы все равно все встретились на небесах! – взмыл он бокал вверх.

— Уже завтра, — поправила его я.

— А, да? – он посмотрел на свои наручные часы, — точно, уже завтра.

Мы чокнулись. Он не отводил от меня взгляда, пока я снова не попробую содержимое. Возможно, чтобы убедиться, что я не вру.

— Всегда хотела тебя спросить, — чутка осмелев от напитка, сказала я, — а сколько на самом деле тебе лет? Ведь все говорят: «Билли Найтингейл! Надежда Подесты! Такой молодой, а уже командир!».

Он рассмеялся от моего цитирования.

— Ну, вот уже как пару часов, как мне двадцать два.

Я поперхнулась от услышанного. Аж все содержимое вышло через нос.

— В смысле «уже как пару часов»? У тебя тоже день рождения 29 августа?

— Не совсем — 30 августа. Но я не хочу, чтобы кто-то знал. И уж чтобы мы праздновали.

В этот момент мне стало стыдно за тот праздник, что мне ребята устроили.

Может в Подесте, в принципе, не принято праздновать день рождения? Тем более, в такое время?

— Прости… я не знала.

— Все хорошо, — поспешил успокоить он меня, — это не из-за тебя. Или чего-то другого. Просто не хочется, чтобы кто-то знал мой настоящий возраст. И уж тем более дату.

— А почему?

Он усмехнулся.

— Потому что ярлык возраста тяжелее ярлыка достижения. По крайней мере сейчас — в 2017 году.

Он был прав. Теперь, узнав сколько ему на самом деле лет, я не могла поверить, что к 22 годам можно добиться так много всего.

Аж зависть взяла вверх.

И видимо не только у меня.

— Ну, несмотря на это, я все равно не могу оставить тебя без подарка, — игриво ответила я, — тем более, когда я знаю такой секрет. Что ты хочешь?

Билли Найтингейл театрально вздернул подборок вверх и устремил свой взор на небо, будто придумывая, что ему подарить.

— Уж не знаю, что ты можешь подарить мне, Лав Трейнор, кроме как убийство Трая Берри.

Я не знала, говорит ли он правдиво про такие вещи. Действительно ли верит в мои намерения? Или думает, что я просто подойду к врагу поближе, испугаюсь, убегу, а он закончит за мной?

— Но я все-таки придумал… Танец. Подари мне танец.

Я опять поперхнулась. Но уже своими слюнями. Которые от ожидания уже начали течь.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно. У меня выпускного не было, пришлось ехать срочно на фронт. А так было много девушек, которые хотели со мной потанцевать, — рассмеялся он.

Я и не сомневалась. Как с таким красавчиком и не хотеть танцевать?

— Ну хорошо. Только под мою музыку, — сказала я, доставая из кармана телефон. Я смогла его зарядить в баре. Хотя все равно продолжала лишь слушать на нем музыку.

Он принял стойку. Настолько официальную, что мне даже стало неловко. Увидев это, он спокойно взял у меня один наушник и, сунув его в ухо, взял мою руку.

— Когда люди выигрывают войну, они танцуют. Будем считать это репетицией перед нашем выигрышем, — сказал он и притянул меня к себе за талию.

В телефоне заиграла музыка. Та, которую я, в тайне хотела, поставить. Но точно бы не поставила при Билли. Было бы стыдно.

Не думала, что сразу на нее попаду. Но звезды сошлись.

Это была Лана Дель Рей. Самый лучший ее альбом, по моему мнению. Который назывался также, как и моя любимая у нее песня — Born To Die.

Hi! Who me? Why?

…

Feet don’t fail me now

Take me to the finish line

Oh, my heart, it breaks

Every step that I take

But I’m hoping that at the gates

They’ll tell me that you’re mine

…

Walking through the city streets

Is it by mistake or design?

I feel so alone on a Friday night

Can you make it feel like home

If I tell you you’re mine?

Если я скажу, что ты — мой?

It’s like I told you honey[40]

В эту жаркую и нескончаемую ночь начался дождь.

Впервые за многие дни. Перед самым концом.

И мы стояли с Билли в обнимку, пытаясь двигаться в такт музыки. Хоть у нас это совсем не получалось. Я положила свою голову ему на грудь и также нескончаемо смотрела в даль. Туда, где простирались поля, которые скоро будут гореть от взрывов и сотрясаться от сражений. Где еще стоял лес, который разделял нас от очередного лагеря. Где люди включали в своих домах ночники, боясь остаться в темноте.

А меня, впервые в жизни, темнота не пугала. Она стала моим другом. Как и дождь, от которого стоило бы бежать под крышу.

Они оба теперь заполняли во мне ту пустоту, что успела образоваться. И опыляли ее. Так, что внутри себя, я чувствовала, как растут цветы. Пышные, яркие, красивые. Которые раньше были лишь в зародыше, зернышками. А теперь, именно в дождливой темноте, раскрывались, благоухали.

Рождали новую меня.

Don’t make me sad

Don’t make me cry

Sometimes love is not enough

And the road gets tough

I don’t know why

…

Keep making me laugh

Let’s go get high

The road is long

We carry on

Try to have fun

In the meantime

…

Come take a walk on the wild side

Let me kiss you hard in the pouring rain

You like your girls insane

So choose your last words

This is the last time

…

‘Cause you and I

We were born to die[41]

Глава 28. Бал у Сатаны.

Ребята уснули под утро. Мы же с Билли всю ночь проболтали на крыше. Пока сами же не заснули на ней.

30 августа мы, как и просил Билли, провели спокойно: просто готовились к завтрашнему торжеству. Пришедшая после очередного клиента Труди, рассказала, что Трай будет восседать, как король, на втором этаже пекарни. Будет любоваться тем, что происходит на центральной улице. Поэтому прокрадываться к нему придётся через черный вход.

Зайдя пару раз в эту пекарню, Ник и Зейн начертили схему здания: где находятся окна, двери, в каких местах можно, если что, спрятаться. Я пыталась выучить все эти расположения, но в голове они долго не задерживались. Даже после третий чашки вонючего кофе. Джереми, сидевший рядом, снова начал говорить о пересмотре плана: чтобы кто-нибудь другой пошел убивать Трая Берри. Но я была непреклонна. Настолько, что он, в очередной раз обидевшись, принялся помогать парням чистить стволы. Подальше от меня.

Пока мы обсуждали наш план с Барбарой и Шерон, Аарон в очередной раз принес Джереми местные ягоды.

— Может я все-таки попробую?

— Ты не настолько бессильна, как он. Когда мы взорвем КПП и церковь, Джереми нужны будут силы, чтобы мы его перевезли за границу.

Состояние Джереми действительно требовало лекарств. Ведь его здоровье скакало от хорошего к плохому как инсулин у больного диабетика. Барбара предложила отвезти их в поле, как и договорились, уже сегодня, чтобы не возникло проблем завтра. Но Джереми, услышав это, наотрез отказался. Мотивировал это тем, что проблем с ним не будет. Аж клялся.

В такие моменты мне становилось за него стыдно. Он вел себя как ребенок. Капризничал и не хотел признавать очевидного — он слаб. И слава всем богам, что есть те, кто смогут о нем позаботятся. Хоть это был и удар по самолюбию Джереми. В очередной раз.

 Устав от зубрежки плана здания и повторения нашего, с девчонками, плана, я решила подняться на крышу. На первом и даже втором этаже снова было душно. Даже простой выход на улицу не помогал. А вот крыша… там действительно становилось легче.

Поднимаясь наверх, я услышала голоса. Которые заставили меня замереть прямо на лестнице.

— Послушай, все будет хорошо. Я же буду рядом.

— Именно это меня и пугает. Вдруг тебя зацепит?

— Аарон не дурак, чтобы рисковать нашими жизнями. Он, конечно, безумец в плане патриотизма, но своих не бросает.

— Плевать мне на других! Мне ты важна.

Выглянув слегка наверх, я увидела Джози и Труди, которые стояли, обнявшись. В следующую секунду, Труди, устав словесно успокаивать подругу, принялась целовать ее. И не только в щечку.

— Солнышко, я понимаю как ты боишься еще и меня потерять. После того, что случилось с Пруденс и Сью. Но я тебе обещаю — мы поедем с тобой бороться за юг вместе!

— И мстить за смерть Пруденс и Сью!

— Конечно, и за всех наших друзей.

Теперь Труди же поцеловала сама Джози, устав от этих трений. Девушек я решила оставить наедине. И, когда на крышку захотел подняться Аарон, у которого на лице не было сухого места от пота, я подвела свой указательный палец к губам и выгнала его на первый этаж. Тот, видимо, все понял, не стал задавать лишних вопросов.

Ложились, в тот день, спать мы рано. Все на втором этаже. Даже я рядом с Джереми. Как-то хотелось вместе провести наш, возможно, последний день в баре. Который мог к завтрашнему вечеру также сгореть в огне.

В последний день лета я проснулась раньше всех. Села на лестницу, оперлась об стену и начала мучительно ждать. Надеялась доспать на этом месте. Хотя внутренний будильник мне совсем не позволял отдохнуть. Еще чуть-чуть. В голове проносились воспоминания о моей недолгой, но счастливой жизни.

Где-то через час проснулся и Аарон. Он разбудил уже и всех остальных. Надо было подкрепиться, одеться и выдвигаться. Поесть мы решили оставшимися консервами.

Во-первых на балу есть было страшно, а во-вторых — пока будет идти сражение после взрыва КПП, ребята, которые поедут на юг, возьмут еще консервов в ближайших магазинах. К тому времени, там хозяев точно не останется.

— Итак, следуем плану, — начал снова повторять наши действия Аарон, — Барбара и Шерон сажают в машину Джереми и Джейсона и едут вместе на поле. Билли с Ником и Зейном пойдут расставлять ловушки и провожать в Иглтаун Билли. Джози, Труди, Лав и я идем на само мероприятия. С которого, аккуратно, ускользает Лав в пекарню.

Мы все, в очередной раз, подтвердили свои действия. Проверили снаряжение.

— Когда Лав покончит с Траем и придет обратно на праздник, я подам сигнал парням и они взорвут церковь, а за ним и КПП.

— Надеюсь, боженька нас не покарает, — отшутился Зейн и получил укорительный взгляд от Шерон.  

— Не забывайте, что наш план очень хлипкий, а ситуация серьезная, — продолжил он, — облажаться мы просто не имеем права.

Все это понимали. И уже внутренне прощались с этим миром, если у нас ничего не выйдет.

После обеда уже никто план по второму кругу не прогонял. Ребята просто сидели парочками и обсуждали то, что будут делать после нашей мини-революции.

— Мы договорились, что сначала завезем Джереми в Милвен, а оттуда рванем с Шерон в Гостер — там живут мои друзья и ее родители, — поделилась планами Барбара.

— Если вдруг захочешь справедливости, мы будем ждать тебя с Труди на юге, — сказала Джози и обняла подругу.

Я удивилась тому, как раньше не замечала между ними связи. До этого я сама не видела однополые пары. Даже когда увидела их на крыше, не могла поверить, что Труди и Джози испытывали друг к другу. Но теперь, когда они сидели в обнимку и представляли, что это, возможно, был их последний день, я понимала насколько сильно они любят друг друга. С учетом того, что о самой любви рассказывала мне Труди. И как Джози сейчас нуждалась в близком человеке рядом.

— Ну, что ж, можем начинать, — сказала наконец Барбара ровно в четыре часа дня.

До праздника оставалось два часа и они решили как можно раньше достигнуть безопасной зоны. Ник, Зейн и Билли пошли за ними. Только совсем в противоположную сторону. Наша оставшаяся компания поднялась на второй этаж, чтобы принарядиться. Нельзя было показывать, что мы идем на войну. Поэтому, найдя в шкафу старые поношенные платья, Аарон вручил их нам с Джози и Труди. А сам надел какой-то дырявый в рукавах пиджак.

— Надеюсь, нас не выгонят за дресс-код, — пошутил он.

Я присмотрелась к своему платью: оно было чисто деревенским, длинное и в цветочек. С пуговицами впереди. Такие я видела лишь в старых фильмах, про идеальную загородную жизнь. Где девушки, в порыве эмоций, бежали по лавандовому полю от своей безмятежной жизни, придерживая на голове соломенную шляпу. Шляпу на втором этаже я не нашла, но вот платок да — его я обвязала вокруг своей головы, закончив бантиком.

Возле шкафа у нас висело хоть и пыльное, в местах разбитое, но длинное зеркало. От потолка до пола. Подойдя к нему поближе, я попыталась оценить себя во весь рост. Впервые за пару месяцев, я увидела себя полноценно.

До этого боялась подходить к зеркалу. Увидеть, какая я стала страшная. Еще больше, чем была.

Но теперь в зеркале я видела лишь миниатюрную, исхудавшую, даже осунувшуюся, девушку, которая смотрела на меня с удивлением. В торчащих русых волосах не хватало какого-нибудь полевого цветка, а вот платье хорошо подчеркивало мои выразительные формы, вместе с осиной талией. Весь мой образ заканчивался потрепанными, но подходящими по стилю кедами, делая из меня если не Элизабет Беннет[42], то точно Джо Марч[43].

Как я раньше не замечала всего этого? Больших глаз, на фоне которых мое пухлое лицо было не таким большим, каким мне казалось? Или прямого носа, из-за которого мне всегда завидовали одноклассницы? Которых я не слушала… А мой пышный бюст? Не слишком маленький, но и не слишком здоровый. Самый раз для моего маленького роста. С таким же маленьким размером ноги.

Как я раньше не замечала какой была красивой? Конечно, по длинным волосам я, все-таки скучала. Но даже и без них, мой шарм не пропадал.

Пока я любовалась собой в зеркало, ко мне сзади подошел Аарон. Уже одетый, в мятую рубашку и стеганый пиджак, он взял меня за плечи и выпрямил. Теперь моя гордая осанка прибавляла мне пару сантиметров в росте. А я даже и не замечала, как горблюсь.

— Вот теперь ты похожа на нас. Истинная жительница Подесты.

Комплимент ли это был? Я не знаю. Не знаю, жительницей какого города теперь являюсь. Но то, что Аарон назвал меня своей, меня непременно радовало.

Выходили мы из бара уже когда услышали с улицы музыку и восторженные возгласы. Люди со всего запада стекались на центральную улицу, где уже вовсю были столы с угощениями и стулья, украшенные цветами. Жители, видимо вместе с солдатами, пытались подчеркнуть всю эстетику своей сельской жизни.

Впервые, за долгое время, Подеста выглядела живой.

Хоть это и было не взаправду.

Выходили мы из бара медленно, прощаясь со зданием. Возможно кто-то, во время стычек с солдатами, найдет здесь прибежище.

Хотя бы на время. Вернуться в него мы уже и не надеялись.

Добраться до места проведения праздника мы решили пешком. Не хотелось привлекать к себе внимание. Хотя и пришлось топать 5 км. Аарон шел под ручку с Джози и Труди. Я же старалась держаться поблизости, но идти сзади. Мне хотелось потеряться в этой толпе, которая двигалась в одном направлении. Казалось, что весь город решил, на один вечер, перенестись в атмосферу праздника. Поэтому, уже к шести часам вечера, все заведения были закрыты.

Кроме одной пекарни. Куда мне надо было любыми способами добраться.

— Сразу не мчись, — сказала мне Труди, как только мы увидели это злосчастное здание, — надо дать им время, чтобы напиться. Тогда они потеряют бдительность.

Дойдя до места проведения, мы покинули Аарона и начали искать места отступления. Куда мы могли бы убежать, как только раздаться взрыв в Церкви.

Было два места: переулок между домами, в котором можно будет укрыться под развалинами, и сторожевая будка, в которую поместимся мы все.

Жители Подесты… конечно, мне было их жалко. Хоть они ко мне явно такого чувства не испытывали. Спасибо сельскому образу, они нас дажене заметили. Но подойдя к столам, где Джози и Труди тут же схватили бокалы с выпивкой, я заметила, как много людей тут собралось. Обычных жителей было больше, чем солдат. Кто-то додумался прийти на такой праздник даже с детьми.

И в этот момент я думала: они реально не понимают, куда пришли? И что за этим стоит? Что даже, празднуя уже почти победу, не подвергают себя и своих родных опасностей?

У жителей запада Подесты напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Его они тогда обменяли на полноценную и бесконечную покорность и верность новым правителям. Как они думали.

— Не стой столбом, — прошептал мне на ухо Аарон, — ищи цель.

Точно, цель! По плану, мне надо было найти солдата, который бы с радостью провел меня в пекарню. Или имел бы ключи от нее. Ориентироваться надо было на тех, кто стоял рядом со зданием. Но когда мы пришли, девушек туда не пускали. Видимо, несмотря на всеобщее празднование, бдительность Трай Берри решил не терять.

Труди, как местная знаменитость, уже вовсю ошивалась возле троих ребят. Найдя глазами Джози, я увидела, как та сгорает от ревности. Хоть и старается сдерживать себя. От того, чтобы отодрать подругу от солдат, и от того, чтобы убрать руку одного из них со своей талии.

Да, девочки сразу же нашли себе парней. А вот меня окружить никто не спешил. Хотя из всех молодых девочек, стоящих вокруг, я была одна. Остальные, по парочкам и с детьми, мило беседовали друг с другом и восхищались мимо проходящими ребятами из «Саузен Пауэр». Хотя те и не обращали на них внимание. В их взгляде я улавливала четкое презрение.

Они как будто не шли, а парили по воздуху.

Были на голову выше их. Каких-то простолюдинов.

С виду это действительно напоминало какой-то королевский прием. Люди тут делились на придворных, челядь и солдат, которые держали уши и глаза востро. Среди них всех я чувствовала себя крайне неуютно. Как будто забрела не на ту вечеринку. И меня вот-вот скоро вышвырнут с нее.

— Кхм-кхм, — послышалось сзади меня.

Обернувшись, я увидела солдата. Он тоже смотрел на меня свысока. Но, в отличии от остальных, с интересом.

— Вы та девушка из бара? – спросил он.

Мне не нашлось что ответить. Даже пришлось воды отхлебнуть. Пусть я и боялась, что та окажется отравленной.

Солдат был готов еще раз меня переспросить, как вдруг посмотрел наверх. Следя за его взглядом, я посмотрела в ту же сторону. И увидела знакомую фигуру, восседающую на балконе второго этажа пекарни.

— Пройдемте со мной, — сказал он, буквально беря меня за локоть.

— Я сама, — отринув от него, сказала я.

Та самая фигура на балконе лишь усмехнулась от моей наглости. И, подав жест своей слуге, встала со своего трона и прошла в комнату.

Пока я шла к пекарне, все собравшиеся провожали меня взглядом. Даже расступались передо мной. Как расступаются перед Елизаветой II. Только поклона от них не хватало.

В этой толпе я поймала взгляды Джози и Труди. Они, незаметно для остальных, подмигнули мне. Уже стояли рядом друг с другом.

Рыбка клюнула на крючок. Дело осталось за малым. Убить рыбку.

Пройдя охрану прямо перед входом в пекарню, я начала вспоминать план здания. Пока все шло отлично: все то, что нарисовали ребята, полностью совпадало с планом первого этажа. Войдя внутрь, я сразу же увидела большую лестницу, ведущую наверх. И несколько комнат по бокам ее.

— Вам наверх, — сказал солдат, оставаясь внизу.

Пахло маслом и свежеиспеченными булочками. Звукоизоляция этого здания была превосходной и мне, практически, было не слышно музыки с улицы. Но я все равно, поднимаясь по лестнице, постоянно озиралась по сторонам и переступала с дощечки на дощечку, буквально на цыпочках.

На втором этаже была лишь одна комната. Та, в которой и сидел Трай. Нас отделяла лишь одна дверь. Такая светлая, с узорами. Я стояла и рассматривала ее, вместо того, чтобы войти внутрь. Искала любую причину, чтобы оттянуть этот момент.

Может Джереми был прав? Никакая я не убийца.

И отнимать эту славу у Билли не стоило?

— А вот и ты!

Трай Берри не стал ждать, пока я решусь, и сам открыл дверь, протянув меня внутрь. Видимо, считал минуты, когда я должна была дойти наверх. От него уже в дверях исходил знакомый запах гари и характерной вони, которую он тщетно пытался скрыть дешевым парфюмом.

Такой же запах, что я чувствовала тогда в центре.

Комната была светлой, уютной. Даже оживленной. В ней явно кто-то жил. Скорее всего, это был пекарь. Я лишь надеялась, что Трай его просто выгнал гулять на улицу. А сам занял самое лучшее наблюдательное место.

— Да, в платье ты выглядишь намного красивее, — сказал он, подходя поближе. Теперь его запах ощущался еще больше. Но кривить лицом мне нельзя было. Поэтому я просто закрыла глаза.

— Думаю без него тебе будет еще лучше, — сказал Трай и я ощутила, как он принялся расстёгивать на мне пуговицы.

Тут же перехватила его руку. И уловила непонимающий взгляд. Видимо никто, из нынешних девушек, ему не отказывал. Боялись.

— Я хочу попить, — придумала я отмазку. На что он повелся. И подал мне со стола рюмку с уже наполненной жидкостью.

Я принялась хлебать содержимое медленно. Как будто в первый раз для него. Так от моей невинности он лишь поплыл. И, уже будучи поддатым, начал грязно гладить меня по щеке.

— Давно не видел таких милашек в Подесте. Особенно тех, кто ртом еще и говорить может, — усмехнулся он, — До сих пор в ушах стоят твои слова, — последние слова он, еще больше ко мне приблизившись, стал нашептывать мне на ухо, — а в голове образ: ты и я, на юге Подесты.

В этот момент в моей голове всплыла картинка из снов. Как он, стоя впереди тропинки, ждет меня. И каждый раз получает.

Теперь кошмар был наяву. И я не могла просто взять и перевернуться на другой бок.

Нужно было действовать.

Положив свои руки ему на уже распахнутую волосатую грудь, я слегка отодвинула Трая вперед. Усаживая на кресло, стоящее рядом со столом.

— Ты что задумала, малышка?

Малышка. Прямо как во снах. И тогда, в университете.

Я до сих пор не могла поверить, что он меня не помнит. Не помнит мои испуганные глаза, когда чуть сам не убил. А теперь лезет ко мне.

— Тш, — прикоснулась я указательным пальчиком к своим губам и начала сама расстегивать пуговицы на своем платье.

Он же, как в дешевых фильмах, где изображают пьяниц, лишь распластался на кресле, ожидая от меня страстного стриптиза. Увидев сзади него магнитофон, я, включив первую попавшуюся мелодию на полную, отошла к углу, где и продолжила себя раздевать.

Все это выглядело грязно и неестественно. Я ощущала себя омерзительно и не могла представить, как этим могла каждый день заниматься Труди. Когда мой лифчик уже показался из платья, я даже закрыла глаза, чтобы не останавливаться, и не видеть его животного взгляда.

Стоило расстегнуть еще пару пуговиц. Ведь уже, в трусах на боку, у меня находился нож Аарона, которым я могла перерезать ему горло.

— Иди-ка сюда, — поманил меня Трай к себе, буквально присаживая к себе на коленки.

Но я лишь уперлась одним коленом в кресло, продолжая свое представление.

— О да,  — простонал он, закрывая глаза.

И это был мой триумф.

Достав нож, который подарил мне Аарон, я, как он говорил, взяла его в ведущую руку и была уже готова вонзить его ему в глотку.

Но пока я собиралась с мыслями, боясь, совершить действие, Трай Берри открыл глаза и, увидев что я собираюсь сделать, молниеносно встал с кресла и оттолкнул меня от себя. Нож тут же выпал из моих рук в сторону.

— Я так и знал, что-то тут не чисто, — сказал он, улыбаясь.

Я, лежа с расстёгнутым платьем, была даже не в силах пошевельнуться.

— Что тебе нужно? Ты что, из этих? Из Иглтауна? Кто тебе дал ту монету? – рычал он.

— Что, правда не помнишь меня? – прошептала я.

От моего вопроса он встал в ступор. Помотал головой. Он не был испуган, как мне хотелось бы. А выйдя из ступора, даже рассмеялся.

— Если бы я помнил всех шлюх, которых приглашал к себе, у меня бы голова лопнула, малышка.

Снова малышка.

Я попыталась встать. Но он меня снова опрокинул, ногой вперед. Ножа рядом даже не было видно.

— Где сейчас твои солдаты? Все здесь? На западе? – резко спросила я, пытаясь снова ввести его в ступор.

— Очередная шлюха решила поиграть в революционера… Мои да. Но «Саузен Пауэр» … они теперь везде. Разбросаны по всему континенту. Убив меня, ты даже и на процент не уменьшишь их влияния. Это бесполезно.

Блефовал он или нет, я не знала. Но Билли предупреждал, что Трай умный парень и прошел долгий путь до предводителя одной из группировок. Как и он сам. Поэтому я решила ударить его. Ногой. Собрала все силы в себе и врезала ему по коленной чашечке.

Он даже бровью не повёл. Настолько слабым мой удар оказался.

— Лучше беги, пока меня не схватились. Думаешь, ты одна сегодня такая должна была прийти?

Я в ужасе подумала, что сейчас сюда позовут Труди. И она попадет под горячую руку, как только солдаты увидят, что я натворила.

Черт, все не так должно было пойти! Я должна была сделать это быстро! Один удар в шею — и бежать.

К сожалению, Трай увидел мои сомнения. И в панике бегающие глаза.

— Только не говори, что всерьез пыталась меня убить, — рассмеялся он, — таких как ты — куча. Даже мощнее, сильнее.

Воспользовавшись тем, как я пытаюсь собраться с мыслями и решить, что делать, он ударил меня ногой в лицо, отчего я аж отлетела и ударилась в шкаф.

— Слабачка, — сказал он, — только для секса и сгодишься.

Повернувшись назад, он уже хотел открыть двери балкона и, видимо, выкинуть меня вниз. Но я, придерживаясь о шкаф, незаметно для него встала и прыгнула со спины.

Он рассвирепел и пытался скинуть меня с себя. Оттолкнулся от стола и врезался со мною в стену. И я снова оказалась на полу. А я лишь удивилась, как нам повезло со звукоизоляцией и магнитофоном, что его солдаты все еще его не спохватились.

Он же, к тому моменту, завидел мой нож и поднял его с пола.

— А ты сильнее, чем мне показалось, — ехидно сказал он, — ненамного конечно…

Тут он подошел ко мне и, уже в полу приседе, сам приставил нож к моему горлу.

— Скажи, это Аарон тебя надоумил?

Подставлять товарища, если мы вы вдвоем в этой комнате выживем, мне не хотелось. Поэтому я помотала головой в разные стороны.

— Врешь! Кому еще могло в голову прийти такая дурацкая идея?

Он отошел на меня и стал расхаживать по комнате. Я искренне не понимала почему он, видя мое обессиленное тело, тут же не выбежал наружу или не прикончил на месте.

Трай Берри решил со мною поиграть.

— Думаешь, ты первая шлюха, которую он ко мне подсылает? Как бы не так. Еще тогда, когда горела церковь, он решил отправить ко мне свою женушку. Как она тогда сказала, «мирно урегулировать ситуацию», — исковеркивав свой голос, процитировал он ее.

Я же все пыталась привстать. Хотя бы чуть-чуть. Дотронувшись до своего носа, я пыталась понять, сломал ли он его.

Сломал. Все, теперь завидовать мне нечему.

— Она же, чертова католичка, уповала мне на церковь, — продолжал Трай, — говорила о всех заповедях, что запрещают войну, пыталась уговорить уйти. Ха, представляешь? Она искренне, как фанатичка, верила, что Бог не желает войны. Что Бог всех любит нас. И границы не имеют значения.

Теперь он снова подошел ко мне.

— Только границы сейчас и имеют значения. И все, кто в этом сомневаются, тупые ходячие мертвецы.

На его лице была снова та безумная улыбка, что я видела в университете. После чего последовала не менее безумная речь.

— Я убил ее. И всех тех, кто был с ней. Женщин, их мужей, детей… даже мамаше этого Найтингейла перепало! Не сбежав он тогда с выпускного, как настоящий трус, сгорел бы вместе с ней в церкви! Ха-ха!

Я в ужасе слушала то, о чем он говорил. Пазл в голове сложился. И мое понимание как будто придавало мне силы.

Снова встать и попробовать отбить у него свой нож.

Или перерезать горло чем-то еще.

— Федералы тогда даже не поняли, чем это мы их тогда поджарили, — не унимался Трай, — все искали динамит. Только забыли, с кем имеют дело. Ведь мы — «Саузен Пауэр», — направил он мой нож ввысь, — чтим свои традиции, не забываем корни. В том числе, и что нас вырастило.

Повернув налево, он, подойдя поближе к тому столу, выдвинул из его ящика что-то красное. Что-то, похожее на апельсин или грейпфрут.

— Ты не представляешь, какой мощью обладает она, — сказал он, аккуратно демонстрировав мне ягоду, — может положить всю улицу в считанные секунды.

— Если уж решил перед смертью разоткровенничаться, то говори всю правду, — прохрипела я, все еще пытаясь встать, — это же обычная ягода.

— О-хо-хо, а наша малышка оказывается не все знает, — начал глумиться он.

Отрезав малую часть от ягоды, он, аккуратно положил ее на стол. После чего, открыв пошире двери балкона и отойдя в дальний угол комнаты, бросил кусок ягоды и стрельнул в него.

Успев вылететь на улицу, этот кусок ягоды разразился от выстрела таким мощным взрывом, как будто Трай выбросил с балкона динами.

Но это была обычная ягода.

Выйдя на балкон, Трай успокоил всех собравшихся. Уверовав, что все в порядке. А я, пребывая все еще в шоке, не могла поверить, как эта ягода чуть не разнесла всю пекарню.

Черт! Да целая года и пол улицы взорвать может! И сейчас лежит спокойно на столе. Я не могла поверить в то, что вижу. Ведь сама видела не раз, как Аарон эти ягоды скармливает Джереми. И как их остальные едят.

— Что это? – тупо спросила я, хватаясь за голову. Она уже начала болеть.

— Ягода «Бохта». Растет только на юге Подесты. И служит нам своей верой и правдой, — театрально ответит на мой вопрос Трай, — деревенские, правда, до сих пор ее кушают. Не знают, какой мощью она на самом деле обладает, если в семена добавить нитроглицерин.

Я не знала, что это за вещество. Но звучало оно пугающе.

— А что будет, если его съесть? – наивно спросила я.

Трай резко рассмеялся. Наверное, от моей тупости.

— Значит, ты простая деревенщина, — «раскусил» он меня, — если съешь просто ягоду, тебе ничего не будет. А вот если уже наполненную нитроглицерином… рвота, кашель, закупоривание легких… дальше смерть… мучительная…

Он рассказывал мне это все, пугая, прямо как детей в летнем лагере после отбоя с фонариком. Смотря на мое испуганное и шокированное лицо.

Тогда он думал, что испугал меня своим откровением. Что сейчас в его силах взорвать всю нашу улицу одним движением руки. Но я была шокирована не этим.

Ведь именно эту ягоду тогда давай Аарон Джереми. Отчего у того и ухудшалось состояние. А должно было наоборот — улучшаться.

Рвота, кашель, проблема с легкими… все это было у Джереми после того, как он попал к нам. Даже после того, как мы достали его из братской могилы, у него не было таких симптомов. Они все появились после того, как Флоссон начал кормить его этими ягодами.

Но зачем?

— Надо будет раздать их всем желающим, — сказал Трай, — особенно твоим ребятам из бара. Ведь они подложили мне сейчас такую свинью… я-то рассчитывал на быстрый секс, а теперь приходится рассказывать тебе всю правду перед тем, как окончательно с тобой покончить. Ха-ха-ха! Или предложить Аарону Флоссону, чтобы он вас лучше мотивировал.

Видимо Трай Берри тогда, прочитав мои мысли, решил сразу же ответить на все мои новые вопросы.

— Что? – в очередной раз спросила я.

— А ты не знала? Он же чертов псих! Завалил брата одной девушки, чтобы та вступила в его команду. Нет, он уже тогда был уже не жилец, мы постарались, ха-ха-ха! Но он его добил! И девушка повелась. До последнего за них боролась. Пока не получила пулю в грудь.

Теперь мне все стало ясно. Как будто солнце вдруг выглянуло в этот, уже темный, вечер и озарило мне всю картину. Которая рисовалась в моем изображении. Кровью.

— Даже не знаю, что ты в нем нашла… перешла бы лучше к нам. У нас и мужики покрепче, и еды побольше, — предложил Трай.

А я все еще молчала. Пыталась переварить то, что сейчас узнала.

— Ну, ладно, пора с тобой заканчивать, — начал подходить ко мне он, — и так уже слишком много узнала. Хоть и унесешь это с собой в могилу. Как и все остальные.

Опустив на пол свое живое колено, он снова приставил к моему горлу нож. Да так, что его наконечник повредил мне кожу и теперь из моего горла тоже сочилась кровь.  

— Как жаль, что мы не повеселились, — сказал он и снова начал гладить меня по щеке. Теперь уже размазывая мои сопли, слезы, слюни и кровь по всему лицу, — ведь даже так ты такая красивая.

Ощутив снова этот мерзкий вонючий запах из его рта, я, уже от злобы, переполнявшей меня до краев, решила, пусть и в последний раз, ударить его. Но теперь в глаз рукой и ногой в живот.

Он тут же, не ожидая от меня прилива сил и упав назад, застонал от боли. Нож также вылетел из его руки в сторону. А я, уже в спешке, ухватившись за рядом стоящую тумбу, начала подниматься.

Трай лишь снова засмеялся. Я не понимала, что в нем больше: глупости или настоящего безумия. Ведь он совсем меня не боялся. Меня, уже стоящую прямо перед ним с подобранным ножом.

Меня, готовую, в любой момент, перерезать ему глотку.

— Уж не думал, что кончим мы так, — наконец-то, сбавив обороты, тихо сказал он, — Ты что думаешь, спасешь их? Как Жанна д’Арк[44] ворвешься прямо на площадь и покромсаешь всех своим ножичком? Да даже если и покромсаешь… мы не стали бы праздновать, не будь я уверен, что в соседнем доме у меня не сидит подкрепление. Ребята, которые только сегодня пришли с юга. Да, дорогая моя, мы сегодня празднуем захват Подесты! Да, захват целый Подесты! Окончательный и бесповоротный!

И снова покатился в своем безумном хохоте. Побитый, с распухшим лицом, на котором пот давно смешался с кровью, он напоминал запойного военного, который недавно вернулся с фронта. Но не душой. Потянувшись к своему магнитофону, который уже по второму разу крутил какую-то песню, он вдруг нажал на кнопку, включив какую-то мелодию. Мне незнакомую, но мотивы я припоминала.  И начал тихонько напевать.

Sometimes we walk hand in hand by the sea

And we breathe in the cool salty air

You turn to me with a kiss in your eye

And my heart feels a thrill beyond compare[45]

Я, подойдя ближе, еще раз ему врезала. А он, продолжая напевать, врезал мне кулаком в ответ. Прямо в лицо. По разбитому носу. Да так, что я снова отлетела. И упала тем же лицом прямо на пол.

— Шлюхам вроде платят, — сказал он, подходя ко мне лежащий, — но ты, дорогая моя, заплатишь мне.

И он, легким движением руки, сдвинул кусок платья с моей ноги, после чего, взяв мой же нож, отсек мне правый мизинец.

Я взвизгнула от боли. Да так, что уже все солдаты должны были прибежать.

Но они не спешили. Наверное думали, что их хозяин решил со мной разделаться.

И ладно.

Еле-еле повернувшись на бок, я увидела, что осталось от моего пальца. Трай забрал у меня целую фалангу. И, демонстративно, дойдя до маленькой печки, стоящей у балкона, бросил его в огонь.

— Ты знаешь, кто придумал тренд с выкуриванием праха? Ха, нет, не я. Хотя мне нравится. Это было еще до тебя, до меня. Еще во время первых войн люди додумались до такого практичного способа использования праха.

Взяв из угла кочергу и помешивая сжигающийся палец, он достал из ящика стола одну из самокруток. И закурил.

— Все думают, что это придумали «Саузен Пауэр». Да и пожалуйста. Людям прямо так нравится делать из нас злодеев, бежать от правды. Верить в свою придуманную ложь.

Моя фаланга горела недолго. Даже удивительно. Я, уже слегла привставшая и посматривавшая в отчаянии на свой кровоточащий мизинец, думала, что хотя бы кости должны были гореть долго.

— Они сами это придумали, малышка. Сами взяли, добавили прах в табак и закурили… забавно, правда? Люди сами становятся злодеями, а потом придумывают злодеев, чтобы на их фоне казаться добряками.

Высунув наконец-то то, что осталось от моей фаланги, он, подобрав со стола табачный лист, стал делать самокрутку. При мне.

— Ты думаешь «Саузен Пауэр» плохие? Уууу, — начал изображать Трай приведение, — замыслили мир захватить. Прямо как Гитлер. Ха. На войне не бывает хороших или плохих, малышка. Все, кто воюет, по определению плохиши. Просто кто-то боится в этом признаться, а кто-то нет.

Облизав табачный лист, Трай повернулся ко мне, продемонстрировав свое творение.

— В отличии от них, мы лишь возвращаем себе свое. То, что принадлежало нам давно. И принадлежит теперь, по праву.  

Положив самокрутку из моего праха на стол, он протянул мне руку. Так, как будто бы предлагал перемирие.

— Подойди сюда.

Взявшись за его грязную и потную ладонь, я поднялась. Он, взяв со стола самокрутку с моим прахом, другой рукой притянул меня к себе. А потом сунул эту самокрутку мне в рот.

— Почувствуй себя саму. Изнутри, — прошептал он, поднося к свернувшемуся табачному листу зажигалку.

Я снова почувствовала вкус табака. Точно такой же как тогда, в первый раз в школе. В спортивном зале. Но теперь я отчетливо ощущала во рту свой прах. И, воспользовавшись моментом, когда он поднял голову вверх от наслаждения, и тем, что он наспех накрутил эту самокрутку,
я, вобрав в себя весь прах, что был в табачном листе, расположила его у себя во рту, стараясь как можно больше пропитать его своей слюной. 

А потом, когда он вернул свою голову на место, я тут же прильнула к его губам, открывая его рот настолько шире, насколько у меня получилось бы. И когда он ответил на мой «поцелуй», начав уже сам засовывать свой язык мне в рот, я, всем тем воздухом, что был тогда в моих легких, резко дунула, даже уже плюнула, свой прах ему в рот, стараясь попасть как можно дальше, в глотку.

Трай Берри тут же отринул от меня и схватился руками за горло, пытаясь выкашлять то, что попало ему в рот. Я же лишь подошла к нему еще ближе и заткнула его рот своими ладонями. Мы оба отошли подальше от балкона, где вовсю еще веселились люди, остановившись у того самого кресла, куда я его и посадила. 

— Задохнись. Моим. Прахом, — шептала я ему на ухо, пока он, в конвульсиях, задыхался у меня на глазах. Из его глаз уже потекли слезы, а из носа сопли. Он все еще обхватывал своими руками горло, что было мне только на руку. Смотрел на меня обезумевшим взглядом, не в силах прекратить себя же душить.

В глазах Трая Берри я наконец-то увидела то самое отчаяние и страх, которое мечтало увидеть в нем уже давно. В своих снах. В моих фантазиях. И, конечно же, в реальностях.

Я поняла, что сейчас, на последнем издыхании, он наконец-то вспомнил, кто я такая. Вспомнил ту маленькую испуганную девочку, которую он чуть не убил тогда, в университете. Которая теперь стояла перед ним и даже уже не затыкала своими руками его рот.

Которая сама убила его.

Именно с такими эмоциями он и ушел из этой жизни, с цепкой хваткой рук на своем горле, будто сам удушив себя. Это была картина маслом, которую я бы, с удовольствием, повесила бы на центральной улице Подесты. Вот прямо сейчас.

Отойдя от него подальше, я не могла сообразить, что тогда сделала.

Я убила Трая Берри? Вот прямо-таки сейчас? Только что?

Эти мысли не могли обосноваться надолго у меня в голове. Вылетали, и снова залетали обратно. Пытавшись помочь мозгу принять только что наступившую реальность.

Я даже снова схватилась за голову. Нет, она больше не гудела. Просто хотела разорваться от осознания того, что я сделала. И что видела перед собой. Этот маленький глупый мальчишка лежал передо мной на своем кресле с открытыми глазами, которые, в последние секунды своей жизни, видели лишь мой обезумевший оскал. Как будто смотрели в зеркало.

Не в силах больше смотреть на него, я, подобрав свой нож с пота, вышла из комнаты, даже не обращая внимание на еще кровоточащий мизинец и расстёгнутое платье.

Парень, что провожал меня и встретил меня внизу, даже не обратил внимание на мой убитый вид. Лишь, усмехнувшись, видимо от понимая, что хозяин снова разошелся, открыл мне дверь и выпустил на улицу.

Я, как мы и планировали, вышла из пекарни и тут же направилась обратно к ребятам, к столам. Там солдаты, вперемешку с жителями, уже вовсю праздновали освобождение Подесты. Даже не обращали на меня внимание. Я же искала глазами Аарона. Или, хотя бы, Джози с Труди.

Подошла к одному из столов и тут же опрокинула рюмку с чем-то. Даже не осознавала, что я делаю. И как спирт растекается внутри меня. Как будто находилась тогда не на улице, а где-то далеко. Опять в себе. Спрятавший в своей тайной комнате.

И тут я увидела впереди себя Аарона. Он стоял, вдалеке от всех, возле стола. На которую клал ту самую ягоду, которую я, пару минут назад, видела у Трая в комнате. Положив ее на разогретую конфорку и, отойдя подальше, он даже не стал искать глазами девочек, чтобы увести подальше. Просто испарился в толпе также, как и появился.

И тут, спустя пару секунд, раздался взрыв. Такой, что отбросил меня от стола. И я ударилась головой об асфальт.

Вокруг меня начали раздаваться еще более мощные взрывы. Прямо как тогда, в моем сне. Я же снова смотрела в небо, не в силах уже подняться с земли. Рядом пробегали люди, в панике, в крови, с разодранными платьями и костюмами. Кто-то даже наступал на меня ногами.

Сзади себя я услышала еще один взрыв. И снова крики. Только теперь люди, бежали, почему-то, в противоположном направлении. Подальше от меня. Оставляя меня одну. Пока кто-то, в черной форме, похожий на солдата, не опустился передо мной на колени, и не стал меня поднимать.

Глава 29. Сыворотка правды

Впервые, после рассказала Лав, я молчала. Не знала как реагировать. Она же продолжала смотреть куда-то в пустоту, рассказывая о том, что видела в тот ужасный вечер.

— Везде были обгоревшие тела, которые до сих пор пылали. Лежали куски мяса. Кого-то разорвало пополам, кто-то догорел от взрыва после. Были и те, кто оставался в сознании, но продолжал бороться. Убегая с улицы или уползая с нее.

По ее щеке потекла слезла, которую она даже не тронула. Ее губы даже не дрогнули. Казалось, что это плачет ее душа. Которая, наконец-то, рассказала то, что скрывала в себе все это время.

— Я плохо помню, что было потом. Просто, в какой-то момент, я очутилась в одной из машин, в которой меня и доставили сюда, в больницу. Тут уже начали суетиться люди, пытались понять, что со мной. А потом появилась ты. Со своим отравительным на вкус кофе, — улыбнулась она сквозь слезы.

Я и сама не заметила, как начала плакать. Тихо, чтобы не сбить ее с мыслей. После того, как она наконец-то упомянула наше первое знакомство, я решила положить свою руку на ее.

Она была холодной. Мне хотелось согреть ее. Лав мне всегда казалась непробиваемой глыбой льда, в которой наконец-то начали проявляться трещины. После этого

 Лав попросила оставить ее одну, пока она собирает вещи. Я поняла, что ей надо отойти от осознания, что она, наконец-то, рассказала мне все, что происходило за это ужасное время. Выйдя из ее палаты, я решила, пока что, сходить в сестринскую, чтобы узнать кто будет моим следующим пациентом. Нэнси хранила все истории болезни в одном месте. Увидев свое имя, я вытянула планшет и увидела до боли знакомое имя – Аарон Флоссон. Видимо Нэнси решила скинуть на меня всех, кто пережил взрыв в Подесте. Слава богам, это были не те ребята из «Саузен Пауэр».

Я бы не отпустила Лав так просто, не попрощавшись с ней. Пока она собирала вещи, решила посетить своего нового пациента. Мне было страшно к нему идти. Зная теперь, что он сотворил и на что был способен. Но Аарон лежал рядом с охранным пунктом. Поэтому я решила, что если заподозрю что-то в нем, тут же позову охрану.

Он лежал на том же этаже, что и Джереми. Кажется, у меня повышение. Этаж был, как в тот раз, пустым и тихим. Только мои каблуки разрушали эту тишину. Я прошла вдоль всего коридора до его палаты. Охранник был на месте. Зайдя внутрь, я увидела мужчину, который, все еще не пришел в себя. В его карте было указано, что из-за взрыва у него нарушен вестибулярный аппарат: он часто отключается и блюет. Чаще всего проводит время во сне. Не желая его будить, я лишь решила проверить его капельницу. И пока я этим занималась, он неожиданно проснулся.

— Кто вы? – прохрипел он слабым голосом.

Он со всей своей силой пытался открыть глаза, но у него это плохо получалось. Я тут же отринула от капельницы и постаралась ответить сразу на все его вопросы, чтобы он поскорее вернулся к покою.

— Все в порядке, мистер Флоссон. Меня зовут Пандора Хатти, я ваша новая медсестра.

Вроде как это сработало. Он перестал пытаться разглядеть меня и спокойно выдохнул.

— Долго я буду еще в таком состоянии?

— Не могу сказать, мистер Флоссон. Врачи пишут неоднозначный диагноз, вас сильно задело при взрыве. Надо было быстрее убегать от него, — попыталась намекнуть ему я, что все знаю.

Что именно он сотворил тот взрыв в Подесте. Который они даже не планировали. Который, возможно, унес сотни, а то и тысячи, людей.

Но зачем? Чтобы замести следы? Или он был в тайном сговоре с «Саузен Пауэр»? И увидев, что Лав вышла от Трая живая и здоровая, решил ретироваться?

— Знал бы я, что она устроит на центральной улице, и на метр бы к ней не подошел.

Сначала я согласилась с ним, ведь его слова были логичны и вписывались в мой укор.

Но потом меня как будто пронзило током.

Показалось даже, что это было от капельницы.

Если бы я его не переспросила.

— Если бы знали? Мистер Флоссон… а разве не вы… не вы устроили тот взрыв?

Бедный мужчина даже дернулся, когда я об этом его спросила. Но решил, что я просто шучу.

— Что вы… я вообще никогда взрывоопасных веществ в руке не держал. Что там было, динамит? Это было задачей Билли Найтингейла, Зейна и Ника.

Я стояла со сдвинутыми бровями, буровя его взгляд. На секунду мне показалось, что он просто еще не совсем пришел в себя, поэтому несет такой бред. Или просто не хотел рассказывать правду какой-то медсестре. Поэтому я решила оставить его. Но когда я начала уходить, то он резко схватил меня за руку. Когда я обернулась и посмотрела на него, то его глаза уже вовсю были открыты и пристально смотрели на меня, буквально прожигая.

— Кто вам сказал, что это был я? Билли? Он так сказал?

— Нет, — испугалась я, — это была Лав. Лав так сказала.

И он отпустил меня. Перестал таращиться и опустил свои глаза вниз. Хотя даже так я видела, как у него в голове складывается какой-то пазл. Но ему явно не доставало какой-то детали.

— Что такое, мистер Флоссон? Лав что-то не так сказала? 

И потом он поднял глаза. Но уже смотрел не на меня. А куда-то в стену. Куда-то в пустоту.

— Нет. Это и была Лав. Лав Трейнор взорвала Подесту.

Глава 30. Ягода Бохта.

Я пришла в осознание всего вокруг уже после того, как мы с Аароном, который уселся в инвалидное кресло, прихватив по дороге Зейна, наконец-то устремились к палате Лав.

Во всей больнице было тихо и безлюдно. Как будто специально для нас все пациенты попрятались по своим палатам, а весь медицинский персонал пошел покурить. Это и радовало нас, и огорчало одновременно. С одной стороны, никто не помешает нам выяснить истинные мотивы Лав. С другой стороны, никто не поможет нам, если вдруг она захочет нас убить.

— Давайте я первым пойду, — предложил Зейн.

Но я его остановила.

— Нет, вы еще недостаточно окрепли. Я пойду. Вы – за мной.

Он послушался. Я заметила, как он стоял босиком на полу, облокотившись об стену. Этому парню еще лежать и лежать. Но он принялся вкатывать кресло с Аароном в палату, после того, как я пошла вперед.

Палата Лав была недалеко от лифта. Но до нее мы шли вечность. Так боялись издать звук и напугать ее.

Внутри себя я думала: а может она ушла? Сбежала под шумок, пока я проверяла Аарона?

А как же Джереми? Она просто взяла и бросила его?

Нет, нет, нет. Точно нет!

Взяла его с собой? Такая маленькая хрупкая девочка? Да вряд ли.

И пока я перебирала все возможные варианты у себя в голове, мы уже дошли до ее палаты.

— Ее здесь нет, — прошептал Зейн, заглянув внутрь.

Я вошла в комнату, чтобы убедиться. На ее незаправленной кровати лежала сумка, полусобранная. Некоторые вещи еще лежали на комоде, куртка висела на вешалке.

Нет, она не ушла.

Она где-то здесь.

— Посмотрите там, — сказала я Зейну, указав на восточное крыло, — я пойду вперед.

В этот раз он уже не сопротивлялся. Прихватил с собой Аарона. Мне было страшно их отпускать. Я шла вперед и несколько раз оборачивалась назад, совсем забыв о том, что я ищу. Пока не услышала ее голос.

— Тише, тише. Скоро все пройдет. Совсем скоро.

Преодолев весь свой внутренний страх, я сделала шаг навстречу следующей палате, где и увидела Лав. Та наклонилась над одним из солдат «Саузен Пауэр». Его глаза были широко раскрыты, губы наполнены пеной, которая уже вовсю растеклась по шее вместе с кровью. А сам он немного подрагивал.

— Лав.

Она отвлеклась. Резко повернулась в мою сторону. То же сделали и остальные ребята, что лежали в палате. Их она заранее завязала всем, чем могла: веревками, полотенцами, одеялами. Но даже их слабое состояние не позволило бы им даже шелохнуться.

— Уйди, Пандора, — стиснув зубы, сказала Трейнор.

Подойдя чутка поближе, я разглядела то, что она держала в своих руках.

Ягода «Бохта».

— Лав, давай поговорим.

— Поздно уже. Наговорились, — ответила она, продолжая совать в рот бедного парня ягоду.

Его уже было не спасти.

Но я могла спасти других.

— Тебе не обязательно убивать их. Они тебе ничего не сделали, — старалась спокойно до нести ей свои мысли я.

— А я и не собиралась их убивать, — начала оправдываться она, — они сами ели эти ягоды с нитроглицерином, которые сюда привезли. Прямо с Подесты.

Судя по состоянию парней, я не могла ей верить.

— Я пытаюсь выяснить, где их главный, — продолжила объясняться Лав.

Парень, лежащий перед ней, уже видел свет в конце тоннеля. И она, поняв, что от него ловить уже нечего, подошла к другому парню. Тот тщетно пытался выбраться из пут.

— Подожди, о ком ты говоришь? Трай Берри уже мертв. Ты же сама сказала.

— А у них теперь новый главный. Мой старый знакомый.

Взяв очередную порцию, видимо, зараженной ягоды, она начала ее разбирать, как грейпфрут, и совать уже в рот другого парня.

Я не знала что делать.

Подбежать к ней и остановить?

Или оставить все как есть, позволив ей покончить со всем этим?

Ведь не факт, что Аарон Флоссон сказал правду. Может, он пытался настроить меня против нее?

Вдруг в дверях показался парень, который хотел, видимо, проведать своих товарищей, но встал на месте, лишь зайдя внутрь.

Лав, увидев его, тут же вытащила ягоду изо рта бедного парня. Тот на радостях обрадовался. Пока сам не увидел, кто же к ним пришел.

— Робби, — сказала она.

И тут я на него посмотрела.

Худощавый, уставший мальчик, с разинутым ртом и округлившимися глазами, не мог поверить тому, что видел перед собой. Все его товарищи были нещадно повержены, а он сам рисковал, в ту же секунду, пасть от рук бывшей подруги.

— Как долго же ты прятался от меня, — продолжила Лав, — хотел даже сбежать завтра, так и зайдя ко мне в палату. Что, совесть замучила? Так, что ты решил унитазу признаться в том, что сделал?

Я не понимала, что происходит. И за что Лав винит Робби.

В том, что он теперь новый командир? Она решила всех командиров «Саузен Пауэр» прикончить.

Увидев мое смятение и то, что я не знала, чью сторону занять, Лав поспешила мне все объяснить.

— Это он убил Мелоди, Пандора! – сказала она, — он мучил ее все то время, что тусовался с этими чудовищами на юге. В паре километров от меня! Наблюдал за тем, как ее насилуют. Эти же парни! Его девушку!

Я в шоке посмотрела на Робби. На его глазах проступили слезы. Он даже попытался подойти к нам поближе.

— Стой на месте! – крикнула на него Лав, достав из заднего кармана брюк свой пистолет. И направив его на Робби.

Я тут же вскинула руки вверх. Как будто меня захватили в заложники. Как будто она направила этот пистолет на меня.

— Лав, что ты творишь? – пыталась вразумить ее я.

— Ты же все слышала, Дора! Слышала, в каком состоянии я тогда ее нашла. Я хотела тогда найти этих зверей и покромсать всех по очереди. Даже расстроилась, не найдя их здесь. А пока собирала вещи и случайно зашла не в тот туалет, узнала, кто за всем этим стоит. Кто стоял и наблюдал за тем, как она умирает!

Голос Лав начал дрожать. Как и пистолет в ее руках. Она пыталась собраться. И не собиралась отводить ствол подальше. Робби же, также поднявший руки вверх, лишь опустил голову вниз, с которой уже вовсю шел дождь из слез.

— Я не мог ничего поделать, — еле-еле выдавил он эти слова из себя. Чем вызвал гнев у стоящей перед ним Лав.

— Не мог ничего сделать? Ты что, издеваешься? Это твоя девушка. Была твоей девушкой. Давала тебе деньги, когда ты, с семьей, голодал. Делала за тебя домашнюю работу, пока ты тусовался в мастерской или с Джереми. Господи, да что она только ради тебя не делала! А ты так с ней поступил!  

Со стороны могло показаться, что эти двое просто ссорятся. Из-за пустяков. Но в контексте всей истории, я понимала, что для Лав это были не пустяки. Как и для Мелоди, наверное, тоже.

— Они бы убили меня, — продолжал оправдывать себя Робби.

— Лучше бы они убили тебя, — ответила ему Лав.

И сняла пистолет с предохранителя.

Я тут же шагнула в сторону Робби и закрыла его собой.

— Дора, отойди.

— Нет, Лав! Ты не можешь так поступить! Ты не убийца.

— Уже убийца. Я убила.

— Ты спасла. Спасла людей, в очередной раз. Всю Подесту. Всех людей!

— Это было бесполезно! Он станет таким же Траем Берри.

— Нет! Это все скоро закончатся. Власти Северного Береллина объявили войну. Сразу же, после вашего взрыва.

— Это тоже бесполезно! Они быстро закончат. И люди Подесты снова будут тонуть в собственной крови!

Она сделала шаг вперед. Я не шелохнулась. Трясущаяся голова Робби показывалась из моего плеча. Тогда Лав подошла ко мне поближе, буквально вплотную, и устремила свой пистолет ему прямо в лоб.

Как когда-то он ей.

— Лав, у тебя еще есть возможность это прекратить, — не останавливалась я, — не дай себе превратиться в монстра. Коим стал Трай Берри. И Аарон Флоссон. Коим может стать и Робби.

Она слушала меня. Но все равно смотрела на Робби. Который уже пускал слезы и слюни на мое плечо. Думая, что я реально его как-то спасу.

— Он уже им стал. И это его убивает, — вдруг сказала девушка.

Лав, вдоволь насмотревшись на то, как страдает ее бывший друг, вдруг убрала пистолет с его лба и засунула себе обратно в штаны.

— Не я убью тебя, Робби Салливан. Твоя совесть сделает это за меня.

Я смотрела на Лав Трейнор и не понимала, как ее смелость и безумство умещались в одном теле. Как она, пытаясь прийти в себя, делает шаг назад, возвращаясь к кроватям парней. Те даже не собираются отводить от нее взгляд. Как и мы с Робби.

Тут в палату вбегают люди, которых я совсем сейчас не хотела бы видеть: Зейн и Аарон. Они, в отличии от Робби, вбежали прямо на середину комнаты. И Лав, увидев, что ее новый заклятый враг пришел в себя, обратилась ко мне.

Поняла, что терять уже нечего.

— Ну что, Пандора Хатти, готова к заключительной части моей истории?

…

Стоя рядом с трупом Трая Берри, я опиралась об стол, чтобы удержать равновесие. И вдруг увидела, что, к тому моменту, на нем лежало.

Под разбросанными пустыми табачными листами и выпитыми бутылками, я нашла еще больше самокруток. На секунду я даже подумала: почему предводитель одной из самых могущественных, как они считают себя, группировок на континенте, курит дешевые самокрутки? Курил Который сам же и крутит? Крутил.

Я хотела было уже отойти от стола и выйти, поскорее, наружу, но тут я заметила одну деталь. Каждая самокрутка была подписана. Именами. Итан, Георг, Джейк… Джереми.

Я взяла ее. Начала крутить в руке. И тут же вспомнила, что сделал Аарон.

Он был таким же, как и Трай Берри. Даже хуже.

Нет, Трай Берри вербовал людей к себе совсем по-другому. Он дал им выбирать: жизнь в качестве участника «Саузен Пауэр» или смерть, в качестве участника контргруппировки.

Аарон Флоссон же делал все совсем по-другому. Он им выбора не давал. Никого. Просто заставлял ему подчиняться. Делать то, что он хочет. Забывать о своих принципах и служить этому дурацкому патриотизму.

Порывшись в ящиках стола, я обнаружила еще ягоды. Такие же, с нитроглицерином. Они даже пахли по-другому. В них чувствовалась химоза.

Я взяла несколько из них и запихала в себя, под платье. Столько, сколько смогла вынести. Не осознавая, что вообще делаю, я спокойно вышла из пекарни. Дошла до центральной улицы. До одного из столов. Достала ягоды и положила их на конфорки, где раньше стояли шоколадные фонтаны. Куда совали клубнику. Это было логичным, ведь Трай взорвал
их путем пули. Оружия у меня не было. Да и использовать его при всех было бы палевно. Нужно было то, что их бы взорвало. Или согрело.

Я положила все ягоды, что нашла, на конфорки. Не знала, сколько потребуется времени на то, чтобы они нагрелись и взорвались. Но стала потихоньку отходить от стала, спиной назад.

Знаешь, в какой-то момент я даже задумалась. Может забрать их? Перестать делать, что мне хотелось в тот момент. Взорвать их всех. Отомстить. Ведь люди были там не виноваты. Те, что стояли рядом со столами.

Но потом я посмотрела на Аарона. Тот вовсю разговаривал с какой-то девочкой, смеялся и делал вид, что все в порядке. В моей голове возникла мысль, что он, возможно, тоже сейчас ее вербует.

Может она, дурочка, и согласиться сразу?

А может он перережет всех ее родных, чтобы она, окрыленная местью, пошла против «Саузен Пауэр»?

Люди вокруг меня тоже смеялись. Радовались концу лета, выпивали. Кто-то даже выкрикивал тосты. «За Подесту. Новую столицу Южного Береллина».

Я вспомнила ту пропаганду, что была на радио.

Вспомнила людей, которые делились со мною разными политическими мнениями.

Вспомнила солдат севера, которые даже не приехали меня спасать.

Вспомнила то, с каким улыбками эти же люди ходили по улочкам западной Подесты и делали вид, что война их не касается.

И вот она их коснулась. Прямым образом. Ударила волной от взорвавшейся ягоды, которая унесла вдаль еще и меня.

Все тут же закричали, заплакали, даже зарыдали. Стали искать родных по асфальту, которых разбросало на мелкие кусочки. Вопили имена, вопили от боли, вопили от понимания, которое тогда только и пришло им в голову.

Они были на войне. И уже давно.

Потому что если ты, находясь на войне, делаешь вид, что все нормально, поверь, она уничтожит тебя первым.

Я лежала на асфальте в пару метрах от столов. Которые уже вовсю полыхали. Сзади меня взорвалась церковь. А за ним и КПП. Куча машин тут же въехало в город. Куча солдат начали расстреливать «Саузен Пауэр». Некоторые из них побежали спасать раненных. И один из них, подбежал ко мне.

— Все будет хорошо, Лав, — сказал мне прибежавший Билли Найтингейл и, подхватив мое тело на руке, понес меня в ближайшую машину.

Другие солдаты также, как и он меня, положили остальных раненных рядом со мной. Повернувшись, я увидела рядом с собой Аарона. Которого хотела задушить еще тогда, в машине. Но, не в силах больше бороться с болью во всем теле, я снова провалилась в царство Морфея.

…

В палате с ребятами из «Саузен Пауэр» стояла тишина. Все слушали Лав. И, дослушав, не решались издать звук.

— Я не оправдываю свой поступок. Нисколько. Я сотворила ужасные вещи. Унесла жизни многих, ни в чем неповинных людей. У которых уже прогнили мозги от пропаганды. И от страха также продолжать жить, в разрушенных домах и с убитыми родственниками.

Я не знала, понимала ли я тогда Лав. Сделала ли она тогда все правильно… я знала одно: мне хотелось поскорее обнять эту, все еще, маленькую девочку, которая сама рассказала мне всю правду.

До конца.

Зейн и Аарон все еще стояли в центре комнаты. И также не шевелились. Зейн в момент рассказала Лав даже как-то отошел от мужчины. Видимо показав этим, что он его не поддерживает.

А я, набравшись смелости, как меня научила это делать Лав, наконец-то нарушила тишину.

— Спасибо, — сказала я ей, — что рассказала.

Она грустно мне улыбнулась. Видимо, сомневалась, что я останусь на ее стороне.

— Я сейчас уйду, Пандора. И заберу с собой Джереми. Мы уедем отсюда и больше никогда не вернемся. Поэтому сделай мне, пожалуйста, прощальный подарок.

Она подошла ко мне поближе. Мне даже показалось, что она хочет вручить мне пистолет. Но потом она сказала.

— Сотри, пожалуйста, все данные обо мне и Джереми. Что мы были здесь. Что мы были в Подесте. Пусть они думают, что мы умерли еще там, в университете. Ведь так это, на самом деле, и было.

Я понимающее кивнула ей. И она, поняв, что я все еще на ее стороне, положила остатки ягод в корзину и, попрощавшись глазами со всеми в палате, кроме Аарона, спокойно вышла из палаты.

Я слышала, как она шуршала в своей палате. Как закрыла дверь и покинула этаж. Все это время в нашей комнате продолжалась тишина. Которую нарушала пришедшая Нэнси.

— Так, а что это мы тут все стоит? А ну, разошлись все по своим палатам! Немедленно.

Она даже не посмотрела на все еще привязанных парней. Возможно, решила, что это их так врачи привязали на ночь. И вышла из палаты, попутно вытолкав из нее Зейна с Аароном. На них я даже не посмотрела.

Я смотрела в окно. Вдали уже вовсю поднималось солнце, опрокидывая свои лучи на нашу больницу. Начиная новый день в местной больнице Милвена.

Эпилог

10 ноября.

Это был поистине солнечный день. Хоть и морозный. Погода была идеальной: не сильно жаркой и слегка прохладной. Градуса пять где-то. И такой прекрасный день я решила провести также тепло и приятно.

Начала я его как в какой-нибудь мелодраме. Подольше повалялась в кровати, пока не убедилась, что полностью проснулась. Открыла немножко окно. И меня встретили солнечные лучи. Надела на себя белую футболку, джинсовый комбинезон и кеды. А поверх куртку.

Давно так не одевалась. Мне казалось, что в моем возрасте так выглядеть глупо. Но отражение в зеркало дало обратный ответ. Поэтому я дополнила свой образ легким макияжем. Ныряя рукой в богом забытую косметичку, я боялась, что какая-нибудь тушь уже давно просрочена. Но мне повезло. Она была годна еще один месяц. Если такой солнечный день будет и на следующей неделе, выкраду его на покупки.

Выходя из дома, я встретила тех же людей, что радовались этому дню, как я. У меня словно был фильтр, через который все вокруг казалось более ярким и позитивным, чем всегда. Даже пенсионер, живущий этажом ниже, сегодня улыбался, как ребенок. Дождя ночью не было, поэтому впереди меня ждала чистая улочка, уже убранная от снега.

Сев на автобус, я доехала до привычной остановки. Совсем не доезжая до больницы. Решила пройтись до того самого кафе, где мы сидели когда-то с Лав. Снова присев на те удобные кресла у окна, я заказала себе французские тосты с ягодами и кофе. Не слишком сытно, но вполне сгодится для завтрака. Для такого завтрака, когда не спешишь поскорее закинуть в себя хоть что-то. А просто сидишь и наблюдаешь за тем, как вокруг протекает жизнь. Как все вокруг просыпается. Как люди перестают спешить куда-то и также ловят эти счастливые моменты.

Казалось, что эта безмятежность была заразительна. И каждый, кто выходит из какого-либо здания, ловит в воздухе это настроение и тут же поддается ему целиком и полностью. Даже официантки, которые подносили завтрак, делали это грациозно, как балерины. Кайфуя даже от такой простой, но важной работы. В конце приема пищи я решила,
что они заслужили чаевые также, как и я заслужила этот чертовски вкусный кофе. Как завещал Дейл Купер из сериала “Твин Пикс”.  

Вдруг в кафе вошла девушка. Которая не хотела, чтобы ее заметили. Сняв с себя плащ и повесив его рядом, она также плюхнулась, рядом со мной, в кресло и заказала себе пряный чай-латте.

— Ну что, расскажешь мне свою последнюю мини-историю? – спросила я ее.

И запрокинула голову назад.

…

Перед тем, как уехать, я решила заехать к себе домой. Где ожидала увидеть отца. Спустя столько месяцев. Я не ожидала, что он кинется мне в объятия. Даже и не мечтала об этом. Просто хотела увидеть перед тем, как я уеду с континента навсегда.

Зайдя в наш старенький дом, который он за лето даже не успел покрасить, я аккуратно повесила куртку на вешалку. На первом этаже ничего не изменилось. Все те же стены, все та же мебель. Все тот же телевизор, орущий где-то впереди, в гостиной. Пройдя туда я заметила все того же отца, мирно разложившегося на диване.

— О, ты наконец-то приехала, — отреагировал он, увидев меня, — что, так было интересно в этой Подесте?

Я не понимала, о чем он говорит. Может быть шутить надо мной?

— Я так и думал, что ты не просто на экскурсию туда уехала. Свалила со своим дружком, даже школу тут не закончила. А я надеялся, что ты будешь жить со своим стариком до конца его жизни. Обеспечивать там, любить, заботиться… ну все то, что делают нормальные дочери со своими отцами.

Я не могла поверить своим ушам. Он что, новости по телевизору не смотрел? Не читал их в газете? Никто не заходил к нему домой из школы сообщить, что его дочь пропала?

Наверное ему просто было фиолетово. Как и всегда. Поэтому я, не церемонясь, сослалась на то, что меня ждут подружки в кафе. И я уже убегаю.

— Тут же приехала и убегаешь? Хех. Прямо как твоя родная мать. Такая же эгоистичная, как ты.

Больше слушать я его не хотела. Даже слышать его голос. Поэтому, даже не зайдя в свою комнату, я вышла из дома, в который больше не возвращалась.

Немного отойдя от входной двери, я увидела впереди себя человека, которого совсем не надеялась больше встретить. Передо мной стоял Билли Найтингейл, с руками в карманах и чистыми, такими же, пышными волосами.

— Билли! – крикнула я, падая ему в объятия.

Он узнал, где меня искать. И приехал, когда я в нем, больше всего, нуждалась.

Поняв, что могу ему довериться, я тут же разрыдалась у него на груди. Я и раньше ему рассказывала, какие у меня сложные взаимоотношения с отцом. И он, такой добрый парень, воспитанный в нормальной семье, услышав, как мой родной папа встретил свою единственную дочь, сообразил гениальную идею.

— Дай мне ключи от своего дома.

Я покорно ему их отдала. И осталась ждать рядом с папиной машиной, пока он входил в мой дом.

Что он сделает? Набьет ему морду? Скажет, как тот неправильно сейчас поступил? Расскажет, что на самом деле происходило с его дочерью.

Нет, Билли Найтингейл просто вышел из моего бывшего дома также быстро, как и в него вошел. Но уже с другими ключами.

— Думаю, ты заслужила.

С этими словами он открыл дверь машины и уселся прямо на водительское сидение. Мне не оставалось ничего делать, кроме как сесть с ним рядом. Прав то у меня до сих пор нет.

— Ну что, куда поедем? – галантно спросил он.

— Есть у меня одно место, — ответила ему я, указав это место на картах.

Где-то через два часа мы, заехав за вкусными жирными бургерами и милкшейками с фисташкой, оказались на старой свалке, куда сбрасывали ненужные запчасти и сломанные машины. Билли заплатил какому-то парню за то, чтобы он снял номера с папиной машины и поместил в гусеницу экскаватора.

Мы же с Билли разместились рядом и стали смотреть на это прекрасное зрелище вместе.

— Хорошо, что ты приехал, — сказала ему я.

— Хорошо, что ты решила заехать домой, — ответил он мне, — я только этот адрес смог пробить.

— Да, — усмехнулась я, — решила проведать отца перед тем, как уеду.

Я глотнула через трубочку милкшейк. Он был таким же вкусным.

— Куда поедешь?

— В Брайтон. Университет, услышав историю Джереми, сжалились над ним и разрешили поступить в следующем году. Даже без экзаменов.

— Круто… я вот тоже уеду, правда пока не знаю куда.

— Ты? Уедешь? А как же начинающаяся война?

— Она уже не для меня. Я выполнил свой долг. Освободил Подесту. В очередной раз. Дальше они уже и без меня обойдутся.

Я улыбнулась. Ждала такого шага от Билли. Ему не место было в армии.

— Билли, я должна тебе признаться… это я подорвала улицу в Подесте тогда.

— Я знаю, — удивил он меня.

— Знаешь?

— Да. Ты сама сказала. Пока мы ехали в Милвен. Видимо, ты тогда еще не совсем пришла в себя. Но уже спешила сдаться с поличным. Мне даже пришлось тебя заткнуть.

Он рассмеялся. А я удивилась.

— И ты все это время знал?

— Да.

— И ничего не предпринял? Ничего не сказал?

— Нет.

— Я ведь унесла огромное количество жизней.

— Не больше, чем «Саузен Пауэр», — спокойно ответил он мне.

Билли спокойно сидел, облокотившись об какую-то железяку, и спокойно пил мой любимый напиток. В такое-то холодное время.

— Ты на меня не сердишься? – по-детски спросила я.

— За что? За то, что ты в очередной раз нас спасла?

— От кого?

— От тех же «Саузен Пауэр». И от Аарона Флоссона, конечно же.

Я оставила свой милкшейк подальше от себя. Обхватила колени руками.

— Ты и это знаешь…

— Да… и слава богам. Надо было давно понять. С его приходом, столько людей начало тянуться в сторону контргруппировки… но я думал, что они хотели просто помочь, а на самом деле… люди хотели просто бежать.

Машину отца уже наполовину жевал экскаватор. На душе становилось легче. Как будто вся боль, что копилась во мне все эти месяцы, потихоньку уходила. Оставляя место для чего-то нового. Яркого. Светлого.

— Из-за меня началась война, — продолжала корить себя я.

— Она началась задолго до тебя. И задолго до меня. Просто никто не называл это войной. И думали, что проблема только в Подесте. Теперь же, после того, как мы разгромили не только церковь с КПП, но и всю центральную улицу запада, север в покое не оставит юг, пока не объявит себя гегемоном континента. Ты не начала войну, Лав. Ты просто открыла людям глаза.

Я хотела верить в слова Билли Найтингейла. Что все это было правдой.

— Открыла глаза и теперь бегу отсюда, — усмехнулась я.

— Но не из-за страха же?

— Нет. Конечно нет. Страха больше нет. Я просто сделала свой очередной выбор. Который долго откладывала в дальний ящик. С марта месяца все меня спрашивали, чью сторону я принимаю. За кого я: за север или юг? Ты знаешь, Билли Найтингейл, я не на чьей стороне. И никакого нейтралитета. Я просто покидаю это место, которое когда-то, ошибочно, считала своим домом. Не выбираю сражаться за тех людей, что меня предали. И уж точно не собираюсь жертвовать собой ради каких-то границ. Моя жизнь дороже. Теперь уж так точно.

Билли поднял стакан с милкшейками и протянул мне его, чтобы чокнуться. Мы сидели с ним на свалке до тех пор, пока гусеница не переживала все, что осталось от папиной машины. И, когда уже собрались уходить, встали напротив друг друга. Как тогда, на крыше.

— Я рад что ты не стала монстром, Лав Трейнор. В которого тебя так упорно пытались превратить все вокруг. Сначала отец, потом Трай, а потом и Аарон.

Я усмехнулась. Он говорил так по-философски. Что и мне самой захотелось ему так же ответить.

— В чем же тогда смысл всего этого, Билли Найтингейл.

Он сделал вид, что задумался. И потом ответил.

— В любви, Лав Трейнор. Только в любви.

…

— Мы попрощались с ним, так и не обменившись контактами. Знали, что если понадобимся, то найдем друг друга. На любом конце Земли.

Слушая последнюю историю Лав Трейнор, я и не заметила, как допила свой капучино. А она свой чай-латте. В этот день у нас еще были планы. И их надо было бы, до наступления темноты, успеть закончить.

Выбрав путь пешком, через час мы наконец-то дошли до местного кладбища. На удивление, даже это мрачное пространство, было сегодня приятным местом. В детстве казалась неприличным мысль о том, что можно было бы вот так взять и прогуляться по кладбищу. Посмотреть на то, какие люди тут захоронены. Может найти знаковых личностей. Взрослея же, понимаешь, что не стоит бояться смерти.

В колледже, на уроке по философии, нам преподавали историю жизни Эпикура. Он как-то сказал: “Не бойся смерти: пока ты жив — её нет, когда она придёт, тебя не будет”. Тогда, сидя на последнем ряду, я не понимала то, как можно спокойно жить не думая о том, что этот день может быть для тебя последним. Ведь во всех мотивационных речах говорилось о том, что нужно наслаждаться каждым прожитым днем. Или как говорил старина Джек из фильма “Титаник” “Важен каждый прожитый день”. А эта мысль лишь подогревала идею о том, что смерть всегда стоит у тебя за спиной и ждет, когда ты отдашь концы.

Но теперь я ее не чувствую рядом с собой. Не чувствую ее тяжелого дыхания в мою шею и слов, которые она мне шепчет на ухо: “Сделай же это, наконец-то. Сделай. А то можешь завтра не проснуться”. Как будто моя спина стала крепче и теперь сможет выдержать не только метания чужого мнения, но и других “ножей”. И все предрассудки о том, что нужно сделать прямо сейчас, ведь завтра может не наступить, исчезли. О том, что нужно скорее разбогатеть и стать знаменитой. Уйти с нелюбимой работы и стать гуру своего дела. Выйти замуж и родить кучу детей.

Все эти установки, пришедшие откуда-то из прошлого, теперь остались в прошлом. Которого теперь, как и смерти, нет.

Вот так вот, идя по кладбищу, в разговорах, мы не заметили, как дошли до нужной могилы. Эта гранитная плита как будто отличалась от других. Она была больше украшена цветами, больше обставлена игрушками и конфетами. Посмотрев на ее основание, я увидела надпись:

Мелоди Бин.

10.11.1999 — 10.07.2017

Любимая дочь, верный друг и талантливый зоозащитник

Ее могила была именно такой, как ее описывала Лав. Приятной и красивой. Видимо какой была и сама девушка, по ее рассказам. Жаль, что нам так и не удалось познакомиться. Возможно, мы бы нашли общий язык в вопросе защиты животных.

Сев на скамейку рядом, я представила, как мы бы вместе смогли творить великие дела. Помогать волонтерским центрам по выходным, жертвовать в фонды и тискать найденных щенков у меня дома. Если бы я когда-нибудь учредила какой-нибудь такой центр, то назвала бы его
в честь Мелоди Бин. Амбициозной, с горящими глазами девушки, у которой просто не было времени продемонстрировать свой потенциал.

— Когда я была на юге, то старалась сделать ее временную могилу как можно красивее. Ну, тогда я еще не думала, что смогу перевезти ее тело домой. Поэтому старалась вовсю. Как бы хотела она.

По дороге на кладбище, мы зашли в цветочный. И теперь положили на ее могилу охапку красивых и приятно пахнущих полевых цветов.

Мы как-то в детстве, когда умерла моя бабушка, фантазировали, как бы хотели, чтобы нас похоронили. Так себе тема для десятилетних детей. Но нам это тогда казалось гениальным. Ведь это очень круто иметь друга, который точно знает, как тебя надо похоронить. Мелоди сказала, что хочет поменьше камня и побольше цветов. Чтоб ее могила со временем заросла и покрылась зарослями. Чтобы осталось видимым только ее имя. Надеюсь, что когда я приду сюда в следующий раз, так и будет.

Наш букет выделялся среди остальных. Из одного из цветков поползла гусеница. Думаю, это бы Мелоди понравилось.

— Как дела в больнице?

— Неплохо. Выписали последних жителей Подесты. Некоторые из них решили остаться здесь.

— А Аарон?

— Он решил остаться здесь.

Она глубоко вдохнула воздуха внутрь, смотря на небо.

— Мы уезжаем завтра. Джереми, Джастин и я. Пока не уверена, что мы останемся там надолго. Надо поискать место, которое сможет стать мне новым домом.

Я посмотрела на нее. За это время ее волосы слегка успели отрасти и уже начали завиваться у уха. Не знаю, решится ли она их, в конце концов, отрастить. Но даже так она выглядела круто.

— Не страшно? — спросила ее я.

Глупо было спрашивать о таком. Зная, через что она прошла, простой переезд должен был казаться обычным шагом вперед. Даже скорее лилипутским.

— Страшно, — ответила она, — но это не повод не попытаться. Особенно, если это касается тебя самой.

И тут она посмотрела на меня. Таким взглядом, будто хотела что-то сказать перед тем, как попрощаться.

— Мне кажется мы оба вынесли этот урок.

Я не думаю, что когда-нибудь еще увижу Лав. Будет классно, если получится. Но людям, с таким прошлым, сложно видеть друг друга. Ее крепкая связь с Джереми или Билли — иное.

Мы просидели на лавочке еще где-то час. Просто сидели и наслаждались этим солнечным днем. Смотрели на Мелоди и мечтали.

Лав о том, сколько счастливых дней они провели вместе.

Я о том, сколько таких же счастливых дней могло бы быть.

В какой-то момент мы просто встали и разошлись. Без прощаний. Просто разошлись в разные стороны, как в фильмах. Благо на кладбище было несколько выходов.

Это был поистине солнечный день. Через месяц будет рождество. И я искренне надеюсь, что новый год для Лав Трейнор начнется счастливо. Так, как она заслужила.

Я же, спустя пару недель после нашего последнего разговора, написала заявление об увольнении, собрала в одно утро вещи и поехала в аэропорт.

Забавно, что все то, что я накопила за десять лет, уместилось в небольшой чемодан на колесиках. Конечно многое я оставила или выкинула. Посчитала, что это мне больше не потребуется.

Уже в аэропорту я взяла билет туда, куда планировала. У меня не было ветра в голове, я не мчалась куда глаза глядят. Спокойно за пару дней забронировала себе отель и билет в один конец.

У меня уже были свои планы на ближайшие две недели, в том числе и по поиску новой работы. Которая бы обеспечила мне кров и еду. А еще счастливые дни. Как те, что я провела вместе с Лав.

Я была уже в таком возрасте, когда не хотелось считать такие дни по пальцам. А наслаждаться ими как можно чаще. А если у меня и не получиться это сделать там, где я планирую, то обязательно получиться где-то еще.

Мир огромный. И где-нибудь для меня в нем точно найдется место.

Уверенная в этой мысли и мотивированная новой страной, я пошла к стойке регистрации. В отличие от остальных людей, стоящих в очереди, я была налегке. И удивлялась этому, ведь до этого не была в местном аэропорту. Тут меня спросила девушка за стойкой.

Здравствуйте, мисс Хатти. Вы вылетаете из аэропорта Милвена с билетом в один конец.

И перед тем, как сказать, куда я полечу, она спросила.

Назовите, пожалуйста, цель вашей поездки. Для работы? Для встречи с семьей? Для себя?

А я наконец-то знала ответ.

Для себя.

Благодарность

Наверное, это самая неинтересная часть книги. В ней читатель узнает о том, кто же повлиял так на автора, что он написал аж целую книгу.

И в ней, как правило, мы благодарим своих друзей, родных и любимых.

Но в конце этой книге я хочу поблагодарить себя.

За то, что решилась писать на такую сложную тему. Что затронула тяжелые моменты из жизни. И рассказала о вещах, о которых редко хочется думать.

Я не обижусь на то, что кто-то, читая эту историю, остановиться на середине. Даже потом не дочитает. И не вернется к книге.

Я и сама не хотела, иногда, к ней возвращаться. А некоторые главы писала даже под грустным настроением и соответствующим плейлистом.

Каким бы не был исход, я лишь хочу пожелать вам помнить о том, что вам вряд ли скажут в школах, на работе или даже в семье.

На свете нет более важного и дорогого человека, чем вы сами. Как бы вы не любили кого-то и как бы не любили вас, первое место всегда за вами.

И если люди научатся не путать эгоизм и нарциссизм, мы станем намного добрее и терпимее.

Прежде всего к себе.

[1] Крис Мартин — британский музыкант. Фронтмен, вокалист и клавишник группы Coldplay.

[2] Эмма Уотсон — британская киноактриса и фотомодель. Получила широкую известность благодаря роли Гермионы Грейнджер в фильмах о Гарри Поттере.

[3] Белль — главная героиня диснеевского мультфильма «Красавица и Чудовище», снятого по мотивам одноимённой сказки Жанны Мари Лепренс де Бомон.

[4] Принцесса Аврора — главная героиня диснеевского мультфильма «Спящая красавица», снятого по мотивам одноимённой сказки Шарля Перро.

[5] MTV— американский кабельный и спутниковый телеканал, транслирующий музыкальные клипы.

[6] «Пираты Карибского моря» — серия приключенческих фильмов о пиратах в Карибском море. Главный герой франшизы — пиратский капитан Джек Воробей (исполнитель роли: Джонни Депп)

[7] Джокер — суперзлодей вселенной DC Comics, главный и заклятый враг Бэтмена. Он имеет тенденцию совершать жестокие, бесчеловечные злодеяния, часто смеется и носит на лице нарисованную улыбку.  

[8] Концентрационный лагерь и лагерь смерти Освенцим (Концентрационный лагерь и лагерь смерти Аушвиц) — комплекс немецких концентрационных лагерей и лагерей смерти 1940—1945 годов.

[9] Английская колыбельная «Twinkle, Twinkle, Little Star». Основана на стихотворении «The Star», автор: Джейн Тейлор. 1806г. Сборник стихов «Rhymes for the Nursery»

^[10] Песня “Sing Sweet Nightingale”. Композиторы: Мак Дэвид, Джерри Ливингстон, Эл Хоффман.

[11] Песня: Wake Me Up When September Ends. Автор: Green Day, альбом: American Idiot.

[12] Песня: Wake Me Up When September Ends. Автор: Green Day, альбом: American Idiot.

[13] Тони Старк (Железный человек) — персонаж изданий Marvel Comics, гениальный изобретатель.

[14] Илон Маск — американский предприниматель, инженер и миллиардер. Основатель, генеральный директор и главный инженер компании SpaceX; инвестор, генеральный директор и архитектор продукта компании Tesla.

[15] Перевод с сербского языка: «Смею быть тем, кто я есть».

[16] Ступа — инструмент для толчения и растирания чего-либо. Продукт помещают в ступу и оказывают на него воздействие предметом продолговатой формы — пестом.

^[17] Песня: Гореть. Автор: группа Lumen. Альбом: Буря. Дата выпуска: 2007 год.

[18] Английская колыбельная «Twinkle, Twinkle, Little Star». Основана на стихотворении «The Star», автор: Джейн Тейлор. 1806 год. Сборник стихов «Rhymes for the Nursery»

[19] Авторы: Peter Brown / Robert Rans. Текст песни «Girl Gone Wild», © Sony/ATV Music Publishing LLC, Tratore

[20] Эдвард Каллен — один из главных героев серии романов «Сумерки» американской писательницы Стефани Майер. Эдвард — вампир, который при свете солнца не сгорает, а сияет. Его кожа словно усыпана алмазами.

[21] Автор: Cyndi Lauper. Песня: Time after time. Альбом: She’s So Unusual. Дата выпуска: 1983 год.

[22] Автор: Cyndi Lauper. Песня: Time after time. Альбом: She’s So Unusual. Дата выпуска: 1983 год

[23] Автор: Cyndi Lauper. Песня: Time after time. Альбом: She’s So Unusual. Дата выпуска: 1983 год

[24] Автор: Cyndi Lauper. Песня: Time after time. Альбом: She’s So Unusual. Дата выпуска: 1983 год

[25] Дементоры — существа из мира «Гарри Поттера», которые питаются человеческими, преимущественно светлыми, эмоциями. В особых случаях, если предоставляется такая возможность, дементор высасывает душу человека, примыкая ко рту жертвы. Человек после этого перестаёт существовать как разумное существо, оставаясь живым, пока живо его тело.

[26] Герпес — это заразный вирус, который проявляется в виде новообразований на коже и слизистых человека.

[27] Последние слова и девиз Хасана ибн Саббаха, основателя государства низаритов. Фраза получила широкое распространение после выхода серии игр Assassin’s Creed, где фраза звучит как кредо ассасинов.

[28] Концентрационный лагерь и лагерь смерти Освенцим (Концентрационный лагерь и лагерь смерти Аушвиц) — комплекс немецких концентрационных лагерей и лагерей смерти 1940—1945 годов.  

[29] Роллтон — лапша быстрого приготовления

[30] Эскарп — противотанковое земляное заграждение в виде высокого крутого среза ската возвышенности, обращённого к противнику и имеющего крутизну от 15 до 45°

[31] Противотанковый ёж — простейшее противотанковое заграждение, представляющее собой объёмный шестиконечный крест.

[32] Ritter Sport — немецкая марка шоколада, которая продаётся во многих странах мира. Каждая плитка имеет форму квадрата и разделена на 16, реже на 4, 9 или 25 меньших по размеру квадратов.

[33] Принц Генри — член британской королевской семьи, внук королевы Елизаветы II.

[34] Песня “Sing Sweet Nightingale”. Композиторы: Мак Дэвид, Джерри Ливингстон, Эл Хоффман.

[35] «Монополия» — экономическая и стратегическая настольная игра для двух и более человек. Цель игры — рационально используя стартовый капитал, остаться единственным игроком, который не достиг банкротства.

[36]Автор: Иосиф Бродский. Стихотворение: Памяти Т. Б. (1968 год). Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы

[37] Смертной тени долина — «самая темная» или «наитемнейшая» долина, символизирующая труднейшие испытания в жизни человека.

[38] Скрытый клинок ― фирменное оружие членов ассассинов, разработанное как их основное средство для совершения убийств. Состоящий из лезвия, которое можно незаметно выдвигать или убирать, из наруча или рукавицы, этот клинок дополняет стремление ассассинов к скрытности и свободному бегу. Это позволяло ассассину уничтожать цель, практически не привлекая к себе внимания, а методы, разработанные для его использования, часто обеспечивают почти мгновенную смерть.

[39] Перевод с латыни: отрадно и почетно умереть за отечество

[40] Песня: Born To Die. Исполнитель: Лана Дель Рей, Джастин Паркер.  Дата выпуска: 30 декабря 2011 года на лейблах Interscope и Polydor в качестве второго сингла с одноимённого альбома.

[41] Песня: Born To Die. Исполнитель: Лана Дель Рей, Джастин Паркер.  Дата выпуска: 30 декабря 2011 года на лейблах Interscope и Polydor в качестве второго сингла с одноимённого альбома.

[42] Элизабет Беннет — главная героиня романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Имеет твердый нрав и независимый характер, чем отличается от барышень английской провинции начала 19 века.

[43] Джозефина «Джо» Марч —главная героиня романа Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины».
В отличие от типичных девушек конца 19 века, она не любит балы и «девичьи» разговоры: она лазает по деревьям, бегает наперегонки с друзьями, катается на коньках, а может даже и подраться.

[44] Жанна д’Арк, Орлеанская дева — национальная героиня Франции, одна из командующих французскими войсками в Столетней войне.

[45] Автор: Johnny Mathis. Песня: Wonderful!, Wonderful!

Еще почитать:

Школа шиноби. Книга первая.  — Глава 18. Слова, которые я никогда не хотел бы слышать вновь.

Долина Древности. Начало — Луна и Долина — Часть 1

Школа шиноби. Книга первая.  — Глава 28. Мое слабое место.

Первая книга — Глушь прошлого