Кучи плоти уделов плотских сливались в реки оргий, исторгая запах пота в бальный зал. Кровь и сперма мешались с ароматами древнего вина, что своими слёзами окропляло богатые одежды.
Злато и серебро блестели и слепили куцые глаза безногих, осиротевших жителей дворов. Жрало взгляды, как с хохотом гиены рвут испуганных детей повергнутого царя зверей. Вороны кружили над органом, каркали и срали, марая медвежьи лапы слепого музыканта.
Визг и грохот разбегающихся слуг приветствовал Посланника царя. Глазами-самоцветами он осмотрел пришедших баринов и ухмыльнувшись краешками губ, сорвал с петель алые моря огромной шторы…
Каждый в зале завыл, затрясся от ужаса, испуга. Кто-то начал ссаться, другие начали скрестись в врата неровными когтями.
На великом троне восседал властитель этих тёмных расстояний. Повешенный Король хрипел и харкал белой пеной на саван, что был обмотан и протух на синем лике. Петля, скрипящая от тяжести, вросла в переломленную на пару государств белеющую шею, впиваясь в кривые позвонки.
А Посланник продолжал с улыбкой наблюдать на вечное мученье повелителя, что своим хрипом оглушал обезумевших ворон, что замертво валились на пол…
***
Покатилась с плахи голова красивой королевы. Волосы сплетались с пылью, грязью и цветами, что тоже не желали постареть.
Не забыли хворые бродяги стянуть пару дорогих сапог, что так заманчиво висели на слегка натянутой ветви старого и опытного дуба.