Так случилось, что я зачитался допоздна. Читал я первый том работы Карла Маркса под названием «Капитал». Глаза слипались от усталости, мне зверски хотелось спать. На размеренно тикающих часах было без пяти час. Так, все, пора закругляться. Стоило мне доплестись до кровати, как сразу же сморил сон. Сон был тревожный, кошмарный. Мне снилась мясорубка капитализма времён Маркса, слышались стоны задавленных непосильным трудом и нуждой рабочих, я видел глаза измученных, истерзанных работой женщин и детей. Их голоса звучали у меня в голове, сдавливая её железным обручем. Я ворочался в постели и мне казалось, что все это происходит со мной самим. Оскаленная, ненасытная пасть капитала, поглощающая все новые и новые жертвы, жадно и самодовольно ухмыляющаяся. Она глотала на лету сотни, тысячи бедных людей, вместе с женщинами и детьми, облизывалась и снова разевала свою бездонную пасть. Выстрелы, крики, кровь. Это кровь расстрелянных рабочих, их искаженные болью лица. Я в ужасе закричал и подскочил на кровати. Кошмарный, чудовищный сон. Часы все также размеренно тикали. Я бросил взгляд на свой рабочий стол и обомлел: за ним сидел человек. Я был в шоке: кто это и как проник ко мне в дом? Убило наповал то, что человек этот как две капли воды был похож на Ленина. Даже одежда на нем была, какую носили в начале двадцатого века. Что за нелепые шутки?! Кто? Как? Зачем?
Человек держал на коленях моего кота и поглаживал его. Кот мирно мурлыкал. Незнакомец повернулся ко мне и спокойно, будто так и надо, сказал:
— Здравствуйте!
Я сглотнул. Человек, будто сошёл с фотографии, на которой был изображен Владимир Ильич.
— Кто вы? — заикаясь проговорил я. — Как и зачем вы здесь?
— Ленин, — спокойно сказал человек, — Владимир Ленин.
Я дернулся.
— Вы же почти сто лет назад… — начал я и осекся.
Он пожал плечами:
— Я прихожу тогда, когда вижу, как угнетают простой народ.
— Товарищ Ленин… — прошептал я, не веря сам себе.
— Ну как, товарищи, живется вам при капитализме? — спросил Ленин, повернувшись ко мне. Его глаза будто проникали глубоко-глубоко, прямо в душу. Я опустил глаза.
— Где заводы, фабрики, санатории для рабочих? — снова спросил он, пытливо вглядываясь в меня. — Где все то, что я вам оставил?
Я залился густой краской стыда. Где я был, когда разворовали, разграбили мою советскую родину? Что я делал в этой череде рутинных дней? А когда очнулся — нет её больше, камня на камне не оставили воры и предатели.
— Не сберегли, не сберегли вы революцию, товарищи! — воскликнул Ленин и снова повернулся к лежащему на коленях коту. Его слова резали больно, как нож. Не сберегли мы его заветов! Все, что досталось и было построено с таким трудом, все уничтожено, растоптано. Где, где мы были?! Почему допустили весь этот кошмар?
Я не мог поднять на Ленина глаз, ибо меня давил не человеческий стыд.
— Рассказывайте, рассказывайте все, что у вас происходит, хочу знать все детали, все мелочи! — сказал Ленин.
Немного приободрившись живостью его голоса, я проговорил:
— Вы уже и сами знаете, Владимир Ильич, что от заводов и фабрик почти ничего не осталось. Наша страна почти ничего не производит, мы стали сырьевым придатком Запада… Я знаю, что нет нам прощения, что не сберегли… — на моих глазах выступили слёзы. Мне хотелось обнять его, просить прощения и долго-долго плакать, будто бы я был ребёнком.
— Прекратите истерику. Продолжайте. Я хочу знать все-все, — сказал Ленин, словно читая мои мысли, будто зная, что творится сейчас у меня на душе. Я тотчас же взял себя в руки, устыдившись своей слабости.
— Олигархи строят себе виллы, дачи за заборами. Идёшь и видишь надпись: «Частная собственность. Прохода нет». Простые люди о недвижимости и мечтать не смеют. Разве что рабство ипотеки… Квартира в долг. А с нашими зарплатами за неё всю жизнь работать — не расплатиться. Застройщики каждый клочок земли пытаются урвать, строят элитные многоэтажки везде, где только можно. Квартиры в них стоят миллионы. Под силу купить это человеку с зарплатой в семнадцать тысяч в месяц? Дома многих старые и аварийные, разваливаются на глазах. Где взять средства на ремонт и покупку недвижимости, когда еле дотягиваешь до зарплаты? Снимать квартиру — одна средняя зарплата уйдёт. А жить на что?
Ленин слушал очень внимательно, боясь пропустить хоть слово.
— Продолжайте, — сказал он. — Меня интересует абсолютно все.
Я снова сглотнул. Мне было больно все это ему говорить.
— Строят супермаркеты на каждом углу, бары и офисы, да торговые центры. Гос учреждения многие в ужаснейшем состоянии, заваливаются. Многие больницы с условиями, как во время войны. Приём к врачам по карточкам, очереди неимоверные, пока дождешься обследования, в пору помирать. Отношение в больницах скотское, никто ничего делать не хочет. А на платную медицину у многих просто нет средств. Обслужить могут только по документу, так называемому «полису». Из-за плохого лечения и отношения умирают люди. А они повторяют «государство вам ничего не должно». Выживайте, как хотите.
Я украдкой посмотрел на Ленина. Он молчал и покачивал головой, негодуя. Потом кивнул мне, чтобы я продолжал.
— Зарплаты у людей в гос структурах маленькие, люди только и думают, где взять денег, чтобы дотянуть до следующей зарплаты. Цены такие, что пойдешь в магазин и денег нет, и ничего толком не купил. Остается стоять и на витрину любоваться. Пенсии у стариков крошечные, за такие деньги, да еще коммунальные услуги с лекарствами не выжить. Многие стоят в переходах, просят милостыню. Кроме того, решили уже задушить людей окончательно: повысили пенсионный возраст. Многие даже не доживут до своей пенсии.
На лице Ленина читалось возмущение, но он по-прежнему молчал.
— Нет ни уверенности в завтрашнем дне, ни гарантий. Никто никому ничего не должен. Как выживать — непонятно. Стоит серьёзно заболеть, лишиться работы — умрёшь с голоду. Многие молодые люди, закончившие университеты, не могут найти работу. Они никому не нужны. Образование сейчас не в почете, в почете способности к тому, чтобы побольше нахапать. В новой конституции государство объединяется с церковью, у власти патриархи-миллиардеры.
— Ужасно, ужасно, товарищи… — проговорил Ленин.
— К стыду нашему признаться, что сейчас и слово «товарищи» у нас не употребляют, говорят: «дамы и господа». Да только какие мы господа, когда многие гниют в нищете, концы с концами свести не могут. Какой цинизм! У некоторых людей до сих пор нет воды, канализации, все валится. Нет ни средств, ни помощи. Инвалиды получают копейки. Никаких социальных гарантий. Все покупается и продаётся. Любая мелочь стоит недешево. Похоронить родственника не каждый в состоянии, приходится брать кредиты.
Ленин продолжал качать головой.
— А молодежь вы как воспитываете, чем живёт она?
Я совсем поник от стыда.
— Говорите, говорите все как есть, ничего не скрывайте, — потребовал Ленин, — какие нынче у молодёжи ценности?
— Да никаких! — вскричал я. — Многие пьют, курят, наркотики. В цене дорогие шмотки и телефоны, ранние половые связи. С детства сидят за компьютерными играми или в интернете, воспитываются на фильмах, где пропагандируется насилие и разврат. Воспитание в стиле циничного эгоизма. Апатии, депрессии, даже суицид. Деградация, товарищ Ленин… Уж простите меня, сами просили ничего не скрывать…
Ленин качал головой, будто никак не мог во все это поверить.
— Все ресурсы страны в руках кучки олигархов, — распалялся я, — остальные люди вкалывают за копейки.
Ленин напряженно о чем-то думал.
— А ко мне как сейчас относятся? — наконец спросил он. Это был самый убийственный вопрос. Как я мог все это ему сказать! — Мавзолей, в котором вы… — я осекся, осознавая, что передо мной сидит человек, тело которого покоится в мавзолее. Но почему-то мне даже не было страшно.
— Что с мавзолеем? — спросил он,будто бы так и надо.
— Его… тряпками завесили. Простите. Правительство наше вас не любит и обвиняет во всех смертных грехах.
Лицо Ленина оставалось бесстрастным.
— Хотели вас предать з… — я осекся. — Льют на вас и ваше дело страшную грязь, везде очерняют, фильмы снимают антисоветские, настроить пытаются против вас людей и молодежь, которая о вас ничего не знает. Выливают на вас потоки лжи, приписывают вам какие угодно преступления со всей своей ненавистью. На Украине вообще запретили коммунистическое движение. Снесли памятники, посвящённые вам и героям войны, топтали. Сейчас там национализм и фашизм. У нас памятники пока многие стоят, но начали ставить памятники царям. Семью Романовых с Николаем Кровавым РПЦ сделала святыми. Постоянно говорят об этом, но никто никогда не вспомнил о невинно пролитой крови рабочих…
Ленин оставался бесстрастен, будто его ничего не удивило.
— Я ждал этого. Я и дело моё всегда будут капиталистам поперёк горла, от того и грязь вся эта и ложь, от того и людей против меня настроить пытаются, потому что моя правда им как кость в горле! Огнём она их жжёт! Потому что любят народ душить, денежки народные воровать, за счёт простого люда грести миллионы. И чтобы молчали люди, терпели и молчали! Также и в семнадцатом было. Тот, кто за народ идёт — враг номер один для них, — Ленин встал и начал ходить по комнате. Он негодовал.
— Владимир Ильич! Митинги запретили, рта не дают раскрыть. На площади вчера флаги красные у нас из рук вырвать пытались, угрожали расправой господа полицейские. Что нам делать? Нет больше силы терпеть все эти издевательства и самоуправство.
Ленин молчал, напряженно думал.
— Товарищ Ленин, без вас нам не справиться! — воскликнул я. — Спасите нас и простите, что революцию вашу не сберегли. Помогите нам, умоляю, помогите, капиталисты одолели нас, простой народ, нет больше сил терпеть все их издевательства. Цинично называют людей бездельниками, говорят, что если не хватает денег, чтобы брали по две-три работы (на износ,как во времена Маркса), говорят, якобы в стране все в порядке, а это люди бездельники и ни на что не способные неудачники, которые только «скулят и ноют». Сами же они пируют на празднике жизни, пока остальные за копейки работают. Всеми способами и ухищрениями пытаются закрыть людям рты, чтобы терпели и молчали, молчали и терпели.
Я не выдержал и бросился к нему:
— Товарищ Ленин, не оставляйте нас, умоляю! Нам не справиться без вашей помощи, услышьте нас, не покидайте!
Ленин спокойно смотрел на меня, опираясь рукою на стул.
— Я показал путь, — сказал он.
— Не уходите! — едва не закричал я.
— Я не умер, — неожиданно сказал Ленин. — Я живу в вас, в тех, кто помнит меня и дело моё, я с вами, я веду вас, я показал вам путь…
Он исчез.
— Владимир Ильич! — закричал я. — Владимир Ильич, где же вы?!
Немилосердно трезвонил будильник. Я проснулся. Что за колдовской сон! Меня не покидало ощущение того, что Ленин здесь, где-то рядом. Я вскочил с кровати. На кресле мирно спал кот. Почему, почему это был всего лишь сон! Я выглянул в окно. С дерева сорвался осенний лист, красный, как октябрь. «Он показал нам путь», — подумал я.
Человек держал на коленях моего кота и поглаживал его. Кот мирно мурлыкал. Незнакомец повернулся ко мне и спокойно, будто так и надо, сказал:
— Здравствуйте!
Я сглотнул. Человек, будто сошёл с фотографии, на которой был изображен Владимир Ильич.
— Кто вы? — заикаясь проговорил я. — Как и зачем вы здесь?
— Ленин, — спокойно сказал человек, — Владимир Ленин.
Я дернулся.
— Вы же почти сто лет назад… — начал я и осекся.
Он пожал плечами:
— Я прихожу тогда, когда вижу, как угнетают простой народ.
— Товарищ Ленин… — прошептал я, не веря сам себе.
— Ну как, товарищи, живется вам при капитализме? — спросил Ленин, повернувшись ко мне. Его глаза будто проникали глубоко-глубоко, прямо в душу. Я опустил глаза.
— Где заводы, фабрики, санатории для рабочих? — снова спросил он, пытливо вглядываясь в меня. — Где все то, что я вам оставил?
Я залился густой краской стыда. Где я был, когда разворовали, разграбили мою советскую родину? Что я делал в этой череде рутинных дней? А когда очнулся — нет её больше, камня на камне не оставили воры и предатели.
— Не сберегли, не сберегли вы революцию, товарищи! — воскликнул Ленин и снова повернулся к лежащему на коленях коту. Его слова резали больно, как нож. Не сберегли мы его заветов! Все, что досталось и было построено с таким трудом, все уничтожено, растоптано. Где, где мы были?! Почему допустили весь этот кошмар?
Я не мог поднять на Ленина глаз, ибо меня давил не человеческий стыд.
— Рассказывайте, рассказывайте все, что у вас происходит, хочу знать все детали, все мелочи! — сказал Ленин.
Немного приободрившись живостью его голоса, я проговорил:
— Вы уже и сами знаете, Владимир Ильич, что от заводов и фабрик почти ничего не осталось. Наша страна почти ничего не производит, мы стали сырьевым придатком Запада… Я знаю, что нет нам прощения, что не сберегли… — на моих глазах выступили слёзы. Мне хотелось обнять его, просить прощения и долго-долго плакать, будто бы я был ребёнком.
— Прекратите истерику. Продолжайте. Я хочу знать все-все, — сказал Ленин, словно читая мои мысли, будто зная, что творится сейчас у меня на душе. Я тотчас же взял себя в руки, устыдившись своей слабости.
— Олигархи строят себе виллы, дачи за заборами. Идёшь и видишь надпись: «Частная собственность. Прохода нет». Простые люди о недвижимости и мечтать не смеют. Разве что рабство ипотеки… Квартира в долг. А с нашими зарплатами за неё всю жизнь работать — не расплатиться. Застройщики каждый клочок земли пытаются урвать, строят элитные многоэтажки везде, где только можно. Квартиры в них стоят миллионы. Под силу купить это человеку с зарплатой в семнадцать тысяч в месяц? Дома многих старые и аварийные, разваливаются на глазах. Где взять средства на ремонт и покупку недвижимости, когда еле дотягиваешь до зарплаты? Снимать квартиру — одна средняя зарплата уйдёт. А жить на что?
Ленин слушал очень внимательно, боясь пропустить хоть слово.
— Продолжайте, — сказал он. — Меня интересует абсолютно все.
Я снова сглотнул. Мне было больно все это ему говорить.
— Строят супермаркеты на каждом углу, бары и офисы, да торговые центры. Гос учреждения многие в ужаснейшем состоянии, заваливаются. Многие больницы с условиями, как во время войны. Приём к врачам по карточкам, очереди неимоверные, пока дождешься обследования, в пору помирать. Отношение в больницах скотское, никто ничего делать не хочет. А на платную медицину у многих просто нет средств. Обслужить могут только по документу, так называемому «полису». Из-за плохого лечения и отношения умирают люди. А они повторяют «государство вам ничего не должно». Выживайте, как хотите.
Я украдкой посмотрел на Ленина. Он молчал и покачивал головой, негодуя. Потом кивнул мне, чтобы я продолжал.
— Зарплаты у людей в гос структурах маленькие, люди только и думают, где взять денег, чтобы дотянуть до следующей зарплаты. Цены такие, что пойдешь в магазин и денег нет, и ничего толком не купил. Остается стоять и на витрину любоваться. Пенсии у стариков крошечные, за такие деньги, да еще коммунальные услуги с лекарствами не выжить. Многие стоят в переходах, просят милостыню. Кроме того, решили уже задушить людей окончательно: повысили пенсионный возраст. Многие даже не доживут до своей пенсии.
На лице Ленина читалось возмущение, но он по-прежнему молчал.
— Нет ни уверенности в завтрашнем дне, ни гарантий. Никто никому ничего не должен. Как выживать — непонятно. Стоит серьёзно заболеть, лишиться работы — умрёшь с голоду. Многие молодые люди, закончившие университеты, не могут найти работу. Они никому не нужны. Образование сейчас не в почете, в почете способности к тому, чтобы побольше нахапать. В новой конституции государство объединяется с церковью, у власти патриархи-миллиардеры.
— Ужасно, ужасно, товарищи… — проговорил Ленин.
— К стыду нашему признаться, что сейчас и слово «товарищи» у нас не употребляют, говорят: «дамы и господа». Да только какие мы господа, когда многие гниют в нищете, концы с концами свести не могут. Какой цинизм! У некоторых людей до сих пор нет воды, канализации, все валится. Нет ни средств, ни помощи. Инвалиды получают копейки. Никаких социальных гарантий. Все покупается и продаётся. Любая мелочь стоит недешево. Похоронить родственника не каждый в состоянии, приходится брать кредиты.
Ленин продолжал качать головой.
— А молодежь вы как воспитываете, чем живёт она?
Я совсем поник от стыда.
— Говорите, говорите все как есть, ничего не скрывайте, — потребовал Ленин, — какие нынче у молодёжи ценности?
— Да никаких! — вскричал я. — Многие пьют, курят, наркотики. В цене дорогие шмотки и телефоны, ранние половые связи. С детства сидят за компьютерными играми или в интернете, воспитываются на фильмах, где пропагандируется насилие и разврат. Воспитание в стиле циничного эгоизма. Апатии, депрессии, даже суицид. Деградация, товарищ Ленин… Уж простите меня, сами просили ничего не скрывать…
Ленин качал головой, будто никак не мог во все это поверить.
— Все ресурсы страны в руках кучки олигархов, — распалялся я, — остальные люди вкалывают за копейки.
Ленин напряженно о чем-то думал.
— А ко мне как сейчас относятся? — наконец спросил он. Это был самый убийственный вопрос. Как я мог все это ему сказать! — Мавзолей, в котором вы… — я осекся, осознавая, что передо мной сидит человек, тело которого покоится в мавзолее. Но почему-то мне даже не было страшно.
— Что с мавзолеем? — спросил он,будто бы так и надо.
— Его… тряпками завесили. Простите. Правительство наше вас не любит и обвиняет во всех смертных грехах.
Лицо Ленина оставалось бесстрастным.
— Хотели вас предать з… — я осекся. — Льют на вас и ваше дело страшную грязь, везде очерняют, фильмы снимают антисоветские, настроить пытаются против вас людей и молодежь, которая о вас ничего не знает. Выливают на вас потоки лжи, приписывают вам какие угодно преступления со всей своей ненавистью. На Украине вообще запретили коммунистическое движение. Снесли памятники, посвящённые вам и героям войны, топтали. Сейчас там национализм и фашизм. У нас памятники пока многие стоят, но начали ставить памятники царям. Семью Романовых с Николаем Кровавым РПЦ сделала святыми. Постоянно говорят об этом, но никто никогда не вспомнил о невинно пролитой крови рабочих…
Ленин оставался бесстрастен, будто его ничего не удивило.
— Я ждал этого. Я и дело моё всегда будут капиталистам поперёк горла, от того и грязь вся эта и ложь, от того и людей против меня настроить пытаются, потому что моя правда им как кость в горле! Огнём она их жжёт! Потому что любят народ душить, денежки народные воровать, за счёт простого люда грести миллионы. И чтобы молчали люди, терпели и молчали! Также и в семнадцатом было. Тот, кто за народ идёт — враг номер один для них, — Ленин встал и начал ходить по комнате. Он негодовал.
— Владимир Ильич! Митинги запретили, рта не дают раскрыть. На площади вчера флаги красные у нас из рук вырвать пытались, угрожали расправой господа полицейские. Что нам делать? Нет больше силы терпеть все эти издевательства и самоуправство.
Ленин молчал, напряженно думал.
— Товарищ Ленин, без вас нам не справиться! — воскликнул я. — Спасите нас и простите, что революцию вашу не сберегли. Помогите нам, умоляю, помогите, капиталисты одолели нас, простой народ, нет больше сил терпеть все их издевательства. Цинично называют людей бездельниками, говорят, что если не хватает денег, чтобы брали по две-три работы (на износ,как во времена Маркса), говорят, якобы в стране все в порядке, а это люди бездельники и ни на что не способные неудачники, которые только «скулят и ноют». Сами же они пируют на празднике жизни, пока остальные за копейки работают. Всеми способами и ухищрениями пытаются закрыть людям рты, чтобы терпели и молчали, молчали и терпели.
Я не выдержал и бросился к нему:
— Товарищ Ленин, не оставляйте нас, умоляю! Нам не справиться без вашей помощи, услышьте нас, не покидайте!
Ленин спокойно смотрел на меня, опираясь рукою на стул.
— Я показал путь, — сказал он.
— Не уходите! — едва не закричал я.
— Я не умер, — неожиданно сказал Ленин. — Я живу в вас, в тех, кто помнит меня и дело моё, я с вами, я веду вас, я показал вам путь…
Он исчез.
— Владимир Ильич! — закричал я. — Владимир Ильич, где же вы?!
Немилосердно трезвонил будильник. Я проснулся. Что за колдовской сон! Меня не покидало ощущение того, что Ленин здесь, где-то рядом. Я вскочил с кровати. На кресле мирно спал кот. Почему, почему это был всего лишь сон! Я выглянул в окно. С дерева сорвался осенний лист, красный, как октябрь. «Он показал нам путь», — подумал я.
26.11.2021
Лошадка Обыкновенная:
Внучка Крылова:
Andreika:
Олег Агнер:
liretv:
где то там:
romantic writer:
