Хрупкое нутро чинуши

Хрупкое нутро чинуши

   Чинуша работал на большом заводе государственным инспектором. Вообще-то он никогда на такие места не стремился, ибо был простым «шалавэком» без амбиций. Начинал на этом заводе он простым подсобным рабочим и ни о какой карьере или что-нибудь подобном никогда не задумывался, в перерывах между работой и честным буханием в праздники и в поводные будни. Однако ветер перемен закрутил его против воли и очухался он на заводском дворе с рабочей папочкой и горстью звездочек на спецодежде государственного инспектора. Так с папочкой подмышкой он и ходил по цехам огромного завода, будто в футляре, и трудовики за глаза называли его чинушей и дурилкой картонной.

   Но одно качество все-таки отличало его от карьерных сослуживцев. Как-то маршрут своих перемещений по заводу у него складывался так, что случайно или нет, а все же опасные происшествия случались до его прихода. Так однажды задумал он с утра посетить один прибрежный цех и уже собрался в него, но подходя к повороту, по доброте душевной решил помочь водителю электрокара, такому же трудовику, как и он сам в прошлом, собрать рассыпавшиеся коробки с детальками. И провозившись немного, возобновил свое движение, как вдруг услышал сильный взрыв. Слышалось это как раз с берега, из места расположения маршрутного цеха. По времени выходило что основной трудовой состав еще не пришел на работу, а в цех уже с ревом и сиренами помчались «аварийки». Полный недобрых предчувствий и все так же находясь в недоумении, так как техпроцесс этого цеха он знал досконально и даже, не в пример своим сослуживцам, не боясь испачкать спецодежду, облазил все закоулки цеха и исключал такое событие до полной загрузки цеха, он спустился с прибрежного откоса и сразу увидел выбитый решетчатый оконный переплет мастерской цеха. Объяснение всему оказалось трагическим и одновременно закономерным. Несмотря на нормальную зарплату, два романтика из ночной слесарной смены решили подзаработать на сдаче металлолома, обходя окрестности цеха, уже основательно подчищенные такими же романтиками, стоящего не нашли и отправились на берег, спрыснуть «горючим» тоску по удаче. И тут после ритуала удача им «улыбнулась». В виде штабеля ржавых артиллерийских снарядов, оставшихся с Великой Войны и вымытых речной волной из небольшого пригорка. Только такой металл нигде не принимают, и у одного из романтиков, уже почувствовавшего себя начинающим предпринимателем, возникла идея заховать этот «Клондайк», а снаряды таскать по одному в цеховую мастерскую и распиливать «болгаркой». Ну а чего откладывать, взяли по снаряду в руки и рано утром двинули вперед. Правда у младшего на два года по возрасту появились сомнения, но старший, заставший еще уроки НВП в школе и поэтому разбирающийся в военном деле, сказал что война была давно, снаряды пролежали долгое время в воде и внутри все отсырело. Жаль только, что снаряды так не думали. В итоге старший, орудующий «болгаркой»,  от взрыва снаряда, зажатого в тисках, погиб на месте, разнесло всю мастерскую, и младшего покалечило тяжело. Постоял чинуша скорбно возле места трагедии и подумал, что эти двое так и не стали настоящими трудовиками, ибо настоящий трудовик, прежде чем протянуть куда руки, думает сто раз, а как не протянуть ноги. Долго еще после Великой Войны стояли в цехах завода пустые корпуса снарядов и мин в качестве подставок под некондицию и старые трудовики на все вопросы молодых давали обстоятельные и технологичные ответы. Но постепенно с уходом поколения, слушающего в цехах диктора Левитана, вопросы связанные с Великой Войной постепенно сошли на нет, а вот поди ж ты, война иногда напоминала о себе и все еще собирала свою кровавую жатву.

   Вообще завод, как и большинство заводов, довоенной постройки, попавших под раздачу в Великую Войну, не мог похвастать свободным от следов войны ландшафтом. То на заводском полустанке затеялись бетонировать рассыпавшиеся от времени асфальтовые послевоенные дорожки, накатанные в свое время второпях по степной, перемешанной с кирпичным крошевом и ржавыми осколками земле. Копнули чуть глубже, подняли на божий свет красноармейца с трехлинейкой и в обмотках, вернее то, что от него осталось. По остаткам летнего обмундирования и остаткам петлиц на лохмотьях гимнастерки определили знающие люди, что лег боец в волжскую землю в лето 1942 года, когда бомбили супостаты и завод и воинские эшелоны, катящиеся вдоль Волги. Только вот не нашлось граненого «смертного» пенальчика, так и лег защитник Родины безымянным в воинское захоронение.

   А то снующие то камышовым зарослям русла заболоченной речушки перед заводом «металлисты» наткнулись на насыпном острове на промоину, из которой торчал остов разорванной прямым попаданием «зенитки». Покопавшись возле, обнаружили останки солдат, только каких-то невысоких, в остатках коротких сапожек, а найдя рядом женские гребешки и осколки зеркал, все поняли и некоторое время стояли в скорбном оцепенении, несмотря на свой род занятий. Помянули тут же зенитчиц из «полторашки» с «озверинчиком», взяли куски металла потяжелее для себе, а про геройскую смерть защитниц Родины сообщили куда надо. Военные потом кого-то опознали по надписям на личных вещах, стало быть чья-то навеки молодая дочь вернулась из списка пропавших без вести.

   Чинуша никогда не служил в армии, но так как начинал с простого рабочего, техникой вообще интересовался, чтобы не быть в глазах заводских трудовиков окончательным обалдуем, которых в надзорных конторах хватало и без него. Соответственно, интересовался он и прошлым завода, тем более что техническая библиотека, где чинуша бывал довольно часто, была совмещена с заводским музеем. Там-то чинуша и повидал многое из того, чем в Великую Войну завод бескорыстно и безмерно одаривала объединенная в людоедском угаре так называемая Европа. Ну и конечно ответные дары тоже в том музее присутствовали.

   Поэтому когда он, проходя мимо аммиачной компрессорной, заметил у свежего раскопа скопление начальства, сердечко у чинуши екнуло. Знакомые начальники смотрели на него с какой-то нехорошей надеждой, а подойдя ближе, все у него замерло. В раскопе, рядом с проржавевшей оболочкой старых электрокабелей, лежала на сотрясаемой мощными компрессорами и пропитанной машинным маслом и химикатами земле слегка помятая зеленой краски смерть и подмигивала всем взведенной звездочкой на зеленой же рукоятке. Чинуша, несмотря на осенний ветерок, мгновенно вспотел. «РГ-33, дистанционная, на боевом взводе, взрывается от удара, наверняка взрывчатый состав насыпной, от времени нестабильный»: пронеслось у него в голове. «Что делать, пока пошлют за саперами, пока переключат поток от компрессоров до их остановки, а она, эта зеленая смерть лежит на дне раскопа и от сотрясения земли от компрессоров чуть шевелится. Если жахнет, неизвестно куда пойдет цепная сила огня». На ватных ногах чинуша опустился в раскоп и осторожно положил зеленую смерть на свою папку. «Прости жена, простите дочурки – помираю»: завертелось в голове, а он уже шел к проходной, выходящей на дорогу вдоль волжского откоса, держа на вытянутых вперед руках папку с казалось тяжелеющей с каждой секундой гранатой. «Пропуск»: бросилась наперерез охранница и осеклась, увидев, какой предмет «воруют» с завода. Больше всего в жизни ему не хотелось в этот момент смотреть на гранату, это было мучительно, каждый взмах век мог стать последним, но и выронить ее было нельзя. Наконец- то он подошел к откосу и без остановки резко сбросил зеленую смерть со своей папки, затем повернулся к откосу спиной и пошел на проходную.

   Взрыва он не услышал, наверное что-то не сработало. Он еще показал охраннице свой пропуск, сказал, куда бросил взрывоопасный предмет и сел прямо в пыль у кирпичного забора. Там его и нашли начальник комрессорной и старший государственный инспектор. Дело чинуши выгорело и надо было довершать по горячим следам. Троица, поддерживая еще чинушу под руки, направилась прямо к начальнику цеха, где стояла компрессорная. Долго не думая, начальник, раскрыв сейф, предложил снять стресс и за чудесное избавление, выпили неразведенный, собрались уходить, когда начальник нацедил фунфурик «и с собой». Распрощались сердечно, пошли в заводскую столовку.

   В столовке чинуша и старшой взяли по заводскому рациону, сели за стол и за обедом налили из фунфурика в чистые стаканы. Народ вокруг стал обращать внимание. Чинуша пил спирт как воду, не чувствуя вкуса, и внезапно у него брызнули слезы. Утершись рукавом, он вышел из столовой и опять пошел по своему маршруту.

Илья Татарчук