Христич

Дверь автобуса сложилась гармошкой под шум, схожий выбравшемуся на свободу пару. По ступеням поднялся лысый мужчина, одетый в слегка промокшую под моросившим дождем, что было понятно по просветам на груди, бесцветную рубашку и кожаного оттенка шорты. Он провел ладонью по голове, пошарил в карманах и достал скомканную бумагу, которую очевидно следовало предъявить водителю, деду с аналогично богатой на растительность головой — тот в свою очередь даже не повернулся, закрыл дверь и, ругаясь, выяснил отношения с заклинившей коробкой передач, после чего направил автомобиль в сторону конечной остановки.

Практически пустой салон хоть как-то наполняли две параллельно стоящие скамейки, на одной из которых расположился солидно одетый господин в статном сером костюме — он только еще был погружен в книгу, но уже несколько раз бросил взгляд на попутчика, едва слышно постукивая каблуком. Свежеприбывший пассажир аккуратно сел, положил было руки на колени, но, поймав на себе нескромный оценивающий взгляд, быстро вскинул ноги на скамью и растянулся по всей ее площади.

Так они ехали какое-то время, но как ни пытался мужчина вновь сконцентрироваться на чтении, душа его требовала диалога. Он опустил книгу, посмотрел по сторонам и не без труда выковырял из-за воротника позолоченный крест. Ожидаемо пробудились связанные с изделием воспоминания: господин стал громко цыкать, то ускоряя темп языком, то придавая дурацкой мелодии более объемное и свистящее звучание. Наконец поставленная цель была достигнута и на порядком раздражающего музыканта обратили внимание — лысый попутчик повернул голову и молча, но в то же время говорящим кивком вопросил: ”Ну?”

— Крест мне дочка подарила. Ну как подарила, сунула в карман, когда прощались. Она его из Англии привезла, постоянно поверх блузы носила, внимание привлечь! — он слегка выпятил грудь с дурацкой блаженной гримасой — Так им кичилась, что порой в комнату будто крест заходил сначала, а потом она сама.

Попутчик, казалось, внимательно слушал, но в самом деле возможно погрузился в свои собственные глубинные думы, уложив руки за голову.

— И что думаешь? Раз приходит, так мы с женой сразу подметили: креста-то нету! Потеряла, украли? Нет, говорит, оберег мне языческий боле ни к чему, буду тренировать силу духа! Мы с матерью опешили.

Тут он подхватил со скамьи книгу и ткнул в пустую кожаную обложку указательным пальцем.

— Христич! — выпалил мужик с проблеснувшим в глазах безумием — Прочитай, говорит, в дороге Христича. Мысли твои разложит, по этим.. По полочкам! — лицо его побагровело — Хуистича!

Мизинец мужика скользнул в нос, почесал окружность и выскочил так же рефлекторно, как попал внутрь.

— Думаю, ладно, ехать все равно незнамо скока. Пошел в библиотеку, говорю, что посоветуете из этого, етить, Хрррристича? — произнося фамилию автора, он сделал характерный звук, будто собирался смачно харкнуть — А там и выбирать нечего! Не-че-го! Одну книгу написал! Одну за жизнь, а вони, будто г-хений снизошел.

Сосед отозвался в полудреме еле слышным вздохом и протянул: “Хрии-ммм”.

— Братан, ты сам-то читал? А? Шарлатана этого! — джентльмен показательно пролистал пару десятков страниц — Говорит, невозможно доказать ни одно научное утверждение! Можно, мол, мильён раз подпрыгнуть и приземлиться как ждамо, а на мильён первый подлететь до потолка!

Книга захлопнулась, и господин, резюмируя, иронично протянул: “Теооория верояятности”. Какое-то время в автобусе воцарилась тишина, слышно было лишь бурчание мотора и периодически резавший ухо скрип коробки передач, сдобренный отборным матом. Транспорт изредка подскакивал на ухабистой дороге и громко, но непродолжительно звенел, будто короб гвоздей.

— Отправил ее учиться в Манчестер, — не выдержал безмолвия мужик — так она через месяц от одиночества завыла! Говорит, там черные одни и казахи. Ну, казахи ребята хорошие, говорит, а от чернокожих пахнет. Специфически.

Последнее слово он произнес язвительно, сделал короткую паузу и продолжил.

— Да что там, даже церквушку православную пришлось поискать! В Бога она верила так, осторожно, может вообще по нужде, но нашла! Церкувшку. Даже ходила туда потом столы накрывать, по праздникам вроде — ей с этого процент делили.

Он было смутился, но в то же время почувствовал гордость за смышлёное чадо. Лысый попутчик, не меняя позы, вдруг разбавил развернувшийся монолог.

— Ты что, денег ей не отправлял?

— Отправлял! — мужик хлопнул ладонью по колену — Но вишь, сама еще смогла заработать!

Немногословный собеседник поднялся, прижался к стенке и согнул ноги в коленях так, чтобы уткнуться в них головой. Он из вежливости попытался присоединиться к диалогу, но не сумел найти достаточной мотивации.

— Ты сам-то в Бога веришь? Я раньше, знаешь, и украсть чего мог по молодости, так, ерунда. Потом остепенился: бизнес, церковь. Ну, семья. Сначала польза пришла духовная, потом практическая! Раз не могли мы никак с товарищем одним договориться, много кто с ним работать хотел. Хорошие были перспективы, очень! — он показал большой палец — Но вообще никак! Нет и все, неинтересно ему общаться, говорит! Сам будет двигаться, да и мама еще сильно болеет.

Спина у рассказчика, видимо, затекла и он скривился лицом и телом, потягиваясь и выкручивая руки в стороны.

—Ну я дал денег на лечение — он скукожился в исходную позицию и убавил тон, чуть ли не перейдя на шёпот — Помочь-то — это дело христианское. Там уж не отвертится.

Еще чуть помусолив книгу, мужик явно засомневался, будет ли он ее дочитывать, и поставил неугодное писание между ног.

— А ты о чем думаешь? А? Молчишь.

Попутчик выдержал паузу, приподнял голову и заговорил:

— Дед мой как-то ружье взял на дачу. Сказал, можно выстрелить строго перпендикулярно, так дробь обратно на макушку приземлится. Я к нему подбежал, обнял крепко, он целился-целился и пальнул.. Долго ждали, так ничего с неба и не свалилось.

Автобус сделал резкий поворот и водитель, заглушив мотор, как он расчетливо делал уже несчетное число раз, скатился полукругом с небольшой горки и передними колесами заехал на траву. Лысый мужичок выдохнул, привычно провел по лысине рукой, будто укладывая назад невидимые волосы, и опустил ноги на пол.

— Мужик.. — взгляд джентльмена расплылся в печали — Как так вышло, что растил я, бабки вкладывал я, духовно, блядь, воспитывал я, любил я в конец концов, а дочу жизни учит какой-то Христич?

Изливший внутреннюю боль и разочарование рассказчик расстроился еще сильнее — сочувствие, столь ему в тот момент необходимое, найти в глазах молчуна не удалось. Тот наоборот посмотрел на него отрешенно и пренебрежительно, поднялся со скамьи, покосился и, будто даже не собираясь делиться мыслями вслух, все же бросил короткое “Да ну”.

Он вышел из автобуса и потянулся, окинув взглядом конечную станцию маршрута — кладбище. Вблизи располагались совсем уж несуразные осыпавшиеся надгробия, неровно торчащие из земли, заросшие и грязные. Подальше расставленные по обе стороны дорожки более-менее ухоженные мраморные, деревянные и всяко разные кресты и могилки подсказывали о более внятном статусе покоящегося. Еще впереди виднелись полноценные памятники и другие впечатляющие сооружения — некоторым из них в описании не удалось бы избежать эпитета “величественный”.

Вытащив из кармана уже замусоленную и мятую-перемятую бумажку, мужичок уверенным шагом устремился к импровизированному входу на территорию кладбища, коим являлась почти опрокинутая железная ограда, каменная скамейка со сквозной трещиной, очевидно неработающий покосившийся фонарь без лампы и уходящая внутрь тропинка.

Вслед удаляющемуся человеку, щурясь и шевеля усами, смотрел водитель, так и не выпустивший руль, хоть автобус и давно стоял на месте. Приблизив голову к баранке и наклонившись, он будто пришел в себя, округлил глаза, охнул и подскочил.

— Давай уже! — махнул рукой дед оставшемуся в салоне пассажиру, на удивление ловко для своего возраста прыжком минул ступеньки и побежал следом за лысым мужчиной. Тот уже скрылся за одним из монолитов, но далеко уйти всяко не мог. Не решился остаться в одиночестве и джентльмен — преодолев несколько рядов надгробий всех возможных форм, к слову, несущих в бесконечно вечное отдаленно знакомые фамилии, он обогнул угнетающе белоснежный склеп и неожиданно уткнулся носом в чью-то мощную грудь.

— Стой! — нарушителя одновременно жестко, но учтиво оттолкнули на шаг назад. Дорогу перегородил высокий и крупный дядя, облаченный в военную форму. Погоны пошатнувшемуся мужчине ни о чем не говорили, разглядеть их в силу разницы в росте было проблематично. Вскинутая на плечо винтовка — вот уж что ясно давало понять: дальше ходу нет.

Джентльмен попытался глянуть вояке через плечо и даже в легком отчаянии подпрыгнул, но затея удачей не увенчалась. Тогда он сделал пару шагов в сторону, и к его удивлению живое препятствие осталось на месте, что позволило свободно оценить представшую перед глазами картину.

Немного поодаль водитель автобуса усердно жал руку лысому молчуну и что-то приговаривал — речь его слышно не было да и по губам прочитать не удавалось. Рядом же с ними расположились трое солдат, терпеливо наблюдавших за развернувшейся церемонией почтения. Освободив бывшего пассажира от удовольствия неистового рукопожатия, дед на прощание поклонился. Когда он проходил мимо джентльмена в костюме, тот слегка прихватил его за рукав и спросил: “Это кто?”. Водитель повел плечом и ответил с такой интонацией, будто и дураку было понятно, с кем он только что общался: “Христич”.

В это же время разоблаченного писателя обступили с двух сторон, третий же участник процессии расположился за спиной, тогда как сам лысый товарищ слегка выгнулся и посмотрел вверх. Раздался хлопок и колени Христича согнулись, он вот-вот должен был на них опереться, но провалился в заблаговременно вырытую яму. Военные какое-то время смотрели вниз, когда один из них выбирал подходящее пистолету место у основания надгробия, потом синхронно поклонились, схватили лопаты и принялись закидывать землей свежую могилу.

Господин в костюме молча наблюдал за происходящим, лишь удивляясь тому факту, что сопровождавшая его еще с посадки в автобус тревога слегка отступила. Он достал из кармана бумажный листок и протянул его проходящим мимо солдатам, завершившим акт погребения, но те не продемонстрировали ни толики интереса к документу.

“Ээ.. а я?” — опешил джентльмен, но они лишь ускорили шаг, не оглядываясь. Гаркнула пролетавшая мимо птица, и господин пришел в себя около неработающего фонаря, куда он устремился сбитый с толку, по факту свободный или вовсе никому не нужный.

Потирая пальцами натянутый на цепочке крест, он шагал вдоль дороги — справа располагалась густая роща, слева тоже торчали деревья, но редкие. Мужчина порой старался обойти или перепрыгнуть очередную лужу, иногда же забывался и в который раз мочил туфли вместе с носками. Думал он вновь о дочери и удивлялся, что отца бессовестно предали, вдохновившись философией лысого шарлатана, иронично застреленного на его глазах минут эдак двадцать назад. Он хмурился и бормотал под нос что-то нечленораздельное, как вдруг остановился, выругался и открыл книгу на случайной странице.

“.. Достичь же умиротворения и приземленной гармонии очень просто, надо лишь перегореть душой и телом: окружить себя ворохом проблем и переживаний — да так себя самого запугать и расстроить, чтобы включилась защитная реакция, позволяющая разуму отстраненно и трезво оценить происходящее. Если организм здоровый, иначе жить уже не захочется..”

Джентльмен чуть было не взвыл из последних сил, то ли предельно недовольный прочитанным, то ли потому что все это время стоял посреди лужи. Неуклюжими прыжками он выбрался на сушу и еще какое-то время шагал вперед, как заметил, что уже смеркалось. Чем больше господин отдалялся от кладбища, тем почему-то сложнее ему было сконцентрироваться на конкретной теме внутреннего монолога. Когда же мысли стало и вовсе практически невозможно формулировать, он вновь выбрал случайную строку философской мешанины:

“.. тому скажу я так: ты успокойся и поменьше думай о космосе — проще будет разобраться в элементарном быте..”

Трудно было джентльмену признать пугающее наблюдение: прочитанная мысль за авторством Христича прозвучала в голове громко, объемно и ясно, будто адресованная конкретно ему, тогда как личные переживания растворились в тишине. Книга зашуршала, раскрываясь в воздухе, благодаря чему замедлила падение и шлепнулась в лужу.

…

Обратная дорога до кладбища заняла времени куда больше ожидаемого, так далеко к своему удивлению ушел мужчина. Впрочем, удивленным его состояние назвать по праву уже было нельзя — подобное наблюдение мозг обработал равнодушно. Джентльмен спустился к неработающему фонарю и миновал уже знакомые захоронения, завернув за совершенно безобидный белоснежный склеп. До могилы Христича идти оставалось несколько шагов и с каждым преодоленным метром голову мужчины покидали последние намеки на угасающую озабоченность. Он опустился на колени, положил на небольшую горку мокрую и грязную книжку, отвернулся, будто стесняясь взглянуть на надгробие, как вдруг губы его непроизвольно скривились в улыбке, а пустоту в голове заполнила приятная гудящая вибрация. Нащупав на земле пистолет, он положил подбородок на ствол и, затянув воздух в легкие так сладко и глубоко, как никогда прежде, спустил курок. Туловище повалилось вперед, и еще рыхлая земля вынужденно исполнила роль вечной колыбели.