…Я часто бываю в Берто, во Франции. Ферма вашего папаши все также стоит. Дорога, что раньше поворачивала к дому, теперь заброшена. Я смотрю на эти покосившиеся стены и крышу, накопленная временем пыль и мох, и такая беспечная поросль, и неуклюжая, будто пьяная разухабистость всей картины, словно слепое, глухое и нелепое продолжение жизни, врезаются в память о вас и застревают в моей голове. Здесь мне невольно вспоминается ваша история. Такая убийственно счастливая жизнь. И всякий раз нелепые, противоречивые факты требуют разложить все по порядку.
Я решаюсь пройтись, и мне представляется: вот вы — маленькая девочка тринадцати лет, в монастыре, средь бледноликих смиренных женщин. Вокруг тепличная атмосфера учебных классов, плывущих сутан, и умиротворенных лиц и медных крестиков. Здесь дали вам прекрасное образование. Эмма Бовари начитанна, знает географию, танцует, рисует и даже играет на фортепиано.
А теперь вы — молодая докторша — только переехали к супругу, Ровная, как ветвь, осанка, слегка приподнятый подбородок и надменный взгляд. Безупречная прическа и кожа, бледные, слегка костлявые руки и ясные глаза. Дом с кирпичным фасадом, канареечного цвета обои, неширокий длинный сад за окном. Обед еще не готов и служанка спешит принять одежду. Вы смотритесь в зеркало в комнате на втором этаже, взгляд упрямый, самодовольный, прямодушный и смелый. Порой мне кажется, что это и есть то самое кровоточивое начало. Руки будто сами вскидываются к небесам. Вам не надо было ничего про себя понимать. Какой-то неведомый бес, вздымаясь, вдруг вылезает наружу и мне представляется, как я разбиваю все ваши зеркала.
