Вырос

Отчеркнув очередной день в календаре, невольно удивляюсь такому количеству крестиков. Еще год назад было стыдно за все, но сейчас… В груди что-то щелкнуло, выдав скрипучий звук несмазанных переплетений сердца. И стало так легко, когда оно окончательно захлопнуло свои двери, заржавев навеки.
Я покинул свой город, предательски бросил друзей, а потом, так нагло, пытался простить себя за все. Апатия напала неожиданно, став моим верным другом. Мне даже не хочется посещать могилу сестры; срывать для нее маки, дружить с кем-то, как она завещала.
Отдернув шторку, солнечный зайчик стреляет точно в глаз, заставляя меня зажмуриться. Я давно не видел солнца, не чувствовал как оно греет и заставляет улыбаться. Не в силах терпеть нападки светила, локтями закрываю лицо, отходя в сторону. Оно буквально сжигает меня. Чувствую себя вампиром.

Заварил себе чай, вышел на балкон. Хорошо, что у меня не солнечная сторона, хотя бы здесь не чувствуется палящая свежесть. Облокотившись на перила, разглядываю незнакомые фигуры. Пробыв здесь месяц, я побоялся искать друзей. Мои комплексы берут верх, надавливая на язык. А может я и вовсе не нуждаюсь в людях…
Посмотрел на часы, допил чай. Нужно быть на работе ровно в 10:00, а уже 9:40. Опять я опоздаю, трясясь от переживания в медленном трамвайчике. Смахну свое опоздание на прекрасных дам, манящих своими духами. Или же на цветы; распустившиеся тюльпаны во дворе какой-либо женщины. Она бы восхваляла свои цветы, говорила о том, какими трудами все это было сотворено. Мне будет интересно послушать ее рассказ, осознавая что я опаздываю на место, которое я ненавижу.
Переодевшись, я тут же помчался работать. А там все скучно. Даже сказать нечего.

Под вечер погода только ухудшилась. Стало невыносимо жарко. Сидеть на одном месте, и заучивать что-то, просто, не хватало сил. В такие времена хочется лишь размышлять. Копаться в прошлом, обдумывая и фантазируя.
Изредка, когда на меня нападает милосердие, мне становится больно. Перед глазами лицо сестры, или же Умы, а иногда и родителей. Я оправдываюсь перед ними за свои деяния, пытаюсь задержать слезы, иногда просто вою. Пока мой нос щекочут оправдания, я строю из себя жертву. Самого несчастного, изувеченного мальчика, которого в один момент предала любимая, у которого сбежала больная сестра, и родители просто не смогли справиться со всем. Они облажались, выбрав семейную жизнь.
Откинувшись на спинку кресла, закрываю глаза. Слышу, как ветер приближается ко мне. Он хрипит мне в уши, словно старик. И умершие жёлтые листья скрипят своими костями, пытаясь приблизиться ко мне. Именно так я это себе и представляю. Огромный поток ветра, перемешанный с листьями. Если с глазами у тебя все в порядке, то ты без проблем увидишь сгорбленное, изношенное тело. Оно будет медленно и уверенно идти, заставляя взглядом невольно съежится, и почувствовать стыд. Хотел бы я также вызывать сочувствие взглядом.
Поток прохладного ветра тут же растрепал мою причёску, и одарил кожу мурашками. Он погладил меня по голове, подобающе любящему отцу.
Вдохнув чистоту и свободу, слышу шелест травы. Всё как в далёком детстве. Я лежу на поле, полным маков. Сегодня так солнечно, аж глаза непроизвольно закрываются от боли. Я морщу нос, а где-то рядом слышится жужжание пчелы. Мой нос щекочут тысячи ароматов. Аромат травы, прохладного ветра, пыли, и сладкого. Приторный запах дешёвых духов, купленных в силу обстоятельств, где аргумент один — «Сначала нужно вдохнуть женщину, а затем её увидеть…».

— Ты ломаешь себя, сынок.

— А ты никогда не проявляла заботу. Хотя бы здесь не докучай своим присутствием. — тут же протороторил я, глубоко вздохнув.

Женщина привстала с мягкой травы, изобразив неизвестный иероглиф около меня. Все звуки стали медленно утихать, и все, что осталось — писк в моих ушах и обрывки шелеста травы. Вокруг медленно темнело, затихали все яркие маки вперемешку с травой. Все звуки пропали, и осталось только моё томное дыхание.