Жаркий полдень меня разморил, я дремал,
откинувшись в кресле в своем уютном кабинете. Сей процесс был бесцеремонно прерван — в дверь
постучали.
Размышляя, кому у меня назначено на
это время, я торопливо скинул ноги со стола и одернул пиджак.
— Да-да… — отозвался я и постарался
придать лицу внушительное выражение.
Дверь открылась и в кабинет зашел
мужчина изможденного неряшливого вида – всклокоченные волосы, щетина на впалых
щеках, тусклые глаза. Был он очень худ, костюм болтался на нем, как на пугале. Сам
костюм мятый, неопрятный.
— Здравствуйте, — сказал он устало и
протянул мне визитную карточку. – Я узнал, что Вы сейчас свободны и пришел без
записи. Мне рекомендовали Вас как лучшего психиатра в городе.
Я взглянул на визитку. «Никифоров
Аркадий Борисович. Предприниматель. Хлебобулочные изделия. Наш хлеб – это
качество…». Дальше читать не стал.
— Видите ли, — сказал я, возвращая
ему карточку, — Вы ошиблись. Я не психиатр, я психолог. Я не лечу болезни, я
помогаю снять камень с души. Так что если у Вас тяжело на душе, то…
Он стоял и молча смотрел на меня,
медленно запихивая визитную карточку во внутренний карман. В глазах его
читалась безнадежность и отрешенность. Мне стало его жаль. Я решил, что по
крайней мере выслушать его можно.
— Присядьте, — сказал я, указывая на
кресло для посетителей.
Он медленно, словно с усилием, уселся
в кресло и вздохнул.
— Доктор, я не знаю, к кому
обратиться. Меня мучают кошмары.
Он сидел в кресле в неудобной позе, подавшись
вперед, уперевшись локтями в подлокотники, и напряженно смотрел на меня.
Не торопясь, я раскрыл свой блокнот
для заметок на чистом листе и взял ручку.
— Слушаю Вас.
Он вдруг возбудился, глаза
заблестели, он даже вскочил с кресла, но тут же уселся вновь. И заговорил
быстро, словно в исступлении.
— Доктор, последнее время мне снится
один и тот же сон. Я понимаю, что все это сон, все это не реально, но это
изводит меня.
— Что Вам снится?
Он снова подался вперед в кресле.
— Каждую ночь я вижу один и тот же
сон. Я выхожу из дома глубокой ночью. Иду пустынными улицами по направлению к
окраине, в ту часть города, где находится старое кладбище. Я захожу на
территорию самого кладбища, иду к склепу и спускаюсь под землю. Под землей
полно тоннелей, целая сеть ходов. Вокруг кромешная тьма. Но я вижу, каким-то
образом вижу все, что меня окружает. И звуки… эти звуки.
Он все так же сидел, подавшись
вперед, напряженно глядя на меня. В глазах его появился страх. Я видел это
отчетливо.
— Какие звуки?
— Ничего определенного. Какое-то
рычание, повизгивание, смех. Там кто-то есть понимаете?
— Это всего лишь сон.
Он обмяк и откинулся на спинку
кресла.
— Да, всего лишь сон, — повторил он.
Но тут же опять подался вперед. – Я долго хожу по этим проходам, а потом
появляются они. Эти… твари.
— Можете описать их?
— Гротескно похожие на людей, но это
не люди! Я знаю, кто они. Это вурдалаки! Они окружают меня, хватают и визжат. А
потом набрасываются…
— И Вы просыпаетесь?
— Да! А потом долго не могу уснуть.
А когда засыпаю, все повторяется. И так каждую ночь.
— Вы принимаете какие-нибудь
препараты?
— Нет… Нет, никаких.
— Понятно, — я отложил блокнот и
ручку в сторону. — Вам надо сменить обстановку. Вероятно, Вы много работаете.
Отвлекитесь. Возьмите отпуск, съездите куда-нибудь. Лучше туда, где еще не
бывали. А пока вот… успокоительное. Принимайте перед сном. И если не уедете,
приходите через три дня.
Он взял протянутый мной рецепт.
— Хорошо, — сказал он, — попробую
развеяться.
Он откланялся и ушел. Оформлять его
как пациента я не стал. Ерундовый случай, человеку снятся кошмары.
Я не думал его опять увидеть, но
через три дня он появился снова. Как и раньше он, постучавшись, зашел в
кабинет. Выглядел он еще хуже, чем в первый раз.
— Как Ваши кошмары? – спросил я,
предлагая жестом присесть. – Вы сменили обстановку, взяли отдых?
— Это не кошмары, это реальность!
— В первую нашу встречу Вы осознавали,
что все это сон.
— Это не сон, теперь я знаю. Я был
там!
— Где?
— Я не выдержал этих видений, я
должен был проверить, понимаете? Должен!
— Успокойтесь. И расскажите все по
порядку.
Он глубоко вздохнул, сидя в кресле.
— Я отправился в ту часть города,
где видел во сне это старое кладбище.
— Ночью?
— Боже мой, конечно днем! Я шел
наугад, так как не помнил улиц, которыми шел во сне. Я просто держал
направление. Я вышел на окраину, и оно там было. Старое кладбище! — глаза его
торжественно засветились. — Я нашел его!
— Кладбища везде есть. Это…
— Мне было этого недостаточно, —
прервал он меня. — Я стал ходить по нему, просто без цели, но где-то ближе к
центру я увидел склеп. Я сразу узнал его, он был точь-в-точь как в моих снах. У
меня мороз по коже прошел.
— Вы увидели что-то похожее и
интерпретировали со своими видениями.
— Нет! Это был тот самый склеп, я
знаю. Но и это еще не все. Я осмотрел его. Запирающей двери не было, и я
свободно попал внутрь. Ничего кроме саркофага там не было. Но из моих снов я
знал, что делать. Я попытался сдвинуть саркофаг, и он стал смещаться в сторону.
Тяжеленный каменный саркофаг. Понимаете? Он был установлен так, чтобы его можно
было двигать. И под ним я обнаружил лаз. Ход вниз, под землю.
Дыхание его стало тяжелым, как и в
первый раз, он подался вперед, глядя на меня расширившимися глазами.
— Продолжайте, — сказал я, невольно
увлекшись.
— Я спустился вниз. Там тоннель, как
в моих снах. Прямо под кладбищем. Я прошел несколько шагов до другого тоннеля,
он пересекал первый. Я уверен, что там целая сеть ходов. Я хочу в этом
убедиться. Там кромешный мрак, а у меня был только телефон, его света недостаточно.
Я возьму хороший фонарь и пойду туда снова. Я уверен, что они там!
— Кто?
— Вурдалаки! Они там, я знаю! Все
как в моих снах!
Я понял, дело не такое простое, как
мне показалось в первую нашу встречу. Он явно сумасшедший.
— То есть Вы никого не видели?
— Нет, но они там есть! Я ходил
днем, вот в чем дело! Там всегда кромешный мрак, но они чувствуют день и сидят
в своих норах. Теперь я пойду ночью.
— Послушайте, — я сплел пальцы и
придал себе сочувственно-успокаивающий вид, — Вам нужно сменить обстановку, в
этом все дело. И сделать это надо как можно быстрее.
Он покивал головой.
— Я так и сделаю, но сперва проверю.
Сегодня.
— Нет, не проверите. Нет никаких
вурдалаков, нет никаких подземелий. Это все Ваши видения.
— Но я там был! И спускался…
— Вы д у м а е т е, что Вы там были.
На самом деле это плод Вашего воображения. Представьте себе всю картину
происходящего. Представьте в подробностях. И Вы поймете ее абсурдность. Ну? Вот
о чем Вы сейчас думаете?
— Я думаю, что нужен фонарь помощнее.
Я понял, что мне его не убедить
никак. Есть только один способ, доказать ему всю нелепость его слов – поставить
перед фактом отсутствия того, о чем он говорит. Ткнуть носом.
— Я пойду с Вами.
— Куда?
— Вы хотите убедиться? Отлично. Я
тоже. Я буду сопровождать Вас. И фонарь у меня есть.
Он недоверчиво, и в то же время с интересом,
посмотрел на меня.
— Вы увидите, что я был прав. И
тогда исчезнут мои кошмары! Нынче же ночью! Не будем откладывать. Приходите в
полночь на северо-западную окраину. Там, где старый стеклозавод, я буду ждать.
И не опаздывайте, иначе я пойду один.
Около полуночи я подходил к
городской окраине. Никого вокруг не было. В промышленной части города и днем-то
народа не много, а уж ночью… Хорошо хоть уличных фонарей в достатке, только
свет какой-то бледно-синий, холодный…
Булочник Никифоров был на месте. Все
в том же мешковатом костюме и потертых туфлях. В руке он держал фонарь.
— Добрый вечер, — сказал он,
непроизвольно понизив голос, — Вы готовы?
Мы прошли несколько построек
непонятного назначения и вышли за черту города, оставив все здания позади. Фонарей
здесь уже не было, мы стояли в темноте как будто на дне колодца мироздания. Впереди
темнел редкий лесок и в скудном свете звезд угадывалось кладбище. Значит оно действительно
есть в этой части города, я и не знал, впрочем, это ничего еще не значит.
Мы включили фонари, и медленно пошли
между могил. Решительность Никифорова испарялась с каждой минутой. Он часто оборачивался
на меня, замедлялся, потом пошел рядом со мной, затем и вовсе переместился за
мою спину. Получилось, что я иду впереди, а он указывает направление. Вся эта
затея стала мне казаться глупой, и я задавался вопросом, не стоит ли это
прекратить.
— Обычное старое кладбище, — сказал
я. — Сразу видно, им давно не пользуются.
— Подождите, — ответил сзади Никифоров
и направил луч фонаря в сторону. – Туда.
Мы свернули влево, пролезли через
какие-то кусты, и подошли к маленькой постройке. Видимо, это и был склеп.
— Это он? – тихо спросил я. Место и
время накладывали отпечаток благоговейного страха.
— Да, — также тихо ответил Никифоров,
— я же Вам говорил.
— На каждом кладбище есть склеп. И
не один. Посмотрим, что внутри.
Я подошел к склепу и остановился
перед входом, оглянулся. Никифоров стоял все там же.
— Ну что же Вы? — сказал я. —
Идемте.
Мы зашли внутрь. Окружающая
обстановка и так действовала удручающе. Ночь, кладбище, склеп. А теперь еще и тишина,
действующая на нервы, стала буквально ватной, каждый звук раздавался отчетливо
и громко.
Я провел лучом фонаря по сторонам. Каменные
стены, каменная плита-потолок и каменный же пол. Могильник… Посреди склепа на
постаменте стоял саркофаг. Все было потертое, выщербленное, старое… На крышке
саркофага толстый слой пыли, но в некоторых местах виднелись разводы и
отпечатки рук. Значит, он и вправду был здесь.
Никифоров озирался, водя лучом
фонаря по стенам и потоку. Потом направил фонарь на вход и так и замер,
всматриваясь в темный провал. Инициативы он более не проявлял. Видимо, придется
брать дело в свои руки.
Я осмотрел саркофаг. Большой и
основательный он стоял на незыблемом каменном постаменте. Он один весит,
наверно, тонну. Но вот на полу видны следы разводов, похоже, что его сдвигали.
Я положил фонарь на крышку саркофага и взялся за его каменные углы. Напрягся и к
своему удивлению без особых усилий стал сдвигать саркофаг вместе с постаментом
в сторону, при этом раздавался характерный звук трения камня о камень. В полной
тишине это звучало, как грохот.
Под постаментом обнаружилась дыра. Я
посветил вниз, лаз вел куда-то в темноту, по одной стороне шел ряд вделанных в
землю деревянных брусков. Не может быть.
— Не может быть, — проговорил я,
растерянно рассматривая темное отверстие.
— Я говорил… – прошептал Никифоров.
Он не мигая смотрел в эту дыру.
— Надо спуститься, — сказал я.
Никифоров сглотнул, зачем-то
потрогал рукой саркофаг и снова уставился в темный провал.
— Давайте уйдем, — сказал он.
Во мне шевельнулось раздражение.
«Нет уж, голубчик, ты сам заварил эту кашу, и ты ее похлебаешь», — подумал
я. К тому же во мне просыпался азарт исследователя.
— Мы спустимся вниз, — сказал я ему.
— Сперва я, Вы за мной. Тем более, Вы говорили, что уже спускались туда.
Я влез в дыру, зажав фонарь
подмышкой, и, перебирая руками, стал спускаться. Никифоров все же последовал за
мной.
Через пару метров я оказался в узком
проходе, ведущем куда-то вниз. Стоять в нем можно было только внаклонку.
Мы пошли по этому узкому лазу. Идти
было крайне неудобно. Но внезапно мы вышли в просторный коридор. Я выпрямился и
огляделся. Да, это был коридор, влево и вправо имеющий разветвления. Я дошел до
ближайшего поворота. Там тоже тоннель и тоже впереди развилка. Целая сеть ходов
под кладбищем! И наверно под городом.
— Я и не знал, — сказал я, от
волнения утираясь платком, — что под городом есть целая сеть тоннелей. Откуда
они взялись?
— Уверен, они обширны, — кивнул
Никифоров, — наверно, проходят под всем городом.
Я не заметил, как обронил платок, не
попав рукой в карман. Мы выбрали правый проход и пошли, сворачивая в
попадающиеся коридоры. Я шел, не особо отдавая отчета, куда мы идем. Через
какое-то время мы вышли в огромную пещеру. Потолок был высоко, противоположных
стен и вовсе не было видно. В ближайших стенах виднелись черные провалы
проходов.
Мы стояли, осматриваясь, водя
фонарями по сторонам. Как много проходов. А что там впереди? Только мрак,
который не способен разогнать свет моего фонаря. Я медленно пошел вперед,
пытаясь разглядеть противоположную сторону пещеры. Никифоров последовал за
мной.
— Вы слышите? – сказал вдруг он и
резко остановился.
— Что?
— Тс-с-с, слышите? Звуки. Речь. Это
они!
— Я ничего не слышу.
— Ну вот же! Слышите? Это оттуда!
Он вдруг быстро пошел, почти побежал
в сторону.
— Стойте! – проговорил я громким
шепотом, — Вы заблудитесь! Не ходите туда!
— Я должен убедиться, — ответил он,
не оборачиваясь. – Идемте!
Он подбежал к одному из многих
проходов и нырнул туда. Я сделал несколько шагов за ним, ожидая, что он появится
вновь, но минуты шли, а его все не было. Я стал раздумывать, что делать дальше.
Идти за ним мне не хотелось, его не найду и сам заблужусь. Возвращаться? А если
ему понадобиться помощь? И тут я услышал. Звуки, бормотание, какое-то невнятное
бульканье и… смех. Множество звуков. Все это было очень тихо, но я слышал
отчетливо. Мороз прошел у меня по коже. Все, как рассказывал этот Никифоров.
Кто бы не издавал эти звуки, лишь бы он не встретился со мной. Но множественное
бормотание становилось громче, они приближались, они шли прямо ко мне!
И тут я не выдержал. Я развернулся и
побежал обратно. Шаги гулко отдавались в этой большой пещере. Свет фонаря
лихорадочно прыгал по стенам. Позади раздались вопли, клокотание, визг. Я
нырнул в тоннель, из которого, как мне казалось, мы вышли. На мгновение я обернулся.
О боже, в неверном свете фонаря я их увидел! Какие-то голые существа, их было
много, они бежали внаклонку, быстро перебирая руками по земле, и они
приближались.
Я закричал и бросился вперед по коридору.
Конечно, я ошибся тоннелем, я выбежал к развилке, свернул налево, еще налево и
понял, что заблудился. Но я бежал изо всех сил. Меня настигали, я слышал их
радостное улюлюканье. Страх гнал меня вперед.
И, о чудо! Я увидел что-то белеющее.
Мой платок! Который я обронил, когда шел сюда. Только случайно я выбежал к
этому месту, вот он тоннель на поверхность!
Вопли и визг грянули с новой силой.
Из противоположного коридора выбежали существа. Впереди бежал, перебирая
руками, в нелепом своем костюме булочник Никифоров.
— Здравствуйте, доктор, — злорадно
закричал он.
Я влетел в спасительный тоннель,
добежал до вертикального лаза и с ловкостью обезьяны выбрался в склеп. Схватился
за холодный камень саркофага и с грохотом стал закрывать проход.
— Куда же Вы, доктор? – раздался
снизу голос. Вурдалак Никифоров или кто он там на самом деле смотрел на меня,
высунув голову из дыры.
— Выкуси! – сказал я, адреналин
бурлил во мне волнами. – Меня так просто не сожрать!
— Сожрать Вас? Но мы не едим людей,
доктор. Мы питаемся только трупами.
Я снова взялся за края саркофага,
намереваясь закончить начатое, но тут до меня дошли его слова.
— Вы заманили меня в эти тоннели, —
сказал я, забыв, что сам вызвался сопровождать его сюда. – Вы гнались за мной,
вы все … гнались… за мной.
Я посмотрел на него, направив луч
фонаря. Кожа его стала грязно-серая, тонкая. Желтые зубы, блеклые глаза. Мешковатый
мятый костюм. Интересно, с кого он его снял? Наверно, раскопал могилу булочника
Никифорова. Свет бил ему прямо в его безжизненные глаза, но он и не думал
щуриться. Он не мигая смотрел на меня.
— Мы пригласили Вас на встречу, —
заговорил он. – Признаюсь, мы не смогли отказать себе в удовольствии
позабавиться, но только потому, что не думали, что Вы найдете путь обратно. Мы
хотим сделать Вам предложение.
Он по-прежнему торчал из дыры,
постамент саркофага частично перекрывал ход, и он не мог вылезти.
—
Мы исчезаем, — продолжал он, — нас еще много, но сообщество наше редеет. Нам
нужны новые соплеменники. Присоединяйтесь к нам. Вы будете нашим предводителем,
будете жить восемьсот лет, не будете знать горестей. Нам чужды эмоции и любые
болезни.
—
Восемьсот лет жить под землей и питаться мертвечиной? Ну уж нет!
—
А что дает Вам нынешняя жизнь? Такая хрупкая и несчастная? Вы глупец!
—
Хватит! — я взялся за края саркофага.
—
Вы умрете! — завизжал он, — и тогда мы полакомимся Вашим холодным мясом!
Я
из всех сил резко дернул саркофаг, и он единым махом встал на место. Голова
вурдалака откатилась в пыльный угол. Из нее, пузырясь, сочилась зеленоватая
жидкость.
Я
снова принимаю в своем кабинете, иногда позволяя послеобеденный сон. По
прошествии времени произошедшее померкло и стало казаться нереальным, и я не
придаю ему значения. Никто из этой братии меня более не тревожил. Я бы и совсем
забыл о них. Но иногда, когда, как и каждый человек, задумываюсь о хрупкости
человеческой жизни, которую иной раз может прервать пустяк, о том, как по сути
мало нам отпущено, вспоминаю «Вы будете жить восемьсот лет»! И каждый раз
невольно думаю, а что, если?..