Впервые

–Почему не я? – спросила Арахна без какого-либо предисловия или чисто формального стука, натурально ворвавшись в кабинет Регара.

Но Регар не стал ей выговаривать, а только вздохнул. Почему-почему…не хочет он – вот и всё!

***

Началось всё давно. С того, пожалуй, что у нынешнего главы Коллегии Палачей – третьей, последней и самой зловещей, презираемой Коллегии среди Секции Закона, был друг Хатер. А может быть, и ещё раньше, когда в Мааре образовались эти самые Секции, определяющие устройство и благополучие королевства. Секция Закона должна была хранить покой и выгрызать измену, но превратилась в нечто более страшное, и захватило немалую власть.

Секция Закона, состоящая из трёх Коллегий: страшного и вездесущего Дознания, забюрократированного Судейства и самых малочисленных, но ненавистных – Палачей, стала всевидящей, всезнающей, предупредительной до ужаса. Дознание с дозволения Совета и самой короны, проникло в каждую сферу жизни, обрело могущество и…

Всюду люди. Даже там, где должен был править закон. Когда власть простирается над твоей головой, когда стягиваешь её в свои руки, когда само твоё появление вызывает трепет, очень сложно удержаться в рамках своих устоев и строгости. Как удержаться, когда тебя умасливают деньгами и тайнами, выдают других, желая остаться на свободе и при своём? Дознание обрело могущество и, что закономерно, погрязло во многом дурном, что замечали и простые люди, не связанные с Секцией Закона, но с чем не спорили.

А Судейства боялись. Судьи выносили приговор, одобряли или не одобряли пытки, которые должны применять в Дознании для ведения следствия…

Во всяком случае, последний пункт был таким на бумаге. Дознание должно было предоставить доказательства в Судейство, Судейство собирало комиссию и уже принимало решение, и, если удовлетворяло прошение, то в Дознание направлялись палачи, в чьих задачах было не только карать, но и пытать для расследования. Но это было сложным процессом и требовало бумагомарательства, словом, Дознание зачастую не гнушалось самостоятельно прибегать к пыткам и выбивать нужные показания.

Но презирали всё равно в Мааре палачей. А как иначе? Они ведь клеймят и казнят на площади. Они ведь исполняют приговор публично и неважно, что не выносят его и не ведут дознания – они на виду и они беспощадны – от этого их можно и нужно презирать. От страха и от стыда.

Да, пожалуй, так и началось. А уже потом палач Регар и его друг из Дознания Хатер столкнулись по разные стороны закона. Хатер был мятежником, он желал изменить открывшуюся ему истину Секции Закона, и он пошёл напролом, и даже подбивал Регара, но Регар сдал своего друга, искренне считая, что поступает правильно. И уже позже узнал, что вместе с Хатером арестовали и его жену – Эрмину, которая знала, но не донесла на мужа, а значит – пособничала ему.

Регар узнал это с тяжестью и горем, и единственное, что позволило ему пережить это горе – необходимость позаботиться об осиротевшей пятилетней девочке – дочери Хатери и Эрмины – Арахне.

Путь сирот в Мааре прост. Если ты остаёшься без всего и всех – тебя определяют в Коллегию Сопровождения – унылое, серое место, откуда выходят прачки, поварихи, швеи и обувных дел мастера, чей удел обслуживать всех, кто приставлен к другим Коллегиям, без права подняться по карьерной лестнице, без права оставить службу пока кто-то могущественный не подаст за тебя прошения.

Регар не смог отдать Арахну туда. Он забрал её в свой презираемый мир, в мир Коллегии Палачей и растил её как умел. Он не имел семьи, лишь работу, и Арахна заняла все его нерастраченные чувства.

Годы спешили, меняли Арахну и Регара. Она выросла в Коллегии Палачей, рано начала проявлять интерес к деятельности других палачей, живших, по факту, одной семьёй. Она не понимала тяжести смерти, поскольку даже воздух в Коллегии, и стены пропитались ею. Относилась спокойно она и к крикам, и к крови, и пожелала стать палачом. Этого следовало ожидать. Да и вряд ли бы кто-то взял куда-то Арахну даже на обучение, зная, где и с кем она росла и то, что её родители были казнены как изменники.

У неё не было выхода, но…

Но Регар привязался к ней. Он не хотел её пускать дальше в этот мир. Не хотел вооружать её, не желал надевать на неё мантию палача с эмблемой Коллегии: скрещённые меч и топор. Со скрипом согласился он на то, чтобы Арахна хотя бы начала помогать ему и другим палачам у эшафота, чтобы как-то оправдалось её существование в Коллегии и содержание из казны.

Между тем у бывалых палачей уже начали дрожать руки, а руки, как известно, для палача, важнее всего. Твёрдость позволяет не убивать, а карать, и делать это милосердно, то есть быстро, без лишних страданий. И Регар занял пост Главы Коллегии, и набрал двух новых учеников – Лепена и Сколера, немногим старше Арахны они стали палачами очень быстро и сдружились с нею, а Арахна так и оставалась помощницей.

И сегодня Регар в очередной раз увернулся от неизбежности и при раздаче текущих дел и списков от Коллегии Судейства, не назначил за Арахной никакой казни, повелев ей подготовить бумаги и заказать на завтра телеги для преступников, да проследить за порядком на эшафоте.

Арахна вроде бы кивнула, но несколько минут спустя ворвалась к Регару, всё-таки не выдержав. Молодость и обида гнали её к Регару за объяснениями.

***

–Ты мне не доверяешь? – допытывалась Арахна со слезами в голосе.

–Доверяю, – ответил Регар. – Я никому так не доверяю как тебе, Ара.

–Тогда почему я снова заказываю телеги? Почему я всего лишь помощник? – Арахна не понимала. Она не могла понять от своей юности той боли, которая жгла Регара каждый день. Он всё больше убеждался, что спасая Арахну от унылой участи в Сопровождении, не дал ей ничего лучшего взамен. Палачей не любят – это раз, презирают – два. Максимум развития – это Глава Коллегии – это три. И четвёртое касается самой роли палача – карать. Карать не так легко, как думают обыватели. Карать – это значит быть безразличным к самому ужасному преступлению и к самым горьким слезам и раскаянию, это значит запереть свои чувства и хранить твёрдость рук, чтобы быть милосердным в последнем пути преступника.

–Ты успеешь ещё, – Регар попытался улыбнуться, улыбка вышла горькой. – Ты молода.

–Ты думаешь, что я не справлюсь, – Арахна поняла всё по-своему. – Да я все твои трюки знаю лучше, чем Лепен и Сколер! Да я крови видела больше, чем они. Да взгляни на мои руки!

Она протянула Регару свои руки. Он взглянул на них с жалостью – тонкие, изящные запястья, и по воле Регара они будут стёрты тяжёлым трудом палача, и тонкие пальцы загрубеют. Ах, Арахна! Куда же ты лезешь…

«Куда я тебя привёл!» – сокрушался Регар, но Арахна ждала ответа, другого ответа и он сказал:

–Я тебе доверяю. Ты справишься, но почему ты так торопишься стать палачом? Твой век только начинается, и неужели тебе самой хочется…

–Я могу! – он не понимал её. Не понимал, что Арахне хочется ответственности, значимости, самоутверждения. И ещё Сколер с Лепеном…они пришли позже, но они палачи, а она? Нет, они её не упрекают, не смеются над ней, но она-то чувствует себя слабее и незначительнее. Почему Регар не может этого понять?

Разве не был он сам молод и не желал действия? Зачем Арахне какое-то призрачное будущее? Ей нужно сейчас. Завтра…когда оно будет?! И каким? А жизнь – вот она! Не завтра, не когда-то там далеко, а сейчас.

Регар, пойми Арахну.

–Ара, – мягко заговорил Регар, – я хочу, чтобы ты понимала, что я желаю тебе добра. Просто я переживаю за то, как сложится твоя жизнь и за то, что будет с тобою дальше. Вступив на этот путь, ты лишишься беззаботности и изменишься. Я не хочу, чтобы это с тобой произошло, но если это моя неизбежность, то пусть это произойдёт как можно позже. Пойми меня, пожалуйста.

Она не поняла. Вернее, слова ей были понятны, но весь смысл, все чувства, вложенные в них, остались далеко.

–Ты просто не хочешь, – кивнула Арахна и, не желая больше разговаривать, в расстроенных чувствах вышла прочь.

–Арахна! – крикнул Регар ей вслед, точно зная, что она не обернётся. Он слышал, как она поднялась по ступенькам к себе, как хлопнула её спальня, и легко представил, как Арахна плачет теперь у себя, не понимая жестокости Регара и его отказа. Но Регар не поднялся за ней, не пошёл утешать – ей нужно время, и ему тоже.

Ещё немного времени до неизбежности, ещё чуть-чуть до того, как Арахна пропадёт по воле Регара, по горечи Регара…

***

–Арахна переживает, – с тревогой сообщил Лепен, когда Сколер присоединился к нему за обедом.

Лепен и Сколер легко вписались в устройство Коллегии Палачей и пока не жаловались ни на работу, ни на определённую репутацию их деятельности. Да и к Арахне относились с теплом, для Сколера она была как младшая сестра, а вот для Лепена…

Нет, он пытался скрывать и таился, но его взгляды, его отношение к Арахне изменилось за последние полгода. Сколер наблюдал и понимал причину такой перемены, но если друг не желал с ним делиться, то он его и не мучил.

–Опять? – спросил Сколер безнадёжно. – Я ей говорил, что надо поговорить с Регаром. Хотя, откровенно говоря, я не понимаю, чего ей жаловаться? Ну не дают ей карать, так и ладно. Дадут. Пусть пока помогает на эшафоте. И мороки меньше и в деньгах не сильно теряет.

–Мы палачи, – напомнил Лепен. – Регар, я и ты. А она помощница. Она выросла среди палачей, но не палач. И с Регаром она говорила.

–А он? – это было уже интереснее.

–Толком не может сказать. Мол, успеешь да успеешь. Тьфу! – Лепен, конечно, не мог досадовать на Регара, который стал для него опорой и поддержкой, но если причина горечи Арахны была в Регаре, то Лепен готов был к ярости, хотя бы краткой.

–Регар не идиот, – Сколер был спокоен, – просто он бережёт её. Она выросла при его покровительстве. Разумеется, у неё будут привилегии.

Почему-то Сколеру стало немного тоскливо. Хотя, и раньше он замечал (нельзя было не заметить), что к Арахне отношение особое. Но одно дело замечать это, а другое сказать, а значит признать это вслух.

«Мне такого отношения не видать…» – подумалось Сколеру, и он торопливо принялся жевать, чтобы занять чем-то себя, чем угодно, кроме этих странных и гнетущих мыслей.

–Может быть, мне поговорить с Регаром? – раздумывал Лепен.

Сколер с силой проглотил кусок и торопливо заметил:

–Только не тебе!

–Это ещё почему? – Лепен даже обиделся. Такая категоричность от Сколера была непривычной.

–Регар не идиот, – повторил Сколер и разъяснил, – он заметит, как ты говоришь о ней.

–И?

–И оторвёт тебе голову! – Сколер красноречиво изобразил отрывание головы. – И хорошо, если только голову, так ты хотя бы просто умрёшь.

–Вот как ты думаешь? – Лепен подобрался. В его глазах появилось смущение, смешанное с гневом.

–Нет, – Сколер поспешил объяснить свою позицию, – Регар любому оторвёт. Но тебе в первую очередь, просто потому что это ты. Всего лишь ты. Для неё ему хочется видеть какого-нибудь графа или министра, а такие к палачам не захаживают по доброй воле. Вот и выходит…

Взгляд Лепена потух. Он сам догадывался, что Регар его порвёт, узнай он о чувствах к его приёмной дочери.

–Не расстраивайся, – попытался подбодрить Сколер, – если Арахна ответит тебе взаимностью, то Регар тебя тоже примет. Ну или тайком прибьёт.

–Если…– повторил Лепен и усмехнулся.

–Да ну тебя! – вот за это Сколер не сомневался. – У неё молодость и не так много мужчин рядом, если ты не заметил. Будь внимателен к ней, она и влюбится в тебя.

Лепен, уже успокаивающийся, вдруг тяжело взглянул на Сколера и заметил:

–Или в тебя.

–Да пошёл ты! – Сколер поднялся с места, – тебя поддерживать себе дороже!

Он уже направился к лестнице, чтобы подняться к себе и хлопнуть дверью, чтобы в своей комнате себя же жалеть, но Лепен спохватился:

–Прости меня! Я переживаю…я не знаю, чем ей помочь, и срываюсь. Прости.

Сколер был отходчивым и легко махнул рукою:

–Забыли.

***

–Чего, Регар, не весел? – спросил со смешком дознаватель Тален, встретив Регара в дверях своего кабинета. Регар прибыл, чтобы получить разрешение на пытки очередного преступника. Тален, надо признать, был самым покладистым дознавателем, и старался всегда проходить через бюрократические препоны.

Но делал он это не из милосердия, и не из правильности, а из лени. Лень ему было работать и щёлкать дела как семечки, а так пока одну бумажку пронесут по всему Судейству, он может работать вполсилы, за бумагами.

–Личное, – отмахнулся Регар, старавшийся всегда держать свои мысли при себе и уж точно не допускать их до ведения Дознания.

–Не держи в себе, – посоветовал Тален. – В Дознании и у жрецов Луала можно быть честным. Ну?

Регар поколебался. Он знал, что нуждается в совете, в утешении, но близких у него не было, если не считать пару приятелей из Коллегий, с которыми он много работал, и в число которых входил Тален. А советоваться с молодёжью своей Коллегии – дурное дело. Они не поймут, молоды.

–Арахна…– признал Регар.

–Буянит? – понимающе спросил Тален. Он сам был отцом двух дочерей и, наверное, это и сподвигло Регара на откровенность.

–Не то чтобы…

–Требует отпустить её? Или влюбилась в кого? Затяжелела? – варианты, предполагаемые Таленом, были чудовищны для Регара и он с ужасом взглянул на дознавателя.

Арахна, конечно, росла. Разумеется, однажды найдётся кто-то, кто будет ей мил, а может быть, и уже нашёлся, но Регар не хотел думать об этом. Это тяжело. Почему-то слишком тяжело. Нормально, с точки зрения течения жизни, но для души Регара печально и горько. Она не ребёнок.

И неважно, что он хочет, чтобы это было не так.

–Нет.

–Тогда чего? – удивился Тален.

–Работать хочет, – признался Регар. – На эшафоте. Палачом.

–Благое дело! – одобрил Тален и, встретив хмурый взгляд Регара, поспешил объяснить, – нет, ты сам посуди! Арахна не ребёнок. Она…сколько ей?

–Восемнадцать.

–Уже! – Тален возвёл руки к небу, – я поступил в Коллегию в четырнадцать. В шестнадцать стал помощником дознавателя.

–Это Дознание, – Регар не собирался соглашаться.

–А ты сам когда стал палачом? – вдруг хитро прищурился Тален и Регару пришлось признать:

–В шестнадцать, – сухо признал Регар и спохватился. – Ты откуда знаешь?

–У меня досье на всю вашу Коллегию есть, – Тален не стал скрываться. – Словом, Регар, она повзрослела. В Мааре шестнадцать лет – это возраст определения, службы, настоящей службы. Сам знаешь. Она уже два года может быть палачом. Я верю, что ты её всему научил, и она, ясное дело, томится от тоски.

–Но палачом! Во имя Луала и Девяти Рыцарей Его! Палачом! – воззвал Регар.

–Кто-то должен быть и палачом, – рассудил Тален, – ты научил её. Она помогала у эшафота. Она знает, что это такое. Она справится. А если нет – не поздно ей и отступить. Или ты хочешь промучить ещё её лет десять, чтобы потом она совсем растерялась? Ну не сможет если…возьму под свою ответственность в Коллегию Дознания. Дай ей шанс.

–Это грязь, это кровь, боль, смерть…

–Это жизнь, закон и благое дело. Трудное, но благое. Карать надо уметь. Надо предупреждать других от ошибок, от преступлений, спасать их души. Да, это жизнь, Регар. Арахна вправе сама решать свою судьбу. Она не простит тебе, если ты будешь удерживать её. Дай ей попробовать, если она не справится, поддержи её. Но не мешай ей ошибаться. В клетке ты её не удержишь.

В словах Талена был резон. Регар сам понимал, что дознаватель прав. Сухо поблагодарив его, он принялся за работу.

Но позже, после ужина, на котором Арахна не пожелала появиться, Регар снова задумался о правильности и неправильности своего решения. Лепен, не притронувшийся к ужину, не выдержал и сказал:

–Регар, Арахна страдает. Она думает, что ты ей не доверяешь. Два года ты удерживаешь её в должности помощницы, хотя сам знаешь, что она все твои трюки и правила знает лучше меня.

–И уж точно лучше меня, – поддержал Сколер.

–Я сам знаю, – признал Регар, – но вы жалеете о том, что стали палачами?

–Нет, – твёрдо ответил Лепен. – Я принадлежу к закону, а задача закона карать. Закон поддерживает порядок, хранит королевство. Кто-то должен ему принадлежать.

–И я не жалею, – подтвердил Сколер. – Работа, конечно, тяжёлая, но оплата достойная, плюс есть определённые привилегии.

–Она молода…– Регар был совсем беззащитен. – Я признаюсь, что не хочу её отправлять на такую службу.

–Но ты привёл её сюда, – Лепен ужалил безошибочно. – Привёл ребёнком. А сейчас не хочешь выводить на работу. Ты дал ей мир, в котором живёшь, разделил его с нею, а когда она захотела развиваться в этом мире, испугался. Поздно уже думать.

Слова были жестокими. Сколер сделал страшные глаза, мол, Лепен, как ты можешь? Но Регару, наверное, не хватало этих слов.

Поднимаясь к Арахне, он думал, что создал чудовище, что сломал…или не сломал жизнь ей. Да, он избавил её от одной унылой участи, но не он ли наказал её более страшной? А ведь Регар молил своего друга много лет назад, молил его не ввязываться ни во что.

–Твоя дочь останется сиротой! – взывал Регар к Хатеру.

Но Хатер был фанатиком и ответил так, как мог ответить только он:

–Другие дети тоже остаются сиротами из-за разложения Маары, из-за того, что мы его допускаем. Надо с этим бороться, Регар. Нам надо!

И вот – Арахна сирота и пути, которые могли открываться перед нею, закрыты. И преступление её родителей висит над нею, и она запятнана так, что не сможет уже оказаться в приличном месте. Остаётся путь, который сложно выбрать в здравости, но который Регар выбрал за неё.

И, поднимаясь по шатким ступеням, поднимаясь как можно медленнее, Регар вспоминал прошлое, вспоминал свои колебания и всё ещё не мог понять: какое дело Хатеру было до других детей? И, почему же, подумав о других, он не обезопасил свою дочь?

Но эти вопросы навсегда останутся без ответа для Регара. Поднявшись, он постучал к Арахне – к единственному существу, к которому был привязан и которому определил путь. Проклятый путь. Тяжёлый путь. Из блага определил, рассчитывая, что годы будут медленными, что когда-нибудь всё само образуется.

Не вышло.

***

–С триумфом! – Сколер обнял Арахну первым, запоздало подумав о том, что Лепен, наблюдающий эту ситуацию, вряд ли будет доволен.

–Спасибо! Спасибо! Ну как? – Арахна была взволнована. Она была чуть бледна от нервности, но сейчас напряжение сходило с неё.

Только что она впервые казнила на площади сама. Без Регара, как настоящий палач. С этого момента она им и была. Добравшись же до своей Коллегии, принимала теперь поздравления в новом опыте.

–Как ты? – спросил Лепен.

–Нормально, – Арахна прислушалась к себе, – да, совершенно нормально! Знаешь, когда я впервые встала там…я боялась, что забуду прочесть приговор или собьюсь, или запнусь. А ещё люди. И все так смотрят, будто знают, что я нервничаю. Но потом я завязала верёвку, как Регар учил, и…

Арахна изобразила дёрганье рычага и удушение.

–Полминуты тело ещё дергалось, но жрецы говорят, что смерть наступила мгновенно. Для первого раза – настоящий триумф!

–Всё, теперь не будет тебе бумажных отсиделок, – пошутил Сколер. Он был рад, но не за карьеру Арахны, а за её радость, за улыбку, которую давно не видел.

–Молодец, – сдержанно похвалил Регар, появляясь в дверях. – Ты была молодцом, замечаний нет.

–Я знала, что у меня получится, – Арахна подошла к Регару. – Спасибо, что наконец поверил в меня!

Она так и не поняла, что Регар всегда верил в неё. Верил так, как в никого, наверное, больше не верил. Но он не стал замечать этого. Обнимая её в ответ, Регар молил Луала и всех Девяти Рыцарей Его сложить жизнь Арахны самым лёгким образом, чтобы не знала она печаль, чтобы не ведала предательства и презрения, чтобы счастье коснулось её жизни.

И Регар вдруг понял, что сам начнёт этот путь. Он назначит Арахну своей преемницей. Больше бумажной работы – меньше казней и пыток. А там, когда Регар уйдёт на покой, когда задрожат его руки, Арахна встанет на его место и войдёт в совет Маары, и, может быть, будет кем-то замечена.

–Всё будет хорошо, – сказал Регар, по-настоящему улыбаясь Арахне. Он сказал это и себе и ей. Сказал и поверил.

Не могло быть так, чтобы эта молодая девушка, желавшая служить закону, разочаровалась или угасла на своей службе. Так не бывает, и Луал защитит её, и Регар её отмолит.