«Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла – слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч.

  Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»

На этот вопрос, задаваемый в булгаковском романе, следуя мировозрению Щукина Олега, можно было бы ответить так: «Меч не будет страшен, пока не произойдет новый выплеск людского гнева и ненависти  друг к другу. А на звезды мы взгляда своего не обращаем, ибо знаем теперь, что мерцание их – насмешка над нами и над нашей ничтожностью».

Почему же взгляд Олега – это отсутствие экспансивности к оптимизму? Может, потому что он видел в жизни многое и многое пережил? Или потому что, подобно многим, он видит на обложке книги под названием «Жизнь» пустой экслибрис — знак без какого-либо имени. Каждый может внести на этот знак свое имя. Жизнь у каждого своя, и этого не изменить, также как не изменить того, что каждому она одинаково предоставляет испытания на ее собственное усмотрение.

  Олег вылез из машины и направился к проходящему у парка бою. Местная шпана и члены уличных банд старались не привлекать к себе внимания если округ начинала патрулировать полиция. Войну полицейским осмеливались объявлять лишь особо отмороженные «упыри», которым не терпелось проявить себя. Таких, к счастью для всех остальных, были единицы. О сотрудниках научных учреждений, связанных с охотой за паранормальными явлениями, бандиты и отморозки и вовсе не слышали. А если и слышали, то относились к таким вещам либо скептически, либо же с юмором, не воспринимая их всерьез. Подойдя к толпе, кричащей наперебой и с нетерпением ожидающей, который из двух бойцов победит, Щукин остановился.

Зрители шумели. Одни ликовали, осознавая, что тот, на кого они поставили деньги, выигрывает бой и вот-вот сделает их богатыми. Другие кричали от досады и матерились, лицезрея, как тот, на кого поставили они, под мощными ударами противника превращается в окровавленного калеку. Еще минута — победитель на ринге срывает овации и визги одобрения и почестей. Это высокий брюнет атлетичного телосложения в черных джинсах и синих кроссовках. На его груди вытатуировано изображение приятно улыбающейся красотки. На обоих предплечьях у мужчины также были татуировки в виде каких-то древних символов. Олег спокойно и внимательно смотрел на победителя боя. Их взгляды встретились. Довольное выражение с разгоряченного, немного уставшего и разукрашенного побоями лица атлета тут же исчезло. Оно сменилось нарочито пасмурной гримасой. Боец шагнул из центра ринга по направлению к Щукину, делая зрителям рукой знак, чтобы те расступились. Толпа сразу смолкла.

— Я говорил тебе, чтобы ты не приходил сюда? И что я больше не хочу тебя видеть! – он вытянул указательный палец перед лицом Щукина.

— Где твоя сестра? – оставаясь спокойным и непоколебимым, спросил Олег.

— Не твое сраное дело! – огрызнулся боец, утирая ладонью кровь с рассеченной во время схватки брови. – Кыш отсюда!

Больше Щукин свой вопрос не повторял. Он, можно сказать, со скоростью света выхватил из-за пояса нож и с такой же быстротой, ловко проткнул насквозь запястье вытянутой и сжатой в кулак у его лица руки. Боец взвыл от боли и отдернул руку с торчащим в ней ножом. Кровь брызнула на лица взволнованных зрителей и те попятились кто куда. Щукин по-прежнему не обращал на них внимания, ибо он знал, что никто против него не станет предпринимать никаких действий. Эти люди трусливы. Они пришли сюда лишь затем, чтобы наблюдать зрелище и к тому же получить за это деньги, а не ввязываться  в драки. Никто не кинулся на выручку скорчившемуся на земле с проткнутой рукой бойцу – победителю. К нему подошел лишь Щукин. Пригнулся, схватил его за волосы и по-прежнему убийственно спокойно произнес:

— Где Линда, Лёша?

— Да где ж ей быть? – жалобно прокряхтел Алексей, держась за окровавленную руку. – Дома она, отдыхает после смены, черт тебя дери!

Щукин с присущей ему ловкостью выдернул из запястья собеседника нож и убрал назад за пояс. Затем развернулся и, молча ощущая на себе ошарашенные взгляды окружающих, направился к машине.

— Козёл! – раздалось ему вслед гневное хныканье стоящего на коленях Алексея, закрывающего рану носовым платком. – Идиот ё…нутый!

Щукин ехал  по улице Советской к пересечению с улицей Петровского.