Александр Иволгин

— Ты знаешь, солнышонок, я ведь теперь богат. – Александр поправил шляпу на голове. В этом плаще, рубашке и брюках он походил на детектива из комиксов; на мультяшного, тощего полицейского детектива с короткой стрижкой и блестящими глазками. Для полного счастья и строгости не хватало галстука.

— Как же у тебя получилось разбогатеть-то, Сань? – спросила Света. Она в отличие от него выглядела обычной девчонкой из реальной жизни, которой и была в действительности. А вот он жил не в этом мире, постоянно летал в облаках, мечтал о чем-то. Может, Света любила его. Любила именно за отсутствие реализма, и это была ее главная ошибка. Если же ей нужен был лишь секс, тогда это, возможно, уравнивало их позиции. Может быть. Саша казался этой девушке необычным человеком, например, потому что любил выпить, но никогда не упивался в усмерть, потому что на упивание в усмерть у него была аллергия. По его словам, он подкреплялся спиртным, чтобы чувствовать себя комфортнее и не лезть за словом в карман при необходимости блеснуть красноречием.

Нет, не так.

Он любил пропустить рюмку-другую, чтобы придать храбрости самому себе при необходимости осуществить выполнение той или иной задачи. В том числе и при необходимости блеснуть красноречием, когда в этом ощущалась острая потребность. Вот как сейчас.

Они шли, обнявшись, по ночной городской улочке между блоками жилых квартир. Дома были не очень высокими, а проулок чересчур загаженным, чтобы казаться комфортным. Свете не терпелось покинуть эту не очень приятную часть Веркнабурска, от которой по коже пробегал легкий холодок.

— Так ты не расскажешь, как все-таки добился успеха? – вновь спросила Светлана.

— Да так, на работе отличился. – Сухо ответил Александр, разочаровавшись в своей излишней болтливости… (Может, третья стопка сегодня была лишней?)

— Ты не говорил, что устроился на работу. Давно устроился?

— Извини, солнышонок. Я собирался сказать, но как-то не было подходящего момента.

— У тебя  ловко получается уворачиваться от вопросов.

— Это потому что я сегодня пропустил рюмку-другую для храбрости перед тем, как идти с тобой на свидание.

— Не нужно приуменьшать свои достоинства. Хотя мне очень нравятся скромные мальчики.

Саша крепче прижал Свету, словно в знак молчаливой благодарности. Однако это не меняло истинного положения вещей. А истинная ситуация была таковой: ему двадцать пять, и он преступник. Он всегда был бандитом и останется им. Может, это и самое неприятное, что может произойти с человеком. Она, конечно, не знала, что он – преступник. В любом случае ей было бы все равно. Точно также все равно было бы знающему человеку, если бы кто-то начал объяснять ему, что над всеми нами находится огромная гамнА (это собственноручно изобретенный Александром термин, означающий нечто вроде гигантского ведра с дерьмом), от которой никуда не деться, как никуда не деться от проклятия. И в любой момент из «гамнЫ» на любого человека может вылиться столько противного дерьма, что и представить трудно. Вот тогда и приходится как следует очищаться от содержимого «гамнЫ», что может занять годы, а то и целую вечность.

Она сказала, что ей нравятся скромные мальчики. Возможно, это был ненавязчивый намек. Не нужно болтать лишнего, чтобы больше не напрягать Свету. Сегодня он точно будет заниматься с ней любовью. Решено.

Вспоминая о гигантской невидимой «гамнЕ»,  Александр прокрутил в голове картину прошедшего дня, точнее эпизод с дракой Гусева и Егорова у машины. Сегодня перед ограблением инкассаторов Гусев и Егоров сцепились, словно кошка с собакой. Вообще-то драку спровоцировал Егоров, этот малолетний сопляк, за что и получил от Гусева по морде. Над Егоровым сегодня разошлись створки «гамнЫ» и его хорошенько окатило свежей дермятиной. И поделом ему. Нечего дразнить старших. А если будет выпендриваться и прикидываться взрослым слишком часто, то может не дожить до своего совершеннолетия.

  Саша и Света сидели в ночном кафе, которое называлось «Добро пожаловать». Редкие посетители, которым не спалось в поздние часы, сидели в тихой и мирной обстановке. Они беседовали на разные темы. Возможно, кто-то рассказывал, что сгорает от нетерпения покинуть этот чертов глухой городишко, который его вконец достал. А кто-то размышлял вслух, что это прекрасное место, от которого, он надеется, и его внуки с правнуками будут тоже без ума. Александру показалось, что среди всей глухо жужжащей толпы, окружающей их со Светой, он наткнулся взглядом на единственное лицо, обладателю которого по-настоящему не было не до чего дела. Ему было ПО ХРЕНУ. Ему не было никакой разницы, в каком городе он живет, в каком районе находится, и кто его окружает. Этот человек выглядел так, будто мир и жизнь вокруг, в каких бы цветах и красках ни прибывали, не имели особого значения. Это был лысоватый мужчина, облокотившийся о стойку бара, лет сорока пяти на вид.

Бармен.

Выражение его лица было грубым, будто он за что-то не любил всех окружающих его людей. К бармену то и дело подходил кто-нибудь из посетителей, чтобы заказать выпивку за свой столик или же пригубить стопку-другую прямо у бара. Лысоватый бармен, молча и не глядя на очередного подошедшего, выполнял заказ, словно японский робот, которого поставили здесь для обслуживания клиентов. Он не отрывал глаз от экрана стоящего на столике у стены телевизора «Sony».

  Света была довольна. Она была рада ночной прогулке по улицам города, поцелуям под луной, прыткости и находчивости ее возлюбленного, немного неуверенного в себе, но все же целеустремленного. А также ей нравилось сидеть с Сашей в ночном баре-кафе. Ей нравилось разговаривать с ним, сидеть рядом с ним, или прижимать его к себе, шепча ему в ухо: «вот так, мой мальчик, вот так, вот так…», когда Саша входил в нее. Она любила, когда он называл ее солнышонком. Ей нравилось быть с ним. Ему было двадцать пять, ей – двадцать девять. Она преподавала в лицее английский и немецкий языки, была довольно симпатичной и приятной, и когда Саша смотрел на нее, он думал о том, что он самый счастливый из всех придурков на свете, раз его любит такая девушка. Он обязательно сделает ей предложение (если его не поймают и не упекут в каталажку раньше), а перед этим купит самое дорогое кольцо с драгоценным камнем и подарит ей, ведь теперь он сказочно богат. А прямо сейчас он безумно хочет потанцевать с ней под звучащую в зале приятную песню. Он протянул Свете руку.

  Бармен смотрел по телевизору передачу «Поединок», где темой выпуска были бизнесмены и олигархи. Ведущий, как всегда, Владимир Соловьев. К стойке подошел посетитель почти преклонного возраста и попросил налить ему стакан самого дорогого шотландского виски. Уже в привычной манере, не особо любезничая с клиентом, лысоватый бармен достал с верхней полки большую бутылку с импортной наклейкой и темно-оранжевым содержимым, затем откупорил ее и наполнил стакан клиента. Тот взглянул на экран, послушал пару минут ведущего «Поединка» и, усмехнувшись, молвил:

— Одни вспоминают старую Россию как серое пятно, породившее эпоху красных горячих капель. Другие говорят, что после ее исчезновения чувствуют себя поистине свободными, несмотря на то, что вопреки пришедшей новизне и духу умиротворения новой западной жизнью, все изначально чувствовали какую-то гнильцу, перебивающую запах пришедшего времени, обтянутого вкуснопахнущей эпикурейской кожей светлого будущего. Этот запах позже превратился в плесень, поедающую отроков демократии, их свободы, надежды. Плесень, которая бушевала долгие годы перед тем, как люди смогли все же переработать ее в удобрение. Перед тем, как они сумели подстроиться под темпы новейшей эпохи и даже шагать в ногу со временем. Но какой ценой сумели? Кровопролитий, войн, разложения социальной атмосферы на атомы зла. И теперь многострадальной державе предстоит регенерация – долгая, быть может, мучительная, но с другой стороны еще в середине девяностых, когда мы поняли, В ЧЁМ оказались, стало ясно, что ступить на путь этой самой регенерации – значит уже почувствовать приближение момента торжества и победы. «Нас травят, убивают, изничтожают!». Ну так то же самое было при коммунизме. Ведь так, было? Чего шуметь?! Вот оно великое будущее – то, самое к которому мы стремились. Капитализм, сраные олигархи, частные формации и никакой гласности! Гласности нет — свобода, чего ж еще надо-то? Сами этого захотели. Сами вожделели момента, когда начнется переход одного времени в другое, когда все закончится, а потом начнется с чистого листа. А теперь вот размышляют о том, что имели, что имеют и что будут иметь. Ну не глупцы?

Бармен смотрел на собеседника, на этого почти пожилого господина, опрятного, одетого в костюм, при галстуке, чьи усталые глаза, как могло показаться, были исполнены ненавистью к капитализму и богатеям. Бармен задумчиво смотрел на посетителя, допивающего виски, затем опустил руку под стойку, достал оттуда автомат АК-74 и, зло стиснув зубы, парой очередей разнес в пух и прах телевизор.

— Ты… — рявкнул он, нацелив в посетителя автомат. – Ты ошибся лишь в одном. Эпохальную плесень люди никогда не смогут преодолеть! Люди живут с ней. Люди привыкли к ней, и это неправильно. Но сделать уже ничего нельзя. ТЫ и такие как ТЫ – вы говорите красивые и вроде бы правильные вещи. Но вы и есть ЭТА САМАЯ ПЛЕСЕНЬ. Вы, VIP-МРАЗИ, развалили союз не с целью создания идеального будущего для народа, а с целью создания идеального будущего для себя самих. С целью все кругом расхерачить и разграбить. Вы не ходите посрать, не одев костюм стоимостью в тысячи баксов, потому что иначе будет нестильно. Вы заказываете самое дорогое пойло в сраном, замызганном баре, хотя терпеть не можете вонючего забугорного вкуса этого импортного говна. А иначе – НЕСТИЛЬНО… Снимаете самых дорогих шалав, посещаете самые дорогие страны, разъезжаете на самых дорогих импортных колясках. При этом ругаете всех вокруг. Разложение атмосферы на атомы зла? Сраные олигархи? Сами этого захотели? А чего бы ты захотел, будь ты обычной овцой-электоратом, а не жирным толстосумом? Любишь поговорить о хреновой жизни?!..

Автомат вновь загромыхал, вконец перепугав сидящую публику, которая поняла, что никаким приколом или шуткой здесь не пахнет. Пули, вылетающие из оружия бармена, — настоящие. Они по-настоящему уничтожили телевизор и теперь по-настоящему решетят распластанное на полу тело. Люди с криками повскакивали и бросились к выходу. Не прошло и минуты, как заведение оказалось пустым.