Вкус детства

 Нет ничего  вкуснее домашнего хлеба, намазанного маслом и посыпанного сахаром…  

 Такой далекий 1980 год… Июнь. Утро. Солнце слепит… Тебе всего лишь  пять. Твои ноги, обутые в сандалии, неуверенно шагают по подсохшей после ночного дождя, комковатой земле к деревянным, слегка покосившимся воротам. Проходя мимо палисадника, ты смотришь на жёлтые цветы акации, под её кустами голая земля, только у забора, в самом углу,  растёт пахучая мята. Слышно, как где-то  под крышей воркуют голуби. В тени кустов прохладно, ты останавливаешься, чтобы вдохнуть эту прохладу — зябко: покрываешься гусиной кожей. Спешишь к воротам, берешься за железное кольцо двери, поворачиваешь его и, толкая,  давишь своим худеньким плечиком. Дверь поддается не сразу… только со второго-третьего раза. Снова слепит солнце — ты почти ничего не видишь. Во дворе суетятся куры, важно, словно генерал, вышагивает петух. Его разноцветные перья блестят на солнце. Краем глаза ты замечаешь силуэт на ступеньках крыльца. Быстро-быстро моргаешь, щуришься, пытаясь рассмотреть его. Это она, твоя прабабушка, Ефросиния, старенькая,  сухонькая и такая родная…  Ей за девяноста. На ней красный платок, темно-синяя в мелкий цветочек рубашка с длинными рукавами,  ситцевая, почти в пол юбка чёрного цвета, коричневые колготки и вязаные носки (старики всегда мерзнут). Она протягивает к тебе свои сухие, огрубевшие от работы руки. Ты смотришь на них: кожа тонкая, почти прозрачная, в тёмную крапинку, синие венки… На фоне темной бабушкиной твоя рука совсем белая. Бабушка, кряхтя, наклоняется, расстегивает узловатыми пальцами твои сандалии, аккуратно ставит их подальше от солнцепека, в тень. Крыльцо окрашено жёлтой краской, она блестит на солнце и, нагретая, пахнет… Пол под твоими носочками скользит. Ты входишь в прохладу сеней: в них есть что-то  таинственное, неизведанное. Здесь пахнет травами, чем-то незнакомым и свежеиспеченным хлебом. Низкая для взрослых дверь в хату  тебе кажется огромной. Следуя за бабушкой, ты входишь в кухню. На полу тканые полосатые половики, справа длинная крашеная лавка, возле неё стол, накрытый клеёнкой, на маленьких окнах белые вышитые занавески,  на подоконниках герань. Слева на лавке, стоящей у печи, большой  противень с четырьмя буханками хлеба. Бабушка берет одну из них. Корочка слегка подгорела — хрустит под ножом… Бабушка мажет кусок маслом… Сверху посыпает сахаром и протягивает тебе. Ты осторожно берёшь его, ещё тёплый, с удовольствием вдыхаешь аромат. Откусывая, закрываешь глаза и  чувствуешь на языке солоноватость домашнего масла. Она смешивается с сахаром, и возникает вкус, который ты больше никогда и нигде не ощутишь… 

— Ешь, ди́тятко, ешь, — говорит бабушка, гладя тебя  по волосам своей шершавой рукой…

 Вы выходите на крыльцо, садитесь на ступеньку. Солнечно… Вокруг кипит жизнь: петух, наклонив голову набок, вышагивает в вашу сторону в надежде получить лакомый кусочек,  у корыта с водой жужжат мухи, на проводе от хаты до сарая сидит ласточка, в собачьей  будке звякает цепь… Бабушка что-то говорит, но ты её почти не слушаешь… Для тебя сейчас нет ничего чудеснее этого хрустящего домашнего хлеба, намазанного маслом и посыпанного сахаром, бабушкиного хлеба, этого солнца, слепящего глаза, июньского утра… 

 Сейчас ты ещё не знаешь, что этот момент станет твоим последним воспоминанием о бабушке: всю жизнь ты будешь хранить его в душе, помнить узловатые, потемневшие от старости и тяжелой работы руки, ласковый голос и силуэт, всего лишь силуэт, родного человека… вкус свежего хлеба – вкус детства.

                                            

Еще почитать:

Рассвет — Рассвет (Заметки в Дневнике – «Под светом солнца»)

Убийца?!

Дорога человека

Омуты сознания — Глава 4. «Необычное утро».