Визит Ангела

Солнце едва поднялось над холмами. Каждое утро я выхожу посмотреть на это чудо, поздороваться с новым днем. Эта привычка появилась недавно, около трех лет, пожалуй. Рождение нового дня в любую погоду, и правда, похоже на чудо…
Я закрыла глаза, подставив лицо первым солнечным лучам. Вдруг тень на секунду закрыла от меня солнце. Сначала мне показалось, что это большая птица. Но было с ней что-то не так. Ранена! – мелькнула мысль. Было видно, что каждый взмах крыльев дается ей с большим трудом. Минута — и птица начала падать, все быстрей и быстрей приближаясь к земле. Ноги сами понесли меня по мокрой от росы траве, вниз по холму, туда, где упала птица. Неловко распластав белоснежные крылья, лицом вниз на примятой траве лежала женщина. Осторожно, стараясь не причинить боль, я перевернула ее на спину. «Жива!» — вздохнула я с облегчением. Это была темноволосая женщина, примерно одних со мной лет. Тонкие черты лица, белая кожа, едва заметный румянец. Лицо перепачкано землей, руки в царапинах и зеленых пятнах от травы, ободранные коленки… Она лежала и улыбалась… Пока я приходила в себя, женщина открыла свои каре-зеленые глаза, в глубине которых вспыхивали едва заметные серебристые искорки, и попыталась сесть. Пришлось помогать ей подняться, потому что мои уговоры не двигаться и вызвать врача не были приняты. Хорошо хоть не отказалась пройти ко мне и обработать раны и царапины. От кофе она тоже не отказалась.
Через четверть часа моя странная гостья сидела у меня в гостиной на диванчике, с чашкой горячего крепкого кофе в руках, подогнув под себя одну ногу и беспечно, совсем как ребенок, покачивая другой.
— Удивительно, — как-то запросто, по-свойски, говорила моя гостья, маленькими глоточками отхлебывая из чашки — ты не просто видишь мои крылья, тебя это не напугало. Не смутило.
— А ты… ну не знаю, как спросить… — попыталась я задать вопрос, крутящийся на языке.
— Что? Давно ли с крыльями?! – она рассмеялась совсем по-детски, — да с рождения! Правда! Родилась такая. Пока совсем маленькая была — не понимала. Совсем ничего не понимала, ни почему папа пил некоторое время. Сильно пил. Ни почему ругались они с мамой. Помню, мама как-то однажды сказала: ничего, мол, кто из нас с крыльями не был, со временем у всех обламываются. Иногда она плакала потихоньку, иногда скандалила, кричала на нас всех. На папу, на бабушку. Я так и не знаю, то ли это она себя жалела, то ли меня, то ли винила себя и всех за что-то… Я росла. И мама стала шить мне красивые платья, сарафанчики. Специальные такие кроила, чтобы крыльев видно не было, чтобы крепко их к спине прижать. Да, да…
А бабушка (легкая тень едва мелькнула во взгляде) так любила со мной везде ходить. В магазин, на рынок, к подругам своим – везде меня за руку с собой водила. Пирожки и булочки такие вкусные пекла. До сих пор их вкус помню. Бывало, сядет она у окна, щеку рукой подопрет, задумается о чем-то… и будто не здесь вовсе… Давно ее нет…
А папа, он как-то замкнулся со временем. Смотрит, молчит. В последнее время все чаще «оттаивать» начал. Шутить. Смеяться. У них с мамой как будто общий секрет на двоих. Иногда переглядываются, как заговорщики. Кажется, что они без слов общаться умеют.
Знаешь, когда я совсем подросла, наряды, что мама шила, перестали скрывать их, — при этих словах она широко расправила свои крылья, — Даааа… — и покачала головой.
Самое странное, не все видят их. Подруга у меня была, разные способы придумывала, как спрятать их. Говорила, что уродство людям лучше не показывать. Что люди злые, в покое меня не оставят. Все ничего было, пока перья расти не начали. Мне тогда лет четырнадцать было, наверное. Вот, смотри, как здесь, – она показала на трубочку, как у голубей, когда те линяют, только большую, — щекотно, когда расти начинает. Вот так только раскроется перо, а она тут же: ой, ты потерпи, не пугайся — и перо дерг! Больно… На кончике каждого капелька крови… Потом спрашивала как-то, куда перья девала. Молчит. Думаю у себя так и хранила… прятала… Нужны видимо были ей эти трофеи. Все подмечала, «заботилась» о них, чтоб ни одно перышко вырасти и расправиться не успело. Потом, когда школа закончилась, мы и не общались, в общем-то.
Оно видишь как, общие тайны не всегда объединяют людей. Чаще наоборот, отдаляют, делают чужими.
Только когда студенткой стала, встретила такую же как я. Представляешь, такая же. Я помню, как она летала. Сама боялась тогда. А она мне и рассказывает, что нельзя так жить, когда у тебя дар особый, а ты им не пользуешься. Где-то там… (она сделала неопределенный жест рукой) могут наказать. Сильно наказать. Знаешь, так оно и случилось. Муж. Дочь. Когда она родилась, я даже еще пеленок не развернув, когда первый раз мне ее кормить принесли, сразу поняла – с крыльями она. Красивая такая. Необыкновенная. Сейчас взрослая уже. Она знает, что крылья у нее. Только категорически отказывается, что они у нее есть… Смешная… Смотрит на них, расправит, полюбуется. Сложит. И говорит, что нет их. А сама летает, когда никто не видит. Или думает, что никто не видит. Я-то знаю, как глаза горят, каждый раз после полета. Ничего, не страшно. Не сможет она жить без этого. Просто не сможет без этого. Я знаю!
Муж мой знал, что со мной. Только не видел. И рассуждал так, что если не видит, то этого нет. Знаешь историю про Колумба? Он когда к берегам Америки приплыл, то его корабли увидели только некоторые из шаманов. Простые войны не видели сразу этих огромных кораблей и парусов. Особенность восприятия, когда смотришь на то, что твое сознание не принимает, глаза не видят. Так вот и у него было. Он почему-то стал вести себя так, что это вина, грех, что-то ненормальное… И самое ужасное, что я стала верить в то, что виновата… Не знаю, в чем. Но это чувство вины не знаю, за что, не знаю перед кем, чуть не уничтожило меня. Да… я заболела. Сильно. Девять месяцев в больнице. Боль. Много смертей. Те, кто ушли, они не верили. Одни боялись и уходили, другие покорно ждали конца. Девять месяцев… Это был тот срок, когда я «выносила» и «родила» себя заново. Свободную.
Минута пронзительной тишины казалась бесконечной. Как будто даже птицы за окном затаили дыхание.
— И знаешь, что?! Они расти начали. Смотри, — она развернула крыло и показала трубочку с молодым пером. Я присела поближе к ней на диван. И тут раздался легкий щелчок, как будто лопнут маленький шарик. И на одном из перьев трубочка раскрылась посередине, освобождая белоснежное перо с серебристым отливом. Потом еще одно. И еще.. Аккуратно, двумя пальцами я подняла и сложила эти отливающие перламутром трубочки на ладонь.
— Благодарю за кофе! – она легко соскочила с диванчика, — Пора мне.
Я пошла проводить ее за калитку. Внизу под холмом в зелени утопал наш маленький городок.
— Мы увидимся еще? – спросила я.
— Мы больше не расстанемся, — улыбнулась она и легко побежала вниз по склону. Несколько шагов и расправились ее крылья. Завороженно смотрела я, как в несколько сильных взмахов моя странная гостья стала едва заметна среди утренних облаков. Только теперь я заметила, что сжимаю в руке трубочки от ее перьев. Грустно было наблюдать, как на раскрытой ладони они разрушаются, превращаясь в перламутровую пыль. Чтобы утренний свежий ветерок не сдул ее, я крепко сжала ладони, и, потихоньку стала раскрывать, только зайдя в дом. Ладони были пусты. Не веря своим глазам, я уставилась на руки. Где-то глубоко под кожей вспыхивали, время от времени, крошечные искорки. Зеркало отражало эту картину и у меня захватило дух, когда в зеркале я увидела свое отражение — тонкие черты лица, белая кожа, едва заметный румянец, в глубине каре-зеленых глаз вспыхивали едва заметные серебристые огоньки…