Викторина

— «Все или ничего» снова с вами. Наш участник, в нелегкой борьбе, добрался до двенадцатого из пятнадцати вопросов. И это было просто невероятно. Ему остается всего четыре вопроса до главного денежного приза! Сейчас, добравшись так далеко, скажите нам, Мистер Дарнтон, вы готовы продолжить дальше или все же нам пора остановиться, чтобы вы могли получить вашу честно заслуженную пятую часть денег? – прозвучал задорный голос ведущего.

Человек, сидевший в кресле напротив, был бледен. Он не мог повернуть головы или даже кивнуть вопрошавшему. Его голова была притянута кожаным ремешком к спинке кресла, также как руки и ноги. Точнее то, что от них осталось. Глаза, наполненные болью, не отрывались от какой-то точки позади ведущего. Он словно видел что-то там, за прожекторами и камерами, направленными на него. И это были не алчные до крови лица тех, кто сейчас ждал от него решающего слова и не стены студии, ограждающие этот уголок безумия от всего остального мира.

Он видел ослепительный свет заходящего солнца в тот день, когда они с Луни приехали в этот город. Они стояли на окраине, где их только что высадил, подбросивший попутчиков, толстый улыбчивый парень и помахав, пожелал им удачи. Они всматривались в высотки серебрившиеся в ярком свете и отбрасывающие слепящие блики, словно подмигивая двум вновь прибывшим, что все будет хорошо, у них все сложится. Взглянув тогда на сына, он видел слабую улыбку на бледном лице и обняв крепко, прошептал: «Мы справимся парень, обязаны справиться!». Тогда он еще многого не знал.

— Мистер Дарнтон, мы все, с нетерпением, ждем вашего ответа, – вновь бодро заговорил ведущий.

Боль, пульсирующая во всех частях тела, уже намекала на то, что обезболивающие перестают действовать. Вскоре он почувствует всю прелесть ощущений от только что отрезанных конечностей. Он медленно опустил взгляд, вновь возвращаясь в ту жесткую и несправедливую реальность в которой оказался. К этому моменту он уже лишился трех пальцев на руках и пары вырванных с корнем зубов. Но все это были мелочи, о которых можно было даже не думать, ведь что такое, по сути, несколько пальцев, когда у тебя не хватает ноги по колено и руки по локоть?! Сейчас этот человек больше напоминал манекен, потерявший некоторые свои части, и непонятно зачем усаженный в кресло и привязанный ремнями.

Все его конечности, не так давно еще существовавшие вместе с ним, мирно покоились на пьедестале в чашах со льдом, чуть в стороне от кресла, выставленные словно в магазине. Хотя отчасти, так на самом деле и было, и он надеялся, что за них предложат весьма неплохие деньги. Ведь ему бы тогда досталось тридцать процентов от продажи, включая налоги. Но все это в случае, если он не дойдет до финала. Тогда, по правилам, ему все пришьют назад. Видимо отсюда и пошло название шоу.

— Вы готовы продолжить, — вновь спросил ведущий, начиная раздражаться, но вполне убедительно скрывая это от зрителей.

Норн, пожалуй, усмехнулся бы, если бы его так не мутило от количества лекарств, которыми его накачали. Этот подонок прекрасно знал, что у него нет выбора и он пойдет до конца. Даже, если к тому времени от него останется только одна говорящая кочерыжка он все равно будет отвечать на эти сраные вопросы.

— Да, — проговорил он с трудом, — продолжаем.

— Великолепно! Давайте поддержим нашего игрока ошеломительными аплодисментами! – и не дожидаясь реакции, захлопал первым.

Вслед за ведущим по залу послышалось множество хлопков, слившихся в единый, пусть и не стройный хор, среди которого Норн даже мог расслышать редкие выкрики, созвучие которых более всего напоминало слово «браво». Его губы тронула усмешка, но не от того, что ему была приятна реакция окружающих, а от того, что он их ненавидел, всей душой. Более того, он хотел их смерти, но не той, что легко дарует освобождение. Он жаждал их криков боли и мучений. Он молил, чтобы сейчас, прямо под этими людьми развегся ад и гребанные демоны, которыми так любят пугать эти лицемеры священники, выползли бы из той огненной ямы и начали терзать этих существ, по ошибке считающимися людьми. Он уже практически видел, как рогатые твари разрывают на части тела, из которых вываливаются кишки, заливая все кровью. Перед его взором мелькали картины этих жалких скрюченных человечков, молящих о пощаде. Но религиозные выкормыши не обращали бы внимания на все эти потуги, вырывая челюсти вместе с языками тем, кто молил бы громче других. Он представлял как все они, эти хлопающие ублюдки, обливаются кровью и корчатся в муках у его ног. Но более всего, он жаждал криков от сидящего напротив, ухмыляющегося чистоплюя. Норн бы выдавил ему глаза собственными пальцами, именно теми, что не так давно у него отрезали. И он оставил бы эти обрубки торчащими из пустых глазниц этого недоделанного хлыща, так фальшиво сейчас улыбающегося. «Да будьте вы все прокляты» — шептал он про себя, — «молю об этом любых богов – будьте вы прокляты!».

Но мысли его вновь были сметены резко изменившимся тоном ведущего.

— Итак, двенадцатый вопрос! Сколько клавиш у пианино? – прочел он со своего монитора и сделал паузу, чтобы каждый присутствующий попытался сам ответить на этот вопрос, — вы играете на пианино, мистер Дарнтон?

Норн перевел взгляд на пальцы, лежавшие отдельно от него. Ведущий проследил за его взглядом и кашлянул.

— Кхм, итак, варианты ответа: А – 54, Б – 69, В – 88, Г – 102.

Мужчина, привязанный в кресле, закрыл глаза и попытался представить себе пианино. Когда он был маленьким мальчиком, в их доме стояло одно и он даже пару раз изображал, как играет на нем, но черт возьми, он никогда не считал, сколько в этом инструменте гребанных кнопок. Норн вздрогнул, боль вновь накатила на него, и он уже не понимал, из какой части его измученного тела она пришла. Забыв о клавишах, он постарался собраться. Пускай он даже не верно ответит на этот идиотский вопрос, но главное не терять сознания. Нужно продержаться еще немного.

По залу раскатывался звук тикающих часов. Ведущий что-то говорил, пытаясь развлечь зрителей, но Норн его не слышал. Он провалился в собственные мысли и никак не мог выбраться их них. Они засасывали его словно болото. Как тогда, когда ему уже в десятый раз отказали в работе. Он не знал, что им делать. Те деньги, что остались у него от продажи дома с участком заканчивались и вскоре они рисковали переселиться на улицу. Он не прикасался к алкоголю со дня смерти Дореи, его жены, но в этот вечер напился. Он не мог справиться с отчаянием, из-за чего пытался утопить безысходность в волнах алкоголя. Это помогало не нести ответственность, не думать, разжижая зачерствевший клубок нервов, скопившийся в нем за последние недели.

На что он рассчитывал, когда тащился в это нагромождение бетона и стекла. Да, в захолустье, откуда они приехали, тоже не было работы, но зато у них была крыша над головой и огород, помогавший не умереть с голоду. «А Луни, что станет с ним, если со мной что-то случится?!» — невесело думал тогда Норн делая очередной глоток. Он сидел на пустыре, где еще не началась стройка «совершенно нового торгового центра», как красноречиво гласил щит, загораживающий восходившую Луну. Норн жалел себя, совершенно не замечая сколько времени прошло. Но едва вспомнив о сыне, он огляделся, словно очутился здесь впервые и выругавшись заспешил к дому.

Первое, что он увидел, войдя в маленькую квартирку, недалеко от того места, где он просидел до ночи, было заплаканное лицо его сына. Мальчик бросился к нему, как только Норн открыл дверь и крепко прижался, что-то неразборчиво лепеча. Он выронил бутылку, которую все еще держал в руке и обнял сына, поклявшись сделать все, чтобы не видеть больше слез этого человечка.

— И, время вышло, мистер Дарнтон, мы готовы принять ваш ответ!

Вновь этот мерзкий голос вырвал его из забытья. Он открыл глаза и попробовал пробежаться по вариантам ответов. Его помутневший взгляд с трудом разбирал вопрос, поэтому он даже не стал пытаться его перечитывать. Точного ответа он все равно не знал, от того оставалось только гадать и уже совершенно не имело значения, что там написано. А из всех предложенных чисел ему больше всего нравились повторяющиеся.

— Восемьдесят восемь, — тихо произнес он.

Вокруг наступила тишина, ведущий опять выдерживал паузу. «Убогий актеришко» — зло подумал Норн. И уже морально приготовился, что сейчас придется делать выбор того, что хирург ампутирует ему дальше.

— И это правильный ответ, — громогласно объявил ведущий.

Мужчина, привязанный к креслу, по началу даже не поверил тому, что услышал. Он подумал, что это его фантазия и все еще вопросительно смотрел на ведущего. Тот же, видимо осознав, что Норн слабо понимает происходящее, повторил:

— Да, да, вы не ослышались, это верный ответ!

От этих слов, у Норна накатились слезы. «Повезло» — думал он. «О господи, если ты существуешь, спасибо тебе». На какое-то мгновение его начало затягивать воодушевление, что сейчас он справится со всем. Что быть может его затея даже удастся. После того, как ему отпилили стопу, все происходящее стало безразличным и далеким. Он знал только то, что обязан дойти до конца, а все остальное уже не имело значения.

— Отлично, мистер Дарнтон, поздравляю вас! Осталось всего три вопроса, и вы показываете нам необычайную крепость духа! Мы все гордимся вами! – делая какие-то пассы руками, бравурно говорил ведущий.

От смеси боли и лекарств, в голове Норна сгущался туман, который затягивал сознание все плотнее. Хорошо, если он понимал каждое третье слово и даже попытка улыбнуться скорее скривила его лицо в подобие ужасной гримасы. Ведущий тоже заметил, что он с каждой секундой уплывает все дальше и подал знак врачам, ожидавшим своего за сценой. Молодая женщина, даже скорее девушка, в белом халате с внушительного размера грудью, являясь совершеннейшим шаблоном, но которая могла бы показаться Норну невероятно привлекательной в иной момент, подошла к нему и сделала укол.

Первые мгновения ничего не происходило, а потом реальность словно прыгнула на него, настолько ясно он все увидел. И сидящего напротив, улыбающегося человека, в дорогом костюме, и разноцветную массу людей вокруг. Вновь вернулась ненависть, но нельзя было давать ей волю, поэтому он выдавил из себя презрительное «Спасибо».

— Ну что ж, давайте не будем откладывать продолжение, тринадцатый вопрос! Какова калориметрическая температура лампы накаливания в шестьдесят ватт в кельвинах?

Ведущий договорил и внимательно посмотрел на человека, сидевшего напротив. Этот вопрос он озвучил таким тоном, словно ответ на него известен любому ребенку. Он вновь сделала паузу, которая, как ему казалось, нагнетала обстановку и за время которой Норна наполнила ярость и отвращение ко всей этой дешевой театральности. «Да дети в школьном спектакле лучше играют, чем этот шут» — пронеслось в голове. «Как подобные шоу вообще могут быть популярны?! Они же воняют фальшивостью, прикрывая жестокость жалкой маской порядочности» — в голове прояснялось, но вместе с тем он продолжал ощущать боль. Да, она не сводила с ума, и он мог переносить ее без криков и стонов, но взгляд рефлекторно упал на то место, где раньше была целая нога, а сейчас остался только обрубок, отпиленный выше колена. Зашитый и обожженный лазером по шву, но все еще продолжающий кровоточить. От этого вида его чуть не вырвало. Самое непонятное для него было сейчас то, что он продолжал ощущать части тела, лежащие перед зрителями в паре метров от него. Ему даже казалось, что, если бы он постарался, то смог бы пошевелить этими кусками мяса. Но человек напротив, словно бы не замечал всех этих мысленных баталий, а просто продолжал озвучивать варианты ответа:

— А – 1575, Б – 2680, В – 3230, Г – 4350.

«Твою мать» — только и смог прошептать Норн. Если вопрос про пианино он хотя бы понимал, то эта научная белиберда для него вообще не имела смысла. Цифры в ответе больше напоминали номера на весах, на той, первой работе, которую ему дали по приезду в город. Платили мало, но и требовалось от него чуть – собирай мясо в лотки, взвешивай, да лепи бирку. Двенадцать часов кряду. Он никогда не чурался тяжелого труда, но в их медвежьем углу ты всегда видел результаты своего пота. А здесь он себе больше напоминал робота, стоявшего с ним по соседству и сортирующего заполненные ящики по грузовым ячейкам, откуда они отправлялись в логистический цех.

По началу он боялся этой бездушной твари, большой желтой штуковины с щупальцами, делающими резкие, рваные движения, при каждом из которых раздавался свист, но со временем привык и перестал замечать. А спустя месяц или около того дал ему имя – Шерпи.

Еще через пару недель он начал разговаривать с ним, рассказывать разные байки и смеяться за обоих. Совершая каждый день одни и те же бессмысленные действия, в полной тишине, можно просто сойти с ума, если к тому моменту ты уже насвистел все известные тебе мелодии по тридцать раз. От того даже робот может стать твоим лучшим другом, особенно когда других вариантов у тебя нет. Так они и работали на пару, пока в цех не привезли нового робота. На место Норна.

Все это мелькнуло и погасло перед внутренним взором, словно вспышка фотоаппарата и исчезнув оставила лишь цифры на мониторе, из которых нужно было что-то выбирать, и логику в помощь призывать было бессмысленно. Только удача, как в прошлом вопросе. «Может быть мне повезет? Всего немножко удачи и я буду на коне, ну пожалуйста» — взмолился он про себя, стараясь прислушиваться к ощущениям. Вариант А притягивал его больше всего, но черт, может быть это только кажется. Он еще раз постарался выкинуть из головы все, что могло помешать ему услышать то, что называют внешними силами, богами, да чем угодно, сейчас Норн принял бы любую помощь. Он пытался мысленно тянуться к этому вопросу, пытаясь ощутить какую-то подсказку, знак или хоть что-нибудь.

Прозвенел гонг и ведущий, словно кто-то нажал в нем кнопку включения, подскочил и обратился к Норну:

— Вы готовы дать нам ответ?

Он задумался в последний раз. Вариант В тоже тянет, но А все же сильнее. Ладно, пусть будет.

— А, — закрыв глаза, выдохнул он.

Ведущий не единым жестом не показал правильный это ответ или нет. Он вновь выдерживал свою любимую паузу, которой вероятнее всего очень гордился. Норн, уже готов был закричать на него в нетерпении, как монитор окрасился красным и тут же этот жалкий паяц со своим преувеличенным драматизмом заговорил:

— К сожалению, это не верный ответ.

Норна затрясло. Это было что-то среднее между дрожью и паническим ужасом, когда ты знаешь, что дальше от тебя будут оттяпывать куски, пока больше не кончатся эти вопросы, и ты на все это соглашаешься сам, ибо у тебя нет иного выбора, как только безропотно ожидать конца. Все против него. Не будет никакой помощи, ни от кого и ни от чего. Можно рассчитывать только на себя, вернее на ту часть себя, которая переживет этот день. Если переживет.

Монитор загорелся синим и на нем появились два варианта, из которых не было ни одного ошибочного. А секундомер вновь начал свой бездушный ход. Норн хотел зарыдать, но слезы не пробивались сквозь то количество химии, которая сейчас держала его в сознании. Она не давала ему ни шанса, чтобы расслабиться и разреветься. И ему надо было решать быстрее, иначе обе части тела окажутся на столе справа от него, в красивых кубиках льда. Спасибо, хотя бы этот балабол молчит.

— Глаз – тихо сказал Норн.

Его кресло с жужжанием разложилось и по рельсам уехало за кулисы, где его ждала все та же бригада хирургов, не так давно уже лишавшая его проигранных частей тела. Свет вспыхнул и огромный монитор, до этого стоявший над креслом в студии начал прямую трансляцию событий, происходивших в специально оборудованной операционной, чтобы зрители смогли насладиться каждой секундой и не упустить ни одной кровавой сцены…

***

— Четырнадцатый вопрос!

Норн глупо улыбался, смотря на ведущего. Операция заняла не более получаса и сейчас он постепенно вновь возвращался в свое аморфное состояние. А единственный вопрос, который его волновал, это как он будет пить чай без мизинца на правой руке.

— Самый большой человеческий орган?

Услышав вопрос, Норн бросил взгляд на стол и залился смехом, напоминающем скорее истерику. Вряд ли он сам понимал эту реакцию, но нервы окончательно сдали. Он смеялся и никак не мог остановиться, видя сквозь выступившие наконец-то слезы как губы ведущего что-то шепчут, видимо с кем-то советуясь, но что именно он не мог разобрать. А через секунду зал зааплодировал.

Норн сначала не осознал, но спустя секунды расслышал последние слова ведущего. Он тоже поднялся с кресла и хлопал ему, как и весь зал.

— …нашему герою, стоящему всего лишь в двух вопросах от главного приза!

От этих слов и от того, что он наблюдал вокруг, Норн пришёл в себя. Нет, его истерическая весёлость никуда не делась, но она словно трансформировалась во что-то иное. Слезы, появившиеся ещё во время смеха, все ещё продолжали прокладывать путь по его щекам, но уже не для того, чтобы защитить глаз во время неконтролируемых спазмов, а от переполняющих эмоций.

Ещё недавно Норн был готов растерзать этих людей единственной рукой, а сейчас он словно бы любил их. Они поддерживали его, в эти мгновения он ощущал как вся энергия зала стремится к нему. Он не знал, сколько их. Сотня, может две, но этот поток энергии будто придавал ему сил, и он вновь ощущал прилив теплоты и уверенности. Видимо он ошиблись в них, и все эти люди пришли сюда не ради кровавых сцен, а чтобы поддержать этого человека. И от переполнявших его эмоций он плакал, своим единственным глазом, который у него остался, а на месте второго зияла совершенная пустота.

— Итак продолжим, — проговорил человек напротив, вновь усаживаясь в своё кресло, — варианты ответов: А – Сердце, Б – Мозг, В – печень, Г – кожа.

Норн, не без труда, опустил взгляд. Черт возьми, здесь как минимум он мог догадаться. «Мозг или печень, мозг или печень» — звучало в его сознании. «Сердце явно меньше и то и другого, а кожа скорее всего уловка, не может же быть она органом в конце концов». Мысленно он попытался представить себе все эти органы, хотя, если ещё немного подождать, то он вполне мог узреть их вживую. «Нет!!!». Он закрутил головой. «Не отвлекаться!». Он взглянул на ближайшего, находящегося к нему, человека и попытался представить его мозг, но по тому, что рисовала ему фантазия, главный мыслительный орган у него должен был быть самым маленьким. «Не отвлекаться!». Он ощутил, как его собственная голова пылает огнём, словно в череп ему выплеснули горящего масла. И эта боль растекалась очень быстро. Он зажмурился.

— Б! – скорее выкрикнул, чем проговорил он, — Чертов ответ — Б!

Если бы ведущий был хорошим актёром, то по его лицу не скользнула бы гримаса жалости к тому, кто по собственному желанию превращал себя в пародию на человека, раздавая свои части тела налево и направо. Но, если бы Норн не был так поглощён болью, что сейчас выворачивала все его существо наизнанку, он, быть может, заметил бы это секундное замешательство на лице ведущего. И, быть может, ответил бы иначе, когда ведущий переспросил:

-Вы уверены?

Но Норну было слишком тяжело, чтобы адекватно оценивать происходящее, поэтому крепко зажмурившись он просто протараторил:

-Да, да, да!

Экран зажегся красным. Норн опять захохотал. С одной стороны, надежда ещe не так давно зарождалась в нем, но, если честно, ему было уже без разницы. Он был близок сдаться, но в памяти тут же возник образ Сына.

Он вспомнил тот момент, когда ему сказали, что сердце Луни откажет, и у него есть год, может два, чтобы оплатить сердечный протез. Ну или попрощаться с ним. После этой новости, он был сам ни свой, не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Он каких-то три года назад похоронил жену. И вот, решив перевернуть страницу, он вновь вернулся к уже прочитанной главе. «Да за что такая несправедливость, тем более к ребенку?! В чем он виноват?!» — задавал он себе эти вопросы и не находил ответов. Но даже, если бы он их знал это никак бы не отменяло того, что ему срочно нужны были деньги. И он утроился еще на две работы. Норн пахал как проклятый, изо дня в день, теперь не только ради пропитания, но и для того, чтобы спасти своего сына. Он не мог потерять и его. Ни за что на свете.

Но как бы он ни старался, ему с трудом хватало даже на лекарства, ни то, что на операцию. Он практически перестал есть, да и спал какими-то урывками, постоянно просыпаясь то от головной боли, то от чересчур сильного чувства голода. Это длилось несколько месяцев, пока на очередном обследовании врачи не обновили свой приговор, что все впустую, если через месяц не сделать операцию, то он может готовиться хоронить ребёнка. Это был новый удар. С которым Норн не знал как справляться, но пообещал, что найдёт деньги, и чтобы они готовились к операции.

Две недели он потратил на то, чтобы придумать, где срочно достать необходимые средства. Он пытался взять кредит, но все банки ему отказали. Попытка найти кого-то, чтобы продать свои органы тоже не принесла никаких результатов. От него шарахались, как от чумного, а те, кто более-менее шёл на контакт называли такие цифры, что ему даже не хватило бы, чтобы окупить нахождение Луни в больнице, не то, что на операцию. Он даже прикидывал сможет ли ограбить какой-то магазин или что-то подобное, но понаблюдав некоторое время понял, что все это бесполезно. Никто не держал такое количество наличных в кассе. У кого раз в три дня, у кого-то раз в неделю деньги вывозились на броневиках. А для того, чтобы грабить что-то более серьезное нужно было оружие и помощники. А ни того, ни другого у Норна не было.

Время поджимало и отчаяние усиливало свою хватку. Из Больницы постоянно звонили, требуя оплаты счетов, он «кормил их завтраками», но понимал, что бесконечно это продолжаться не может.

Буквально за неделю до назначенного срока, он ехал в метро и случайно его блуждающий взгляд наткнулся на рекламу нового ТВ-шоу, куда приглашали людей, готовых на все ради выигрыша.

— Мистер Дарнтон, мне очень жаль, но ваш ответ не правильный. – как можно трагичнее проговорил ведущий, — но только ради вас, ради того мужества, которое вы нам явили. За вас, кстати, болеет вся наша режиссёрская команда. Так вот, по правилам зрительское голосование должно быть только на пятнадцатом вопросе, но мы решили, в виде исключения, изменить это правило.

Закончил он и сделав многозначительную паузу произнёс:

— Уважаемые зрители, обратите пожалуйста внимание на пульты, установленные в спинках впереди стоящих кресел. Там расположено четыре кнопки, каждая из которых отвечает за соответсвующий выбор на экране. Вы можете выбрать между вариантами А – левое ухо, Б – правая рука по локоть, В – левая стопа, Г – пощадить. Да-да! Вы не ослышались! Вариант Г — пощадить! Итак, уважаемые зрители, голосование началось!

За те десять секунд, что длилось голосование, костяшки единственной руки Норна побелели от напряжения. Измученный обезболивающим и психотропами мозг уже рисовал невероятно-привлекательные картинки, как зрители голосуют за помилование, и он, весь в слезах, их благодарит, а они, в свою очередь, аплодируют ему стоя! Как он пытается встать на свою единственную ногу, опираясь рукой о кресло. А зрители, бросаются ему на помощь, поднимая и подбрасывая его на руках. И он, весь в слезах купается в их энергии, словно в океане тепла и сочувствия, которое дарят ему все эти люди. Волны которого смыкаются вокруг него и обволакивают. И уже не имеет значения та, тупая и ноющая боль в тех местах, где ещё когда-то были те, другие его части, что сейчас лежали не так далеко, но уже совершенно не принадлежали ему.

И за всеми этими, столь манящими измученное сознание, картинами, он совершенно не замечал, как ведущий помрачнел, взглянув в монитор и как объявил итоги голосования. Он также совершенно не слышал, как этот человек, которого он не так давно ненавидел больше остальных, обращался к нему. Норн был далеко и фантазии, столь притягательные и волнующие совершенно не хотели его отпускать. Хотя, быть может, это мозг, уставший от бесконечной пытки, отказывался принимать какую-либо иную реальность, нежели ту, что он сейчас себе создавал. Поэтому он был далеко и его совершенно не отвлекло то, что кресло вновь с жужжанием разложилось и утянуло все ещё улыбающегося Норна за сцену.

— Дамы и господа! -торжественно проговорил ведущий, — перед вами наш герой! Несмотря на все сложности он добрался до последнего тура! И сейчас он готов дать ответ на последний вопрос нашей викторины! Итак, где, по мнению индейцев, у человека хранится душа?

Ведущий взглянул на Норна.

— Мистер Дарнтон, вам понятен вопрос?

— Да, — прозвучало совершенно безэмоционально. Его единственный глаз смотрел куда-то в пространство. Могло создаться впечатление, что от Норна осталась пустая оболочка. Он уже совершенно был не в состоянии испытывать что-либо. Более того, он даже не был до конца уверен в том, где находится и что сейчас происходит. Ему казалось, что он уже вечность отвечает на эти вопросы и это никогда не закончится.

Когда он последний раз пришёл в себя, то никак не мог понять, что же произошло?! Он пытался задавать этот вопрос людям в масках, которые его окружали, но никто ему не отвечал. В какой-то момент он предположил, что это сон, так как, когда он решил почесать нос, то попросту не смог этого сделать. Там, где раньше были руки, теперь оказалось две культи, обрубленные по локоть. В первый момент он не поверил, ведь Норн отчетливо ощущал их, каждый палец, мог даже подвигать ими. Но то, чем ему казалось он двигал, просто-напросилось отсутствовало. Все это было словно каким-то трюком, ведь вот он поднимает левую кисть, а теперь правую сжимает в кулак и снова разжимает. Он по-настоящему чувствовал, как это происходит, но перед ним была только пустота, заканчивающаяся обрубками, которые слегка кровоточили, капая кровью на его удивленное лицо. А потом он закричал, после чего наступила темнота.

И единственное, что сейчас звучало в его голове это бесконечно повторяемая фраза «это вымысел, это не может быть правдой, это кошмар…». Конечно же он слышал и то, что происходило во вне. Но все это было словно из-за какой-то перегородки, будто ты отчётливо слышишь своих соседей, делящих с тобой мизерное пространство, разделённое тончайшей стенкой, которую при желании ты мог бы проткнуть пальцем. От того ты становишься невольным сожителем этих людей, так как хочешь ты того или нет, но участвуешь в каждой заведённой беседе, пусть даже молчаливым свидетелем, не имеющим права голоса, да и отношения тоже. Все это он проходил, переехав в более дешевую квартиру, чтобы экономить. И сейчас эти воспоминания словно наезжали на существующую действительность.

— Варианты ответа: А – в голове, Б – в сердце, В – в волосах, Г – в руках.

«В руках» — повторил он про себя. «У меня нет рук и я все ещё жив» — думал он — «или нет?». «Это вымысел, это не может быть правдой, это кошмар…» — мысли вновь начали путаться. «Нужно переждать, я проснусь и все закончится, все это исчезнет».

— Мистер Дарнтон?

Норн взглянул на нечто, сидевшее напротив. Беззубый рот был распахнут в некоем подобии улыбки, совершенно не сдерживающий кровавую слюну, что медленно спускалась из левого уголка рта. «Это вымысел». Полуистлевшая кожа на лице в некоторых местах отсутствовала и Норн видел через одно из таких отверстий, в районе челюсти, как внутри этого существа двигается что-то буро-зеленое, периодически пропадая и появляясь вновь и это явно был не язык, потому что тот болтался в районе шеи свисая сквозь дыру за подбородком. «…Этого не может быть…». Глаза существа были совершенно белесые, словно подёрнутые пленкой, а один из них постоянно проваливался внутрь. В такой момент существо моргало и глазное яблоко вновь оказывалось на месте.

— Так где же хранится душа? – прохрипело тварь.

— Вввв… — начал произносить Норн, до конца не понимая, что делает…

— Правильно… — прохрипело существо кивнув, от чего язык его закачался словно маятник в старинных часах. Норн никак не мог отвести взгляда от этого гипнотического движения…

***

— Доктор Вейло – робко спросила медсестра, заканчивая ежеутренний осмотр больничного отделения, — а что делать с мальчиком? Дарнтоном? У него на завтра назначена операция сердечного протеза.

— А этот пахарь перевёл, наконец, деньги? – грозно ответил высокий крепкий мужчина в белом халате.

— Нет, — замявшись на секунду ответила та, — мы пытались с ним связаться, но последние два дня он не отвечает.

— Ну что ж, — миролюбиво произнёс врач, — если до обеда деньги не поступят, паренька на улицу. У нас здесь не богадельня.

— Как скажете – послышался безразличный голос медсестры в удаляющуюся спину врача.

***

Человек, сидевший в инвалидном кресле у окна был сплошь в бинтах. Руки его постоянно подрагивали, словно оттанцовывали только им одним известные ритмы. Левая стопа несколько странно свисала с подставки, словно бы там не было кости, и остальной ноге не на что было опереться. Рот человека периодически подрагивал и произносил то одну букву, то другую. Он не был одинок в этом месте. Вокруг него бродили люди в домашних халатах и тапочках, кто-то из них иной раз вскрикивал, кто-то забившись в уголок качался, сидя на корточках, и мычал.

— Нам пора на процедуры, — прозвучал теплый, ласковый голос и кресло медленно двинулось в сторону коридора.