В первые секунды возвращения сознания я почувствовал две вещи: страшную головную боль и неповторимый запах медово-малиновой настойки, хорошо известной всем братьям нашего монастыря. Только один человек умел варить такой чудесный напиток, нарушая этим все мыслимые запреты ордена. Впрочем, это не мешало монахам иногда скрытно собираться в его келье и отдавать должное золотистому нектару. Они не то чтобы, пьянели, просто голоса их звучали чуть громче и на серьёзных, сосредоточенных лицах появлялись робкие улыбки. Он всегда говорил, что без отдыха наша ноша когда-нибудь станет неподъёмным грузом.
– Сильвестр!? Ты здесь?
– Да здесь я, здесь. Чего раскричался?
Привычная серо-белая накидка с капюшоном, отороченная мехом горностая, торчащая во все стороны седая борода и серо-зелёные глаза, горящие мальчишечьим задором, возникли передо мной.
– Вставай брат, время отдыхать, ещё не наступило.
Я смахнул текущую по лбу кровь и кряхтя, борясь с накатывающей тошнотой, поднялся на ноги. Память вернулась и я вспомнил как оказался в архиве.
Когда трубы стражей возвестили о нападении на монастырь, я смиренно выполнял наказание Отца-настоятеля и в двухсотый раз перечитывал скучнейшее наставление Прокопия Новоярославского, которое славилось среди братьев прямо таки чудесным свойством усыплять читателя после первого десятка страниц. Проснувшись, я пересёк огромный зал архива и, приоткрыв двухстворчатую трёхметровую дверь, выбежал на крыльцо. В тот же момент в грудь мне что-то ударило и, снеся спиной одну из створок, я рухнул среди книжных полок, потеряв сознание. Сейчас на месте выхода возвышалась гора обломков, состоящая из каменных блоков, деревянных панелей и земли.
Развлекаю себя чем могу.
