Вера

Перед звоном колоколов

1

Холмы и песок, коварство и кровь, все что найдешь на земле Эрминер приносит беды, ужас. Там брат убивал брата, отец осквернял дочь. Но здесь же свершилось чудо, великое чудо. Туда снизошёл бог, научил нас жить, умер и воскрес. Это было события мира, великий дар человечеству принес он, но люд его отрег и продолжил топить эту божью землю кровью. Немногим повезло уйти на запад и там они даровали людям то знание, великое учение, что принес бог, в трех паствах. Которое отрекли остальные невежды. На земле Эрминер же текла кровь и богохульство, несущая неверие и лож многобожия… Шло время, в мире наступил век безбожие и многие отреклись от великого учение, что дан был богом. Все подходит к концу, к великому суду о котором говорил бог, это время настанет скоро и не многим суждено принять и вознестись на небо к богу, в его объятья и не пасть в огненную геенну…

Солнце постепенно заходит, мой дорогой брат остановился на геенне, словно хотел сказать мне, куда я попаду. Геенна, что ее боятся, я убивал ради бога, я защищал нашу веру, а он все твердит мне о ней. Глупец, не терпящий крови и страданий. Он встал со своего место, он всегда любил богатые стулья, удобные и стоящие состояние, один его грех был нечета моим. Взяв из камина уголь, он поджег свечу и обратно швырнул уголек в камин, он все делал сам, без слуги. Одет он был скудно, серая ряса, старая дряхлеющая тряпка. Он был, готов продолжит, но мой голос остановил его:

— Что ты хочешь, брат мой — спросил его.

— Я хочу что бы ты верил, Николья — спокойно произнес он — я знаю ты способен верить.

Слегка удивлено посмотрел на него, уже хотел махнуть на него рукой, но остановил ее, понимая, как я его обижу.

— Я верю брат, — спокойно начал я, а он тем временим, затушил свечу. — я знаю что по твоей мере я богохульник, ужасный человек, грешник. Но такие люди нужны, что бы такие как ты, мой брат спасали нас. Ведь мы все это делаем ради бога.

Он смотря в лицо, в темноте и редких вспышках пламени, сказал:

— Ты грешник- его лицо было жутким, словно сатаны- тебе все это нравилось, и нравится. Все те убийства, извращение, ты грешник, мне тебя не спасти, прости – и в этот миг его лицо сияло горем моего доброго брата, но вспышка пламени, озарилось гневам божием.

Я смотрел и понимал его, но так я жил и ради него, отца и семьи. Я готов к геенне.

— Брат, — я попросил бокал вина, и мой слуга начал наливать мне его — я знаю что Наместник Бога — Папа мира и слуга веры, Юринас 3 скоро начнет сбор в Великий поход, я буду в нем участвовать. — мой паж услышав эти слова выронил бокал, а брат слегка удивлённо смотрел на меня.

— В каком смысле? В каком ипостаси?

— Как брат, конечно, не надейся — смотря в его лицо с улыбкой сказал – паства не мое. И слуга — смотря строгим взглядом на глупого слугу сказал – еще раз такое оплошаешь, накажу.

В глазах слуги появилось повиновение и страх, он начал быстрее убирать ту гряз, что навел. Комната монастыря окуталась тьмой, мой брат не решил еще раз зажечь свечу.

Быстрыми семимильными шагами шла вперед величина, его просили остановиться, подождать, но нет, он беспрепятственно вошел в опочивальню отца, был день, но старик не был готов к встречи со своим буйным сыном. Он острым взглядом обошел комнату, роскошная кровать была застелена, на большом старом дубовом столе лежали письма, комната была украшенная живописной картиной, на ней смерть Бога и его воскрешение, вокруг его тела молятся его вернейшие ученики и воины, а позади удивленный народ, жаждущий раскаяние. Старое большое зеркало стояло все там же как и в прежние года, и там же стоял его старик со слугами, не одетый, обрёкшие тело, худые руки, с хрустальным глазом в руке. Он был в не себя от ярости, увидим молодого человека, из которого бьется жизнь. Он поносил его всем своим знанием, ненавидя его и призирая. Он был его сыном, но сын смотрел на него с презрением и прошел мимо и кинул на стол еще одно письмо и с надменным видом вышел, ни сказав, ни единого слова. В бешенстве отец подбежал к столу, взял письмо. На нем было написано «От великого сына Гренриха Грея мл. лизоблюду и глупцу Гренриху Грею ст.» Увидев эту похабщину, он немедленно разорвал это письмо на мелкие клочки и выкинул в камин, на ели горящие угли. Все вспыхло. Отец кричал, проклинал сына, а он твердым шагом, уверено шел к своей судьбе. На улице его ждали лошади и пара воинов.

2

Ранние утро, солнце еще не взошло, но свет его озаряет землю. Тихое шуршание птиц, мелких зверей и насекомых, все сливается и приносит нервам признаки жизни. После вчерашней тишины это успокаивает, даже дает жажду жить, верить и молится. Глаза осматриваются, конюшня, дряхлая, разваливающаяся. Рук мужчины тут давно нет. Конь спокойно стоит, слегка издает признаки недовольства, мул тоже подает знаки жажды и голода. Руки и ноги сразу же принялись за работу. Открыв дверцу, я увидел колодец, а рядом со мной стояло ведро. В телеге моего господина было зерно, его прикупили сполна для ненасытных животных. Я начал кормить и поить их, а затем надо чистить, недаром приглянулось такая мысль, было щетка и время. Завтрак сегодня мне не придется готовить, а вот животные требуют ласки и заботы, а то еще заболеют и помрут.

В довольно раннею пору встала и хозяйка, ее прекрасное лицо и отменная фигура хорошо сочетались с восходящем солнцем. Она была словно рождена для таких моментов, в крестьянском платье, слегка потертом но в хорошем состоянии, она подошла ко мне, узнать все ли я нашел, а после подала чёрствый хлеб. Ее большие добрые глаза смотрели на меня, а я ей был благодарен за столь скромный дар. Она улыбнулась, ей не было и двадцати. Она ушла со двора, несясь к стаду, что ночью охранял ее молодой брат с друзьями. Сироты, бедняги. Но все же время не ждет.

Утро уже брало свое, а люди уходили в поля, мой господин соизволил выйти. Уже не в походном одеянии, а в парадной одежде, видно девушка его и одела:

— Прекрасная ночь, прекрасное утро, сегодня доберемся.

— Да, господин, — я заканчивал седлать лошадь и готовить повозку — Скоро.

— Хорошо.

Он посмотрел на своего коня. Прошелся по его гриву. В лице у него появилась недовольство. И он сказал;

— Плохо, очень плохо, после приезда… — я заглотнул, осознавая ошибку — накажу.

Скалы, поле, земля черная, жирная готовая дать большой урожай при небольших усилиях. Маленькие неотапливаемые каменные дома и гигантские поля встречали братьев. Некоторые ехали налегке, небольшая телега, что вез мул и две лошади, они несли слугу и парадно одетого господина. Хорошие модные одежды, которых выделялись на фоне гор и полей. Другие ехалина праздник, десяткой другой телег, а с ним целый отряд воинов и слуг в доспехах с один или двумя вождями этой колоны приятно разговаривающих о будущем празднике или пире, в каком-нибудь ближайшем трактире. В этот момент не многие слонялись по полям, лишь детвора пугало воронье, или пасло домашнею скотину на зеленых немногочисленных лугах, время было к полудню, самый жар. Дети порой смотрели на этих господ и ждали чудо, думали о том как кто-нибудь из них возьмет, крестьянских детей, в слуги и тот уведёт бескрайние пустыни и божию земли. Они знали об опасности сего пути, но их жажда приключение и познание мира брало верх. И тут эти дети увидели рыцаря на черном гигантском коне. Рыцарь в красном платье со знаком меча на руке и большими соколиными глазами, что смотрел только вперед. Его гигантский конь словно не замечая всего, шел блистательной походкой вперёд. За ним шли всего несколько повозок и пара воинов с конями, такими же большими. Дети хотели бы подбежать ближе, но страх перед гигантскими конями остановил их. Они прошли быстро, не останавливаясь здесь в грязи, зная что цель их была близка, после долгой дороги чуть ли не со всей Иврите, они быстрее хотели прибит к месту, началу пути, тяжёлого пути на восток.

3

В некотором отдалении от полей высятся горы, невысокие скалы. Перед скалами город. С полей видно только его стены и башни. Ближе подъезжаешь, осознаешь свою ошибку. Не стены — а дома, не башни — а дворы. Стены там, словно длинная линия на горизонте, не более трех метров, а за ней высокие деревянные дома и дворы, порой и каменные. А дальше богача и выше, а в центре возвышается гигантский дворцы, дома, гильдии, торговые площади. Ворота незаметные, скудные, с парой стражей стоят они и строго проверять приезжих, кого то выгоняют, на кого кричат, с кем то радушно здороваются, желая приятного времяпровождения, толпа течет, не зная конца. Ворот таких три, и главных словно нет. Да уж, только в такие моменты осознаешь, на сколько скудны, бывают торгаши. На общие — ни гроша, а во двор гильдии — богатство. В каждом кипит жизнь, торговля, кто то продает, кто то покупает, товары несутся телегами, серебро, золото, шкуры, но в этом городе много нет. Нет чести, уважение, осознание своего долга и принятие своего сословия. Купцы, немногие купцы достойны уважение, а торгаши — попадут лишь в ад, и будут гореть в котлах и поедается чертями, вечно. Как же хочется на это посмотреть. На их мольбы.

В городе, три раза мое имя прозвучало, Мря Николья, три раза кто то посмеялся, и все те же три раза кто то получал по морде, а остальные в жалости молили прощенье. Над моей фамилии ни кто не смеет смеяться. Ведь мы честные рыцари, нашу фамилии опозорили Безбожнники и королевский змеёныш воссевший на трон Рейха. Я бы убил его, я бы убил всех, безбожников было бы позволение отца и брата. Но мир устроен так, что они живы, а мы в позоре. Надеюсь лишь, что они получат сполна со временем.

Но прочь об это не сейчас, прочь мысли, город требует внимательности, где то не увидешь табличку, не узнаешь дом, и проедешь тот маленький деревянный двор, честного купца и нашего друга семьи Деминьяна. Хоть и назначен сбор в этот городе, но еще нет ни церкви, ни паствы, а лишь безбожные торгаши. Нет еще утреней мольбы, вечерних прощений, город еще живет в старом темпе, даже в грехе. Лишь немногие простые воины церкви пришли в город. Город гор и начал, Иницэо.

И вот мой слуга открывает двери гильдии, немного людей встречают меня, в основном молодые бедно одетые люди, мой вид слегка пугает их, но добрые старые глаза приятно мне улыбаются.

— Деминьян — с радостью в голосе кричу его имя — как давно мы не виделись,

— Николья, не уж то, это вы- с удивление встретил он меня, отпустив молодого парня с какими то бумагами — нет, нет, вы меня не обманите — начал он, преклонив голову — когда я уезжал от сера Де Мрия, Николья был юношей, без силы и ума, а здесь меня встречает статный мужчина с неглупыми глазами.

— Ну когда это было — подходя к нему начал я, позволив поднять его седую голову, его одежда была не то что богата, но не бедна. — десять лет назад, тогда у вас были большие проблемы — я осмотрелся, хоть двор казался малым, но все забито товаром и идут сделки, много сделок — а сейчас я вижу и у тебя дела пошли. А вот… — тут я остановился, не хотя признавая это то факт.

— Да, да слышал, как о вас отзываються, не бойся, здесь помнят добро и его чтут. Ни кто не скажет о вас дурного слова.

— Ни слова, — с легким прискорбию начал я — давай лучше выпьем, и вы меня где-нибудь устроите.

– телегу оставьте пока здесь. — Деминьян улыбнулся, поняв мою просьбу, мы пошли насладиться выпивкой в таверну.

Мой друг не повел меня в первый попавшеюся трактир, в этом городе их было пруд пруди. Большинство нищенствовала, деревянные ели держащиеся дома, худая крыша и несносные противные хозяева или их дети, молящиеся, что бы к ним заглянули, а затем обобрали до ниточки гостя. Мой друг неспешно прокатываясь на своей лошади вел меня и моего несносного слугу чуть ли не в центр, в приличный каменный дом с деревянным вторым этажем, дом был богата украшен и запах жареной утки, хорошего вина манил сюда людей. На табличке висящей на доме была нарисована гора и надписью «Гора изобилий» мое сердце радовалось, столь приятному подарку моего друга, а голова волновалось за его кошелек. Но он без всяких сомнений, или предрассудков взяв меня за руку, ему это позволялось, мы вошли в таверну, оставив коней на моего слугу.

В помещение, довольно крупном, не было свободных столов. Деминьян, решил пока поговорить о комнате с хозяином, ушел на кухню, ему не помешали. Я же высматривал пару свободных мест, и тут мне попался человек с красным и уже со знаком меча. Я был удивлен и рад, два свободных места у него было за столом, и он был моим братом по пути в Божью землю, лица конечно, было не видно из за скудности света, но мы же братья, братья всегда примут. Шум застольных песен, разговоры и девчачьих визг. Говорил, мне об отдыхе ждущем меня.

— Здравствуйте, вы не против, если я со своим другом подсядем к вам, брат. — Заговорил я с добродушной улыбкой.

Он обернулся, его соколиные зоркие глаза, пресловутый острый нос, темные густые брови и родинка на левой стороне были знакомы. Это был без сомнений гнилой отпрыск рода Грея. Он и сказал:

— Ну садитесь, раз я вам брат. — улыбаясь заговорил он, так же как когда выгонял нас с фамильного замка, он узнал меня. В моих глазах кипел гнев, но я пытался сдержать добродушную мину, а он смотрел в мое лицо и даже не пытался проявить такт, забрать слова, он просто смеялся. Показывал рукой на стулья.

— Благодарю. Брат. – еле выскочила из моего рта. Я сел за стол. — Я очень… рад встречи, сэр…

— Ну позвольте — перебил меня Грей- я не преставился, и мы разве встречались. – в глазах что то у него сверкнуло — И почему вы не преставились и сели за стол.

— Мы разве не знакомы — он чуть ли не засмеялся- вы же забрали наш замок Мри? Вы же…

— Нет, нет, вы путаете — отмахнувшись сказал он — То был Грей Гренрих младший, я же Гри Генрих. — совершенно серьезна сказал этот надменный проходимец. — я слышал об этом Грее и его поступках, но я не знаю его, вы меня перепутали с ним, мне говорили что мы похожи и это значит, что он очень красив — улыбаясь, он добавил, выпив бокал.

-Да — начал я — вы очень похожи. Паж — крикнул пробегавшему мальчику — принеси вина — он кивнул головой и исчез в бардаке впереди. – Похоже так, я вас перепутал — во мне кипел гнев, и его можно было залить лишь вином. Я не знаю почему он так глупо притворялся не притворяясь. — Верный поданный императора не мог пойти в Поход Церкви, зная что император не одобряет дела церкви и Папы, а те не в свою очередь отрекли его от божьего мира.

-Конечно — продолжал он, ему налили бокал вина, такой же мальчик что только что убежал — Как такой безбожник, убийца, вор – он посмотрел на меня. — мог встать в ряды братьев с такими святыми лицами как Мри, я же правильно понял что вы Мри Николья, чуть ли не святой воин церкви, защитник истинного наследника, и добрая душа. — он ждал реакции, он ждал как рука высунет городской меч и тогда он мог бы опозорить меня, высмеять меня на всю Ивритию но так лишь он смеялся и это было даже позорнее, хотя меч в его горле меня манил.

— Верно, этот безбожник не мог быть здесь и причем так скоро, словно ждал всего этого. — в его глазах начал затухать интерес, он осмотрелся. – Прочем, зачем разговаривать о том, кого здесь нет.

— Да, пожалуй, лучше насладимся вином — и он подвинул мне свой бокал вина — я угощаю вас, тут людно, ждать будете долго.- и в пол голоса — Мри такие скучные.

4
Мой друг долго не подходил, видимо мест было мало, и он разбирался с хозяином. Связи с чем я был вместе с этим мерзким человеком дольше, чем хотел. В таверне было шумно. Люди развлекались, пили вино, наслаждались пищей, в основном кашами, да и тем что было подешевле. Дети, маленькие пажи, бегали, разливали вино богатым и родовитым гостям, или просто таскали кувшины и бокалы на разные столы. Этих маленьких сорванцов было трое или четверо, одеты были худо, видно сироты, которых хозяин натаскал и использовал как слуг. Гости были одеты неплохо, даже сказать, богата, лучше разглядев столы, я, увидев на двух или трех со знаком брата, жаль я подошел к первому встречному.

На нашем столе было вино и небольшой цыплёнок, который только приготовили. Мой застольный друг пировал, наслаждаясь днями перед тяжелым путем. Он смотрел, куда то в даль, на другой столь, где сидели два рыцаря, с мечами и в простых ели заметных доспехах, они не чего не заказывали, один пристально наблюдал за обстановкой, а другой следил за мой. Их оружие было при себе и, некто не требовал его.

— Да уж, проморгали своими глазами, глупы, невнимательны и надменные. — Смотря на их тихо сказал мой враг – ну впрочем, что ждать от них. В семье  все такие.

— Они же видели что я не представляю опасности, — поняв его тон сказал я . – Что вы принижаете их честь и род.

-Семья Горна, — тут все мои слова стали мне противны, их как раз нужно принижать и ненавидеть. — Мои боевые друзья, увязались за мной. Даже не знаю зачем, мне бы одного слуги хватило.- посмотрев пристально на меня добавил, увидев что то в моем лице — Да, такие как вы самые опасные. Еще бы пару секунд и вы бы меня зарезали, но впрочем — он посмотрел на бокал вина, еще полный — пейте, я не травлю свое вино.

Я посмотрел на бокал, потом на него. Мне было противно брать его, и тут подбежал паж, подал вино и кружку. Я улыбнулся. А лицо Гренриха потемнело.

— Извините, но мне уже принесли свое. — я взял свой бокал, слуга взял кувшин, но Гренрих выбил кувшин из рук слуги. Тот разбился и привлек внимание обоих воинов. Мальчик лет одиннадцати начал убирать разбитый кувшин, не изрекая ни единого звука.

— Пейте из моего, я вам подал его, это неуважение. — в каком то гневном призрение сказал он, без шуток, без усмешки. Словно что то задумав.

Он смотрел на меня, я на него. Мы друг друга не понимали.

Как я успешно избегал его, подколов, насмешек. Так же успешно я разозлил его своим поступков. Просто не взяв бокал. Он смотрел на меня, это не было издевательством, шуткой. Он серьезна ждал когда я возьму его. Его лицо горела, глаза съедали меня, а руки сжимались в кулак. Он ждал лишь положительного действия. Люди, на соседних столах видели столь живую картину и ждали ее развязки, смеялись, спорили, а те двое, тоже ждали, взяв в руки но, не достав мечи. Мой друг как раз уже выходил в зал, увидел всю ситуацию, он был смелым парням, но не бойцам. И просто ждал стоя у кухни конца всего.

Я легко пропустил его глупые попытки вызвать во мне жажду убить его, попытки как то вызвать на бой. Но подчинятся, выполнить его приказ. Безбожника, убийцы, вора – нет. Для меня его прошлые подачки пустой звук, их нет. Как его попытки взять нас в свои слуги. Нет. Нет.

— Мальчик — он как раз заканчивал убираться — принеси еще вина. — я посмотрел на него. Он недоумевал, но лишь поклонился и уже хотел исчезнуть как.

-Нет. Слуга. Ему это не понадобится. — сказал Грей- Давайте выйдем друг. Мечами помашем, ради забавы, конечно. Вам же то же хочется? — в его глазах было ненависть, но уже холодная и с жаждой убить. Его воины подошли сзади. В их тупых глазах был гнев, как их вшивом хозяине.

— Не стоило так. — Смотря в глаза сказал трусу — я согласен. — мы оба встали. Готовые убить друг друга. Выходя, я остановил друга, когда он уже решил идти за мной. — не стоит, скоро вернусь.

Город. Люди, несутся повозки, дома, каменные, мы ближе к центру. Каменные дороги, вечно ведут, куда то путников. Женщины, дети, крики, возмущение на бедноту, пьянчуг и людей. День, близится к концу. Мы смотрим, друг на друга, убивать здесь, у богатой таверне как то не принято, на окраине города, как то неудобно, остались только трущобы. Мой враг улыбкой и рукой показывает направление на запад, он уже тут как видно обустроился, я соглашаюсь. И вот дорога, каменная, превращается в дереванную, гниющие от испражнений, каменные дома, превращаются в деревянные с едва заметным лоском, а затем и просто ели живые дома. Нашем глазам попадались и беднота и дворянство, нищие и богатеющие, наемники и бесстыдный люд, порой даже красивый. Прекрасное место, что бы умереть для моего врага. Мы уже были возле старой захудалой церкви, единственная каменная строения в вокруги, что является одним из самых старых церквей этого города. Я слышал о ней и видел ее при въезде, раньше это была церковь Мира, от куда воспевали первых проходцев, но после того как город перестроили, все богатые дома исчезли от сюда, как и церковь, сейчас ее просто называют Забвением, гиганский каменный круг с высокими потолками. Мы вошли туда без всякого труда, здание было крепким, но все что было внутри, скамейки, вся утварь уже исчезла или была продана, или где использовалось. Место было достаточно. Да и кровь на полу, говорило о частом применение этого здание как развлечение, для таких как мы. Неугомонных врагов, жаждущих крови друг друга. Место Забвение, место, где враги забывают друг о друге.

Я был с мечем, мой противник без. Осмотрев площадку, следы былых сражений и само строение, он сказал:

— Как все же это забавно. — смотря в крышу — Божий дом, святое место, а превратилось в пахабщену, где враги убивают друг друга. А может…

— Это святое место, — гневно начал я — здесь решается судьба! Наша судьба!

— Судьба? Здесь. Нет, здесь просто убивают, умирают. А судьбу решают там — он указал на потолок, в небо — только там.

— Хватит разговоров Грей Гренрих — немного оскорбившись его словом, сказал я. — Берите оружие, поиграем мечами.

Он посмотрел на мой городской меч, на место вокруг, на своих убогих слуг и сказал.

— По пять ударов, — его голос звучал тверда.- Трин дай ему свой меч, а я возьму твой, Личер.

— Мне своего хватит.

— Берите, у вас со мной должны быть равные возможности — он показывал на Трина, и брал меч Личера. А ведь правда, меч надо забрать. Я убрал свой меч, и взял его. Он смотрел на меня гневно, и ели опустил свое сокровища. Слегка помахав им, убедившись в его лезвие, я обратился к Гренриху — Хороший меч, у плохого  мечника. Так, пять ударов, монета — кто первый.

— Конечно. — он показал на меня — ваша очередь, я дал оружие, судьба в ваших руках, кидайте.

Монета в один сивер, слегка рассмешила его, наверно, но именно монета божьего двора всегда помогает верным последователем. Подкинув ее, я смотрел на его противную свинячью морду, жажда его смерти кипела во мне, а он холодными глазами, игрива посмеиваясь. Два удара от пол, его гупые слуги посмотрели вниз.

-Орел — сказал я.

— Значит мне решка. — он посмотрел вниз, я тоже. — Мне везет. — Решка.

Я посмотрел вокруг, они были далеко, и мой слуга от куда то появился здесь.

— Ладно, сегодня судьба за вас, но мастерство за мной.

— Посмотрим.

5

Тишина предвечернего города. Я, два воина смотрям как два благородных человека вот — вот убьют друг друга. Я не знал куда шел, не знал, зачем господин пошел с ним, но волей неволей я должен служить ему, подчинятся его слову, а слова оставить его не было. Лишь о конях позаботился, я и позаботился, привел их с собой, ждут у двери, привязанные. Встав в центре церкви, господин Мри был в ярости ненависть сочилось из него, жестокость окутало его лицо, это не было лицо вытянувшая сейчас смерть, это был тот кто ей противостоит. А вот господин Грей Гренрих был холоден, спокоен, в нем был лишь расчёт, да, человек он совершенно не предсказуемый. Даже когда отнимал земли, дворы и замки он был таким. В смехе, гневе, издевательстве на слове, а в бою холодный расчет, словно сама смерть. Даже когда он разговаривал с отцом моего господина, эти насмешки, глумление и издевательство над тем кто имел самый крупный замок, самые большие владение, все это для меня выглядело словно фарс, и тем и являлось, а то что произошло после, как его шутливость, глупость, издевательство превратилась в холодную, жестокую руку, которая вывело из равновесия господина Мри Десницио, показалось мне невероятным. Вот кто он был, «наследник второго рода», Рука Императора. Это был единственный раз в жизни, когда отец моего господина молил о прощении. И те, слова Гренриха заставили смеяться над Десницио, над всем родом Мри: «Жалкие дуболомы, что и шута не смоги одолеть.»

Сейчас мой господин должен очистить свой род, первый род. Он должен, раз пришел сюда.

Мой господин встал в центре церкви, где слова дается праведным, где они служит и слово молвят пастве, где они держит свою душу чистой. От напастей Сатаны, лжепророков и обманщиков, что осквернить пытаются душу, как Господин Грей сейчас. Быстро, легким движением левой руки он подал знак, что готов начать. Мой господин ответил тем же. В первые секунды, в холодных глазах, лишь на мгновение появился жар, но жар исчез, оставив лишь небольшую улыбку на губах. С которой он начал свою атаку. Быстрый выпад, мой господин его отбил, но тот свободной рукой ударил в лицо, от чего сэр Мри слегка потерял себя. А тем временем, Гренрих взяв меч в обе руки, замахнулся и ударил со всей силы. Господин ели удержал атаку, но тут удар ногой сбил его. Отпадение на каменный пол, он вскрикнул, боль простиралась по всему телу, и на мгновение он закрыл глаза. А когда он их открыл, Грей стоял над ним, готовясь заколоть. Страх, боль, гнев, все горела в его душе, лицо источало жажду жить, жажду мстить. Его тело в боли, ярости отпрыгнуло, на сколько это возможно, но все же меч Грее познал кровь.

Улыбка сошла с лица Гренриха, пять ударов, мой господин выдержал их. Хотя как бесчестно и жестока он атаковал. И это дает право не жалеть его. Он смотрел холодным взглядом на встающего, тяжелораненого господина. Густая кровь лилась из его раны, но на лице была улыбка, в глазах ярость, гнев и жажда убить. Грей смотрел на него холодным взглядом, он взошёл в центр, поднял руку, в знак готовности. Господин Мри закрыв рану одной рукой. Поднял меч, он может продолжать, он будет продолжать. Но на лице на мгновение появилась боль, но тут же сошла, он приготовился атаковать. Время было не за него. Тяжелый размашистый ударом мой господин, снизошёл на него с самого начала, его было очень тяжело отбить, но Гренрих здержал его, после него господин быстро сократил дистанцию и со всего маху ударил рукой, от чего тот встал на колено, боль вонзилось в лицо Никильяна. Но замахнувшись верх мечем, забыл о ней, он жаждал его смерти. Гренрих не смотрел, словно знал от куда будет удар, просто поставив меч под меч господина. Удар был сильный, всю ярость, всю ненависть господин Николья влил в этот удар. Холодный, расчетливый меч не смог выдержать его, удар достиг плеча, и господин с тяжестью вонзал его. Кровь, холодная кровь тоже потекла по церкви. Последний удар оставался господину, Гренрих ранен, но он продолжил держать меч. Господин в ярости, в безумном гневе готовил еще один удар. Он знал что убьет его, он сильнее, кровь кипела , но уходила из моего господина. Сделав шаг, он приближался к последнему удару. Меч, душа, все хотела этого удара, но тела, мирское тело, не смогло ударить. Мой господин упал. В жалком виде, а с раной в плече Гренрих лишь сказал:

-Дуболом. — на его лице не было гнева, боли, лишь рука держала кровь в плеча. Его воины уже подбегали к нему, как я к моему господину. Посмотрев на обоих он скомандовал. – Один за врачом, другой виде меня в «Гору изобилия». А этому- он указал на господина. Я насторожился, готовясь взять меч из ножен господина. — Лучшего врача, такие как он, мне сейчас нужны. Гребаные дуболомы. – а на лице появилась улыбка.

6

Трактир кипел жизни, я разговаривал с моим давним другом. Он жадный, хитрый, падкий на золото, мы с ним в этом похожи. Уважение, всего лишь средство для получение богатство, в этом мы сошлись. Я уважаю Мрия, его род, первый род, пускай сейчас над ним смеются, пускай земли забрали и замки их исчезли, но род их не окончился, а значит их закрома, еще полны. Их семью уважают на западе и юге. Да и если понабиться, все банки Иврита дадут им кредит на длительный срок. Божие воины, что несли слово церкви, древний род в котором рождаются сильнейшие люди, так о них говорили и говорят. Да, такое семейство необходимо уважать, а смеются лишь дураки, а связи с ними иметь стоит. Мой друг понял меня, он понимал, но деньге ему были важнее, а так как таверна была полностью забита, он не мог мне так быстро помочь. Я объяснил ему тактично и тонко, он, немного поразмыслив, все же вспомнил о комнате с двумя койками, но там заселился человек, не желавший соседей, и так же желал остаться безымянным. Он протянул мне руку, показывая свое желание отказаться от своего обещание.

— Сколько он заплатил? — спросил я его.

— Три голда, ну ты сам понимаешь- значит три и еще три. Все же порой дружба требует платы.

— Согласен- я достал монеты и с болью оплатил проживание моего друга на два месяца как за восемь.

Я не знал что происходит в зале, не имел чувство опасности и потерь. И после того как господин Мри ушел с тремя людьми, один из которых был похож на Гренриха Грея, о котором слышали все. Во мне появилось мысль надвигающегося бедствия. Я вновь пошел к хозяину и спросил.

— Тот человек, который хотел скрыть личность, Случаем не Гренрих Грей младший.- слега испугавшимся голосом спросил я хозяина.

Он посмотрел на меня недоумевающими глазами, а после, покосив глаза и начал серьезна, обдумывать свой ответ.

— А что если так, уговор есть уговор. Я не спрашивал, кто он, — он указал на меня — ты не спросил кто сосед. — и с довольным видом добавил — я деньги получил. И теперь пускай два месяца как шакалы грызут друг друга, таверну разломают, будут платить.

Во мне кипела злоба, я бы убил его, если бы не одно но. Он был прав.

Через час после неудачной казни, меня зашивали. Боль, ужасная боль проходило по всему телу, игла пронзала все, это самая мерзкое чувство, быть под рукой врача. Он либо срежут что то нужное, лишая будущего, либо убивают, не опасаясь за свою жизнь. Ничтожные люди, убийцы, хочу убить их, Гренриха, всех кто повинен в том что я у этого убийца. Слуга, точно слуга. И тут что то горячие въелась в рану. И крик:

— С этим закончил. – и дух уходит. Забвение, блаженное забвение.

В лихорадке и жаре. В боли и страдании проходили дни. Не сразу, но довольно быстро меня унесли в «Гору изобилия», но понять этого я не мог. Я видел лишь врага своего, Гренриха, жалкую тварь. Я выживу, я плюну в эту морду, вырву его сердце, и его улыбка превратится в мольбу о пощади, умри, умри демон, безбожник что опозорил семью, меня, мою землю приведя Змеёныша. Он еще и рад, смотрит на меня, что то говорит своим воронам, те что то носят, травят меня, травят, из за чего боли все больше, нет. Я выживу и найду тебя. Ты умрешь. Секунда проходит. И вновь покой, дни текли так, жизнь в моем теле потихоньку возродится.

Полное осознание пришло не скоро. Проснувшись утром, передо мной стоял мой грубый и неотесанный слуга Черн, готовясь кормить меня чем то вроде каши. Его маленькие глаза, скрученное лицо, худые руки и ноги говорили о долгой и тяжелой жизни. Ему было около сорока пяти, он был верным слугой, глупым, но верным, который в любой момент мог отдать голову за своего хозяина. За годы службы мне и моей семье его лицо лишь пару раз окрашивалась радостью, которая появилась, смотря на меня сейчас. Я был в сознании, чувство приходили в себя и тело начало потихоньку слышать моих приказав. Я осмотрел себя, я долго пролежал, тело слека исхудало от бездействия, но в руках и ногах была сила. Я встал с кровати, но слуга немедленно попытался положить меня обратно.

— Господин, вам рано вставать, рана была смертельна — при этих словах я разозлился еще сильнее — но вас спасли, но после того как вас зашили, рана загноилось, пришлось долго бороться с гноем.

— Сколько. — Гневна спросил его — Сколько я здесь лежал.

— Три недели. – Из-за спины послышался гнусный голос – я вас убил ровно на три недели. Жаль, ни днем дольше. Так бы вы не увидели прибытия священников.

— Ах ты тварь, что ты тут делаешь! — В ярости, пропуская слова, я уже хотел накинуться, но две паршивые овцы уже держали мечи у моего горла. – Тварь, где ты живешь, я приду к тебе ночью зарежу.

Он улыбнулся. На плече была повязка, знак того боя, но больше никаких увечий на нем не осталось. Он спокойно весёлой походкой прошелся к противоположной кровати и сел на нее.

— Долго идти не придется, всего пару метров. — он посмотрел на своих паршивцев и спокойно произнес- они стояли за вами чуть ли не каждый день, боялись что вы проснетесь, молодцы, хоть раз что то сделали с толком.

— Что за бред. Почему? Почему…

— Не знаю, да и знать не желаю. Видимо ваша, судьба. Вы же верите судьбу, но она все же за меня – я был в гневе, а он улыбался, хотя это было не дольше секунды, и замешательства произнес другие слова, что пролетели мимо ушей — и повторю, раз вы не поняли, сегодня прозвенят колокола.

— Что? То есть мир сегодня.

— И не забудьте — он указал на знак — мы братья – тут его голос потерял силу и тихо сказал — Да, очень скоро, очень скоро мы все пойдем за веру в Око – в его голосе было разочарование, глубокое и непомерное.

Золотой город, город вселенная. Раньше говорилось — мир крутиться вокруг Ока. Город Императоров, где тысячи народов служат одному. Ока велико, вечно и неделима. Даже когда династия императоров пала, даже когда западные земли отошли Рейху, Ивриту и многим другим побочным родам императоров, Ока все стоит, диктуя свое слова другим, так же Папа, диктуя слова всем западным землям. Но вестник бога, наместник его на земле никогда и не при каких обстоятельствах не мог повлиять на Око. Один из городов Божьих. Один единственный, который внял лику бога и взошел в свет истины.

А истинных императоров, их всего двое. Двое, великие и могучие, и род их ведется от первых людей. Восточный, бессмертный и далёкий, и западный, мертвый и великий. Сейчас, когда восточный император спит тысячным сном в своем небесном замке, а западные император прекратил свой род, и побочные ветви грызутся ради клочка земли и титулов, консулы в Оке захватили власть и правят как новая династия императоров. Все это неважно для папы, он не хочет править этой разваливающейся империй, он хочет забрать все что может, все что его руки принесут. Братья, безумный поход, все это ради земель, золота и веры. Причем вера в последнюю очередь. Как же я ненавижу церковь за это.

— И что- Слова мои было просты, — Что это значит Гренрих. Что это меняет. Ничего. — И спокойным мощным голосом — Слово церкви – Закон. Око, значит Око, а за тем на Божью землю, мы приведем паству, молитва будет услышана. А затем мы продолжим. — он смотрел на меня, непонимающе, считая все моим слова бредом.

— Конечно, конечно брат – после слов брата, я хотел кинут в него, что то тяжелое. — Только не забудь — в нем не было ярости, лишь боль — не забудь и выживи, друг.

Я последний раз посмотрел на него, в тело въелась боль, поэтому, я все же решил лечь. А за окном зазвенели колокола. Паства пришла, долгий путь она прошла и еще много ей предстоит пройти, неся бремя всего человечества. Но в этот миг, в этом городе, их ждет отдых, молитвы и служение длинною в несколько месяцев. Пока Братья, защитники приготовят свои мечи, пушки, доспехи и коней в долгий и изнурительный путь. Особенно когда все узнаю иную цель, город Око.

Смирение и подкуп

1

Музыка, танцы, гулящий люд. Веселье и радость. Мечи, Ружья, стычки и бой везде и всюду, лишь только присмотрись. Город принимает всех, Деньги текут, праздник идет, несется по каменным тропам, веселые толпы не смыкающих глаз ночью. Прекрасная девица с синими глазами, пышной фигурой манит меня, ее постыдная одежда, лишь слегка прикрывает срам, это чудесно, что меня ждет, блаженство или пара трупов разбойного люда, всегда любил такое, а ведь не узнаешь, не зайдя в переулок. Недели две прошли после нашего разговора, он более не открывал свой рот и не разговаривал со мной. Лишь утром куда то уходил и поздно ночью приходил. Я пытался договориться с пресловутым хозяином, что бы это ничтожество исчезло с кровати по соседству, а лучше его выдворить в другие таверну. Но тот оказался, ведёте ли моя цена слишком мала для него. Что же эта тварь предложила этому жалкому хозяину, но впрочем, меч у меня всегда собой, прирезать его будет не трудно, только момент, момент, когда один из ничтожеств заснет. Но сейчас надо думать об этой девушке, этой прекрасной женщине. Она уже далеко увела в переулок, музыка уже перестает звучать, а шаги двух, трех человек становятся все отчётливей, прекрасно, я повеселюсь с прекрасной особой, но перед этим меч мой будет рад крови дураков.

Не думая, но понимая ситуация, девушка уже отбежала за угол, где наверно стоял еще один такой же подельник. Те трое подходили решительным шагом, доставали мечи, ножи. Они не заметили моего меча. Довольно хорошо его застилала моя одежда. Низкий верх металлического цвета свисал по колено. Черная накидка с яркими венками роз и девай Спасение на синем бушующем огне. Все это прекрасно, и заставляло глаза смотреть на столь величественную и трудоемкую работу. Руки мои уже приготовились брать мой меч, лишь городской, моя честь и права города, алчного города заставляют меня носить лишь его. Будь у меня мой меч, мушкет, они даже не подошли, но так все это моим рукам интереснее.

Резко развернувшись, взяв в руки меч, выпадам в их сторону встал в стойку. Они были не далеко в трех, десяти шагах. Двое с ножами, а дальний номер держал аркебузу. Они не понимали всю сложившеюся ситуацию, дальний готовил выстрел, а двое других, увидев меч, в ярости накинулись на меня, решив все быстро. Моя рука, уже ударила ближнего, и несчастному отрубило конечность с ножом. Отшагнув от второго, я уже слышал шорох за углом, видимо девушка и ее друг, подельник, думают о свое возвышение за мой счет, девушке эта прельстит. Резкий громкий вопль, первый понял, что руки у него нет. Выбив нож второго, легким ударом, третий уже навел свою аркебузу на меня, прицелился и закрыл глаза. Выстрел. Бог любит меня, пуля пролетела мимо, я же пронзил горло второму. Не осознавая всю ситуацию стреляющий, открыл глаза. Увидел, как один в беспамятстве пытается, что то сделать со своей рукой, а другой корёжится и умирает, прося помощи руками, так как говорить с дыркой в горле ему было невозможно. В нем бушевала паника, дрожали ноги и они побежали, куда-нибудь подальше. Я обернулся, девушка, прекрасная  девушка, удивлённо смотрела, держа короткий мушкет, в миг ее улыбка превратилась в непонимание, она поняла свою ошибку. А ее подельник в гневе и ярости, летел на меня с ножом. Он был молод, горяч, даже наверное красив, но когда голова слетает с плеч, все это становится не важно. Я развернулся и подошел к несчастному безрукому. Бедный первый, его жалко, без руки, он уже не бандит, не соперник. Он лишь в ярости смотрит на меня. Мой окровавленный клинок смотрит на него. Как прекрасны моменты, когда судьба в твоих руках. Удар, он мертв.

Я подхожу к ней. Девушка в страхе, ее ноги уже давно покосились, ее прекрасные синие глаза опоясались слезами, лицо исказилась болью, страхам. Девушка понимала всю безвыходность ситуации, ее ждет, неминуемая смерть. Прекрасное лицо, прекрасная женщина, опасная, она бы могла выстрелить, но страх отшиб ей память, а руки выпустили оружие из рук. Видимо она не привыкла к столь плачевным ситуациям.

-Молю вас — с ужасом в голосе просила она — не убивайте.

— Не бойтесь- я подошел к ней, выбросил подальше мушкет. И начал заботится о своем мече — он не проникнет в вас сейчас. — Я повертел его в руках. Она осознала что мушкета нет, но в глазах появилась надежда. — но за себя не ручаюсь. Все, милая леди, идем к вам. — она слегка удивилась и испугалась. Я поднял ее за ее прекрасные бедра, так же легко, как зарезал ее друзей.- но все же прошу, не надо глупить в доме. А то в вас может, войдет не тот меч. — и протирая последнею кровь с меча я вложил его в ножны на пояс. В ее глазах был страх, но даже так в них на мгновение вспыхнуло вожделение.

2

Ночь, день. Веселье и радость ходит по улицам. На маленьких, больших, деревянных и каменных домах играют ангелы. Все танцует, радуется, лишь паства смиренно стоит, неся свой обед и ждет, смиренных молитв. Долгих мучительных порицаний и лживого бахвальства дьявольской церкви. Их глупые морды, жирные как свиньи, ноги словно лягушки, и голос их словно козьей беканья. Несчастные люди слушают, внимают этих безбожников, посланников лжепророков.

Глупцы, неверующие дураки, предатели бога. Был бы у меня выбор и сила, сжег всех этих приспешников лжи, их верхушку и заставил просить прощение перед богом в аду, за этих людей, за все что они натворили. И вдруг я попадаю в черную комнату. Нет ничего, лишь я. Голос мой пропал и мое тело исчезает во тьме, а голову пронизывают порочные мысли с прощением этих негодяев и лжецов. Но тут стук, словно в душу, порочную душу постучались.

Дверь, в комнату, черную мою комнату открывается и входит свет, нет, лик, прекрасный лик. Ее лицо, излучает свет, на мои порочные мысли, лживые обманы и мир, корыстный и беспощадный. Она берет за руки и ласково обхватывает меня. Глаза, золотые, волосы словно огонь, она в белом платье и босая смотрит прямо в мое сердце. И ангельским голоском произносит.

— Верин ли ты все еще слову.

— Да. Мама.

Резкий шум, я просыпаюсь.

Распахнув дверь, я увидел своего врага. Он мирно спал, но мое присутствие заставила открыть его тяжелые веки. Он улыбнулся, безоружный, в спальном своем одеянии. Он смотрел на меня. Его лживые глаза смеялись надо мной. Я уже доставал меч, но осмотрев комнату, увидел фигуру. Там стоял Личер Горн, не двухсмылено держа меч. Мое лицо исказилось досадой. Жаль, очень жал, что у него хороший меч, и убить сразу же не удастся. Его хозяйка сбежит, а пустая головешка дурака мне не нужна. Плюнув на них тела, я поднял руку, и начал ждать действий своего слугу. Секунда, вторая. Точно его нет, он все отлеживается от десяти кнутов . Какая досада, а ведь еще 30 ударов должен вытерпеть. Злобно сжав руку от бессилия, я лег в кровать как есть. Может детей из таверне позвать, нет, звать поздно, лягу так. Завтра найму одного бездельника, кто побегает за мной пару дней, а может и слуга уже отлежится. Жаль, очень жаль, что пришлось уйти так рано от прекрасной дамы, я бы с ней и ночь не пожалел. Только несчастная судьба и пуля аркебузы прервало наше веселье. Кто же знал, что единственный выживший мужчина желал ее так сильно, что готов был пристрелить ее вместе со мной. Хотя его голова смешно каталась по улицы, когда ее грызли собаки. Но тут жалкая шавка гавкнула мне в ухо.

— Череда глупостей ведет к падению рода.

— Вы о чем? — удивлённо спросил его.

— Ну не знаю.- не долгое молчание. — Драки, убийство, неверность…

— Наверно я повторюсь, но о чем вы? — повторил я — какие драки? Что за убийство? О какой неверности вы мне, несчастный говорите. — я слегка достал меч, готовясь все же убить недомерка, и меч себе заберу, хороший. А затем поиграем в догонялки.

— Я не утверждаю — слегка игрива начал он — да и утверждать мне не надо. — он все лежал, лишь тихонька крутил в руке что то круглое. — Вы агрессивный, жестокий и сильный человек. Вам нужно либо практиковаться, либо наслаждаться. Я понимаю — тема очень низкая — тело требует, а душа слаба, но я не знал, что настолько требовательны ваши потребности в женщинах. Побойтесь бога, вы же обесчестили себя в глазах жены.

Не минуты не задумываясь, с блеском в глазах и мечем в руке, ему ответил.

— Чего стыдится? Вы же не утверждаете моей причастности к убийством и дракам. А мой брак вас не касается. Леди Брибрис верна, и слухом не доверяет, особенно таким глупым и от таких личностей как вы.

— Но а если она поведет себя так же, как вы?

Секунда гнева пролилась в лице, меч пронзал воздух, но тут же вместо нее прошла ухмылка. Ему, этому оленю легко ответить.

— Говорит тот, кто признал не свое дитя? — что то упало из ладони, его руки остановились и тут же задрожали, лица было не видно, голос его был спокойным и уверенным, но дрожь в руках, что это.

— Да, моя старшая дочь неблагородная, но что это меняет в вас …

Я тихо встал, его слуга не сразу понял того что происходит, но все же подбежал ко мне, но уже нечего не мог сделать.

— Что? — я держал меч возле горла. Он с усмешкой лишь сказал.

— Спокойно. Меч, друг убери.- Я с удивлением посмотрел на него, он лишь улыбался — Завтра все поймешь. Я же сказал — он поудобнее лег, не замечая моего желание и меча — Череда глупостей ведет к падению рода, особенно если не замечаешь что творится вокруг.

Его лицо язвительно улыбалось, голос был спокоен, но руки все дрожали. Меч, мой меч был все время возле его горла, но почему он назвал меня своим другом! Что я пойму?! Почему он так уверен что я не изменю узам устной клятве и не зарежу его сейчас. Минута, он уже спокойно спит. Я убрал меч и вновь лег. Ладно, завтра так завтра что то случится, ну а это интересно.

3

Утро. Солнце слегка открывает мне глаза своими лучами. Нежный холодный ветер коснулся моих рук. Я осматриваюсь. Наглец уже одевается. Его слуга и охранник поспешно накидывают его яркие одежды, но в этот раз на его поясе виднеется пистолет и меч. Он лишь улыбается, смирено дожидаясь, окончание рутинны утра. Его глаза сверкнули на меня. Улыбка слегка спала, увидев что я проснулся. Его голос был спокойный и умеренно сдерживал свое раздражение в моим видом. Он сказал:

— Жаль, что времени мала, а ваш слуга не способен помочь нам? – он понял бессмысленность вопроса и резким голосом обратился ко второй плеши что стояло с мечем. — Трин, убери меч, лучше помоги ему приодеться, все же не гоже первому роду быть в столь глупом наряде на Имперской охоте.

Я обомлел. Имперская охота? Император Рейха или кто то из великих особ здесь, хотя нет Имперской охотой называют его шабаш. И он приехал в Итвритию, этот преступник, этот богохульник здесь, в близи Святого Дома, от куда его изгнали. Неужели его простят. Неужели это приехало просить прощённые. Нет. Не может быть. Что бы церковь простит его, он исчадье ада, должно сгореть там в самом низу, где котлы горят вечно с лавой на устах. А тем времени это наглец Трин начал одевать меня, лишь только его руки коснулись моего платье, мой кулак влетел в его противную морду. Гренрих лишь покочал головой.

— Ладно, Трин не нужно. – он схватился за меч, как когда то его отец, он хотел поднять меч на  господина — Коль так то так. — он закончил одевается. — Еще посмеемся над этим, Друг.

Трин гневно смотрел на меня, но меч его был в ножнах. Что происходит? Как это объяснить.

Выбежав из таверне, я нечего не заметил. Не было гуляющей толпы, праздника, ничего. Все шло как и вчера. Паства, молитвы, небольшие толпы верующих, ждущих вечера. Ведь только с заходом солнца люди отдыхают и радуются великому событию, но не паства. Таков закон, но закон отходит назад когда слышат о привилегированной особе, особенно если это императорская  кровь самой крупной части империи. Но люди не праздновали, а лишь молились. Что это? Все это настораживает, рука все тянется к мечу. Хочу убить его, хочу зарезать, но все же почему он так самоуверен! Ладно, решить надо, что делать со слугой, а затем уже с похвальной блохой. Зайдя за таверну, к маленькому амбару.. На скамейке возле сарая сидит мальчишка, чуть ли не спит, но увидев меня. Его глаза раскрылись, и ноги яростно встали. Его фигура была исхудалой, блеклой. Усталые глаза и русые волосы закрывали колпак, рубаха изорванная, да штаны ели на нем держались. Измазанный пылью и грязью дорог я спросил.

— Ему лучше?

— Да,- слегка обомлев сказал он — пришел в себя, раны затягиваются быстро, как у собаки.

— когда будет на ногах!?

— Завтра.

— хорошо,– и обратившись к своему слуге, крикнул — хватит отдыхать. Слышал!

— Да — послышалась из сарая.

Из сарая выползло исхудалое существо и поклонившись, изобразило верность.

— Вечером или завтра, как поучится, жду, приводи себя в порядок. Наказание пока отложим.

— Ясно. — вырвалось из его ели живых уст. Дышал он плохо, но вроде бы отходил. Ладно, можно без этих деток обойтись, меньше потрачусь. А извиваться перед шуткой я не собираюсь

4

Зеленые поля, холмы раскинулись перед моими глазами. Мир медленно оживал, ели справляясь с холодным ветром севера, что окутали все земли на шесть долгих лет. Зелень распахнулось за горизонт, и несет свою радость жизни всем, год будет хорошим. Бог смиловался после шести лет испытаний и гнета Голода. Много деревень исчезло, много жизней забрала Смерть за неверие и предательство нашего Бога. И только в том году посевы дали хорошие всходы и урожай возобновил веру людям. И вот цветочные поля окутали мир, глаза радуются этому свету, Великий никогда не оставит нас.

Свист ветра, щекоча траву, несется высь, дарую мелодию полей. Конь тихо мирно бредет, неся свою ношу на спине. Его небольшие уши наслаждаются этими звуками. Стук копыт, дрожанье вещей, тихое возмущение коня на шпоры. Это прекрасное время, когда путь вещает тебе покой.

Тут недалеко деревня, жизнь в ней кипит, то несется дым с кузнечной печи, то медленно плетут шляпы, делают забор, стерегут скот дети в красивых рубашках и штанах, слегка грязных от пыли. Женщины заняты сбором сена и солома, да и хворост нужен. А мужиков невидно, видимо ушли на заработки. Посадка, прикормка закончилась, недель две можно порыскать работ в дворянских лесах, небольших городах и мануфактурах. Руки для принеси-подай везде нужны. Монета может пригодиться, особенно после стольких голодных лет.

Мой слуга, ведет повозку, его имени… а какое у него имя? Ладно, неважно. Хорошо ведет, скипа практический не слышно проклятого колеса. А двое воинов смиренно скачут на расстоянии, способном сберечь меня от моего немного неуравновешенного друга. И тут лагерь, гигантский и величественный, как наш император

.

Тяжелый труд, много полей крестьяне засеяли пшеном. Много прекрасных молодых девиц гуляет по дворам. Стройные ноги, широкие бедра и прекрасные улыбки встречают нас. Все было бы прекрасно, если бы не трое дурачков и их слуга возле меня. Трин довольно высокий, большие руки и ноги с небольшой плоской головешкой. Личер же с небольшого роста с крупными и несуразными бровями и рожей как у скелета, но волосы и глаза их словно одинаковые, безмерно глупы, с желтым оттенком. А надменный хозяин с большим носом и непомерно острыми глазами смотрит в даль, ища что то противное. Видимо скоро, да довольно далеко отъехали, утро медленно, но верно перетекает ко дню. Тяжелый взгляд слуги, как это знакома мне. Ненависть и злоба в нем течет. Я его поспрашивал, смиренный и покорный. Даже имя хорошие для него — Сук. Но хозяин глуп и не видит то, что слуга ходит с ножам, а значит, есть способ убить его не своей рукой. Все же слуги подкупаемы, особенно те, что жили на грани. Но к этому позже, и тут как прекрасно… Лагерь появился, лагерь Змеи. Все же не обман, жаль.

Большие шатры с прекрасным иноземным узором. Шедевры востока. Купленные, украденные и отбитые у язычников и предателей. Большие и непомерно громоздкие стойла, столы, и множество маленьких палаток с парой ширящихся слуг. Словом одним ярмарка в бескрайнем поле возвели тут  за день. Возле каждого шатра стоят величественные закованные в стальные латы воины. Эти доспехи не пробьет пуля, не возьмёт меч. Но это все не к чему, ведь сами имена, грозных, жестоких и богатых людей являются защитой от воров, убийц и просто глупцов. Тут гербы Дрины, Грей, Локор, все фамилии Змеиный короны пришли сюда, те, кто поддержал и озолотился на воцарение Змеи. И сам Его шатер, красный как кровь с узором золотой змеи стоит в самом центре проклятой ярморки. Возле его шатра стояли его рыцари с прекрасными мушкетами, все здесь из знатных родов, но лишь второго сорта. Ни Госдрины, Мри и конечно же Лолокоры не когда не встанут с ними. С этим гниющим вторым родом в один ряд. И все же я здесь, на святой земле, а зачем он здесь. Неужели все же решил, этот непризнанный император признать силу церкви. Но она от него откажется, не простит за братоубийство, гонение родов, за захват и присвоение земли и десятины церкви. Как бы он не просил.

В дали виднеется реки и озеро, возле них табун были. Видно, что то там интересное творится. А дальше прекрасные и старые могучие дубравы, когда то мой отец планировал забрать их, но городские дворяне ему отказали. Помню как он рассказывал чем они расплатились за свою скупасть.

Гренрих, спокойно и учтиво поклонился величию шатра, я же лишь склонил свою голову. Как бы я ненавидел его, он все же королевских кровей и приличие необходимо исполнять. Воин, увидев мне и второсорного , признав нас и учтиво преклонив голову сказал.

-Господин Гренрих Грей младший, владелец северных земель, слуга императора — произнес он его имя, первым, невежда — Император Великого Рейха ожидает вас. – Затем посмотрев на меня — Господин Мри Николья — неловкая пауза, Гренрих что то ему шепнул и тот ответил — Император примет вас после.

Что за оскорбление! Я , первый род, буду идти за этим выскочкой и наглецом. Посмотрев на него, на его мину, я еще сильнее захотел прирезать его. Нет, слуга для него легкий приговор, я лично его прирежу! Как только все закончится!

Ярмарка пуста, люди словно испарились. Лишь воины стоят возле шатров, маленькие слуги бегали по палаткам, что ища, а может и готовя. Личер и Трин что то обсуждали между собой. Слуга был в полно ступоре, и надеялся о смерти. Худощав, беглые глаза в которых мерещились бесы. Он ели осознавал себя. Такой шанс — нет. Эта тварь должна умереть от моей руки. Надо себя чем нибудь отвлечь. И тут пробегает маленький слуга. Ловлю и бесцеремонно спрашиваю

— Где все господа? Где люд? Где хоть кто то?!

— Господин, простите. — слега в страхе отвечает мне мелкое существо.- Все господа и леди ухали на озера. Смотреть на «Озерного дракона», которого этим утром убил император.

-Что? А почему император здесь?

— Император- с удивлением ответил он. Он слегка сжался и готовелся убегать — Здесь? Нет. Нет. Он на озере.

— Ты глухой?

— Извините. Неет. — и вырываясь, побежал — Меня ждут. Дела не ждут.

Странно, очень странно. Раз гадюка на озере и убил «Озерного дракона». Тогда к кому меня ведут? Что за чудеса в рейхе начали твориться. Императоры тут и там.

5

Холодные глаза, жаждущие смерти смотрят через душу. Каждое его движение говорит о своем превосходстве над все, что творится возле него. Он смотрит словно сквозь меня, не замечая и желая убить то, что мешает ему, насладится покоем. Он Император, император рек и озер, «Озерный дракон». Большая пасть, гигантские зубы и прочная шкура с длинным телом. Ему даже сейчас словно плевать на десять пик вонзившиеся в его тело. Он с призрением отшвыривает воинов, что держат его. Много говорили о этой твари. Сколько детей, женщин, мужчин было съедено за долгие сто лет. Его пытались поймать, убить, но всегда он исчезал, но вновь появлялся что бы убить грешных людей. Он дальний отголосок былого величия. В эпоху процветание, таких тварей приручали и даже разводили, а сейчас раб осмелился укусить руку что когда то дала ему жизнь. Бог этого не мог простит, и вот прекрасная женская рука готовит мушкет. Она с яркой улыбкой готовится убить его. Любительница охоты, она в платье и стальных перчатках готовит последнюю пулю этому хищнику. Как она прекрасна в такие моменты. И почему ее кто то в шутку прозвал ее «Императором», ведь она сама Императрица. И вот не страшась чудовища. Она спокойным шагом подошла к нему, он обессиленный с холодными глазами смотрит прямо в нее. Она с улыбкой и огнем в глазах преподносит дуло к его голове. Его пасть раскрывается, готовясь к последней атаке, но тут происходит выстрел, рот просто закрывается. Чудовища убито.

Как долго меня планируют томить . Солнце закралось облаками, густые белые тела несутся в небе закрывая величие, как жаль. Их бесплотные тела даже так не могут заслонить его величие. Лишь жалкие тени несносной белизны говорят о их недолгом и жалком могуществе. Лишь дайте солнцу немного времени. Крик:

— Мри Николья, воин церкви, император просит вас. — Пронзился голос, величие и гордость окутывает это имя, этот род. Сотни лет мы сражались, убивали и побеждали ради церкви, ради императоров Рейха. Мы помним свои клятвы, и даже ненависть к Змее не заставит нас отречься от них.

Гигантский шатер, Гиганский стол сразу несся через расписанный вход. Столбы возвышаются, и на каждом словно извиваясь, спускался змей с черными глазами и громоздкой пастью. На столе, множество посуды с изысками запада, востока, даже золотая икра нашлась для столь ничтожного владыки. Гренрих сидел и чего то ожидал, на нем была та самая презренная улыбка. Он не смотрел на меня, он о чем то задумался, его глаза были в бескрайних просторах лживого разума. Каждый стул богато украшен, мой брат бы облюбовал их. Вокруг и позади, стояли стражи, за каждым моим движением каждая пара глаз словно впивались в меня. В руках и на плече был мушкет и меч, и они бес сомнение застрелили и вонзил бы свою железяки в мое тело. За столом возвышалась площадка из красного дерево, а на нем небольшие, даже скупые на красоту… стулья? Не величественный трон из золота, а какие то стулья из красного дерева? Что за скупость, что за неуважение. Все же странно, а где император, к кому я должен преклонить колено. Трон пуст, даже не так, а где трон? Где император? Глаза забегали стража, все следят, лишь жалкий Гренрих сидит и о чем то думает и богато одетый слуга берет бокал. Секунда, две осмотрел вино. Он пьет из бокала. Выкидывает и кричит.

— Убрать это вино, — стирая с уст остатки пойла, кто то позади забегал. — и правда противное, ищите лучшие.

Он посмотрел на меня. Я на него. Худощавый, лицо не противное, мягкое, даже наоборот приятное, доброе и кажется таким честным, оно вызывает какое то уважение… Его честные глаза, словно видят меня на сквозь. Точно, он. Это он. Машинально я преклонил колено. Я не смотрел, не видел, но почувствовал его приятную улыбку. Я впервые его вижу. И словно весь гнев к нему в туже секунду испарился. Как я мог его ненавидеть. И даже Змеем его называть невозможно, Лишь на уме Император Кезарь. Да это достойно уст моих и ушей его.

— Мри Николья — Его голос звучал мягко, спокойно — я многое о тебе слышал. — небольшая пауза — Сильный лидер, хороший воин и достойный продолжатель рода Мри. — В его голосе звучало уважение и понимание кто перед ним.- Можешь поднять голову. — Увидев его лицо, в глазах была грусть, жалость и непонимание. Большие глаза, нос картошкой и кучарявые белые волосы. — Но услышав весть о там что было В Иницэо, я просто не многу поверить в это. — на его лице была глубокая грусть — Драки, убийство, похоть… как так? Вы ведь Благородный воин церкви и Рейха!

— Император — в моем голове произошло резкое осознание и словно в секунду все перевернулось. Как я мог… — Простите.

— Не стоит. — он возложил свою руку на мое плече. — Драки можно простить, ведь защищать себя некто не запрещает. Любовь бывает разной, все мы мужчины. — во моей душе появилась надежда. Но тут после этих приятных слов он убрал руку и отошел подальше от меня, — но убийства… Зачем?

В моей голове забегали мысли, идеи, все и ответ нашелся самим собой.

— Оставив убийц, убьешь чужими руками невинных.

В его глазах появилось иска. Он обдумал мой ответ и слегка резка промолвил:

— а значит вы судья и палач на чужой земле без моего ведома?

— Нет.

— У вас было право убивать? — показал пальцем на меня.

— Да — быстро и без задней мысли ответил — Они нападали!

-Хм, — он прильнул руку к подбородку и сказал — я слышал, вы сами искали битвы и нападали на невиных. За это могут судить?

-Но…- он резко остановил меня, отойдя еще дальше.

— Не надо оправдываться… — уже сильным голосам сказал он.- Убийца есть убийца. Он не может управлять и контролировать. А жаль… вы бы могли стать моим лучшим маршалом.

Мое сердце остановилось… Маршал, не кто другой, а я. Почему, почему, в душе горело ярость, ненависть. Это все он, Этот Дурак с ястребиными глазами. Все ты, все отнимаешь у меня, у моего рода…

— Но может не все потеряно — громко и четка прозвучало его голос в моей душе. — Наш общей друг — какой друг? — говорит, что вы согласны на компромиссы?

— Какие?

— Вы с другом будете участвовать в походе — И что? — я же не могу. Я все еще в опале. Но мне хочется из нее выйти. И убийство «Озерного дракона» лишь небольшое начало выхода из этой ситуации. Как я сказал компромиссного с ними решение.

— Ясно.

— А если скажем… тысяча воинов под началом Мри и Грея случайно возьмут Око для Юринаса 3 это…- в глазах появилась иска и занимательная улыбка.- весьма ускорит весь этот процесс?

— Да. — Значит шантаж

— Ну вы знаете что делать, — он посмотрел куда то в сторону — возведите мой герб первым над городом и ты станешь моим маршалом.

— Ясно. – он подошел ко мне, протянул руку, я же прильнул к ней и поцеловал. Мои губы дрожали, осознавая всю сложность, и все перспективы будущего.

6

Все. План отличный, люди хорошие, я лишь немного волнуюсь насчет Мри. Его гнев, хаос в душе и покорность церкви будут мешать. Дуболом без хозяина всегда начинает осознавать свою глупость. Но хозяина на время моих дел я ему нашел. Кезарь умеет впечатлять и контролировать. Недаром он прятался и учился в нашем доме, у моего отца. Хотя талант у него был с самого детства. Отец его славно натаскал, он словно древний змей что гипнотизирует и сжирает свою жертву.

Но как долго друг будет терпеть меня? Как долго я смогу вымучивать те крохи, что император мне может дать… Тысяча воинов, как мало. Если в поход соберут пятнадцать или хоть десять тысяч, тысяча растворится в ней и контролировать ее я не смогу. Церковь будет решать все. А Око нужно всем. И императору и церкви. Наш герб и только императора герб должен возвышается над Крепостью Око, даже после того что там свершиться. Тогда все получится, мой император сможет сотворить то что желал, и никакой Юринас не сможет контролировать его, даже пару перчаток не будет жалко замарать об его лицо. И все же почему он решил остановиться здесь, в полях Ивритии, возле свободного города Глори. Неужели глоринтийские дворяне готовы на то что мы не рассчитывали. Союз с ними поможет нам надавить на Папу. Но зачем разжигать церковь, неужели кончина кардинала Морти так ослабила Юринаса, хотя такого прохвоста и правда поискать надо. Главное что бы поход состоялся, а на остальное пускай горит в адском пламене, заслужили.

Недолгая тишина, в палату входит «Император»! Эта надменная женщина прекрасна, ее глаза черные как смог и зрачки, словно кошки ищут его, свою цель. А ее цель, лившись всяких чувств, задумчиво смотрит и видит свое будущие, великое будущие. Она в походном платье, с кровью и влюбленной радостью парит к нему, несется. Что сказать, молодость и глупость. Прекрасная высокая фигура, так въедающееся в память, и навек запоминающееся лицо. Северная молодая дева, ей лишь в этом году исполнилось восемнадцать. Она влюблена, она жаждет любви, но как неграциозно ее походка, как бестактно она врывается и в чем. Глупость любви и молодости. И тут.

— Императрица Рейха Инна прибыла — сказала она, развернув свое окровавленное платье перед Императором. Он смотрит на нее, она радостно улыбалась. Она счастлива, ей ведется, что она любима в этот миг им, что ее все любят. И правду бывшие рыцари, прислуга восхищаются ей. А народ, дворянство ненавидят, видя какое то издевательство в ее поведении, особенно в голодные годы. Когда ее народ давил голодные бунты, а она в радости и в сытости жила во дворцах и вела себя хуже осла в хижине. Все в ней говорит о варварстве, глупости. Император это слово народа, и оно сильнее личности.

— Прекрасно, оно мертво — без всякой любви и заботы начел он. — приведи себя в порядок и мы ждем тебя, Олина.

— не просто мертв, я…

— расскажешь после, приведи себя в порядок.- заткнул ее голос рукой император, лишь может так поступать, она не осознает всю шаткость ее положение. И он шепотом что то сказал. В ее радостных глазах появилась горечь, и осознание своей глупости. Они безмолвна, поклонилась и вышла. Бедная девочка… ноша не по ней. Но жизнь диктует свои правела. Пока я владелец Севера, она должна быть здесь. Иначе я ее убью. Минута, мысли приходят в порядок, нет, не жалко северных девиц.

И вдруг передо мной знакомое лицо. Черные глаза с белыми зрачками. Безумная улыбка и нож прикованный к сердцу. Слова, холодные и расчётливые, словно мои: « Она или я, выбирай. Судьба в твоих руках». Не замечая кутежа мои руки задрожали. Словно тогда, словно я в той ночи. Я не заметил как слабый пол ворвался к своим графам, лордом, воином. Их прелестные платья некоторым вскружили головы, кто то танцевал, кто то восхищал леди своими подвигами и силой. А император наслаждался музыкой, что играл его личный оркестр, бессмертный вальс, небольшие и колкие увертюры, его любовь, и пришедшие с востока резкая и быстрая мазурка. Люди радовались, как та безумная и бессердечная женщина. Лишь я и императрица были в раздумьях, тяжелых и мучительных.

Пир идет, люди веселятся, пьянеют, развязывают языки. Мри кого то слушает, видимо ему рассказывают байки или о чем то просят, словно он стал уже маршалом. Но восхваляет себя, церковь и императора, того которого пару лет назад хотел убить. Кто то язвительно смотрит на него, кто то жаждет его влияние, не замечая его грубого и неотёсанного поведение к себе, второй сорт для него не люди, да и что ему сделают. Я думаю для него тут людей нет. Лишь Кезарь достоин уважение благодаря титулу, а я смерти. Но только от своей руки, а пока поход идет, я буду жить, а значить служить… служить… бог помоги мне. Все должно случиться, ради нас, своих рабов… помоги нам, мне своему верному рабу.

7.

Вялая качка, холодный ветер несет меня по реке. Туман окутал землю и воду, вдали виднеется тихий и могучий Корспир с соленой водой. Я словно в детство попал. Когда мы с отцом неслись к нему, к этому мору. охотились на нем, отец настиг двух безбожников, которые бежали от нас с самого Око и он с безумной силой снес обоим убийцам головы. Какая улыбка появилась на моем лице, как сильно держал меня Черни, что бы я не испачкался на их борту, их поганой коровью. Как я пинал их несуразные тела, а отец с улыбкой гладил мою несносную головку. И тут из за бочек, а может камней. Выбежала маленькая и страшная девочка, вся в лохмотьях и в грязи. Она в страхе и ужасе подбежала к одному из тел. И начала его трясти, пытаясь возродить ему упавшую голову. Отец смотрел и смялся над глупостью и наивностью ее идеи, но в ее отчаянных глазах был гнев, боль и страх. Она бы мстила, если бы имела хоть каплю силы. Но мой отец с прямым непоколебимым взором задавил все ее порывы. И рукой сказал; «Беги» когда несносные лодки пришвартовались к берегу. Она сбежала, я не понимал. Зачем, зачем ее отпускать? Тогда не понимал.

Тут резкий крик, который из полудрёма окунул меня в настоящие. Не было моря, не было отца, лишь качающий меня конь и мои противные друзья. А в доли пару огней. Глаза слипаются, вновь вопль, женский. А … деревня, женщины, дети добавим приезжих священников, и судьей которые решили, пожечь ведьм. Глупые священники… сжечь надо потом, иначе весь суд убью. Глупые священники… сон, берет свое, и вновь крик, как он успокаивает. В дали поля, холодный ветер и влага окутала меня, путь не близкий, можно вздремнуть.

Тишина. Глубокая ночь окутала город. Боль не проходит, как давно меня пороли, может уже года три, я держался от их судилище далеко. Время затянет раны, руки и мозг продолжат работу. Гнев, лишь гнев останется к семье и к нему. Да и что с того. Его отец был таким, он сам такой. Бессильный гнев не поможе, он со временем исчезнет.

И тут по лестнице идут шаги, спокойные и на левую ногу хромающие. А за ним ноги владельца, быстрые и словно пританцовывающие. В нашу дверь постучались. Входит послушник, высокий, капюшон закрывает лицо. А за ним врывается владелец и резким и несуразным голосом говорит.

— Простите, но послушник просит комнату, мест нет, — на нем была противная улыбка — он переночует у вас. Братья наверное не будут против. — я даже не успел сказать что то. А он исчез в мгновение ока. Послушник без слов, встал в позу молитвы и безмолвно стоял в ней.

— Обет — он лишь продолжал. — ладно не буду мешать уважаемый. — небольшая боль ударила в спину, я с ним ждал своего хозяина.

Немного времени спустя, вновь шаги. Дверь открывается и входят двое воинов, символический смотрят на меня и удивлённо на молящегося существо. Один подходит ко мне, другой пристально и аккуратно разглядывает этого послушника.

— Как этот сюда попал? — громко и четко он спрашивает меня.

— Хозяин привел. — он нахмурился.

— Он у себя?

— Да. — в нем появился гнев.

— Ладно — и быстро он побежал вниз, после чего внизу разбушевалась яростная буря.

Другой, приподнял его капюшон и разглядел лицо. Послушник лишь молился, не замечая всего этого. На лице воина появилась недопонимание, а в глазах сильное разочарованность. И секунду помолчав он высказался.

— Жаль, не тот.

И тут вошли мой господин и Гренрих. Мой выглядел усталым, но даже так улыбка радости не сходило с него. Пока не увидел послушника, он задумался. А Гренрих в своей приятной форме он спросил.

— Он, Трин?

— Нет, господин. Простой послушник…- Из ус его это звучало странно, как простой? А Гренрих разочаровался и поднял руку и приказал — Убрать.

Мой господин удивился и замер в дверях. Его глазах зашептали старые воспоминая о брате, да он всегда выпячивает нижнею губу и надувает брови когда думает о нем,. Он бы сейчас бы что то сказал. Но тут Гренрих словно замечая всю его обескураженность, подбежал и что то шепнул на ушка. Вместо обескураженность на лице появилась непонимание, а затем и какая та скорбь. Он подошел ко мне и поднял руку. Я все понял. Личер уже поднялся и увидев своего брата подымающего беспомощного послушника. Он все понял и начал помогать. Начал готовить его ко сну, пытаясь не замечать этого. А он лишь шептал себе.

— Это не важно… это не сейчас. — а двое воинов смело и без совести выкидывали этого человека, словно он ничего ни значил.

Предательство братьев

1

Дни текут, город полнел от братьев, послушников и торговцев. Днем и ночью послушники несли свои посты, молятся. Днем братья очищались, ночью пьянствовали и радовались. Торговцы лишь продавали и продавали. После той жуткой ночи, ни один послушник к нам не заходил скоротать свою короткую ночь. Я словно отвернулся от них, от церкви. Нет, сейчас это необходимо. Ради государства, ради нашего будущего… В походе все исправлю, все изменю.

Ночь, по городу гуляют братья, танце веселье, девки. Я один. Мне все тошно, глаза слипаются, лучше посплю и сегодня. В дверь стук, один. Слуга открывает дверь. Входить послушник. Он смотрит на меня, на слугу своими черными глазами словно дьявола. Северянин, рост в два метра и тряпке, нет. Рясе? Они же неправильно верят. Они не могут носить ее, зачем он ее надел, зачем всех смешить. Он что то булькнул. Их противный непонятный акцент, боже сколько времени мне придется еще его разбирать. Он смотрит на меня, слуга не понимает. Я тоже. Вроде имя, а имя « Гренрих» его ищет. Он что то говорил. Я улыбаюсь. Хочу прибить эту тварь. Он тоже улыбается, даже нож хочет достать. Я смотрю на слугу, он на меня потом на него. Все понял. Мы накидываемся, слуга за ноги, я за руки. Он падает, я отбираю нож и по голове бью, он бес сознание .

— Слуга, свяжи по крепче, пока мой урод друг не прибудет. — он учтиво поклонился, и начал связывать, ударив еще раз по его башке неотёсанного убийцу.

Они пришел как всегда, поздно вечером, его слуги смотрели на наш подарок. Осмотрев его слегка побитую морду, один так же ушел, только в этот раз криков не было, он быстро вернулся.

— Как тот — Спросил Трин.

Лишь молчание.

— Ясно — он еще раз осмотрел его. — говори, ты из Севера. — тот кивнул — Прислал кто? — молчание. Удар — Прислал кто? — некто не открывал язык. — Понял. Суд зови. – Личер улыбнулся и выбежал. Убийца занервничал тело начало жалкие попытки сбежать. Трин улыбался, держа его за волосы. Знает, что его ждет, таких как он..

Гренрих лишь спокойно смотрел на своего жалкого убийцу и о чем долго думал. В лицу играла ирония, боль и непонимание столь глупого и наивного плана убить его. Я не понимал, лишь чего мы ждем. Дни текут, Братьев становится больше. И тут его глаза озарилось светом. Что мы ждем, Чудо? Так оно и случилось.

Несколько дней спустя, после столь прекрасной картины мучений убийцы все было омрачено жуткими и печальными новостями с востока. Око, на великий Ока пошло войско предателей, убийц и богохульников — мусуллан. Крики и горе окутала всех. Но жизнь требует, приказывает, защищать город, даже тот город что планировал брать, от богохульников, от всех бед, ради веры, ради церкви. И брать встали, Тысячи подняли свои копья, мечи, ради защиты этого города, а когда город будет в безопасности, мы сами его и захватим. Но под возгласы спасителя!

Путь, тяжелый путь. Пустыня, пыль, несносные звери, жажда и жара днем. И завывающий ветер, холод и мрак ночи. Три дня идти по ней уже мука, но недели ползти это настоящий ад. Крики, безумия братьев, что корячится в своих одеяниях. Сдохшие и прирезанные лошади и ослы неспособные пройти должный путь. Исхудавшие слуги, жаждущие эту гнилую плоть. Все напрягает мозги и жаждет быстрого и стремительного решения. А решения нет, надо идти, преодолеть пустыню и добраться до Око. Кто же знал что все что ты придумаешь, все что ты знаешь вмиг может разрушиться. Что если ты жаждал тихого и ловкого решение, но вместо этого мир заставляет идти тебя в ад и решать все проблемы копьем, луком и мечем. Бог за что?

— Путь будет не близким. Убийство, ложь и обман. Еще долго до верши Мира.- эти слова словно выбились в голову Да, долгий нам путь предстоит нам. Я посмотрел на того кто это сказал.

Он почему то удивлённо посмотрел на меня. Его изнывающие лицо от солнце почернела, но глаза все такие же противные смотрели на меня.

— Вы думали я полный дурак Гренрих?

— Нет, что вы. Я предполагал, что вы спите после долгого ночного перехода. А дураком называть вас не осмелится.

— Осмелитесь — я смотрел на него с презрение, зная то, что он точно звал меня так. — Дураком, недалёким, простаком. Я все понимаю. — он смотрел на меня и смеялся

— Нет, что вы. Вы из великого рода Мри!. -над которым смеются.- Вы достойнейший воин.- Проигравший шуту.- О чем вы, вас признал император. — Ради вашей выгоды. Он все смотрел и его улыбка все озаряла его личное призрение ко мне.

— Знаете, ваше бравада, насчет меня, льстит- но не помогает — я признателен вашими словами- нет.

— Да — его глаза лишь издевались надо мной — но давайте спать, путь еще не близкий.

Как странно, это был первый разговор с ним за долгое время. И не приязни он не вызвал. Возможно дело в пути, а может в том что он будет сражаться со мной. Голова все же должно принять этот факт. Раздор наш должен пока не мешать. Ведь враги, циничны, жестоки и опасны. И как бы я их не призирал, одному в бою не выжать. В любом бою.

2

Как прекрасно. Грохот оружий, летящие пули, кровь, кишки, несущиеся вперед люди, на смерть, за счастьем. Как этого мало, как это быстротечно, словно секунда. Мне хочется еще, больше, где враги с тысячами готовые убивать и умирать. И грозные лица искаженные болью. Неумолимое жажду убить в последние секунды жизни и принятие своей судьбы. Это Счастья! Их руки по локоть в крови в нашей крови, их нельзя жалеть. Черные кудрявые волосы, несносные неопрятные бороды. Длинные носы с грубой темной кожей. Как они противны, несуразны и при все их много и они не бегу. Умирают все до единого, все несносные жалкие мусулланы, противники нашей веры. Как же приятно убивать их, особенно этот жалкий отряд, что попался нам сейчас в пути.

Единицы выжали, я как достойный и праведный должен решить что делать с их жалкой недолгой жизнью. Они молодые, юные воины, их кровь ее не настолько жестока и смиренна как других. Они сдались, прося милости, но веру, они не приму, обмануть, как тысячи других, как многие из них. Я знаю это, лживость их лиц, добрые обманчивые глаза с жаждой жизни. Нет. Все ложь. Все они воины, все они если оставим — будут убивать. И слово, просто слово это остановит:

— Сжечь. — их глаза молят, я непреклонен. Они войны, не дети. Причем другой веры.

Гниющая плоть позади, несносный отряд, который должен был разузнать о силе, нашей силе, был пойман. Глупцы не поняли, что видя нас, мы видим их. Недолгая погоня, наши кони долго отдыхали, мусулланов лишь мгновение. Жаркий бой и прекрасный ночной огонь с воплями и молитвами, их лживыми молитвами. Как я люблю эти минуты после победы, жаль что они так быстротечны.

И в новь путь, ночь идет, мы в пути. Слуга исхудалый, больной. Он очень плохо пережил мое наказание, время течет, он стареет морщины на лице, его добрые синие глаза и противное несуразное лицо, прокажённое наказаньями и болезнями, мое наверное не лучше. После бубонных груздей лица становятся противными, не то что от шрама или ожога. Жаль что лишь болезнь, окутывало мое лицо. Но вот я не время задумываться о болезнях, надо идти, долгий путь мы прошли, две недели, еще она и достигнем стен. Враг будет там, или же рядом. Надо идти, надо спасти город, Великий город.

Ужасный слух начал окутывать людей в начале третей недели. Недобрые слова пробежались через уши. Город не устоял и трех дней. Что за фальшь, что за ересь несется через умы благородный и достойных воинов. Сначала это окутала Достойных Иврийцев, их уши очень чутки, а язык словно помело, и оно пронесло до нас, Рейхедцев и Островетян. А те со злобе и насмешкой благом мате Фризам. Все эти слова ставили наш поход в бессмысленное положение, в отчаяния. Слово, сильное слова как волна накатывает и поглощает умы сомнением. Их надо стереть, от них надо избавится, и неважно правда или ложь. Людям не следует знать то, что сомнет их, ведь лишь вера держит все на плаву. И тут Чернь, ели живой с отдышкай и в поту подбегает ко мне. Он шепчет:

— Мри завет господином, он собирает всей . — эти слова заставили, задумается. Всех … значит он знает.

— когда они прибудут?

— Ждать придется полдня. — с прискорбием сообщил он.

— Что ж, подождем. Войны порой это требует.

3

Пески идут неспешно, постепенно замедляясь от зноя. Люди, полночи шли, полночи ждали своих лидеров, тех чья кровь достойна уважена и идет с эпохи чуть ли начал. Сильный и могучий Мри, воин церкви, бога — Никольян. Достойный Иврииц из рода Линдо, героев войны, что прошла тысячи лет назад- Микилон. Жестокий яростный и неугомонный воин из рода Линторов, что живут на островах — Ликрин. Мудрый стратег, лишивший островитян армии и флота, лживый царь островов и король Фризов — Конторина. Его все опасались, боялись и уважали. Он прибыл последним с небольшим отрядом, готовым умереть за него. Ликрин, жаждал этого, но вовремя мира, он не мог этого сделать, глупое чеславие мешала таким дуболомом видеть. Ему и Мри, да и всем остальным, жаждавшим прирезать неблагородную выскочку, что дорвалась до власти. Да, какие они все жалкие, не могут, собственные правела поменять.

Войдя последним он стоял выше всех и смотрел на все с презрением и пониманием того глупого и сомнительного предприятие, которое ему навязали церковники. Он не прислушиваясь, нагло и надменно сел и ждал конца всего столь ненужного собрание, но не прибыть сюда он не мог. Он смотрел на меня, не понимая. Зачем я принимаю столь глупую инициативу церкви. Он не видел никакой выгоды нам и мне. Он не понимал или не хотел понимать столь вопиющего богохульства, что намеривался сделать мой император. Бог, помоги нам и закрой его глаза.

Слова, первая слова взяли Линдо Микилон. Его грустные голубые глаза, с худым и мужественным лицом смотрели на наш поход с жаждой, наживи и славы.

— Бог оставил нас — начал он — Все уже слышали этот слух. — минутное молчание, осознание приходить ко всем постепенно.- Око пало. И это правда. Муссулани взяли его три дня назад.

— От куда тебе известно точно. – Ликрин. — тебе воронье нашептало?

— Заткнись, богохульник — срезка вырвалось из уст Микилона — Я отправлял людей, они встречали выживших, — в его глазах не было сомнений.- и они сами видели горящий Око.

— Горели стены или сам город или крепость? — Спросил Никольян, он жаждал точности.

— Все…

Неужели так быстра пала святыня? Город веры и славы. Все рушится быстро, и мгновение ненужна, что бы величие исчезло, слава и почет, сила и смелость. Неужели бог отпустит его, этот замечательный и великий город. Нет, нет, план будет исполнен, город будет нашем.

— Не надо спешить. — начал я- если город сгорел, опустошен, его не будет держать. А Муссуланы пойдут вперед. Мы возьмём его.

— А как же преследовать их. — Начал Никольян.- Этих Безбожников? Они заслуживают смерти!

— И они умрут, очень мучительно, от рук голода и болезней.

Все смотрели и понимали, а я говорил, я вер, и вера моя была не приклонена. А Конторино улыбался, он все осознавал. Но не произнес не единого слова. А я смотрел на него, думая как бы избежать еще одной ошибкой.

Недолгие разъяснение, хвала богу и все постепенно разошлись в свои палатки, пережать знойный день. Лишь я, Гренрих и Конторино остались, все наши люди исчезли. Гренрих смотрел в глаз величие, ждал его могучиво слова. Хоть он не был так велик как наши тысячелетние империя Рейх. Фризы, ведут свою историю лишь в сотни лет позже рейха. Его родословная имела взлеты, они брали Бинду, Брен и другие большие города. Но и так же их ждали сокрушительные поражение, что привели его к чуть ли не преклонению Островитяном. И лишь его сердце остановило это, но заплатила ужасной ценной. Все герцогство Бриттон во власти островитян, а его зовут «лживым королем Острова». Как они пали в руки своих слуг. И тут его голос прозвучал;

— То что ты предложил, великолепно.- Спокойным и могучем голосом начал он. — Взять соженный город, без припасов и воды. И превратится, встаю падальщиков, что сожрет друг друга.

— А что вы предложите? Иди за ними, в Бубонные города? Умирать от болезней и погибать в сражений? Этого вы хотите. Наша цель защитить город! Хотя бы остаток.

— Или захватить, кому как? Я не дурак. Коль они сожги город, они не планирует вернуться. Ты же должен понимать их мышление. Сам знаешь, на что готовы верные слуги бога.

— Они еретики, язычники, как ты смеешь их так называть! — я не стерпел столь гнусного сравнение.

Он улыбнулся, нет, оба улыбнулись.

— Твой друг не понимает? – он с радостью и беззаботностью обратилься к Гренриху.

— Порой да, с ним такое бывает. Но продолжим. – и он обратился со всей серьезностью к Конторину. — . Но вы все поняли. Может, вы не пойдете с нами.

— Цена? — недвусмысленно начал он.- Мне надо знать цену, Тысячи лучших Фризов могут защитить Око, особенно если враг в меньшинстве. Все же Я верный слуга церкви.

— Я знаю, что мой Император отказал вам в помощи в трудную минуту, как и церковь. Я не знаю, что Мои повелитель ответит на мою просьбу, после стольких поспешный обещаний, но я знаю, что он выслушает меня, а вас церковь — нет. А если моя просьба будет удовлетворена. Все изменится

— Вы уверены?

— Не могу ответить сейчас. Гонец будить идти неделю.

— Значит срок вам неделя. Что бы я узнал.

4

Король ушел. Минуты, вторая. Лицо Гренриха искажалась, у него не было ответа. Его голова работала, несясь по мыслям и памяти. Глаза то прояснялось, то в падали в отчаяние. На это так приятно смотреть, как он глупо выглядит. Его жизнь уже нечего не стоит, пока он не найдет ответ. И что за глупость король Конторино, что за падальщики, кто кого сожрет. Глупость, Мы братья, а братья друг друга не убивать. Мы просто возьмём город и все. Таков был приказ Императора. И тут Генриха осенила, но вместо отчаяния в глаза появился страх и его руки затряслись, как странно, видимо вспомнил свою жену и детей. Какой он странный. И он заговорил, опустошенно и тихо.

— Господин Мри, я зная что вы отличный воин, прекрасно владеете лошадью и то что я попрошу, будет для вас оскорблением.- даже не смей! Его голос становился сильнее. — Вы единственный, друг, которому я могу это доверить. — он обернулся ко мне. Опустошенный, но в голосе появилась уверенность, сила.- Вы должно передать письмо мой жене в Гиже. До него налегке можно добраться за неделю, но через Тиринию. — это слово вызвало ненависть. — Я попытаюсь дать вам время, но молю вас. — и теперь с полной увереностью, словно тех минут отчаянья не было — Только вы можете в одиночку перебраться через пустыню и переплыть через залив Тира за столь короткое время. Это нас спасет.

Злоба окутала мою голову. Меч так и просится прорезать ему горло. Все нутро жаждет этого. Посыльный, как он смеет! Но его глаза видят, он что то понимает, он видит того чего не вижу я. Как мой брат, но мой брат велик, а он ничтожен. И как Император может ему доверять, как все сложилось, что мы ему проиграли. Неужели эти глаза видят путь, а мы нет. Нет, нет. Я знаю, брат знает. А это нет, его глаза закрыты и окутаны мраком. Но они ведет Императора Кезаря, они его слова и дело. А значит…

-Пишите письмо, я подожду снаружи.

5

Пустыня. Бедный несуразный пейзаж, время и мир исчезает в нем. Дни постепенно пропадают, жар, иссушающий суть человека, свет, затмевающий все. Конь, ели живой, ползет по ней, он умрет. Ему осталось не долго, но Я спешить, нужно быстрее добраться туда. Как ужасна природа в летнею пору, но все становится хуже осенью и зимой, словно издеваясь, земля накаляется и горит, словно сам ада, где жарятся в котлах самые жуткие грешники. Нет, надо спешить, день еще день. И там будет море, соленый ветер и жуткий порочный город — порт, Тириния.

Глаза бегают, требуют воды. Рука делает рывок. Мгновение, другое. Нет ничего. Я смотрю назад. Я один. Где слуга, где все. Где я, еще недавно я шел впереди огромной колонны, сотри и тысячи воинов, слушали мой голос. Я был на вершине, а слуга, улыбаясь, быстро и аккуратно подавал мне воду. А сейчас, я один. Слуга мертв, не выдержал жары и открывшихся ран. Бедный Черн, за что так бог поступил с тобой. Ты служил верно и предано. Никогда не врал и делал все что мог. А сейчас песок окутал тебя и ты уснул в нем вечным сном, без могилы и панихиды. И мой разум просит, умаляет. Не иди за мой, не преследуй меня за это. Тут все застыло, холодный жгучий ветер дал опомниться моей голове, в далеко, невероятно далеко, Виднелось, синея, гадь море. Великое могучие море. В безумии иль в разуме, я погнал лошать так, что она полегла на полпути, и оставшийся путь я бежал. Час, мимолетный час я наслаждался утреннем бризом, а затем осмотрелся, и вдали увидел его. Город воров, убийц, пиратов, Тиринию.

Если Иницэо лишь излучал поганость, и был не так сильно искревлен торговлей. То Тириния горела, пылала ложью, обманом, богохульством и торгом. Сотни кораблей плывут и маячатся в уютной гавани, кто то покупает, кто то продает, кого то покупают или продают. Место что оставил бог, где свершается богохульство в наши дни, разврат и содомия. Проклятый город Рабов, я все еще не могу понять, как церковь не уничтожило его.

Идя по нему, видишь лишь трущобы, развалины прошлого в несуразной обложке настоящего, где рабы продаются, кто то севера, кто то с юга, с большой черной борой или полностью лишенный волос, есть даже очень странные лица, словно лишенные глаз, но они не раба, а восседают как богачи. Какой позор, какое унижение быть здесь. Надо идти, стремится вперед, найти корабль идущий в Гизу, такой же паршивый город. Лишь одно его спасает, там нет рабов и их торговли.

6

Дневник помощника:

Первые дни весны, лед с реки спал, капитан направил наши две ладьи на реку Дин, верховье прошли плохо. Две недели голодали. Двое не выдержали, трое попытались сбежать, двух повесили. Улов не большой, две туши.

Середина весны. Капитан не доволен. Кричит, терзает, добил последнего. Улов убили, виновных наказали. Подвесили на сол нце запикаца, один сжарился. Другой ели живой, положили в трюм.

Конец весны, начала лета. Улов большой. Шестнадцать туш, крепкие и красивые. два мешка серебра, перехватили гонца. кто то говорит что это был царский подарок Тати, капитан решил не испытывать судьбу, уходим в Тиринию.

Небольшие проблемы с Казахами, запросили больше обычного, что то знают. Не решили их резать. Заплатили. Капитан не доволен, злой, кто то упустил три туши, виновных нашли и наказали. Ни кто не выжил.

Середина лета. Капитан решил ждать конца лета, туши подорожаю и обучатся, да и с восток привезет свои сокровища, больше получим. Серебро и правду было подарком Тати. От него пришлось по дешевки избавляется, но уже получили больше чем в тот год. Двое сбежали. За двенадцать тоже не плохо, получим. Но капитан не доволен, как всегда.

Конец лета. Туши все проданы, новый товар, практический загрузили. Капитан доволен. Его не ищут, нет проблем, только слышны слухи, что Тати пошли войной на те Земли, от куда прибыли с плаванья. Это нас не волнует. Тут еще туша, нет, человек решил с нами плыть. Платит много, на вид Брат, но что он тут делает? Видимо сбежал. Капитану нравится, все время с ним. Команда рада, кто пьян, кто то траву набил в рожу. Плыть не долго, но опасно на одном коробле, второй остается, парням повезло. Море Тир некого не жалеет. Ураганы и тайфуны появляются там, словно из неоткуда. Море что между собой моряки зовут Смертью.

На вид, туша человек довольно сильный, лицо противное, исковерканное болезнью, на голове волос мало, глаза странно добрые, но излучают какое то невежество. Одет просто, но много вещей было принесено за ним, там доспехи и оружие. С м капитаном они быстро нашли язык, да и команда его приняла. Разговоры были о чем то нейтральном, о женщинах, море. Ни кто не произнес слово о наших делах. Капитан доволен. Завтра выходим.

Море бушует. Черное небо окутала нас так быстро, что многие не успели опомниться. Команда в бреду и панике молниеносно гребла, несясь от бури, что повергла нас в пути, обратной дороги уже не было. Она забрала троих, трое гребцов до того как мы вышли из нее. Гость спокоен, но нахмурился, его мысли чем то омрачились. Кто то вякнул о наших делах. Капитан готовит команду выкинуть тушу. А он что то делает со своими доспехами, надеется на них.

Мы…( все в крови)

…

Утро, безоблачное утро, тихие спокойные волны накатывают на далекий берег. Холодный ветер, солнце, что лишь показывает себя. Медленно, но верно ладья походит к берегу. Нет ни криков, ни воплей капитана, ни веселых и задорных шуток команды, тишина. Глаза закрыты, как приятно, как хорошо. Чувство справедливости и верного пути окутало душу, как замечательно. Небольшой толчок, корабль остановился. Жалкая трясущаяся рука тянется ко мне. Я открываю глаза, передо мной низкий, худощавый человек, с большой головой и несносно кривыми ручками, и как он, стал помощником их жестокого капитана, я не знаю. Знаю только, что считать и служит, он может хорошо, а значит исправиться тоже. Смотрю на него, нет, не в этом дело. Они похожи, все из за этого. Я спрыгиваю с корабля, он следует за мной. Его тело в крови, он нервничает и в страхе что то бормочет. Он понимает и боится меня.

— Бойся, торговец жизнью и молись богу. Ибо только службой ты заслужишь прощение. – он безумном страхе трясет головой, не смотря даже в мою сторону. — Тебе повезло, что мне было лень выкидывать трупы.

И я пошел, туда где был порт, где была жизнь. В Гизу, до нее полдня пешком. Он немного качаясь следовал за мной, неся все что я сказал, все мои вещи, деньги. Но не тронув поганую собственность.

7

Каменная стена, а с нее не сомкнув глаз смотрят воины. Их доспехи стари и громоздки, их теля тяжелы и неподвижны. Они вечно стоят и следят за пустыней, за врагом. Как сильна их вера, как несокрушим их путь, что ведет нас в будущие, они те кто дал нам жизнь, дал нам веру. Но имена их забыты, как все кто погиб, убит проходя через пустыню и бушующие моря. Лишь их образы остались навеки и имя спасителя, сына божьего. Город, великий город. Умирает от торговли и безбожников. Они слоняются туда суда, руша могучие стены и прошлое ради денег, славы и мерзкого себя. Если лишь порт был таким десятки лет назад, то теперь вес город превратился несущийся толпы. Одно радует. Храмы, молитвы в этом городе слышны, голос пастыря несется через толпы и заставляет мою душу вдыхать свободнее. Тело словно летит, ищет тот дом, улицу, где живет женщина, что породнилась с ничтожеством. Я слышал о ней. Много чего говорят о северных женщинах. Кто восхваляет их красотой. А кого то пугает их хладнокровная жестокость. Несносный дураки, как можно боятся женщин и как можно любить высоких мужеподобных баб. И вот глаза поймали дом, нет дворец, куда стекались все богатые женщины, мужчины. Один из домов Гренриха Грея, его поместья для отдыха и видимо сегодня там состоится праздник в день Конца лета, в день, когда наши предки добрались до этого города.

Гигантский дворец, через него не пройти, как он обманул, как лжив был его язык говоря о скромном доме. Несутся люди, текут толпы, веселье, музыка, роскошные платья проносятся мимо меня. Я вхожу за мной, идет слуга, он не понимает. Бью ладонью по его дурной башке и говорю.

— Жди, глупец.

Он вкапывается и произносит

— Понял.

— Нет, не понял. — хватаю за горло и смотрю в лживые несносные глаза — «Да, Милорд» — вам ясно жалкий торговец жизни.

-Да, милорд — Прохрипел он, я опустил его тонкую шейку и вошел. Толпа шла, не замечая этого. Музыка играла и неслась вперед, ужас застыл в его глазах.

Дворец пылал красками, роскошные девы несли свою речь, прекрасно одетый слуги и весьма неуместными господа . Как противно мне было смотреть на их лица исковерканные бубонными груздями. Но некоторые в этой толпе уродов додумались скрыть свое лицо под слоем серый пудры. А самые умные надели парики из конских волос что привлекало некоторых недалёких женщин. Все равно это выглядело противно. Женщины были прекрасны, каждая, их роскошные платья, словно цветы, неслись через вход, а служанки, одетые просто добавляли контраст и возвышали своих дам. Некоторые из них одевали маски, что чаровали кавалеров.

Я подошел к служанке, которая стояла, в дверях прекрасного дворца и приветствовала благородных гостей. Ее страх окутал все лицо, но мой голос и шар слегка, а может полностью успокоил нервы служанки. Увидев то, что я не представляют опасность, я повторил вопрос.

— Леди Грей, мне нужно передать письмо от ее мужа. — я показал печать.

Ее глаза слегка испугались, тело занервничало, молодое сердце забилось все быстрее и покраснев она ответила.

— Сейчас она, Леди Грей объявит начала праздника, и после этого неприметно я ей доложи, ждите здесь — и в толпе прекрасных дев она исчезла, оставив меня одного у входа в зал двери закрылись, музыка, словно исчезла. А люди увидев меня, попятились назад. Осознавая, что зал полон и больше в этот дом никого не пустят. Секунда молчание, я словно слуга, какой то. Рука сжалась в гневе.

Тишина. Улицы опустели, многие скрылись в домах и дворцах где еще принимали гостей. Музыканты перестали играть, все сердца ждали полудня, как прекрасно. Ведь в полдень зазвенит колокол, последней день лета будет в пике, и именно в это минуту, мгновение наши предки, верные богу прошли тяжелый путь и нашли здесь счастье и братьев. Звон, он оглушает, счастье окутало душу, я словно попал в то мгновение, в то время.

Вот они бедные несчастные люди, иссушенные пустыней, людскими страданиями, предательством и ложью. Они преодолели все , примирились и приняли себя- простыми людьми. И за это Бог посетил и возвысил их, даровав им великие знание. И в этот миг, все сомневающиеся, либо отреклись, либо признали свои неправоту и решили искупить свой грех оружием. И как они прекрасны, как сильны и могу. Они великие воины и достойные братья.

Тишина, где то вновь заиграла музыка, зазвучали аплодисменты, крики радости и счастья. А во дворце Грериха зазвучал голос, Сильный женский голос. Он словно проникал в мою голову и очаровывал душу. Я наслаждался ее чудным голосом, хотел войти, узнать чей он, но не мог. Здесь я всего лишь послушная птаха, что принесла послание и сидит в клетке, ждет ответа. Как же я его ненавижу, как все это лжива. Зачем мне это, все. Ради семьи, ради себя терпеть унижение того кто лишь нас всего… нет. Нет их, как я мог забыть, что он псина этой Змеи. Руки сжались сильнее. Они виновны, они лишили нас всего. Хочу убить. Нет после, все после похода. И тогда не только он лишиться головы, но и лживый Император!

Шорох, аплодисменты, дверь открылась. Слабый пискливый голос сказал:

— Я провожу вас к другому входу. — вышла маленькая девочка. Не красавица, не уродина, большие черные глаза смотрел на меня. Я лишь улыбнулся. Она испугалась. И быстрыми маленькими шажочками выбежала из двери. Я пошел за ней.

Она вела меня из двора. Слуга удивлённо смотрел на меня и резко взял все вещи уже пошел за мной. Но я остановил его рукой, что ударила его.

— Жди здесь. — он остановился.

Маленькая девочка удивилась. Она была одета богата, словно дочь купца. Но почему она боялась меня, я не убью дитя. Она бежала, не замечая моего добра. И вот мы у двери. Она стукнула два раза, пауза и еще раз. Щелчок, дверь открылась, девочка разрешила рукой войти, и мы вошли во дворец. Служанка что меня встречала сразу же исчезла и мы с девочкой пошли по темным коридорам.

Она словно кошка, быстро и не заметна испарялась в этих коридорах, но ее головка появлялась из угла показала пальцем идти туда. Несколько проходов позади, темных жутко старых, дворец видно много раз перестраивали и эти проходы стали служебными или они были такими все время . моя спутница словно все видит и все знает здесь, идет так уверено, как будто для нее это повседневно. И вот у небольшой двери мы остановились. Вновь жестом попросила меня подождать и прижала свою голову к двери. Недолго так постояв, она достала ключ и открыла дверку. Яркий свет ослепил меня. Оглядевшись, комната с высоким потолком, небольшой ковер, платья, гигантские зеркала. И свет, очень много света . Свечи везде, как странно, но больше всего привлекла детская кроватка. Девочка с радостной улыбкой побежала к ней. Она словно привороженная смотрела на спящее дитя. Почему меня привили сюда. И вдруг перед глазами появляется женщина, высокая фигуристая дама. Ее глаз черные, а зрачки светлый, дитя севера, нет. Жена Гренриха — Олига, та что по воли бога получила Северные земли и все его войска. На мги в голове пронеслась. Как прекрасна.

8

Миг, как все меняется. Лишь несколько секунд назад я написал письмо и отдал его Никольяну. А же сейчас, пара часов позади, пошли слухи, разговоры о том что я что то задумал, что то ужасное. Как всегда, люди не умеют держать язык за зубами, это не плохо и не хорошо. Что поделать если люди желают знать правду. Да, надо играть на этом.

Время, тянуть время. Неделя, как мало, как ничтожно. Контарина знает, как поиздеваться и заставить меня, как змею вертеться на сковородке. Как же я ненавижу столь жестоких королей. И все равно же даст мне еще одну неделю или месяц. Я не сомневаюсь, ведь я находил ключи даже к своему отцу, не то что к нахальному, жестокому тирану. Это пустяк. И слухи в этом помогут. Ведь тираны боятся двух вещей — смерти и людей.

Путь всегда забирает людей, десятки больных каждый день. Ничтожно в мги, но каждый день, каждую неделю люди исчезают в болезненных воплях и поносе. Из тысячи наших людей, дисциплинированных, надежных сотня пропала в пути. Тирн, даже бедный Тирн подхватил бубню. Несчасный бедный человек, все тело в этой гадости, но от куда она попала на него. От пустыни или несчастный попал в миазмы демона. Но беда одного, путь для другого. Бедный человек, бедный братья.

Ночь, короткая ночь, алый рассвет. Личер с бледным лицом слушает меня. Руки словно трясутся, глаза в гневе, но лишь мой голос звучит и он слушает.

— Выполни все и вернись как можно быстрее.

Молчание, его язык исчез, все в голове пропала. Но он знал что единственные слова он мог сказать ;

— Да, милорд. — я услышал.

Быстро он исчез, не сказав и не опустив свою голову. Он выполнит приказ, но не вернется. Сам виноват. Я не просил идти за мной. Сами решили пройти весь путь, так идите до конца и сложите свои головы ради меня. Глупые братья.

Неделя шла концу. Мои люди не шли, а ползли, от ужасного зноя и холодных ночей. Лето кончалось, солнце словно проклиная эту землю становилась горячее, а месяц холодил землю. Люди не могли терпеть это, спать было невозможно и в их сломленные души вселялись демоны и сводили их сума. Мы не торопились, стойкость и знание помогали мне оставаться в ясном уме. Но даже мне демоны дали знать о мой главной ошибки. В какой то миг я увидел ее. В секунду я испугался, тело перестало замечать сон. Я смотрел на нее, она была все та же прекрасна, и все так же мучилась, страдала в ту последнюю секунду. И этот смех удар в мое ухо, ужасный смех. Я не хотел на это смотреть, всей своей волей я заставил закрыть глаза. Они закрылись, смех исчез, я медленно открыл глаза и увидел человека, не ее. Он был одет красиво, белом мешковатом плаще зарывающим все тело. Его глаза устало смотрели на меня, а рот говорил одно и тоже;

— В Ока по слухам чума, Контарино просит все на совет. В Ока послухам чума…

— Я понял, веди к нему. — Все исчезло, лишь цель осталось передо мной.

9

Если последний раз, когда мы собирались все лорды и важные лица семей были в приятном настроении, виднелась сладость будущих признаний. Жажда славы и причастность к великому освобождению. А страх врага угасал при памяти присяги. То теперь, люди гнили изнутри и пороки проникали через их глаза и рот. Ликрин явно поносил Контарина, и божиим словом проклинал тот день, когда согласился идти с ним. Миколон — смотрел на меня как на шавку, что случайно прошмыгнула в палату, и ее нужно зарезать, пока она не забралась на его любимую породистую суку. Конторина же просто смотрел на меня. Его преодолевала усталость и страх. Бубня не трогала его прекрасного лица, и жестокая судьба предрешила что ему суждено умереть в постели задыхаясь кровью. Это предсказание было известно всем. А страх Бубних его тревожил больше всего в жизни. Ведь в последний миг этой ужасной болезни люди задыхаться в крови. Я решил взял слова, как все в лице изменились, готовились убить меня, за эти слово первого.

— Думаю мы …

— Заткнись- Миколон крикнул во все горло — Низам нет тут слова. Контарин, — учтиво обратился к нему, Ликрин был в гневе, но промолчал смотря на меня — прошу.

Все молчали, он смотрел на нас, он знал что во мне были мысли задержать его или остановить. Божий промысел даровал ему ум. Но страх умереть, безумное влечение судьбы отразилось на его лице. Он нервничал, в тайне молясь на ложь бежавший людей из Око. Нет. Он видел честные глаза бегущих. Они видели труп, как его не видеть, ведь он был на центральной площади. Он умирал от этой болезни. А затем еще двое в переулке, закоулке. И вот кто то паникует, бежит из проклятого города. А кто и правду, не замечая всего, вдыхал миазмы демонов, заболевая и вскоре умрет. Бедные люди, не верующие. Их бог простит за борьбу, за их мучение, ради великой цели. Ради страха на лице Контарина.

— Люди бегу из Око.

— Люди всегда бегут из разрушенных городов.- поправил Миколон

— Да, но судьба принесла в этот город еще и Чуму. — никто не произнес ни слова, ни обвинение. Все боялись правды или лжи что принесли люди.

— Город надо окружит. — Ликрин — Никто не должен сбежать из него. Пока не поздно. «Бог помилует праведников…

— …А грешники получат меч» — продолжил я паству.

Все молчали. Святые слова мог сказать любой.

— Нет, — Контрина смотрел на меня. Он понимал что я хочу, что хочет бог. — Болезнь должна сгореть. В городе не должно быть демонов.

Эти слова сулили споры, крики, интриги. Но произнес их Король, тот кто выше нас. И лишь Ликрин, ненавистник и враг произнес слова против, но не более.

— Не смеем мы сжигать Святой город!

— Он пал как Муссулани взяли его. А болезнь подтвердила это. — он смотрел на меня, он видел что я жажду этого.

— ТЫ Глупец! Негодяй — В гневе и ужасе молвил Ликрин — Он, это шавка, ты не понимаешь! — он пальцем указывал на меня.

— Понимаю, но судьба решила все… — он посмотрел на меня, своими голубыми глазами и искал то что я уме обещал- Все же та сумасшедшие сильна на тебя повлияла.

— Не смейте оскорблять мою мать! — Сильно принежая гнев, придавив губы произнес я. Все это слышали, но никто не дал виду. Зная что я и мои люди будут нужны для праздника огня.

— Город сгорит, все там умру. И затем мы войдем в него.

— С нашими людьми это займет недели, месяца! – сказал Миколон. — а когда узнают, что мы сотворили,- в его глазах появился ужас — поход отменят.

Он смотрел на меня. Он понимал, что это потянет время для моего ответа.

— Что же, пусть будет так. — глухой немой язык Контарина произнес эти слова. Его глаза ужасались будущего, но все это ради родины, своих земель. Он готов стать монстром.

Нет, нет. Вы не понимаете, все глупцы. Путь мы пройдем. Как бы в ненавидели меня, как бы святоши не лгали вам. Бог на моей стороне.

10

Контарина, из рода Центора. Как ты мог пойти на эту глупость. Город, прекрасный город. Он был цел, муссуланы его не жги, стены стояли, лишь его защитники весели на стенах. Видимо россказни беглецов и паникеров их яркими картинами пожаров и убийств был их надуманной фантазией, лишь казни пугали их. Люди словно не заметили их пришествия, их странного пути. Тогда бог не простил им их поступка для спасения. В городе объявилась чума… Гренрих. Его зеленые глаза, острый нос радовались, ликовали. Паршивая улыбка, на ней все читалось. Да, и что? Мы обо знаем для чего мы здесь. Он что бы сжечь город который предал его мать, я что бы получить армию. А те лорды, серы, для чего они… их лица не понимают всего, но их глаза видят наживу, жажда славы и богатства. Ведь они знают мое слово. Да слова Короля- Город должен сгореть, он проклят. И уже не важно что там на самом деле произошло, они шли суда за кровью, убийством и прощеньем. Но последние пункт поменялся, они получат то что заслуживают. Особенно в этот день, последней день лета.

Колокола. Да. Великий день, праздник, люди рады. Ворота наши, нас пускаю как спасителей. Все рады, веселы, трупы снимают. Посол города объявляет благодарность. Я держусь подальше, он не понимает. Мои глаза в ярости. Гренрих подымает руку. Его воины хватают его, их ножи остры и прекрасны, посол не понимает. На его шее появляется небольшой надрез, в глазах страх и непонимание. Я смотрю на него, на нем небольшие пятнашки возле рта. Точно, бубня.. бубня!

— Сжечь это! — Указываю на тушу. Мои люди берут его и уносят. Я смотрю на Гренрих — что же, все будет намного проще. Недели хватит.

Он улыбается.

— Да. Ответ придет как раз к закату седьмого дня.

— ты уверен?

— Я знаю. — он улыбался улыбкой фанатика, безумного фанатика что добился свой цели.

Люди, добрые надежные и верные. Они всегда видят свет что несет для нас бог. Лишь демоны нам закрывают глаза, лишая нас хорошого и принося злобу, отчаяние и унынье. Люди Око погрязли в уныние, их отчаянные слова, когда на них нападали они, были все в злобне, лишаясь всего человеческого, превращаясь в животных. Я это знаю, я был таким в миг самого темного дня для людей и меня. В тот злополучный день когда я потерял любовь всей жизни и лишился права быть отцам. Я помню все до малейший секунды. Животный страх потерять дитя, отчаяние и безысходность момента и унынье после содеянного. Нет. Я прошел все это и стал тем кем должен был. Лишился недостатков и пошел по пути что верила мне судьба. Мама, я все совершу. Мир увидит твою истину, твое пророчества. А Око падёт, за преступление против своей дочери. Пусть они горят, безбожник и еретики!

11

Утро. Мы с друзьями ведем стадо обратно в деревню с ночной прогулки . Усталости нет, хочется веселиться и забавляться. Ликтор загоняет последнего быка, и в веселом настроение все решили пойти к местному дурачку. Подхватив пару красивых девчонок, пошли к нему. Он спит в сарае на отшибе деревни. Заходим, пахнет навозом и сеном. Парни усаживаются, девушки немного стесняются пока стоят. Как всегда, жребий упал на меня. Я трясу его и несу:

— Старик, а безумный старик. — Говорю ему, его седые волосы торчат по всей голове, одет в тряпки ,что принесли, а на ногах лишь мозоли. — Расскажи нам, ну расскажи свою историю.

Он просыпается. В страхе хватает руку и пытается ее оторвать. Я бью его. он приходит в себя повторяю.

— Расскажи , а то изобьём и выгоним . — он смотрит на нас. Шесть молодцов и три красавицы, он безумен, но понимает свое положение. И начинает свой рассказ.

— Не хочу я рассказывать то что сулит проклятья вам — в его глазах было безумия, страх, но рассказывать он умел, этим и нахлебничал. Девчонки подсели к парням, Инра, самая красивая ко мне, как тому кто устроил это представление, как того кого любит. – но вы простите. И моя воля ничего не значит, ведь только бог наставляет вас. Когда то давно, когда я был молод жил я в великом и могучем городе Око. Миллионы людей стекались к нему, богатый город на краю пустыни. Святой город несший свет и добро. — я смотрю на мою Инру. Слегка кривая улыбка, непослушные волосы и глаза что смотрят на меня. Я на нее. — и Вот несчастье пришло в его. Императора убили, язычники окружили город и заставили многих отказаться от своей веры. А кто не отрекался или сопротивлялся, вешали на станы. Город молил о спасение, кто то бежал, кто то оставался и нес это бремя. Я остался. Я тогда отрекся от бога, за это мне нет прощение…- мы целовались, неслись в потоке счастье и радости. Парни смотрели на меня и подшучивали над моей влюбчивости, я показал кулак, что поделать если нравлюсь ей, а она мне. — И вот язычники ушли, словно их и не было, не было тех долгих мучений и страданий, гнета и разочарования. В этот миг люди обрадовались, неслось счастье и радость по всему Око, но некто не благодарил бога, не восхваляли молитвы ему. И за это бог решил преподать нам урок, жестокий урок. — я решил посмотреть на старика, в безумных красных глазах виднелось какая та истина. Я решил слушать внимательнее, и сказал Инри;

— Давай послушаем — и на ушка — сегодня у речки будет так красива. — Она улыбнулась, и грива покачала головой.

— Мы не понимали, первые дни не осознавали всего греха. И только когда Люди нашли Бубнового в центре города. Появился страх. Страх проклятия. Я тогда сразу понял что мы натворили, и готовился принять судьбу. Стать священником за свое отречение. Но именно в этот миг в город пришли Демоны. — в его глазах пылал страх, гнев и ужас, руки показывали все, взрывались от неутомимых и несуразных движение, ноги тряслись, белые волосы встали дыбом. Все в этот момент ощутили его страх. Всех он заворожил, хоть это было и в сотый раз, как он рассказывает.- Они, красные, черные, с рогами и без , начали резать, насиловать, жрать всех и все. Их железные тела словно пушинки неслись и сметали нас. Убивали все — Женщин, детей, стариков и старух , всех до кого доберутся. Порой они брали девочек, маленьких девочек и издеваясь насаживали их на пики и несли как знамена. Маленьких мальчиков они растлевали и резали на глазах отцов и матерей. Огненные дымящие пушки не промахивались и разносили все на своем пути. А кому повезло, демоны ловили и сжигали в собственном доме с женой, которую очаровывали на его глазах, а затем отрезали руки и ноги. Кто хотел жить бежал, как можно дальше, как можно глубже в город, в крепость, ведь ворота и сены закрывали нам выход из их лап. Но они огненным дыханием своих коней сжигали каждый дом, каждую улице, и неслись все дальше и дальше. Со всех сторон прижимая нас к реке. немногие выжившие молили бога, просили прощение. Но бог не пришел, пришли четыре всадника, всадников Конца. И все как было написано.

И одним дыхание произнес каждого;

Чума — бледный, болезненный с бубновыми наростами и на белом больном коне.

Война — Рыжи гигант с безумной улыбкой несущей разрушение и боль, на большом ели державшем его такого же цвета коне.

Голод- Небольшой человек несший смерть всем лишь своим взглядом на гигантском вороном коне.

Смерть — Исхудалое тело, кости несущие конец всему миру, шло позади на бледном коне.

Они смотрели и радовались. И вот Голод поднял руку, и демоны начали скидывать немногих живых в воду, многие умирали от пик, другие от когтей, кто то искал спасение в воде, но по слову бога тонул. Я лишь молился и а ноги пригнул в воду. Сколько я был в воде, лишь ему ведомо. Но когда я очнулся, я был на берегу, далеко от города, от ужаса.

В этот самый миг ко мне прискакал славный воин на чистом коне. Он посмотрел на меня, изнеможённого, изуродованного и сказал; « Этого не должно было быть» и поскакал в город. Я не понял его, но ноги повели меня в город по его приказу. И когда я пришел туда, города, демоны, все исчезло. Словно и ничего из происходившего и не было. Я не знаю кто это был, кто из святого братства это остановил, и дал знать всем на вершине Святой горы…

Это было давно – заканчивал старик — и многое забылось. Но я не забуду то что мы натворили и передав вам все что нужно помнит. — Как чудно он рассказывает, но почему то, то что он наговорил, каждый раз забывается, не знаю даже почему. И тут мои глаза смотрят на Инру. Боже, вот почему.

Вера.

1

Какой странный человек передо мной появился. Одет -богата, но небрежно, волосы черные, глаза чуть светлы, словно в нем наша кровь. Но рост и лицо, типичный южанин, а смотрит на меня так, словно влюбился. И почему этот посыльный не преклонил голову перед богатой госпожой и не удостоверился что мы одни, ну в прочем неважно сейчас, важно первое письмо пришло от небрежного мужа, за столь длинный срок.

— Письмо, слуга, немедленно — эти слова его разозлили, глаза залились краской. Кипящий голос хотел, что то выразить. Он посмотрел на меня, на мою милую дочь с кроваткой, где был мой наследник. Руки сжались, противный, что то задумал, лишь посмей их тронуть, лишь попробуй их тронуть, выколю глаза. И пускай это будет последний моим поступком. Зато ты пойдешь за мной, стража все услышит и ты умрешь позорной смертью, на виселице. Он подымает плащ, дева, горящая дева… Паршивый Мри! Легкий смешок вырывается из за рта.

Ну рассмешил, дорогой, можешь же когда захочешь. Он берет письмо, крепко сжимая его. Я беру. Он говорит:

— От вашего мужа. — его глаза уже пылают, он хочет резать, убивать и наслаждаться женщиной. Как он смешон, но силы ему не занимать. Рука крепкая, тело, хоть мелковата для меня, но красиво — миледи Олига.

Смотрю на печать – все цела. Он не знает что там, может приблизительно догадывается о словах, но муженек мой противный и жестокий, ни слова о детях и жене, уж точно. Рука легко сломала печать. Почерк его.

« Дорогая Герцогиня Дли, Дочь Дли Гронича — О, что то ему нужно — как единственная наследница Северных земель — Глупый, как вы не можете назвать страной Плиной, так и мы будем ваши земли звать Южными — Поршу, как муж, Гренрих Грей, рука Императора и законный владелец этих земель – Владелец не ты, да не я, а бедная несчастная кузина — Собрать всех вассалов севера и оправить в Бриттон, мир требует резни и смерти. Это спорная земля станет такой же красной, как те бунтовщики во времена голода. Письмо привезет Мри, мне он нужен, дай коня и пусть несется ко мне резать и убивать еретиков и братьев в Око. О бог…»

— Какой же он фанатик. Пол листа хвалы и молитв богу. — Боже как он смог дать мне сына? Все еще удивляюсь.

— Простите? — слегка удивлённо спросил глупый Мри. Ах, да… Его пророчество требует его. — Что значит фанатик? Он. Богохульник Грей, он отрок церковь, слово божие. — Как же он смешон. Верный слуга церкви, войны короля и род предателей, продавших свои народ. Паршивые Мри.

— Церковь- да, бога- нет. Он из этих … как у вас это назвается … не помню… — боже, у нас это просто, у них это белиберда- говорит муженёк такие вещи… что вера превыше церкви, Око и Папа сгорит, Братья умрут, священников повесят, свет прольется в глаза паствы, вроде даже себя называл Пороком, … — его глаза удивлённо смотрели на меня, в лице появилась ужас, страх, гнев о чем то задумался.

— Секта Линирона — Кекрины.

— Да, точно секта, все же у нас это просто называется, не даром ты запомнил.

-Ты шутишь? Эту секту полностью сожгли, всех, всех до единого, мой отец лично — в его глазах появилась мысль, ужасные заключение и выводы — боже…

— Не бойся.- он смотрел с ужасом — я дам тебе коня и ты вернешься к нему, резать братьев и еретиков. Он так написал- рука сама показала письмо. Как же смешно смотреть на предателя и видеть его отчаяние, какой дурак передо мной.

Что это. Как эта секта жива? Отец, почему. Ты же лично отвел последнюю сектантку в Око, ее сожгли. Имя? Как ее звали? Что за род скрыл ее, ведь имя не назвалось, да. Да, только паршивые дворяне второго сорта скроют свою причастность. Да, мой отец некогда не тронет ребенка. А Сектантку спалит с наслаждение, в ее родном городе. Ведь точно, Его мать была из Око. О боже, вот почему он хотел туда, вот почему он не возражал нашему пути, а даже радовался будущему. Нет, нет. Он не смеет, не посмеет убить братьев, город, ради чего? Пустых слов, пустой веры в нечто. Его путь не освещен, нет ничего на нем, лишь безумия. Но слова; « Убивать еретиков и братьев в Око.» Это точно написана. Так Контарино знает и понимает все безумия Гренриха. И не отказался от всего. Церковь, лишь церковь не знает. Это обман, предательство веры. Нет. Нет, надо остановить. Убить предателей, убить все безумия. Я смотрю на одно ее продолжение. Женщину с прекрасным голосом и телом, но с прогнившей душой, ведьмой. Моя рука требует убить ее, убить все ее поганое потомство, но нет. Дети, детей нельзя. Она еще смотрит и смеется. Рука, о рука я прошу возьми меч. Почему не берешь, она заслуживает это, все они заслуживают. Я смотрю на нее, она смеется, боже какой у нее смех. Рука не подымается. Слабый звук вырывается из моего рта;

— Мне нужен в Око, Срочно, я должен…

— Не остановишь, но бери — И с улыбкой крикнула — Стража –вошли двое — Дайте ему еды и коней.

— Мне нужно срочно – ели сдерживаю голос от ужаса и отчаяния.

— Только коней, Кораблем я отправлю ему ответ, но не вас.

— Что? Вы то же сектантка? — рука легко взяла меч.

— Нет – рука замерла, стража готовилась атаковать — Всего лишь верная жена дурака. — рука не вынимала меч. Почему? От ее голоса, от ее слов или от ее красоты. — только коней, скачи быстрей, либо ищу корабль сам, все равно не остановишь безумца. Стража — уведите его от мои детей и меня. — и стража взяла меня, вся сила словно исчезла или ее не было. Словно был куклой для нее, а они убрали меня, как надоевшую вещь.

Нет. Нет, брат. Прости. В руках появилась сила, опрокидываю одного тело, беру меч и режу горло второму. Первый не еще не сообразив уже был проколот насквозь. Рука и глаза нацелились на Олигу. Она защищала детей, глупая создание.

— Корабль, тварь. — твердый бездушный голос прозвучал из моих уст. — Немедленно готовь мне.

Она стояла перед кроваткой, убрала за себя дитя. Осмотрела меня свет свечей озарял меня, перед ней был другой человек, нет, не человек, а орудия совершающие правосудие и стремящиеся к спасению. В этот момент ее глаза испугались, огня стала слишком много, с этим уже не поиграешь, не затронешь чутким милым голоском, красивым телом. Оно выполнит все, ради спасение души, не своей души.

— Корабль, приготовь мне корабль с людьми, иначе твои дети — она потянула к ним руки — лишаться рук, ног, глаз. Ясна.

— Сегодня — в ее глазах была ненависть и злоба — ты уплывешь, Тварь.

Я решил уже убрать меч. Прости, брать. Это мои слабости дали ей возможность играть мой. Она уже начала протягивать свои руки в знак согласия, старый обычаи Северян. Нет. Больше этого не повториться. Рука все же подняла меч, срубив ее кисть.

— Жду — обезумевший от боли она упала, вопль прошелся по коридорам, но гости были заняты праздником и музыкой. Малютка подбежала к ней, что то делая с рукой, она не понимала что дела не в руке. Ее глаза горели ненависть и злобой. Безрукая же кивнула в знак согласия и терпела боль, на ее лице злоба переменилось в страх.

2

Выйдя из комнаты, перед моим лицо были пики. Еще двое стражей. Как странно, почему их всегда так мало. Удар, голова легко уклонилась, а меч врезался в плоть. Нет доспехов, лишь глупые неуместные шлемы, почему всегда так. Я легко мог зарубить и четвертого, но крик из ее норы.

— Не трогать, лишь сопроводить к конюшне. — Стражник остановился — И срочно — приведите управляющего.

В лице стражника был гнев. Видимо пару друзей он потерял от моей руки. Но слова госпожи Олиги и страх был сильнее. Трясущимися руками он убрал свою пику и показал мне путь. Конюшни были прекрасные белые кони, их видимо заготовили гонцам, ведь пустыня не щадит никого. А вера в белого коня, прошедшего пустынею видимо была сильна в семье Грей. Как странно, почему тогда он выбрал черные, цвет востока. Прождав минут десять, притащив свое недоразумение. Я ждал, слугу был, как не странно за столь короткое время это ничтожество потерялась, и кружилось возле домов. Ему было сказано стаять, а он куда то ускакал. Боже, Черн, как тебя не хватает. Прости, прости.

И вот когда моя рука устала, появился человек, одетый богата, но всем видом, жестами и манерой — был слугой. Ничтожное лицо боялось, пресмыкалось, ждало моего слова — это управляющий, жалкий, стремящийся к деньгам, ничтожество. Покорно смотрела на человека, ели живого, униженного и видел знакомые черты, но не признавал их и бурями промчался к приказам:

— Господин — начал он нервно и страшась — корабль будет готов к утру. Так?

— Да, так — начал он – оправляйтесь …

— Корабля не будет — хриплым голосом вякнул, мой слуга — людей нет, капитан мертв — Доминик.

Управляющий ужаснулся, он протер глаза и с ужасом узнал моего слугу.

— Тиль, что с тобой, что ты тут делаешь! ? Что с Капитаном!?

Слуга усмехнулся и бес сознании прохрипел:

— Плачу за грех. Брат. – и упал на гряз, мочу и говно здешних лошадей. Прекрасное место для сна для барышниками жизни.

Тем временем я посмотрел на дворецкого.

— Корабль. Кони? -Он смотрел на своего брата. Ему было больно, ужасно больно за него. Как я понимаю его, но он должен ответить. — Когда!? — этот вопрос слегка выбил из транса управляющего.

— Корабль. Наш корабль будет готов — минута молчания — к следующему утру. — его глаза забились слезами. Его руки сжались в кулак, но его худощавые ветки и тело ничего не могли сделать и он это понимал.

-Хорошо. — моя нога полетела в тело

— Тиль — вышло из рта моего собеседника .

— Что хотите сказать — Управляющий?

— Нет — в ужасе — Отправляйтесь в ближайший трактир. Люди Леди найдут вас…- в его голосе был гнев, боль и страх, но уже не за себя – коней забирайте.

— где ближайший

— Вот — указал на дом перед нами — за двумя домами. Комната уже готова.

-Хорошо. – я поднял ничтожество — бери их и следуй за мной.

— Да, господин. — он ели полз, но шел за мной. Я же гордой походкой оправился в этот захудалый трактир, пережидать день. А ничтожный управляющий смотрел вслед своему брату, брату которому подарил ему помощника капитана и быть слугой моим.

Ночь. Шум возле моей комнаты. Тихо и не спеша дверь отпирается. Входят трое, у всех в руках кинжале. За этими входит человек с мушкетом, дохлые руки, управляющий. Все наготове, ничтожество в упор вбивает дула в мою кровать. Выстрел, крик и боль. Трое начинают колоть в то что было на кровати. Оно издает крик и вопль. Доминик приказывает остановиться. Отбрасывает своих подчинённых и сбрасывает окровавленное одеяло. Передним его брат, он ели дышит, глаза ели живые и смотрят на своего убийцу. В этот миг, моя рука открывает шкаф, тихо не заметно для них достает городской меч. Ничтожный брат в непонимании смотрит на свою жертву, не верит глазам, ушам. Моя ладонь закрыла рот одному приспешнику, а рука пронзила его, нет. Кольчуга. Перехватываю и режу горло. Он вскрикнул. Двое других увидели меня, я был в доспехах, не парадном костюме. Но поняли это лишь когда ударили, и вместо крови, они услышали скрежет метала и кольчуги. Осознав безысходность. Они словно поняв, пригляделись и выбежали из мой комнаты. Глупа было думать что я не подготовлюсь, и буду ждать свою смерть покорно. Я убрал меч. Ничтожество нечего не могло сделать. Оно лишь смотрел а на умирающего брата.

— Твоя идея? — решил спросить его.

— Да.

— Госпожа знает.

— нет.- без сомнений сказал он.

— корабль?

— Ждет.

— Быстрее чем ты думал.

— Она жаждет, чтоб ты исчез поскорее из города и ее жизни. Поэтому торопила

— Я ей не понравился.

— Конечно. Моя госпожа ненавидит предателей.

Посмотрел на него с удивлением. Предатели. Мы!? Кого мы предавали… никого. Мы верные слуги Рейха и оставались ими с долгих времен… неужели она про наши северные корни. Они до сих пор думают о нас как о предателях. Удивили. Хотя о них я мало знаю.

— Ладно. — немного подумав, я отбросил его оружие. Оно лежало рядом с ним. — веди к кораблю.

— Его…

— Захоронишь, когда вернешься. Он заслужил прощение. — Прости Черн, прости. Ты заслужил могилы, а не как не он. Лишь годный умереть за меня.

Он встал. Без оружия, без памяти. Он просто вел меня к короблю. Корабль был большим и ждал лишь меня. Командир судна поприветствовал и хриплым басом сказал.

— Мы прибудем к реке через 4 дня. — он был высоковат, немного кривоват и без глаза. Команда того же типажа. Островитяне.

— Хорошо. Как давно я там не был. — На реке Хейд, где отец учил убить неверных и еретиков, и быть милосердным к детям. Где отец не смог закончить свою цель, не бойся, папа, брат, я закончу, еретиков, что сбежали от нашей руки не останется. Мы взошли на борт и корабль помчался в путь.

Краем глаза я смотрел на Доминика. Он стоял, и лишь когда мы отплыли достаточно далеко, он оглянулся и бросился в воды. Правильно, вам не светит приличных могил. Я поправил свой красную повязку со знаком меча. Знак брата должен быть всегда во время похода.

3

То что меня просили делать, было немного странным. Нанять корабаль ради одного человек, что бы он исчез как можно быстрее из города. И отвести к реке Хейд — Было просто. К следующему утру он был бы на месте. Но человек дал мне еще один мешок золота и сказал;

— Четыре дня, — легким словом сказал оно, человек в капюшоне — томи там, он не должен вступить на берег эти дни.

Я смотрел на него. Я не понимал, зачем так долго, глупа и невыносимо опасно в этом море.

— Вы понимаете, что вы требуете.

— Да. — промолчал — она требует. — О-о, ясно.

— Будет исполнено. – я поклонился ему — я ради нее. Все будет.

Человек которого везли, был странный. Без слуги, с безумными жестокими глазами. Он следил на каждым моим движение, словом, все время в доспехе, словно спал в нем. Это пугала команду, они даже посчитали что мы везем проклятого, считая что лучше бросить его в воду. Я смотрел на них, я посмотрел на золота в моей каюте, я вспомнил слово госпожи. Нет. Мое слово сильнее, пулю в лоб дурачку не жалко, и парочка проплывет через киль. Все успокоятся, все будут счастливы, и плыть с ним осталось пару дней.

Ночь. Все. Меняю курс, корабль плывет к Хейду. Он , наш гость, выходит из трюма. Смотрит на меня. Говорит:

— Что то долга она меня тамила…

— таков приказ, прости.

Утро. Кони слегка уставшие от вол и плавание, исхудалые ждали своего наездника. Она его ненавидит. Олига хочет его смерти, мучительной смерти. А он не замечает, седлает одну и галопом пошел, через крики и боль, страх и отчаяние бежавших людей из Око. Они жаждут спасение. Неплохо заработаем и на них.

Передо мной толпы несчастных верующих. Они бегут от безумия, от еретика с силой что не может остановить и армии. Исхудалые, измученные адской пустыней, несутся к реке , ныряю в нее воды и исчезают в ней, хоть и глубина ее в это время велика в это время. Кто то шагает в ее русле, жаждут спасение в проплывающих лодках. Некоторые бегут в Чумные города за рекой, и исчезает в дали и возможно, найдя там смерть. Но все с ужасом смотрят на меня, особенно на красную повязку со знаком брата. Их глазу пугает это, словно они забыли главный смысл этого. Символ защиты верных и гибель предателей, язычников и безбожников. Символ надежного и веры. А их глаза прячутся, скрываться с моего взора, бегут и прячутся. Дети, бедное паства лишенное дома. Нет. Так не должно быть. Этого не должно быть. Почему люди согласились на это невежество. Почему люди решили поднять руку на свою паству. И не кто не отказался, решив резать и убивать невинных… невинных, да они все невинны до тех пор пока рука Папы — наместника Бога не прикажет, ведь он рука бога. Или не Мой Король не скажет резать врагов… но мы же слуги императора, Змеи — императора! Да, боже да. И я согласился на это, одурманенный его красотой и величием. Я должен был быть там… я бы резал. Но почему я здесь и несу слова ничтожной госпожи ничтожному господину. Да, потому что я признал его господином. Это моя вина. Я должен это исправить и доказать свою не виновность. Лишь моя. И есть единственное место, где каждый уведёт мою невиновность, на вершине. Лишь там.

Сколько я проехал в этих думах. Не знаю, лишь когда я увидел пылающий город, великой город я вышел из прострации. Он горел, великой город, Святой город и там, словно издеваясь, весели наши влаги, наш флаг. Что они натворили — Они осквернили все! Твари, убожество. Как они могли. Они лгут. Не мог Папа разрешить это. Почему флаг нашей веры весит, словно мы брали его для нашего всеобщего отца! Почему Белый флаг с красным крестом везде на стенах! И в эту секунду, в этот миг отчаяния и скорби, боли и разочарование я вдруг осознал, что не чувствую жары. Мои глаза не смотрели на отражение лица, они не видели ужаса смотрящих людей на лицо. Я видел страх повязки, да, но что они видели в моем лице. Я повернулся к реке, вода была мутной, в ней плыл несчастный. Я не верю, не желаю знать. Все, этого не должно быть. Все это испытание. Я дотронулся до лица, маленькие капли кожи были там, где я их видел. «Жар пропадает, лишь холодный смерти лик преследует тебя» — неважно, я это остановлю. Хоть тысячи демонов будут преследовать меня до самой Гиены!

Город, был утоплен в крови и сожжён. Молит и взываний, к богу в нем нет. Люди, лишь мертвые люди. Сожжение, изуродованные мечем, копьем, пулей лежали в своей алой крови с гримасами страха и боли. Дети, взрослые мужчины и женщины, старики и бабки , не щадили никого и нечего. Дома, сгоревшие от огня или разрушение рукой, вели меня по тропе из камня, гари и крови. Где то огонь еще нес свою боль, порой он лишь искрил яркую сажу, что на глазу превращалась черную пыл и становилась все меньше и меньше, пока глаз ее не терял. Что было противнее всего, вода, так же не щадила никого. Река, старая река прибивала к берегу утопленников, разрубленные тела и куски гнилого мяса, что жрали рыбы. Я словно попал в древний город, что разорили неверующие. И словно издеваясь над нами вешали его флаги. Нет. Нет, не что не забыта и деяние и слова перед карай божьей будет всегда. И мольбы о прощении, милости. И как они горят в огненной геенне. Я все помню, я все знаю. Все предрешено и слова церкви будет исполнено. Рука не дрогнет перед тысячи. И пусть этим путем я добьюсь прощение для семьи, не для себя. Я надел шлем.

И вот передо мной десять первых воинов, моих воинов. Их клинки в крови. Лошади устали , а глаза изнурены собственным проклятьем содеянного. Все были с повязками братьям, они их не снимали, словно издеваясь над церковью. И вдруг голос:

— Еще одни выживший — выкрикнул главный, у него меч, вместо копья. — Убить.

И все девять помчались на меня в копейный таран. Медленно, ровно, словно молодая волна. И с каждым шагом они становились все ближе и ровнее, словно единое целое. Не многие конники могут так собратья и по приказу выполнить его. их было ровно столько что бы не оставить места в этой широкой улице для обхода. Но я не буду бежать или обходить. Рука взяло копье, а нога ударила по коню. Мы навстречу им. Расстояние становилось меньше. Они ускорили шаг, нет уже побежали. Мои слабевшие глаза искали самого слабого, они наши четвертого. Я погнал своего коня на него и четыре копья ударили меня. Если бы я не был Мри, я бы умер, но мое копье пронзило четвертого и конь промчался мимо остальных. Я остался в седле, их копья не пробили доспеха, а мое убила предателя и осталось в нем. Я взял меч помчался на их командира, стоявшего позади. Он не думал бежать. Он достал меч, и с холодным лицо ждал своей судьбы. Мы схлестнулись, его голова покатилась по кровавой улице, еще одна капля в этот котел пролилась .И тут перед моим взором появилось Великая чудо. Я помчался к церкви, стоявший уже передо мной, еще не сгоревший. Да, он точно там и богохульствует. Ничтожный Грей. Воины не погнались за мной.

4

Конь ели живой, нес меня в церковь, первую церковь, что была названа в честь людского воплощение, сына бога — Спартака. Того кто вел нас из пустыне, нес оружие для защиты невинных и воздвиг братьев и паству, уничтожив работорговцев и свору повелителей. Слава его будет вечной, а божественность непоколебимой. И эта церковь была воздвигнута в его честь, честь пути что он прошел, и принес себя в жертву на вершине Мира. И в ней сидит дьявол, ничтожество , возгордившиеся до слов божиих и исковеркав его слова, назвав себя сыном божиим, как все в этой секте. Воинов , братьев здесь не было. Они либо убить от рук наших воинов, либо сбежали, осознавая тяжесть греха. Ступени собора были окровавлены кровью и телами братьев, именно здесь Гренрих совершил самое злостное злодеяние. Начал убивать братьев. От сюдя наша тысяча пролила всю кровь братьев, кто еще оставался в городе, не понимания что за зло он совершил.

Я раскрыл тяжелый двери, руки начали неметь, боже дай мне силу. Мои помутнение глаза увидели распятие, три распятие. На их весели люди, кто то в рясе, монаршая особа и какая то старая женщина. Я знаю их, глаза слаба видят, но гнев Грея, как потерявшего мать был понятен. Епископ Око — Саливан тот, кто сжигал ее. Отдавший верхи правление — Король Линирон , тот кто отказался от своей секты. И Кекерина — та что отдала свою дочь в руки огня. Они все были связаны в этой секте, но если церковь простила их за сожжение своей паствы, она и он не смоги. И сейчас я смотрю на ошибки моего отца. Я должен это исправить. Мой враг молился богу, о, не оскверняй его. Все трое были мертвы и не издоили не единого звука. Я смотрел на его черную спину, символ востока. Зачем это было ему — я не знал. Минута молчание длилась долго, но она прекратилась лязганьем его доспеха. Он взял лежавший рядом факел пожег от свечи и бросил к распятию, там лежали доски и хворост. Он не желал оставить церковь невредимой. Церковь где было осуждена и осмеяна его мать. В этом я мог его понять, но эту церковь. У него не было права! Он смотрел на меня, и видел мою слабость даже через шлем и почему то разочаровался.

— Жаль — в его глазах не была гнева, ничтожества. — Вы больны и злы. Мы с вами уже не договоримся. Слишком рано вы здесь оказались. Моя жена не смогла вас задержать.

— Эта ничтожная северянка пыталась, но увы. — я показал ему на кисть — цена за ее поступок была преступна мала.- он улыбнулся, тварь — я подумываю после твой смерти заехать к ней и лишить ее ваших детей и жизни. — он усмехнулся?! Как он может!

— Не заедете. Вас ждет смерть. Мне хвать и вашей головы. — тут же набросился на меня.

Череда ударов, сильных, слабых неслась на меня. Руки держались стойко, и доспехи защищали от части неуклюжих ударов. Как только он оступился — руки сами начали наносить удар за ударом. Он парировал их, смягчал так что бы браня смогла их выдержать. Это уже не походило на искусство что мы показывали друг другу при нашем «махании мечем». Не было скупой грации, уловок. Тут была только сила и жажда убить. Лишь я замешкался, он нес свои удары, он выдохнулся, я несусь вперед. И что есть страдание , боль, раны. Мы их не замечали, лишь кромсали, резали до чего могли до тянутся. Огонь, несся по залу, дым слепил глаза, Дышать становилось все сложнее. Я отбросил шлем, он уже мешал, как и моему врагу. Мы смотрели друг другу в глаза. Мы оба видел одну и туже картину что будет после. Это не важно. Важно что бы я убил его. Я совершил правосудие. Мы оба знали что это не конец. Рука держала меч , крепка. Жара огня я не чувствовал, ничего не чувствовал . Лишь он мне важен. Лишь его голова теперь имеет ценность, как моя для него. Пустыня, жар, дорога, смерть все это не важна. Важна лишь его голова! И вот взмах…

5

Ночь. Тихо поскрипывает колесница. Мои мысли непрерывно заняты о тех несчастных что скоро умрут по моему приказу. Скоро Глори подчинится Папе, умрут тысячи, головы дворян будут весить над их домами, а войско мое заставит их подчинятся Церковникам. Как жаль мне Гренриха, как не понимаешь всю силу церкви, и как она нам необходима. Да, плевать. Тяжелый вздох, мои глаза смотрят на него. Мои учить своими старыми глазами смотрит в тьму.

— Вам больно?

— Нет. Просто поездки утомляют.- спокойно сказал учитель Грей.

— И это не связано с…

— Нет. — Перебив меня, лишь ему позволено это делать. — Я знал что этим он закончит. Его последняя глупая выходка, навеянная несносной матерью.

— Ну много он натворил — и я начал перечислять. В его глазах была печал когда я перечисливал. Единственный миг когда он был похож на отца — … незаконно женился на крестьянке.

— Не продолжай. — он закрыл глаза, как ему больно от глупости сына — и ведь сам виноват что с ней сделала Олига. Я бы конечно просто прирезал бы крестянку, а не разыгрывал бы ту сцену.

— Ну что вы – с радостью начал я — Это было интересна, что она сотворила с той несчастной. Вот бы мне такую императрицу. Готовую на все ради брака.

— Ну вы сумасшедший – удивлённо начал Гренрих – она же отрезала нос, язык, руки и нога, перед ним выколола глаза . Выкинула в помои и заставила выбирать межу этим куском мяса и ней. Держа его незаконную дочь.

— Прекрасная женщина! Готовая на все.

— Сумасшедший.

— Вы тоже, раз женились на сектантке.

— И не говори. Но тогда это мне было выгодно. Она незаконная дочь нашего короля, интересные были перспективы. А на что это тебе Олига?

— Верная и с мозгами, о родословной не напоминаю, сами выбирали для сынка — и тут я вспомнил о моем недоразумении. – Лучше ее с севера я не найду.

— Ну тогда Северные земли…

— Я знаю — перебил его — Но с Инной я мучатся, больше не хочу. Ее прихоти, ее вольность , ее бестактность — мне надоело! Да и сколько мы с ней — пять лет, ни сына, ни дочери, ни признаков что она беременна!

— Ну что вы. Два года вы друг друга не знали. А сейчас она влюблена в вас. — Подхалим. — Задумайтесь, и дайте ей время.

— Время… — хворь в ногах дает знать — Все это хорошо, но кто даст его мне. Я слаб здоровьем, я это знаю. И если я не успею воспитать наследника — тут он сглотнул осознавая опасность — все будет кончена для всех.- карета остановилась и слуга сказал.

— Ваше светлость, мы прибыли.

Выйдя из кареты, перед нами стояли шесть воинов, рыцари были в доспехах и готовы в любой момент отдать свою жизнь за меня и Гренриха. За ними стояли такие же люди, готовые убить за Папу мира — Юринаса 3. Они смотрели на меня с презрение, жалкий отступник, что не поклонился Папе. И сейчас после столь удручающих событий они думали или догадывались, зачем я прибыл на переговоры. Мы с Гренрихом зашли. Там было два скомных стула и стол, за которым, сидел Юринас в обычной рясе, и лишь преполное лицо выдавала в нем Папу. А за ним стоял тот, кого я не ожидал, уведёт — Мри Кольяно, как он здесь оказался, видимо лишь богу известно. Мне не хотелось разводить тут сору между Мри и Греями. Я посмотрел на Гренриха:

— Не смей напоминать о брате. — сказал шепотом

— Понимаю. — ответил он. — буду молчать.

Я сел за стол, не многим удостоена такая честь. Кольяно злобно смотрел на меня, словно хотел убить. Как это необычно, я разбудил злобу у самого мирного человека в своей империи. Папа, не замечая столь злобного взгляда начал мирно и спокойно.

— Тишино окутала Око. Ни о Гренриха, ни о Николья нет и слова. Словно пустыня забрала их — Мри сжал свой кулак. — но то что было совершено в Око нам известно.

— Братья перебили его. Мы убили их за это. Захватили крепость. Все так?

— Да- Папа был спокоен, сдержан. — Жаль что бог забрала всех зачинщиков столь богохульного деяние.

— Что то случилась с Конторино?

-Умер. Демоны забрали- все же от судьбы не уйдешь.

-Жаль, но судьба такова.

— Бог решил! –сказал в упрек мне. Восточные мои замашки.

— Но мы прибыли не за этим. – начал я – Мне нужно ваше благословение. Все же я Император, а не мой мертвый брат.

Эти слова его задели. Как бы они не хотели это признать, как бы не хотели убить меня в детве, в юношестве, я здесь. А мой глупый брат в могиле, как и шесть мои братьев. И с этим они нечего не могут сделать. Как бы он не играл, особенно сейчас, когда его главная фигура умерла, и остались лишь пешки. Такому тактику придется признать меня.

— Хорошо. Церкви откроются в ваших землях, и молиться мы будем за твое здоровье.

— Хорошо. Но все же земля — она останется за мной.

— Не богохульствуй.

— Давайте не будем. Земля — это то что дал бог, что бы я служил ему. И землю я не верну.

— Ты отвергаешь Меня!? Наместника бога — спокойным тоном спроил меня.

— Нет. Церковную десятина твоя. Но земли вы не возьмёте. Вся земля принадлежит богу, а значит она вся его. я лишь слежу, что бы это не нарушалась! — тут я сказал — « Все бог, вся земля божье»

— Послание 1. Строка 3 стих 15 глава 6. Вы многое знаете о слове божием. — Гренрих улыбнулся, как же он заставлял меня учить его. И не зря.

— И поэтому я согласился исполнить ваше слова — это мне не стоит ничего.- Глори будет слушать Папский престол.

— А как мы поступим с Око? – он не поправил.

— Он сгорел, люди бежали. Пройдут столетия прежде чем он будет кому то интересен.

— Такой город? Не шути. Его место положение слишком ценно для тебя. — Не перехитрить. — Он должен служить Церкви.

— Вы приведёте туда слепого с его свитой ? их быстро перережут муссуланы. Отдаете его, мы удержим город.

— Как? Тысяча несравнима с десятками.

— А как же порох и огонь.

— Не смейте, не говорите о дьявольском оружии. Вас бог проклянет!

— Не думаю, особенно если их осветили.

— Кто? – с удивление спросил Папа, а Мри слега занервничал, знает.

— Ваши монахи. — Папа посмотрел на Мри он лишь с грустью кивал.

— Сколько богохульства они совершили!?

— 10 тысяч аркебуз осветили и 500 пушек — он чуть не упал, как же это смешно. Смотреть на церковную жизнь.

— Ладно- с ненавистью согласился Юринас – коль так свершилось, что ваш флаг весит над крепостью, город ваш. Особенно после столь прискорбного деяние наших братьев. Мир им, всем живущим.

— Да, мир им. И нам?

Папа выдохнул и произнес:

— Все в моем ложе, всем мир. Завтра, в самом позднем случае послезавтра все приходи, будут открыты и служба, будет вестись о твоем здоровье. –Мри поднес докумет, Папа подписал и показал мне. Да все верно.

Я улыбнулся. Мри, лишь смотрел на меня. Ненависть кипела, но ничего не произнес за все время. Но затем Папа произнес за него?

— Все же Что случилось Мри Николья ? Мне интересно ваше мнение. И не врите.

Это немного противно, вся эта история не должна всплывать, но она все же всплывет. Ведь мы имеем дело с фанатиком и безмозглым оружием. Я сказал то что точно произойдет в недалеком будущем.

— Мри Николья или Грей Гренрих младший скоро объявятся. Нескольким моим людям доводилось, ведёт как кто то из них шел в пустыню, как я думаю к вершине Мира — Мри обрадовался, он верил что это его брат. А Гренрих лишь улыбался. — Но судьба такова что ни лица, ни герба уже не было видно. А подойти к ним не довелось.

— Не судьба, а бог так повелел.

— Как вам заблагорассудиться. – Мне уже все равно.

6

Светлый день. Паства, люди собрались на вершине горы Мира, небольшая гора возле Инрита, города в самом ценрте Эрминера. Они молятся, просят прошение, восхваляют бога, как кто может. Все они знаю что братья, те кто должен их защищать не придут. Муссулани пропускают верующих к Инрите, Великий поход к святому месту для них так же священен. Но возращение, это не поход, а путь неверных назад. Их ждет смерть. Но они не молиться об этом, не думаю об обратном пути. Их молитвы направлены на мир, на жестокий кровавый мир, что бы бог, великий бог спас его, помог несчастным, даровал излечение больным и калекам, и сделал всех счастливыми.

И в эту минуту, словно насмехаясь. Появился воин в доспехах, его лицо нельзя было опознать, все была в бубнях и сгоревшим от солнце коже, глаза вытекли, от страшного удара, что оставил жуткую рану, гниющию под солнцем. Он безумном больном бреду шел, неся бессвязную речь. А в его руках была голова, полностью сгнившее от времени пути. Люди смотрели и ужасались этой картиной, словно сам слуга сатаны прибыл на землю. Ели живое существо из последних сил шло вперед, неся свою ношу. Кто то кричал на него, проклинал его, единицы осознавали, что творилась здесь, ведь их глазам попадалась красная изнывшая повязка брата на его руке.

— Как эта тварь поднялась на вершину мира! — кто то крикнул из толпы верующих.

Тварь услышала эта. Она достала меч, свой гигантский меч. Люди испугались, но все стояли, осознавая всю ситуацию и ждали свой участи. Они не боялись смерти, лишь бы другим стало на чуточку лучше. Многие закрыле глаза, ожидая рокового удара. Но существо воткнуло свой меч в землю, и из последних сил вбила свою ношу в рукоятку. И в безумном смехе упала, испустив дух. Сгоревшая плоть лежала вместе с гнилой и в этот миг не чем не отличалась.

Еще почитать:

Добро пожаловать в Черкесию! 14 глава

Макроарх Сингулярности — Семь миров

Кн.2. Глава 2. Следующего раза не будет 

День из жизни Эммы Свон — I love a pirate