Вавилонская тоска

Колючий ветер бил по лицу, будто бы плёткой отсекая каждую секунду беспощадные удары. Мелкий дождь надоедливо покапывал. Он, видимо, хотел, чтобы на него обратили внимание, но всем было всё равно на это жалкое «чудо природы». Все куда-то шли, будто небо было ясным. На улицах по вечерам уютно горели электрические фонари, и подолгу не хотелось возвращаться в четыре осточертевшие стены, а лишь хотелось разложиться на тысячи атомов в этом безудержном искусственном свете.
Дни семнадцатилетнего Варлаама Геллера тянулись скучно и однообразно. Вся жизнь его была сплошной серостью, и только ярко-рыжие прямые волосы сияли на нём каждый день, вне зависимости от его настроения или погоды.
Варлаам шёл по пасмурному городу, никуда не торопился и наслаждался каждой минутой, проведённой вне ненавистной квартиры. Друзей у него было немного, да и те, либо всегда были заняты, либо лечились в психиатрической клинике. Коротко говоря, Варлаама можно совершенно спокойно, но с горечью на сердце назвать по-настоящему одиноким человеком.
Так бы и продолжала медленно, неповоротливо течь его жизнь, если бы не роковой случай. Обычно, гуляя, его никто не замечал; даже бездомные собаки и кошки, которых он периодически подкармливал, не проявляли к нему особого интереса, кроме одноглазого чёрного котёнка, преданно сидевшего возле него, когда он наливал ему в блюдечко козье молоко. Многие считали его чудаком, несмотря на то, что он не был беден, ел хорошую пищу и часто ходил на оперы и спектакли. Однако делал он это всё один: никто не разделял его страсти к долгим прогулкам и походам в театр.
Постепенно люди стали отворачиваться от него. Общение сокращалось до нескольких обыденных фраз, а иногда его вообще не замечали, будто он стул или стол. В моменты безграничной грусти и тоски он сидел в парке с закрытыми глазами, бормотал себе под нос любимые арии и ласково, вместе с ветром, трепал свои роскошные рыжие волосы.
И в один из таких дней, когда он в одиночестве сидел на скамейке в парке, к нему подошла милая девушка двадцати пяти-шести лет и ласково начала разговор о всём подряд: погоде, настроении Варлаама и прочих ненужных мелочах. Наш герой, воспрянув духом, словно пятилетний ребёнок со сверкающими глазами рассказал всё о своей незамысловатой жизни, а незнакомка, как болванчик, всё кивала головой и говорила:»Да, это отлично.»
Растянувшийся на десять или пятнадцать минут монолог прервал укол в шею. Варлаам, пошатываясь, постарался убежать, но двое мужчин подхватили его под руки и понесли сквозь внезапно опустевший парк и бросили, как мешок, в багажник автомобиля.
Утром, совершенно другой Варлаам еле понял, где его выкинули обратно:»Почти у реки, замечательно!» Он шёл по проспекту и смотрел себе под ноги и не понимал, что с ним вчера случилось такое, что сегодня он ощущает себя другим, чуждым для себя человеком. Не смотря по сторонам он шёл куда-то, но неожиданно вышедший из-за угла прохожий толкнул его так, что он упал на асфальт. И только когда он поднялся, то посмотрел в стекло витрины и побледнел от ужаса: его волосы, прекрасные рыжие волосы были сострижены. На него из стекла смотрела совершенно другая, не Варлаамова голова. «Как овцу остригли!» — крикнул он, но никто не обратил внимания на его горе.
Вдруг наш герой, будто пьяный закружился в бешеном вальсе и без оглядки побежал вперёд. Он остановился на середине старинного гранитного моста. Осмотрел всё вокруг: здания, фонари, автомобили и небо. Мельком глянув вниз на молодой лёд ему показалось, что он вот там внизу лежит с широко распростёртыми руками и рыжими волосами. Не думая ни секунды, он во весь голос крикнул: «Да, это отлично!» и прыгнул вниз в объятия рыжеволосой иллюзии.
Я искренне верю, что он действительно стал радостнее и поборол свою тоску и одиночество, и что он теперь вечно будет трепать свои рыжие волосы и наблюдать за всеми бездомными животными всей планеты.