Васька.

Уже где-то за Лугой я почувствовал, что хочу чего-нибудь сладкого. Нет, парни, я не любитель конфет, но иногда хочется и всё тут. Поэтому снизил скорость, протащился километров пять до первой попавшейся торговой точки, съехал на обочину и заглушился. Взяв Ваську на руки, я выбрался из кабины и отпустил погулять на травке, подышать, так сказать, свежим осенним воздухом, а не кондиционированным, ну и сделать его кошачьи дела. Когда он закончил, я запихнул его обратно в тягач и только потом отправился за покупками. На улице вечерело и становилось прохладно.
-Мужчина! – меня окликнул женский голос, когда я шел от придорожного магазинчика к своему траку. -Мужчина! Вы меня до Пскова не довезете?
-Отчего бы и нет? – я обернулся на голос, — …Женщина.
Она стояла неподалеку с небольшим чемоданчиком в руках и смущенно переступала с ноги на ногу. Черные сапожки, юбка ниже колен, теплая стеганая курточка, шарфик, карие глаза и… очень смешной берет – красный с пипочкой такой сверху. По виду училка. Лет тридцать пять, наверное.
-А сколько… — начала она.
-Нисколько. Просто по пути. Аллергии на кошек нет?
-Нет.
-Точно нет?
-Зачем вы спрашиваете? – она совсем смутилась.
-На всякий случай, — буркнул я, — Карета подана. Пойдемте.
Я открыл пассажирскую дверь и Васька с высоты торпедо приветственно мявкнул.
-Ой, у вас там что и, взаправду… кошка?
-Кот. Залезайте! – я взял у нее чемоданчик и забросил его на сиденье. – Ну что вы ждете? Особого приглашения?
-Высоко же.
Ах, да. Полтора метра от земли до пола кабины.
-Беритесь за эту ручку, ногу ставьте сюда на подножку, потом схватитесь за ручку на кресле. Всё легко.
-Я не упаду? – она испуганно моргала.
-Так может мне вас подсадить?
-Нет! – сказала она очень решительно и полезла наверх.
Пару раз у меня ёкнуло сердце, а Васька испуганно мяукал, но, в конце концов, она справилась.
-Ну, слава тебе, Боже, — пробормотал я и закрыл дверь.

-Значит Псков? — я завел тягач и пристегнулся ремнем.
-Да, нужно к дальним родственникам, – она осматривалась в кабине, — а вы куда?
-В Ойтен. Это рядом с Бременом в Германии.
-Как же у вас тут…
-Что?
-Просторно и, — она посмотрела за окно, — очень высоко.
-Пристегнитесь. Сумеете?
-Наверное…
С минуту я смотрел, как она возится и, наконец, не выдержал.
-Лучше я сам.
Освободившись и поднявшись с места, я переместился к ней и, взяв ремень, в два счета пристегнул ее к креслу.
-Так просто? – она посмотрела на меня снизу глазками наивного ребенка.
-Так просто, — кивнул я, отступая. – Что за духи у вас?
-«Молекула».
-Вот так и называются?
-Вот так, – она позволила себе улыбнуться.
-Чудны дела твои, Господи, — вновь усаживаясь за руль, усмехнулся я и пристегнулся. – Ну, поехали.
-С Богом, — отозвалась она.

Пропустив пару легковушек, я включил поворот, убрал ногу с педали тормоза и глыба металла фирмы «Вольво» окрашенная в ярко-желтый цвет тронулась в путь, увлекая за собою сдвоенный прицеп.
-Хотите? – я показал ей шоколадку.
-Нет, спасибо, — она протянула руку к Ваське, что бесцеремонно развалился на своем любимом месте у лобового стекла, и потрогала его за лапку. Кот мгновенно стукнул ее по руке и зашипел.
-Ой!
-Не оцарапал?
-Напугал только. А почему у него нет хвоста?
Я посмотрел на кота и погрозил ему пальцем:
-Василь Васильич, держите себя в лапах при посторонних. Последствия аварии. Травма.
-А-а. Расскажете?
Я вздохнул, продолжая разгонять автопоезд до положенных тут восьмидесяти.
-Старая история. Старая, но не забытая нами за сотнями километров пробега. Васька уж не молод как раньше, хотя и хорохорится иногда… Вот как с вами.
-Мы все стареем понемногу. Каждая минута уходит безвозвратно, — грустно отозвалась она.
-Для некоторых это уже не имеет значения. Как для дяди Васи. Наставник у меня был когда-то, пожилой совсем дядька, и кот этот, по сути, его. Вас как зовут?
-Моника.
-Меня – Михаил. А, позвольте спросить…
-Папа так назвал.
-Понятно. Так вот, — на улице стало темнеть, и подсветка автопоезда зажглась автоматически, — как-то, лет десять назад, зимою за Уралом мы шли парой. Рейс был недлинный, но тяжелый из-за погоды. Дядя Вася впереди на своей старой «Скании», а я за ним на новеньком Камазе. Спускались по серпантину. И тоже вечером все случилось. В какой-то момент я нажал на тормоз, а машина будто и не почувствовала ничего. Как шла, так и идет под уклон, набирая скорость. Я запаниковал, включаю пониженные передачи одну за другой и кричу в рацию – дядя Вася, отказ тормозов! А он мне, не ссы, сынок… буду тебя ловить.
-Как ловить? – Моника удивленно всплеснула рукой.
-Подставить прицеп под мою кабину и таким образом остановить мои пятнадцать тонн и свои двадцать…
-Ясно…
-Нет, ясно всё стало, когда обе машины полетели в кювет… Я ещё туда-сюда. Уперся рогами в сосны, а дядя Вася лег на бок вместе с прицепом…
-Ужас какой.
-Влез я к нему в разбитую кабину, а он на меня матом: «Куда прешься, мать-перемать! Чуть котенка не задавил! Сам-то живой?» Оказывается, в последнем отстойнике он этого Ваську на снегу подобрал. Какой-то гад выбросил на мороз, а он нашел. И когда «Центроспас» часа через два на вертолете прилетел и дядю Васю со сломанной ногой забирали, он отдал Ваську мне. Держи, говорит, друг Мишка, этого серого у себя в кабине. На счастье, он будет тебе.
-А хвост?
-Видимо сломался в той переделке или раньше, может. Но это уже потом я углядел, когда аварийный тягач пришел, и фуры стали растаскивать. Потрогал, а он висит у него как прутик и не шевелится. В ветеринарке девчонки ему потом и удалили. Без пользы стал. Поэтому всю жизнь без хвоста.
-Ну, хвост не главное.
-Нет. Вы не понимаете. Для нас с ним «хвост» это самое главное! Очень важно, что ты тащишь в прицепе за спиной и насколько оно необходимо для ждущих груз людей. Чего мы только с ним не возили,… Да, Вася? Начиная от канализационных труб и заканчивая редкими лекарствами… Но если в общем понимании, то хвост ему, как средство общения и выражения своих эмоций, всегда пригодился бы…
-Как вы учёно все объясняете! Но счастье же он вам, Михаил, принес?
Я задумался, следя за дорогой и встречными машинами. Кто его знает, где это счастье и в чем оно конкретно для каждого?
-Наверное. Пару раз Василь Васильевич мне, себе и людям жизни спасал, – сказал я, притормаживая перед небольшой пробкой и перестраиваясь левее.
-Как же это? – она скрестила руки на груди, поежилась и передернула плечами.
-Замерзли? – я повысил температуру кондиционера, и добавил, — орать начинал, когда я засыпал за рулем на трассе.
Она посмотрела на меня внимательно, а потом перевела взгляд на кота.
-Значит, все же не зря вам его отдали. Приносит счастье.
-Значит. Но не счастье, а удачу, скорее, — пробормотал я. — Видите авария на дороге? Я столько их вижу…
Мы медленно объезжали точку трагедии под светом желтых фонарей и в бликах от синих мигалок. Перевернутая легковушка лежала на обочине, рядом стояли скорая помощь и две полицейских машины. Меды суетились, кого-то вытаскивали из покореженного кузова, укладывали на носилки, склонялись над телами. Полиция отодвигала подальше любопытных и щелкала фотоаппаратами на месте происшествия.
-Как ужасно, — шептала Моника, глядя в окно, — как ужасно…
-Не смотрите туда, — сказал я. – Не надо.
-Почему, — она обернулась ко мне и сняла свой берет.
-Потому! Это чужое несчастье. Кому положено те уже там и помогают, а излишнее любопытство жизнь наказывает. Никогда не смотрю на такие вещи. Примета плохая, а у меня впереди долгая дорога…
Она поправила упавшие на плечи кудри.
-Вы суеверный, Михаил?
Оставив аварию позади, я вновь надавил на педаль газа, увеличивая скорость до возможной, и посмотрел на неё:
-У Васьки спросите.
-Почему вы злитесь? Вы же добрый человек.
-Кто вам сказал? – усмехнулся я, — Василь Васильевич проболтался?
-Он не проболтался, — она улыбнулась, — он неразговорчивый котик.
Васька и, правда, молча переводил взгляд то на меня по на неё, но когда мы с ним встретились глазами, он откровенно зевнул мне в лицо.
-Какой милый котик, — она вновь попыталась его потрогать.
Я хмыкнул и отвернулся от них, сосредоточиваясь на дороге.
-Васенька, можно тебя погладить, котик? Милый маленький котенок, – слышал я справа, поглядывая в зеркало заднего вида, — ты же тоже добрый. Как Миша…
-Я закурю, — предупредил я.
-Курите, конечно. Мне нравится…
Что ей там нравится, я не расслышал, потому что приоткрыл стекло пошире и в кабину ворвался холодный осенний ветер, наполнив своим гулом моё личное пространство. Но в нём теперь уже присутствовало кое-что посильнее встречного воздушного потока – Моника…

Она сказала Миша? Давно не слышал своего имени именно в такой интерпретации. Я докурил, и продолжая смотреть на дорогу, аккуратно затушил окурок в пепельнице. Подержал еще немного окно открытым, проветривая кабину, и наконец закрыл стекло.
-Пить не хотите?
-Нет, спасибо, — отозвалась она.
-А ты? – я посмотрел на Ваську и протянул руку к холодильнику на полу.
Этот серый предатель вольготно разлегся на торпедо и позволял Монике гладить свое пузо.
-Ловко же вы его… к себе расположили.
-Моя бабушка говорит «Доброе слово и кошке приятно». И она права.
-Мудрая старушка. Дай Бог ей здоровья.
-Да… — тихо сказала она и отвернулась к окну.
-Что-то не так? – я уже снова смотрел на дорогу и чуть шевелил рулем, собираясь открыть баночку колы.
-Это личное.
-Ну, как хотите, — отозвался я.
-Давайте я открою, — она протянула руку ко мне.
-Я сам себе как-то привык…
-Почему?
-Это личное…
Моника нахмурилась, а Васька сердито мяукнул, потому что она перестала его наглаживать.
-Почему вы такой?
-По-моему в наше время все такие. Или я ошибаюсь? – я скосил глаза на неё. В свете подсветки было видно, как ее брови сошлись на переносице. – Личное это же личное. Зачем им делится со случайными людьми, правда?
-Неправда. Для многих ваше личное совсем и не личное, а очень близкое в жизни. Они, может быть, были бы лишь рады узнать, что не одни такие… что кто-то ещё им близок по духу или жизненной ситуации! К тому же… случайный человек сначала выслушает молча и подумает. Может, он посочувствует, может он и посмеётся, но вы точно никогда больше не услышите опять его обидный смех или ненужные советы.
Нет, она точно училка. Хорошая, наверное, и правильная.
-Ну, вот как ваши, например? – пробормотал я под нос.
Она замерла, не зная, что ответить. Я же подавил смешок и добавил:
-Впереди заправка. Заедем. Нужно этому табуну в пятьсот двадцать коней керосина плеснуть. Кстати, если вам что-то нужно, то там есть удобное и чистое…
Она промолчала, а я начал торможение.
-Вася, в прошлый раз мы тут покупали тебе вкусное. Помнишь, серый?
Не помнит. Или вид сделал, что памяти на прошлое нет. Смотрит на женщину и не мигает, бесстыдная морда… Наглец мой Васька.

-Привет! – я спрыгнул из кабины на землю и махнул заправщику, — до крышки бака и в саму крышку тоже!
-Здорово! — большой добродушный мужик зевнул, поднимаясь с небольшой табуретки, — скажешь там ей на кассе «шестая». К немцам, Мишель?
-К ним самым, Андреич.
-Тоже хорошо.
Я кивнул и направился в стеклянный ярко освещенный дневным светом прямоугольник заправочной станции.
-Миша! – Моника приоткрыла дверь, — Можно мне с вами?
-Можно, — я вернулся и подал ей руку, — а Василь Васильевич пусть дом охраняет.
Заправщик с улыбкой смотрел, как я помогал женщине спускаться вниз и, подмигнув мне, показал сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем. Мне таки пришлось подхватывать ее под руки и осторожно опускать на асфальт. Пропустив Монику вперед, я переглянулся с Андреичем, и покачал головой, мол, это не то, что ты там себе придумал. Он, улыбаясь моим «объяснениям» или своим мыслям, покивал и, показав мне заправочный пистолет, медленно вставил его в горловину бака, закатив при этом глаза. Ох, Андреич, Андреич!
-Пойдемте внутрь, — сказал я своей попутчице, — холодновато на улице после машины.
-Да, зябко, — она обернулась ко мне, и я встретил её взгляд.
«Карие, карие, карие глаза…» слова песни завертелись у меня в голове. Да ещё и с пушистыми ресницами, под темно-каштановыми кудрями, которые теперь не прятал ее ужасный красный беретик.
-У меня что-то с лицом? – испуганно спросила она.
-Точно! – очнулся я, — У вас с лицом… веснушки.
-Не помогает мне даже тональник, — Моника вздохнула, видимо, огорчившись. — Пожалуйста, не смотрите на меня так пристально!
-Да не смотрю я уже. Идем?
Черные сапожки заспешили вперед, и плавное покачивание элегантного корпуса их владелицы, в свете неновых фонарей и полной луны, напомнило мне тест-драйв эксклюзивной «Скании» в прошлом году.

-Гляньте, люди добрые, кого к нам занесло!!! Анька! Иди сюда скорее, твой гитарист приехал!
Ночной администратор заправки, габаритная женщина, поднимаясь из-за кассы, встретила меня широкой улыбкой.
-Здравствуйте, Галина Петровна! Как вы тут?
-Да уж вашими молитвами! – она оглядела почти пустой торговый зал, -Народ ездит, мы заправляем да кормим. И днями и ночами. Живем в общем. Как сам-то, Мишель? Зуб вставил?
-Вставил. Шестая до полного. Два кофе нальете? А девочкам налево, — сказал я Монике, указывая на нужную дверь. Моя попутчица с недоумением слушавшая разговор, кивнула и пошла в том направлении.
-Есть будешь? – спросила Галина.
-Пару «бутеров» сделаете с ветчиной и сыром?
-Аня, два «ветчина-сыр»! А уж как ждала-то девчонка, как ждала, — добавила она шепотом, кивнув головой в сторону кухонного блока, — Все глазоньки проглядела на трассе. Встанет у окна и ждёт, ждёт. И работа у неё из рук валится и уволиться, хотела даже. А я говорю ей – приедет! Доля наша такая бабья – ждать их. Вот увидишь, ещё и свадьбу вашу отметим…
-Это вы сейчас про что?
-Мишка, ты мне это брось! Ведь… — она замолчала, потому что в зал вошла Анна. Девушка молодая и яркая, скандинавского типа.
-Привет! – улыбнулся я, — Как дела, Анна Семёновна?
-Хорошо, — она поставила тарелку с горячими бутербродами на прилавок, — а у вас?
-Двигаемся в строну враждебного и чуждого нам Запада.
-Торопитесь опять, наверное?- спросила Аня и быстро взглянув на меня, отвела глаза в сторону.
-Как обычно! Сроки поджимают, груз «горит», — отозвался я, принимая у Галины Петровны кофе.
Та сверкнула на меня глазами:
-Так ведь вся жизнь у тебя между колесами промелькнет, Мишель, а ты и не заметишь. Только след шин после останется, да и то до первого дождика… и ни кола, ни двора…, — она скрестила руки и оперлась локтями на стойку, — Пора бы тебе уж и к берегу пристать. Лучше к светлому, молодому да любимому…
-Как Андреичу?
-Андреич мой теперь, как сыр в масле, а у тебя из всех родных один кот, — она покачала головой.
-Ну и что же? Каждому своё, — я отнес кофе на один из столиков мини-кафе и вернулся за бутербродами. – А, Моника! Идите сюда! Я кофе взял и кое-что перекусить.
Моя пассажирка приблизилась и осторожно опустилась на стул, посматривая на моих собеседниц.
-Приятного аппетита. Пойду, руки сполосну…
-Спасибо, но я сыта, — она подняла на меня свои карие глаза.
-Ну,…- начал я, но Галина Петровна меня перебила:
-Да ты попробуй, девонька! Пальчики оближешь! Так как Аня наша готовит, никто не сумеет! Ей, что щи, что бутерброд…было бы только кому! Вот, хоть у Мишеля узнайте! Так что не отравим вас. Кушайте смело…
-Нет, — сказал я, — не отравят. Но пойду-ка всё же я руки помою.
Маленькое мыльце я долго тискал в своих ладонях. Оно постоянно пыталось выпрыгнуть из них и упасть в раковину под струю теплой воды. Почему-то мне хотелось забрать его себе, этот маленький розовый кусочек, что так отличен от серого асфальта, что постоянно стоит у меня перед глазами и составляет, по сути, всю мою жизнь. Я взглянул в зеркало. Не брит, особо не ухожен. Практичная стрижка ежиком. Может умыться этим пахнувшим травами кусочком и все изменится? Может тогда мои голубые глаза заблестят, как раньше, а морщины на лбу разгладятся? Да нет… нет. Чудес на свете не бывает. А у меня уж точно…
Я вернулся в зал. Галина Петровна, увидев меня, отошла от Моники с которой о чем-то говорила. Ани не было, лишь появился откуда-то Захар — их охранник.
-Здорово, — сказал он мне и улыбнулся, — Зуб вставил?
-Вставил, — кивнул я, пожимая его руку
-Тут Самойлов из РУВД просил тебе благодарность передать, как увижу. За содействие.
-Да ладно, — я махнул и сел за стол к Монике.
Взяв остывающий уже бутерброд и хлебнув кофейку, я взглянул на неё. Она, держала свой пристальный взгляд на мне и молчала.
-Не понравилось? – поинтересовался я.
-Нет. Я лучше сделаю. Если будет кому…
Откусив хлеб, я стал жевать, не чувствуя ни вкуса начинки, ни запаха приправ. Почему-то мне вспомнился маленький розовый кусочек мыла в моих руках, и тут же запахло травами…
-Простите, — Моника встала, обращаясь к охраннику, — у вас на полках в маркете есть еда для кошек?
-Там, в самом углу посмотрите, – отозвалась Галина Петровна.
-Зачем, — я поднял голову.
-За тем, что кофе угостили, — сказала она. – Я куплю что-нибудь ему, если не возражаете.
-С курицей тогда. Его любимый вкус.
-Хорошо.
Я проводил ее удалявшуюся фигуру взглядом.
-Это все Васька твой… — сказала Галина тихо, — удачу тебе приносит. И какие девки на тебя западают, Мишель. Какие девки…
-Это вы сейчас про что?
-Вот, знаешь, не пойму я никак, — сказала она сердитым шепотом, — ты дурак или издеваешься?
Я доел свой бутерброд и принялся за второй.
-Скоро уедете?
-Доем и уедем.
-Вот и поезжай, Миша. И, прошу тебя, как сына считай, не заезжай больше сюда. Анька обрыдалась на кухне вся, как тебя с этой увидела.
Я отложил недоеденное и поднялся.
-Белены вы, что ли объелись?
-Я сказала, а ты услышал…
-Хорошо, – я кивнул, — Моника, нам пора!
Женщина вернулась с несколькими пакетиками кошачьих лакомств.
-Сколько с меня? – раскладывая у кассы взятое с полок, спросила она.
-Нисколько! – ответила Галина Петровна, — за счет заведения!
Я подошел ближе и, отстранив Монику, сунул в руку ночного администратора кредитную карту транспортной компании.
-Обойдемся без подарков. Считайте в один чек с топливом!

Когда мы шли к автопоезду, Моника обернулась и попыталась заглянуть мне в глаза.
-Что? – спросил я. – Что вам-то от меня теперь?
-Злой, вы! — она была очень категорична.
-Каким уж мама родила. Смысла в вашей оценке обо мне совсем, Моника, не вижу! Ещё претензии будут?
-Нет. Я, было уж, поверила… в вас.
-Ну, вот и разуверились! До Пскова довезу. Потерпите меня? А там забудьте всё!
-Миша, ну зачем вы? Вы же не хам. Вы вот тут, как мне сказали, людям помогли в каком-то скандале…и вам даже зуб выбили за то, что вы вступились за мужа Галины Петровны. За этого… Андреевича.
-Они вам ещё и не такое расскажут. Вы легковерная?
-Да. Но отчего-то Галине Петровне я поверила сразу. И эта Аня… бедная девочка любит, наверное, вас.
-И какие у меня варианты?
-Ну,… вы… должны хотя бы…
-Моника, — я её прервал и остановил, тронув за локоть, — Человек должен лишь тем, кому действительно должен! А с Анной у меня ничего личного не было, лишь песни под гитару. Весной завис у них тут на два дня в связи… Ну, пока ждал ремонтников. Ел, пил и умывался на заправке, слушал Галину Петровну и курил с Андреичем и Захаром. Да, на гитаре бренчал. Каюсь. Она в машине и сейчас лежит. Аня сидела рядом, слушала и подпевала. Но что в этом личного?
-Я вам не верю. Это не могло быть так, как вы, Михаил, рассказываете…
-Ну и не верьте! Да мне все равно, право слово! Зачем я перед вами оправдываюсь, Моника? Не знаете? Мне даже самому смешно стало…
-Знаю. Но ответа я вам не подскажу! Смейтесь, это лучше чем плакать…
Точно училка пятых классов!!! Я махнул Андреичу, что опять сидел на табурете возле колонки.
-Андреич! «Прощанье Славянки»!
-Да всегда, — отозвался он и, вытащив телефон, поковырялся в настройках. Я знал, что его устройство подключено к «громкой» связи на заправке. Но зазвучало другое — «Вальс юнкеров» Жанны Бичевской.
-Позвольте? – я забрал пакетик с питанием для Васьки из рук женщины.
-Что? – не поняла она, но я уже взял ее за руку и обнял за талию, ощущая тепло и трепет ее тела через тонкую курточку.
-Вальс. Умеете?
-А.. а… — начала, но не закончила. Я повел ее в ритме музыки. Под светом луны, звезд и фонарей мы, медленно кружась, стали передвигаться к машине и… орущего благим матом, наверное, за стеклом окна Васьки.
-Вы – сумасшедший! – Моника старалась попадать в такт.
-Да! А вы?
-На ногу мне наступили,… медведь.
-Пардон. Не каждый день тренируюсь!
Она сжала мою кисть. В ответ я прижал ее ближе.
-Миша, вы…
-Я знаю. И вы тоже… Но ничего интимного тут нет. Просто веду вас к машине.
-Почему «Вальс юнкеров»? Почему…???
Я кружил её по асфальту и то прижимал ее к себе, то отпускал на расстояние руки.
-Мы… и я, и он… офицеры. Я – в ВВС служил, Андреич на Северном флоте. Подводник. Мы были оба… кадетами, курсантами,… или юнкерами, гардемаринами, если по старорежимному.
-По…
-Да. А вы думаете, мы стриглись, сапоги начищали, и мундиры украшали, ровняясь на кого…? На Буденного?…
-Нет?
-Нет. И осторожнее, вы мне сейчас плечо коготками проткнете, дорогая…
-Я вам не… Простите, пожалуйста..
-Знаю. И вы простите. Есть просто эти секунды, когда вы для меня больше и любимее кого бы то ни было… Не волнуйтесь! Они, эти мгновения, пройдут и забудутся. Чего мне, конечно, не хотелось бы испытывать впредь. Находить приятно, а терять – тяжело.
-Я это очень хорошо знаю. А для вас все мы? Кто? Асфальт под вашими колесами, так кажется, они сказали?
-Не сходите с ума. Это не так!
-Мне кажется, что вы хотите в чем-то открыться, Михаил?!
-С удовольствием, если бы я этого и впрямь хотел, имел бы на это хоть какое-то право и мог подтвердить непустой смысл сказанных для вас слов. Но мы уже пришли. Васька извелся весь, от предчувствия ваших «кормушек». Спасибо, Андреич!… И вам спасибо. За вальс.
-За танец?
-Мне думалось, что это я водитель тут, и лишь я знаю наш путь! А сейчас мне кажется, что вы взялись двумя руками за навигацию маршрута…
Я отпустил Монику и шутовски поклонился. Василий смотрел на нас стоявших рядом у переднего колеса сверху. Всем видом он выражал свою глубокую скорбь и негодование: ваши танцы – это, конечно достойно и вообще супер, но «Гурмэ»-то мой отдайте, черти! Именно так мне и читалось во взгляде кота, который он сейчас устремил на меня.

Я открыл для Моники дверь, и истошный радостный вопль Васьки огласил территорию заправки.
-Подсаживать вас нужно?
Она бросила на меня быстрый взгляд и довольно ловко забралась наверх. Её округлые формы еще раз мелькнули передо мною и я, с трудом отведя глаза, закрыл за ней дверь.
-Высказалась моя Галина? – спросил, подходя Андреич.
Я обернулся к нему и пожал плечами:
-Что-то говорила. Но о чем она… так и не понял.
-Не обижайся на неё, Михаил. Она сначала скажет, а потом жалеет! Я ей ещё тогда весною сказал, Галя не лезь, ты, к людям со своими советами и наставлениями. Не лезь. Только хуже сделаешь всем…
-Да не обижаюсь я, Андреич. Понимаю, Анька ей как дочь… Но теперь мимо вас придется проскакивать.
-Звони. У тебя же телефон есть?
-Позвоню.
-Забудешь, конечно, за делами да за дорогой. Я знаю, но не в обиде на тебя. А так-то, если что… то хорошая у нас компания организовалась бы. Ладно, давай, Мишаня! Семь футов, как говорится, под килем. Удачи тебе и коту твоему!
Мы обнялись и пожали друг другу руки.
-Езжай, – сказал он и отвернулся, а у меня тоже что-то защипало в глазах.
Обойдя весь автопоезд, осматривая его на предмет сохранности и постукивая по колесам, я вернулся к тягачу и поднялся в кабину.
-Михаил? – Моника кормила кота прямо из пакетика.
-Приятного аппетита и счастливого пути всем! – отозвался я, устраиваясь на сидении.
-Тут какие-то бумажки на полу. Наверное, нужные.
-Какие? – я зажег свет в кабине и, наклонившись вниз стал собирать, что там лежало: международную транспортную накладную на груз, транзитную декларацию, мой «дозвол» — допуск к грузовым перевозкам и еще коё-что, что обычно было аккуратно упаковано в пластиковую папочку и ждало своего часа позади на спальном месте.
-Ну, Вася! – стал злиться я, — Ну, брат, спасибо.
-Все в порядке?
-Вот вам и ревность кошачья…
Моника улыбнулась, поглаживая кота.
-Хороший котик.
-Очень… — сказал я, беря в руки еще одну бумагу, почти порванную на клочки. – Очень хороший котик, который разорвал новый вкладыш с отметками о прививках к своему ветеринарному паспорту.

Моника огорченно посмотрела на меня.
-Что же делать теперь? – тихо спросила женщина, поглаживая кота.
Да, подумал я, что – то нужно делать. Но что?
-В Пскове есть же ветеринарные клиники? Круглосуточные?
-Конечно есть. Надо только их найти по интернету.
Я обрадовался и потер руки, глядя на Ваську.
-Придется раскошелиться и дать там денег. Может даже сделаем повторно. Но, думаю, решим вопрос в любом случае.
Заведя машину, я осторожно вывел автопоезд на ночную дорогу и встал в правый ряд, набирая скорость. Люблю ездить ночью. Суеты меньше, простора больше, да и вообще легче дышится, чем днем.
-Музыку, может? – предложил я.
-Если можно – тишину.
-Ладно, — кивнул я, — мотор тоже душевно напевает. Вы мне не поможете?
-Да?
-Вот планшет. Моника, поищите нам подходящую клинику в городе. Скоро уже приедем.
-Хорошо, — она отпустила Ваську на торпедо, где он опять безмятежно развалился и уткнулась в экран.
Я молча смотрел на дорогу, но украдкой поглядывал на женщину. Что-то в ней есть. Что-то неуловимо близкое в глазах и в то же время пограничное в разговоре. Будто чувствуется в нашем общении иногда черта, которую лучше не пересекать, потому что заступив за неё ты уже не сможешь вернуться обратно.
-Нашла, — Моника посмотрела на меня.
-Отлично!
-Но…
-Закрыто?
-Работает. Одна единственная. И я, Миша, обычно читаю отзывы о продуктах или услугах.
Усмехнувшись, я одобрительно кивнул.
-Мудрая женщина.
-Вы язвите сейчас?
-Да нет… вроде.
Она взглянула на планшет и прочла вслух: «Отвратительный врач, просто ужасный. Никому и никогда не рекомендую к ней обращаться. Просто возмутительно обслуживание, если вы любите свое животное, никогда туда не ходите…»
-У меня нет других вариантов, Моника.
-Почему же? Можно его оставить кому-нибудь…
-На передержку? В клиниках есть такие приюты, я знаю.
Она огорченно вздохнула.
-Или рискнуть Васькиным здоровьем. А может там и не все так плохо, как кто-то написал…
-Больше никаких идей нет? – она улыбнулась мне.
Я тоже улыбнулся и, пожав плечами, вновь уставился на дорогу.
-Не люблю напрасного риска, — сообщил я, — Но если больше делать нечего, то рискну…
-Ах, Михаил. Какой же вы всё-таки!
-Какой?
-Оставьте кота мне. Заберете на обратном пути. Это же очевидно!
Я взглянул на нее и отвернулся.
-Покурю.
-Да.
Помолчав и обдумав положение, я вновь обратился к ней:
-Вряд ли это возможно, Моника. Во-первых, вы к родственникам едете…
-Это всего на полчаса от силы! – она перебила меня, — Хотела попросить у них помощи, но они всегда в ней отказывают. Не думаю, что в этот раз будет иначе. Еду через силу и лишь по просьбе больной бабушки…
-Вот видите, — буркнул я, — еще и бабушка у вас болеет.
-Она будет только рада гостю. Я знаю.
-Хм.., — я задымил в окно, — удобно ли это? Обуза такая вам.
Моника взяла на руки мяукнувшего Ваську.
-Ну какая же он обуза? Он счастье приносит.
-А. Ну да… тогда, конечно. Может ради бабушки вам его на время?
-Договорились.
«Уже?» подумал я, но лишь кивнул.
-Вот и чудесно! – она заулыбалась, — и знаете, я, наверное, к родственникам и не поеду. Все равно скажут, что для нас у них денег нет.
Я вздохнул, и выбросил окурок в окно.
-Насорили на дороге, Михаил. – она упрекнула меня, и я почувствовал укол совести.
-Надо бы, тогда как-то вас отправить обратно, Моника.
-Вы как-то загрустили? Нет?
-Нет.
-Тогда почему мое имя вы произнесли с таким вздохом?
Я улыбнулся ей.
-Скучать теперь по Ваське буду.
-Мы вам позвоним.
-Лучше я вам. Оставьте номер телефона — вот тут на блокноте.

P.S.
Что же нужно мне ещё рассказать вам в этой истории?
У следующей парковки, почти у самого Пскова, где отстаиваются для отдыха «дальнобои», я остановился и, перебежав через дорогу, нашел среди десяти машин одну русскую фуру, что возвращалась в Россию. Мы поговорили с Толиком, её водителем, и я объяснил ему всю суть дела и моей просьбы. Он, конечно же, не отказал. Братство оно и есть братство, что в армии, что на дороге. Без разницы! Я пересадил к нему в «Даф» Монику и, вдруг тихо занывшего, в своей «переноске» Ваську. Но перед тем как закрыть дверь, вскочил на подножку и заглянул к коту в домик. Вася смотрел на меня, не мигая, и ждал моего слова. Что я ему мог сказать, кроме «потерпи» и «я скоро вернусь»? Мы просто помолчали. Думаю, он меня, все же понял.
Моника тоже смотрела на меня и даже, как мне показалось, хотела, наверное, протянуть к моей щеке руку, однако не сделала этого. Простившись таким образом, я махнул Толику, тому водителю и спрыгнув на землю, захлопнул тяжелую дверь. «Даф» рявкнул выхлопом и, потащив за собою тяжелый полуприцеп, выехал на трассу в сторону Луги.
А вернувшись к себе, я огляделся, и вдруг ощутил своё полное одиночество. Да. Оно буквально схватило меня за горло, однако я справился, вспоминая с теплом тех двоих, и взял в руки телефон. Выбрав в приложениях «Сбербанк», я вошел в свой аккаунт и, поколдовав с ним, нажал «перевести по номеру телефона». Блокнот с цифрами так и остался лежать на том месте, куда его положила Моника.
Ее звонок раздался очень скоро, когда я уже шел по трассе.
-Да?
-Ты с ума сошел?
Она назвала меня на «ты»?
-Что случилось?
-Зачем? Что это? Почему так много? Так… много!
-А…, — усмехнулся я в трубку, — это же алименты, мамуля! Теперь мы вроде с тобою как кошачьи родители. Что же я не имею права своему «ребеночку» хорошую жизнь подарить, а тебя избавить от мыслей о средствах на его питание?
-Миша! – очень строго…ну очень строго.
-Всё. Фамилия у Васьки, если что, Пирогов! И нечего тут больше обсуждать. Это не взятка и не подкуп. Это средства для проживания коту, твоя оплата за труд и для твоей бабушки лично от меня.
-Я…
-Я тоже. Очень сильно и как никогда в жизни.
-Миша… — совсем другим тоном и голосом, — Я буду ждать… тебя….
Мы отключились, и на душе опять стало весело и легко, совсем как в детстве. Сомнения и угрызения совести, что терзали и мучили меня, вдруг отступили, позволив отдохнуть от воспоминаний того, как я рвал эту бедную справку в кабине, выскользнув с заправки через служебный вход. Да и розовый кусочек мыла, что лежал в кармане моей куртки опять сильно запах травами, а асфальт дороги, что бежал под колеса машины, перестал быть таким уж серым.