В высь или вниз

Утро. Ранее свежесть бьет в рот, душистый аромат зелени щекочет мой нос. Звон птиц, треск насекомых и тихое журчание речки Калинки. Блаженства, нет ни проблем, ни боли, ни страха, лишь мысли о будущем. Что будет завтра, через неделю, год и дальше. Нет плохого, лишь хорошие. Все дурное исчезло с пением птиц, течением реки и стрекотание всяких насекомых, лишь доброе прекрасное будущие ждет меня. Вдруг я что то чувствую на животе, небольшое, но и маленьким его не назвать. Глаза открываются и видят небо, необъятное, всеобъемлющие, но даже так, растение, маленькие растение, травы и деревья стремятся к нему заслонить своими зелёными листьями или тонкими, крупными стволами. Голова не хочет смотреть на тело, она хочет смотреть высь, но мысли заслоняет это неудобство на животе и глаза озирают тело. Там сидит насекомое, не крупное и не маленькое с рожками, словно олень. Рука моя стряхивает его, мои глаза следят за ним, он падает возле мешка и исчезает в траве. Мои мысли привлекает посылка, все мысли теперь на ней. Моя голова начинает вспомнить, осознавать, куда я шел и зачем. Мысли улетучиваются и остается лишь понимание того что нужно сделать и куда идти. Тело встает, после ночного бега всегда так, не помнишь кто ты, куда ты, особенно после коротко сна под утро. Острое боль, холод по телу, да спать на земле была плохая идея, но что поделать, ночлежек к тому городищу нет, и не будет. Голова проснулась, тела закипела, а руки взяли посылку. Тяжелая, все же порох с серебром несу. Закидываю на плечо и чувствую боль и тяжесть. Все же не к добру это было, все не к добру.

Впереди лес, позади лес, а здесь поляна в свете солнца, гигантский желтый диск весит уже высоко. Долго я спал, значит, за сегодня не дойду. Надо найти ночлег, лучше деревни, даже одинокий дом сойдет. Голова вспоминает карту, там точно была деревня, перед темным еловом лесом. Перед самой опасной частью пути. Да, была деревенька, надо туда заглянуть. Лес впереди, лес позади, птицы все поют свою песни, незримо следя за мной и за всем что творится в лесу. Крупные старые липы несутся высь, и их ветки распускаются маленькими зелеными листьями, и завядшими с маленькими ели заметными цветами, что не видно с высока. И могучий дуб стоит перед лесом с раскинувшими ветками, он выглядит, одинока, скудна, а липы старые, молодые несутся вглубь и даруют свое право жить и давать свое потомство в отличии от него. Моя голова вспоминала путь, покороче, поспокойнее и видя все, не видел нечего, а смерть стояла на пороге, на этом старом дубе висела петля с мертвым. Как я не заметил когда ложился спать, хотя не важно. Дорогу я вспомнил, она неслась влево от этого дуба, на котором вешали таких удальцов как я. Видимо я прошел дальше, а это напоминание дало мне резкую и непомерную мотивацию идти прямиком в городище. Мои ноги пошли, неслись потраве, что ростом с меня и режет руки. Мои глаза скользнули по нему, старый, даже древний, один скелет, да кожа сухая осталась, звери не тронули, видимо помазали его еще той дрянью и высоко он, в три меня прям. Глаза посмотрев на него вцепились в траву и смотрели только на нее. Речка журчала, птицы пели, насекомые игрались, жизнь продолжалась, мои ноги шли, голова была занята долгим путем, все же загляну я в деревни, ноги повернули налево. Там остановлюсь, между опасностью умереть на петле и тем что ждет в лесу, лучше петля, там не так ужасно, как в пасте зверя.

Глухой лес, деревья танцуют под песню ветра. Старые липы, молодые жерди, маленькие ветки вокруг которых растет папоротник, трава, и всякие мухоморы. Мои ноги были заняты ветками, валежником и старыми пнями, скоро будет деревня, дорогу мои глаза уже видят. А в мозг въелась мысль о том как я буду врать. Выхожу, глаза смотрят на влево, никого, вправо, там уже пустыри и дома, деревня, близко вышел, близка. Ноги, усталые ноги радуются песчаной тропе. Чем ближе я подходил к деревне, тем безлюднее она казалась, видно зверь все же пугал местных, хотя многие у нас говорили обратное. Я видел небольшой старый забор, ров, глубиною в локоть, проросший кустарем и веником лип, маленькие дома с мизерными окнами тоже не придавали чувство комфорта. И лишь стариц в вдали у одного дома давал надежду на спокойную тихую ночь, перед тяжёлым путем в лес. Старые веки, седые волосы закрывшие чуть ли не все лицо и худые хрупкие руки державшие старую трость, даже не трость а ветку. Казалось, что подует ветер и его сдует, так исхудало он выглядел.

— Здравствуй старец — поклонившись в ноги, сказал ему — разрешишь переночевать у вас.

Его слабые уши услышали мой голос и его рот начал не внятно, скупа на звуки отвечать.

— Разреши повторить, старец — не поняв его, спросил я.

Он что то крикнул и к нему подбежал мальчишка лет пяти, тоже кости до коже. Его невнятный язык что то говорил внучку, а тот внимательно слушал своими большими глазами, и повторял на более понятном.

— Скажи ему, не пустим, — говорил внук — наказано не впускать, из городищ.

— А чего так?- спросил я, не понимая почему я из городище.

— Велено, но колдунья ведунья пустит, она просила тебя вести к ней.

Я слегка онемел, что значит, колдунья пустит, что значить ведунья, но мальчик потянул меня и повел по дороги, что вела к одинокому строму дому на самом краю деревни.

Черный сруб, старые ставни, исхудалая крыша, одинокий дом на краю деревни, изувеченный природой и временим. Все это давало чувство, какой то опасности и смерти. Мальчик опустил руки и сразу же убежал, подальше, пару раз уткнувшись мордой в землю. Мои ноги стояли, глаза смотрели, губы материли всю деревню. Видно хотят умазать какое то чудище с человечий мордой. Я думал. Я знал, выхода нет, либо туда, либо на дуб, зря не пошел в пасть, а выбрал петлю, не знал, что судьба так со мной сыграет. Ноги забили землю, глупая привычка, а глаза начали искать вход, и увидели ели живую гнилую дверь. Я мог бы подумать, хотя голова не думала, я мог был сбежать, ноги стояли, я плюнул и вошел. Чем черт не шутит, а шутит он многим.

Глаза не привыкшие еще к темноте, увидели тлеющий свет, одинокий свет во тьме. Вокруг лишь тьма, а слабый свет горит, ждет своей неспешной кончины. Я ног не видел, рук тоже, но я подошел к этому свету. Ноги привыкшие к сырой земле шли по ней не спешно, в этот момент я не чествовал ни боли, ни страха, ничего, лишь свет манил меня, словно жизнь. Я подошел к нему, увил ели горящею лучицу и одинокое красивое женское лицо, что сидела на скамейке. Она смотрела на свет, она что то видела в нем.

— Здравствуй, — сказала она — мне не ври, и не придумывай, зачем ты здесь. Мне это не важно, оставайся, завтра уйдешь утром.

— зачем я, а, точно ведунья же и ведьма, говорили, ладно, коль так, а не убьешь. Переночую — сказал я себе

Она посмотрела на меня и улыбнулась, сказав:

— Страх привел сюда, не бойся, не сожру.

— И что — Усмехнувшись, я сказал — Страх есть, знать жив. А жив, значит, везет, а везенье многое значит.

Она встала, Тьма исчезла, в избе словно стала светлее. Она посмотрела на меня, что то в глазах промелькнуло, и она сказала.

— Отдохнёшь у меня, завтра уйдешь в темный лес и …

— Умру? — спросил ее.

— Да — сказала она.

— Ну и хорошо, Одной душою больше станет в верхнем мире.

— а может нет. — вдруг, улыбнувшись, сказала она.

— А что так, смеёшься — я огляделся и нашел скамейку на которую можно придремать, положив рядом вещи — хотя ладно, умру не умру, какая разница, да.

— Верно – спокойно, сказала она — но если выживешь, выберешься из холопов, да дворянином станешь — она помолчала на мгновение и продолжила — невестой сделаешь меня, ясно.

Я смотрел на нее с удивленными глазенками и думал «как она знает, что я хочу», я оглядел ее, длинная, худощавая, но не уродина , а мозг оголял ее, видя высокую грудь и талию. А губы сказали:

— Коль выживу, из холоп выберусь, на коне приеду за тобой и женою будешь, мне не важно на ком, лишь бы детей нарожала. — И рассмеявшись, улегся — но завтра я же помру, не так ли.

— Умрешь или нет, какая разница, ты и мертвым слово сдержишь, ведь так?

— А это клятва — удивленно спросил я и подумал « откуда знает про мои клятвы»

— Да, клятва, и вечная, не обмани. — она улыбнулась, а лучица сверкнула светом и ярко загорелась, показав мне ее лицо с яркой улыбкой — ведь уже представил меня своею.

Я слега обомлев, сказал:

— Ну так клятва, то клянусь, будешь моей женой.

Она потушило лучину и в избу влилась солнце, а ведь правда, ведь только день еще был, эх ведьма, кого я взял в жены…

Тьма, темная ночь, весь день и вечер спал как убитый, глаза начали искать свет, и маленький луч белого лунного света бился в дверь, открытую, а за ней стояла ведьма, смотревшая в небеса. Я взял мешок, все так же тяжел и не легок, закинул на плечи и вышел к свету. Небо сияло светом звезд, старые деревья, бескрайние поля и одинокие, еле заметные черные тени в дали, черти гуляют, рыщет, что бы приноровить себе кого то или что то . Она смотрит в небо, бескрайние небо, не отвлекаясь, а я тихо благодарил ее дом и ее саму. Не замечая, она отвечает:

— Отблагодаришь, когда вернёшься.

Я молчу, и думаю «смерть иль жизнь, не важно — жена, зато есть, значит, веселей будет дальше». Я быстро, не заметно покидаю деревню, тишина и покой окутал ее. И выбираюсь на дорогу в городище Николо, туда мне надо, там конец этого пути.

Тишина, звезды в небе, деревья в лесу, песок и глина под моими ногами ведут меня туда, куда мне нужно. Дорога пуста, в дали лишь тьма, а мозг все тянет странные и чудовищные рассказы о волках, чертях, ведьмах, упырей, оборотней, да больше всего о оборотнях. Бедные несчастные люди, что превратились в зверя и пожираю людей, что бы вернуть свои облик, хоть это ложь. Длинные несуразные ноги и руки, морда волка и худое, длинное тело. Причем кажутся такими слабыми и несуразными, но имеет силу двух, трех воинов. Да и убить их тяжело, как говорится, лишь серебро пробивает их шкуру, хотя многие воины и смеются над этим, но у всех них всегда собой посеребрённый кинжал на поясе.

Тихий вой в далекие. Сердце забилось сильнее, дальше дорого уходит в право, но мне надо идти в лес, глухой лес, по ели заметной, старой трапе. А там в дали черная тьма, а позади небеса начали рассветать розовым .

Елки, густые темные, несуразные комки живых кустов, папоротник и хвоя под ногами. Порой пару березок, пару осинок чуть живых, но везде темнота, лучи солнца не доходят до нижних мертвых лап елок. Они бьют меня и засыпают мне в одежду хвою.

Лес тих, не звука, ни животных, ничего. Лишь елки и смерть гуляют по этой лесной глуши. Тихий вой ветра, ели заметные капли падающий росы и страх гуляет в моем ухе. Нет, не важно. Важно дойти и все. Жизнь идет и я иду, на кой лад панике подаваться. Умереть, не умереть, мне решать, и ноги идут увереннее, глаза видят путь, и друг вой волка или чего похуже, не… не мешает мне идти.

Страх, зачем страх, не нужен он сейчас, вой далеко, идти надо, путь перед моим лицо, я знаю его. Жизнь всегда обманывает, тогда, и сейчас. Тогда мне всегда везло, сейчас я никто, тогда я жил, сейчас выживаю. Тогда мне не куда было идти, не было возможности, лишь жалкое проживание следующего дня в обжорстве и неведенье. Сейчас, у меня есть цель, есть возможность, да я в цепях, кандалах, но они мой дар, чтоб позволит воспарить и получить то что не мог тогда, возможности каких не было у меня никогда в жизни. Я хочу власти, я хочу жизни, я хочу всего, а холоп сейчас, может стать дворянам завтра. Главное сделать все, все возможное, эти посылки-отвязки, поубивать тварей, ублюдков, когда нужно и тогда выкупится, да и дворянства получить, батрача на них, за это получить можно все. Дворянин это начало — главное выжить, вой все ближе.

Ноги начали бежать, скрежет зубов все ближе, дыхание смерти заставляют дыбам вставать волосы, непомерное желание жить увеличивает грохот моего сердце. Все, Я буду жить, я не умру, не важно, что случится, завтра наступит. Плечи держат посылку, ее надо доставить, руки спешено ворочать захудалый воздух и мертвые ветки. Ухо непрерывно слышит его дыхание, безумную отдышку и хруст сухих игл под его лапами.

Все, не сдаваться, бежать и только бежать, не думая, не желая смерти, жизни, бежать и все. Ноги слегка запинаются, тело не понимая что происходит, падает, посылка грохочет рядом, вываливая порох и куски серебра, голова оборачивается и страх обуял меня, ведь я увидел их, желтые звериные глаза, смотрящие на меня как на добычу. Лишь мгновение ему было нужно, лишь мгновение, что бы лишить меня всего, эта тварь заберёт мою жизнь, все мечты, все. Эта смерть. Голова не думает, он уже набросился на меня, его хищные пальцы вцепились в землю возле меня, его пасть показала свои зубы, он сожрет меня, как многих других до. Голова не думает, она не хочет примеряться и вдруг. Я обещал. Руки не осознав всего тянутся к посылке, берут рядом упавшие серебро, страх пропал, жажда воцарилась во меня, и со всего маху я бьют кулаком в летящею глотку оборотня, он кусает, боль во всей руке, рука разжимает кусок серебра. Боль, и лишь боль несколько минут, ничего не понимая, не осознавая, я вижу лишь руку, она в крови. Где оборотень, где страх, я однин, я не знаю — жив. В беспамятстве я заматываю руку тряпьем из рубахи, и ели шевелю ногами, как можно быстрее, сколько прошел не знаю, но в конце я увидел солнца и свет, что озирает поля, а в дали городища, то самое городища Николо, куда мне нужно. Ноги ели шевелились, кто то меня заметил, плохо, я падаю. А посылку то забыл, а не важно…

Что? Где… Лицо в воде. Глаза ели улавливают свет. Они видят человека. В ужасе, страхе и непонимании. Мозг не работает, все болит, а в ушах свист ветра. Меня кто то берет, выкидывают куда то, по телу прошелся ветер, холодный. Голову кто то трясущимися руками подымет и сразу же отпускает, голова падает вниз. Кто то что то кричит. Вновь подымает мою больную голову. И веки силой открывают. В глаза бьет свет, холодный, но приятный. И тут же глаза закрывают, голова летит вниз и ударом душа улетает.

Час. Два. Нет, может минут десять и вновь вода, но не в лицо, а на голову. Нечего не понимаю, секундное прозрение, голос ревет и дух вновь пропадает. И другой тихий голос говорит:

— Не обратился,… лечи, знахарь,лечи…

Голова и тело болит, глаза закрыты, руки в оковах. Нечего не понимаю, и все как будто в странном сне, где я падаю в бездну. Странно я не грешник и не убийца. Силой воли я открываю глаза, падение превращается в полет, передо мной небо, бескрайние небо несущие счастье и радость там, наверху я буду вечно счастлив. Я иду, я возвышаюсь. Руки, освободитесь, боль пропади, все ждет меня там в небе, там счастье. Не о чем не забуду, не чего не забуду… секунду, я должен, я обязан. Нет, не сейчас. Голова смотрит вниз, руки вновь окутывает , что то вроде оков, и я несусь вниз, вниз и глаза закрываются от ветра и боли.

В лихорадке я просыпаюсь. Глаза ели видят, несутся по избе, травы, стол, рога и много мешков. Видят старика, седого, но жилистого, видят колодки на ногах, что цепью связывают меня с большой центральной балкой. Руки связанные чем то не понятным и след, большой след укуса на руке. Голова не соображает. Она лишь требует сон. Я закрываю глаза и вижу небо, бескрайние и всеобъемлющие. Нет, не сейчас.