УЮТНЫЙ АПОКАЛИПСИС

УЮТНЫЙ АПОКАЛИПСИС.

Рассказы.

Робот против зла.

Никто не знал, что Марвел, сотрудница компании, была необычной женщиной. Нет, она не была пришелицей с далёких планет. Марвел была биороботом, и внешне не выделялась среди людей. По крайней мере, её видимое физическое тело состояло из клеток, не отличавшихся от человеческих. Её вырастили в лаборатории.

Для успешного функционирования Марвел подбирались вещества, стимулирующие хороший рост мышц её тела и нейронов мозга. Их слаженная работа напоминала часовой механизм. Поэтому Марвел чувствовала себя среди людей, как рыба в воде. От них её всё же отличало некоторое хладнокровие в проявлении эмоций. Но оно не доставляло им дискомфорта.

Им нравилась быстрота её реакции и логичность в работе. Если бы даже люди узнали, что она – робот, их удивление не длилось бы долго. В век нанотехнологий такие вещи становились скорее обыденностью. Правительства мира заказывали появление роботов на свет секретно, чтобы не сеять среди людей панику и раздор. Это должно было улучшить качество населения. Мир по-прежнему нуждался в прогрессе. И однажды Марвел стала одним из его капитанов…

В тот день она чуть задержалась на работе. Возможно, этому способствовала механическая кропотливость, с которой она изучала материалы и вела подсчёты. Распределив наконец по папкам все нужные документы, Марвел уже собиралась уходить, как вдруг отчаянный крик о помощи пронзил тишину коридоров.

Марвел не могла оставаться равнодушной к происходящему, так как её чистый разум отражал чужие эмоции, как экран — картинку. Чувства, свойственные людям, порой пробуждались и смутно клокотали у неё внутри, следуя за потоком мыслей.

Марвел не понимала их природы, но большинство людей также не могло похвастаться этим знанием. Она просто переживала их, то радуясь, то грустя или злясь, как чувствуют солнечное тепло или дождливый день. Но равнодушие или жестокость людей требовали от неё решительных действий. Так проявилась мудрость её создателей.

И сейчас, сунув в карман сотовый телефон, она побежала к месту бедствия. Марвел сама не помнила, как преодолела расстояние. Подбежав к кабинету, она резко забарабанила в дверь и потребовала открыть её. В кабинете началась суматоха, беготня; видимо, там не ожидали, что на этаже в конце дня останется ещё кто-то. Она слышала, что девушка за дверью пытается то открыть её изнутри, то взять трубку телефона на стене, но ей мешают, грубо гоняя по комнате.

Она вторично потребовала открыть дверь, но мужской голос за дверью насмешливо посоветовал ей убраться по своим делам. Марвел ударила по двери со всей силой, да так, что громкий звук оглушил харассера. Он даже замер от неожиданности. Казалось, ещё чуть-чуть, и она вышибет дверь. Но этого не случилось. Удар был рассчитан точно: замок визгливо заёрзал, а затем быстрым щелчком открыл её.

Для девушки это стало сигналом к действию. Она осмелела и выбежала наружу, где Марвел взяла её под свою защиту. Затем Марвел достала сотовый и по нему набрала короткий номер охраны, быстро сообщив о ситуации.

Преступник, поняв, что у кабинета свидетель, рванулся к выходу. Когда он уже был лестнице, двое охранников взяли его в наручники, и жёстко направили к кабинету, где Марвел начала давать показания, обнимая плачущую коллегу. На лице преступника читались страх и удивление. К счастью, он не успел надругаться над жертвой.

Затем глава охраны позвонил начальству. Сомнений не было, харассер не только лишался работы, но и отправлялся в полицию с последующим взятием на учёт.

С работы ехали на метро. Народу было мало, и тишина немного успокоила пострадавшую девушку. Когда они дошли до подъезда, та пришла в себя. Она обняла Марвел, нажала кнопку старого, добротного лифта и поехала домой. У Марвел отлегло от сердца. Она не чуяла ног под собой. Вернувшись в метро, она упала на сиденье и только объявления названий станций не позволили ей пропустить свою остановку.

Когда её подвиг стал достоянием офисного сообщества, уважение достигло апогея.

Спустя несколько дней Марвел снова ехала на метро, но уже в институт, куда её пригласили, чтобы она прочитала лекцию о путях мировой экономики. Она слегка дремала, положив рюкзак на колени. Поезд нёсся по тёмному лабиринту, и свист ветра за стеклом убаюкивал её.

Внезапно дверь открылась, и в вагон вошла странница, будто сошедшая со страниц книг русских писателей старого времени. Старушка шла, припадая на одну ногу, и сума подрагивала под её ладонью, напоминая пассажирам о том, что они и сами не догадываются, насколько счастливы, имея хоть и небольшой, но стабильный заработок, способный обеспечить еду и крышу над головой.

Она была одета в заношенный, но всё ещё способный мало-мальски защищать от холода пуховик, серый платок из грубой шерсти и зимние сапоги, напоминавшие унты. Надрывным голосом странница начала говорить обычные в таких случаях слова, прося публику зародить в обтёсанных жизнью сердцах немного сострадания.

Публика молчала. Это было какое-то странное оцепенение, вероятно, рождённое привычкой наблюдать подобные картины. К тому же, добрые люди давно знали, что для некоторых нищих сбор подаяния являлся не только возможностью выжить, ночуя на чердаке, в подвале или на вокзале, но и формой заработка.

Одной из причин недоверия было то, что наживавшаяся на нищих мафия в укромных местах отбирала у них если не всю милостыню, то большую её часть. И потому нельзя было угадать, просит ли несчастный человек только за себя или же пополняет доход своих жестоких хозяев.

Некоторые нуждающееся бывали одеты хотя и скромно, но прилично. Это могло означать, что они уже чуть выросли в ранге и имели свою долю в нищенском бизнесе. Очевидно, что на этапе сбора некой круглой суммы мафия перевоплощалась для них из надсмотрщика в кормилицу. Кто-то со временем сам становился надсмотрщиком, и никто ничего не мог поделать с этой адской эстафетой.

То были люди разных возрастов, включая и молодёжь. Их слова порой больше напоминали неумелую реплику дилетанта без актёрских способностей, чем плач души человека, раздавленного нуждой. В голосах некоторых даже проскальзывала скрытая досада от необходимости нудно повторять прошение, уподобляясь настоящим юродивым.

Обыватель, в свою очередь, начинал думать, что страдальцы попросту считают обычную работу скучной, потому что это требовало терпеливого ожидания зарплаты целый месяц. Но в паутину нищенской мафии мог попасть любой человек, лишённый крова или средств оплаты еды и жилья. Особенно тяжело было сиротам, одиноким старикам, беженцам.

Вот и на этот раз нельзя было угадать, просит ли странница только за себя или нужда уже загнала её в лапы гнусного братства. Но не было сомнений, что этому человеку некуда больше идти, кроме как по замшелой ленте вагонов в надежде получить если не червонец, то хотя бы укрытие от зимнего холода.

Безысходную тишину прервал отрывистый голос:

«В церковь иди! Там дадут денег».

Однако старушка никак не отреагировала на этот цинично-благоразумный совет и легко продолжала свой путь дальше.

Марвел знала, что церковь играет важную роль в жизни некоторых людей. Однажды ей даже довелось побывать на пасхальной проповеди. Там она узнала, что некогда сам Бог, облачившись в тяжёлое одеяние человечьей плоти, пришёл на Землю, чтобы напомнить людям о своей сути без всяких ритуалов. И несколько человек всё же дали старушке деньги.

Когда она приблизилась к Марвел, та тоже вытащила из сумки кошелёк, достала несколько монет и протянула их страннице. Та положила их себе за пазуху, и, глянув на неё грустными глазами, двинулась дальше. Однако Марвел не была бы собой, если бы не умела найти выход из сложной ситуации. Порывшись в телефоне, она нашла номер благотворительной организации. Позвонив туда, Марвел сообщила, что число их подопечных пополнится на одного человека – условия позволяли это.

Марвел решила увести странницу в дом, принадлежавший филиалу этого общества, одним из спонсоров которого была её фирма. На финансовые вложения оно создавало среду для того, чтобы потерянные люди могли жить в хороших условиях, а затем начать учиться и работать.

Странницу звали Инной. И Марвел не боялась иных, она сама была иной. Она предложила бедной женщине пообедать в столовой, подкрепив это тем, что ей это будет не накладно, и дала ей визитку общества заботы. Глаза Инны увлажнились, подобно узнику, ощутившему воздух свободы.

На следующей станции Марвел и Инна вышли. Промозглый ветер кружил в тёмном утреннем небе мокрые снежные хлопья. Оранжево-белый свет фонарей наполнял городской пейзаж грустью, достойной картин голландца Ван-Гога.

Марвел вспомнились чеканные слова о добре, совести и справедливости, которые звучали ещё в лабораторном классе, а затем и в других местах учёбы и работы. Они накладывались друг на друга, сливаясь в её сознании в один поток.

Насчёт справедливости Марвел сомневалась давно. Она понимала, например, что в природном мире этой планеты её и вовсе нет, а в каждой человеческой голове существует сугубо личное представление об этом понятии. И ей было грустно. Вот уже многие годы справедливость, увы, не всегда была тождественна совести и её детищу добру.

— Но хотя бы малое милосердие к попавшему в беду – вдруг сказал тихий голос внутри неё – и есть нота справедливости, созвучная человеку.

Марвел с Инной зашла в кафе около института, и та стала неторопливо выбирать блюда. Затем Марвел попросила странницу, чтобы та подождала её, потому что должна была прочитать студентам лекцию. Она сказала Инне, что лекция не будет очень долгой. Инна согласилась. Она чувствовала, что встреча с Марвел изменит её жизнь к лучшему.

Затем Марвел направилась в преподавательскую.

Педагог Изабелла Марковна уже изучала какие-то материалы, время от времени отпивая чай из расписной чашки, да и остальные педагоги уже настраивались на новый день, листая программы лекций и обмениваясь советами и шутками.

Когда они ушли, в дверь тихо постучали.

— Войдите. – произнесла Марвел.

В дверь робко просунулась кудрявая голова студента.

— А Василия Андреевича можно?- спросил он.

— Он сейчас вышел, но скоро подойдёт. – ответила Изабелла.

Студент напрягся. Ответ, видимо не показался ему исчерпывающим.

— А он надолго вышел? — продолжил парень, скрывая своё нетерпение.

— Подождите десять минут. — произнесла Изабелла Марковна, оторвавшись от документов.

Студент упорхнул в коридор.

Пролетело несколько мгновений. Изабелла Марковна встала и направилась к телефону.

— Мария, а тут городской работает? – спросила она.

— Через девятку. – ответила Марвел.

— Отлично. – сказала Изабелла Марковна и начала набирать номер. Ей нужно было предоставить научные материалы и отчитаться за них; судя по разговору, она писала статью или диссертацию, и договаривалась о встрече со своим руководителем. Она не вела занятий в этом корпусе, а в комнате отдыха просто останавливалась, чтобы поработать с документами и перекусить.

Прошло ещё несколько минут; преподаватели пришли, и, похоже, даже раньше обещанного. Василий Андреевич был среди них. Они обсуждали состояние науки, тонкости учебного процесса и просто повседневные дела. Затем в дверь снова робко постучали.

— Войдите. – откликнулась Марвел. На этот раз в проёме двери показалась девичья головка.

— Здравствуйте, а Василий Андреевич здесь? – с очаровательной робостью спросила девушка.

— Здесь, входите. — подтвердила Марвел, и девушка вошла в кабинет. Следом за ней, как по команде, проследовал кудрявый студент. Увидев Василия Андреевича, они заговорили то ли о задании, то ли консультации.

Потом Василий Андреевич, Изабелла и Марвел пошёл в соседнюю аудиторию, где она должна была прочесть первую часть лекции. Парень и девушка пошли вместе с ними.

Время текло, как вода сквозь песок. Лекция была интересной и Марвел только успевала отвечать на вопросы любопытных. Затем все трое вернулись в преподавательскую. Изабелла Марковна решила, что с документами на сегодня закончено. Она аккуратно уложила их в сумку и направилась к электрочайнику.

— Жаль, что пришло не очень много студентов. – сказал Василий Андреевич, отхлебнув несколько глотков.

— Пришли немногие, но лучшие. – ответила Марвел. Она не испытывала сожаления из-за отсутствия чьего-то интереса к её выступлению. Такова была её природа.

— И один в поле воин, — ответил Василий Андреевич, — на них вся надежда — Сейчас пошли хорошие группы, а в прошлом году были ужасные.

— А в чём это проявлялось?- спросила Марвел.

— Они — ответил Василий Андреевич, — занимались своими делами на занятиях, а в ответ на замечание могли посмеяться в лицо преподавателю.

— Но искренние ученики продолжат дело. — вежливо упорствовала Марвел.

— Эти – спасут. – воспрял духом Василий Андреевич.

Изабелла Марковна накинула куртку и погасила свет за своим столом.

— А мои – сказала она, — когда внимательные, когда не очень. Ладно, пора мне по делам. До свиданья.

— До свиданья. – по очереди откликнулись Василий Андреевич и Марвел.

— Я всегда говорю студентам о том, как важно воображение, креативность, — вернулся он в русло беседы. — Ведь раньше всё делалось безо всяких компьютеров, но не хуже, чем на них. Сейчас же всё сильно упростилось. А бизнесмен должен прочувствовать своё творение, стать с ним единым целым, как художник. Ладно, удачи Вам.

— И Вам. – эхом отозвалась Марвел.

Когда он ушёл, она принялась изучать расписание. Её всё же воодушевило внимание учащихся, и она подумала о том, не сделать ли ей свои лекции регулярными.

Мысль о предаче знаний закралась в её голову впервые тех пор, как один студент тайно помог ей сделать человеческий паспорт и сбежать из лаборатории. И вдруг в комнату отдыха вошёл тот самый студент, а теперь уже преподаватель Антон Денисович. Они узнали друг друга и обменялись нежным поцелуем. Он тоже присутствовал на лекции Марвел, и она впечатлила его.

Марвел поблагодарила Антона Денисовича. Она высказала желание сотрудничать с институтом, что было воспринято положительно. Они обменялись телефонами, и он ушёл.

Когда перерыв закончился, Марвел ушла, чтобы провести вторую часть лекции. После её окончания в комнату отдыха вошла Нина Афанасьевна с математического факультета.

— Здравствуйте! – сказала она. – Всё правильно ваш отдел расписания насчёт аудитории придумал; не нужно мне из одного корпуса в другой бегать, чтобы вести занятие с одной и той же группой. Лучше здесь.

Следом в дверь вошёл юноша.

− Нина Александровна, вы забыли. – протянул он ей чёрную меховую шапку.

− Спасибо, зайчик. − просияла Нина Александровна.

— Испортили настроение в метро. – сказала она. – Подходишь к окошку, вежливо просишь положить тебе деньги на карту, а они мне: «Иди отсюда, у нас перерыв!» А почему вы мне тыкаете? Я такой же человек, как и вы!

— Просто позор. – сочувственно отреагировала Марвел. – А вообще, если они привыкли так общаться с людьми, значит, день за днём портят жизнь себе сами.

— Да! — выдохнула Нина Александровна.

Затем они со студентом сели за один из столов, и он положил перед ней выполненное задание. Он что-то объяснял, а она терпеливо слушала, то поправляя его, с то чем-то соглашаясь. Потом наступила её очередь, и теперь уже больше слушал ученик.

Они неспешно обсуждали варианты решения уравнений, и, слушая их, Марвел в какой-то момент поняла, что слышит не разговор о рядах холодных формул, а философскую беседу о законах мироздания, изложенных языком математики. Когда беседа закончилась, Марвел вышла вместе с ними. Затем она заперла кабинет и отдала ключ администратору на нижнем этаже.

Спустившись в кафе, она увидела, что Инна оживлённо беседует с кем-то из посетителей. Увидев Марвел, та улыбнулась и спросила, куда они поедут теперь. Марвел ответила, что они поедут в здание центра, где заботятся о бездомных, и что отныне Инна обретёт кров над головой. Инна встала, и они пошли к метро.

Марвел решила увести странницу в дом, принадлежавший филиалу благотворительного общества, одним из спонсоров которого была её фирма. На финансовые вложения оно создавало среду для того, чтобы потерянные люди могли жить в хороших условиях, а затем начать учиться и работать.

Скоро вагон достиг нужной станции, и Марвел с Инной вышли. Здание благотворительного центра было расположено на соседней с метро улице. Они шли не торопясь, пока не оказались в его тёплом холле. Администратор зарегистрировал Инну и выдал ей ключ, и она под чутким присмотром Марвел отправились осваивать новое жильё.

Комната была простой, но чистой и уютной. Инна блаженствовала в душе, смывая с себя грязь, пот и копоть. Конечно, надо было подобрать ей нормальную одежду, однако первой радостью для странницы было чистое бельё на добротной постели. В смежной гардеробной комнате им выделили неброскую, но хорошую одежду для дома и улицы. Катя повесила их в шкафу у кровати странницы. Старые вещи выбросили в мешок; они отправлены в контейнер и подлежали переработке в другое сырьё.

-Да, да… — откликнулась Инна. – я сейчас…

— Инна, возьмите, пожалуйста, халат. – сказала Марвел. Дверь приоткрылась, и рука странницы плавно унесла его внутрь. Затем она натёрлась кремом и, обновлённая вошла в комнату. Надев чистое платье, странница предложила Марвел поужинать в столовой центра.

Они ели пюре с котлетами по-киевски и пили горячий чай с яблочным пирогом. Когда трапеза закончилась, Марвел взяла у Инны телефон и отправилась домой. Она решила поговорить в институте о том, чтобы устроить её вахтёром в комнату отдыха. Пусть у неё будет скромная, но стабильная работа, посильная для её возраста.

И вскоре у неё всё получилось.

Инна стала почётным вахтёром, а сама Марвел — профессором по менеджменту. Она соединилась с Антоном, когда-то выпустившим её из тесной лаборатории в мир больших открытий, и больше они никогда не расставались.

Отважное создание.

Путешественница подняла глаза, чтобы насладиться голубизной неба, и вдруг увидела, что под верхней кромкой форточки ёрзает маленькая, размером с булавочную головку, муха. Насекомое пыталось выбраться наружу, несмотря на бешеный поток воздуха, исходивший снаружи. Ветер был безжалостен, и грозил смять и распластать бедолагу о стекло в любой момент. Но, как ни странно, это не так уж и пугало её.

Муха то прыгала вверх, бесстрашно седлая воздушную струю, то, сброшенная ею на нижнюю кромку оконца, снова подползала к его верхней части. Затем она расправляла крохотные крылышки, надеясь вернуться в мир за окном. Она пыталась улететь и не понимала, почему сила, которая всегда облегчала её полёт, не хочет помочь ей сейчас, когда она попала в это тёплое, но чужое и враждебное место.

Это повторялось снова, и снова, и женщине захотелось наконец закрыть форточку, но она сдержалась. Ещё неизвестно, что было бы лучше для упрямого создания: погибнуть, противясь воле судьбы, или прожить короткую и скучную жизнь в душном вагоне, чтобы питаться недоеденными яблоками и в конце-концов быть попросту раздавленной ботинком, чемоданом или мощным седалищем.

Пока крохотное существо билось с ветром, поезд уже приближался к платформе, где путешественница должна была выйти. Поезд подъезжал к конечной станции и сбавлял скорость. Вместе с ней стихал напор ветра, бившего в стекло. Женщина встала, накинула рюкзак на плечи и двинулась к выходу, напоследок всё же оглянувшись на окно.

А муха, быстро перебирая лапками, влезла на его верхнюю раму. Затем она расправила крылышки и полетела над платформой, как маленький самолёт над аэродромом.

Эмигрантский этюд.

…На светской вечеринке среди прочих звёзд блистала Алина Воронкова, приехавшая из Европы. Её жизнь была классическим образцом стремительного пути из золушек к трону современных принцесс. Родилась Алина в Петербурге в интернациональном союзе. Её отцом был русский, а матерью – финка.

В какой-то момент семья решила эмигрировать на родину матери девочки в надежде на лучшие условия жизни. Сначала они уехали в город Лахти и некоторое время жили там. Но когда начались эмигрантские трудности, семья вновь переехала, но теперь уже в пригород и обосновалась в селе Пертунмаа.

Алина уже вполне прилично говорила по-фински. Казалось, она приживётся в здешней школе. И никто не ожидал, что местные дети окажутся столь нетолерантными. Они показали ей, что может скрываться под личиной благопристойности, если ты не полностью принадлежишь их миру.

Увидев, что Алина говорит с родителями по-русски, они сделали её изгоем. Им было непонятно, почему их зарубежная сверстница иногда разговаривает на родном языке в их стране. Возможно, чужая речь вызывала у них опасение, и они считали, это даёт им право грубо толкнуть Алину или присовокупить к названию «русский» оскорбительные эпитеты.

Алина и её семья долго отстаивали своё право быть самими собой. Шло время, девочка взрослела и, несмотря на горечь одиночества, однажды поняла, что её обидчики всё время позорили только самих себя. Нет, она не была пассивной.

Знала: достаточно не дать себе нахамить, чтобы тебя считали хорошим человеком. Берегла своё, не выпрашивала чужого. Постепенно выпады против неё прекратились. Мягкость воды оказалась сильнее злости огня и чёрствости чужого асфальта.

Хотя, похоже, предрассудки о соседнем племени доставляли им больше удовольствия, чем возможность узнать его поближе хотя бы затем, дабы не чувствовать дискомфорта в общении. Чтобы оставить себе немного радости детства, Алина выступала на школьных праздниках, а когда ей исполнилось пятнадцать, уехала учиться в гимназию в Лахти.

Тем, кто скучал от невыносимой лёгкости бытия, она могла бы сказать, что это не страшно. Потому что нужно чуть-чуть подождать, и перемены найдут вас сами. Лахти было настоящей наградой за предыдущие страдания, так как в гимназии царил свободолюбивый творческий дух. Алина продолжила участвовать в выступлениях и на новом месте.

— Меня спасло, что я открыла для себя театр и сама отчасти стала актрисой, – объясняла она журналисту, – он вообще стал для нас, эмигрантских детей, второй семьёй. Там было много молодёжи, говорившей по-русски и вообще ребят со всего мира.

Алина, как многие её сверстники, подрабатывала на каникулах. То в магазине, то в саду, ещё она рекламировала косметику. А однажды Аля решила рискнуть по-крупному. Девушка приняла участие в конкурсе красоты «Мисс Финляндия» и победила в нём.

Потому как поймёшь, что в мире нет плохих и хороших людей, а все мы просто грешники, то есть граждане развивающейся планеты третьего мира, так и на душе становится легче. Такой вот тайничок души. Он помог ей не озлобиться на жизнь.

Аля победила прошлое. Кто-то восхищался ею, а кто – то снова пенял на её русские корни. Но Алина знала: если в этом мире ты хочешь понравиться всем, то тогда твоя карета рискует превратиться в тыкву. Вскоре она открыла для себя мир золотых рыб. И одной из них стала она сама.

На той вечеринке Алина привлекала не только взоры мужчин. Девушки, поверившие в свою мечту, видели в ней ту, что достигла Олимпа.

Странник Белогорья.

Шаман сидел у затухшего костра, погружённый в свои мысли и воспоминания. Они проходили перед его внутренним взором, как безмолвное кино. И чем дальше он смотрел, тем явственней становилось, что оно было просто длинной прелюдией к его нынешней жизни.

Его прежняя жизнь закончилась со смертью любимой жены. В память о ней он воздвиг часовню, спрятанную в тени кедров у кристального ручья. В суровой Сибири уживались разные верования и люди знали, что покинув бренный мир, каждый увидит то, во что верит сильнее всего. Даже если он – атеист.

Сегодня шаман понял, что перед ним простирался уже другой мир. И он шагнул в его открытую дверь. Когда его веки разомкнулись, он увидел, что кедровый лес, знакомый с детства, шелестел ветром, который звал его в путь. И шаман знал, что этот путь исцелит его душу.

Солнце проявилось в рассветном тумане малиновым диском и клик журавлей возвестил о начале нового дня. В утренней прохладе Алекс ощутил невидимую силу, которая держит все три мира – зверей, людей и духов. Шаг за шагом его душа освободилась от груза скорби. Он постиг: в мире есть многознание, есть интеллектуальность, но есть ещё умное сердце, которое стоит над ними. И даже враги нужны только для того, чтобы оценить верность друзей.

Наверное, поэтому вокруг него теперь было больше людей, чем в его предыдущей жизни. Вначале они заполнили пустоту утраты, а затем стали для него одной большой семьёй. Он ощущал как большую семью и саму страну. Особенно это чувствовалось здесь, где человек и природа стоят лицом к лицу.

Сейчас, у затушенных костерков приютилось около ста палаток пилигримов, разделивших с ним дорогу. Братья и сёстры. Родные по духу от людей, а не от идей. Последнее, что оставалось в спалённом идеологиями мире, осознание того, что ты — просто человек. И если ты хочешь жить по совести, не боясь быть осмеянным или не принятым кем-то, то ты свё-таки имеешь шанс выжить даже в лихие времена.

В крайнем случае, ты оставишь о себе добрую память. Совестливые люди и есть просвещённые, пусть порой и не знающие книжную мудрость. Главное, что они сумели прочесть то послание, которым являлась для них жизнь. Он дорожил этим открытием, так как не раз видел, что люди держат камень за пазухой просто из страха, что другие опередят их.

Конкуренция их всё усиливалась, и порой всё тяжелее было доверять даже близким. В таком мире доброта была нужна не как милая наивность, а как кислород. И размышляя в тишине над своей жизнью, шаман чувствовал, что наступает то время, когда просто добрый человек будет считаться за святого.

Невдалеке виднелись хребты гор, своими очертаниями странно напоминавшие фигуру спящего человека. Это был чертог богатыря Саяна, одного из хранителей земли Сибирской. Согласно легенде, однажды, если природа и люди войдут в крайний конфликт, он проснётся и тогда последним придётся тяжело.

Для гостей края она оставалась мифом. Для местных жителей — такой же реальностью, как восход и заход солнца над горизонтом. Около головы богатыря примостился камень, устремлённый в небо, словно короткий клинок. Иногда, при сильном ветре, он качался на уступе, но никогда не срывался вниз.

Это странное равновесие будоражило умы. В хорошую погоду туристы фотографировались около камня, взбираясь по ступенчатым уступам склона. День, когда камень сорвётся озеро под горой, считался временем пробуждения гиганта Саяна. И окрестные жители знали, что для того, чтобы его сон продолжал длиться, нужно было не требовать у земли слишком многого.

Шаману нравилось наблюдать за танцующим камнем. Но сегодня он был неподвижен. Солнечный луч скользнул по склону. Шаман вернулся к палатке, залез в неё и закрыл вход. Его сон был лёгким, как облака, летевшие сквозь зарю над тайгой. Клинок горы золотился победным светом.

Санкт-Петербург, 2019 г.

Жребий титана.

Прометей шёл по улице. А город жил своей жизнью. Кипела деловитая жила, пульсируя в такт другим мегаполисам мира: машины, новости, запах бензина и духов смешивались в воздухе. Но он, Прометей был древним духом и помнил первозданное время.

Тогда он ещё был титаном из плоти и крови и нередко посещал облачный атлас, где царствовало Большое Братство богов. Можно было сказать, что наш герой тоже был обитателем облачного атласа, хотя большую часть времени он проводил в земном пространстве. Люди же, поклонявшиеся Большому Братству, занимались охотой и растений, согреваясь добытым от кресала огнём.

Время их текло медленно, от добычи до добычи. Азартный титан не спеша наблюдал за ними и в какой-то момент понял, что такое состояние младших творений было не только несправедливым, но и замедляющим развитие юной цивилизации.

По крайней мере, таковым было его личное мнение. И Прометей решил пойти на риск. Он считал, что людям не хватало совсем другого огня. Это был тот самый свет Знания. Дерзкий титан пробрался в дальний край облачного атласа, осторожно взял Знание и спустился с ним на землю. Подув на него, он развеял вокруг себя чудесный огонь.

Знание растворилось в воздухе и люди, вдохнув её, почувствовали, что картина мира начала изменяться. Они научились писать, читать и считать. Они умели находить дорогу домой по звёздам и небесные фонарики вели усталых путников к долгожданному очагу на суше и на море.

Но начались перемены с того, что их вера в Больших Братьев начала слабеть. Этого Братство не могло простить Прометею. То, что для людей было чудесным даром свыше, для небесных хозяев было кражей их имущества.

По легенде, его приковали к скале там, где сегодня находится Кавказ. Бунтарь страшно заплатил за свой протест. Свирепый орёл терзал могучее тело, заливая склоны кровью титана. Прометей стал предтечей другого Дарителя мудрости, которого впоследствии на скрещённых досках казнили уже сами люди.

Но всё равно они всегда нуждались в познании мира внутри и вне себя, пусть даже неосознанно. И эта потребность была тем божественным даром, который позволил им выжить и построить цивилизацию на планете.

Бунтарь кричал о помощи, пока не потерял сознание. Его душа уже готова был отправиться в другие миры, но скитавшийся по горам богатырь Геракл прикончил пернатого палача, а целитель Асклепий уврачевал его страшные раны. Они исцелили его в одной из пещер.

А знания людей всё росли. За время страданий Прометея их почтение к Большим Братьям заметно уменьшилось, и сила небесных тиранов начала таять. У них оставалось две возможности: либо убраться с Земли в другие измерения, либо раствориться в её атмосфере. И они покинули планету.

Прометей же увидел наконец мастеров мудрости, Пифагора, Сократа и Платона. Иногда он присутствовал инкогнито среди их учеников и вольнослушателей. Он начинал думать, что страдал не зря.

Время шло. Люди использовали знания далеко не только во благо. Такое положение огорчало титана, но он осознавал, что эксперимент должен выковать их характер затем, чтобы когда-нибудь они стали подобны ему. Это было рискованно с самого начала, но такова была участь цивилизации – либо выжить и приобрести умное сердце и позитивный ум, либо приобрести злой ум и холодное сердце.

Всё лучше, чем однообразное, тусклое бытие, как будто и нет никакой жизни, а просто ширма, театр теней. Люди должны были почувствовать, каково это – доверять своему разуму и быть хозяевами самим себе, со всеми уроками жизни.

Ему, возможно, виделся такой человек: добрый, но не наивный, не всезнайка, но умеющий находить выходы из лабиринтов. Его секрет таился в огне, который титан принёс людям и был спрятан в их сердцах, как зерно в земле, ожидающее весеннего тепла.

Общество же, словно тяжёлый локомотив, двигалось вперёд. Прометей разбудил их воображение и научил их мечтать.

Мечта скрашивала будни и заставляла измышлять что-то такое, что можно было бы назвать чудом или хотя бы новинкой.

Одни готовы были раствориться в призрачном мире воображения, а для других оно было гаванью, в которой душа набирается сил, обдумывает своё бытие и выходит в мир, чтобы жить в нём дальше. Во внутреннем мире созревал талант человека. Вдохновение вело его, и появлялись формулы и музыка, мистерии и картины.

Внутренний мир – это прекрасно. Потому что он существует для того, чтобы человек мог оценить своё положение во внешнем мире. И чем выше возрастает талант, тем многогранней должна быть личность, в коей он раскрывался.

Основа творца – скорее воля и дух, нежели только талант. Без них он остаётся семечком, которое, может, и могло вырасти могучим дубом, но не захотело, потому что испугалось холодов, ветра и града. Если же творец готов к нелёгкому пути, то его понимание реальности становится всё обширнее.

Но в том и состоял Прометеев секрет, что рождался этот талант как простой графит, творец же мог превратить его в сияющий кристалл. И какова же главная награда? Только ли выразительный язык, изящные формулы цифр и пропорций?

Главный дар творца – умение прозреть грядущее. Так Михаил Лермонтов когда-то предсказал русскую революцию в одном из своих стихотворений. Такое предвидение в большой степени сопряжено с духовной жаждой, нежели со спокойной жизнью человека, укоренённого в земном мире. Оттого, возможно, гению часто чуждо накопительство в чистом виде.

Итак, гений – значит дух… И он живёт в нас!

Он может посмотреть на мир с разных ракурсов. Но не все способны разделить его точку зрения. Творца могут не замечать и критиковать при жизни, а после смерти прославлять, потому что его творения стали созвучны новой эпохе, а не тому времени, в котором он жил. Так было с живописцем Винсентом Ван-Гогом и архитектором Александром Густавом Эйфелем, автором главного символа Парижа.

Во внутреннем мире творца происходит борьба, и её итог – долгожданные шедевры. Они повествуют не только о страстях и слабостях человека, но и о любви. Это наш мир, отражённый через призму духа, победившего суету сует.

Сюжет, созданный мастером, может быть трагическим, комическим или обыденным, но люди извлекают из него не просто умные решения, а мудрость жизни, добытую для них гением в жестокой борьбе со своими слабостями.

Творцу ставят памятник за шедевры, цена которым – его внутренняя война. И это действительно великая цена. Очень часто в этом безмолвном сражении мастер приносит в жертву свою жизнь. Так случилось с народным поэтом и певцом Владимиром Высоцким.

В этой борьбе творец как никогда чутко осознаёт реальность внутри и вокруг себя. Ему открывается опыт своей и чужой жизни, опыт прошлого, настоящего и будущего. Он совершает свой главный аккорд в творчестве, и в его измученную душу изливается божественный свет.

И когда полёт духа помог людям выйти в космос, Прометей убедился, что его эксперимент оправдал себя.

Он давно уже был бесплотным духом и иногда спускался из облачного атласа на Землю. Остальные же титаны и обитатели ближайших измерений с интересом следили за кульминацией сюжета земной истории — переходом цивилизации с индустриальных технологий на информационные. Они порождали новых гениев, таких, как Стив Джобс.

Прометей сам не знал, чем же завершится эта история. Возможно, он всё так же был исполнен азартной решимости и желанием довести его до конца, прежде чем уйти в другие миры…

Ему нравился город, по которому он шёл. Вместе с ним людям уже спешил новогодний праздник. И титан преисполнялся простой человеческой радости.

Санкт-Петербург, 2019 г.

Турист из Атлантиды или пост — Булгаковский сюжет.

1. Имперский пасынок.

…Жизнь – квест с меняющимися декорациями. Я, гость из прошлого, спасшийся при гибели Атлантиды, отправился в странствие по нашему миру.

В наше время мало кто не слышал об Атлантиде. Правда и домыслы о моей затонувшей родине так перемешались между собой за века, что отделить их друг от друга уже невозможно. Почему я говорю это? Потому что один из её спасшихся наследников, последних из могикан — я.

Моё имя – Ариэль. Ну или просто — Эрик.

До своего рождения в Атлантиде я был одним из любопытных обитателей Неба, душ, захотевших спуститься на Землю для того, чтобы получить опыт жизни на ней. А иначе – зачем?

Как появилась Атлантида? На этот вопрос есть несколько ответов, но я думаю, что всё же не из мыльного пузыря. Её создали некогда такие же люди, только с более развитой сущностью, нежели нынешнее поколение. И в этом нет упрёка, так как в любой школе каждый новичок предваряется более опытным учеником.

Вначале Атлантида была государством, в котором всё было подчинено созиданию, мудрости и любви. Как же давно это было смыслом жизни… Но случилось так, что мы слишком замкнулись в своём раю, и потому сегодня это просто красивые слова в конфетной обёртке.

Преадамиты, они же атланты помогали людям нынешней цивилизации обжиться на планете и учили их, как преуспеть в земледелии, науках и медицине. Самые сильные в магии из моих собратьев были для них богами или полубогами. Пирамиды в Египте и Америке, гигантские рисунки наших бывших аэродромов в пустыне Наска свидетельствуют об этом.

Помимо этих сооружений и многочисленных храмов, люди сложили о нас много историй, многие из которых которых попали в античный и библейский каноны. Наша совместная жизнь продолжалось довольно долго, и в какой-то момент самым ретивым моим сородичам начало казаться, что мы можем не просто учить и лечить людей, но ещё и направлять их умы, как мы хотим. Но вскоре я понял, что это ложный путь.

Младшие земляне уже тогда вовсе не были глупее нас, просто их опыт в духовной, да и материальной жизни тогда только начинал проявляться. Я часто говорил продвинутым собратьям о том, что многие из них попросту забыли ту пору, когда-то и мы были подобны адамам, пробивая себе дорогу в большой мир. Это рассорило меня с ними, но я не сильно жалею об этом.

Старшим землянам было лестно стать их советниками во всём, и они поддались самомнению, забыв, что их настоящая роль – быть умными собеседниками и утешителями человеческой души. Я говорю «их», потому что в большей степени ощущаю себя обычным человеком, и некоторые специфические особенности этому не мешают. Но о них я расскажу позже.

В своём легкомыслии атланты забыли об этой миссии, а её крах и стал концом империи. И всё же в Атлантиде долгое время была спокойная жизнь. То, что осталось в сказках – обрывки правды, которая когда была для меня столь же обыденной, как череда авто на проспектах современных городов.

Простые люди жили в той стране долго, так как переданные им преадамитами знания, да и условия жизни позволяли это. Но причиной исчезновения той цивилизации стала пресыщенность атлантов властью и комфортом, скука от которого породила внутренний конфликт элит друг с другом, а затем с людьми и природой.

Мне, как её бывшему жителю, думается, что главная опасность для нынешних людей – наступить на те же грабли. А если история мира движется по спирали, то нынешняя цивилизация только начинает подбираться к подобию той, ушедшей в легенды.

А ведь преадамиты были духовно развитыми людьми, и могли предложить младшим братьям «религию сердца» вместо поклонения «небесным полицейским». Наиболее амбициозные из них прочили на эту роль себя – и люди верили, достаточно открыть любую книгу по мифологии.

Демонстрируя сверхспособности, атланты заставили их поклоняться себе. Они создали культы, потому что власть стала их наркотиком. И самым большим грехом было то, что они не раскрывали людям того, что бог живёт в их сердцах, и они упорно продолжали верить в силу разных ритуалов, которые льстили их самолюбивому уму.

Я точно не помню, в какой момент правители – атланты пресытились своим положением. Они, потеряв часть небесной силы, они ощущали скуку, которая навалилась на них как наказание. Они хотели оставаться богами, а маги при храмах и дворцах – всезнающими пророками.

И те, и другие знали, что энергия мысли сильнее всего. И вот, посредством её они начали враждовать друг с другом, а люди всё чаще прятались в лесах и среди горных массивов. Страна разделилась, а затем, когда сила мысли атлантов достигла стихий, была потоплена в морской пучине. Череда цунами поглотила её континент из-за их духовной брани, возмутившей природу.

Я давно перестал ощущать себя пришельцем из предыдущей империи. Чем я могу гордиться? Только тем хорошим, чему она научила младшее поколение людей в начале своего существования.

Самые сострадательные из нашей братии уводили людей на север и восток, где было безопасно. Я сам пережидал несчастье под сводами пещеры в гуще беженцев из моего родного атлантского города. Я не могу описать словами то чувство отчаяния, когда моё родное гнездо накрылось безжалостными волнами.

Поэтому желающим изучить историю его гибели я рекомендую повесть Алексея Толстого «Аэлита», где в одной из глав устами героини подробно рассказывается о рождении, расцвете и гибели Атлантиды. Не знаю, как Толстой заглянул в ту эпоху, но смею предполагать, что сие чудо произошло не без божественного промысла.

В зародившихся Месопотамии и Египте история вышла на новый поворот. Остатки знаний атлантов были перенесены туда и уцелевшие люди обеих цивилизаций больше не ощущали себя потерянными. Люди потихоньку расходились по планете на север, восток и юг, так как на нашем халдейском клочке земли со временем становилось всё меньше места для тех, кто покинул Атлантиду.

После гибели Атлантиды я долгое время жил в Вавилоне среди халдеев. Среди них был и легендарный Авраам, который вскоре отправился в странствие, изменившее пределы благодатного полумесяца. Они переняли от атлантов многие секреты мастерства. Мне было весело с ними; в то время, когда жрецы проводили монотонные и порой кровавые ритуалы в храмах, халдеи мысленно беседовали с Небом и стремились постичь секреты устройства вещей.

Затем я жил в Египте и однажды встретил там будущего Учителя жизни, который совершал чудеса в своей Палестине, и избавил от болезней множество страдавших там людей. Я был двадцатилетним парнем, а он — тринадцатилетним мальчиком, несколько опережавшим своих сверстников. Когда впоследствии жизнь дарила мне встречу с ним, я почему-то всегда узнавал его, несмотря на возраст.

Вплоть до той поры, когда в Иерусалиме местные жрецы схватили и решили казнить его. Незадолго до этого он сказал нам, что мы будем ждать Его возвращения до того времени, когда добро и зло более не будут бороться между собой. А теперь я отвлекусь и расскажу чуть подробнее о нашей атлантской природе и о себе самом.

После катастрофы Атлантиды те из нас, кто успел спастись, превратились в обычных людей, сохранив лишь умение перерождаться в новом облике за одну жизнь. О том, как это происходит, я расскажу чуть позже.

Мы оправдывали своё желание быть для человека авторитетами потому, что его духовный опыт был слишком мал по сравнению с нашим. Но, несмотря на грехи адамов, Всевышний почему-то больше доверял их разуму, чем мы. И возможно, он сковал наши способности, потому что наше самомнение мешало им в познании духа.

Когда-то мы создали себе тела путём уплотнения энергии духа. Мы делали его из себя самих. Легенды о волшебниках — просто отголосок нашего пребывания среди людей. Она имеет разные трактовки, потому что нас, пришельцев из той эпохи — несколько, и я – один из них. Соответственно, и историй о нас — множество.

И все мы, так или иначе, хотим вернуть связь с Небом. А если, подобно Спасителю, глубоко заглянем в сердца младших землян, то увидим в нём то же самое желание.

Что же значит для человека вернуться на Небо? Это значит обрести не просто покой в душе, но ещё и чистую совесть, то есть перестать зависеть от страстей, провоцирующих его на разрушительные поступки. А обрести её можно, только перевесив добрыми делами злые. Это долгий путь, но ведь Учитель честно сказал, что Царство Небесное силою берётся. Силою воли…

Я, конечно, не призываю к житью на манер «простота хуже воровства». Нам всем надо быть бдительными, потому что именно в этой части Вселенной мир устроен так, что здесь добро и зло здесь не могут победить друг друга до небесного Суда.

Способность к физической регенерации, пожалуй, не только свойство моего организма, но и часть моей личности. Она набирает силу, когда я проживаю век, а затем снова возрождаюсь к новой жизни в возрасте шестнадцати лет, и всё начинается сначала. Я снова готов к выходу на сцену жизни.

Когда я умер в последний раз, передо мной открылась карта времён, и я увидел, какие эпохи мне ещё предстоит прожить. Пролистывая книгу эпох, я понял, что не смогу жить среди того, что я увидел там. Иначе, доползя до двадцатого века, я превращусь не в умудрённого жизнью принца, а в облезлого дракона, которому нужно пиво, чтобы хотя бы на полчаса забыть всю ту жуть, которую я увидел.

Потому что, после того, как я видел исцеление Учителем стольких людей и его страшную смерть, я должен был ежеминутно смиряться с тем, что впоследствии от Его имени люди сжигали друг друга на кострах и убивали в войнах.

К счастью, в отличии от несчастных младших братьев — землян, благодаря способности приспосабливать пространство и время для своих нужд, у меня был выбор эпохи для рождения.

Но некоторые мои собратья решились жить в тяжёлые времена, и их судьбы сложились по-разному: кто-то заработал на хлеб с маслом в золотом блюдце, кто-то сгорел на костре. А воскреснув, взял реванш новым знанием, авторитетом и восстанием; колесо истории продолжало крутиться дальше.

Наверное, у меня не настолько сильная воля, как у них, так как с меня хватило и гибели моего родного царства. Каждый из нас был волен избрать испытание по силам. Так что я считаю их решения вполне героическими, и даже отчасти искупающими грехи Атлантиды перед юным человечеством.

Итак, из всех временных отрезков я выбрал для рождения двадцатый век, цинично пролистав на экране раннее и позднее Средневековье с Возрождением, и даже Новое время с его энциклопедистами, куртуазностями, и девятнадцатый век с первыми железными дорогами.

Как происходит перерождение, загадка для меня самого. После того, как мне исполняется семьдесят семь лет, я начинаю ждать той ночи, когда снова усну стариком и проснусь шестнадцатилетним юношей.

Мой земной облик меня вполне устраивает, несмотря на то, что я не могу изменять свою внешность с тех пор, как был лишён большей части небесной силы. А в принципе, внешне я ничем не отличаюсь от мирских людей, и вы можете спокойно пить со мной кофе.

Мой облик таков: я среднего роста и спортивного сложения. Волосы — тёмные, почти ниспадают к плечам. Я брюнет, но не жгучий. У меня брови вразлёт, точёный орлиный нос, и чётко очерченные губы. В общем всё, как полагается выходцу из полуденных стран. Но мой козырь — любящий и грустный взгляд больших серых глаз, прозрачных, как Генисаретское озеро в ясный день.

Я считаюсь красивым парнем, но не изнежен, так как жизнь в полупустыне Месопотамии наложила на меня свою печать. Надо прожить с дикой природой лицом к лицу хотя бы месяц, чтобы хоть отчасти осознать тщету самолюбования.

Особенно, когда вдруг понимаешь, что твои чудесные способности отчего-то поедаются твоим тщеславием. Я был там гораздо больше времени и благодарен Небесам, что могу побороть его в себе. Кстати, загар мне тоже к лицу.

Одеваюсь я просто: плащ, джинсы, рубашка, серый свитерок или водолазка. Ещё с российских девяностых у меня есть бордовый плащ, и он до сих пор сидит на мне как влитой, тем более что мода на яркие цвета снова вошла в силу.

Способен ли я на маленькое волшебство? Пожалуй, да. Например, так войти в больничную палату, чтобы пациентам стало не только легче, но и радостней. Хотя главным чудом всё же остаётся способность возрождаться вновь и вновь.

Люди мечтают о физическом бессмертии. Но для небесного существа такое бессмертие стоит гораздо большего риска, чем постоянное пребывание в мире духовном.

Кстати, с этой точки зрения мне понятна миссия Спасителя, его боль за людей и любовь к ним. Он отринул райский комфорт, чтобы приблизить их к Небу, а я отринул этот комфорт ради любви к путешествиям и закалке своего личного духа. Хотя и не предвидел, что из-за катастрофы поездка затянется навсегда.

Но в конечном итоге я всё равно устремляюсь к Творцу, просто мой путь более длинный, чем у земных людей. Поэтому можно сказать, что я — «Espera Dios», то есть Надеющийся на Бога. Я стараюсь и сам не плошать, а этот испанский псевдоним полюбился мне больше других. И, конечно, я молюсь за человечество…

Поселившись после Междуречья и Египта в Палестине, я вначале стал пастухом, затем — работником на виноградниках. Тогда я впервые услышал об Учителе из Галилеи. И однажды я увидел Его, придя туда, где собрался народ, привлечённый проповедью и чудесами. Но не это было главным для людей.

Сильнее, чем чудеса, их сердца взволновали слова Учителя о Царстве Божьем, которое находится не только на Небесах, но и в человеческой душе. Я сразу ощутил наше небесное родство и картины моего блаженного детства встали перед моим мысленным взором, как будто кто-то протёр замутнённое окно, через которое я смотрел на мир.

Все ждали, что он станет тем самым Царём, который избавит древнюю страну от владычества римлян. Но для меня Его явление в мир означало надежду, что я смогу вернуться на Небеса. Я следовал за Ним в толпе народа, исцелённого Им в разных уголках земли обетованной.

Он старался вложить своё знание, столь новое для людей и даже ангелов, в умы и души учеников, но самыми чуткими из них стали апостол Иоанн и Мириам, уроженка города Магдалы. Остальные ученики временами чувствовали духовную ревность оттого, что их Учитель нередко проводил в беседе с ней больше времени, нежели в их обществе.

Величие Учителя проявлялось в том, что он в каждом встретившемся ему на пути человеке, женщине или мужчине, он видел образ Божий, хотя порой от людской несправедливости и усталости его душу захлёстывал гнев.

Позади уже было много пройденных дорог, много людей воспряло духом. Они следовали за Ним, поверившие в невиданную прежде истину о том, что Бог живёт в глубине человеческого сердца также, как в бездонном небе за Млечным путём.

И однажды, уже недалеко от Иерусалима, Он собрал нас. Я был как всегда. В гуще толпы и раздавал хлебы последним изголодавшимся странникам, которые ещё оставались. Площадь городка переполнилась. Учитель говорил то ли с Мириам, то ли с кем-то из учеников.

Был ясный день, но у меня почему-то защемило на сердце. И тут пыльную тишину прорезал негодующий крик. Я протиснулся через толпу, чтобы увидеть, что же случилось.

— Пусть она уйдёт! – истошно крикнул один из учеников, захлёбываясь от гнева. – Я на мгновение остолбенел. В памяти почему-то всплыли дни Творения, когда первые люди были счастливы подобно детям.

— Замолчи! — львиным рыком отозвался голос Учителя. – Только Бог решает, кому куда уходить, и кто чего достоин! Сколько лет я пытаюсь объяснить вам это, а вы проходите мимо, как будто это не жемчуг между зёрнами, а плевелы!

Мне захотелось ударить злого ученика, но я вдруг увидел, как Мириам из Магдалы, залитая слезами, падает на пыльную землю. Каким-то инстинктивным движением я подхватил её, вытащил из толпы в тень оливы и бережно опустил на траву, сев рядом. Я прижал её к плечу, чтобы она успокоилась.

— Мириам, — как можно спокойнее сказал я, — этот ученик лжец. Он поддался тщеславию. Я осторожно поднял от плеча ладонями её заплаканное лицо. – Учитель знает, что Бог более смотрит на сердце человека, чем на род его рождения.

Лжеца я больше не видел в толпе. Видимо, он должен был усвоить урок в одиночестве. Утешая Мириам, я не сразу заметил, что толпа расступилась, и Учитель подошёл к нам.

— Здравствуй, Ариэль, – сказал он, и я увидел по его взгляду, что он рад нашей встрече, – как мы давно не виделись! Ты всегда рад помочь чадам Божьим. Ты вернёшься на Небо.

Мириам улыбнулась мне. В её улыбке была радость одинокого ребёнка, наконец обретшего любящую семью. И столько надежды, что её хватило на всю мою длинную жизнь. Затем мы встали, и Учитель, взяв её за руку, направился к предместью Иерусалима. Я шёл следом вместе с сопровождавшими Его.

В предместье мы остановились на нескольких постоялых дворах. Именно тогда у меня появилось тревожное предчувствие, что в Иерусалиме должно произойти нечто очень печальное, что завершит миссию Учителя, и что я больше не увижу Его среди людей. Я молился и гнал от себя дурные мысли, но беспокойство просачивалось в душу, как песок в уступы скал.

На следующий день вернулся лживый ученик. Он упал на колени перед изумлённой Мириам из Магдалы и попросил у неё прощения за вчерашнее унижение. Она слегка коснулась его головы, давая понять, что верит в его искреннее раскаяние. Учитель, глядя на это, вздохнул и сел, привалившись к оливе. Я на расстоянии ощутил, как он устал. Он сидел, закрыв глаза, словно молча просил о чём-то Всевышнего.

2. Российский атлант.

Я выбрал для рождения начало двадцатого века.

Я тогда жил в западной части Российской империи, в Белоруссии. Увидев, как бедно живут здесь многие люди, я решил заняться медициной. Затем я уехал в Петербург и выучился на врача. Вернувшись в Белоруссию, я стал земским доктором и начал лечить бедняков. Мои старания окупились, и у меня даже появились спонсоры. Моя больница пережила и революцию, и Гражданскую, и Великую Отечественную войну.

На той войне я был фронтовым врачом, и мне до сих пор снятся лица тех, кто стал моими братьями и сёстрами, отдавшими свои жизни за то, чтобы сегодня утром я шёл в офис.

Все они уже в чертоге небесном, и это утешает меня, когда невольно всплывёт в памяти выжженная земля с развороченными телами погибших… Как в огненной жатве, части нашей армии сменяли друг друга на поле один за другим, чтобы принять смерть, но задержать наступление врага хотя бы на день, час, минуту! Голодные, задыхающиеся живые бежали на восток от железных тисков вражеских машин…

Помню, как порой падал от усталости, потому что поток раненых казался нескончаемым, а новой доставки продовольствия и медикаментов надо было, как ни крути, дождаться. Наша санчасть часто становилась походным домом для детей, оставшихся сиротами или просто потерянных, пока командование пришедших частей не эвакуировало их в тыл.

Сейчас мне и представить трудно, как порой я вставал и продолжал работать. Братья по службе стали называть двужильным. Я догадывался, что это моя небесная сила даёт о себе знать. Но тогда я впервые воспринял её не как данность, а как награду за тяжкий труд. Всё моё естество ощущало, что если смерть учит думать о жизни, то любовь учит чувствовать её.

И никогда ещё я так не был близок к Богу с тех пор, видел живого Спасителя…

Когда война закончилась, я довольно долго работал в городской поликлинике, но когда понял, что моя физическая сила стала иссякать, то оставил медицину и занялся литературным творчеством. Я придумывал всякие каламбурные истории для детских и юношеских журналов и отвечал на письма юных читателей.

За это не платили больших денег, но на жизнь хватало. Наше общение было отдушиной для ребят, и для меня тоже – я заглаживал боль войны верой в их свежие силы. Дети рано понимали, что жизнь учится не по линейке, а я старался поддерживать их, чтобы они были готовыми к новым урокам.

Мой возраст медленно, но верно приближался к дате 77, и надо было думать о создании паспорта для юнца, в которого я неизбежно превращусь, когда луна достигнет зенита. Если в старину способность внезапно оживать люди связывали с верой в Провидение, то в 20 веке такая версия уже не убеждала их. Поэтому надо было придумать ещё одну байку, но для взрослых. Легенда о мифическом тёзке – племяннике, постоянно теряющем документ, как нельзя лучше подходила к этому случаю. По ней, его паспорт должен буду хранить я, дядя честных и строгих правил.

История возымела своё действие после нескольких весёлых посиделок с участковым. Опознавательным снимком послужила небольшая предвоенная фотография, где я был в возрасте 17 лет. Ночь перемены моего естества совпала с перестроечной эпохой, и с облегчением опустившись на старый диванчик, я положил новый паспорт рядом.

И вот сменились декорации. Ну а мне, как всегда, пришлось сменить амплуа. Мои читатели выросли, я же для них умер. А вот для их детей и внуков, пришедших в стильный салон за шубой – ожил.

В новом веке решил остановиться на менеджменте. Видимо, я уже был готов получать опыт в этой сфере. Но первым делом я всё-таки решил закончить два последних класса школы, чтобы получить доступ в ВУЗ. Во избежание проблем с учителями я представился школьником, который вынужден был сменить школу, потому что приехал из другого района. Эта легенда меня выручала меня ещё в начале прошлого века.

После школы я поступил в экономический ВУЗ и не прогадал. Сейчас я работаю посредником по работе одного торгового центра с фирмами, продающими в нём свою одежду.

Работа как работа. По сравнению с прошлой жизнью это отдых. Главный момент в ней то, что надо уметь сглаживать противоречия между производителем и фирмой — покупателем, то есть быть хорошим посредником, чтобы сделка была выгодна всем.

А поскольку искусство договариваться я изучал, как шаолиньские монахи – кунг-фу, и могу сказать, что у меня нет больших проблем в общении с производством и клиентурой. Да и с офисом — тоже.

Однако, хватит о работе…

Однажды, идя по центру в выходной день, я встретил старую знакомую, с которой заканчивал десятый класс в средней школе. Её звали Юнной, и она тогда училась в соседнем классе. Это было время уже после перестройки.

Мы познакомились в школьном коридоре. Была большая перемена, и она куда-то шла, скорее всего, в столовую. Она была спортивного сложения, как и я. Меня это и привлекло. Я люблю, когда девушка следит за своей формой, как бы ни кидали в меня правозащитники своими помидорами. Я даже подумал, что мы сможем быть на одной волне, даже если у нас не будет отношений. Так или иначе, но в ней что-то было. Было о чём поговорить. Я и здесь не прогадал.

3. Земная любовь.

Это был обычный день в торговом центре.

Люди ходили между витрин, примеряя к своим финансовым возможностям товары, конкурировавшие между собой за стеклом

В этот день одна из покупательниц, питерская девушка Юнна окончательно убедилась, что шопинг уже можно было приравнять к труду, поскольку сам процесс выбора и примерки вещи требовал от клиента большого внимания и долгой кропотливой подборки для соответствия его облику. К тому же клиентке хотелось продлить магию дня рождения, поскольку накануне ей стукнуло двадцать. Жизнь только начиналась.

Фирмы жёстко конкурировали между собой по всем законам современного бизнеса, порой выбрасывая на рынок причудливые фантазии. А многообразие стилей давало возможность представить себя любым модным персонажем, дерзко бросающим вызов героям обложек.

Несмотря на прорыв в имидже, ситуация постоянно требовала от неё финансового компромисса. Подобно тысячам людей, она зарабатывала и копила, считала и экономила. И если бы кто – то предложил Юнне потратить деньги с шиком, то она сказала бы, что синица в руке стоит журавля в небе.

Может быть, поэтому каждый поход в торговый центр воспринимался ею наподобие игры, где нужно собрать пазл, который покажет тот образ, который соответствовал бы её природным данным. Как зеркало. И эта игра дарила эмоции не менее яркие, чем музей или театр.

Боковым зрением Юнна изучала витрины – вдруг повезёт; она примерит вещь или обувь, может быть, купит её, а затем пойдёт на выход. Наконец она опустилась на скамейку в центре просторного прохода между витрин. Её мысли скользили с быстротой рыбок, перемещающихся за аквариумным стеклом. Купить — не купить, и — зачем – я – тут зависла…

Ей вспомнилось, что раньше, в отсутствии расхолаживающего изобилия, каждая недорогая, но красивая вещь воспринималась ею как маленький праздник среди череды будничных забот.

— Привет… — вдруг тихо донёсся до неё знакомый голос. Она повернула голову и узнала его лицо. Это был Эрик, любовь её отрочества.

— Ну, как дела? – спросил он.

— Пока всё неплохо. – отвечала Юнна, немного удивляясь про себя лёгкости этой встречи, которую всегда представляла себе как действо более эмоциональное.

— Может быть, посидим в кафе? – спросил Эрик.

— Спасибо, я, признаться, уже хотела бы уйти. Здорово, что мы встретились. – она протянула ему визитку.

— Подожди, — сказал он, аккуратно положив карточку в карман куртки, — ведь мы так долго не виделись. – Я ещё толком ничего не узнал о тебе, а ты уже хочешь уходить. Пойдём, я угощу тебя.

Юнна минуту молчала, вглядываясь в пестрящие люрексом витрины.

— Ладно, — ответила она, — я и вправду проголодалась. Пойдём…

Они поднялись по эскалатору на третий этаж, где располагались кино и кафе. Парочка осела в одном из них. Юнна цепляла вилкой блинчик, стараясь сдерживать ностальгическое чувство. Не дать запутать себя – вот главное… Она силилась и повторяла про себя, что если Вы безответно любили кого-то, то Вам есть чем утешиться: и как ни странно, может быть оно к лучшему? Ведь если к другому уходит жених или невеста, то неизвестно, кому повезло…

— Эй, расслабься. – вновь послышался знакомый голос. – Ты что такая напряжённая? Как твои дела? Чем занимаешься?

— Я заведующая комнатой отдыха в институте. Но когда дежурит коллега, я работаю администратором в салоне красоты — ответила Юнна.

— Хорошая работа. – сказал он.

— А ты чем занимаешься? – задала она встречный вопрос.

— Я занимаюсь бизнесом. Я посредник по работе фирм с этим центром.

— Тоже хорошая работа. – сказала она.

Эрик улыбнулся. Юнна улыбнулась в ответ. Она почувствовала, что находится с ним на одной волне. Но обольщаться не стоило.

— Прости, что я не смог ответить на твоё чувство. – вдруг произнёс Эрик. – Но я уважаю тебя, потому что ты хороший друг.

— Я рада, что мы остались друзьями.

— Ты женат? – помолчав, спросила она.

— Нет – ответил Эрик.

— Гуляешь, как вольный ветер?

— Ну, уж прямо… Просто пока никого не нашёл. Да и не загадываю особо.

— Может, просто не хочешь?

— Может, и так.

— Ладно. – отступила она.

— Кстати, а как у тебя дела на личном фронте?

— Вся жизнь впереди, Эрнест, вся жизнь впереди…

— Какой я тебе Эрнест? Я просто Эрик!

— Не Хонекер? Точно?

— Эх, жалко, что не он.

— Всем задал бы жару?

— Ещё как задал бы! — он рассмеялся.

— А может, потанцуем? — спросила Юнна.

Эрик притих на мгновение.

— Не хочу тебя обнадёживать, — сказал он.

— Понимаю. – произнесла Юнна. — Но я хочу этого как друг. Я просто давно не танцевала в паре. И музыка красивая.

— Как знаешь… — с какой-то затаённой грустью ответил он.

И они медленно погрузились в танец.

Он тоже любил её. Это была скорее любовь души, а не тела. Может быть более прочная, чем чувственное влечение. В конце концов, дружба – тоже вид любви. Или её продолжение, если угодно. Однако танец разбудил в нём желание.

Была ли она слабым человеком? Да, некоторые люди принимают желание находить компромисс в трудных обстоятельствах за пассивность характера. Хотя умение подчиниться обстоятельствам вовсе не всегда знак безволия.

Они оба знали, что в этом, теперь уже однополярном мире, ценится умение дать сдачи и при этом ещё успевать стричь зелень. Но чем дольше живёшь, тем лучше понимаешь – мягкость воды сильнее асфальта, засыпанного капустой.

Её голова лежала на его плече. Они двигались по кругу в задумчивости, ощущая тепло друг друга. Он понимал, что вновь может любить. Она понимала, что наконец может любить взаимно. Когда музыка закончилась, он мягко высвободил её из своих объятий и внимательно посмотрел в её глаза, словно спрашивая, действительно ли она хочет продолжения.

Её взгляд был спокоен и уверен. Она слегка улыбалась. Он смотрел ей в глаза с грустью и нежностью. Их пальцы так и оставались сплетёнными. Его ладони были большими, длиннопалыми, а ещё тёплыми, как песок на Красном море.

— Пойдём. – сказал он, взяв её под руку. Они вышли из молла, и первое, что ощутили за раскрытой дверью, был ветер, свежим порывом скользнувший по их лицам.

— Пойдём ко мне. – сказала она.

— А может быть, ко мне? – спросил он.

Она поняла, что он настроен серьёзно. Её желание исполнялось, но она не могла предвидеть, что это даст ей – радость или разочарование.

Они поехали за город, откуда он ездил на работу. У него был небольшой, но добротный дом с камином. Приехав, сели на низеньком широком диване и долго смотрели на огонь, потрескивающий среди обуглившихся дров.

Они не заметили, как заснули. Прошло, наверное, минут двадцать. Когда Юнна проснулась, то увидела, что пламя превратилось в светлячков, спрятавшихся под угли. Эрик дремал, и спина его мерно вздымалась под серым свитером. Юнне захотелось сделать сюрприз для двоих, и она направилась в кухню, где решила заварить чай.

За окном был уже тёмно-синий вечер, в глубине которого, как фонарики, зажигались и исчезали разноцветные окна соседних домов. Юнна перелила очищенную воду из фильтра в металлический чайник, и, закрыв его блестящей крышкой, поставила на плиту. Пока он грелся, она взяла чайник из фарфора, высыпала из него старую спитую заварку в пакет и кинула его в урну за дверью.

Вскоре чайник на плите тонко засвистел, и Юнна, ловко обернувшись к плите, выключила конфорку. Ей хотелось, чтобы Эрик подремал ещё немного. И он дремал. Юнна налила немного горячей воды в фарфор, чтобы он прогрелся и чай заварился быстрее. Она закрыла его и стала искать пакет с заваркой. Он отыскался за дверцей одного из шкафчиков. Это был чай с шиповником. Оказывается, Эрик любил его так же, как и она. Это ещё больше воодушевило её.

Юнна поставила пакет на стол, открыла фарфоровый чайник и вылила из него воду в раковину. Затем маленькой ложкой она зачерпнула две порции сухого чая и насыпала их в него. Залив их горячей водой из металлического чайника, она прикрыла их маленьким кухонным полотенцем поверх крышки.

В гостиной послышались шорохи. Юнна поняла, что её возлюбленный просыпается. Эрик оторвал голову от подушки, и тоже увидел огоньки под углями в камине. Это было красивое зрелище. Оно напоминало уже не долину у вулкана, а панно со спрятанной под неё светящейся гирляндой.

По звяканью чашек из кухни он догадался, что Юнна находится там. Он решил, что решила перекусить.

— Привет, — сказал он, вступив в проём кухни.

— Привет, — отозвалась она, — у тебя отличный чай, снимая полотенце с фарфора.

Он улыбнулся.

— Я тоже люблю этот сорт. — сказала Юнна.

— Ты заварила новый? – спросил Эрик, втянув аромат.

— Да. – ответила Юнна.

— Спасибо. – отозвался он и поцеловал её в губы.

У Юнны дыхание подкатило к горлу. «Будь что будет» — решила она. В конце концов, она не первый день знает его. Эрик направился к кладовке, достал коробку, вынул из неё пиццу и сунул её в духовку. Они вновь сплелись в объятиях.

Пицца быстро разогрелась и началось неспешное чаепитие. Они молчали, потому что вновь наступил момент, в который уже не нужно было ничего говорить. Когда чашки и блюдца отправились в посудомоечную машину, он понял, что если судьба сводит их второй раз, то это не может быть случайностью.

Поблагодарив Юнну, Эрик решительно направился в гостиную и опустил спинку дивана так, чтобы он стал не скамьёй, а ложем для людей, нашедших друг друга. Он достал бельё и с армейской точностью застелил его, прикрыв флисовым пледом.

Он вернулся в кухню, но Юнны там не было. Он направился к ванной, но и там не застал её. Он хотел позвать её, но что-то сдержало его. Он направился в крытую лоджию. Открыв дверь, он увидел её силуэт в приглушённом свете ночника. Юнна ждала его там, и смотрела на зажигающиеся и угасающие огни окон и звёзд над ними. В этот час она была женщиной Икс.

Эрик понял, что не стоит спешить. Он мягко ступил на дощатый пол и встал рядом, невзначай коснувшись её руки своей. Юнна повернула к нему голову. На её лице отражался зыбкий ночной свет. Он вновь взял её за руку и мягко привлёк к себе. Её тело подалось вперёд, как в танце, и она положила свою руки ему на плечи.

Они проделали пару кругов по лоджии, а затем она устроилась на тахте. Теперь он видел во всём её облике то, что раньше было скрыто от его внимания. А может быть, ночной свет пришёл им на помощь?

Вроде бы лежавшая перед ним женщина ничем не отличалась от тысяч других, которых он видел каждый день за свою долгую жизнь. И всё же отличалась. Они всегда были друзьями. Женщина – друг, разве это не победа над тьмой? Опыт подсказывал ему, что — да.

Она оставалась внешне такой же подтянутой и спортивной, какой он встретил её несколько лет назад, когда они ещё заканчивали школу. Но сейчас Эрик как никогда чувствовал в Юнне что-то беззащитное и трепетное, что всегда смутно ощущалось в ней. И это подсказывало ему, что ей можно доверять.

«Любовь» — прошелестел голос внутри, — «любовь».

Эрик опустился у изголовья, накрыв её собой, нежно прижался губами к её округлым холмам груди. Её руки сомкнулись вокруг его спины.

— Пойдём. – прошептал он, слегка подняв её над софой, — здесь слишком холодно. Она улыбнулась, медленно спустив ноги на ковёр. Эрик погасил ночник, и они направились к гостиной.

Дверь в неё была полуоткрыта, и сквозь дверной проём Юнна увидела девственную белизну перин в отсветах каминного огня. Однако закон уважения к чувствам требовал сначала насладиться душем. Они прижались друг к другу под его тёплым дождём, словно первые люди, чудом возвратившие себе потерянный рай.

Обсохнув, влюблённые вступили на ложе. Он прикоснулся губами к холмам её груди, а затем стал спускаться в долину, покрывая её поцелуями, и каждая ложбинка её трепетала, подчиняясь его пылкой нежности.

Когда жар от его стал таким сильным, что, казалось, у неё не хватит силы выдержать его, Эрик стал ветром. Юнна вдохнула, слегка приподнялась и раскрылась ему навстречу, как разогретая гейзерами, вздымающаяся земля.

И он был всадником, безумным грифоном, горячим ветром, ворвавшимся в степные объятия, он высекал искры, сладко обжигавшие упругую равнину её тела. Само Время потеряло счёт.

Они двигались в танце, древнем, как сама жизнь и их прерывистое дыхание отдавалось в гулкой тишине.

Когда танец кончился, они распластались на ложе, обессиленные и счастливые. Влюблённые перенеслись в покрытые зеленью склоны, над которыми проносились тени облаков. Затем Эрику привиделось прошлое. Оно, как проплывало перед ним кинолентой, и между его бурных событий он видел женщин, идущих по улицам разных городов и сёл, и в некоторых из них ему неуловимо сквозил образ той, что видела свои сны рядом с ним.

Он иногда заводил романы, но не заводил семью. Нет, он не бросал женщин с детьми. У него никогда их не было. Просто Эрик слишком хорошо знал, что счастье младших землян — умереть вместе в один день так же, как внезапно найти свою любовь среди тысячи других. Чтобы вместе уйти в Небо. Рядом с такой судьбой его бессмертие казалось ему проклятием. Но он не мог не любить женщин, ведь и он, и они были человеками, и земная любовь была положена им по закону свыше.

Однако сейчас всё изменилось. Испытание или награда? Скорее уж награда…

Утренний свет потихоньку пробирался сквозь жалюзи, высвечивая белую стену, камин со спящим огнём и край дивана. На этот раз первым проснулся Эрик. Согнав остатки сна в душе, и завернувшись в махровый халат, он пошёл в кухню. Выпив кофе немного, он стал готовить яичницу. Это было ответом на вечерний жест Юнны. Она заглянула в кухню, и после взаимного приветствия скрылась в ванной. Шум воды смешивался с шипением масла на сковороде.

Эрик почувствовал, что у него отчего – то было уютно на душе. Он больше не был похож на странника, который долго шёл по тракту, ночуя в дорогих или скромных гостиницах, и не знал, что такое настоящий дом.

« Рядом с Юнной так спокойно…» — подумал он, когда в проёме коридора показалась её русая голова. Эрик разложил яичницу по тарелкам и позвал её. Она вошла в кухню, в таком же махровом халате, так подтянутым по фигуре Юнны, что казалось, будто на ней кимоно.

— Привет. Это твой сюрприз? — спросила она, опустившись на стул, и на её лице он увидел приятное удивление.

— Да. – ответил Эрик.

— Спасибо. – улыбнулась Юнна. Она по аромату чувствовала, что завтрак удался.

4. Мечта и быль.

Может, я слишком быстро сдалась тогда, в кафе? И всё же мы стали счастливой семьёй. Мы наконец дождались друг друга. И это ли не сказка в жизни взрослых людей? Хотя нам только двадцать три – вся жизнь впереди.

Наша свадьба не была многолюдной – приехали мои родители, подруга Катя и несколько друзей и коллег Эрика.

А потом пришла весна. Она приходит, несмотря ни на что…

Я, Юнна из Питера, опишу это так.

Весна – это сокровище Севера. Вот она прилетает, обращая сугробы в слякоть на выстуженных улицах. Даже если небо затянуто сереньким, её тепло мягко овевает лицо, окрыляя надеждой, что жизнь становится если не легче, то веселей. В садах – весёлые игры под солнечными лучами.

— Митька, не хулигань. Я всё маме расскажу.

-Не расскажешь. Ты добрый.

— Расскажу. Если я добрый, то это не значит, что не расскажу.

— Не-е, не расскажешь…

— Вот я сейчас тебя как зайчонка за уши подвешу.

— Хи-и, хи-хи…

Вкусный аромат из детства расстилается в воздухе.

— Ну как тебе эти блины?

— Хорошо.

Это настоящий праздник души – долгожданная весна. То чувство радости, которое возникает от трелей птиц и бездонно — голубого неба, ни сравнимо ни с чем.

Из полуоткрытой двери магазинчика доносятся слова:

« Кино закончилось, начались титры.

Мы перестали быть попаданцами в играх.

Прошлое прошло, как вода сквозь песок ушло.

Но есть жизни продолжение – времени движение.

Без свободы не бывает любви.

Мы выжили в игре Джуманджи – три».

Время – лучший доктор и страсти поутихли.

Просто кино кончилось и начались титры…

Когда чеканные рифмы наконец утихли, я проснулась и поняла, что нахожусь в своей скромной , но опрятной маленькой квартире, расположенной не слишком далеко, но и не слишком близко от центра славного города Питера.

Это был лишь сон…

Я все ещё надеялась, что Эрик вернется, хотя с момента нашего расставания прошло несколько дней. Мы наслаждались счастьем, и казалось, уже стали частями единого целого.

« Он слишком любит свободу!» — всплыла в памяти утешительная догадка. Если бы я родила от него ребёнка, он был бы рад этому, но детям всё же уютнее в законной семье. Старо, но работает.

Эрик не обманывал меня, он просто ничего не мог поделать с этим! И однажды честно сказал мне об этом. После отпуска я собрала вещи и уехала к себе. Мой возлюбленный непредсказуем: неизвестно, куда он уйдёт и откуда появится в следующий раз.

И всё из-за того, что слишком быстро сдалась тогда, в кафе. Он ведь предупреждал меня, что не стоит танцевать с ним. Я не смогла полностью стереть из памяти наш роман. В Эрике всегда было что-то, что выделяло его из среды других мужчин: чувство некой тайны, которая хранилась в его существе.

А вдруг этот парень попросту был пришельцем? Иногда эта мысль казалась мне не такой уж абсурдной. Ну и пусть. Мир ведь настолько огромен, что мы никогда не сможем узнать его секреты до конца. Но может, в этом и заключается красота жизни.

А, вообще, мне только двадцать лет. У меня все впереди…

Санкт-Петербург, 2020 — 2021 г.