Украденная жизнь

«Господь достал из кармана еще одну  человеческую жизнь и, скомкав, как пожелтевший осенний лист, с пренебрежением выбросил в мусорное ведро».

Часть 1

1

     Грустно кружились осенние листья. Один из них, кружась в вальсе меланхолии, угодил в пруд. В зеркальной глади пруда отражались купола костела. Какая красивая картина!
     Молодой человек сидел на лавочке и что-то писал. Рядом стоял фонарь, сделанный на старинный манер, он ждал вечернего времени суток, когда сможет заступить на свой пост, освещая улицы, по которым гуляла шальная рыжая осень.
     Парень продолжал что-то писать. Светлая прядь его длинных русых волос упала на глаза.
     «Не причинение вреда ничему живому. Не причинение вреда ничему живому. Не причинение вреда ничему живому»… — старательно выводил он.
     Второй, сорвавшийся с ветки золотоволосый лист, мягко упал на зеркальную гладь пруда.
     — Молодой человек, вы знаете, что скоро наступит рай на земле? — послышался женский голос. Парень поднял глаза. Перед ним стояла солидная женщина лет пятидесяти в светло-коричневом костюме. Она улыбалась, глаза ее лихорадочно блестели, а подмышкой торчала стопка брошюр Сторожевая Башня.
     — Кто вам сказал подобную глупость? — спокойно спросил парень. Его голубые глаза казались яркими, будто на экране телевизора.
     Женщина достала томик Библии, нашла соответствующую закладку, и принялась читать строки про апокалипсис и второе пришествие.
     — Прошу прощения, что перебиваю вас, — ответил парень, стараясь держаться как можно более вежливо, но почему вы всегда цитируете Библию? Простите конечно за примитивнейшее сравнение, но если бы там было написано, что человеку следует ради спасения собственной души повеситься, вы бы последовали этому совету?
     — Вы говорите глупости, молодой человек. Такие глупости не могли писаться в древней и мудрой книге, или у вас есть основания не доверять ей? — ответила на то женщина.
     — Как же можно слепо доверять сам не зная чему? В разных мудрых древних книгах написаны разные вещи, противоречащие одна другой. Сейчас вы тоже скажете, что нужно слепо верить тому, что в них написано?
     Третий рыжий лист с подпалинами, сделав несколько пируэтов, угодил в воду, невесомый, как пушинка.
     — Никто не призывает вам доверять всем этим книгам, — отвечала женщина, — я призываю вас поверить в Библию, ибо она есть слово Божие.
     — Как же вам знать, что Библия одна только есть слово Божие? А есть еще Коран, Типитака и другие книги? — ответил парень. Ветер вырвал из его рук листок и тот, кружась в ветреном танце, улетел в пруд. Чернила намокли и надпись: «Не причинение вреда ничему живому» уродливо расплылась кляксой.
     — Многие люди доказали истинность Библии, — ответила женщина.
     — Доказать и опровергнуть можно все, что угодно. Где-нибудь в Мекке сейчас ходят такие же люди, разглагольствуя об истинности Корана. Кроме того, для них все иное — бред, и они травят людей друг против друга. Вам не кажется, что глупо верить столетиями книгам, которые писались черт его знает когда! Сейчас другие времена, время рабов и жертвоприношений давно изжило себя, вы же продолжаете жить им, слепо веря в написанные кем-то истины сотни лет назад!
     Люди, когда же вы начнете думать своей головой, не равняясь на то, что где-то и кем-то было написано! Неужели мы, такая разумная цивилизация, рождены лишь для того, чтобы преклоняться неведомым нам силам и верить сами толком не зная во что!
     — Ваши слова дерзки, молодой человек, — ответила женщина. — Вы богохульствуете.
     — Сейчас я покажу вам, чем вы живете, во что слепо верите и что пытаетесь навязать другим людям! — упрямо ответил парень. Разве не грешно гневаться по Библии? Ответьте!
     — Да, это грех, — ответила женщина.
     — А вы читали все ужасы книг Ветхого Завета? И сколько раз Бог извергал гнев в этой книге на весь род человеческий? Где же были его громогласные сострадание, прощение, любовь? Ведь называя гнев грехом, Он сам подвластен этому пагубному чувству, не опровергает ли он сам себя? Я смогу привести десятки примеров из той же книги, которую вы собрались цитировать мне. Я сам вам сейчас процитирую ее по памяти: …»ибо так велик гнев и негодование, которое объявил Господь на народ сей». Иеремия 36:1-10.
     Это лишь один из примеров. А как разгневался Господь на Соломона за то, что царь поставил жертвенники! Конечно же он не мог не наказать его за сие действо! Ведь Бог был всегда «любящим» и «всепрощающим». По его прихоти пострадал не только Соломон из-за своих жертвенников, но вся страна разделилась на две части и впала в междоусобную брань (3 царств 6:12-13, 11:1-13).
     Как вы считаете, нормально ли поступил «мудрый» и «справедливый» Бог, заставив из-за жертвенников, воздвигнутых Соломоном, страдать тысячи людей, ввергнув их в смуту и в междоусобную брань? Чем он лучше Дьявола?
     А не глупо ли было, как Господь по своей прихоти велел всему народу израильскому переселиться в Египет времен Иосифа? А, спустя некоторое время, выводил их обратно, водя по пустыне, карая ядовитыми змеями за возмущение! А наказание, какое постигло весь Египет из-за того, что один фараон не хотел выпускать из Египта евреев! Вы наверняка читали, как наслал на Египет «добрый» и «справедливый» Господь девять наказаний. Как умирал каждый первенец в Египте, вплоть до детей несчастных рабынь, которые и египтянками-то не были! Спаслись в то время лишь первенцы евреев, благодаря крови животных, которой евреи вымазали стены своих домов. И вы считаете, что все это в порядке вещей, проповедуя такое?!
     Да большинство людей и Библии-то никогда не читали, они верят и поклоняются тому, чему верят и поклоняются их родители. Что распространено и принято. Им даже не интересно самим узнать, что есть на самом деле! Если подобные книги и могли восхваляться 2000 лет назад, то для нашего времени они звучат жутко. И жертвоприношения в том числе. Приносить в жертву Богу животных, это ли не пережитки язычества?! В некоторых странах и в наше время приносят в жертву животных. А легенда об Аврааме и Исааке?! Вот вы, любящая Бога, как говорите, проповедуя людям, ответьте честно, принесли бы вы на заклание собственного сына, как барана, в жертву Господу, если бы он вас об этом попросил? Только не лгите, ибо лгать — грешно! — глаза парня гневно сверкнули.
     Женщина смутилась, не зная, что ей ответить после такого монолога.
     — А как же каин и Авель?! — еще больше распалился юноша, видя, что ввел женщину в ступор. — Разве не написано в Библии: «И призрел Господь на  Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел» (Бытие 462-12). Он намеренно распалил вражду между братьями, доведя одного из них до убийства. Не все ли равны перед Богом? Отчего же он выделил одного из братьев на зависть другому? Не всех ли он должен любить одинаково!
     А что случилось с Иовом, который был богопослушно предан Господу!
     «…тогда Господь решил доказать врагу человечества, что сердце Иова предано ему. Бог сказал Сатане: «Все, что у него, в руке твоей…»(Иов, главы 1, 2, 4, 5). Проще говоря, чтобы доказать Дьяволу, как несчастный Иов предан ему, Господь отдал беднягу на расправу Дьяволу, который погубил всех его детей и разорил все имущество. Конечно же, его ждала после награда — у него родилось еще столько же детей, подумаешь! Головы заменяем головами, как скот! Зато теперь все счастливы и тщеславие Бога наконец-то удовлетворено — он увидел, что Иов любит больше Его, чем собственных детей!
     Я скажу вам, что эти истории изжили себя минимум как 2000 лет, сейчас другое время и многие люди по-другому смотрят на мир, вы же тонете в пучине предрассудков 2000летней давности, с дымом от костров, на которых сжигали жертвенных животных ради того, чтобы угодить Богу, чтобы Он никого не покарал. Даже для того времени все ужасы, которые творил с людьми Ветхозаветный Бог, остаются ужасами.
     — Ваши речи от Дьявола, — наконец сказала женщина, подумав. — Вашей душой завладел Дьявол.
     Парень грустно усмехнулся. В его ясных глазах отражалось голубое небо и плывущие по нему пушистые облака.
     — Люди, почему, когда вам говоришь разумные вещи, вы всегда продолжаете жить предрассудками! — ответил он. — Библейский Бог, если Он есть таким, каким его выставила Библия, похуже Дьявола. Нарушая собственные заповеди, его охватывал гнев, жестокость, тщеславие, ревность и многое другое, что сам он осуждает. Выходит, что человек как червь, как раб, должен валяться на коленях и молить прощения сам не зная за что? Терпеть все «кары небесные»? Испытания «любящего» Господа для «крепости духа». Он может заставить вас убить собственных детей, ведь он ужасно ревнив. Ревность, вроде, порок, или уже нет? Это порок для человека, но никак не для «безгрешного» Господа, которому прощаются все злодеяния и пороки, которые обыгрываются, как благо. Только Богу можно все, даже нарушать собственные заповеди, ведь его за это никто не покарает. Вы воспеваете тирана и диктатора, которому нужны покорные рабы, куклы-марионетки для удовлетворения своей нелепой игры, своей прихоти. Люди, встаньте с колен! Да пребудет с вами здравый смысл! Не будьте слепыми, запуганными рабами! Господь своего сына отдал на распятие ради спасения человечества. Его садистские наклонности и здесь не могли обойтись без людской боли и страданий. Иисус умер на кресте, а что от этого изменилось? где спасение-то? Люди продолжают болеть, страдать и умирать — ничего не изменилось! А вы сделали из распятий целый культ и поклоняетесь ему, как зомби! Но ничего не меняется! Вы продолжаете болеть и умирать и верите во второе пришествие, как слепцы. Да если б он любил вас, разве заставил бы столько страдать?? Только сам человек может понять человеческую боль, потому что способен переживать ее.
     Мы все грешные, но разве большинство из нас, имея возможность спасти кому-то жизнь, разве пренебрегли бы ею? Почти каждый из нас протянул бы другому руку помощи, если б мог! Отчего же не делает это «безгрешный» и «любящий» всех нас грешных Господь?
     — От Дьявола… — проговорила женщина.
     — Люди, я люблю вас, будьте свободными! Занимайтесь самосовершенствованием, а не цитированием старинных книг с нелепым содержанием. Люди ищут спасенья, а сами не знают, в чем оно заключается. Думайте своей головой! — глаза парня прояснились еще больше и стали голубыми. В них будто промелькнул лучик света.
     Эту дискуссию слушала одна женщина, видимо, возвращавшаяся из костела. Увидев брошюры, она осыпала женщину в светло-коричневом упреками по поводу, что она забивает голову молодежи ерундой. Слово за слово, две ветви христианства — католицизм и протестантизм сами стали нападать одна на другую. По мере разгоравшегося спора, лицо женщин начинало искажаться неприязнью друг к другу, едва ли не граничащую с ненавистью. Забыв о заповедях своего Господа, они с пеною у рта начали доказывать свою правоту, споря о некому не нужной ерунде — как лучше молиться, нужны ли иконы и какие обряды правильнее свершать или свершать их вообще не стоит.
     А в стороне стоял убогий калека, которому было все равно, какие обряды нужно свершать, он не ел целый день и просто хотел есть. Парень выгреб все оставшиеся деньги из кармана и сунул их в ладонь калеки. Он это сделал не для того, чтобы уготовить себе тепленькое место на небесах, а просто потому, что любил людей.
     Крики женщин становились все менее слышными, по мере того, как он удалялся.
     Продолжали падать листья. Включился фонарь, сделанный на старинный манер.
     — Как зовут тебя, дружище? — крикнул в след нищий.
     — Да какая разница! — ответил парень. — Впрочем, называй меня Рафаэлом, если где-нибудь увидишь.
     — Спасибо тебе! — снова крикнул нищий, а ветер закружил осенние листья.

               
2

     — Аманд! — в спальню тщетно стучал отец. — Открой двери, ты проспишь учебу!
     — Иди на фиг! — пьяным голосом крикнул парень.
     — У тебя зачетная неделя! — снова послышался голос отца.
     — На фиг, прочь! — еще громче закричал пьяный парень и запустил в двери табуреткой, ножки которой развалились.
     Он был обнажен. В комнате творился бедлам — валялись вещи, разбросанные где попало, валялись пустые бутылки, в пепельнице тлела сигарета. Аманд лежал на спине, закинув ногу на ногу. С левой стороны на груди его спал обнаженный пьяный парень, с левой лизала его плечо и смеялась голая барышня.
     Лицо Аманда было красивым. Контур глаз выделялся, блестящие, черные, смоляные волосы вились как после химической завивки. У него была смуглая кожа. Возможно, кто-то из его предков имел восточные корни, раз парень уродился таким жгучим брюнетом.
     Аманд поднес к губам бутылку с Джек Дэниэлс и загорланил какую-то пошлую песню.
     — Сынок, ты же хирург, это серьезная профессия, ведь от тебя будут зависеть человеческие жизни! — снова раздался голос отца за дверью.
     — К черту!! Убирайся к черту! — завизжал Аманд. Его голос уже срывался. В двери полетела бутылка с Джек Дэниэлс, разбрызгивая свое содержимое. Осколки разлетелись, впиваясь куда придется.
     Аманд развернул девушку к себе и начал целовать. Задремавший на его плече парень, проснулся и начал ласкать Аманда.
     Они смеялись, а парень сокрушался над тем, что Аманд мало уделяет ему внимания. Аманд и его спутница подсмеивались над ним.
     Аманд вскочил с постели.
     — Собирайтесь! Едем сегодня в казино! Прогуляем все папочкины денежки! Хочу бухать, играть, трахаться и веселиться!
     Парень положил руку на его спину.
     — Отстань! — отмахнулся Аманд, бегая по комнате голышом.
     — Твою мать! — рявкнул он, когда осколок от разбитой бутылки из-под Джек Дэниэлс вонзился ему в пятку.
     — Хочу бухать, играть, трахаться и веселиться! — заорал он.
     Его спутники стали нехотя искать свои вещи.
     — Я не могу найти своих трусиков! — закричала девушка.
     — Так иди без них! — заржал Аманд, громко хлопнув его по ягодице.

     Рафаэл жил в убогой комнатушке, которую снимал у одной старухи за копейки. Он зарабатывал на жизнь тем, что лепил из глины посуду, бюсты и другие красивые вещи, которые пользовались спросом. Иногда ему делали оптовые заказы — авторские работы всегда ценились. Такие вещи становились украшением любой выставки.
     Рафаэл был из тех чудных людей, которые во время пожара кинутся спасать не годовые сбережения, а хомяка в клетке. Он всегда ставил живое выше материальных ценностей. Он не ел мяса. Он любил людей.
     Листья падали за окном. Рафаэл улыбнулся. Поэтичная пора! Ему хотелось творить. В каждую вещь вложить частичку своей души. Пусть эти вещи доставят людям радость, будут поднимать им настроение в минуту грусти и печали. Рафаэл искренне верил, что так оно и будет. Душа его пела легким минором.
     ОН вышел, чтобы покормить голубей. Он каждый день кормил их и они уже ждали его. Небо нависло над головой. Улицу охватила туманная прохлада. Аллея казалась красно-желтой. Вышли три бездомных кота из соседского подвала. Рафаэл кормил их, поэтому они уже целую неделю ошивались возле. Он любил природу. Он улыбался при виде каждого листика, каждого цветка, такую оживленную радость в нем вызывал живой мир.
     Скоро природа угаснет. Наступит зима.
     Рафаэл с сожалением посмотрел на проходящего мимо опустившегося пьяницу в грязной рваной одежде. Ему стало жаль, что жизнь этого человека так печально сложилась, приведя его к алкоголизму. И вряд ли что-то возможно изменить!
     — Парень, сигареты не будет? — спросил пьяница заплетающимся языком.
     — Не курю, и вам не советую, — ответил Рафаэл. Один из голубей взлетел ему на плечо, другой ел прямо с руки.
     — Лошара! — огрызнулся пьяный. — Думаешь, ты чем-то лучше меня, трезвенник хренов!
     — Каждый сам выбирает свой путь, — спокойно ответил Рафаэл.
     — Так ты у нас еще и философ! — продолжал злиться пьяный, не имея возможности покурить.
     На Рафаэла градом посыпалась нецензурная брань. Он ушел, не ответив ему ничего. Не было смысла связываться с такими людьми — их интеллект и культура общения были низкими, а вместо саморазвития они регулярно подпитывались деградацией. Впрочем, Рафаэл не осуждал этого человека — просто не имело ни малейшего смысла связываться с ним, отвечая грубостью на грубость. Неизвестно было и то, какие факторы заставили этого пьяницу докатиться до такой жизни.
     Рафаэл вошел в комнатушку. Он лепил бюст красивой молодой женщины. Когда волной накатывало вдохновение. Это не была одна из его знакомых, это была ни любовь, ни страсть, ни похоть к женскому телу. Рафаэл считал половой акт чем-то убогим, вызывающим омерзение, паскудящим душу. Девушку, бюст которой он лепил, звали Жизнь, его единственная любовь. Просто любить жизнь и радоваться каждому закату и рассвету, каждому цветению и каждому увяданию.
     Рафаэл дотронулся до прекрасного лица своего творения.
     Кто-то что-то точил. Это была здоровая подпольная крыса. Рафаэл вместо того, чтобы купить отравы, регулярно кормил ее. Крыса уже не боялась и спокойно сидела, когда он находился в комнатушке. Впрочем, они подружились. Теперь будет с кем коротать долгие зимние вечера.

3

     Один из знакомых Аманда, увидев, как тот только что спустил едва ли не весь отцовский кошелек в казино, начал хохотать.
     — Чему ты радуешься, скотина?! — глаза Аманда налились кровью, как у быка. Он накинулся на парня, повалив его на асфальт.
     — Аманд, ты его убьешь! — завизжала одна из его любовниц, Мия.
    Но парень пытался постоять за себя, чем сделал себе еще хуже. Двое полицейских оттягивали Аманда от того парня, который едва ли не превратил его лицо в кровавое месиво.
     — Твари, отпустите меня! — орал пьяный Аманд. — Мой отец — один из лучших хирургов страны, вы вылетите с работы к чертям собачьим!
     Но его продолжали тащить, еще и толкая. Его пьяный рот изрыгал трехэтажную брань…

     — Аманд, сколько ты будешь заставлять меня краснеть перед людьми! — ответил отец, уже не в первые посещавший полицейский участок и имея конечно же в кармане деньги на хорошую взятку.
     — Я хочу домой, мне хреново, — ответил непутевый сын.
     — Тебе нужно закончить университет!
     — Пошел ты, со своим универом! Я хочу делать только то, что я хочу, а не то, чего хочется тебе. Ноги моей больше не будет там, это я тебе обещаю!
     — А я тебе обещаю, что в таком случае, наследства тебе не видать! — ответил отец.
     — Кому же ты оставишь его, старый придурковатый козел?! Отдашь в фонд благотворительности? Лох и идиот!
     — Да уж лучше отдать его в фонд благотворительности, чем знать, что ты прогуляешь и пропьешь все до последней копейки. По крайней мере, от этого будет хоть какая-то польза людям!
     Аманд расхохотался:
     — Не смеши! С каких пор это ты думаешь о пользе для людей? Всю жизнь ты делал сложнейшие операции, с целью поплотнее набить свой карман.
     — Я делал все это ради тебя!
     — Я тебя ни о чем не просил, — ответил Аманд.
     — Вот тогда и пей за свой счет!
     — Да пошел ты! — Аманд сплюнул в сторону и промчался мимо отца. У него трещала голова и он пошел заказывать такси…

     Рафаэл продал несколько статуэток за хорошие деньги. Он купил себе самое необходимое, а все остальное решил раздать тем, кому нечего есть.
     Рафаэл часто сам попадал в такие ситуации, когда ему было нечего есть и знал, что такое остаться без денег.
     Заплатив за комнатушку старухе, купив овощей, риса и хлеба, старый пиджак в секонд-хэнде, все остальное он раздал нищим.
     Осень клонилась к закату, поэтому Рафаэл придумал для птиц несколько кормушек, чтобы развесить их в ближайшем сквере.
     Он хотел, чтобы ни одна минута жизни не канула в Лету даром. Поэтому вставал с петухами, чтобы насладиться прелестью туманного осеннего рассвета и шепотом осенней листвы. Тишину нарушал лишь крик неугомонной соседской семейной пары, обвинявшей друг друга во всех семейных грехах.
     — Люди, почему вы ругаетесь? — не выдержал Рафаэл. — Жизнь так коротка, так много нужно успеть сделать, а вы тратите свое драгоценное время на ссоры, оскорбления и пустословье, вместо того, чтобы наслаждаться каждой минутой! Посмотрите, как красиво вокруг, вдохните запах осени, запечатлейте в своей памяти прекрасные минуты счастье и не отравляйте личное пространство друг друга глупыми обидами и криками.
     Молодожены притихли, удивившись реплике этого худенького голубоглазого человечка. Стало тихо. Можно было слушать мелодию осени под аккомпанемент шуршащих листьев. В душе наступала гармония, будто бы Рафаэл сам растворился в этой природе и стал ее неотъемлемой частью.
    
     — Сука! — кричал Аманд, продолжая хлестать Мию ремнем по чем попало. — Ты подставила меня, ты украла мои деньги и переспала с этим уродом!
     — Аманд, не надо! — кричала наполовину пьяная мадемуазель. Аманд, намотав ее волосы себе на руку, выволок ее из комнаты, вслед за ней швырнул вещи и громко хлопнул дверью.
     — Прочь, стерва! — он схватил бутылку с виски и жадно припал к ней губами. — Твари, вы все мечтали извести меня! Эта сука меня подставила, а придурковатый отец хочет оставить наследство фонду благотворительности, оставив меня с шишом в кармане. Твари! — снова проговорил он.
     — Неправда, Аманд, я люблю тебя! — всхлипнул парень голый и пьяный, валяющийся на полу.
     — Гори в аду, мне плевать на тебя и твою любовь! Кроме того, чтобы тупо трахать тебя, ты больше ни на что не пригоден. Баба!
     Парень свернулся в позу зародыша и заскулил. Аманд встал над ним, начав лить ему в лицо виски. Парень пытался закрыться руками, но координация движений его была нарушена и у него это плохо получалось. Он продолжал скулить и плакать, пытаясь схватить Аманда за ногу, но тот с пренебрежением оттолкнул его.
     — Убирайся, тряпка, пригодная разве только для того, чтобы вытирать об тебя ноги! Как вы все надоели, кретины, от вас никакого толка!
     — Аманд! — раздался стук в двери. — Почему воняет паленым?!
     — Мать твою! — только сейчас он заметил, что занавеска, на которой тлел сигаретный бычок, начала гореть. — Поднимайся! — Аманд пнул парня под ребра. — И помогай тушить!
     Тот завизжал, но так и не смог подняться. Аманд схватил кувшин с водой. Пламя зашипело и угасло.
     — Ты не затушил бычок, говнюк! — вскричал Аманд. — Из-за тебя мы могли тут сгореть!
     — Ты, это ты затушил сигаретный бычок об мою душу! — промямлил пьяным голосом парень.
     — Так и сделаю! — Аманд закурил сигарету и стал медленно водить ею по руке любовника. Парень издал жуткий вопль, раздался запах паленой кожи.
     — Слабак! — сказал Аманд. — Ты мне противен! Выметайся из моего дома! — он выволок парня, дав напоследок пня ему под зад. Сам развалился в кресле, присосавшись к бутылке с виски.
     — Аманд! Отдай мне вещи, я совсем голый! — скулил парень.
     — Пошел вон! Сифилисная шлюха, и та приятнее тебя!

4

     Рафаэл лепил игрушки, чтобы подарить их детям и порадовать их. Легким взмахом кисти он придавал фигуркам разные цвета. Яркие, любующие глаз. Пусть радуются дети, и ему будет приятно. Если он заставит сегодня день не прошел в пустую.
     Рафаэл отправился в парк и стал раздавать игрушки проходящим мимо детям. Дети радовались и благодарили его. Опавшие листья, одинокие качели. Даже в легкой хандре он умел находить радость. Кто-то поскуливал. Рафаэл заглянул в кусты, с которых градом посыпались листья цвета лимона. В кустах лежал щенок, он умирал. Рафаэл взглянул на его едва успевшие раскрыться глаза, подернутые поволокой. Это несчастное существо, едва успев взглянуть на этот мир, уже прощалось с ним, оторванное от матери кем-то и вышвырнутое на улицу. Какие жестокие люди!
     Рафаэл закрыл глаза щенка и припорошил его опавшими листьями. ОН побрел дальше, шурша листвой. Думая о жизни, которая, по сути, есть один миг…

     Аманд валялся на полу в окружении трех, снятых им, шлюх. Он схватил плетку и ударил одну из них. Та взвизгнула.
     — Эй, шлюха, а ну принеси-ка мне выпить! Я хочу выпить! — играя плетью, сказал Аманд.
     Одна из шлюх, рыжая, достала брэнди и поднесла к его рту. Аманд щелкнул плетью и припал к бутылке.
     — Бухать и трахаться, бухать и трахаться, жизнь прекрасна! — хохотал он пьяным голосом. — Давайте, шлюхи, трахайте меня! Хочу, чтобы брэнди лилось рекой! Сегодня мы поедем в кабак!…
 
     Рафаэл шел домой, кутаясь в старое пальтишко.
     — Парень, подай на хлеб! — закричал нищий.
     Рафаэл подкинул монету.
     — О, приятель, здесь и на половину булки не хватит!
     — У меня больше ничего нет, — ответил Рафаэл. — Если вы голодны, можете пойти со мной. У меня дома остались рис, хлеб и овощи, я могу угостить вас.
     Нищий побрел следом.
     — Отчего это ты такой добрый, приятель? — с недоверием спросил он.
     — А отчего я должен быть злым? — спросил Рафаэл. — И почему я буду упускать возможность, если смогу сделать это?
     — Входите, — сказал Рафаэл, когда они пришли. — Умойтесь и помойте руки, а я накрою на стол. Правда я не ем мяса, но есть очень вкусная рисовая каша и салат из свежих овощей.
     Нищий накинулся на провизию, очевидно, он давно не ел.
     Рафаэл решил, что нужно собрать ему кое-что из еды в дорогу. Когда он внезапно вернулся в каморку, то заметил, как нищий поспешно засовывает себе овощи в карманы брюк.
     — Зачем вы делаете это? Разве я не сытно накормил вас? — удивился Рафаэл.
     — Сытно, — проговорил нищий. — Так ведь я жрать потом все равно захочу.
     — Так зачем нужно было воровать? Разве нельзя было просто попросить?
     Нищий пожал плечами, вытаскивая овощи обратно.
     — Оставьте, — сказал Рафаэл. — Я еще вам кое-что собрал из провизии…
     Проводив нищего, Рафаэл пошел бродить осенними аллеями, наслаждаясь воздухом. Навстречу ему шел хромой. Рафаэл с сожалением посмотрел на беднягу. «Почему я не всемогущий Бог?» — подумал он. — «Тот, кого проповедуют столько столетий… Имей я силу — этот человек тотчас же стал бы ходить нормально и радоваться жизни. Я бы не требовал взамен фанатичной любви и преданности, храмов и жертв, жизней собственных детей, этот человек даже не узнал бы о моем существовании. Он просто нормально ходил бы и все».
     За свои 23 Рафаэл повидал немало бед и страдания человеческие были ему очень близки, а, точнее, он воспринимал их как свои собственные.
     Рано он лишился отца и матери, которые умерли от алкоголизма. Многие рассуждают о генах, о наследственности, о предрасположенности. Рафаэл за свои 23 не выпил ни капли алкоголя, ни разу не затянулся сигаретным дымом. Каждый сам выбирает свой путь, а алкоголики твои родители, или нет, значения не имеет.
     На высшее образование денег не было, и Рафаэлу ничего другого не оставалось, как заняться самообразованием. Сколько книг перечитал он в своей тесной каморке! К наукам и искусствам он был способен, а хорошая память разрешала одноразовое прочтение новой темы.
     «Зачем библейскому Богу нужно так много человеческих жертв? Зачем ему нужно искупление? Зачем он принес в жертву еще одного человека, Иисуса? Заставил страдать его, мучиться на кресте? Ему, тирану, для искупления нужна была новая жертва? Но ведь ничего не изменилось, все страдают и умирают, как и прежде. Быть может, библейского Бога просто придумали люди тех времен?»
     Рафаэл не знал, что существует на свете какая-то сила, но какая именно?..

     — И в кого мой сын уродился уродом и алкоголиком! — кричал один из самых известных в стране хирургов.
     — В тебя наверное! — ответил Аманд, развалившись в кресле голышом и держа между зубами сигарету.
     — С роду не было в нашей семье алкоголиков. Ни в моей, ни в семье твоей матери, которую ты раньше времени свел в могилу, гаденыш! Я горжусь своими корнями, но как говорится в семье не без урода.
     — Единственный урод в нашей семье — это ты! Старый скупердяй, занятый только лишь накопительством и нравоучениями. — Аманд присосался к бутылке с виски и пил их, как лимонад.
     — Ни копейки из моего наследства не получишь! Так и знай! На кого угодно перепишу завещание, но только не на тебя, выродка, тунеядца и алкоголика! Все. Я сказал свое слово.
     Старый хирург вышел, хлопнув дверью.
     — Старый осел! — прошипел Аманд. — Свинья, тупица! Надо что-то делать…
     Он взял мобильный.
     — Шон, у меня возникла идея…
     — Любимый мой!
     — Заткнись, я не хочу тебя трахать. У меня проблема тут. Этот старый пердун собрался отдать все мое наследство на благотворительность. Если вовремя не прикончить старого козла, потом будет поздно и я по миру пойду!
     — Аманд… Что ты задумал?!
     — Заткнись и слушай. Давай затопим этого осла в ванной!
     — Нет, Аманд, что ты! На меня не рассчитывай. Я не стану связываться с убийством…
     — Говнюк, ты поможешь мне, либо отправишься вслед за стариком, своими руками задавлю, ты меня знаешь!..

5

     — Проходи скорее, не стой на проходе, тупица! — толкнул кто-то в автобусе локтем.
     — Люди, отчего вы такие злые? — ответил Рафаэл.
     — Вот тебя, доброго, забыл спросить! — ответил верзила.
     «Отчего люди такие обозленные?» — подумал Рафаэл. — «Оттого, что у них слишком много проблем. Серая, безрадостная жизнь, потраченная вся на поиски денег. На скучную, однообразную, низкооплачиваемую работу. Сегодня похоже на вчера. Вчера на позавчера. Позавчера на позапоза. Белки в колесе. Люди разучились улыбаться, раздраженные однообразием и бессмысленностью существования, потраченного на свои потребности, тысячи ненужных мелочей, без которых нельзя, но из которых состоит жизнь. Люди не замечают прекрасного мира вокруг них. Этой очаровательной осени, этих рыжих танцующих листьев. Звезд на небе. Опустив глаза в пол, спешат в свои дома после никчемной  работы, чтобы усталыми, увалиться спать, а завтра встретить еще один такой же одинаковый день».
     Рафаэл хотел взять кисть и, словно художник, раскрасить их серую обыденную жизнь в яркие тона, сделать их волшебными. Каждый день превратить в неповторимое чудесное впечатление, чтобы нового дня ждали, как новое, радостное чудо, а не как очередное однообразие…

     — Если мы задушим его в ванной, утопим, нас схватят и посадят за решетку! — проскулил Шон. — Я слишком молод для того, чтобы свои дни провести в тюрьме.
     — Мы не будем душить его, — ответил Аманд, как опытный шахматист, просчитывающий ход. — Просто столкнем под воду и будем держать, пока…
     — Отпечатки… — снова заскулил Шон.
     — В перчатках, идиот!
     — Думаешь, в полиции работают дураки и не отличат убийства от сердечного приступа? Нас схватят и бросят за решетку! — снова заволновался он.
     — С таким кретином, как ты, не сомневаюсь! — Аманд в гневе хлопнул по столу кулаком. — Только открой свой поганый рот полицейским, и я отправлю твою жалкую душонку на тот свет, вслед за старым пердуном!..

     Клоун в рыжем, как осенние листья, парике, вертел в руках шарики на цепочках. Чертово колесо продолжало вращаться, делая очередной монотонный круг. Дети с собаками зарывались в кучу сухих листьев.
     Рафаэл, в старом пиджаке, клетчатом шарфе и натянутой на голову шапочке брел по пасмурной аллее. Осень окрасила парк в самые теплые тона. Смесь красного, оранжевого и желтого. Скоро листья облетят, природа разденется для зимнего сна. Рафаэл насыпал зерен в висевшую кормушку-бочонок. Многие люди делали кормушки и вешали их в парке. Какая-то птичка села около зерен. Испугавшись, она улетела прочь. Кормушка-бочонок стала раскачиваться взад-вперед.
     Рафаэл посмотрел на пару, целующуюся на лавочке. Они казались такими влюбленными. Надолго ли? Как быстротечна любовь! Каких-нибудь пару месяцев — и от нее не останется и следа. Либо, обремененные рождением незапланированного ребенка, пара поженится. Жизнь их превратится в ад и они все равно разойдутся, пресытившись друг другом, как надоевшим до тошноты блюдом, которым потчуют каждый день. Есть ли в этом мире хоть одно исключение?
     Рафаэл знал, что если бы и полюбил кого-нибудь, то для него не было бы никакой разницы — мужского пола человек или женского. Быть может, просто он смотрел на вещи глубже, чем другие. И любил бы он по-другому. Но путь его был путем одиночки. Он кидал вызов человеческой глупости и предрассудкам и обречен был на одиночество и непонимание. Люди считали бы его за чудака. В очередной раз горе от ума…
     — Дети, возьмите маски, это вам, — сказал Рафаэл, подойдя к ребятам.
     — Но у нас нет денег, — ответил самый маленький мальчик. — Мне мама говорила, что все это дается за деньги.
     — Деньги не нужны, — ответил Рафаэл, — это подарки.
     — Ура! — вскричали дети. — Вы Санта Клаус?
     — Возможно, — улыбнулся Рафаэл.
     Ему стало приятно от того, что он смог порадовать детей. Показалось, что от их улыбок цвета осени стало немного теплее…

     — Заткнись и слушай! — сказал Аманд. — В доме сегодня нет прислуги. Идеальный вариант! Мой старый пердун в восемь вечера целый час валяется в ванне. Наденем перчатки. Легонько, не оставляя синяков, подержим его над водой.
     — Нет! — вскричал Шон. — Я не возьму греха на душу!
     — Заткнись, придурок, потише! Ты уже его взял, связавшись со мной. Или ты хочешь, чтобы этот осел без гроша меня оставил?! После смерти старого пердуна мы заживем по-человечески. Огромное состояние! Ог-ром-ное! Или ты не любишь меня?
     — Люблю, очень люблю, — испуганно пролепетал Шон.
     Аманд впился в него поцелуем и укусил за губу, довольно больно.
     — А еще больше полюбишь ты мои деньги, смелее! — он со всей силы хлопнул его по спине… Миллионы! — он выпил спиртного и протянул Шону. — Пей!
     — Поцелуй меня по-человечески! — заныл Шон.
     — Когда прикончим пердуна, я тебя не только поцелую! — с горящими, как у дьявола, глазами, сказал Аманд. Он принялся натягивать перчатки. — Идем.
     Как можно тише, они пробрались в ванную.
     — Кто здесь? — спросил хирург. — Аманд?
     — Он самый, — проговорил Аманд. — Умри…
     И тут же свалился с грохотом на пол, потеряв сознание.
     — Сынок! — выскочил из ванны старый хирург. Шон закричал. Пьеса разыгрывалась по новому сценарию.
     — Звони в скорую, что ты стоишь, как вкопанный! — закричал хирург.
     Шон испуганно что-то мямлил, не зная то ли кидаться к любимому, то ли звонить в скорую. Шон знал, что скорее всего это очередной спектакль, разыгранный Амандом черт его знает по какой причине. Это было вполне в его стиле и Шон не удивился бы, если бы задумка с убийством оказалась не более чем нелепый амандовский фарс, от которого не то, что не хотелось смеяться, а просто охватывал шок. Аманд лежал, будто труп.
     «Прирожденный актер», — подумал Шон. Но желтушный цвет лица любимого наталкивал на очень хорошую мысль.
     — Звони в скорую, идиот! — заорал хирург и сам, наспех надевая халат, помчался за мобильным.
     Шон недоуменно опустился на колени и взял голову Аманда в свои руки:
     — Любимый мой, зачем ты делаешь это? Зачем ты заставляешь меня волноваться? Мы все любим тебя… — он прикоснулся полуоткрытым ртом к его губам — холодные, как лед! — Аманд, ты умер?! — испуганно посмотрел на него Шон.
     Прибежал старый хирург:
     — Едет, уже едет… Помоги же мне перенести его на диван, растяпа!
     Шон судорожно схватился за руку Аманда.

6

     Рафаэл подвязывал наполовину сломанную кем-то ветку. Бережно. Аккуратно. Кто-то сделал это забавы ради, нанес дереву увечье и пошел своей дорогой. Из надломленной ветки сочилась кровь. Зачем ломать деревья? Зачем рубить ели? Зачем продавать мертвые цветы? Зачем? Зачем? Зачем? Ради однодневной забавы. Чтобы через пару дней выбросить на мусорник засохший хлам. даже не подумав о том, что это растение еще много лет могло дарить глазу радость, а атмосфере чистый воздух.
     Рафаэл готовился к благотворительной выставке, вырученные средства от которой жертвовал детскому дому. Целый год готовил он эту выставку!
     Пусть обездоленные дети хоть изредка улыбнутся, получив подарок. Возле домика, где жил Рафаэл, стали время от времени собираться нищие. Он выносил им поесть и кое-какие вещи, купленные в секонд-хэнде. Рафаэл решил делать вдвое больше работы, чтобы были средства помогать нищим и бездомным животным. Самому из материального мира ему не нужно было ничего — самая необходимая одежда, рис, овощи — вот и все, что было нужно. Кстати и краски, чтобы раскрашивать скульптуры.
     Один нищий, который несколько дней жил у Рафаэла, сказал ему:
     — Ты должен был быть Богом, тогда бы никто из нас не страдал.
     Рафаэл улыбнулся на шутку.
     — Чтобы вы молились мне, валяясь на коленях у моих портретов, в надежде. что намолите себе здоровья и богатства? Был бы я богом, вы бы даже не узнали обо мне. Поэтому не создали бы никаких культов. Так было бы правильно. И вообще. быть Богом — это большая ответственность. Не уверен, что эта роль подходит мне.
     — Подходит, очень подходит, — ответил бомж. — У тебя кристально-чистая душа.
     Рафаэл удивился, что неграмотный бомж говорит такие фразы. Кристально-чистая. Откуда? Бомж рассказал ему, что раньше был преподавателем теоретической физики, но потом его жена умерла и он запил. Выгнали с работы. Со временем забрали дом. Он опускался все ниже и ниже, пока не достиг самого дна.
     — Жизнь не заканчивается на этом, — сказал Рафаэл. — Погляди: она кипит вокруг! Многие отступаются, но пока мы живы, есть шанс… Начать все с нуля.
     — Ты непременно должен бы быть Богом, — ответил бомж. — Религия, известная нам, действительно устарела для нашего мира и современному читателю чужды и непонятны библейские строки.. Пришло время для новой, современной религии.
     — Под названием здравый смысл. — ответил Рафаэл. — Думайте головой, а не пятой точкой. Я бы создал новую религию — она бы называлась «отсутствие всякой религии», «ясность мысли в голове».
     — Ты стал бы Иисусом 21 века…
     — Мне не нужно это, — ответил Рафаэл. — Я хочу просто радоваться солнцу, небу, дыханию осени, а не видеть толпы фанатеющих по мне людей, впадающих в религиозный экстаз. Меня просто согреет мысль, что я хотя бы немного смог кому-нибудь помочь сегодня. Значит. день не прошел даром.
     Слова и мысли Рафаэла так вдохновили этого опустившегося человека, что он решил найти работу. бросить пить и начать все с нуля. Какой прок каяться в свершенных уже ошибках на коленях перед Господом Богом? Кому же станет от этого легче? И не лучше ли осознать свои ошибки. чтобы   потом их не повторять, без мысли, что потом всегда можно будет покаяться и все будет хорошо?
     Человек этот, которого звали кстати Пол. нашел работу грузчика на одном из рынков. Нужно было с чего-то начинать. Рафаэл оставил его у себя. ПО вечерам Пол подсказывал ему кое-какие вещи по астрономии, вспоминая за одно, что раньше был уважаемым всеми преподавателем. Да он был еще и не стар. Лет 35, не больше. Сбрив бороду и одевшись в чистую одежду, Пол почувствовал себя человеком, человеком кому-то нужным. В свободное время он помогал Рафаэлу раскрашивать скульптуры для выставки.

     Хирург ходил взад-вперед возле палаты, в которой осматривали бессознательное тело Аманда. За углом прятался Шон, раз пятый спрашивал у медсестры:
     — А он не умрет?
     Наконец вышел доктор.
     — Что там?! — как полоумный спросил хирург.
     — Не хочется вас огорчать. — замялся доктор, — но у вашего сына цирроз печени…
     — Допился, гаденыш! — воскликнул хирург. — Говорил я ему…
     — Состояние крайне тяжелое…
     — Есть надежда?!
     — Только в одном случае — если как можно скорее сделать пересадку печени, иначе вы потеряете сына…
     — Ах! — воскликнул за стеной Шон, слышавший разговор.

     …-Давай будем спасать таких же безнадежных людей, каким был я? — спросил ПОл.
     — И как же мы будем спасать их? — спросил Рафаэл, делая букет из сухих листьев и цветов.
     — Ты один можешь творить чудеса, ты вдыхаешь в людей жизнь, надежду, они послушают тебя…
     — Нет, они не послушают меня, — ответил Рафаэл. — сколько бы раз не убеждал наркомана, что наркотики несут вред — он все равно будет колоться. Человек должен сам прийти к этому. Ты просто был готов к переменам, осознавая всю пагубность своего пути. который завел тебя в тупик. Я лишь подтолкнул тебя.
     Пол дрожащей рукой протянул деньги:
     — Вот, возьми… на подарки для детского дома…
     Рафаэл улыбнулся. Улыбка озаряла его лицо, будто обнажая умиротворение души.
     — Спасибо… Я очень ждал этих слов от тебя… Это значит, что твое сердце не очерствело до конца, что ты еще способен понимать и принимать чужую боль, жизненные невзгоды еще не превратили тебя в нелюдя… но оставь деньги себе. Тебе нужна личная одежда, я верю, что со временем ты вернешься в университет, или хотя бы станешь репетитором.
     — Что ты! Я уж и не мечтаю. Десять лет прошло, я все забыл!
     — А на что книги? Мы восстановим твои навыки. Мне интересен твой предмет и я сам многому бы у тебя поучился, — ответил Рафаэл. Он видел как просияло лицо Пола. Будто свет озарил его душу. Это надежда, казалось бы. угасшая навсегда, возвращалась.

7

     Шон пробрался к Аманду, который пришел в себя.
     — Ты слышал мой диагноз? — спросил он.
     Шон уставился на его бледно-желтое, землистого цвета лицо.
     — Говори! — сказал Аманд.
     — Тебе не понравится…
     — Говори! — еще более агрессивно повторил Аманд. — Что со мной? Мне нужно знать…
     — Ты умираешь…
     — ?!
     — Цирроз…
     — Черт! — Аманд сжал побелевшие кулаки. — А мы так и не успели прикончить старого козла…
     — Я думал. ты шутишь, снова разыгрываешь спектакль…
     — Ни хрена! Я должен прикончить этого старого хрыча, пока он не переписал на кого-то наследство.
     — Аманд, проснись, какое наследство: ты уми-ра-ешь!..
     — Умираю, так и не закончив начатое! — он кинулся к Шону. — Убей его, убей!
     — Успокойся, ты бредишь… Ты даже не успеешь вступить в наследство…
     — Я перепишу его на тебя, убей, глаза Аманда, казалось, ожили, загорелись.
     — Ты сумасшедший, больной человек, — ответил Шон. — Мне жаль тебя.
     Он вышел.
     — Вот она, твоя любовь! — вскричал Шон. — Вы все бросили меня, я опять остался один! Твари, ненавижу вас всех, презираю, все сдохните!..

     В воскресный день Пол и Рафаэл шли на рынок, чтобы продать новые скульптуры. На вырученные деньги можно было накормить голодных. Пол чувствовал, как наполняется новой жизненной силой. Душа его обновилась. Он уже месяц не брал в рот алкоголя. В наполненной новым смыслом жизни не оставалось места для него. А неделю назад Пол бросил курить. Он полной грудью вдохнул свежий осенний воздух без примеси никотина. Как хотелось забыть ему о бесполезно растраченных десяти годах жизни. когда он скатился ниже нуля. Рафаэл вселил  в него мысль снова заняться преподаванием физики. Этим он жил до того, пока не стал бездомным, грязным пьяницей. Рафаэл, повернувшись, увидел жуткую картину: на проезжую часть выкатился мяч, а за ним выбежала пятилетняя девочка. Прямо на нее несся автомобиль.
     Пол не успел ничего понять. Все случилось быстро, как в кино. Рафаэл вылетел на дорогу и растянулся под колесами. не успевшего вовремя затормозить автомобиля. Он успел оттолкнуть ребенка, и девочка, плача, скатилась с пригорка. Следом покатился мяч. Пол закричал не своим голосом и кинулся к месту трагедии.
     — Он живой. Я вызываю скорую. Они сами вылетели, я не был виноват, — бубнил побелевший водитель.
     Пол опустился на колени, накрыв Рафаэла своим телом.
     — Живой… Слава богу, слава богу! Такие люди не должны умирать!..
     Пол лежал. не помня себя, пока не приехала скорая.
     — Я поеду с ним! — категорически сказал Пол.
     — Кем вы ему приходитесь?
     — Друг… Нет. больше, брат…

     …Старый хирург суетился в операционной. Глаза его лихорадочно горели.
     — Печень здоровая, как у младенца! — не выдержал он.
     — Видимо, парень не пристрастился к алкоголю, — ответил ассистент.
     — Он все равно умрет, — глаза хирурга забегали.
     — У парня здоровый организм и есть все шансы, что он выживет. 99 процентов так точно. Тем более, повреждение не смертельно, — сказал ассистент.
     — Он все равно умрет, — проговорил хирург тоном. не терпящим компромиссов.
     Ассистент, словно начиная понимать, о чем идет речь. испуганно посмотрел на хирурга из-под марлевой повязки. Ассистент. словно его прижали в углу, замотал головой.
     — Я не возьму грех на душу, парню еще жить и жить…
     — Аманд умирает… — с прискорбными нотками взвизгнул хирург.
     — Вы считаете, что жизнь вашего сына представляет БОЛЬШУЮ ценность, чем жизнь этого парня?
     — Мне все равно, — в глазах хирурга стояли слезы. — Мне все равно. Если Аманд умрет, то и мне не за чем жить… Он — все, чем я жил эти годы после смерти жены. у него ее глаза…
     — Я все понимаю, но на убийство не пойду. Кроме того, это уголовно наказуемое дело…
     Хирург всей своей тучной массой прижал маленького ассистента к стене. как настоящую любовницу.
     — У тебя же тоже есть дети… А если бы они?.. — он сильнее надавил на ассистента всей своей массой. — Если ты меня выдашь, ты в два счета вылетишь с работы, а здесь довольно тепленькое место, не правда ли?
     — Я не пойду на убийство. — прошептал ассистент.
     Хирург склонился над ним и, как змея, стал шептать на ухо:
     — Я тебе такое устрою, что в этой стране не найдешь себя работы. С голоду сдохнешь! Ты ведь знаешь мои связи! Благодаря мне ты ассистируешь здесь!
     — Все, что угодно. только не убийство. я потом жить спокойно не смогу, зная, что убил этого несчастного парня…
     — Хорошо. — хирург резко отпустил его, будто сдался, но потом кинулся с новой силой. — А сможешь жить ты, не найдя нигде работы? А детям учиться надо ведь? Хочешь много денег? Много-много? Сколько хочешь, выпишу чек…
     — Нет, — уже с меньшим упорством проговорил ассистент.
     — Будешь работать в самой престижной клинике, в какой сам захочешь… Твои дети будут учиться в самых престижных вузах…
     — Ценой жизни этого бедного мальчика? Нет! — ответил ассистент. — Что, если бы ваш сын лежал на этом столе вместо него? Вы бы убили его? Мы не боги, чтобы распоряжаться чужой жизнью!
     — Не время торговаться и читать морали. Соглашайся. У тебя будет все, что захочешь. Как сыр будешь в масле. Будешь главным хирургом. Это же мечта всей твоей жизни, а?
     Действительно, ассистент жил мечтою об этом. И вот она пролетела рядом — бери, да хватай! Потом он посмотрел на несчастного бледного светловолосого парня, лежащего на операционном столе. Сердце сжалось от боли и ужаса. Потом вновь нахлынули мечты… Он — главный хирург в самой лучшей клинике, дети в престижных вузах, денег сколько хочешь… Он еще раз глянул на парня.
     — Нет, — наконец сказал он.
     — Проваливай! Уволен! — устало проговорил хирург. — О карьере хирурга можешь забыть навсегда.
     Ужас обуял ассистента. Он представил себя неудачником, работающим на каких придется низкооплачиваемых работах, осмеянного коллегами. дети без достойного образования и вся жизнь в тартарары…
     У выхода он остановился и неуверенно проговорил, опустив голову:
     — Я согласен…

8

     Пол шел в больницу. Он шел сообщить другу радостную новость — удалось продать все скульптуры-игрушки и теперь есть немного денег для того, чтобы помочь нищим и бездомным. В небольшом узелке он нес вырученные от продажи деньги. Пол представлял улыбку. Волшебную улыбку, которая озарит лицо Рафаэла, когда тот узнает, что теперь есть небольшая возможность помочь нищим, голодным. От его улыбки становилось светло и тепло на сердце. Казалось, что это улыбается его душа. Представляя это, Пол и сам улыбнулся. Тепло и безмятежность разлились по телу. Он был совершенно спокоен. Рафаэл поправится. Так сказали врачи. Не задеты жизненно важные органы. Перелом. Несложная операция. Он будет жить. Рафаэл спас жизнь пятилетнего ребенка. Он смог умереть… Думал ли он об этом, самоотверженно кидаясь под колеса автомобиля?
     Пол стоял у палаты в ожидании докторов. Операция должна пройти успешно. Иначе быть не могло. Пол ждал долго. Наконец вышел ассистент. Его глаза предательски бегали.
     — Мне очень жаль…
     — Что такое?! — взволнованно спросил Пол. — Какие-то осложнения?!
     — Мне очень жаль… — слова застряли в горле ассистента, — но… ваш друг… умер…
     Глаза Пола широко раскрылись. Настолько широко, что ассистент вздрогнул. Он никогда еще в своей жизни не видел настолько широко раскрытых глаз. Даже у мертвецов.
     — Вы шутите? Мне говорили, что ничего серьезного… Вы шутите…
     Ассистент смотрел в пол, сжимая руки в карманах до боли.
     — Слабое сердце… не выдержало наркоза…
     — Слабое сердце? Он даже не курил! Рафаэл умер? — спросил он как-то нелепо. Узелок упал к его ногам. Мелочь раскатилась по паркету. Ассистента словно током ударило. Он почувствовал себя Иудой, продавшим жизнь человека за тридцать серебряников.
     Коридор оглушил нечеловеческий крик боли и отчаяния. Пол вцепился в руку ассистента мертвой хваткой:
     — Он не мог умереть, не мог!! Вы понимаете, что это был святой человек, святой! Вы не знали его! За свою жизнь он не убил даже мухи! Такие люди не должны умирать!
     Мурашки пробежали по телу ассистента от этих душещипательных криков. Санитары оттащили Пола. Он сидел в осеннем больничном парке, смотря как сорвавшийся с ветки пожелтевший лист, делая в воздухе па, ложится на зеркальную гладь пруда. В каждом листе, окрашенном в теплые тона, он видел Его улыбку.
     Кто-то легонько коснулся его плеча. Пол безразлично посмотрел безжизненными глазами на женщину в белом халате. Она засунула ему в руку записку и исчезла. Листья продолжали кружиться, мягко ложась на острые осколки боли. вонзенные в сердце.

9

     Аманд открыл глаза.
     — Я еще не сдох, — цинично проговорил он, смотря на белый потолок.
     — С возвращением, сын! — проговорил старый хирург, глядя с любовью на вновь воскресшее чадо. — Теперь у тебя печень здоровая, как у новорожденного!
     Аманд хлопнул себя по животу и тут же скорчился от боли.
     — Тише! — подбежал отец. — Там же швы!
     Аманд улыбнулся.
     — Как у новорожденного говоришь? — он ухмыльнулся. — Теперь можно бухать все дни на пролет!
     — Береги здоровье! Впрочем, ты никогда не ценил того, что я для тебя делаю! — оскорбленный отец вышел из палаты.
     — Иди, иди, старый пердун. — бросил вслед Аманд, протянув руку за мобильным. Он набрал номер Шона.
     — Я живой!
     — Я знаю.
     — Теперь мы прикончим старика уж точно.
     — Без меня, — ответил Шон.
     — Что?!
     — Что слышал. Отец второй раз подарил тебе жизнь, а ты хочешь убить его.
     — И что?
     — А то, что ты стал мне противен, — ответил Шон. — И в твоей криминалистике я участвовать не собираюсь.
     — Вот она. твоя любовь! — издевательски проговорил Аманд.
     — Я очень ошибся в тебе. Но теперь у меня все хорошо. Я нашел хорошего парня. Нам прекрасно вместе.
     — Сученыш. я убью тебя!
     — Меня нет в городе. Забудь номер моего телефона. Дай мне покой — в трубке раздались гудки.
     — Тварь! Верно говорят, что. если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам! — он швырнул об стену мобильный телефон. Детали телефона разлетелись в разные стороны. В палату заглянула сестра в белой шапочке.
     — Пошла вон! — заорал Аманд…

     …Даже на мертвом лице Рафаэла сияла его, излучающая внутреннюю теплоту, улыбка. Никто, кроме Пола и нескольких нищих, которым Рафаэл помогал. Они с удивлением смотрели, как Пол плачет навзрыд, словно женщина, обливая слезами труп этого светловолосого бледного мальчика. Пол целовал его руки, приговаривая:
     — Мы недостойны тебя, ты — святой, святой…
     Он целовал и поливал слезами лицо Рафаэла, на мертвом лице которого застыла та самая улыбка. Безвременно ушедшего… ставшего жертвой человеческих пороков…
     Когда опускали гроб, Пол с дикими криками прыгнул в могилу и кричал оттуда, чтобы его закопали вместе с Рафаэлом. Насилу его вытащили оттуда нищие.
     — Выпьешь? — сказал один из них, наливая какого-то дешевого вина. Пол продолжал кричать не своим голосом и рваться.
     Как и хотел при жизни Рафаэл, на его могиле не поставили ни креста, ни надгробья.
     Пол посадил какое-то лиственное дерево и цветы. Рафаэл хотел, чтобы было именно так…

     Пол ходил не от мира сего. Взлохмаченный, заросший. Он никак не мог поверить, что Рафаэла нигде нет. Нигде. В кармане завалялась скомканная бумажка. Это медсестра оставила ее. Пол бегло просмотрел текст. На листке написан номер телефона. Приписано, что информация слишком важна. Касательно Рафаэла. Пол, как безумный, помчался звонить по этому номеру. А вдруг Рафаэл что-то сказал перед своей смертью? Важна любая деталь!..

     — Он говорил что-то перед смертью?! — вцепился Пол в руку медсестры. Она опустила глаза на тротуар, на осенние желтые листья.
     — Тут такое дело… Очень серьезное для того, чтобы пустословить… Я должна быть уверена в вас, что вы не выдадите меня…
     — Если речь идет о моем друге!.. Что вы хотите сказать?! — Пол вцепился в ее руку, его глаза умоляли. — Говорите, пока мой мозг не взорвался от ожидания!..
     Медсестра снова опустила взгляд на печально кружащиеся в воздухе листья.
     — У меня просто сын… ровесник вашему другу… Его же убили, понимаете, убили! Я больше не могу молчать, вашего мальчика убили!
     — Как убили?! Кто убил?! — заорал Пол.
     — Тише, не кричите, прошу вас… Не кричите!
     — Кто убил его?! — глаза Пола налились кровью, как у разъяренного быка, он еле сдерживал себя, чтобы не сомкнуть на шее рук медсестры.
     — Отвечай, кто убил моего друга??
     — Это хирург… главный хирург… у него сын умирал, срочно нужна была печень…
     — Что?! — спросил Пол, будто она говорила какую-то несуразицу. — Что, я спрашиваю?! — он с дикими криками, огласившими парк, свалил медсестру на землю и принялся ее душить. Люди начали оттаскивать его, но он раскидал их всех.
     — Твари! Сволочи! Они лишили жизни святого человека, потому что какому-то ублюдку понадобилась его печень и у него было много денег! А-а-а! Это вам с рук не сойдет! — он, косматый, взъерошенный, помчался по улице, растеряв по дороге ботинки. Он стучал в двери больницы, но никто не открыл ему.
     — Как же так, — будто впав в ступор после буйства, сказал сам себе Пол. — Как могли они осмелиться?! Бог, о будь ты проклят, Бог! Где же твоя правда, твоя любовь, твоя справедливость, о которых столько сказано, столько написано! Это все слова, не стоящие и тридцати серебряников! Мы просто мучаемся и умираем, вокруг творятся беззакония и никому нет никакого дела!.. — устав вопить,  Пол закрыл лицо руками и горько заплакал. На его плечо опустился одинокий пожухлый лист, нелепо улыбающийся своим разорванным ртом.

10

     «Через все наше тело проходят тоненькие ниточки нервов. Они заставляют нас страдать, рыдая от боли. Это не те нити, за которые нас, марионеток, постоянно дергают невидимые силы, забавляясь жестокой игрою. Нелепым спектаклем под названием «Жизнь». Финал спектакля всем известен — на подмостках сцены появится Могильный Червь, убрав за кулисы уже никому не нужный мусор. Каждый знает это, но, ослепнув, творит для забавы все новых и новых актеров-марионеток. Для боли. Для страданий. Для постоянного поиска денег. Для болезней. Для страдания. Для смерти. Всю жизнь гниют живые куклы, не зная, как продлить свою несчастную, короткую жизнь-вспышку. Которая тлеет, и, догорая, гаснет…
     «Здесь, внизу, боль и страдания, там, наверху, белый холод и снег… Зачем, зачем рождены в этот мир мы? Лишь для короткого паденья» (гр. MIA VITA).
     Люди равнодушны друг к другу… Никому нет ни до кого дела, никто никому не нужен… Все заняты только собственными проблемами, извечными, бессмысленными заботами… Никто не замечает хоровод опадающих листьев, ни холодных улыбок звезд на небесном своде. Обозленные, разочарованные куклы доигрывают свою роль в великом божественном спектакле, пока Могильный Червь не уберет со сцены их ненужный мусор, заменив новыми актерами»… — читая строки из дневника Рафаэла, Пол плакал.
     Он подал в суд на хирурга, оперировавшего Рафаэла и потребовал эксгумации трупа. Разумеется, его иск не имел никакого успеха — он был никем — бывшим бомжом и алкоголиком, хирург — имел все. Дело закрыли, даже не успев открыть. Полу угрожали, что если он не оставит это дело в покое, его на всю жизнь упекут в психиатрическую лечебницу.
     Пол плакал от обиды и бессилия, сидя на могиле своего безвременно ушедшего друга.
     Балом всегда правили и правят деньги. Ради них многие люди готовы пойти на все, что угодно. Таковы правила игры в Жизнь. Кто не имеет денег — тот никто. Чем больше их у тебя, тем лучше и увереннее ты в этой игре себя чувствуешь. Но есть маленькое но — деньги не понадобятся тебе в могиле…

     Аманд, выйдя из больницы, пустился в еще более разгульную жизнь, чем ранее. Он не выходил из запоев, барделей. Из его постели не выходили мужчины и женщины. Он по-прежнему лелеял мечту убить отца, а заодно и Шона, который сбежал от него. Аманд придумывал все новые  и новые извращения в постели, порою очень жестокие…
     …Ассистент стал главным хирургом в самой престижной клинике города, его дети учились в самых дорогих ВУЗах. В деньгах не было отказа. Сколько нынче стоит человеческая жизнь? Кто сколько за нее даст? Это зависит от того, смотря кто и для чего сможет пригодиться тем, кто имеет деньги. Кукол можно выпотрошить на материал, который сгодится для других кукол. У кого-то не хватает одной детали механизма, у кого-то другой. Можно выпотрошить целую куклу, чтобы починить поломанную, если у последней водятся деньги. Теперь целая кукла станет поломанной, ее останки выбросят, о ней никто не вспомнит. Зато кукла с новыми деталями своего механизма получила новую жизнь. А какая разница?
     Все было у ассистента, кроме одного — лишился он душевного покоя. Не мог спать ночами, не мог оставаться наедине со своей совестью. Совесть стала его палачом, начав свою медленную экзекуцию. Каждый день представлялось ассистенту лицо парня на операционном столе, которого они убили, чтобы дать новую жизнь чудовищу. И так становилось отвратительно на душе от этого ощущения, что хотелось куда-нибудь исчезнуть, раствориться. В душе был настоящий ад. Но изменить уже ничего нельзя.
     Деньги не принесли ему радости. Он бичевал вам себя, истязая сознание подробностями. Он накрутил себя до такой степени, что начал по ночам слышать шепот, который повторял ему, что он убийца.
     Ассистент больше не мог с этим жить. Он решил сделать что-то, чтобы не помешаться…

     Аманд лазил в шкафчиках старика, мечтая найти деньги или драгоценности, чтобы купить себе хорошего алкоголя. Его привлекли странные крики, доносившиеся из кабинета отца. Отец кричал и спорил. Вторым человеком был Бен. Аманд узнал его по вкрадчивому голосу. Бен ассистировал отцу. Он изредка приходил к ним в дом.
     — Ты спятил, не смей о таком даже заикаться! — кричал отец.
     Аманд прислонил ухо к двери, забыв, что оставил двери шкафчика, где искал деньги, нараспашку.
     — Я не могу больше с этим жить! — воскликнул Бен. — Лицо этого мальчика снится мне каждый день!
     — Так обратись к психиатру, пока я сам тебя в психушку не упрятал! Мне не нужны проблемы с полицией, ты идиот! Чего тебе не хватает-то? Я же все тебе дал, и даже более того!
     — Мы не имели права решать кому жить, а кому умереть! Какое мы право имели убивать этого несчастного мальчика ради того, чтобы спасти твоего Аманда!
     — Тема закрыта! — закричал вне себя отец. — Вон отсюда! Одно слово — и ты окажешься в психбольнице! Я умею быть благодарным, но не стой у меня на пути!
     «Вон оно что», — улыбнулся Аманд. — «Папочка-то мой преступник оказывается»…
     Он во время отошел от двери, потому что шел Бен.

     Через неделю стало известно, что главный хирург одной из самых дорогих клиник, Бен, повесился. Это известие повергло многих в шок. Аманд улыбнулся. Он знал, из-за чего повесился Бен.
     — Малодушный слабак! — сказал он вслух, наполняя кольцами дыма всю комнату. Залпом выпил виски. Он потрогал шрам в области печени. Какой-то парень гниет в могиле, из-за того, что у него вынули печень.
     — Лох! — захохотал Аманд. — Тебя едят опарыши, а я наслаждаюсь жизнью, упиваясь виски!
     Аманду в голову пришла мысль, что было бы весьма интересно узнать, кто этот тип, чья печень теперь живет у него в животе. Чем жил этот неудачник, расплатившийся своей печенью ради того, чтобы он мог коптить этот бренный мир?
     Аманд распахнул настежь двери. Он, как всегда, ходил нагишом.
     — Папаша, мне нужна сегодня твоя помощь. Информация о том парне, которого ты убил, чтобы забрать у него печень!
     Хирург испуганно посмотрел на него.
     — В первый раз в жизни тебе нечего сказать! — презрительно засмеялся Аманд. — Ты всегда винил меня во всех пороках, а сам оказался жутким убийцей!
     — Я сделал это ради тебя, чтобы ты жил! У меня больше никого не осталось!
     — Достойное оправдание! — хмыкнул Аманд. — А ты не подумал о том, что тот парень тоже мог бы сейчас жить? Что у его родителей, возможно, тоже никого не осталось? Ты называл меня чудовищем, а сам оказался еще похуже меня!
     — Можно подумать, что тебя волнует тот факт, что из-за тебя умер какой-то незнакомый парень! Да тебе с детства ничего, кроме собственного блага, не волновало! — ответил хирург.
     — Нет, папочка, тот парень умер не из-за меня, а из-за тебя! — ухмылялся Аманд. — Дай мне координаты его родителей!
     — Зачем? Тебе есть до кого-то, кроме себя, дело? — на сей раз расхохотался хирург. — Ты проникся судьбой несчастного парня!
     Аманд схватил отца за ворот рубашки. Его глаза так бешено бегали, что старый хирург даже испугался.
     — Уж не тебе язвить мне, папа! Если ты не скажешь мне, чью печень я ношу в своем нутре, я посажу тебя за решетку!
     — Да кто тебе поверит, алкоголику! Никаких доказательств!
     Аманд сильнее дернул отца за ворот рубахи:
     — Журналисты съедят тебя, как акулы! Им только дай повод! Я найду повод заинтересовать их, мы добьемся эксгумации трупа… А почему это, кстати, Бен, получивший главного хирурга, повесился? На радостях? Может совесть замучила? Лучше бы ты повесился вместо него! Но у тебя, в отличие от Бена, совести никогда не было, все под себя…
     — Ни копейки не получишь…
     — Меня утешит мысль, что ты будешь за решеткой…

 
11

     Кто-то постучал. Пол, согнувшись от горя, как старик, пошел открывать. На пороге стоял красивый молодой человек, хорошо одетый.
     — Что вам? — безучастно спросил Пол.
     — Здесь жил парень, которого звали Рафаэлом?
     Пол вздрогнул и поднял глаза на Аманда.
     — Да, здесь… а что?
     — Я его… брат…
     — Он никогда не говорил о вас, — ответил Пол. — Вроде бы у него не было родителей.
     — Я сын его дядьки, двоюродный брат, — наобум выпалил Аманд, думая, попал ли в цель.
     — А… вот оно что… ну заходите…
     Аманд прошел в убогую хибарку. На губах играла едва заметная презрительная улыбка: «Бог ты мой, как вообще можно так жить??! У моего папочки собака, и та живет лучше. С такой жизнью тому бедолаге было бы глупо радоваться здоровой печени».
     Аманд посмеялся в душе с убогого быта хозяина печенки.
     — А вы кем ему приходитесь? — в свою очередь спросил Аманд.
     — Я был ему другом… Он учил меня верить в себя… Без его поддержки я спился бы на улице…
     «Быть может, мальчик был адвентистом седьмого дня? Наставлял алкоголиков на путь истинный?» — Аманд еле сдержал широкую улыбку, готовую в любой момент появиться на лице.
     — А у вас нет его фото? — спросил Аманд. — Видите ли, мы общались в раннем детстве, а потом не видели друг друга…
     — Да, фото есть, — ответил Пол, кивнув на столик. Аманд взял фотографию, с которой смотрел худощавый светловолосый парень с сияющей улыбкой на лице. По телу Аманда пробежала дрожь. Он был бисексуалом и парень на фото показался ему весьма симпатичным. Аманд провел рукой по фотографии. «Вот ты каков… тот лох, благодаря которому я снова наслаждаюсь жизнью»… Он подумал, что будь этот парень жив, он непременно затащил бы его в постель, даже, если и против его воли.
     Аманд поставил фото на место, разыгрывая глубоко тронутого брата.
     — Можно у вас сегодня остаться? Я хочу заснуть в постели, где спал брат…
     — Да. После его ухода я к этой постели не прикасался. Я не достоин. Сплю на раскладушке.
     «Не достоин!» — про себя захохотал Аманд. — «Интересно, что это за придурок».
     Аманду хотелось смены декораций. Почему бы не переночевать в этом убожестве? Это будет так забавно.
     — А это что? — посмотрел он на фигурки зверей, вылепленные из глины.
     — Рафаэл лепил игрушки и раздавал их незнакомым детям…
     На этот раз Аманд не сдержался и начал хохотать. Чтобы не выдать себя, он сделал вид, что так рыдает.
     — Ложитесь спать, утром мне на работу, а после можем поговорить, — сказал Пол. Раскладушка заскрипела. Даже после смерти Рафаэла он не начал ни пить, ни курить. Это бы не понравилось Рафаэлу.
     Аманд развалился на постели Рафаэла. На убогом заплатанном одеяле.
     «Господи, у чувака не было денег даже на то, чтобы купить себе нормальное, цельное одеяло, вот это лошара!» Подушки пахли какими-то травами, довольно приятными. Аманд нашел светлый волос и сжал его в пальцах. «Неудачник, ты сейчас гниешь в могиле, а я развалился на твоем диване», — подумал Аманд, иронично улыбнувшись. — «Раздавал игрушки незнакомым детям! Как хорошо, что мне пересадили его печень, а не его мозг! Он наверняка чудаковатый, если не с придурью. Впрочем, как и его друг».
     Аманда сморил сон. Ему грезился парень с фотографии. Создавалось впечатление, что этот парень лежит рядом. На Аманда напало дьявольское наваждение. Это лицо снилось ему и Аманд представил, как сжимает его до боли.
     Когда он проснулся, Пола уже не было, на столе лежала записка, что он ушел на работу. Стояла тарелка риса с овощами и чай на травах. Аманд скривился. Он пошел в магазин и купил себе мяса и пива. На столе лежала серая тетрадка. Некий дневник. Аманд принялся листать его.
     — Кормил птиц каждое утро! — Аманд закатился смехом. Пиво из бутылки расплескалось на страницу, чернила растеклись. — Кормил птиц! А-ха-ха-ха! Лох и придурок!
     Он стал читать дальше и глаза все больше округлялись.
     — Цветы, птички, бабочки, не ломайте деревья, не ешьте мяса! баба и тряпка! Я бы показал тебе настоящую мужскую любовь! — он вцепился зубами в кусок мяса, едва не проглотив с костью.
     — Не обижайте друг друга! Парень, да ты наверное Иисус 21-го века! Иисус был лохом. Ударь меня по одной щеке и получи по обеим! Звезды! Ха-ха-ха, романтичный шизофреник, мягкотелый моллюск, баба с членом!
     Он небрежно взял фото со стола. Лицо Рафаэла магнитило, будто излучая энергию. Аманд прекратил смеяться и провел языком по фото. Потом взглянул на разноцветные игрушки и расхохотался:
     — Надо же, во мне печень идиота!
     Он снова лизнул фотографию.
     — Мальчик, я вырыл бы тебя и трахнул, честное слово!
     Эта мысль на несколько минут засела в мозгу, Аманд представил, что труп уже, должно быть, облепили опарыши, и скривился. Он посмотрел на скромный гардероб в шкафу.
     — Мать моя, вот это тряпье! Если бы мы с тобой познакомились раньше, и я был бы твоим любовником, мой дорогой, я бы купил тебе достойного твоей внешности шмотья. Трахался ли ты с кем-нибудь на этой убогой развалюхе? Не, такие, как ты, не трахаются вообще, пока их не развращают такие, как я.
     Вошел Пол.
     — Не сильно скучали?
     — Да мне было не до скуки, — улыбнулся Аманд, вспомнив дневник, который заставил его смеяться до слез. — Будешь пиво?
     — Не пью.
     — Не бывает бывших алкоголиков, — сказал Аманд.
     — Оказывается, бывают, — ответил Пол.
     — От чего умер мой брат? Ты знаешь? — спросил Аманд, присосавшись к пиву.
     — Знаю, — ответил Пол. Лицо его стало жестоким. — Сынок одного богатенького хирурга-ублюдка пропил свою печень, понадобилась пересадка…
    — Что ублюдка, так это точно! — сказал Аманд, прикончив пиво. — Какое зверство! Я б на месте этого сынка не смог бы спокойно жить, зная, что из-за меня погиб человек! — сказал Аманд, а в душе посмеялся.
     — Вот именно! — сказал Пол, не заметив подвоха. — Я бы этого ублюдка своими руками задушил!
     — Я бы тоже! — подыграл Аманд. — Совести у них нет!
     — Я не мог ходов найти, у них там такие деньги, что меня даже слушать не стали.
     — Сволочи! — наигранно покачал головой Аманд. — Конечно, мы без денег ничего не добьемся. Давай на кладбище сходим? Хочу увидеть могилу… брата…
     Пол печально кивнул.
     Они побрели на кладбище. На самом закате. Кроваво-красное солнце кидало багряные блики.
     — А где крест? — спросил Аманд.
     — Нет ни креста, ни надгробья, — ответил Пол. — Он не хотел.
     — Странный. Я бы себе огромный памятник из мрамора заказал. Пусть все видят.
     — Что толку от твоего мрамора? Гораздо важнее оставаться в сердцах людей теплым воспоминанием, а не на холодном бездушном мраморе…
     — О да! — ответил Аманд, плетясь сзади.
     На могиле росли деревья и цветы. Холмик был аккуратно прибран. Пол приходил сюда каждый день.
     — Ты не понимаешь, он святым был, таких людей больше нет, — сказал Пол и сильно заплакал.
     Аманд в первый раз видел, чтобы взрослый мужик так сильно рыдал.
     — Какой-то ублюдок сейчас живет, а этого святого человека, которому жить и жить, больше нет!
     — Это точно! — улыбнулся Аманд, жадно глотая пиво. — Этот урод живет теперь с новой печенью и ему даже за это не стыдно!
     — Твари! — Пол снова стал рыдать, сжимая в руке комья могильной земли.
     — Хватит тебе уже слезы лить, ты его все равно не вернешь, — вспомнились фразы о птицах, ветках и цветах, и захотелось расхохотаться. Но это было бы неуместно.
     «И почему я так рано узнал об этом Рафаэле? Знай я о нем раньше, я выкопал бы его свежий труп и насладился бы им как только мог! Трупом без печени… Которая во мне! Во мне! Во мне! Благодаря ей я сейчас живу, пью и глумлюсь над идиотами!»
     — Он был замечательным, — проговорил Пол. — Ты себе даже не представляешь насколько… Он был исключением…
     Аманд вспомнил фото и дрожь желания пробежала по телу

                Часть 2

                1

     — Зачем ты ходил туда?! — с тревогой спросил хирург, зная, что от Аманда можно ожидать чего угодно.
     — Я не обязан перед тобой ни оправдываться, ни отчитываться, — отрезал Аманд.
     — Как ты разговариваешь со мной! Я дал тебе ВСЕ, даже вторую жизнь, я жил тобою!
     — Ты все эти годы жил лишь накопительством денег, пользуясь чужим горем и предоставив меня нянькам и слугам, — ответил Аманд.
     — Зато мы теперь богаты! Разве не этого хотят все? Быть богатым и ни от кого не зависеть?
     — Можно даже печень новую купить, были б только деньги! — разразился хохотом Аманд. — Я тебя презираю! И хочу, чтобы ты сдох! Я даже обдумывал план, как безопаснее для себя покончить с тобою, — он потягивал яблочный сидр.
     Хирург в немом ужасе вытращил на него глаза, будто в него попала молния.
      — Не говори… — он схватился за горло, глаза вылезли из орбит. Его били судороги.
     — Скорую… сердце… — прошептал он.
     Аманд смотрел на него и злорадно улыбался:
     — Не дождешься скорой ты, старый дурак! Да, мне выгодно, чтобы ты поскорее издох, как собака. Тогда я стану единственным наследником состояния, которое ты нажил ценою людских слез. Ты обдирал людей, пользуясь тем, что, как Бог, мог вернуть им жизнь, требуя за это плату, плату, плату!.. Хотел быть Богом, а сдохнешь, как собака. Тебя никто не спасет, твою никчемную жизнь! — он захохотал, допивая сидр.
     Старый хирург смотрел на сына с ужасом, сотрясаясь в предсмертных конвульсиях. Наконец он затих.
     — А вот теперь, пожалуй, самое время вызывать скорую, разыграв убитого горем сына. Я везунчик, баловень судьбы, вновь воскресну здоровым и богатым. А лохи пусть гниют в могилах…

     Пол ходил по парку, не находя места. Случайно, он познакомился с известным журналистом, бродившим в поисках нового сюжета. Пол рассказал ему печальную историю об участи Рафаэла. О том, какой это замечательный, необыкновенный был человек, что он наверняка был послан на землю кем-то свыше и, возможно, подобно Иисусу, взирает сейчас на человечество с небес. Возможно, это подлое убийство было вторым искуплением грехов человечества. Пораженный необычайным сюжетом, журналист предложил Полу рассказать эту историю в своей передаче, чтобы выкрыть подлых убийц несчастного мальчика. Пол с удовольствием согласился, лелея в душе светлую память о друге. Справедливость непременно должна быть восстановлена, иначе и быть не может.
     Аманд в кожаной куртке и темных очках хоронил отца. Родственникам ничего не сообщили. Когда они узнают, будет уже поздно и Аманд избавится от ненужного спектакля, наигранного горя и соболезнований, которых на самом деле нет. Его лицо было непроницаемым, а изредка играла презрительно-довольная усмешка.
     Много камер, много журналистов, какая, в сущности, скука, всего лишь хоронят богатого и старого пердуна. Теперь дилемма с наследством решена. Он богат. Он здоров. Он отдаст себя всего во власть разврата и алкоголя. Он сделает из дома этой сломанной старой обрюзгшей куклы в гробу настоящий бардель!
     Аманд едва заметно улыбался, с нетерпением ожидая, когда же гроб наконец засыплют толстым слоем земли. Он сплюнул в могилу, пока никто не видел. По крайней мере, это было от души. Слюна приземлилась на черный бархат гроба.
     «Прощальный поцелуй!» — про себя улыбнулся Аманд. — «Спи спокойно, старый пердун, и пусть земля тебе будет пеклом!» Он ушел, надев на лицо монотонную маску. Молча, не оборачиваясь. Это событие можно с удовольствием отметить. Проходя мимо парка, Аманд увидел болтающуюся от ветра кормушку для птиц, подвешенную на ветке дерева. Аманд вспомнил дневник Рафаэла, в котором было написано, как он делал кормушки и кормил птиц, и его разобрал приступ смеха. Он сорвал кормушку с дерева. Испуганная синица улетела. Продолжая хохотать, Аманд подкинул деревянный домик, а когда тот упал, прыгнул на него. Домик заскрипел, дощечки согнулись пополам, начали трещать. Чувствуя себя едва ли не властелином мира, Аманд пошел к дому, думая о выпивке и нежданном наследстве. Деревянный сломанный домик остался лежать посреди аллеи. Похороны отца транслировались сегодня по всем каналом. Экое великое событие! Аманд с удовольствием пялился на себя в зеркало, любуясь своей эффектной внешностью. И вот… Знакомое лицо… Пол. Это он.
     — Мой друг кинулся под колеса автомобиля, спасая жизнь пятилетнего ребенка. Смертельной опасности не было, но в операционной у него вынули печень, потому что сын-алкоголик богатого хирурга был болен циррозом печени…
     — Епт! — проговорил Аманд, залпом осушив бокал.
     — Вот фамилия и имя этого хирурга и его ассистента…
     — Поздно, с мертвецов спроса нет! — сказал Аманд, задрав ноги на спинку кресла и запустив ладонь в пачку с чипсами.
     Далее Пол показывал фотографию своего друга, плакал, призывая всех восстановить справедливость. Он стал рассказывать о жизни Рафаэла, о том, чем он занимался по жизни, как любил людей и самоотверженно помогал всем, кому мог. Это взбесило Аманда.
     — Теперь из него святого сделают, какой идиотизм!
     Аманд искренне не понимал, как и за что можно любить людей и безвозмездно что-то для них делать. История Рафаэла все больше бесила его. Особенно пристальное внимание к ней со стороны журналистов.
     — Подарки детям! Это показное великодушие, чтобы зрители считали тебя добродетельным и святым. Да кому нужна эта дешевая бутафория!
      На следующий день Аманд поехал в игрушечный магазин и накупил там самых дорогих игрушек. Увидев в городе мальчика, он крикнул ему:
     — Эй, мальчик, иди-ка сюда! — Аманд стал давать ему дорогую игрушку. — Бери, я сказал! Быстро! — мальчик испуганно заплакал и убежал. Дети сторонились его. Никто не брал игрушек, хоть они были самыми дорогими.
     — Тупорылые ублюдки идиотов, — сказал Аманд, бросая ворох игрушек в мусорный бочок. — Из которых вырастут такие же идиоты!
     Он шел к хибарке, в которой обитал Пол, с целью украсть дневник этого дурачка, о котором говорят, что он едва ли не святой.
     Пол встретил его с изумлением:
     — Ты??? — его глаза округлились. ОН показал газету с фото Аманда на похоронах отца.
     — Подлая лицемерная тварь! — вскричал Пол. — Так это из-за тебя умер этот святой человек! Скотина, верни его печень, иначе я выгрызу ее зубами, как крыса!
     В исступлении Пол накинулся на Рафаэла. Завязалась драка.
     — Так и надо твоему другу-лошку! Он был лошком, им и помер!
     Нечеловеческими усилиями Пол дотянулся до шеи Аманда и сомкнул на ней свои руки мертвой хваткой.
     — Скотина! — дребезжал его голос. Неожиданно вспомнилось лицо Рафаэла, его добрая, дарящая душевную теплоту, улыбка. Хватка ослабла. Его светлый воздушный образ сводил любое насилие к нулю. Секунду назад готовый прикончить Аманда, Пол разжал руки. Аманд тяжело дышал, потирая шею:
     — Чего же не довершил начатого? Отчего меня не прикончил? Ты такой же лох, как и твой мертвый уже друг!
     Аманд ожидал повторного нападения, но его не было. Пол искоса посмотрел на него:
     — Иди. Иди отсюда. Никогда больше сюда не приходи. Мой друг простил тебя, он не держит на тебя зла. Аманд криво улыбнулся. Он зашагал в противоположную сторону и свалился в открытый люк, припорошенный листьями в темноте. Нечеловеческая боль заставила вскрикнуть. Кажется, он сломал себе ногу. Пол обернулся и пристально посмотрел.
     — Давай руку, — наконец сказал он, подойдя к люку.
     — Отвали, — сказал Аманд, корчась от боли. Однако, осознав, что самому ему отсюда наверняка не выбраться, схватился за протянутую руку. Пол, не без труда, вытянул его на поверхность.
     — Идем ко мне, я наложу шину, — сказал Пол.
     Аманд чувствовал такую боль, что ему было уже все равно. Поддерживая, Пол кое-как довел Аманда до своей хибарки. Ловкими движениями он наложил на сломанную ногу шину и достал из аптечки обезболивающее.
     Аманд с презрением следил за каждым его движением. Наконец он с отвращением фыркнул:
     — Иисус, благодаря мне умер твой «святой» друг, во мне его печень! Твой друг гниет в земле, а я продолжаю бухать и извращаться. А ты, лох, возишься со мной, вместо того, чтобы прикончить, как я того заслужил! Я тебя презираю!
     Пол сузил глаза, пристально вглядываясь в его надменное, бездушное лицо. Он еле сдерживал себя.
     — Не мне решать, кто и чего заслужил, — утихомирив свой гнев, ответил Пол.
     — Я вызову себе такси, — сказал Аманд, презрительно улыбаясь. — Сгниешь в нищете, добродетельный лох. Займись изготовлением кормушек для птиц, как твой друг-идиот.
     Пол вышел, чтобы в гневе не наделать вещей, о которых впоследствии будет жалеть. Воспоминание о Рафаэле придало сил. «Не отвечай злом на зло», — говорил Рафаэл. — «Иначе этот круг никогда не закончится».
     Может он и вправду был Иисусом, только переродившимся в новом тысячелетии, воплотившийся в новом человеке? Но Рафаэл ненавидел слепого поклонения, рабства мысли, зомбированного религией мозга. Кто же он тогда? И что же делать, если не отвечать злом на зло? Подставлять другую щеку, как написано в Библии? Или не делать ничего?
     Аманд бегло искал дневник Рафаэла, но его нигде не было. Дождавшись такси, он поковылял к двери, держась за стену.
     — Лучшее обезболивающее — это бутылка виски! — сказал он.
     Пол молча провожал его глазами.
     — Если ты ждешь от меня благодарности, то ты ее не получишь, — бросил небрежно Аманд со всем презрением.
     — Мне не нужна твоя благодарность. Мне жаль тебя, — спокойно ответил Пол. Аманд залился звонким смехом.
     — Тебе жаль меня, оборванец??! Пожалей лучше себя! Ты живешь в жалкой хибарке в безденежье, а я имею огромное состояние, ты — лох!
     — Разве приносит тебе счастье твое огромное состояние? — спросил Пол.
     — Еще и какое! Я делаю, что хочу, пью и ем, что хочу, в отличие от тебя, бомжары, — ответил Аманд.
      — Это иллюзия. На самом деле ты несчастен, и знаешь это. Ты духовно болен…
     — Иди к черту, философ! Оплакивай своего умалишенного друга, — он вышел, постанывая от боли.
     Пол глядел в окно за тем, как он садится в такси. Он думал.

                2

     Журналисты подхватили сюжет о мальчике-пророке, спасшем пятилетнего ребенка, которого подло убил богатый хирург, чтобы спасти сына-алкоголика.
     Коротая дни у ящика с бутылкой виски и поломанной ногой, Аманд не переставал удивляться. Дело стало набирать все больший оборот — зрители писали отзывы, журналисты взялись расследовать это дело. Нашли медсестру, которая дала интервью. Бояться ей было уже нечего, так как участники преступления, как и потерпевший, гнили в могиле. Расследовали самоубийство ассистента Бена, который не выдержал дуэли с собственной совестью.
     Журналисты начали атаковать особняк Аманда.
     — Каково вам жить, зная, что из-за вас умер невинный, святой человек? — спрашивали они.
     — Мать вашу, с чего вы взяли, что этот идиот святой?! Это всего лишь сумасшедший идиот! — рявкнул Аманд, запирая двери. — Твари, они теперь не оставят меня в покое. ОН не оставит! — Аманд взглянул на фотокарточку, с которой на него глядел улыбающийся Рафаэл, украденную из фотоальбома в халупке Пола. Эти нежно-трогательные черты, доводящие его едва ли не до эротического экстаза, стали ему ненавистны. Аманд скинул фотокарточку на пол и стал топтать ее ногами.
     — Вот тебе, святой! Сними нимб над головою! Ты самый обыкновенный лох, тебя вообще нет!
     Ему захотелось почему-то прижаться губами к лицу на фотокарточке, но он с ужасом подавил это желание.
     — Что за магнетизм ты излучаешь, чертов эзотерик! Почему люди тянутся к тебе даже после твоей смерти?! Колдун, обманщик! — Аманд уже не замечал, как целует фото Рафаэла со всей страстью, а осознав это, пришел в бешенство и выбросил фото в мусорное ведро.
     Журналисты по-прежнему не давали покоя, и он тайком переехал в загородный дом, надеясь, что его не достигнут хотя бы там.
     Многие газеты стали печатать фото улыбающегося доброй улыбкой мальчика на заглавных страницах под заголовками: «Пророк третьего тысячелетия», «Иисус в новом обличье».
     Когда Аманд читал подобные страницы, им овладевала ярость и он громко стучал кулаком по столу. Рвал газеты на мелкие кусочки. Пил виски.
     Дневники Рафаэла, принесенные в редакцию Полом, публиковали и печатали целым тиражом, который довольно быстро разлетелся. Его дневники передавали из рук в руки, как Библию.
     История жизни и смерти никому не известного одинокого нищего мальчика с добрым сердцем становилась легендой.
     Только сейчас Пол задумался о том, какой ужасный поступок совершил… Желая восстановить справедливость, он подготовил благостную почву для зародыша новой религии-легенды. Многие писали о нем, как о пророке, втором Иисусе, пожертвовавшим собою ради спасения человечества. А ведь Рафаэл ненавидел религию, культы и поклонения… Ведь он призывал всех думать своей головой… Он осознавал, какой вред несет религия с ее слепыми догмами… Осознавал, что, если каждый не начнет думать собственными мозгами, не опираясь на то, что кто-то, где-то и когда-то написал, человечество так и будет пребывать в состоянии сна в темном царстве… Он прекрасно знал, что целуя крест и бубня заученные, как считалку, слова молитвы, не понятные и самому — люди не обретут спасения, погружаясь в самообман. Поэтому Рафаэл никогда не тратил время на эту ерундистику, а просто помогал всем, кому только мог. Пол знал, что если церковь сочла бы его безбожником, то он гораздо больше сделал для людей, чем святые отцы, водящие людей за нос позорным спасением. Человек спасется, трубя по несколько раз в день слова непонятного ему самому текста? Он станет от этого чище? Вряд ли… Рафаэл предлагал тратить время не на поклонение пророкам-идолам из бумаги и мрамора ( по сути люди и в наше время остались идолопоклонниками), а на саморазвитие, самосовершенствование, осознание собственных ошибок. Можно грешить бесконечно, ведь всегда можно исповедаться и отче отпустит грехи. Это иллюзия, самообман… Тебе станет легче, но ошибки уже не исправить…
     С ужасом думал Пол о том, что в этот раз случилось именно то, чего больше всего хотел Рафаэл. Он — сам постепенно становился идолом для людей, будущим предметом поклонения, новым культом… Умело рассказанная сказка, подхваченная массой…

     Аманд знал, что оставался совсем один. Он был не нужен никому. Мнимые друзья общались с ним ради денег. Шон — единственный человек, который любил его, от него отказался… Его номер был вне зоны досягаемости.
     Нога зажила, Аманд лишь немного прихрамывал. Он находился в очередном запое, валяясь на полу, одинокий, никому не нужный, на полу, на котором валялся разбросанный мусор. В этой темноте. Его охватила такая сильная депрессия, что хотелось выть волком. Он скулил, как собака, сжимая в кулаке пустую сигаретную пачку, проклиная весь мир и себя самого. Новая печень не принесла ему радости. Наследство дало удовлетворение лишь на первое время. Его мир оказался совершенно бессмысленный даже для него самого и потерпел крах.
     В состоянии алкогольного опьянения, Аманд разбежался и ударился головой об стену. Пошла кровь. Он издал громкий вопль. Ему захотелось самоуничтожиться любой ценой. Аманд схватил веревку и начал привязывать к люстре. Руки трусились от алкоголизма. Он в безумии и опьянении хохотал, сознание его исказилось. В нем плясали черти, дергая за невидимые веревочки истерзанный разум. Он поскорее просунул голову в петлю, когда из дымки в накуренной комнате начало появляться очертание человека. Лицо Рафаэла. Доброе, умиротворенное, улыбающееся. Он заговорил.
     — Все наши жизни — маленькие трагедии, написанные Шекспиром, — сказал он. — Я пожертвовал ради тебя собою, так пусть жертва и смерть моя не будут напрасными… Не трать свою жизнь впустую. Делай что-то. Видение исчезло. Аманду показалось, что он даже отрезвел. Он высунул голову из петли и издал крик. Вынув из мусорника фото Рафаэла, Аманд принялся целовать его, повторяя:
     — Я люблю тебя, ты святой, святой…
     Он в первый раз в жизни, со времен детства, по-настоящему разрыдался.
     Через некоторое время прессе стало известно, что Аманд все свое громадное состояние отдал в фонд детей-сирот, а сам исчез и никто ничего о нем не слышал. Ходили слухи, что он полностью изменил свою жизнь, стал вести ее аскетический образ. Так ли это, достоверно известно не было…

     Люди несли изображение Рафаэла. Кто-то кричал, что это сам Господь, принял его облик, спустился с небес, в преддверии апокалипсиса. Книги распространялись со скоростью света. Культ набирал все новые обороты. Нашлись и проповедники новой религии, в которой Пола воспевали, как апостола Петра. Людям нужна была религия нового времени. Они долго ждали ее и, наконец-то получили. Нового Иисуса, нового Петра. Старая легенда, только на новый лад. Из трагической гибели Рафаэла сделали очередной сказ о самопожертвовании во блага человечества. Потом это все перевернули, приукрасили, легенда обросла новыми, возможно, даже несуществующими, событиями. Новый культ готов. Веруйте. Поклоняйтесь. Он всех вас спасет, хоть все вы умрете.
     — Прости мне… — проговорил Пол, провожая взглядом процессию, которая несла портреты его лучшего друга.

Еще почитать:

Стадо

Богоборчество, богостроительство, богоискательство

Перед рассветом

Моисеева возня с исходом.