Лучами неиссякаемой роскоши
и безудержным весельем
Беззаботный, мало чем обременённый, окружённый публичными людьми и всем возможным для своего возраста, юноша купался в ярких лучах роскоши и неиссякаемого веселья. Его не беспокоило и не заботило множество вещей, таких же важных, жизненно необходимых и влияющих на будущее, а также на положение в обществе и семью. Он желал быть лучом, принести людям свет, и то, чего пока что нет в данное время. Желание помогать, нести благо и лучшее, что может человек, шло в ногу с разгульным, вольным и высокомерным образом жизни, от которого юнец не собирался отказываться даже тогда, когда наступит время создать свою семью.
Райли ля Фонт де Людо — темноволосый, характером бунтующий юноша из французского портового города Кале. Его предшествующие поколения упирались в английские корни, откуда и пошло его первое родовое имя — Фонт. Эта англоязычная, восходящая из города Бирмингем фамилия, не имеющая графских и знаменательных людей в предыдущих столетиях, вскоре перекочевала в город-порт Кале. И по воле одного случая или судьбы, сплелась с семейством де Людо, создавая этим двойное имя, с приставкой «ля» в начале, и стала звучать на французский манер — «ля Фонт де Людо». Так и образовалось семейство, выходящее из двух разных родов, сочетая в себе две страны — Францию и Англию. Редкостная, немного режущая слух фамилия, стала необычно звучать в портовом городе, особенно, если произносилась полностью, а тем более публично.
Двойные, даже тройные имена с фамилиями уже широко распространялись по миру, но основная часть была присуща нескольким странам, где, услышав данные фамилии, сразу не определить, какое имя принадлежит этому человеку. Родина звучных ступенчатых имён и фамилий — Португалия. Там, с самого средневековья, имена передавались по наследству в следующие поколения, создавая целую вереницу слов, касающихся только одной семьи. Италия и Испания — страны, где можно также встретить именное и фамильное разнообразие. Названные в честь кого-то, данные кем-то и когда-то, порой из-за исключительного случая, а не фантазии, или отдавая дань почитаемому святому, и даже по воле определённого события или праздника. А вот во Франции такая своеобразность родовых имён не всегда рассматривалась более реально или ясно. Они предпочитали не хуже, чем англичане классическое выражение без излишнего нагромождения. В высших кругах это иногда приводило в спор публику, где большая часть считала, что такое непрямолинейно в отношении семейного древа, не совсем благородно и не чистокровно.
Почти то же самое и относилось к юноше Райли, который не всеми кругами воспринимался всерьёз как по происхождению, так и из-за пылкости и темпераментности. Но со временем он превратил это в достоинство и в своё тайное оружие, нежели оставил недостатком. Сопутствующее преимущество во времена, когда смута, война или смена власти могли наступить в любой неподходящий момент, играя на руку или разрушая всё вокруг.
При незнакомцах он представлялся как «господин ля Фонт», обманывая и играя по своим правилам с чужаками, либо называл себя «мсье де Людо» — французским парнем из знати, вводя в заблуждение и путая многих, даже глуповатых горожан, тем самым спасая собственную шкуру, наломав дров или устроив очередную шумиху. Многие не могли найти и выловить его для поединка чести или обыкновенной расправы. А он, этим пользуясь, исполнял свои чудные и необдуманные авантюры, опасные не только для него, но и для окружения.
Зеленоглазый парнишка Райли, искрящийся желаниями и мечтами, рождённый в конце августа, являлся единственным ребёнком в семье. Единственный в своём роде, оттого и горделивый, довольный лишь собой. Его наследие заключалось в том, что будет происходить дальше. Создастся оно им, или же станет довольствоваться только успехом и достижениями собственных родителей? И в частности, всё зависело от него, вплоть до каждой мелочи или поспешного запущенного им глупого события. Любое действие или проступок, успех или неудача — всё складывалось и влияло на то, кем он дальше станет.
Сын одного из главных городских корабельщиков, в чьём подчинении несколько десятков рабочих, и под чьей властью строились военные корабли, служившие флоту Франции. Всё это создавалось и делалось по большей части им в своём городе Кале. В единственной, громадных размеров верфи, куда попасть может далеко не каждый. В этом многолюдном шумном месте из досок и брусьев, под стуки топора и молота с визжанием пилы, строились парусные корабли, которые долго не держались в производстве, а тут же выходили на воду.
Человек, владеющий многим: корабельным делом, силой мысли и рассуждением, дающий ясный и реальный взгляд на окружающее, выглядевший зачастую чуждым, иногда обычным, с привкусом повседневности и пресности. Его творчество и разные наполненные яркие идеи отражались именно в кораблях. Всё, что он мог бы создать и придумать, вкладывал до последней капли в своё дело, которое далеко не считалось пустой тратой времени, а большим шагом в развитии морского транспорта. Мужчина верил, что наступит время, и по морям станет проще ходить, и к тому же безопаснее. С такими мыслями он создавал с другими товарищами по верфи замысловатые и сложные конструкции парусников, одновременно являясь инженером, отчасти изобретателем и конструирующим, а также обычным рабочим и заботливым отцом.
Его образ жизни представлял собой идеализм в высшей форме. И это не было заблуждением со слабой стороны или придуманной версией себя. Напротив, то, чем он занимался, и дало толчок к иному поведению и мировоззрению, где размышления и ясность взгляда дали куда большее развитие, чем тот предполагал. Образ идеала внедрялся повсюду, словно просачиваясь, врастал в рабочее окружение, в узкий круг друзей и знакомых, а также в свою семью. У него выработался свой собственный ритм жизни, который, конечно, был чужд маленькому сынишке. Ведь начиная с малых лет, юнец не сидел на месте, часто срываясь в неведомо куда, словно превращаясь в бурю или налетевший ураган, но лишь для того, чтобы чувствовать себя живым, не одиноким и жить неиссякаемой и яркой жизнью.
Корабельное дело не приносило весомый финансовый доход, но вполне неплохой достаток. У него не было большого и шикарного денежного состояния за спиной, но он являлся состоятельным и важным человеком в городе, не со стороны горделивой знати, а в силу своих действий и дела. Ведь с помощью него одна из сильных и больших частей флота обороняла и защищала страну. Благодаря его упорству и труду, и некоторым не столь значительным открытиям, французские парусники держались на воде и могли сравниваться мощью с другими странами.
Но в то же время мужчина верил всяким, своего рода, мнимым желаниям, как и рассматривал сам фактор времени, и что когда-нибудь сын повзрослеет и затмит его, блеснёт умом или поступками, с целями благого дела. Он желал, чтобы Райли развился в себе и думал по-иному и когда-нибудь сумел возглавить целую флотилию или командовать армадой. Стать не просто хорошим моряком, но и человеком, с благородством в руке и трезвым рассудком, достойным уважения и похвал, к которым тот так стремился. Но это были всего лишь мысли и желания, ведь на фоне различных сыновних проделок, он уже считал, что тому, вероятно, и не бывать.
Несмотря на помыслы и суждения, мимолётное разочарование с приступами гнева, мужчина отправил сына в университет и оплатил его обучение по высшему разряду. Предоставив достойное образование, которое в то время получали все богачи и зажиточные люди, среди которых масса аристократии, благородная знать и выходцы из самых высших кругов. К таким кругам и слоям общества их семейство относилось по касательной. Но они не были ими. Ни теми, ни другими. Словно эта семья балансировала между простым сословием и знатью. Никто из них никогда не видел себя на том месте, среди богатых, избалованных и людей, стоящих у власти. Наоборот, они желали быть простыми и открытыми людьми, но с состоянием. Где есть хорошая еда, одежда, поддержка близкого и опора. И это казалось всем необходимым, что нужно для гармонии и счастья. Но только не юнцу-сыну, который в силу своего возраста не замечал таких вещей. Напротив, ему бы целого мира не хватило, несмотря на то, что с каждым годом он всё быстрее становился старше.
Как и его родители, если использовать два разных рода, французский по мужской линии и английский по женской, Райли не являлся чистокровным или высокородным. Это соответствовало статусу всего семейства, за что с детства не раз был осмеян, но ни разу не побит. Часто подвергались битью осмеявшие его или семейство в целом. Порой даже без повода и дела они могли попасть под горячую юношескую руку, в моменты срывов, перепадов настроения и злости. Кто-нибудь, а ими являлись толстые крепыши из золотой молодёжи, худые, боязливые, не знающие забот и труда ленивцы, и обычные, вполне адекватные добряки, которых он мог спокойно поколотить, а тем более богатеев. Тут и злиться не надо, расшибленным носом уж точно не отделаются.
К этому юноше притягивались многие, и неизвестно по каким причинам. У них словно срабатывал импульс, происходил щелчок. Вот только сторону выбирал Райли, как обычно, становясь против их всех. Не мановение и не представление, оно всё происходило само. Не то чтобы сама удача тянулась к нему, она являлась неотъемлемой частью его молодой харизмы. То, что приравнивали к способности, являлось таковым – как никто везучий среди окружающих. Часто поговаривали, что неспроста это у него, и так не бывает. Возможно, и от этого многих влекло к нему, но совершенно с другим умыслом. Сделать всё в точности наоборот, перевернув с ног на голову, назло и наперекор, лишь для того, чтобы остаться правыми и не отдавать такую честь ему.
Он не прямо-таки видел это. Но оно так и было, и выглядело со стороны ещё ярче. А Райли всего лишь накручивал внутри себя, думая, что это наваждение и паранойя. Отчасти паранойя, с унынием и меланхолией в моменты, кажущиеся прекрасными, или наоборот в состоянии легкой депрессии и усталости.
— Они всего лишь тебе завидуют! — говорила мама, наблюдая сына потерянным в домыслах и рассуждениях. — Не более чем! Это происходит, мой сын, задолго до тебя, и идёт из зависти и определённой ненависти не только к тебе, но и к нам — семейству ля Фонт де Людо.
Ведь он точно так же, как и все, в особенности, если сравнивать возраст и характер, крутился в знатных, полных роскоши кругах и событиях, часто забывая, что это всё не принадлежит ему. Появлялся на громких светских вечерах, грандиозных представлениях и сезонных балах, но не везде его там ждали. У него будто куда угодно был пропуск или особое приглашение, ко всем публичным праздникам и застольям, проходившим в городе. Да и не только в Кале, а по всей Франции. Исключением являлись свадьбы, события особой важности, происходящие в свете королевской четы, куда допускались немногие. Люди с большими и громкими именами, графы, представители власти, личности, известные по всей стране и за её пределами. Сливки общества, куда пробиться крайне тяжело. Хотя он знал несколько способов, как можно туда проникнуть и оставаться незамеченным, наблюдая со стороны или наоборот — участвовать в редкостной и роскошной донельзя шумихе. Однако юноша не использовал это без нужды или особой надобности, оставляя козырем в собственном рукаве. Но если бы была на то потребность, то без сомнений проник бы и туда.
Кроме того, что Райли мог быть во многих местах и всюду проникать, он был отлично слажен и хорош собой. Для своего сословия и наряду со сверстниками, юноша выглядел статно и притягательно, порой слишком, чем нужно. Этим даже не состоянием и взаимовыгодным связям он мог спокойно мериться с городской золотой молодёжью разных сортов и происхождений. Отчего часто и происходили все недоразумения и глупые, нелепые юношеские ситуации. И у Райли получалось лавировать между общественными слоями и сословиями достаточно спокойно, без подоплеки и угрызения совести, чего и придерживалась его семья.
Это одно из идеалистических суждений его отца, которое, в отличие от всего другого, заложилось в нём и выполнялось беспрекословно. Соблюдать баланс между всеми в обществе, без всякого исключения, не переходя рамки одного и другого. Чтобы можно было снять свою рубаху и дать её нищему, помочь нуждавшемуся, а также пожать руку принцу и быть достойным такой чести и внимания. Не просто выдуманные домыслы и суждения, а некое учение. В то же время далеко не всё воспринималось как истина и разумный подход. Шли гонения и расправы на разные вольные учения, которые в большинстве своём переворачивали религию с ног на голову, искажая дух и веру народа. Но это было больше личное, семейное, касаемо рода де Людо, которые, в свою очередь, превратили такой ход мыслей в часть собственного кодекса чести.
Своей внешностью и манерами Райли сильно симпатизировал юной женской стороне и мог собрать достаточно приятную публику, не делая при этом ничего, оставаясь в стороне от всех, будучи задумчивым. Может, от этого его неусидчивость и безрассудство, в своей степени, казались нелепостью, граничащей с глупостью. Из-за того, он и не замечал своего поведения, которое порой считалось непозволительным и неуместным, но сам же, не считая это таковым.
В глубине души юноша одновременно был нежен и открыт к тем милым молоденьким девушкам, и только некоторая халатность и излишняя грубость портили его и всё отношение, и из-за этого того романтичного паренька совсем не было видно. Купаясь во многих, он тем временем искал одну-единственную, которая пойдёт именно с ним, несмотря ни на что. Строить отношения и быть серьёзным оказывалось неимоверной сложностью, примеряемой этими юными плечами. Но Райли оправдывал себя лишь временем и собственным возрастом, и что чуть позже оно наверняка всё будет, просто стоит подождать. Сложно представить истинную любовь в возрасте шестнадцати лет. Только сильную симпатию, неимоверное влечение и мечтательность, переходящую во влюбленность. Он не желал быть одиноким — то чувство, часто закрадывающееся внутри и не дающее покоя. И эта была одна из тех далёких взрослых мыслей, посещавших его буйную юношескую голову.
В потоке кутежа, сплошной неразберихи, праздничными красками веселья и улыбок, можно заметить самого Райли, варившегося во всём этом, как мясо в собственном соку. Он словно был в нужной только ему колее, в своей тарелке. Хоть и знал, что это не является его по духу или нраву, только если отчасти. Находясь в центре внимания, захлёстнутый похвалами и пьяным туманом, он будто себя не замечал, а со временем перестал узнавать того, кем считался раньше. Нет, это точно не являлось наследием его семьи. Жить такой безумной, легкомысленной и вольной жизнью. Райли словно перепрыгнул через самого себя. Будто сделал прыжок на одну или две эпохи вперёд и проживал ни о чём не задумываясь, немыслимо прожигая дни, совсем иначе чем его родители. А они, на таком фоне гневно ругаясь меж собой вечерами, уже думали:
«Может, все-таки хватит одного ребенка?»
Ведь оба после рождения сына, сильно желали дочь, но так у них и не получалось.
«И неизвестно чего ожидать, если вдруг их будет двое».
Эти юношеские порывы и остроумие, считай, не знали граней и рамок, за которые тот частенько выходил, невзирая на все стоящие правила и последствия, неизменно идущий на поводу своих выходок. Это естественным образом приносило проблемы в семью де Людо. В его дражайшую любимую семью. И дело было далеко не в воспитании, как казалось бы. Он просто не всё мог понять, а что понимал, то по-своему. Горяч, молод и не обуздан. И окружающие, в своей степени, страдали от него. Это било по семейному авторитету, разрушая изнутри самого юношу, и тем же путем приходили финансовые недоразумения и беды.
Но в этом остроумии и дурственных выходках он ставил под сомнение всех и каждого. Райли выглядел иной раз глупцом, показывая обществу истинное лицо определённой семьи или человека. Кто есть кто на самом деле. Это происходило в каких-то разных повседневных случаях, складывающихся ситуациях в городе средь множества людей и даже в любовных интригах. Где он порой всё делал назло, но стараясь показать, разделяя истину и ложные маски. Публичное представление с собственным лицемерием, во благо ясного, правдивого взора.
Это выглядело слишком наигранно, немного в моментах по-детски и смешно. Но люди видели и всё подмечали, понимая, кто из этой знати и состоятельных людей на что горазд. Многие думали, что и сам юноша так же неизмеримо богат. Однако это не являлось таковым, и вся напускная видимость оказывалась миражом и ложью. Но иной раз он все же представлялся новоявленным графом-богачом «ля Фонт» со своими английскими корнями, тянувшимися из Дарлингтона и приносящие ему огромные богатства. Так юноша провозглашал себя при незнакомцах, создавая этим двойную репутацию. Как знатный дворянин де Людо, и как сыплющий богатствами аристократ ля Фонт. И знали его и так и этак.
* * *
Французский паренёк Райли, сияющий яркими мечтами и лучезарностью неких иллюзорных образов о той лучшей жизни, которая, несмотря на все его попытки являлась чуждой и далёкой. Но он не всегда был таким. Это пришло к нему и будто вселилось. Так видели родители и ближайшие родственники, знавшие юнца совсем другим. Его гордая заносчивость и постоянная непоседливость началась уже в тринадцать лет, на втором году обучения в университете.
До этого он всегда прислушивался к родителям, представлял из себя спокойного и доброго мальчишку, который временами любил подраться и показать себя. Часто обращал внимание на разные мелочи и мудрость матери, но всецело был поглощён отцом, знающим как повлиять на него и, если нужно, остановить. Но спустя время мужчина понял, что обманывался, и стремительно растущий возраст вместе с характером сына вышел из-под его контроля.
Университетская учёба давалась с легкостью. Он задирался, проявлял смелость и уже начинал будоражить многих. В обучение входило изучение нескольких языков, которые должен знать любой уважающий себя европеец. Его родной язык слабо преподавали, только разговорную часть и азы письма. В основном упор шёл на английский, считавшийся общеевропейским. Но отец наказал вдобавок изучать испанский на пару с португальским, необходимые в мореходстве. Так он думал, что сын продолжит его дело, и знания этих языков точно пригодятся.
В один из душных летних вечеров юный французский парень поругался с собственным отцом, что и явилось первым толчком его отдаления от него. И если бы в той ссоре была хоть малость серьёзности, тогда бы обоих намного легче было бы понять. Однако произошло всё: от мальчишеской глупости до недопонимания и рьяной задирчивости. Университетская учёба, схватываемая им на лету, превратилась в немоготу и тянущуюся скуку. Ведь, как на то время рассуждал Райли, она не принесёт плодов, хорошей жизни или будущего, которое он собирался превратить в луч ослепляющего солнца. На что отец отвечал ему обратным, говоря о пользе и дальнейших возможностях после обучения, включая во внимание то, кем он является сейчас и кем станет. Слова, услышанные юнцом, гласили о достоянии, совершенстве и культуре человека — одни из необходимых ступеней в развитии и становлении личности. Но Райли этого не слышал, так же, как и не понимал всего того, что говорил отец. Сорвавшись вопреки всему, исчез на два месяца. И только его семья знала, что, вернувшись, он приволок два мешка золотых монет, и там же научился владеть шпагой.
Тогда, охваченный негодованием и детскими обидами, паренёк просто сбежал из родного дома. Он пробрался на неизвестное ему судно и, спрятавшись там, горевал и злился на то, что так нелепо поругался с отцом. Своими действиями Райли хотел доказать, что справится сам и полностью готов для дальнейшей жизни. Что он может что-то сделать без родительской указки или помощи, и эта учёба не пригодится, не будет так нужна, как виделось им. Спустя несколько суток, моряки нашли юнца в пороховом отсеке и сразу чуть ли не выбросили озорника за борт, тайком пробравшегося к ним.
Жажда путешествий, приключений, вместе с обидами и злостью захватили его, глупым образом, с криками нападая он на моряков. Но те не выбросили его в море. Ему крайне повезло, ибо они предложили сделку. Некое судно, как оказалось, принадлежало английским охотникам за головами, и то, что предложили они, было вполне уместным и разумным для того времени, но чрезвычайно опасным и рискованным. Им не хватало рук на корабле, и французский мальчишка представлял из себя маломальскую пользу, между тем рассказав, что он — сын корабельщика, боясь умереть, и хотя бы с этого выгадать и улучшить своё положение.
Сделка заключала в себе возврат домой и денежное вознаграждение при поимке одного известного работорговца. Если их постигнет неудача или захватят пираты, то он погибнет или утонет вместе с ними, и не иначе. Рискованное дело для столь юного паренька. Однако тот, взбудораженный тем предложением, согласился, хоть выбора у него и не было. Всё же он верил, что удача будет на их стороне.
Они неделями безутешно скитались по морям, но всё-таки нашли того торговца и захватили судно. Тогда-то юноша смекнул, что он с какой-то стороны ценен, но в частности из-за своего отца. Ведь, возможно, многие английские суда не смогут войти в порт Кале, если тот умрет, а отец узнает об этом. И мальчишка будто знал, что охотники за головами не так щедро заплатят, как следовало, ведь тот ещё ребёнок, и в этом возрасте с него нечего взять и проще надурить.
Райли попросил две небольшие бочки с вином, которые выбрал сам и возьмёт с собой домой. Моряки вместе с капитаном махнули ему, согласившись, так ничего и не подозревая. Вот только они не знали, что не вино в тех бочках, а разные предметы и одежда, в которых спрятаны два больших мешка золота, по одному на каждую. То золото, тайком принесённое с парусника работорговца, по прибытии в Англию, переправится в правительственную казну. Всё же паренёк хитростью заполучил небольшую часть себе.
Вот тогда-то, научившись владеть шпагой и провернув свою первую аферу, имея немалое денежное состояние, Райли начал изменяться внутри себя. Его отец с матерью лишь обомлели, увидев родного сына на пороге, с оружием наперевес и с такой добычей. Тогда мужчина понял, что управлять собственным ребёнком уже не сможет, только если удастся повлиять некоторым способом и дать напутствие. Но как ни странно, он вернулся в университет и продолжил учёбу. Море ему что-то показало, и юнец теперь не говорил, что учёба не принесет плодов и не поможет в дальнейшем. Напротив, он стал усерднее учиться и углубленно изучал то, что лишь ему необходимо. А чуть позже стали проявляться остальные, не самые лучшие черты его характера.
Спустя чуть больше года, после своих четырнадцати лет, Райли устроил одну публичную драку, где почти заживо мог быть избит. Однако на помощь ему подоспел незнакомый парнишка, который помог защитить честь одной простой девушки и отбился вместе с ним от толпы безумных негодяев. Этого, по меньшей мере, благородного и светловолосого парнишку звали Леон. С ним Райли вскоре стал дружить, удивляясь тому, что тот богат, но в отношении многих не брезглив, отзывчив и человечен. Эта дружба не совсем была ясна и понятна, но существовала, несмотря ни на что. Такая шаткая и в то же время непредсказуемая оттого, что они из разных сословий.
Его друг детства Фернандо, являющийся простолюдином, не полностью разделял их дружбу, часто по каждому поводу возмущаясь. Но Леон отчасти многое им дал, и это не деньги, у которого их было предостаточно, а видение иного. Видеть, подмечать мелочи и жить так, как не бедняк, даже если и являешься им, и не как обычный, съеденный унынием, тоской и собственными пороками человек.
Райли вместе с Леоном начинают придумывать разные аферы с авантюрами, которые они вскоре водворяют в жизнь, упиваясь собственным успехом. Так, паренёк увидел ценность своей двойной фамилии и, представляясь англичанином, обманывал и потешался над приезжими незнакомцами.
Научиться игре в карты не составило особого труда, где мальчишеское везение заметно переросло в постоянно преследующую, будто по пятам, удачу. Одна из его главных авантюр — играть на что-то определённое. Это могла быть брошь, кафтан или оружие. Он не играл на деньги, создав мнение, что азарт захлестнёт его, а удача вовсе отвернётся. Игра только на предметы, которые при желании тот мог продать или обменять в свою выгоду. Именно таким способом у него появлялись хорошие денежные суммы, не присущие такому юному возрасту.
На этом Райли не остановился. Он стал крутиться средь богачей и чужеземцев, часто проводя время в портовой таверне и заметно поднимая ставки, считаясь одним из лучших игроков. Постепенно дело дошло, казалось, до безумства, а именно — игра на целые состояния. Его жизнь в обмен на корабль. Он полагался только на удачу, порой не имея даже запасных вариантов. В конце концов, юноша выиграл около пятнадцати кораблей, принадлежащие разным классам и странам. Конечно же, француз действовал не в одиночку, а на пару с Леоном и временами с Фернандо, разделяя поровну собственную добычу. Его многие ненавидели, хотели выловить и расправиться, но тот исчезал, подобно миражу, и все попытки нечестных и злых богатеев оставались тщетны.
Между этим в закате своих шестнадцати лет, Райли влюбляется в приезжую англичанку Клэр, чьё семейство, переехавшее из Дувра, решило осесть в этом городе. Дочь каменщика по сословию, простолюдинка, как и юноша, имеющая напыщенную притягательную красоту и необычайно излишнюю манерность, неприсущую для данного слоя общества. Долгие ухаживания и времяпровождение спустя год увенчались большим невообразимым успехом, подводя молодых людей к серьёзным шагам их жизней. Втайне от всех, даже от родителей обоих семейств, у Райли и Клэр рождается сын Франсуа. И только спустя полгода, веря, что в друг друге они не ошиблись, была сыграна пышная и громкая свадьба.
На тот момент юноша будто остепенился, отложил свои аферы и горячившие кровь буйства, становясь с каждым месяцем более осмотрительным, задумчивым и серьёзным. Свадебное празднество сильно ударило по авторитету двух семей из-за того, что ребёнок родился в тайне, и это считалось недопустимо, оскверняя не только данные семейства, но и религию. Закон, идущий с раннего средневековья, гласил о том, что молодым прежде нужно обвенчаться, а только после зачать дитя. На какое-то время это стало предметом слухов и публичных насмешек, очень быстро пресечённое самим юношей, не выносящего подобного.
Время не остановило ход событий. В суете и в постоянном калейдоскопе ситуаций и обстоятельств минуло целых три года. У Клэр де Людо, жены Райли, рождается второй ребёнок. Им оказывается сын, получивший распространённое имя — Эмиль.
И вот теперь у двадцатилетнего юноши в руках было всё. Всё, о чём можно думать и желать, принадлежало ему. Расположение и уважение в обществе, денежное состояние, добытое хитрым и рискованным способом, любимый человек, идущий с ним под руку — олицетворение семьи, а также дети — продолжение их самих, продолжение династии. Что ещё нужно для счастья, когда есть всё вокруг? Но юноше, чьим разумом двигали тайные желания и амбиции, казалось и этого мало.
* * *
Когда Эмилю исполнился ровно год, Райли проникся одной безумной идеей и стал словно одержим ей.
В один из поздних тёмных вечеров, засидевшись в почти пустой портовой таверне, он волей случая услышал разговор двух итальянцев и одного англичанина, чьё судно после полудня причалило к Кале. Не на шутку разыгравшаяся ветреная осень, до сих пор бушующая по времени уже в начале зимы и не дающая снегу затянуть землю, гнала всех по домам. Вот и путники зашли скрыться от ледяного ветра, а между тем и согреться горячительными напитками. И то, что услышал юноша, взбудоражило его не на шутку.
Зашедшие незнакомцы говорили на английском и громко шутили, на что бармен часто обращал внимание. Рядом с ним был мушкет, в случае буйства или нападения. Вскоре они притихли, и тонкий юмор с сарказмом сменила совершенно серьёзная тема. Они заговорили о великом мореплавателе Америго Веспуччи, который умер в 1512 году, в начале XVI столетия. Человек, долго являющийся врагом самого Христофора Колумба, публично отбирающий у него славу и достижение об открытии материка, названный впоследствии Америкой. Долго считавшийся лжецом и распространяющий ересь о том, что земля, открытая Христофором, далеко не Индия, а одна часть Нового Света, такими выводами вводя общество в заблуждение и этим выставляя Колумба на посмешище. Но сам Америго со своей экспедицией был там и знал, что говорит правду, изучив часть этого материка. Перед смертью итальянца доказательство всё же обрело силу, и многие всё-таки поверили.
Вскоре тот материк назвали Америкой, а Веспуччи провозгласили великим мореплавателем, приравнивая его к тому самому Христофору Колумбу и считая его открывшим эту часть земли, названную в честь своего собственного имени. Но было ли это так — лишь спорный момент истории. А лихо выпивающие люди, обсуждая великих, продолжали разговор, который мог бы стоить им жизни.
Пробыв длительное время на материке, Америго Веспуччи изучил и исследовал южную часть земель, но не успел дойти до северной стороны, лишь делая предположительные записи с выводами в свой дневник. Тогда у него сложились догадки, что там находятся золотые рудники с пещерами, и протекает Серебряная река. Она представляла из себя горную речку, чьё дно устлано камнями из серебра, а окружали её навесные серебряные скалы. Ему самому попадались такие камни и, наблюдая за коренными жителями, итальянец понял, что они с другой части этой земли. Кроме Америго из мореплавателей там больше никто не был уже как более ста лет.
Незнакомцы между собой спорили, каким маршрутом лучше и безопаснее туда добраться, но резко сменили свою речь с английской на итальянскую. Юноша уже не мог разобрать ничего в этом чужом, незнакомом ему языке. Но то, что ими было сказано, хватило, чтоб удивиться уж точно, если от представлений и фантазии в раз не обезуметь.
Случайно подслушанный разговор в таверне окончательно и бесповоротно захлестнул Райли, да так, что тот загорелся ярче, чем языки пламени в камине.
Те слова слабо походили на правду, а больше напоминали пересказ хорошей морской легенды. Однако Райли поверил, слыша о Серебряной реке впервые. В нём заиграл вновь тот пыл и горячность, а мысли не давали покоя недавно остепенившейся голове. Едва город поглотила ночь, он рассказал Леону услышанную им историю. И вместо того, чтоб рассмеяться, назвав того глупцом, и сказать, что всё сказанное теми незнакомцами бред, сын банкира наоборот вдохновился. На них обоих будто сошло озарение — повторить путь итальянского мореплавателя. И дело оставалось за экспедицией.
Мощные парусники и неслыханные денежные средства, корабельная команда и отважные люди, которые смогут рискнуть и пойти за теми юнцами на дальнее расстояние и в опасные воды. Нешуточное предприятие, задуманное сыновьями корабельщика и банкира, вдохновляющее их и будоражующее весь остальной город. Райли недолго думая отправился к отцу в верфь, а у него с конца засушливого лета начались серьёзные проблемы с мореходством Франции. Он создал и построил галеон, являющийся, по его словам, несокрушимым и двигающийся быстрее, чем предыдущие модели, а материал древесины гораздо прочней и крепче. Этот парусник обладал необъятной огневой мощью и скорострельностью, а также мог смело стоять в одном ряду с могучими линейными кораблями. Однако военное адмиралтейство так же, как и мирное торговое мореходство, отказывалось включать его в состав флота и присваивать корабельную классификацию. Кроме того, они строжайшим образом под предлогом казни запретили спускать судно на воду. Но юноша словно видел, что именно этот корабль возглавит их экспедицию.
И этих двух сыновей из разный семей и сословий, собирающих столь пышную и богатую компанию, понесло в кураж. Хозяин верфи, естественно, не мог им помочь, ибо дорожил собственной жизнью и законом, стоящим выше него. Тогда они отправились к мэру Кале, к первому человеку города, который, в свою очередь, сначала должным образом их не принял, рассматривая такое предложение, как юношескую шалость, смешанную с наглостью и крепкой выпивкой. Но после, благодаря некоторым ухищрениям, была заключена сделка. Галеон спустят на воду в качестве вольного именного судна, относящегося к семье корабельщика, и в составе экспедиции он отбудет к далёким землям. Но если парусник благополучно возвращается из плавания, то семейство де Людо получает денежное вознаграждение равное состоянию в 500 000 франков, из которых 100 000 франков отойдут семейству банкиров Пино, чьим сыном является Леон. Немыслимая сумма, перед которой мэр не устоял, твёрдо уверенный в их поражении. В случае удачи, он выплатит лишь 200 000, а остальную часть возместят пять крупных банков Франции. Но юноши утверждали, что в случае удачи, это всё ему и многим окупится в большем размере, чем тот предполагает.
Охваченный недоумением и поражённый такими смелыми действиями отец подписывает бумаги, передавая корабль в распоряжение Райли, назвав этот галеон «Леонзо». Но его лучшее изобретение также знало свою цену. Тот должен вернуться, и чтобы это всё стоило того.
— Но если ты не вернёшься, я спалю каждый корабль дотла. Порву все чертежи своих изобретений. Поверь мне на слово. Это самая безумная идея! Ты с малых лет мнишь себя тем, кем не являешься!
Тем временем Леон по связям своего отца находит братьев Луиса и Юбера, приглашая их в состав экспедиции. Быстроходность их бригов сыграла на руку, они заняли ведущие позиции. Слух о грядущем плавании быстро распространялся. Вскоре пожаловал Жак, предлагая свой корабль и средства, взамен на место в рисковой, уже нашумевшей россказнями компании.
Весной 1698 года в двадцатидвухлетнем возрасте Райли ля Фонт де Людо покидает берега Франции, яркими грёзами и мечтаниями веря, что это принесёт громкую славу, успех и бесчисленные плоды с богатством.