Твари севера

Прочитали 5

12+








Содержание

Зря я вышел сегодня на променад – это хмурое, неприветливое, безрадостное январское утро испортило мне настроение на весь оставшийся день.

Едва я вышел из дому, как внезапно поднялась снежная буря – пожалуй, сильнейшая в моей жизни. Коварная вьюга, подлая метель, жестокий буран немедленно и одновременно обрушились на меня и на всё вокруг! Проклятые метеорологи… Доверяй после этого прогнозу погоды.

Я оказался в самом эпицентре белоснежного ада – но прежде эти вихри, эти ветра, эти потоки воздуха сначала подгоняли меня сзади, как бы прочь из дома; после меня бросало, швыряло и кидало, точно лёгкую, мягкую игрушку или мяч. Беспомощная пушинка, бесполезное теплокровное существо – вот кто я был сегодня, здесь и сейчас.

Когда непогода стихла и немного прояснилось, предо мною предстала истинная полярная ночь во всей её красе – Солнце не поднималось из-за горизонта (хотя по времени уже давно было пора: мои часы показывали ровно восемь).

Собственно, это была даже не полярная ночь, а, скорее, затмение – тьма была кромешная; ни Луны, ни звёзд, ничего.

Мой карманный электронный термометр зафиксировал температуру воздуха в минус десять градусов по шкале шведского учёного Цельсия – что ж, по степным меркам это не сильный мороз (к тому же без ветра); одет я был тепло, поэтому холодно мне не было – как выяснилось позже, до поры до времени, ибо температура имела тенденцию к падению.

Но где же я? Ведь отнесло меня значительно и далеко.

По снегу словно блёстки раскидали – при других обстоятельствах я назвал бы это красивым и не преминул сфотографировать. Но ввиду отсутствия любого освещения… Снег, блестящий сам по себе? И как я ещё что-то вижу? В этой непроглядной мгле.

Когда рассеялся густой и плотный туман, взору моему явилась практически арктическая пустошь – кроме снежной глади, я не видел пред собою ничего! Ни тебе сибирской тайги с её хвойными кронами, ни тебе полярной тундры, преисполненной пушными зверьками.

Где-то там, вдали, на самом горизонте я, отчаянно буравя близорукими глазами свои несчастные астигматические очки, различил что-то большое и тёмное, похожее на мираж – темнее, чем всё остальное, что было вокруг меня.

Я направился туда не только из любопытства и/или безысходности – этот объект будто бы звал и манил меня, как «голос моря» волн открытого океана – на подсознательном уровне, ибо стояла полнейшая, как после хорошей контузии, тишина (какую, кстати, я всячески приветствую, люблю и даже обожаю).

Итак, я увидел зияющее тёмное пятно, резко выделяющееся на фоне всей этой пустыни. Когда же я подошёл ближе, то рассмотрел какую-то пещеру (больше похожую на чью-то гигантскую раковину – быть может, некоего неведомого моллюска или же такую, в коей прячется рак-отшельник).

Зайдя внутрь (вынужденно, ибо я чувствовал, что после непродолжительного штиля надвигается очередной, ещё более злобный шторм), я очутился в огромной, но сужавшейся (к противоположному от входа краю) зале. Находясь в оной, я приметил посредине щедрый и богатый стол, за который я был приглашён незамедлительно – приглашён людьми до крайности добрыми и радушными. Да, эти незнакомые, но удивительно приятные мне создания позвали меня, приютили и дали поесть. Они громко разговаривали и смеялись – а я, таки продрогши до мозга костей после спятившего циклона (увы, никакая тёплая верхняя одежда не поможет от длительного пребывания на сумасшедшем холоде), смахивая с бровей иней, накинулся на сытную, горячую пищу, с жадностью её поедая. В этот момент я даже как-то позабыл о том, что сначала необходимо раздеться, разуться и тщательно вымыть руки.

Только лишь я попытался спросить у этих гостеприимных существ, кто они, откуда (и где я сам), как все они разом… Обледенели! Ледяной ветер, проникающий внутрь через ничем не защищённый проход в эту пещеру, в этот спасительный оазис, сковал лютой зимой также и пиршественный стол. Чья-то магия и волшебство? Или же всё происходящее – не более чем каприз природы? Однако если в мгновенной смерти моих спасителей виновна непогода – отчего она пощадила меня? Я ведь жив, и двигаю всеми частями своего тела свободно.

В любом случае необходимо было выбираться отсюда – языки белого пламени уже касались и меня. Куда же мне идти? Обратно к выходу, навстречу смерти? Явно не лучший вариант. Дальше внутрь? Я попробую.

Вторая пещера была ниже и меньше первой – но, как и в первой, лицезрел я пред собою щедрый и богатый стол, а также людей за ним, которые подозвали, а после обогрели, напоили и накормили меня (из-за стресса я вновь проголодался). Однако стоило мне задать им свой вопрос – кто они, откуда (и где я сам)… Да что же это такое?! Внезапно их лица и тела нашёл тлен – да, Смерть настигла их врасплох, нежданно-негаданно, и люди эти – люди хорошие и отзывчивые – застыли навеки в тех позах, в каких сидели за столом; как шутили и болтали, как жестикулировали руками и покачивали под столом ногами… Тлен сотворил со второй пещерой то же, что свершил лёд в пещере первой.

Третья пещера оказалась ещё ниже, ещё меньше. И взору моему снова явился щедрый и богатый стол, и разделил я трапезу вкусную с людьми, каких не встречал доселе (исключая людей из первой и второй пещер), потому что угощали они бескорыстно.

Взглянув на часы, я почуял неладное: ничего не происходит. Обычно к этому времени люди в этих пещерах застывают – от тлена или льда, всё одно. Мне самому уже стало некомфортно, поскольку я уже наелся, а мне всё накладывали и накладывали, наливали и наливали. Что-то злое вдруг проскользнуло в этих зенках, когда я посмел отказаться от бесплатной еды. Я боялся задать и свой излюбленный вопрос – кто они, откуда (и где я сам); меня больше тянула, больше манила, больше занимала пещера следующая, пещера очередная – что могло поджидать меня там?

И встал я, не прощаясь и не благодаря, и ретировался вон. Однако участники чаепития обернулись вдруг нежитью навроде зомби и набросились на меня, будто я – венец всего их пиршества, десерт. Всевозможные фурии, бестии, ведьмы, мегеры, кадаверы, вампы и их многочисленные тени увязались за мною в погоню, преследуя до тех пор, пока я, сбегая по ступеням с набитым желудком, не упал в самую глубокую (но и самую крохотную) из этих ям.

Что-то остановило этих мерзких тварей, а я начал постепенно задыхаться: в это блеклое и затхлое помещение не проникал ни свет, ни чистый воздух.

Как уже говорилось выше, новая комната была не столь просторна, как предыдущие – и всё же лучше проститься с жизнью здесь, нежели быть разорванным стаей монстров из Вампирии, от коих исходила мощная некроэнергетика.

Ледяные подобия вверху, склеп из праховых, подёрнутых дымкой мумий чуть ниже, оборотни неподалёку – что может быть хуже? Разве что колющий, свирепый мороз – который только усилился, ибо уже и здесь моя пасть извергала пар. Я сказал – пасть? Правда? Хм. Думаю, отныне я не слишком отличаюсь от существ, обитающих на Севере.

Клац да клац, стучат мои зубы; тряска и дрожь по всему телу – бил озноб меня нещадно.

Между тем, несправедливо загнанный в угол провидением, я нашёл в себе силы внимательно изучить место, где нахожусь сейчас – всё лучше время от времени ходить, нежели сидеть и мёрзнуть.

Это странное и заброшенное помещение было строго прямоугольным, что резко контрастировало с формой трёх других пещер. Без окон, без дверей; ни подвала, ни чердака, ничего. Также, четвёртая пещера отличалась от прочих тем, что практически целиком была выложена красным кирпичом – во всяком случае, так я решил вначале. Может, я постепенно схожу с ума, но мне тут даже нравится! Люблю я одиночество… Уже втайне представляю, как я здесь обустроюсь – в полумраке, в абсолютной тишине, в покое вечном и…

Стой!

Подойдя к одной из стен ближе, я с ужасом отпрянул – то, что я счёл за… Да это же запёкшаяся кровь!

Я вынул один из плохо уложенных кирпичей и прислушался. Звук порыва ветра? Нет, не то. Какие-то характерные пульсации…

Тут меня осенило – лишь бы не слишком поздно: коробка, в коей я имел честь пребывать ныне, есть не что иное, как большущая беруша; своеобразная затычка в чьём-то гигантском ухе! Я же – червь, потревоживший, побеспокоивший…

К превеликому сожалению, догадка моя верна: весь этот свод пещер являлся ушной раковиной йнигг – одного из тех снежных великанов Севера, что не брезгуют перекусить человечиной.

Проснувшись и отряхнувшись от сугробов-колоссов, мохнатый, лохматый, косматый людоед громко чихнул – да так, что меня и всех остальных вышвырнуло прочь, на свежий мороз; мы вылетели так, как вылетает пробка из бутылки.

Всех остальных? Сосульки из первой «пещеры», треснув, разбились и рассыпались в ледяной песок; мертвецы из второй обратились в прах – но преследователи из третьей, гикая и улюлюкая, побежали за мной. Я их видел: теперь злодеи мчались за мной в невесть откуда взявшихся собачьих упряжках – сани везли ведьмины прихвостни, верфольфы и тетралаки из Керберуса, скаля клыки и марая белизну снега своей отвратительной слюной, оставляя в нём зловонные тёмные кляксы.

Как долго ещё я пробегу? Опять не видно ни зги. Закружило, завертело, повалило, перевернуло…

Очнувшись, я понял, что лежу лицом вниз, в глубоком снегу. Какой-то гул дошёл до моих ушей, и я пришёл к выводу, что погоня не стихла, но преследователей стало кратно меньше – скажу больше, то был кто-то один.

Этим «кто-то» оказался глупый, бестолковый, неуклюжий циклоп, мычащий в мою сторону что-то нечленораздельное.

Я рассмеялся (хотя в данной ситуации смешного было мало) и свернул в сторону, постепенно сбавляя скорость – почему-то я был уверен, что эндемик Циклоптерры вряд ли догонит спринтера вроде меня, ведь когда-то я прибегал четвёртым в забеге на шестьдесят и на сто метров.

Однако циклоп оказался хитрее, чем я думал, и вынул из своей единственной глазницы око, которое с огромной скоростью полетело за мной, хищно, злобно, ядовито пронзая каждый дюйм моего ослабленного погоней и измождённого холодом несчастного тела.

Летающий глаз, иногда пикируя, гнал меня по круговой спирали непонятного лабиринта – это я уже выяснил задним числом.

Око, больно стреляя в меня взглядом, загоняло меня в древний и дремучий лес, кустарники которого – вездесущий сизый корень, королева ягод корневика, змиеглавник, волчец и мелисса – изодрали мои штаны в труху, а ноги – до крови, ибо многие из этих растений имели острые шипы. И деваться от этой колючей проволоки мне было некуда.

Чаща же этой супертайги сама по себе была преисполнена неприятных сюрпризов: филиноиды, враны, крыланы, гриффоны из Гриффониса, хитролисы, ведмеди из Ведмедистана, сиричи и моричи здесь просто кишели! Где же горланусы и кроллы? Где изящные, грациозные, серебристые лани? Есть ли хоть какой-то просвет в этом тёмном, страшном и ужасном царстве?

Вполне закономерно, что я не выдержал: мой организм не справился с такой нагрузкой, и я попросту потерял сознание.

Очнулся я оттого, что что-то хтоничное терзало мою плоть и душу – и этим «что-то» был хвост тушкана (коему самое место в степи, а не в лесотундре – или где я там сейчас находился, в которой из природных зон). Пушистый, как у манула хвост шевелился сам по себе и держался особняком; его хозяина я не наблюдал нигде.

Выяснилось, что хвост безобиден и просто будит меня. Погладив его за это, я направился туда, где, как мне показалось, было не так темно.

Я вышел к некоему водоему – и страсть как мне захотелось пить! Не смущала даже температура воды (всё моя боязнь простудиться). Кстати, почему она не замерзает? Мой термометр показывает цифру в минус двадцать пять.

Едва я захотел пригубить этой живительной, спасительной влаги (а то и набрать в ладонь столько, сколько в ней задержится), как вдруг обратил внимание на еле заметную табличку, гласившую: «Да не обнаглеет рука берущего».

И на первый раз после зачерпнутой мною пригоршни всё прошло мирно и гладко.

Я пожал плечами и зачерпнул ещё. И на второй раз из водоёма вылез краб-полоскун – сей водоём был его ареалом, и роль этого ракообразного заключалась в замедлении естественного процесса превращения озера в болото. Краб-полоскун погрозил мне большей из своих клешней и убрался восвояси.

Но я был жаден и окунул ковш своей ладони вновь. В третий раз из воды выползли фунгоиды и вынырнули фригидры. Что-то такое они сделали, что мне стало нехорошо, а водоём, сильно помутнев, исчез вовсе.

Я наивно посчитал, что на этом мои злоключения подошли к концу: как бы ни так, и постепенно меня начали окружать снежные тролли из Тролланда, кефалогиганты и големы из снега и льда.

Больше некуда бежать – да и сколько можно прятаться?

В отчаянии я присел, закрыв ладонями лицо, и посчитал, что это конец – как вдруг я услышал нечто, совершенно сбившее с толку не только меня, но и моих врагов.

Что-то (или кто-то) запело на неизвестном мне языке – видимо, где-то совсем рядом. Я раскрыл глаза, протёр их и с удивлением уставился на нечто, поющее на небольшом холме неподалёку.

То был не ангел и не демон, не животное и не человек, не растение и не гриб – кто или что это такое?

Не обращая ни на кого внимания, оно взяло в свои конечности бойран и, возвысив голос, запело о прекрасном – во всяком случае, мне так показалось.

По мере того, как оно пело, я, не будучи профессиональным лингвистом, всё же по отдельным словам и фразам установил – да, я допустил, что это существо, возможно, из Эйрэ, Кимры или Гэлиги. Едва я распознал акцент, как диво запело на языке ином, и мне почудилось, что существо это родом из Суоми, Карьялы или Сапми.

Я не ведал, о чём поётся дословно, я не знал перевода, но я пришёл к выводу, что до меня пытаются донести, что зима – не есть зло, что это просто время года, и бояться его не нужно. Впрочем, я и сам так думал: вряд ли я страшился – я и сам её люблю, но тёплую и снежную, а не трескуче-морозную и ветреную.

Между тем, под влиянием пения божества големы деформировались – и те из них, кто был слеплен из снега, точно снеговик, стали просто бесформенными сугробами, а те, кто был изо льда, рассыпались на мельчайшие льдинки. Таким образом, магия, повелевавшая големами, развеялась, рассеялась; ими больше никто не управлял, их впредь никто не контролировал.

Тролли застыли, как вкопанные, а кефалогиганты обратились в бегство – так магия добрая (и более сильная) победила магию враждебную.

Я же со всех ног побежал к поющему божеству, но оно не дало себя увидеть – яркий свет был в нём самом и вокруг него (да такой, что светло стало, как днём). Свет этот слепил глаза, но кое-что всё же можно было рассмотреть – красу предивную и неземную. Улыбнувшись мне, божество крайнего Севера вдруг преобразилось: его рот и нос, объединившись, преобразились и стали очень длинным клювом, а верхние конечности превратились в большущие крылья. Взмахнув ими, божество полетело к самому Солнцу (которое наконец-то явило свой лик пред мои очи), и я снова остался один.

Через некоторое время до моих ушей донёсся звук, похожий на скрип – скрип длительный и неприятный – как у автомобиля, чей водитель не сменил летнюю резину на зимнюю. Я пошёл на этот звук и вскоре вышел на следы от протектора шин. Но где же сам автомобиль? И кому вообще могло прийти в голову ехать сюда (да ещё и в такую погоду)?

Следы вывели меня к дымящейся машине. Я, было, вздрогнул, но дым этот шёл из выхлопной трубы. Я вздохнул с облегчением.

Правая передняя дверца серебристого внедорожника была приоткрыта. Внутри салон пустовал. Кровь на сиденье и других местах отсутствовала.

Мне удалось найти документы на имя доктора Джеффри Томпсона – и, поскольку я знавал только одного Джеффри Томпсона, то очень сильно удивился и даже был сбит с толку: во-первых, предметом исследования этого профессора являются звуки, а не климат; во-вторых, боюсь, сей великий учёный уже слишком стар, чтобы находиться за рулём – и я даже не уверен, жив ли он вовсе. Однако учёные – братия принципиальная; если доктор здесь – значит, приехал он сюда не из праздного любопытства!

Чисто инстинктивно я задрал голову вверх и обнаружил штырь, торчащий из-под земли и уходящий далеко в небо.

Ага! Передающая или принимающая антенна! И как это я сразу её не заметил?

Этот странный, время от времени вибрирующий (и оттого гудящий, как трансформатор «ламповых» времён) металлический объект шириной в дюйм не отбрасывал тени и был много выше Эйфеля и Останкино, вместе взятых – запрокидывать голову дальше вверх уже было болезненно.

Объект был сверхпрочен: он не гнулся, не ломался, не пилился и не резался; не ржавел и не тускнел. Вручную из почвы его не выдернуть.

Я пришёл к выводу, что в данный момент нахожусь на Северном полюсе, и странный объект – не что иное, как банальная земная ось.

Однако уже через минуту, мучаясь от сильнейшей головной боли, я пришёл к другому выводу, а именно: никакая это не ось мира, а самая настоящая вышка 7G! Почему я так решил – умолчу; скажу лишь, что видимый мною объект точно является созданием рук человеческих. Также, ни для кого не секрет, что на хорошем, продолжительном морозе падает сообразительность (равно как и в душном, жарком помещении); именно поэтому я так долго думал, что же за объект уходит в небо, как вавилонская башня – не покачиваясь и под точным прямым углом.

Отсюда нужно было немедленно убираться, пока 7G ещё больше мне не навредила. Однако куда же мне держать путь теперь? Я – бессменный скиталец бесконечного дня. Словами не передать, как я устал! Как скучаю по своему уютному уголку и пушистому коту; книжным полкам, преисполненным полных собраний сочинений Эдгара Аллана По, Кларка Эштона Смита, Роберта Ирвина Говарда, Говарда Филлипса Лавкрафта, Стивена Эдвина Кинга; видеографиям Альфреда Хичкока и Романа Полански…

Не знаю, как долго я шёл прочь от «земной оси», но вскоре я набрёл на серых веттиров, угрюмых кобольдов и страшных стромкарлов, спускающихся с крутых склонов ближайших гор – гор высоких и заснеженных. Камулы и менквы, иччи и юёры, абасы и фоморы, чучуны и сюлюкюны, ангъяки и утбурды, рэккены и йети, ишигаки и аглулики, амароки и туунбаки нагнали меня сзади. Окружённый тварями Севера, тварями уродливыми и безобразными, я с радостью выкинул бы белый флаг, но у меня его не было; языком жестов я также не владел, поэтому был обречён стать вишенкой на этом бескрайнем айскриме, вкусным десертом для десятков голодных, безжалостных ртов.

Чего именно я боялся? Самого вида и присутствия этих мерзких гадин, или же того, что они могут мне причинить?

Только эти монстры обступили меня, почти дотянувшись своими конечностями до моего измученного тела и многострадальной души, как земля в буквальном смысле ушла из-под моих ног: вместо снега и льда – жидкая вода (именно жидкая, ибо доселе я наблюдал её лишь в виде льда). Коченеющий, я покорно пошёл на дно морское, безропотно покорившись неумолимой судьбе. Но прежде, чем меня добили придонные электрические скаты, ещё в толще воды, в её пучине я подвергся нападению всяких разных хищных тварей, которые кусали и кромсали, рвали и поедали мою жалкую, обессиленную плоть. Бесполезно было сопротивляться натиску полярных мегалодонов, всевозможных спрутов северных морей, гигантских кальмаров, медуз и прочих чудовищ, облик которых не поддаётся внятному, вразумительному описанию; бессмысленно и невозможно было противиться обману русалок, их взгляду и речам.

Я обнаружил себя выброшенным на берег, точно дельфин или другой китообразный; я лежал, мокрый, жалкий и замерзающий, и некому было подойти и протянуть мне руку помощи. Мои руки и ноги не слушались меня – казалось даже, они живут своей жизнью.

Кометой промелькнула мысль, что, возможно, обошлось – но раны и рубцы, ссадины и синяки доказывали обратное. Через секунду их уже нет, а глаза мои, как глаз циклопа давеча, полетели куда-то вдаль, в четвёртое измерение, в параллельный мир, в иную реальность. Ноги послали меня подальше и куда-то ушли; руки, помахав, тоже исчезли.

Счастьем было осознать, что, оказывается, я, бродя в густом, глубоком тумане, всего лишь провалился по пояс в неглубокую, но широкую прорубь, а после лежал так некоторое время, потеряв сознание – так сказали мне врачи и случайные прохожие. Выходит, всё виденное, всё слышанное, всё прочувствованное мною – не более чем рядовой кошмарный сон?

Я отделался лёгким испугом – да, обморожения нет; нет ничего, что могло бы угрожать здоровью тогда и после. И всё же… Я им не доверяю! Вдруг я действительно (пусть даже на короткое время) был там?

Зря я вышел сегодня на променад – это хмурое, неприветливое, безрадостное январское утро испортило мне настроение на весь оставшийся день. Проклятые метеорологи… Доверяй после этого прогнозу погоды.

Еще почитать:
Сожги своё желание
Sophia Ruppreht
Полуночный блюз в Маниле
Завет. Главы 238 по 257.
Роман Кузнецов
Уничтожение земли в иной реальности. Важный.
Роман Кузнецов
Lars Gert

Писатель, художник , музыкант
Внешняя ссылк на социальную сеть Мои работы на Author Today Litnet Проза YaPishu.net


Похожие рассказы на Penfox

Мы очень рады, что вам понравился этот рассказ

Лайкать могут только зарегистрированные пользователи

Закрыть