Тварь дрожащая.

Глава 1

— Не хочется говорить об этом мой друг, — его руки начали выплясывать танец — но проблемы будут только у тебя.- глаза смотрели только в меня, как свет от старой лампы — Я знаю что тебе тяжело говорить, о смерти, убийствах, все это не делает твою психику устойчивей. — он это говорил, но на лице ни читалось сожаление или сострадание, одна лишь безысходность — Так же среда в которой ты жил, — не надо о ней! Я жил в хорошой семье, вы о них не знаете.- да она то же влияет на таких как ты. Мы не хотим на тебя довить. – но вы давите. — Сам понимаешь работа у нас такая, решать проблемы и ловить преступников.

Минутная тишина. Он хотел, что бы я хоть что то сказал на его тираду. В его лица стоял вопрос, жажда хоть какого то диалога. Во мне оставалась лишь жажда уйти от суда или надавать по морде ему и всем кто к этому причастен.

— Ладно — в его лице появилась неприязнь — Начнем по другому.

Он встал, подал знак, подошел ко мне и слегка неприятной пощечиной начал обрабатывать мое лицо. Удар был один, да и серозным его было не назвать, словно припугнуть хотел.

— как ты наверно понял, этот метод мне не нравится — опять бравада — я хочу все делать мирно и без насилие – в его лице читалась призрение и ненависть. Он ждал.

Прошло еще несколько мгновений. Он себя накручивал. В его морде кипела и жарилась злость. После моего взгляда призрение в его фальшивую морду, в меня полетели удары, бил только в живот. Боли не было, страха не было, осталась лишь пустота и одиночество.

Если бы я говорил, он бы не поверил. Решил бы что я наркоман или что похуже. Ну как в такое можно поверить, как рассказать о том что было. Нет, этого не было и не будет. Все что было — все мираж. Миражом и был труб Никитки на диване, растерзанный и изуродованный каким то животным. Повешенный Олег тоже был миражом, холодный взгляд его не о чем не говорил. Странные кровавые следы не то гигантского волка и то что было… Все это говорило о помешательства, сумасшествии. Я сразу же позвонил в психушку. Из желтого дома приехали быстро, но они видели туже картину, я слегка обрадовался и позвонил в полицию. Дальше я уже был здесь, дальше меня уже сделали главным подозреваемым, но то что видел, нет этого не было.

Еще одна причина не говорить, не понимание всего что происходила в тот злополучный день. Я к ним зашел лишь узнать, все ли будет нормально, если я возьму на два дня отгул, все же работаем вместе, не хотел подставлять их. Парни были надежные, я к ним не лез, они меня не подставляли. Они брали отгул, я пахал, я брал отгул, они пахали, все у нас сложилось хорошо, не как три года в одной бригаде. И тут такое, что в обще произошло, что это. Доказательство сверхъестественного. Это с Никиткой. Олега в петле, все это странно, все что было — жутко.

Рука уполномоченного следователя уставала, ударов становилась все меньше, гнев переходил в усталость и безнадежность. Он решил отойти куда то, стукнул о стенку и вышел. Мое лицо ничего ни чувствовало. Я вообще ничего ни чувствовал сейчас, все странно, я смотрю на свои руки, почему то они свободны. Начальник приходит с кружкой чая. Он смотрит, на его лице страх, крик. Я не понимаю. Он не понимает. Кто то вбегает, у них оружие. В них страх. Они стреляют. Я не чувствую. Кто то кричит:

-Монстр.

Я задумался. Я смотрю вокруг, их лица не столь похожи на людей, искривленные, мутные, я смотрю на лампу, свет тоже кривится, все странно, но мне все без разницы.

— Здравствуйте, это отдел полиции 66 области Г, города Т.

В окошко удивленно смотрела женщина лет сорока, словно спичка, она естественно ответила утвердительно и ярко громка, что в ушах началась пляска.

— Мы специальные следователи по делу № 23 -17 — мужчина удивленно начал смотреть на носилки — и кажется к нам еще приварили.

В носилках был их главный подозреваемый, его непомерно большое тело несли четыре человека, носилки ели держались, а тряпки, что пытались спрятать увечья не справлялись. Три из пяти дырок в его теле можно было увидеть. Мой начальник как всегда любезно и интеллигентна решил перейти к сути всей ситуации, не замечая вопли и попытки обычных следователей и врачей понять, кто перед ними очутился и дежурной, которая не понимала, куда пропал ее собеседник.

— Так, бедный человек,- он смотрел на тела- видимо точно наша работа — он приподнял одну из простыней, закрывавшею лицо. — очень жаль, не помоги, не успели, еще повезло что так, а не этак.

Все либо кричали и либо пытались остановить столь непонятную личность. Я как из тени появившийся, решил мягко всех успокоить.

-Извините, — все замерли, они не понимали откуда идет этот голос, ни кто не понимал- прошу всех оставить все как есть, не дергается, не кричать, и не шевелится. – все остановилось и часы, и звуки, и время. Кроме нашего особого следователя, что смотрел на погибшего.

— все же я поражен твоим талантом- неугомонно продолжал он- Все остановил, все замерло, гений, лучший. Мог бы так всегда, ценны бы не было.

— Прошу, не нужно мне вашего фальшивого восхищение, мы обо знаем, чем больше их, тем меньше времени у вас, господин следователь.

— Да, время не ждет.

И мы пошли за делом и всеми уликами. Тело заберут наши маленькие помощники. Их маленькие и сильные руки уже взялись за несчастного и бедного человека. Его бледный оттенок, искореженные большие руки, ноги. Изуродованное тело, лицо словно из шредера. Единственная радость лишь в том, что он ничего ни чувствовал в это время, ни боли, ни страха, ни смерти. Хотя в чем тут радость, я не знал. Знал ее лишь Егор Вилов, наш веселый следователь.

Пройдя все коридоры, комнаты, найдя папку, исследовав компьютер наш следователь слегка огорченно, но с веселым настроем начал говорить о нашей ситуации. Он со мной шел на место преступление, слегка холодный ветер нес наши мысли в бесконечное небо, мои руки держали документы, а следователь своими глазами читал все что накапали наши уважаемые и не очень коллеги из 66 отдела полиции.

-Так, как предполагалось тут должно быть искажение, как я помню?

— По всем признаком — Спокойно ответил я — что то не так?

— Не то что бы не так, видимо, — его нахальная улыбка переменилось в огорчение- тут это искажение переросло в разлом.

— В показаниях было необъяснимая трещина в воздухе, лишившись всех кто подходил рассудка?

-Не то что бы лишавшиеся, просто трещина,- он задумавшись продолжал — умные люди не подошли.

— Тогда это не чего не значит,- ответил я, слегка сбавив свой ход, и убрал документы.- Сами все уж знают, не дураки там.

— Нет, все же наших надо предупредить, — он знал что все возможно, и решил подтрунить мое нутро следующими словами – бесполезный наш телефончик, звони…

Я без какого то уважение врезал бы ему и рука уже летела в сторону его затылка, но в миг все его тело исчезла, а он появился справа от меня, смотря на мой неудачный прием.

— Давай звони, говори, предупреди! — он с насмешкой смотрел на меня, понимая всю бесполезность моего гнева, моего удара, моей слабой, костлявой руки .

Я вздохнул, успокоился, прикрыл глаза и все вокруг исчезло, все тело стало пустым, лишь голос словно снаряд полетел в бескрайнею пустоту, несясь и создавая волны в пространстве. Через мгновение, а может через вечность пришел ответ, так же ударяясь об пустое пространства. Ответ не удивил меня и моего следователя.

— Да- сказал я – там разлом, решено улицу отцепить. Свидетелей пока не допрашивали, преступника на мести нет.

— Конечно, нет — сказал Вилов — там и не могло быть такого дурака или дуры. — он слегка ускорил шал, неся-с туда поскорее увидев все своими глазами.

Я же медлило ковырял своими больными ногами, пытаясь не отставать от него. Голова зудела, уши болели, а в нос ударила какая дрянь. И все из за этого противного звонка. Смотрел бы я на вас, Егор Вилов, как бы вы бежали после полной трансмутации…

Маленькая, серя черта, незаметно, шла через дорогу, тротуар и старый двух этажный деревянный дом. Она делила его, где то на три четверти, несясь через почерневшие стены и стальную новую крышу. После крыши, она не исчезала , неслась вверх. В небе — эта серая черта неслась в бескрайний космос и бороздилась в нашей синий живой атмосфере. Мы обо смотрели на это и видели, чью то грубую ошибку.

— Кого то в армии не научили красить бордюры.- сказал мои следователь.

— Это сейчас к чему?- спросил я.

— А ты не понимаешь? Видно же, не туда красит, а красит. Служил — точно служил, красил? нет, не красил. А делает как болван и выслужиться, пытается по крайне мере.

— Это точно, делает и не правильно.- я не понимал его, но лучше выслушивать его бред, чем бескрайние страдание и медленное угасание.

Насладившись бесконечной серой линии в небе, мы пошли искать наш дом, у которого яро и без памяти кого то ругали за эту прекрасную, но не кому не нужную картину.

Картина была простой, маленькие помощники выставились в ряд, их жилистые руки, прямые лбы, белые зрачки и два носа параллельно смотрели на старшего товарища, кричавшего на всех семерых рабочих. Его дух испускал всю жестокость от двух его голов. Его две пары глаза глаз, рыскали в этой толпе необразованного быдла того виновника картины что хорошо наблюдалась с улицы Лун. КВ 123 д. 12. Все видели, все осознавали вину, но никто не говорил конкретного имени. Надеялись на что то, на глупость типа «фортанет»

Наш следователь смотрел на это, и в его физиономия вместо улыбки, появилось легкое недовольство. Он исчез на секунду и появился перед строем наших заурядной команды. Его глаза хотел знать. Его игривость исчезла. А в помощниках появился страх. У главы всей этой компании, слегка шокированного, прорезался писклявая та же команда, но не кто не смеялся, все знали этот страх, страх умереть что нес наш следователь под маской весельчака. И он начал спокойным властным голосом.

— Мне не нравится то что вы сейчас устроили.- он смотрел на всех, и ярко просвечивал глазами каждого — у виновника есть несколько секунд выйти из строя, иначе все получите.

Секунда прошла. Всех охватил страх. Каждый боялся дернусь хоть одним мускулом. Все боялись, всех ждала участь от которой они не убегут. Прошла вторая секунда. Глаза искали, глаза бегали, все знали, все боялись. Все хотели что бы виновник вышел, выйди! Прошла третья секунда. Голос следователе сказал:

— Так, командир — командир своими двумя головами словно застыл, ждя и свой приговор. — Вы и все эти товарищи — он на секунду закрыл глаза – на смерть.

Командир группы, не замечая веселых криков детей, шумного разговора девчонок возле них безучастно и опустошенно строя, поднес руку к голове и сказал « есть». Вся команда в ужасе, безумие и тишине подняла руку и выполнила тоже команду, и в тот же миг когда следователь исчез и появился возле меня, когда я стоял у входа в наш подъезд. А командир безутешно повел себя и их на смерть, зная что ничего им уже не поможет. Им лишь оставалась достойно выполнить указ вышестоящего существа.

-Да уж — слегка успокоившись, сказал следователь – ненавижу галдеж и крики, которые не к чему не ведут.

— Как в вашей армии?

Он слегка улыбнулся и твердой походкой вошел в подъезд.

Вся эта смехотворность, фальшь уходила в такие минуты. Бетонные ступеньки несли нас на верх, шестой этаж. Мой командир ненавидел лифты, лифт ненавидел его. И мы шли, желая знать что же случилось с нашим преступником, и бедными мертвыми людьми. Он шел, задумчиво, тряся свой подбородок большим и указательным пальцем. И затем этой же правой рукой сказал.

— То что один убил другого, это понятно. Затем убийца, почему то повещался, что является глупым поступком. Мне кажется, ему помогли…

— Сэр- сказал я- оборотней не убить таким способом.

— Точно — Вспомнил он- Значит произошло искажение, наш оборотень преступник убил одного и тут разлом. А затем этот вешается? Почему?

— может –мне стало противна от мыслей — этот был…

— Нет, не говори. — ему тоже стало противно — Будем думать что просто повещался. И нечего больше.

Ступеньки для нас закончились, мы повернули на права, и вторая дверь уже открывалась, нашими друзьями.

Мой Следователь сразу же повеселел, придя в свое обычное состояние, придавая мне, секундное спокойствие пока не увидел их. Он осмотрел квартиру, все доказательства убийства были в полиции, а вот искажение и разлома остались. Странные аномалии не видимые глазу, черная масса разбросанная по стенам и череда непонятной и сильно разросшейся тринь- травы на потолке. Следователь посмотрел на это, команда уже закончила собирать доказательства, закрывать разлом и убирать искажение, брать пробу массы, тринь — травы. Они почему то улыбались, но их гнилые лица, черные и иссохшие тела были противны, напоминали меня мою участь. Я не хотел смотреть на них, я не хотел видеть себя. Мой следователь пообщался с ними, их бездушный высокий голос бил мне в уши, жуткая боль, я не мог от этого сбежать, не мог выпустить пар, не чего не мог. Даже терпеть. Ударить сейчас командира, значила умереть. Ведь он не подымал трубку… наконец следователь крикнул:

— Давай к соседям!

Я обрадовался, я вновь ожил. Я бежал от них, от себе подобных в другую квартиру, в другой мир. Не важно что меня ждет, не важно что там. Главное не здесь, не с ними!

Звонок звенел и звенел. Старушка, наверное, смотрела и смотрела на пустой коридор, горящею лампу и нервно готовилась кричать на молодежь что играется. Ее яростный крик выплеснулся наружу, но звон не прекратился. Ее старые руки начали открывать замок. Ее крик продолжался и с дольками старого доброго мата. Она отрыла дверь, звон продолжался, никого в ее глазах не была, ровно секунду. Но передней вдруг образоваться молодой человек лет тридцати, улыбчивый и что самое главное в форме. Он спокойно и игрива представился, как особый следователь, рассказал причину, во всех подробностях и попросил войти. Старушка удивленно и странно согласилась, она не понимала, и мы оба вошли. Она предложила чаю, следователь согласился. Они начали разговор. Он не был затягивающим. Простой вопрос, простой ответ;

— Вы знали соседей.

— Да.

— Где вы были с 18 до 20.

— Дома, в кухни, готовила.

— Что то слышали?

— Ничего, кроме их телика. На всю квартиру врубили, видно развлекались со своей девкой, — и она добавила — шалавой!

Здесь, следователь слегка призадумался? Его мозг нашел зацепку, руки начали щелкать, значит его мозг начал работать.

— Женщиной? Кто она — он знал ее ответ, но нужно удостовериться.

— Эту…- она задумалась — Местная… из 73 –ей, все ее знают. Господи забыла! Ой, Господи все забыла, ей богу не помню, хоть убейте. — она взялась за голову и посмотрела на собеседника.

Следователь улыбнулся, в его мозгу уже наверно все сложилась. И в своей глупой манере он начал пританцовывать, не чего не сказав, старушки, он обратился ко мне.

— Идем в 73-ию, во как повезло! И искать не надо. — он посмотрел на старушку, она не чего уже не видела, не понимала, не осознавала, лишь помнила что здесь был следователь, но куда исчез, не знала, может давно ушел, может у нее уже началась деменция, ей богу, все забывает!

Он радовался, он победил. Так легко, так просто решил эту надутую некому не нужную проблему. Таких проблем миллионы, но имена эта проблема его, и так просто решалась. Все вопросы несложные, разлом закрыты, искажение стирается, преступник здесь, и все он, все этот гений, что не замечает своего непомерного зазнайство. Его ноги идут, припрыгивают от грядущих похвал, грядущих наград. Возможно, дадут небольшой перерыв, или же чего он так хочет, забвение. Нет, он все получит, он все знает. Он гений, он лучший. Да, я знаю что он лучший, все мы знаем это. Он гений, несомненно, но не в строительстве мысли и дедукции, а в постройке коллектива, что незаметно для него, решает все. Он даже не замечает этого, его строгость его правильность приводит к тому что весь коллектив направит его в правильную квартиру и к правильным вопросом. Он даже не заметил, всей работы проведенной теми ужасными тварями. Он просто радуется, он счастлив, он гений и нас всех противных и гнусных тварей дрожащих он не трогает. Пусть всегда будет так. Мы выходим, следующий подъезд, самый верхний этаж. Квартира 73. Следователь Егор Вилов уже победил. Звонок. Звонок. Никто не кричит, не открывает. Он Победил. Уже не важно, он победитель! Еще секунда и ее, преступницу схватят. Она здесь, это чувствуется, запах тот, она та. Я говорю.

— ОНА здесь.

Следователю не важно. Он победил. Он говорит.

— Телефончик, присылай!

Замах и удар, вновь промах, но таков его гудок.

Через час дверь открылась. Из нее выводили маленькое шерстяное чудовище, не походившие на человека, котором была когда то им. Ее вели чудище , которых я не хочу видеть или даже думать о них. То что когда то и меня сделало тварью дрожащей.

Следователь улыбался, и пошел с ними, туда куда нам место, туда где мы все и есть, где наш суд, смерть, но нет жизни. Мои вялые ноги пошли за ним. С мира, где была наша жизнь.

Глава 2

Мне страшно. Мне больно? Что со мной, кто я? Почему это здесь? Почему рука не рука? А что такое рука? Что такое нога? Почему я их не вижу. Странно, очень странно. Я кто? Вчера, точно вчера! Нет, сегодня, а может сейчас, я видел… странное, что видел? Не помню, помню только… мне было, страшно, а потом больно. По всему телу, по рукам, ногам, все, все болела и болит. Нет, не болит. Вообще не понимаю, не знаю. Все болит, ноет, или чего то просит. Чего? Боли, да, боли. Чужой боли, чужих страданий, все хочет боли! Да идти, как идти. Что то ковыряется внизу. Какая та субстанция, нет, конечности дергаются, они, словно учатся, перебирается с одной стороны на другую. Да , вроде иду, как дитя, но иду, стремлюсь к боли. Да все хочет боли, все хочет славы. Я слава, я велик, боль, оно принесет счастье всем, счастья мне! Руки. Что то дергается верху. Нет, это не субстанция. Что то что похожие на прямые палки, а в конце куча ножей? А что такое ножи, неважно, важно, что это приносит боль, это приносит счастья мне. Я ими вроде машу, прекрасно, сколько боли, сколько страданий принесет эта рука, эта конечность, а другая. Взмах, замечательно, сколько ножей, шесть, семь. Нет , не знаю сколько, их просто много. Всем будет больно.

Ноги, или то что было ногами, перебирались быстрее, увереннее. Руки, или то что было ими контролировались прекрасно, даже ощущались пальцы, или ножи. Все говорило о скором и яростном счастье. Скором и яростном кровавом фейерверке. Ноги почувствовали спуск, там были ступеньки, я пошел по ним. Глаза, постепенно открывались. Я начал видеть мир. Он прекрасен. Он красочен. Зеленый, голубой, желтый, но мало красного, его совершенно мало. Я вижу. Я кого то вижу, пучок розового вроде. Рука подымается, ножи пучком, хочется больше красок, намного больше. Удар, крик и красный, завораживающий цвет проник в мои глаза. Я счастлив, я велик, я хочу больше. Крики, страх, все это здесь, что это? Все они чувствуют, так почувствуйте и мою боль.

Глаза видят четче. Я кого то убил, толи женщину, толи мужчину, не важно что это. Глаза рыщут новую жертву. Все разбегается, все бежит куда то, Зачем? Я своими ногами, или тем что было иду к новой жертве. Он стоит, почему то? Он не замечет крика, вопля, он просто смотрит. Его черное тело без одежды, худое и тонкое, смотрит на меня. Его голова, словно без глаз на меня смотрит, вроде. Я хочу убить именно его, не знаю почему, но оно должно умереть. Я подхожу ближе и ближе и наконец вижу его маленькие, словно точки глаза. Его тонкие кубы, до этого я думал он стоит затылкам, наверно, но нет, он точно смотрит и на меня, без прерывно. Его худощавая, словно ветка рука подымается, его плоские незаметные губки что то шепелявят. Это противно, это не нужно. Моя рука подымается, я хочу убить его. Я хочу славы.

Секунда, две, три. Я перед ним. Я улыбаюсь, я должен улыбаться. Рука занесена, все должно было случится секунды три назад, но почему то не происходить? Странно, почему я не шевелюсь. Что со мной. Кто я? Еще секунда и по голове или шеи что то прилетело? Что? Что такое шея, что такое голова. Почему я все еще не убил эту тварь. Почему я падаю. Нет. Нет я велик, я все! Почему я внизу. Почему он стоит, а я словно мертв, перед ним. Кто я. Кто я! Он что то шепелявит, я чувствую он знает кто я. Он громка и нечетка сказал мне. Я половины не понял, нет, я все не понял. Но одно слова мне хочется понять, и этим словом было «Преступник».

Мой голос прогремел. Странное чувство при виде столь убогого чудовище возымело, во мне жалось к нему. Что он сделал, что бы быть таким. А что мы сделали, что бы быть такими. Я смотрел на него, на его непонимание, не основание всего того что было, будет и есть сейчас. Его глаза, наверно такие же как у меня, тогда, в безумном бреде ищут что то. Чего нет, чего не будет никогда. Семьи, друзей, любви, жизни… да, жизнь мы потеряли, как встретили эту тайну, эту ели заметное искажение, ложь в пространстве и решили заглянуть туда. Наши тела не вынесло этого, наш разум был потерян. Но это нас не обеляет. Эта нас не спасает от закона. От великого закона Миров. Его будет скоро судить. Его как ту несчастную приговорят к казни. Это не страшно, страшно то что он помнил в миг исчезло. В миг пропало. Он никто и зовут его не как. Он будет ждать ответов, ему их не дадут. Он будет ждать спасение, его не будет. Он будет лишь дрожат и боятся всего того что его ждет. Как и я тогда.

И вот пришли те, кто нас поведет. Ужасные твари, боль и страдание вижу в них я. Он же ничего пока не видит. Он лишь чувствуют их мощное и ужасное прикосновение. Их гигантские конечности мерзкой формы берут его. Он не понимает, он хочет что то понять. Боль и страх виднеется в глазах. Его слизкий бесформенный рот что то кричит. Его наверное давит, давит так же как и меня при задержании. Единственная радость для него, которой не было у меня — это нет глупых неуместных кривляний, тупых непонятных вопросов моего уважаемого Егора Вилова. Он сейчас в забвении, полностью не осознает себя и других. Радостный наркотик, единственное спасение от этого мира и наше спасение от него.

Мы идем, твари несут его, я стерегусь их, держусь в метрах шести, хотя меня это не спасет, если они чего то захотят сделать со мной. Их жуткая и ужасное тело несут несчастного в ад, от куда нам никогда не спастись. И вдруг их грубые ноги остановились. Одна тяжелая физиономия посмотрела на меня. Его глаз смотрел на меня, пытаясь задавить. Я в секунду остановился. Ждал своей судьбы, своего суда. Его голос издал слега жуткий низкий тембр. Оно было адресовано ко мне. Я попытался распознать то, что он сказал. Но это походило на бурлыканья каких то слов и жижание чего то имени. Я не понял их. Почему они остановились. Почему они что то сказали мне. Это было странно, за столько лет в первые они мне что то сказали. Это пугало, это ужасала. Но еще несколько мгновений. Он булькнул что то и вновь пошел. А другой посмотрела на меня с отвращение, и пошел за ним. Что это было, я не знал и знать не желаю. Я ничего не желаю кроме смерти, который не дождусь. Я вхожу туда куда должен.

То что было входом, исчезло, то что было в позади, пропадала. А впереди легким касанием наших разумов простиралась будущая тропа. Нескладная, ужасная, деформированная тропа в ад. Она словно шла вниз, неся скомканное дрожащие тела на свой последний суд. Я следил за моим новым другом. В нем что то начало созревать, да, так же как и у меня тогда. Мы все начинаем понимать когда наша душонка катимся в тартарары. Его тела, постепенно, слабыми мазками начало приходить в то что можно назвать человеком, ту хилую ничтожную форму, которую все мы принимаем перед судом. Жалкой безвольной души грешника. Гиганты смотрят, они наблюдают, за ним, за мной. Уничтожая всю жажду борьбы, все стремление к свободе. Не скоро конец, потерпи, все когда нибуть кончится.

После долгого, низвержение перед ним простиралась поле, откуда оно, мне не понятно. Что это, во мне видится лишь попытка дать успокоение души перед долгим и мучительным судом. Последний шанс уведет смертнику то что он потерял, возможна даже насмешка. И в этот миг, когда он захочет попасть туда, зайти на эту поляну, его душа предстает перед судьями.

Их гигантские монументальные тела видят все в тебе, знают все твою жалкую душонку. И судят тебя лишь затем что бы ты сам выговорил, выскребал свой приговор. Тебя не спасет ни оправдание, ни доказательство которые ты помнишь. Все это Им не важно, важно лишь то что ты преступник, который должен принят свою судьбу. Это длится долго, невыносимо долго и в эти жизненные цикли я ищу спасение в памяти, не хочу слышать их мольбы, вспоминая свои. Но память подводит, но хотя бы немного, нет… Лишь смерть окутывает мои желание, ведь жизни я так и не испробую.

Слезы, рыдание, боль, страдание и все это ты. Ты только боль, ты только ненависть. И долгие мучительные страдание души продолжаются вечно. Некто тебя не трогает, никто не душит, не рвет, хотя тебе кажется, что все это творят эти ужасные судьи. Хотя они просто смотрят на тебя как на преступника, нарушившего закон. Ледяные глаза врут тебя на части, их жуткий звенящий баритон рвет твои уши. Все. Тебя нет, тебя не было, все твое существование пустяк, который привел к ошибке, несогласованности и смерти. Ты должен принять смерть, ты должен отдать жизнь. И постепенно и мучительно тебе вбивается эта мысль, эта откровение.

Глотка его дрожит, губы промямливают, и все для него наверно исчезает. Боль, страдание, ужас, вместо него пустота, что длится секунды, мгновение. Тело исчезает, душа исчезает, все превращается в прах.

Я подхожу к тому что было преступником. И прах исчезает тихонько, словно ничего и не было. Судьи, зал, все исчезло, лишь я стою и двое конвоиров, следят за мной. Это все навечно, это и ничего. Лишь тонкий луч нашего разума держит нас в этом мире. А прах исчезает, его нет для меня, нет для судей, есть лишь я для меня, конвоиры для меня, и судьи для себя. А преступника, нет и не может быть ни для них и ни для нас.

Сколько я смотрю на это? Неужели это все что останется от нас, лишь секундный прах, что постепенно и неумолимо исчезнет в вечности. Неужели и моя судьба будет таковой. Я хочу с кем то поговорит об этом. Я хочу узнать что они думают, что? Моя голова начинает искать ответ. Страх пропадает, появляется желание знать, я оборачиваюсь к ним. Мы поймем, друг друга, я уверен. Глаза рыщут, ищут моих двух будущих собеседников. Но я смотрю в пустоту. Их нет. Ничего, кроме меня нет. Мое желание исчезает вместе с прахам. Непонимание переходит в осознание ситуации, а потом в доводы и ответ. Все сводится к тому чего так не понимал я из за страха к ним. Они такие же заключенные. Они такие ничтожества, но сейчас их желание перебороли страх, перебороли боль, перебороли смерть и они решили сбежать. В меня врывается ненависть, во мне кипит ужас грядущего. Все это хочет чего то, но страх появляется вновь, Егор Вилов, не потерпит, не допустит. Надо поймать, надо схватить, надо сообщить! Я закрываю глаза, мне будет больно, но так я могу выжить, да, так я буду жить. И я кричу!

— КОНВОИРЫ СБЕЖАЛИ!

И в голову проникает миллионы мыслей, криков, эмоций, все это есть здесь, все это услышало меня, каждый думает, каждый хочет узнает ситуацию, анализирует ее. Все это течет через мой мозг, мешая и теряясь в моих мыслях. Бичевание, самопохвальство, гнев, рев, плач, ненависть, все это течет, не давая услышать тот голос, который мне нужен, да и всем нам. И вдруг тихий знакомый командный голос говорит:

— Понял, принял.

Страх слегка уступает, я продолжаю доклад. Ничего лишнего, коротко и ясно. Без умалчиваний и недопонимания. Голос молчит. Слава богу не долго. Он уже громче и в полной тишине других говорит.

-Ловцы № 7 и 8 займитесь, никому из наших не открывать порталы. Ликвидацией конвоиров займусь лично. Сами себя загнали, дурачье.

И здесь от меня отлегло. Он не назвал меня! Я не умру, я буду… жить?

Глава 3

Я вновь увидел их. Они были пойманы, пытаясь кого то из наших заставить открыть врата. Я смотрел на них. Теперь мне кажется что все это шутка? Почему? Почему я так боялся их? Их жалкие несуразные тела, крупные, да но совершенно деформирование, искаженные. Глаз маленький, не видящий что перед носом и с богу. Руки длинные, но словно без мускул. Все словно смешно и глупа. Почему я боялся их, неужели все это из за моих воспоминаний? Все это ложь того дня? Я не понимаю, нечего не понимаю. Следователь же улыбается, его забвение испорченно их глупостью, его нервы жестоко играют над этими двумя. Он смотрит на них, видя игрушек, которые скоро сломает и радуется как дитя.

— Так, Помощник – обращается ко мне следователь. — Через часа два отчет о случившимся и… Ко мне. Понятно?

— Понятно. Отчет и к вам через 2 часа.

Два часа, то есть все надо быстро сделать, все нужно сделать, но это? Это что такое? Почему мне было страшно тогда, а сейчас ни капли. Все это смешно, все это грустно, все это глупо! Почему я хотел жить? Почему это чувство жизни все еще есть! Я же… я же…

Через час отчет был написан, все что произошло, было описана еще тогда, но бумагомарательство любимое дела нашего следователя, час я провел в попытках вывести все что было и осознать себя. Я не понимаю себя, я не понимаю других. Кто я? Где я? Почему я жить хочу, почему мне не страшно, почему все это глупа! Мир создавался, и яркие краски в них пугали меня. Что это, где это. Что за человек впереди, что за физиономия, что за осанка, почему черные волосы, синие глаза, нос картошкой и и глупый маленький рот. Мир появлялся, а в голове возникали голоса, имена, чувство. Что это, где это? Идти все тяжелей, больней. И вдруг он, Егор Вилов, почему я не почувствовал его. Я всегда чувствовал его, что это со мной. Он смотрит на меня. В нем нету злобы, грусти, ничего. Я подношу отчет? Странно? Чья рука. Я смотрю на нее, я сгибаю пальцы, они мои, но рука не моя. Она не черного цвета, ни кости да кожа, а жилистая мужская рука. Чья это рука. Егор смотрит на это, слегка улыбается и похлопывая своими руками.

— Ну что, поздравляю с повышением.- он говорит мне? –отчет можно — он протягивает руки. Я сжимаю их, но отдаю. Он подносит его, читает и вскользь говорит.- можете задавать любые вопросы, вижу, у вас их много.

— Да, — в голове кружилось много чего, но начну с него — мы все тут начинаем с преступников?

-Да, вопрос лишь в том с какими преступлениями сюдя приходим. Убийц, маньяков, нестабильных — он остановился- сами понимаете.

— А мы чем отличаемся?

— а Память еще не пришла? – удивленно спросил он.- в памяти ищите, все там. И кстати, как вас зовут?

Зовут, как зовут? Память словно смеясь кричит, а я говорю:

— Николой, фамилии пока не вспомнил, как и ответ. Но спасибо.

— что Вы, спасибо тут не надо. Надо работать. Искать команду, научиться ориентироваться в пространстве, много чему тебе у меня учиться. Как раз скоро дела, а после еще и еще и может и забвение получишь.

— А что это все же? — меня всегда это мучило — наркотик какой? — он смеется, надрывая живот и чуть ли не падает с созданного им же мирка.

— Да уж, ну вот к чему приходят мысли когда в той форме, ей богу, ни черта не замечаем когда в той форме. Ни замечая самого простого ответа- он встал и подошел ко мне, кинул руки на мои плечи и сказал. — ты всегда бодр, так.

— Так?- к чему это.

— Твой мозг работает, так?

— Так?

— А сон тебе нужен?

-Нужен. Стоп, сон…- все складивается, все мерцает в памяти.

— в том то и дела. — он отошел, убрав руки с плеч. — это и есть наша награда.

— А почему вы называете это…

— Потому же почему ты начал свое преображение раньше, чем я планировал, ну ладно и так сойдет.- И вдруг он задумался, подошел и взял вновь отчет, начел перечитывать его и нашел ответ — Видишь, — показал пальцем на строку –«Попытались завести разговор», в этом дело, ну скотину, ну берегитесь, легко не будет. Ну ладно. Вопросы?

— Нет. Больше нет. Можно иди. – у меня было куча вопрос, но лучше все узнать самому.

— Ладно, монстр Николой, Тебя вызовут на задание, а пока делай свой мирок где-нибудь. Ну ты понял- он показал на свою словно комнату мир.

Я повернулся, отдал честь, и вдруг, в пространстве отразилась дверь, я взял ручку, начал открывать ее, дверь открылась. Сладкое ощущение непонимание и радости, что это. Колебание, нет, ничего уже не изменить, все идет своим чередом. Страх, да он есть, он всегда будет, но есть и то к чему я так стремился, что так хотел и не осознано хотел забыть. Да, жизнь, я хочу жить, и не важно, кем я буду. Я иду.