Тринадцатая

В глубине пылающего жерла вулкана родились двенадцать братьев и сестёр джиннов. С вулканическим пеплом поднялись они высоко в небо. Каждый из двенадцати джиннаев обладал своими особенностями. Была среди них и Гуль, коварный оборотень, заманивающая людей на кладбища или в заброшенные места и поедающая покойных, и Маарид, исполняющий желания и ввергающий людей в грех, и Эфар, способный вселяться в их тела и заставляющий совершать постыдные вещи, и Силаат, способный уничтожать целые города и царства, и Конаяк, истощающий волю и жизненные силы людей, и Пери, прекрасная соблазнительница, красно-черный Бурак с мягкими ушами и крыльями, коварная птица Анкай и зловещий Рух. Когда потоки лавы почти иссякли, из глубины вулкана появилось ещё одно существо. У него были острые вытянутые уши, жёлтые кошачьи глаза, совершенно беззубый рот издавал слабое шипение, над ним нависал скрюченный нос. На всем горбатом теле ни одного шипа или гребня, на руках ни одного когтя. Огненно-рыжие волосы свисали на плечи двумя лохматыми косами. Оказалось, что только у этой джиннайки нет никаких особых талантов. Ей дали прозвище ПайдА, означающее бесполезная, нелепая. Каждый норовил её обидеть, унизить, пнуть. Ей приходилось прятаться, сидеть тихо в разных темных пещерках и гротах. ПайдЕ похвастаться было нечем, но она научилась распознавать, какие чувства обуревают братьев джиннаев и людей, и питаться их эмоциями, проникая в невидимое поле, окружавшее другое существо. Легче всего было питаться энергией людей, которые переживали горе, испытывали страх, беспокойство, разочарование, злость. И когда так случалось, стало открываться знание о прошлом человека до самых сокрытых тайн и секретов, а вслед за этим открывалось и будущее. Тогда ей эта способность не казалась чем-то важным, поэтому и рассказывать об этом она никому не стала.

Когда терпеть издевательства братьев и сестер больше не было сил, ПайдА решила уйти от своего невидимого народа и жить в мире людей. Она облюбовала небольшую рощицу джигиды и саксаула, сквозь которую проходил караванный путь к небольшому торговому городку. Люди здесь проезжали часто, останавливались переночевать. У каждого были свои проблемы и горести. Еды хватало, да и узнавала она об этих существах очень много.

Однажды Пайда дремала на толстой ветви сухого корявого дерева, когда почувствовала приближение человека, который был не просто расстроен. Он был в отчаянии. Путник ещё не показался из-за холма, но чуткий нюх уловил его запах. За многие годы еще никто не источал столь чудесный аромат. «О, ужас, — подумала она, когда увидела путницу, — говорят, что я уродлива, но это существо куда страшней.» Женщина устало присела на старую корягу у самого дерева, которое облюбовала для себя Пайда. Спустившись поближе, обитательница оазиса, проникла в ее горе, а потом и в сознание. Перед взором джиннайки пронеслось, как против воли ту выдали замуж, как муж унижал и бил её, как со своей родней подло выгнали из дома, обвинив во всех смертных грехах. А скоро еще должен родится ребенок. Так захотелось защитить эту уродливую женщину, помочь ей, особенно когда та вытащила из узелка небольшой сухарик, и, это была вся её еда. «Я не могу поймать для тебя зайца, но ты пришла на мою поляну, где много барбариса и облепихи возле родника. Люди это едят.» Целый день джинайка наблюдала за путницей. Когда та отдохнула и отправилась в путь, окинув прощальным взглядом своё обиталище, Пайда отправилась вслед за ней. Через пару дней они добрались до города, где женщина нашла приют у одинокой старушки, за помощь по дому и уход. Присутствия Пайды никто не замечал, и она облюбовала себе укромное местечко на одном из шкафов в доме. Когда женщина выходила из дома за водой или на рынок, следовала за ней по пятам.

Со временем старушка познакомила свою постоялицу с соседями. Это были милые добрые люди. Джинайка пробовала на вкус эмоции каждого из них. Одна из молодых соседок заинтересовала ее больше всех, потому что у нее с болью сжималось сердце, когда она слышала детский смех или плач. Муж этой женщины тоже стадал. Пережитое ими горе было сытной пищей. И Пайде открылось, что два года назад у них пропал ребенок. Тогда джинайка стала внимательно слушать человеческие сплетни и узнала, что в городе время от времени пропадают новорожденные младенцы. Это могла сделать только одна ведьма, черная албасты, очень опасное создание. Обычно они вредили женщинам, у которых рождался ребенок, но воруют младенцев только те из них, которые были когда-то людьми и их обратили. Ни в одном из миров еще не приходилось встречать такое существо. Пайда с чердака внимательно наблюдала за соседями. В один из теплых осенних дней из соседнего дома вывели погреться на солнышке старушку, которую раньше она не видела. Джинайку не обманула ее кажущаяся беспомощность. В доме соседей ту называли бабушкой, но она не была даже дальней родственницей. От этой старухи исходил резкий запах опасности. Пайда почувствовала, что та живет уже не одну сотню лет и сейчас очень голодна. И теперь эта черная албасты учуяла запах ребенка, который скоро должен появиться на свет.

— Деточка, подойди ко мне! – позвала она будущую мать.

— Как вы себя чувствуете, бабушка? – спросила подопечная Пайды

— Тебя как зовут?

— Асия, бабушка.

— Подойди ближе, Асия, хочу благословить тебя и твоего сыночка, который скоро появится на свет!

Ее дрожащие руки прикоснулись к животу женщины. Пайда чувствовала, что старуха готова прямо сейчас разорвать ее и проглотить еще не рожденного младенца.

В эту ночь джинайка приняла очень важное решение. Наступило полнолуние, она вознеслась над городом высоко в ночное небо, зависнув на фоне луны, взмахнув руками и сложив пальцы в мудру, которая сняла с нее заклинание, скрывающее от братьев джиннаев. Всю свою силу она направила, чтобы ее призыв услышал Ифтаар, один из перворожденных и самых мудрых джиннов. Ее кошачьи глаза вспыхнули желтым огнем и это свечение окутало все невидимое тело.

— О, мудрый Ифтаар! Я, недостойная Пайда, обращаюсь к тебе. В твоей воле уничтожить меня за дерзость. Но я вынуждена простить у тебя совета. Как мне одолеть черную албасты? Я слабая и бесполезная джиннайка. Но мое чутье подсказывает, что ребенок, которого она хочет украсть, очень важен. Если я не сберегу ребенка, Ифтаар, убей меня сам. Не поручай это моим братьям.

— Ты справишься, Пайда! – услышала она голос, подобный дуновению ветра, — Ты так долго живешь среди людей, что стала сильнее каждого из нас, потому что твое сердце научилось любить.

«Как странно, — думала Пайда, вернувшись в дом — как это можно, чтобы какая-то непонятная любовь, давала такие силы».

Ребенок родился на третий день полнолуния. Когда джиннайка увидела это крохотное создание, все ее невидимое тело задрожало. Эта дрожь волнами накатывала откуда-то из груди. Она готова была сутками не отлучаться от колыбели. Ей казалось, что ребенок даже похож на нее. И пусть у него нет горба, зато так же как у нее, нет клыков и когтей. Да и его мать не такая уж уродливая, похоже чувствует такую же… любовь.

Через пару недель Асие пришлось оставить сына без присмотра и пойти за лекарем для внезапно захворавшей хозяйки дома. Пайда засомневалась, пойти за матерью малыша или остаться. Быстро темнело и сопроводив женщину до калитки, она все же вернулась. Ее чуткий нюх уловил присутствие чужого человека. Затаившись на шкафу, она наблюдала, как их соседка, казавшаяся дряхлой и беспомощной, ловко запрыгнула в окно и медленно приблизилась к спящему мальчику. Трясущимися скрюченными пальцами убрала одеялко. Ее сморщенные губы подрагивали от предвкушения. Руки потянулись к ребенку, рот стал раскрываться шире и шире.

Кошачьи глаза Пайды вспыхнули и поток желтого света отшвырнул ведьму от колыбельки. Албасты быстро поднялась, но джиннайка на давала ей приблизиться. Желтое свечение окутывало колыбель и сильно обжигало.

— Не мешай мне! – прошипела она.

— Ты не получишь этого мальчика.

— Если бы ты хоть на что-то была способна, тебе не дали бы такого позорного прозвища.

— Лучше тебе не знать, на что я способна. – Пайда чувствовала, как растет злость албасты и проникла в эту нарастающую свирепость. Пожирательница детей чувствовала, как быстро тают ее силы, как чужое неведомое сознание проникает в ее собственное, вытаскивая все тайны, даже те, о которых она и сама уже успела забыть. Перед мысленным взором Пайды пронеслась жизнь ведьмы. Совсем молодой девушкой ее сосватали за хорошего парня. По пути в дом жениха с небольшим караваном, нагруженным приданным, на них напали разбойники, разграбили караван, убили жениха, нескольких выживших заковали и погнали на невольничий рынок. Там ее купили, но девушке удалось сбежать. Полуживая от голода, в горах она набрела на дом одиноко живущего колдуна и осталась в его доме под защитой магических сил. Через некоторое время колдун сделал ее женой. Он открывал ей тайны своего искусства, предложил провести обряд, чтобы она, его возлюбленная жена, обрела бессмертие. Сначала ее это напугало, и она отказалась, но заметив на своем лице следы, которые оставляет возраст, сама попросила мужа дать ей бессмертие. Тот провел обряд, опоив ее специально приготовленным ядом и после вернув к жизни. Чтобы сохранять молодость и жить вечно, раз в три года она должна была живьем проглатывать младенца. Колдуну работорговцы привозили в нужное время ребенка, за которого он платил им золотом. Жажда жизни и знаний у новообращенной албасты, была ненасытной. Ей хотелось узнать всю магическую науку мужа, повидать мир, побывать в разных странах, а муж, постоянно напоминал ей про законы и правила, которые надо неукоснительно соблюдать. Когда в условленном месте колдун оставил золото, она забрала ребенка, оставленного работорговцами и усыпила его снадобьем. Время у колдуна было на исходе, и он рассыпался в прах на рассвете следующего дня. Албасты проглотила спрятанного младенца и покинула ставший ненавистным дом. Всякий раз, когда она намеревалась завладеть сердцем и имуществом очередного мужа, она находила новорожденного и съедала его, не придерживаясь правил, которым учил ее колдун. И получила наказание за свою жадность. Она стала стареть, ничто не помогало остановить это. В итоге, лет через триста, она превратилась в дряхлую старуху, под видом родственницы жила в разных семьях и похищала новорожденных, чтобы сохранять свою жизнь.

— Послушай, старая ведьма, я не могу лишить тебя жизни, но могу выпить всю твою силу или призвать одну из сестер, Анкай или Рух, и попросить их чтобы не опускали на землю, пока солнце твоего последнего дня не превратит тебя в прах, которым ты должна быть давно.

— Пощади!.. Я уеду с караваном, который уходит завтра. И пусть создатель решит мою судьбу.

— Знаю, что хитришь. Но позволю тебе уехать. А ты поклянешься забыть об этом ребенке.

— Я не хочу ссориться с народом джиннаев. Но этот мальчик так пахнет…

— Убирайся, албасты!

Ведьма еле выбралась в окно, как пришла. Силы ее были на исходе.

Через день ее проводили, снабдив всем необходимым в дорогу. Молодой паре, которые считали ее родственницей, она рассказала, что отправляется в паломничество. Теперь Пайда смогла вздохнуть спокойно. Малыш был в безопасности.

***

На одной из стоянок, старая албасты покинула караван. Она долго брела куда глаза глядят, понимая, что время на исходе и что ее уход из жизни людям лучше не видеть. Свежий утренний ветерок донес из ущелья запах дыма и вдалеке на излучине горной речушки она увидела юрту пастуха. Навстречу несчастной старушке вышла его молодая жена и предложила чашку молока. Албасты встрепенулась, услышав в юрте плач младенца.

***

Пайда неотлучно находилась с ребенком, радуясь, что он быстро растет, наблюдая как делает первые шаги, как произносит первые слова. «Что же такого особенного в этом ребенке» — часто думала она.

— Бабушка, мой Адильчик так странно играет, как будто с ним рядом кто-то. Но ведь у нас даже кошки нет. – обратилась Асия как-то к хозяйке.

— Он же ребенок, дочка.

Пайда посмотрела на мальчика, который пытался ухватить ее за рыжие косы и поняла, что особенного в этом ребенке – он видит ее, невидимую другим людям джиннайку.