« Девочка из леса » три месяца в лесу

«Семья – это общество в миниатюре,

от целостности которого зависит

нравственность человеческого общества»

(Ф. Адлер)

Глава 1

Четвертое июня 8:45. Из вагона поезда вышел блондин с яркими, выразительными янтарными глазами необычного, немного пугающего разреза. Он рассеяно огляделся по сторонам и направился в сторону выхода с вокзала, катя за собой большой чемодан. Это была первая в его жизни самостоятельная дальняя поездка.

8:55. Парень вышел с вокзала. Достав из кармана красной куртки (лето только началось, и по утрам было еще немного прохладно) телефон, еще раз огляделся и, наконец, найдя то, что искал, подошел к черной иномарке. Водитель, мужчина средних лет, аккуратно выбритый, одетый в дорогой костюм, помог юноше загрузить в багажник чемодан.

9:00. Водитель провернул ключ, тихо заработал двигатель, и машина поехала. Отсчет пошел.

Этим летом родители, желая поддержать отношения с семьей, отправили Даню погостить к родственникам. Парню они сказали, что ему на пользу пойдет общение с братьями и сестрами, а также местная природа. Семья, в кругу которой юноше предстояло провести свое лето, была довольно необычной, в ней уживалось пятнадцать людей, среди которых тринадцать человек – дети: пять девочек и восемь мальчиков. Большинство детей были погодки и потому семья была очень дружной, по крайней мере, так говорили парню родители. Все они жили на огромной территории в лесной зоне, которую глава семейства выкупил полностью. Лес расстилался на несколько километров во всех направлениях. Виктору Жене – так звали главу этого немаленького семейства, врача-хирурга, имеющего свою собственную клинику – позволили купить эти земли при условии, что сохранится большая часть леса со всеми ее обитателями. Виктор выполнил это условие и теперь у него был личный особняк в личном лесу. Нахваливая это место, Дане часто рассказывали, что иногда, когда члены семьи гуляют по территории поместья, маленькие лисята могут выйти к ним навстречу. Опасность конечно присутствует – никто не знает, может рядом бродит волк или спит медведь, но все надеются, что забор, ограждающий территорию жилую от лесной, защитит от диких зверей.

Сейчас Даня ехал по вымощенной красным кирпичом дороге в лесу, хотя это уже была территория семьи или, как его иногда называли, поместья Жене. Он видел этих людей всего один раз, когда был еще четырехлетним мальчиком, и очень волновался перед встречей. В то время большей части детей еще не было даже в планах, а те, что были, были очень маленькими, хотя и было несколько детей уже школьного возраста. Сейчас, глядя в окно, прижавшись лбом к холодному стеклу, парень крутил в руках фотографию девушки, вырезанную из общей фотографии. Он всегда носил ее с собой в кармане. Брал даже в школу, как талисман: на удачу. Девушка ему очень понравилась, хотя и была его кузиной. На фотографии она еще была маленькой девочкой, но очень миленькой, с большими голубыми глазами, с интересом смотревшими на фотографа, с широкой, искренней улыбкой и рыжими непослушными волосами. Ей было около трех лет.

Машина подъехала к воротам особняка и заехала во двор. Лес остался за высоким забором, впереди разворачивался оплетенный большим количеством дорожек газон, в центре которого находился небольшой, но очень красивый фонтан с мраморной фигурой в центре. Двор уже говорил о богатстве живущих здесь людей. Дом выглядел как старинный английский особняк, возможно один из тех, что однажды, расследуя очередное преступление, мог посетить известный всем персонаж книги Артура Конана Дойля – Шерлок Холмс. Вопреки ожиданиям, на улице никого не было, никто не вышел встречать парня, и он самостоятельно зашел в дом, надеясь там отыскать хоть одну живую душу. Огромная дверь за спиной юноши глухо захлопнулась. Помещение освещалось только светом от окон, но, благодаря тому, что окна были огромными, оставалось светлым. Невероятных размеров лестница, на которой были расстелены ковры, поразила парня. Раньше такие лестницы он видел лишь в музеях вроде эрмитажа, да на картинках в книгах про аристократов и благородные семьи. Он знал, что его родня богата, но к такому готов не был. Даня поставил чемодан у входа. Казалось бы, нереальная для дома, в котором живут пятнадцать человек, тишина окутывала юношу, он был словно погружен в атмосферу всеми покинутого, но почему-то ухоженного замка девятнадцатого века. Любимого Даней века.

— Есть кто живой?! – прокричал Даня как можно громче, и крик его отражаясь от стен усилился в несколько раз.

— Дура, – послышалось откуда-то сбоку. Даня обернулся. В стене, со стороны которой донесся голос, была небольшая, незаметная с первого взгляда, дверь, вероятно, там было служебное помещение, – ты хотела его напугать, но теперь нам будет неловко выходить!

— Сам дурак. «Давай еще немного подождем». Чьи слова?! – послышался еще один детский голос, но на этот раз девчачий.

Послышалось шуршание и недовольное кряхтение, вероятно, ребята менялись местами, или просто переминались с ноги на ногу.

— Я вообще был против всего этого. Я говорил, надо его нормально встретить. Ему, так-то, всего семнадцать. – прошептал взрослый мужской голос.

— А тебя сюда вообще никто не звал. Ты что тут делал?

— У него роман с горничной. Мы его почти заметили, вот он и спрятался в кладовку. И мы туда же. Ширинку-то застегнул?

— Вообще-то я тебя старше, братец, имей уважение. И я не собирался с ней спать. Ничего не было! – в голосе говорящего послышалось нескрываемое раздражение.

— Заткнитесь уже! Он сюда идет! – прошептала девочка.

В этот момент Даня открыл дверь, и из кладовки вывалилась троица. Двое из них были похожи как две капли воды: оба кучерявые рыжие с блестящими зелеными глазами. Они были младше Дани. Третий – парень значительно старше их всех. У него были темные волосы и такие же как у двойняшек зеленые глаза.

— Где ты меня лапаешь? – завопила девчонка, спихивая с себя мальчишку, похожего на нее словно отражение в зеркале.

— Было бы что лапать. – съязвил парень, пытаясь слезть с сестры. Ему помог брат, который уже поднялся на ноги и с недовольным лицом отряхнул брюки.

— Извини за это. – раздалось откуда-то сзади.

Даня обернулся и увидел голубоглазую шатенку, примерно того же возраста что и он. Если бы Даня еще не хранил в своем сердце любовь, он бы наверняка влюбился: длинные каштановые волосы, собранные в высокий хвост, голубое легкое платье, подчеркивающее округлые формы груди и тонкую талию, оголяющее стройные длинные ноги в черных балетках; в руках она держала черный клатч, на фоне которого был хорошо заметен маникюр такого же голубого цвета, как и глаза девушки.

— Меня зовут Кристина. Это двойняшки – девочка – Евгения, мальчик – Александр. Парня, что держит Сашу за воротник, зовут Владимир. Он самый старший из нас всех. Ему двадцать. А ты, наверное, наш двоюродный брат. Даня, верно? Добро пожаловать.

— Здрасте. Я на каникулы к вам. – улыбнулся Даня, немного засмущавшись официального тона сестры.

— Да мы знаем. Слушай, а тебе правда семнадцать? Ты такой высокий. Кристине тоже семнадцать, но она ниже. – Саша вопросительно уставился на брата.

— Это потому что Кристина девушка, дубина. Девушки всегда ниже. – мгновенно ответила Женя, недовольно скрещивая руки на груди. Даня сразу понял, что эта маленькая девочка весьма резкая и грубая особа. Вероятно ей хотелось быть такой же, как Кристина (Даня заметил сходство в том, как девочки возмущенно вздернули носы к верху).

— А мы одного роста, значит и ты парень! – захохотал Саша, которого совсем не обидело грубое обращение сестры.

— Не ссорьтесь. У всех все по-разному. А вы одного роста, потому что дети и, вдобавок, двойняшки. – ответила Кристина. – Вова, я ухожу. Если Моника вернется, накорми ее.

— Она не ела? – с грустью в голосе спросил Владимир.

— Опять сбежала. – качнула головой девушка.

— А кто такая Моника? – спросил Даня, ничего не понимая в разговоре брата и сестры.

— Моника – наша сестра, – ответила Женя, потягиваясь на полу. Ее так никто и не поднял с пола, да и сама она не торопилась вставать, будто пол был самым удобным местом в доме, – ее от нас почему-то скрывали, а потом медведь зимой разрушил сарай за участком, где у нас нет заборов. Нам тогда про Монику и рассказали. Все думали ее съели, а она весной пришла.

— А почему ее скрывали? – изумился Даня.

— Не твоего ума дело. – Довольно грубо ответил Владимир, которого явно разозлила разговорчивость младшей сестры, – есть вещи, которые касаются только близких родственников, –особенно выделяя слово «близких», парень поднял сестру с пола, довольно сильно схватив и потянув за руку.

— Прости, – смутился Даня и постарался сменить тему, – а где я жить буду?

— Мы проводим! – в один голос объявили двойняшки.

Глава 2

Двойняшки уверенно шли впереди Дани и вместе тащили его чемодан, который отобрали у него еще на первом этаже, заявив, что он гость, поэтому вещи должны нести они. Парень шел позади и осматривался. Высокие потолки, картины на стенах, множество дверей, дорогой, на вид, ковер под ногами, колонны, вазы, статуэтки – все это было так необычно для парня, родившегося и всю жизнь прожившего в каменных джунглях. Его вновь посетила мысль, что он попал в сказку.

— Твоя комната расположена рядом с нашей. Она очень большая и красивая. Тебе точно понравится! – с улыбкой сказала девочка.

— Значит, мы соседи. Забавно. Может, расскажете о себе? – спросил Даня, разглядывая одежду брата и сестры. Они были одеты словно принц и принцесса. Евгения шуршала пышной юбкой зеленого платья, оголявшего ее плечи и открывая спину с множеством родинок, которые выстраивались в узор, белые гольфы и зеленые сандалики. Даня никак не мог понять, как девочка могла валяться на полу в таком красивом наряде. Александр был одет более сдержано, но не менее роскошно. Черные брюки, белая рубашка, пиджак с золотыми запонками. Он постоянно касался уложенных волос, будто они все время мешали ему. Брат и сестры хорошо дополняли друг друга, но несмотря на то, что выглядели они в своих нарядах блистательно, что-то выдавало то, что чувствовали они себя в них не так уверенно, как хотели. А главное, что не соответствовало их виду – их характеры.

— Нам по тринадцать лет. Как видишь, мы очень похожи. На самом деле мы редко ссоримся, так, подшучиваем друг над другом. Мы же все-таки даже до рождения вместе были. – ответил мальчик, одернув пиджак и с улыбкой посмотрев на брата.

— А вы всегда так одеваетесь? Выглядите как самые настоящие аристократы из книг. Будто на бал собрались, – усмехнулся Даня, чувствуя себя не в своей тарелке, находясь рядом с детьми с картинки.

— Нет, – качнула головой Женя, – мы надели такую одежду из-за тебя. Ну, праздник. Обычно мы не носим ни костюм, ни платье. Это одежда, которую мы должны надевать, когда посещаем какие-то важные мероприятия.

— Ясно. – теперь Даня почувствовал себя гораздо лучше, и даже улыбнулся от мысли, что ради него так старались.

— Сегодня уже поздно. Спустишься на ужин с нами? – Саша очень внимательно рассматривал старшего брата.

— Да, думаю как раз к ужину я закончу с вещами. А вы на ужин все вместе собираетесь?

— Да. – вместе ответили брат с сестрой.

— И… Моника? – Даню очень заинтересовала эта девочка. Она сумела его удивить, даже не показав своего лица.

Двойняшки переглянулись.

— Не всегда. Мы многое не понимаем в ней. Я не понимаю, зачем так красить глаза и так одеваться – начала Женя.

— Я не понимаю, зачем она уходит из дома надолго и где находится – продолжил Саша.

— А вместе мы не понимаем, почему нам сказали держаться от нее подальше, – с этими словами двойняшки оставили чемодан у двери и закрылись в соседней комнате.

— Понятно – протянул Даня, заходя в комнату.

Комната и вправду была огромной. Двухместная кровать, на подобных Даня еще никогда не спал, шторы до пола, закрывающие два больших окна: письменный стол у одного и мраморный подоконник, на котором лежало несколько подушек, вероятно, чтобы можно было читать сидя там, или рисовать, слушать музыку, наблюдая красивый лесной пейзаж – шкаф для вещей в углу, зеркало в пол. Рядом с зеркалом была еще одна дверь. Даня открыл ее. За дверью находилась ванна, душевая кабинка, унитаз и раковина. Парень вышел из ванной комнаты и подошел к одному из окон. Уперевшись руками в стол он выглянул наружу. С этой стороны дома открывался замечательный вид на лес. Где-то вдали виднелось озеро, переливающееся на солнце. Недалеко от него должен был быть забор, ограждающий участок от остального леса, а это значило, что на озеро можно было ходить купаться. Вдруг прямо перед ним показалось голубоглазое мальчишечье лицо, обрамленное прямыми рыжими волосами. Испугавшись, Даня отступил назад и упал на пол. По стеклу постучали.

— Ты меня впустишь? – спросил мальчик, и его пухлые розовые губки растянулись в улыбке.

— Да, сейчас. – пришел в себя парень.

Даня поднялся с пола и открыл мальчишке окно. Тот ловко, будто делает это каждый день, запрыгнул внутрь. Мальчик подошел к зеркалу и вытащил из волос застрявшие листья. Закончив вытаскивать из волос листву, мальчишка показал самому себе язык и улыбнулся так, что стало видно его белоснежные зубы. Казалось, ему нет никакого дела до того, что на него смотрят.

— Я очень хотел на тебя посмотреть и поэтому залез на дерево. Я Сережа. Один из братьев. Мне восемь. – ребенок наконец обратил внимание на брата, тихо стоящего посреди комнаты.

— Почему же ты не вышел с остальными, если хотел на меня посмотреть?

— Ага, я выйду, а они сразу пристанут. За уроки посадят и не выйду вообще. – Сережа замотал головой, выражая категорический отказ выполнению уроков.

— Но ведь лето же, – удивился парень.

Мальчик махнул рукой, не желая тратить время на объяснения, и бесцеремонно открыл Данин чемодан.

— Я помогу.

Даня ничего не ответил, да и что тут было отвечать, его же не спросили, нужна ли ему помощь, ему просто сообщили, что помогут. Вместе они начали разбирать вещи. Все то время, что братья разбирали вещи, Даня не сводил глаз с ребенка. У мальчика было довольно худое тело, тонкие руки и ноги, прямые рыжие волосы, зачесанные на бок. На пухлой щечке виднелась небольшая царапинка, она еще кровоточила, поэтому Даня решил, что ребенок получил ее только что, лазая по деревьям. Одежда этого улыбчивого малыша была такая же необычная, как и он сам: синие ботинки, гольфы, синие шорты, матроска и бескозырка с блинными лентами.

— Почему ты в матроске? – поинтересовался парень, все-таки не удержавшись от вопроса.

— А ты имеешь предрассудки по поводу мальчиков в матросках? – Сережа выдал слишком умный для своего возраста ответ, – Я хочу быть моряком. Матросом! Сестренка сказала, что мне идет. Она еще говорила кое-что, но Лера запретила мне об этом говорить.

— Какая сестренка? И кто такая Лера?

— Сестренка Моника сказала мне это. А Лера – сестренка, что присматривает за мной. У нас все за кем-нибудь присматривают. Старший за младшим. Нас так учили.

— А почему за тобой присматривают не двойняшки?

— Это же очевидно. – Мальчик поднял указательный палец вверх и закрыл глаза, наверное, он видел такое в каком-нибудь мультике. – Они присматривают друг за другом. Женя за Сашей, Саша за Женей.

— А что сестренка Лера запретила тебе говорить? – в Дане проснулось любопытство. Ему казалось, сейчас он сможет многое узнать о семье.

— Не скажу. Нельзя. – отвернулся мальчик. Значит тайна. Но это только сильней подстегивало Данино любопытство. Предчувствие никогда не врало сейчас он узнает что-то очень важное. Сердце заколотилось сильнее, от предвкушения пересохли губы.

— Сколько Лере лет? – Даня решил пойти на хитрость. Он был уверен, что мальчик купится на его уловку.

— Четырнадцать. – неуверенно ответил малыш.

— Видишь, я старше. Я никому не скажу. Обещаю.

— Ладно. – Даня улыбнулся: рыбка заглотила наживку. Мальчик придвинулся поближе к брату, – она сказала, что так я буду нравиться всем. И мальчикам, и девочкам. Она сказала, что они сделают мне очень-очень хорошо. Только я не понял как и зачем.

Даня в ужасе закрыл рот руками. Сердце, так сильно стучавшее от предвкушения, вдруг остановилось. Парень почувствовал отвращение, но постарался не показывать этого. Он видел, что младший брат смотрит на него совершенно непонимающими глазами, а значит он чист и невинен.

— Лера права. Никому не говори об этом. Лучше вообще забудь о том, что сказала тебе сестренка Моника. Это немного неправильно, – велел Даня. У него в голове не укладывалось, как его сестра могла такое сказать ребенку.

Глава 3

В столовую Даня спустился вместе с Сережей. За столом сидели не только те, кого Даня уже видел: двойняшки, не дождавшиеся Дани на верху, Кристина, которая успела вернуться домой, и Владимир – но и трое новых лиц: две девочки и мальчик.

Мальчик явно был чем-то сильно рассержен и расстроен. Он с раздражением посмотрел на гостя. У него были прямые черные волосы, закрывающие глаза почти полностью. В руках он крутил два средних по размеру железных шарика. Из-под воротника темно-синей рубашки были видны пластыри. Рядом с ним сидела довольно взрослая девушка с зелеными, яркими глазами и темными, как уголь распущенными волосами. На девушке было надето красное платье с длинным рукавом и подолом ассиметричного кроя. Она расчесывала младшую сестренку, пьющую яблочный сок из стакана. Девушка заплела девочке две черненькие косички и, погладив по голове, отпустила за стол.

— Лера! – улыбнулся Сережа и крепко обнял девочку с косичками. – Юля! Ты приехала! – мальчик будто светился от радости.

— Приехала она, понимаете ли, а мне почему не радуешься? – стукнул по столу кулаком парень.

— Потому что из-за тебя Юля и уезжала. Угораздило же тебя в полицейский участок попасть. – повернулась к нему девочка с косичками. Даня увидел, как недовольно блеснули ее глаза. Необычные глаза: правый глаз был ярко-зеленый, а левый ярко-голубой. Гетерохромия.

— Я не виноват, – брякнул об стол шарики юноша, – этот козел первый полез!

— А ты у нас?.. – протянул в непонятках Даня.

— Кирилл. Шестнадцать лет. Доволен? Тебя вообще здесь быть не должно! – парень поднял глаза на брата и злобно улыбнулся. – Боже, нам тяжело придется с тобой этим летом. Твои глаза просто ужасны!

Даня смутился. Он прекрасно знал, что его глаза пугают людей, у него довольно злобный взгляд, несмотря на мягкий, добрый характер, но при этом юноша уже довольно давно не слышал ничего подобного в свой адрес. Все, кто его знал, уже не обращали внимание на отталкивающий взгляд. За то время, что Даня находился в этом доме, несмотря на то, что многие смотрели на Даню с неким подозрением, никто еще не сказал ему про глаза. Все молчали, потому что он был их братом, и только этот мальчишка сказал то, что думал. И это ранило Даню, отвыкшего от оскорблений, касаемых внешности.

— Не смей грубить старшему брату! – Владимир дал подзатыльник мальчишке. Он был старшим, поэтому имел на это право. – Извинись немедленно! Даня, он это не со зла, просто он чувствует вину за то, что попался на драке. Он не самый лучший в нашей семье, но поверь, не самый худший.

Парень поджал губы, нахмурился, сжал кулаки, но все же расслабился и посмотрел на Даню полными раскаяния глазами.

— Прости, я действительно был не прав. Вова прав, я просто разозлился. Надеюсь, ты простишь меня?

— Нет, ничего, я не злюсь. Просто немного обидно, я не виноват в том, как выглядит мое лицо. У тебя переходный период и тебе трудно контролировать свои эмоции, я все понимаю, сам был такой же, буквально год назад. Это пройдет. Ну да ладно, – смутился Даня, присаживаясь за стол и переводя взгляд на сестер. – Ты, наверное, Лера, а ты? О тебе я еще не слышал, – обратился он к девушкам.

— Я Юля, родилась, когда Вовке был год. Я старшая дочь. Как правило занимаюсь воспитанием девочек. Ну и забираю некоторых мальчиков, попавших в неприятности, так как кое-кто водить не научился – она с укором посмотрела сперва на Кирилла, а потом и на Вову.

— А где остальные?

— Моника где-то шляется, а мальчишки с родителями. Вообще от них не отходят. Самому младшему – Юрке – год, Антошке – два, а Мише пять. Паша у нас красавчик, внешность модельная, ему восемнадцать. Он не выйдет… Сказал занят чем-то. – пожала плечами девушка.

— Весело, наверное, такой большой семьей? – улыбнулся Даня, ерзая на стуле. Он уже немного запутался в том, кто есть кто. Слишком много информации для первого дня.

— Ну да, скучно не бывает. Но и спокойствия не жди. Каждый день – история.

— Да, я одну уже слышал. Про девочку из леса. – Даня внимательно посмотрел на старшую сестру. Ему была интересна ее реакция, поскольку все остальные реагировали одинаково – взглядом, говорящим «не лезь в нашу жизнь».

— А… ты про это. Подробностей рассказать не могу. Уж прости. Как ты, освоился уже? – перевела тему Юля.

— Да, освоился, – немного разочарованно ответил юноша, он не ожидал ничего другого, но все равно почувствовал неудовлетворение. – Вещи разложил. Я в окно озеро видел. Может, кто из братьев сходит со мной?

— Кирилла возьми. Он знаешь как плавает! – воскликнула Лера, – к тому же он давно не ходил. Пойдешь с ним, Кирилл?

— Эх ладно, но если утонешь, сам виноват.

— Не утону, не надейся – засмеялся Даня. Да, он больше не злился на этого мальчишку. Он видел в этом грубияне их общую семейную черту, а потому не винил за дерзость, а то, что вырвалось изо рта – юношеская вспыльчивость и глупость, которая изгладится с годами.

— Ладно, шутки в сторону, за стол. – хлопнул в ладоши Владимир.

Обед прошел в теплой семейной атмосфере. Все смеялись, шутили. Больше всех радовался Сережка. Казалось, он всегда был жизнерадостным. Паша так и не спустился из своей комнаты, что не особо сильно расстроило Даню. Парню и без того было весело. Еще никогда он не ел в такой большой компании. Пообедав, все отправились по своим комнатам. Юноша решил вздремнуть, в поезде ему плохо спалось, а сегодня вставать пришлось довольно рано. Даня набрал ванну с пеной. Опускаясь в воду, парень почувствовал, как расслабляются все мышцы. Он даже не подозревал, что был так напряжен. Всю усталость смыла горячая вода и Даня почувствовал себя снова живым и полным сил, наверное именно этого не хватало ему в поезде. Юноша еще около часа слышал, как за стеной играют двойняшки. Дети довольно сильно шумели и смеялись, бегая по комнате. Даня слегка завидовал им. В этой семье никто не был одинок, а он рос один с родителями, вечно занятыми на работе, но он не обижался, у него было все, что было ему необходимо. Вскоре все звуки стихли – Даня погрузился в глубокий сон. Ему снился мальчик в окне, брюнет, злобно ругающий его глаза, и девочка с фотографии. Она улыбалась и держала его за руку, весело смеясь и бегая вместе с ним по большому дому. Ее рыжие кудряшки щекотали ей пухлые щечки, и она то и дело пыталась спрятать их за уши, но пряди все равно выпадали и вновь щекотали хозяйку. И Даня смеялся вместе с ней, забыв обо всех своих делах. Ему было хорошо с этой малышкой. Парень улыбнулся во сне.

Глава 4

Проснулся Даня от непонятного шума за стеной. В комнате было темно и Даня глянул на часы. Накопившаяся усталость дала о себе знать: юноша спал довольно долго – было всего два ночи. Парень поднялся с кровати, надел футболку и, поправив у зеркала блондинистые волосы, запутавшиеся, пока он спал, направился к двери.

Выйдя из комнаты, Даня прислушался: с одной стороны мирно посапывали в своих кроватях двойняшки, а это значит, звук шел с другой стороны – слева. Парень пошел на звук. Слишком громко в ночи скрипели под ногами половицы, шуршала одежда, и, казалось, можно было услышать биение сердца, предчувствующего что-то страшное. Наконец Даня нашел источник звука: приоткрытая дверь. На двери висела пластиковая табличка, с выведенными на ней крупными красными буквами. Павел, вот кому принадлежала эта комната. Сердце быстро билось о грудную клетку, капля пота скатилась по виску. Что там? Любопытство взяло верх над Даней и подросток заглянул в щель между стеной и дверью и увидел картину, от которой в его жилах застыла кровь.

В комнате, освещаемой только светом луны из открытого окна, Даня увидел то, что видеть ему не следовало. На кровати лежал парень, лицо которого юноша не мог разглядеть, на нем сидела девушка. Она быстро двигалась вверх и вниз, и Даня мог видеть, как дрожит ее тело, поднимается и опускается грудь, как она запрокидывает голову, и как нежно ласкает ее тело парень. Он то грубо хватал ее за волосы, то прижимался к ней всем телом и кусал за ключицы, то ускорялся, то замедлялся. По всей комнате раздавались стоны удовольствия двух молодых людей. Даня не мог пошевелиться, что-то подобное он мог видеть, только включая видео, но, в отличии он сверстников, парень не интересовался подобными роликами, поэтому созерцание интимной сцены было для него впервые. То, за что некоторые из его класса отдали бы душу, нашло Даню само. Его взгляд приковало к паре, но он все же заметил, как от стены отделилась тень и занесла руки над девушкой. Что-то блеснуло в свете луны. Раздался женский вопль, полный боли и страха. И тишина. Даня чувствовал, как трясется его тело, подгибаются ноги, как течет по вискам холодный пот. В свете от окна он мог разглядеть силуэт девушки с короткими, кучерявыми волосами, торчащими в разные стороны. Ставни были приоткрыты – жара стояла ужасная – и короткая юбка девушки развивалась, подхваченная легким ветерком. Сверху была надета толстовка, делающая тело девушки практически бесформенным. Она держала в руке нож и смеялась пугающим, истеричным смехом, от которого тело юноши покрывалось мурашками. Но вот она будто что-то почувствовала и повернулась в сторону открытой двери. Даня успел скрыться в тени. Он быстро, но осторожно, стараясь не слишком шуметь половицами, прошел в свою комнату и закрыл ее на замок, то же он сделал и с окном. Задернув шторы, парень залез под одеяло с головой и пытался уснуть, но в ушах у него эхом звучал леденящий кровь вопль убитой девушки.

Глава 5

Ночью Даня почти не спал. Ему постоянно казалось, что кто-то стоит у кровати и смотрит на него. Когда он все же засыпал, ворочался от кошмаров. Ему снилось, что он не успел убежать, его поймали и убили. Он просыпался, подскакивая на кровати в холодном поту, уже пропитавшем всю футболку, и начинал думать. Думать о том, почему закричала только девушка, в соседней комнате два трупа или один, что случилось с Пашей. Перед глазами все еще стояла та жуткая картина. Даня будто сидел перед телевизором, по которому показывают только одну передачу: он снова и снова видел блеск ножа, падение стройного тела, слышал крик и смех. Он представлял, что утром все спустятся к завтраку, а его брат нет, тогда служанка поднимется и постучит к нему в комнату, но ей не откроют, и она пойдет за ключом, и откроет дверь, и увидит тела… Его каникулы закончились, не успев начаться.

Как только сквозь щель между занавесками в комнату упали первые лучи солнца, Даня поднялся с кровати. Голова раскалывалась, ноги подкашивались – сказывалась нехватка сна и ночь, проведенная в тревоге. Даня прошел мимо зеркала с опущенной головой, не желая видеть свое лицо. Он точно знал, что синяки под глазами сильно ухудшили ситуацию с его глазами. Даня открыл дверь и увидел перед собой очень красивую девушку с огненно-рыжими, плохо уложенными волосами с глубокими ярко-голубыми глазами. Она втолкнула его обратно в комнату и закрыла за собой дверь.

— Ты видел? – спросила девушка, хватая Даню за грудки.

— Видел что? – спросил Даня, осторожно касаясь запястий девушки. Он выбрал тактику «ничего не видел, ничего не слышал».

— Я убила ее. Я знаю, ты видел. Все дома знают, что ночью нельзя выходить из комнаты, даже если считаешь это необходимым. Нельзя реагировать на звуки за дверью, – шепотом произнесла незнакомка, хлопая большими глазами. Они сами по себе были очень красивые и большие, но от количества косметики, казались еще больше, создавалось впечатление, что они занимают пол лица девушки.

— Я ничего не видел, только слышал. – ответил Даня, не имея сил отвести взгляда от больших глаз девушки.

— Я убью тебя – произнесла девушка, обнимая за шею парня. Широкая улыбка растянулась на лице рыжей убийцы. Даня почувствовал, как грудь девушки упирается в него. – Хочешь? – шепнула она ему на ухо.

— Верю. А если я буду молчать, у меня есть шанс выжить?

Девушка отстранилась от парня и удивленно посмотрела на него. Только сейчас в этой пугающей девчонке Даня узнал девочку с фотографии, и понимание того, что девочка с фотографии, которую он искал, встречи с которой ждал, сейчас держала его за футболку и грозилась убить, заставило его сердце трепетать, а трепет сердца заставил Даню ужаснуться. Ее волосы были очень коротко острижены, но даже так она выглядела завораживающе. Он присмотрелся к ней получше, пытаясь понять, что его пугает в ней, и нашел. В голубых глазах девушки был какой-то сумасшедший блеск.

— Есть.

Девушка села на кровать и начала болтать ногами словно маленький ребенок.

— Значит, ты хочешь жить? – сказала девушка так, будто это было чем-то очень странным. – Ладно, но тебе придется делать все, что я скажу. И тогда, может быть, я оставлю тебя в живых. Ах да, чуть не забыла, забери меня в город.

— Зачем тебе в город? И как я могу тебя туда забрать? – возмутился Даня.

Девушка вновь подошла к Дане. Их носы касались.

— Это уже не мои проблемы, – она лизнула его щеку.

— Больная! – Даня оттолкнул девушку и выбежал из комнаты.

На кухне сидело несколько человек, среди которых был неизвестный Дане парень. Единственным из юношей старшего возраста, которого Даня еще не видел, был Павел, и подросток быстро понял это. Ноги его подкосились, ведь юноша уже считал этого человека мертвым, и Даня осел на пол, переполошив этим всех взрослых. Паша подошел к брату и протянул ему руку, помогая подняться.

— Доброе утро, братец. Кажется, ты еще не до конца оправился с переезда. – Павел улыбнулся, смахивая волнистую челку.

— Нет, просто ноги ослабли. Бывает, – отмахнулся Даня. Ему было неуютно держать брата за руку. Дане казалось, что он касается мертвеца.

— Вы сегодня с Кириллом идете на озеро? Кирилл младше тебя, но даст тебе фору. Хорошо позавтракай и иди собираться.

— Да, спасибо.

За столом оба парня молчали. Даню одолевали сомнения. Может все это ему лишь приснилось? Кошмар, вызванный переутомлением? Нет, тогда бы та девушка не пришла к нему. Тогда что? Неужели никто не слышал того пронзительного крика? Нет, быть такого не может. Тогда почему все ведет себя так, будто ничего не слышали? Почему Паша ничего не говорит о произошедшем? Не хочет, что бы все знали о том, чем он занимался ночью? Но ведь ему восемнадцать, можно. Где труп? Он его спрятал? А мог? Если мог, то зачем? Почему?

На пороге кухни появилась девушка. Та самая девушка, что угрожала ему сегодня утром в комнате. Она была абсолютно спокойна.

— О, а вот и гулена вернулась. – съязвила Лера, перекладывая с места на место горох в тарелке. – знакомься, Даня, Моника.

Глаза парня неестественно расширились. Моника. Так вот какая, эта девочка из леса… Даня догадывался, но не мог поверить.

Девушка молча села за стол рядом с Пашей. Даня заметил, как при ее приближении парень сжался, словно провинившийся щенок, что выглядело весьма странно, учитывая его рост. Какие между ними отношения? – подумал подросток, но не успел он выдвинуть в мыслях свое предположение, как в дверях вновь появился человек. На этот раз это был Кирилл. Он замер посреди комнаты и оглядел присутствующих внимательным взглядом. Заметив Даню, он упер руки в боки и слегка наклонился вперед, при этом черная челка совсем спрятала его сверкающие голубые глаза.

— Ты еще ешь?! А ну пойдем. Нечего живот набивать! – воскликнул Кирилл.

Не дав брату доесть, мальчишка схватил его за руку и вытянул из-за стола, громко ругаясь на «дурную» привычку есть по утрам. На удивление, никто из сидевших за столом и слова против не сказал, будто подобное поведение – норма. Даня уже не особо поражался поступкам братьев и сестер, он уже слишком много увидел, и нашел для себя слишком много тайн, чтобы что-то еще могло его шокировать, но как же он ошибался…

Глава 6

Лесное озеро было глубоким и чистым. Оно блестело на солнце, ослепляя подростков. В его воде отражались облака и высокие сосны, а утренний прохладный ветер поднимал частую мелкую рябь, делая отражения нечеткими. В озере водилась рыба – Даня заметил, как она иногда высовывается на поверхность. А еще там жили утки — это была мама-утка и маленькие утята, плавающие вокруг нее, когда мальчишки вышли из леса, семья спрятались в камыши, и только их маленькие любопытные головки выглядывали из зарослей. Широкая полоса песка и мягкая трава, усеянная колючими иголками, свалившимися в прошлом году и уже засохшими. Даня пощупал воду. Холодная. Парень хотел сказать об этом брату, но повернувшись к нему, увидел, что тот уже снял одежду и готов плавать.

— Ты чего, холодно же будет. – возмутился Даня, и его передернуло от мысли, что нужно залезть в воду сейчас, а не позже, когда она согреется.

— Согреешься в процессе. Раздевайся и давай за мной. – Кирилл казался счастливым, поэтому Даня все же решил поплавать с братом. – Давай на перегонки?

— До другого берега? – ужаснулся Даня.

— Нет. С ума сошел? – мальчик покрутил пальцем у виска, – До берега далеко. Видишь там, посреди озера огромный камень? Он находится на очень маленьком островке – парень соединил большой и указательный пальцы, образовав кружок, символизирующий, вероятно, этот островок, и посмотрел через кружок на Даню. – Кто первым приплывет туда, тот и победил. А там позагораем. Согласен?

— Давай. – тяжело вздохнул парень.

Даня снял футболку, скинул обувь и стянул с себя штаны, и, чувствуя прохладу, идущую от озера, зашел в воду. Какое-то время он прыгал от холода на месте, стараясь согреться. В это время Кирилл все еще стоял на берегу, смеясь над старшим братом, но смех этот был добрый, а не злорадный, как у многих мальчишек его возраста в подобной ситуации, Даня это по себе помнил: переходный возраст и все прочее. Парень не насмехался над старшим, а просто веселился.

— Залазь в воду, – сказал парень, – не стой там, поплыли.

— Как скажешь.

Кирилл положил несколько камней на одежду. Перед тем, как залезть в воду, парень решил сделать небольшую разминку, чтобы мышцы не свело от холода, и Даня увидел красивое, натренированное юношеское тело, на котором был хорошо очерчен пресс, остальные мышцы были развиты нисколько не хуже. Парню даже стыдно стало стоять перед младшим братом, ведь его тело было худым, мягеньким, мышцы на нем едва были заметны. Даня пользовался своими мышцами только на физкультуре. Он никогда не дрался и сила ему была не нужна, у него всегда были те, кто его защищал. Кирилл уверенно шагнул в воду и, слегка вздрогнув, подплыл к Дане.

— Готов?

— Готов.

Мальчишки загорали, развалившись на мягком теплом песочке на берегу озера. На их лицах красовались довольные улыбки. Час назад они пришли к воде и уже успели вдоволь наплескаться. Даня действительно плавал не так хорошо, как брат, но оказалось, что все заведомо знали о его проигрыше – Кирилл занимался плаваньем профессионально. Даня думал, что Кирилл уснул, но тот вдруг заговорил:

— Прости за вчера, когда я про твои глаза плохо сказал.

— Ты же уже извинился, я не сержусь. – Даня довольно сильно удивился тому, что младший брат вновь поднял эту тему.

— Я серьезно, мне очень стыдно. На самом деле мне очень нравится цвет твоих глаз. Он довольно редкий. И разрез глаз очень необычный, но тебе подходит, поэтому, мне казалось, что я должен нормально извиниться. – Кирилл говорил действительно искренне. Это были самые настоящие извинения, а не слова, сказанные, чтобы старшие братья не ругались.

— Мне приятно, что ты так думаешь. Извинения приняты. Давай забудем об этом.

Кирилл кивнул.

— И прости, что оторвал от еды.

— Ерунда, все равно кусок в горло не лез. Но зачем ты это сделал?

— Просто увидел, как Моника на тебя смотрит. Ты в большой беде, если она решит, что ты интересный.

— Почему? И что вообще произошло? Почему Моника жила в лесу? – Даня завалил младшего брата вопросами, на которые ему еще никто не ответил.

Парень тяжело вздохнул, но все-таки ответил. Он стал первым, кто приоткрыл для Дани дверь в ответы на загадки этого дома.

— Ну, старшие запретили нам говорить об этом, но на самом деле, – парнишка слегка замялся. Он перевернулся на живот и уставился на Даню, глаза его померкли и чем-то стали напоминать рыбьи, такие же безжизненные, пустые глаза – она меня чуть не убила. Мы поругались, и она накинулась на меня, начала душить. Вове тогда было восемь. Он перепугался чуть ли не до смерти, позвал родителей, которые нас и разняли. Мне было четыре, Монике только исполнилось три. Я уже не помню, из-за чего мы поругались, но это была слишком бурная реакция, тем более для ребенка. Моника вообще вела себя странно: могла часами пялиться на Пашу, видно, что он до сих пор ее слегка боится, а тогда весь пропотеть мог от одного ее взгляда; Кристину задирала, но все думали, что она просто хулиганка, но, когда я оказался на волоске от смерти, родители обратились к врачу. Моника – психически нездоровый человек. Буйная и так далее. Паша говорил, что у нее в голове несколько человек, но ему не поверили. Ребенок, поэтому не прислушивался к нему никто, да и он все же ошибался. Чтобы не навредить репутации, отец не стал отправлять ее в психушку, а просто запер подальше от нас всех: в старой хижине в лесу, куда давно никто не приходил. Мама боялась, что не только у Моники могут быть проблемы с психикой, и поэтому было принято решение, на время, детей больше не заводить, поэтому между двойняшками и Сережей пять лет разницы. Как-то так.

Даня молча смотрел на брата. Он не мог представить, как жил этот мальчик все эти годы. Что ему пришлось пережить в тот момент, когда родная сестра стиснула пальцы на его детской шее. А что они все подумали, когда на пороге их дома вновь появился этот ребенок? Страх? Ужас? Угрозу? А что бы почувствовал он? Что он почувствовал сегодня утром, когда она втолкнула его в комнату, когда прижималась к его телу и когда сидела у него на кровати? Даня не испытывал страх, а что же тогда это было за чувство? Отвращение? Нет. Ненависть? Нет, он не может ее ненавидеть. Все это время он так бережно относился к ее фотографии, носил ее с собой. Эта девочка, сама того не зная, была частью его жизни. Даня понял. Он испытывал восторг. Ненормальный восторг. Эта девочка делала то, что никто никогда не делал. Угроза была для него чем-то необычным, и Даня, словно маленький ребенок заинтересовался этим. Он был готов сунуть пальцы в огонь.

— Как ты думаешь, а она способна… ну, человека, например, убить? Реально, прям до конца. – Даня не знал, как задать подобный вопрос, поэтому слова прозвучали глупо, речь спуталась, была несвязной. Парню даже стыдно немного стало.

— Способна. – ответил Кирилл, и голос его показался холодным, а интонации слишком серьезными. – Но самое страшное, что в нашей семье убить способна не только она. – больше парень ничего не говорил, не отвечал ни на какие вопросы, и Даня понял, что затронул больную для паренька тему. Тему, в которую его снова не посвятят.

Глава 7

На следующий день люди подняли тревогу. С выходных не вернулась одна из горничных. На телефонные звонки подруг, с которыми вместе работала, и начальства она не отвечала, а когда позвонили семье, выяснилось, что она не появлялась дома. Раньше такого никогда не происходило. Ни у кого не было сомнений, что с девушкой что-то случилось. Было принято решение обыскать окрестности леса: некоторые думали, что она могла заблудиться, в лесу растут ягоды, орехи и съедобные травы, поэтому была надежда, что она еще жива. Многие не согласились с предположением, но за неимением иных версий произошедшего, все согласились, что осмотреть окрестности необходимо. Оставив детей и женщин дома, мужчины выдвинулись в лес на поиски девушки.

Около трех часов девушку искали во всем лесу и, наконец, один из мужчин наткнулся на нее. Вернее на ее растерзанное тело. Мужчины подняли мертвую девушку и принесли ее в особняк.

Вокруг тела столпились люди. Все они работали с этой девушкой уже много лет и теперь им было мучительно больно видеть ее такой. Девушки плакали, а юноши успокаивали их, приобнимая за плечи. Она была для всех хорошей подругой, отличной работницей и просто хорошим человеком, который никогда не боялся говорить людям то, что о них думает, который всегда мог помочь и пожалеть. Среди плачущих людей стоял Владимир. Он внимательно смотрел на труп, и глаза его блестели. Тяжело видеть такие картины, а еще тяжелее нести за них ответственность и разбираться с последствиями.

Даня, которого сильно взволновало это происшествие, тоже подошел к трупу, и сердце его пропустило удар. В мертвом теле он узнал девушку, что видел той ночью в комнате брата. Ее тело сильно изуродовали лесные звери, из ран уже не сочилась кровь, тело посинело, воняло гнилью, в ранах появились опарыши, поглощающие кусочки мертвой ткани, от лица почти нечего не осталось, тело почти доели, не хватало больших кусков мяса. Но, не смотря на то, как сильно было изуродовано тело, парню казалось, что если перевернут труп, то он сможет найти на спине след от ножа. В его голове всплыли слова младшей сестры: «я убью тебя». Убьет. Убьет, если он расскажет о том, что видел и слышал, если расскажет, что эта девушка не просто стала пищей для диких животных, а была убита с пугающим равнодушием. Юноша посмотрел на Монику, смотрящую на труп, ее лицо не выражало никаких эмоций. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Какая-то грустная улыбка появилась на лице девушки. Казалось, она сожалеет о том, что сделала. Бывает ли такое? Наверное, бывает. Моника развернулась и ушла. Даня проводил ее взглядом до двери и, лишь когда она скрылась в коридоре, вновь посмотрел на тело. Теперь, когда он уже привык к нему, это было просто тело. Парень не знал эту девушку, не знал и теперь уже не узнает. Он понимал, что мысли об этом у него еще детские, неправильные, глупые, но все равно допускал мысль о том, что ему все равно. Даня, как и любой другой подросток, хотел казаться себе и окружающим равнодушным, бесчувственным, вот только в груди у него сильно сжималось сердце, а время тянулось слишком медленно.

Скоро сюда приедет катафалк и труп заберут. О смерти девушки сообщат семье, и спустя время ее похоронят, а сейчас она лежит на полу в прихожей, окруженная друзьями и подругами, плачущими над ней. Даня почувствовал себя нехорошо и спешно ушел к себе. Закрыв дверь, он опустился на пол и закрыл лицо руками. Парень не мог понять, почему он в это все впутан. А впутан ли вообще? Да, еще как, ведь он видел, видел как ее убили. И хотя теперь ее тело изуродовали звери, он знал, что на самом деле это не несчастны случай, произошедший с заблудившейся девушкой. Так же его поразила мысль о том, что, скорее всего, все, кто живет в этом доме знают, или хотя бы догадываются, о том, что произошло с девушкой на самом деле. Не может быть такого, чтобы никто во всем доме не услышал ее крика.

Глава 8

Ночью Даня проснулся от того, что услышал шум с улицы. Он выглянул в окно и увидел крадущуюся в темноте меж деревьев фигуру. «Слишком легко одета» – подумал парень и, взяв свою кофту, тихо, чтоб не разбудить никого, вышел во двор. Наверное, он никогда не начнет соблюдать правило «не выходи из комнаты ночью». Фигура была там, где ее и заметил Даня, когда смотрел в окно. Она будто ждала его, но стоило парню сделать шаг к ней, как фигура сорвалась с места и побежала в лес. Не отдавая себе отчета о том, что и зачем делает, Даня поспешил догнать фигуру.

Сильно углубившись в лес, уже не понимая, куда он бежит и почему, парень остановился. Дыхание сбилось, тело замерзло – еще только начало лета, и гулять ночью в лесу было холодно. Даня искал потерянную фигуру, но ему не удавалось отыскать в ночном мире теней нужную. На парня накатила паника. Даня, пытаясь проглотить ком в горле, начал судорожно искать, откуда пришел, чувства обострились: он слышал карканье ворон, уханье совы, в котором ему слышалась издевка, треск веток, шелест листьев на ветру, даже то, как в земле копошатся мыши. У парня закружилась голова, его затошнило, силуэты слились в одно темное размытое пятно.

— Ты знаешь о жизни колибри? – голос был тихий, неестественный, холодный. Он шел откуда-то со спины и парень, услышав его замер, перестав искать дорогу из леса. Даня узнал этот голос. – Им нужно постоянно махать крыльями, чтобы не умереть. Я рисую очень красивых колибри, но все они замирают на бумаге. Они мертвы. Я чувствую себя колибри. Я уже не хочу махать крыльями, но машу. Могу ли я остановиться, отдохнуть? Или как и эти прекрасные птицы, умру без движения? – в вопросе слышалась мольба.

Даня обернулся и увидел Монику. В коротких пижамных шортах и майке из того же комплекта, босиком, она выглядела беззащитной, даже несмотря на широкие плечи она была очень женственна. Ее короткие волосы развивались на ветру, голубые глаза блестели в темноте, губы были плотно сжаты.

— Ты слишком легко одета, – произнес парень, стараясь не обращать внимания на странные речи сестры. Даня сделал шаг вперед, но Моника отступила.

— Нет. На самом деле ты не хочешь подходить ко мне. Я никому не нравлюсь. Они считают меня монстром. И ты тоже, – девушка сжала кулаки. Они казались Дане такими маленькими. В его глазах она была лишь маленьким волчонком, за которым гонится охотник. Это был напуганный волчонок, и потому очень опасный, скалящий свои острые клыки.

— Нет, – Даня подошел к девушке и накрыл ее плечи своей кофтой. – Ты маленькая девочка.

— Я не девочка. – Моника стыдливо отвела глаза.

— Что? – изумился парень.

— Знаешь, почему я убила ее? Потому что она спала с моим братом. Но мне тоже нравится спать с ним.

— Ты серьезно? – глаза юноши округлились. Он не мог поверить в услышанное, но и сомнений в то, что сестра говорит правду у него не было.

Моника кивнула. Казалось, она сама была этому не рада.

— Ты не представляешь, что значит жить несколько лет в лесу. Когда я вернулась, они смотрели на меня с таким презрением. Они все хотели моей смерти. – из глаз девушки полились слезы. – Детей отдают родителям, а не забирают в лечебницу, с условием, что те будут заботиться о детях, а меня заперли. Как я могла жить, зная, что мои сестры и братья веселятся и живут простой жизнью, пока я пытаюсь выжить.

Моника уже во всю рыдала. Брат крепко прижимал ее к себе, поглаживая по голове. Тело девушки было мягким и теплым, несмотря на окружающий холод. Кожа была мягкой, гладкой. Моника крепко обнимала брата, пряча лицо в ткани его одежды. Данина футболка уже промокла, но он все также послушно стоял. Сейчас подросток понимал, почему она хочет уехать. На ее месте он бы тоже не желал оставаться в этом доме. Девушка находилась среди людей родных, но и в то же время совершенно чужих. Парень бережно взял сестру на руки. Она держалась за футболку.

— Веди домой. – прошептал Даня в стриженную макушку сестры. В его голосе слышалась нежность, которую не получила его сестра от других.

— Угу. Здесь прямо. Знаешь, что случилось с трупом? Тебе же интересно. Паша сам его убрал. Он выкинул тело в лес, чтобы все выглядело, будто девушку съели звери. Он знал, что они придут на запах крови. Всегда приходят. Налево. Паша понял, что это было предупреждение. Но ты ведь и так догадался, когда ее нашли?

Моника улыбнулась. Только легкие всхлипывания и опухшие глаза напоминали о том, что девушка плакала. Она болтала ногами, спокойно рассуждала о преимуществе такого убийства. Будто совсем другой человек. Может и не так сильно ошибался Павел? Особенно Даню пугало слово «всегда». Оно говорило либо о том, что девушка провела большое количество времени за наблюдением за дикими животными, либо что-то подобное уже происходило, и это далеко не первый труп.

— А зачем ты сказала ту гадость Сережке? Он же еще маленький, – решил узнать Даня у сестры, пока они могли вот так поговорить наедине. Ему нужно было знать.

— Какую? Прости, я не всегда понимаю что делаю и почти всегда не запоминаю это.

— Я про матроску. – уточнил парень.

Моника хитро улыбнулась. В ее глазах блеснуло что-то чужое, не ее.

— В этом доме полно мерзких тайн, а ты хочешь залезть во все. Есть секреты, которые тебе знать не надо.

Даня кивнул, хотя и не был уверен во вменяемости собеседницы. Всю остальную дорогу дети шли в тишине, только иногда Моника говорила, куда нужно идти. Девушка отказалась идти в свою комнату, и Дане ничего не оставалось кроме как впустить ее к себе. Он осторожно уложил сестру на кровать и сел рядом, на полу. Моника крепко сжала руку брата и уже через несколько минут умиротворенно посапывала. Иногда во сне она кого-то звала, но это было неизвестное для Дани имя. Он подошел к столу и вытащил из выдвижного шкафчика блокнот. Записав имя, повторяемое сестрой, Даня уснул, сидя за столом.

Глава 9

Проснулся Даня от громкого крика. От неожиданности он свалился со стула и только после этого окончательно очнулся ото сна. Из-под одеяла выглянула рыжая девчачья голова. Моника зевнула и, потирая глаза села на кровати. Макияж за ночь размазался, и теперь девушка была похожа на большую рыжую сонную панду. Моника качалась спросонья и невидящими глазами уставилась на Даню.

— И чего так орать-то?

Вопрос был риторический: в комнате были только она и парень, который и сам очень хотел узнать причину крика.

— Кажется это Юля кричала. Интересно, что такого случилось, что она потеряла самообладание? – ответил Даня, поднимаясь с пола. Кажется, падать в этом доме вошло у него в привычку.

— Ну пошли, посмотрим. – недовольно произнесла девушка, опуская босые ноги на холодный пол.

Подростки спустились на первый этаж. По всему этажу носилось большое количество людей, все они выглядели взволнованными. Даня, с трудом вливаясь в потоки людей, перестраиваясь из ряда в ряд, подошел к дверям, у которых было больше всего народу. Парень не мог посмотреть, что происходит в комнате, но зато он заметил Владимира, возвышавшегося над многими из присутствующих словно гора.

— Вова, – дернул он брата за рукав рубашки, в которой тот видимо спал – что здесь произошло?

— Не смотри. Там, – он указал в угол коридора – забери Сережку и двойняшек, и идите в свою комнату.

Даня нахмурился. Он должен был жить в этом доме еще три месяца, а к нему относятся как к ребенку и скрывают что-то важное, и парню это совсем не нравилось. С трудом пробившись сквозь толпу, глядя под ноги, чтобы не споткнуться об кого-нибудь, Даня пробирался к дверям. Подняв голову, парень замер. Картина, которую он увидел, повергла его в шок. В лучах утреннего солнца, в светлой гостиной висело уже мертвое тело Леры. В ее глазах застыл ужас, тело покрылось синими пятнами, пальцы на руках были разжаты, ногти посинели. В комнате был погром, девушка явно сопротивлялась: в глазах самоубийц не замирает ужас.

— Кто это мог сделать? – спросил парень дрожащим голосом. Он уже второй раз видел мертвеца так близко, но впервые этим мертвецом была его сестра.

В доме раздался истерический женский крик – кто-то не выдержал напряжения.

— Это она, – крикнул в толпе парень, кажется он был помощником садовника, – я видел как она выходила из дома ночью! – парень показал на Монику.

— Да, никто больше не мог! – послышался еще чей-то голос.

Тут же отовсюду послышался шепот. Люди с опаской смотрели на девушку, «кажется, она сумасшедшая», «а вы слышали, она чуть не убила брата», «родители ее оставили, только чтобы шум не поднимать» – слышалось со всех сторон.

— Нет, это была не она, – Даня вернулся к сестре и встал перед ней, лицом к другим, раскинув руки в стороны, словно птица крылья, он отгораживал девушку от людей, – я был с ней. Я вышел через пару минут. Все это время я был с ней! Она не могла убить.

— Ты был с ней в доме, или встретил ее уже на улице? – спросил кто-то из работников.

— Дома, – соврал парень. Он еще не до конца был уверен в невиновности сестры, но скажи он иначе, в ее невиновность бы никто не поверил, даже если это была не она. – Она позвала меня прогуляться. Ночной воздух довольно приятный, а ночной лес не сравнится с дневным. Мы гуляли пару часов, и, вернувшись, собирались пойти спать, но Моника захотела остаться у меня. Только что она проснулась у меня в комнате. Я спал за столом. Еще вопросы?

— Я не видел его! – возразил мальчишка.

— Я задержался, потому что возвращался наверх за курткой. Она бы не успела убить. – Даня откровенно врал, но считал себя обязанным это делать. – А вот что ты делал на улице в это время? – попытался он перевести стрелки на паренька.

— Я убирал инвентарь, оставленный садовником. Он уже стар и порой забывает это сделать.

В разговор вмешался Владимир. Его не устраивала атмосфера, царящая сейчас в доме. Слишком много у него сейчас было проблем и задач, чтобы еще разнимать дерущихся мальчишек.

— Георгий, – так звали мальчишку, – иди к себе, старик тебя уже заждался. Даня, забирай Монику и детей. Если ты и правда был все это время с Моникой, то мы не можем подозревать ее. – Владимир подошел к брату и положил руку ему на плечо. – Я надеюсь ты не врешь, братец, – прошептал он на ухо Дане.

Посмотрев, как спокойно уходит брат, Даня, крепко держа за руку сестру, подошел к детям.

— Идем в комнату? – спросил он, на что получил утвердительные кивки. На лицах детей отражался страх.

Он взял на руки заплаканного и трясущегося всем телом Сережу, двойняшки пошли рядом, вытирая слезы с щек. Они были малы, и старшие хотели их оградить от чужих смертей, но они тоже были людьми и все понимали. Моника шла, низко опустив голову. Она глубоко о чем-то задумалась. Девушка последней зашла в комнату. Подняв голову, она злобно усмехнулась и захлопнула дверь.

Глава 10

— Нет, вы можете себе представить, они обвиняют меня?! Ну ничего, они за это еще поплатятся! – Моника сидела на столе и, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки, громко комментировала происходящее. – Я, конечно, сумасшедшая, но ее не убивала! Да зачем мне убивать эту дуру. Да, я не питала к ней особо сестринских чувств, но и навредить я ей не хотела. Я вообще ни к кому из них родственных чувств не питаю. Они бросили меня! Но я не такая, как они. Меня и так не любят, так зачем мне нарываться?!

— Успокойся. Ты оправдана. Просто пойми, все это время ты была со мной, а значит не убивала. – Даня держал на руках младшего брата. Двойняшки спали, крепко прижавшись друг к другу. – ты мне лучше вот что скажи, что это за имя такое?

— Какое? А, тут, в блокноте? – Моника заглянула в протянутую братом записную книжку. – Это главная героиня моей любимой книги. На протяжении тех нескольких лет, что я была заперта, я читала эту книгу, чтобы окончательно не свихнуться. Я много раз обыгрывала ситуации из книги. Но откуда ты его знаешь?

— Ты говорила его вчера во сне. – Улыбнулся Даня. Ему нравилось узнавать новое о сестре.

— Ясно. – смутилась девушка.

Даня посмотрел на Сережу. Мальчик свернулся калачиком у него на руках. Он не спал, просто замер, словно замерзшая зимой птичка. По нему было понятно, что он шокирован, напуган. Сережа молчал с того самого момента, как его увели в комнату. Двойняшки говорили, что он не говорил сразу, еще в коридоре. Юля зашла в гостиную и увидела мертвую сестру и Сережу, держащего ее за руку. Он смотрел на сестру пустыми глазами и еще звал ее, но, когда его вывели из комнаты, он перестал говорить. И вот сейчас этот маленький, все это время веселый ребенок, сидел и смотрел на всех безжизненными глазами, а улыбка, которая была частью этого солнечного ребенка, исчезла без следа. Скорее всего, только он и знает наверняка, кто убил его сестру, но он еще долго никому об этом не расскажет.

В комнату вошел Вова. Парень выглядел довольно уставшим. Он подошел к Дане и забрал у него ребенка.

— Устал, наверное? Он все-таки тяжелый. Я позвонил родителям и вызвал всех, кого нужно. Нас позовут, когда приедет полиция и врачи.

— А когда мама приедет? – проснулась Женя. Ее глаза еще были красноваты от слез, но опухоль начала сходить.

— Сказали, что приедут завтра. Женя, буди Сашу, и забирайте Сережу. Идите в свою комнату. Если что-то случится, зовите. Даня – начал он, когда дети вышли из комнаты – ты правда был с Моникой всю ночь? – в голосе Владимира слышалось сомнение. Он не доверял младшему брату.

— Да, – заверил Даня, – мы были вместе.

Владимир серьезно посмотрел на ребят, находившихся в комнате. Казалось, он пытался прочесть их мысли, но Даня врал очень хорошо (частенько это помогало ему в школе в разговорах с учителями и общении с ровесниками), а мысли девушки в ее сумасшедших глазах прочесть было слишком сложно, возможно, даже нереально. Особенно внимательно Вова рассматривал Монику. Она легко выстояла его пристальный взгляд. Выстояла так, как не смог бы виновный в чем-то человек.

— Не буду даже пытаться узнать, чем вы там занимались в такой час вдвоем. Говорить это Монике бессмысленно, но, Даня, я надеюсь ты понимаешь, что у вас будут большие проблемы, если вы врете и это всплывет наружу? – парень вопрошающе поднял бровь.

— Она ведь не сама умерла? Ее ведь убили? – парень задал свои вопросы, оставив без внимания вопросы, заданные ему.

Владимир молча кивнул. В его взгляде читалось что-то среднее между болью от утраты и ненавистью ко всему происходящему. Он вышел из комнаты, оставив подростков на едине с их мыслями.

Несколько минут ребята молчали, но вскоре тишину прервал тихий голос парня.

— Почему ты захотела переночевать у меня? – серьезно спросил Даня у сестры. Ответ на этот вопрос мог многое сказать о причастности девушки к происходящему в доме.

— Из-за моей комнаты. Я не хочу там находиться. – ответила Моника. Ее голос был непривычно тихим.

— Я могу взглянуть? – осторожно произнес юноша. Он словно пытался дотянуться до пугливого котенка, который убежит, почувствовав опасность из-за любого неловкого движения парня.

Девочка неуверенно кивнула и вышла в коридор, Даня вышел за ней.

Комната девушки находилась в самом конце коридора. Дверь была выкрашена в светло розовый цвет, как и у всех девочек в этом доме (Кроме Жени, ведь в комнате она жила вместе с братом). Моника открыла дверь, и она отозвалась режущим уши скрипом давно несмазанных петель. Даня шагнул в глубь комнаты и замер. После роскошных видов дома то, что увидел парень, казалось ему другим миром, а скрипучая дверь служила порталом. Первое, что бросилось юноше в глаза – ободранные серые бетонные стены. Казалось, тут либо был пожар, либо кто-то специально поджигал стены, потому что на них виднелись черные выгоревшие пятна. Окно, которое нельзя было открыть, под потолком была небольшая дыра, заткнутая грязной тряпкой, вероятно, используемая для вентиляции, зимой в нее, скорее всего, задувало, и в комнате от этого было очень холодно. Дверь на балкон была неаккуратно замурована. Там, где должна была быть дверь в ванну и туалет, остались только ржавые петли. На потолке на длинном, пожелтевшем от старости проводе висела одна лампочка без плафона. Она была пыльной и, вероятнее всего, уже плохо светила. У окна стоял покосившийся стол: одна из его ножек была на пару сантиметров короче трех других. На полу лежал пожелтевший и покрывшийся коричневатыми пятнами старый матрац. Даня зашел в туалет и ужаснулся. По стенам шли голые проржавевшие, покрытые каплями воды трубы, по ним текла горячая вода, и потому прикосновение к ним гарантировало ожог на теле, трубы с холодной водой проходили под самым потолком. Плитка на полу потрескалась и покрылась плесенью. Ванна и унитаз давно не менялись и были в ужасном состоянии. От запаха, стоявшего в комнате у Дани заслезились глаза, и заболела голова.

— Это, – девушка подошла к окну, – чтобы я не спрыгнула, это, – подошла к ванной комнате, – чтобы знать, что я еще жива, не утонула. Петли скрипят, чтобы знать, что я покинула комнату. Но все это лишь маска. На самом деле никто не рассчитывал, что я вернусь и начали ремонт моей комнаты. Они все убрали, а потом я пришла, и они оставили все как есть, только балкон замуровали.

Моника улыбалась, будто рассказывала, что ей купили новую куклу. Ее улыбка, прищуренные глаза, то как она покачивалась с пятки на носок и с носка на пятку – все это было неуместно в этом месте.

Сердце парня сжалось. Одна только эта комната показывала отношение семьи к дочери. Даня присмотрелся и заметил на столе одну единственную яркую вещь во всей комнате – книгу. Он подошел ближе и прочел название. «Два сердца». На обложке были изображены две девушки, стоящие спиной друг к другу. Они крепко держались за руки, у обеих были закрыты глаза. У них были одинаковые прически и черты лица, но все остальное: макияж, одежда, даже то, как они держат голову – все было абсолютно разным. В центре находилось огромное сердце, оно и было главной фигурой на обложке.

— Интересная? – спросил Даня у сестры, заглянувшей к нему через плечо.

— Да. – улыбнулась девушка, но улыбка эта была грустной, у этой улыбки была длинная история.

— Я могу ее прочесть?

— Обязательно, но не сейчас. – Девушка забрала у брата книгу и положила ее обратно на стол. – Мы можем вернуться к тебе в комнату?

Глава 11

Перед Даней сидел мужчина средних лет в сером пиджаке, брюках и черной рубашке. В руках он держал довольно старомодную шляпу – хомбург. Нет, сама шляпа была не старомодна, но Даня никогда не видел такие вживую, поэтому она напомнила ему головной убор, который носят только в фильмах, вот парень и решил, что она старомодна. Рядом с мужчиной стоял светловолосый парень в форме, наверное, недавно принятый на работу, уж слишком молод он был. Его лицо было приятным, располагающим доверию. Парень робко улыбался, глядя на Даню, вероятно, он хотел показать юноше, что бояться нечего. Еще вчера приезжали люди, чтобы осмотреть дом и забрать тело Леры, а сегодня, когда вернулись родители детей, и родители Дани, выразив свои соболезнования по поводу смерти их племянницы, дали согласие на его допрос, следователь собрал всех в доме и по очереди допрашивал их.

— Даня, я уже представился ранее, когда только приехал, но еще раз, для протокола, меня зовут Алексей Денисович, мне сорок два года. За моей спиной находится мой помощник – Игорь Николаевич, он сегодня отвечает за запись. – парень в форме молча кивнул головой. – Как ты уже понял, допрос будет записываться на диктофон. Ты готов? Мы можем начинать? – мужчина внимательно посмотрел на Даню, ожидая ответа.

— Да. – Даня смотрел на следователя так же внимательно, как и он на него. Казалось парень ожидает чего-то плохого от этого мужчины.

— Немного для протокола. Ваше имя, фамилия?

— Даниил Симонов.

— Кем вы приходитесь погибшей?

— Старший двоюродный брат.

— Отлично, с этим покончили, – кивнул следователь, – теперь к делу. Вы, как я успел понять, человек приезжий, новый в этом доме. Поделитесь своими наблюдениями. Происходило ли что-нибудь необычное в день перед убийством? Может ты обратил на что-то внимание?

— Нет, ничего особенного. Это большая дружная семья. Искать в ней что-то необычное сложно как минимум потому, что в доме полно детей, каждый из которых индивидуален, у каждого свой омут, в котором водятся свои особенные черти, неповторяющиеся. Но при этом старший всегда относится к младшему с пониманием, а младший к старшему – с уважением. Взаимовыручка, забота, любовь и понимание… на первый взгляд. В любом коллективе бывают ссоры и обиды. – добавил Даня, понимая, что сболтнул лишнего, и этим лишним заинтересовал следователя. – Конечно и в такой семье не без урода, но это только мое мнение. – понизил голос парень.

— Не без урода? Вам кто-то не нравится? – следователь устремил свой ястребиный взгляд на парня. Он в принципе был похож на эту птицу: острый нос, чем-то напоминающий клюв, взгляд глаз миндалевой формы, будто принадлежащий высматривающему жертву хищнику, тонкие губы, сливающиеся в едва заметную полоску, угловатые брови и острые скулы.

— Честно говоря, Павел. – Даня считал своей обязанностью обратить особое внимание на Пашу. Нет, на самом деле этот парень не был так плох по отношению к большинству, но то, что он сделал с Моникой… в общем, не мог Даня оставить это без внимания.

— А вот Павел о вас отзывался как о неплохом малом, да, Игорь? – ответил мужчина, проводя рукой по своим темным с проседью волосам.

— Да. – ответил помощник следователя. Голос у него был тихий и спокойный, он нравился Дане куда больше, чем громкий, прокуренный, грубый голос следователя.

— Ну да ладно, в любом коллективе кто-нибудь кому-нибудь не нравится. Где вы были во время убийства?

— Гулял с сестрой. – твердо ответил Даня.

— Ночью? Очень интересно! Можете рассказать подробнее? – мужчина наклонился ближе, его локти стояли на столе, квадратный подбородок лежал на пальцах, сцепленных в замок.

— Уже стемнело, я спал. – Начал парень давно заученную версию. – Проснулся от стука в дверь. На пороге стояла Моника. Она предложила мне прогуляться. Я согласился, и мы вместе спустились вниз. Уже внизу я спохватился, что на улице может быть холодно, и вернулся в комнату за курткой и кофтой.

— Во сколько это было? – прищурив глаза спросил мужчина.

— Когда Моника постучала в мою дверь, я не смотрел на часы, но когда вернулся за вещами, на часах было 2:10. Не думаю, что мы долго собирались, да и оставил я ее одну на минут пять, не больше.

— И вы ничего не слышали? – в голосе следователя слышалось сомнение.

— Нет, абсолютно ничего. Я не прислушивался. Скажите, моя сестра в это время была уже мертва? – Даня сделал вид, что очень переживает по поводу смерти сестры, но на самом деле он переживал о том, есть ли у Моники алиби. Он очень хотел верить в ее невиновность.

— Если ты мне не врешь, мальчик, то в это время твоя сестра была еще жива. – следователь специально сделал акцент на слове «мальчик». – Ее убили во время вашей прогулки, – мужчина с подозрением посмотрел на парня. – После того как вы вернулись домой, что происходило?

— Моника спросила может ли она остаться у меня, и я разрешил. Уверен, что она проспала всю ночь и никуда не выходила.

— Вы знаете, почему Моника захотела ночевать у вас?

— Знаю. Ее комната пребывает в крайне плачевном состоянии. Я бы тоже не хотел оставаться там.

— Допустим. У вас есть мысли на счет того, кто бы мог убить вашу сестру?

— Нет, не могу представить, кто бы это мог быть.

— Хорошо, это был последний вопрос. Вы свободны.

Следователь облокотился на спинку кресла и, скрестив руки за головой, закрыл глаза. Даня поднялся со стула, но сразу уйти не смог: не позволило самолюбие, уж слишком сильно его зацепило обращение «мальчик». Даня обернулся на следователя.

— А вы, я погляжу, желаете быть как Шерлок или, быть может, Пуаро? Поверьте, вам не идет, вы многого не видите и не увидите, потому что вы скорее глупый и невнимательный Лейстрейд, чем энергичный, гениальный Холмс. Увы, ваш стиль одежды не сможет заменить то, чего на самом деле вам недостает.

Алексей Денисович подскочил в кресле и уставил на юношу злобный взгляд. Даня почувствовал победу и довольный, словно кот, наевшийся сметаны, прошел в дверь, напротив той, в которую он заходил. Вход и выход разделили для того, чтобы уже допрошенные и еще не допрошенные не пересекались. До момента допроса они должны были сидеть в своих комнатах. Умно и в тоже врем наивно, ведь Даня еще вчера подробно объяснил Монике, что ей нужно будет говорить, чтобы их показания не расходились. Изобразив душевные мучения по поводу потери сестры, Даня закрыл дверь, но стоило двери захлопнуться за его спиной, как парень улыбнулся. Он был счастлив от того, что его сестра, как он теперь считал, вне подозрений. Только одно омрачало счастье от этого знания – кто-то явно хотел скинуть свою вину на Монику, оставалось только узнать, кто же это был. Даня, погружаясь в мысли, направился в свою комнату. А в это время следователь за закрытой дверью проклинал противного, дерзкого подростка.

Глава 12

Дверь тихо скрипнула и закрылась. Перед Даней появилась Моника. На ее лице сияла измученная улыбка. Ноги девушки слегка дрожали. По ней было видно, что допрос был напряженным. По ее побледневшим от усталости щекам покатились крупные слезы. Девушка по двери скатилась на пол и, закрыв лицо руками, тихо заплакала. Ее крохотное тело сотрясалось от плача, сейчас она выглядела весьма жалко со своими коротко стриженными волосами и слишком ярким макияжем. Она была куклой, которая рисовала себя в прямом смысле этих слов.

Даня подбежал к сестре и крепко прижал ее к себе. Он гладил девушку по голове, показывая тем самым, что она не одна, что она может рассчитывать на его поддержку. Двое подростков молча сидели на полу. И когда только он успел так привязаться к ней? Сейчас, вспоминая их первую встречу, обстоятельства, при которых он ее впервые увидел, он считал чудом такое волнение за девушку, но все равно не мог выпустить ее из своих объятий. Лишь к ней он привязался. Конечно, были и другие дети, но ее история была для него будто интересная книга, которую он хотел прочитать. Ее мысли и поступки, ее действия и мечты — все это привлекало, притягивало парня к девушке словно магнит.

— Успокоилась? – прошептал Даня, услышав, что сестра перестала плакать.

— Да, – тихо ответила Моника. Даня не выпускал ее из своих объятий.

Тело девушки еще трясло, но она уже могла стоять на ногах и пыталась начать разговор.

— Как прошло?

— Ну… меня не подозревают, наверное. У меня вроде как алиби. Я все сказала так, как ты велел. Знаешь, они вылили на меня столько грязи. Я и сама знаю, что я сумасшедшая. Не надо мне об этом напоминать! – от плакавшей девушки не осталось и следа. Она была в ярости, и это, почему-то заставило парня улыбнуться. – Мне так не нравится этот следователь, а вот помощник ничего, тихий, хотя кто его знает, может он на самом деле совсем другой.

Даня засмеялся:

— Впервые вижу, чтобы человек так спокойно признавался в том, что он сумасшедший. Мне тоже не нравиться этот следователь, поэтому я разделяю твою злость по этому поводу.

— А ты много видел сумасшедших? – Моника слегка наклонила голову на бок, внимательно изучая реакцию брата.

— Нет, – смутился Даня. Он отстранился от сестры и отвернулся, уставившись в пол, дабы избежать ее изучающий взгляд. – Я в душ. Отдохни тут пока.

Парень зашел в ванную комнату, оставив девушку за дверью. Юноша сел на пол, закрывая лицо ладонями. Он чувствовал, как краснеет. И правда, чего это он так рассмеялся. Было бы над чем! Наверное, это все нервное напряжение. А может, это Моника так на него действовала? Ее характер, манера речи, жесты – все это будоражило Даню лучше горячего крепкого кофе дождливым осенним утром.

Юноша, собравшись с мыслями и поднявшись с пола, снял с себя одежду. Всю, не оставил даже нижнего белья. Он встал перед зеркалом и принялся изучать свое тело. Это было обычное мальчишечье тело, такое же как и у всех городских мальчишек его возраста. Он всегда считал его красивым, но после того, как увидел тело брата, что младше него, почувствовал себя ущемленным. Сейчас он смотрел на себя в зеркало, с горечью замечая все то, чего раньше не замечал. Даня был высоким, стройным парнем с золотыми волосами и янтарными глазами. Теперь же парень считал себя не высоким, а длинным, то есть слишком высоким, не стройным, а тощим, без мышечной массы. Собственное отражение показалось парню противным и, не желая его больше видеть, он встал под душ. Теплые струи воды успокаивали его душу и тело. Он уже не чувствовал ненависти к себе самому. Лишние мысли покинули его, и он вновь полюбил свое тело.

Дверь скрипнула и в комнату вошла Моника. Даня был ошарашен ее появлением. Она стояла перед ним и смотрела в упор. В глазах ее блестели огни. Она зашла к нему в душевую кабину и поцеловала, не давая времени опомниться и сказать хоть слово. Ее поцелуи были нежными, осторожными. Даня не отвечал, но руки сестры затуманивали его разум. Мысли путались. С каждым новым робким поцелуем Даня все больше и больше поддавался. Моника оторвалась от его губ и погладила по щеке. Глядя в ее голубые глаза, Даня сдался, потерял самообладание и погрузился в этот омут с головой.

Глава 13

Проснувшись утром, Даня не обнаружил сестры рядом с собой. В груди подростка зародилось неприятное чувство. Он раскаивался. Даня понимал, что не должен был делать этого с сестрой, что это неправильно. Парень прекрасно осознавал, что все вышло из-под контроля, и винил в этом не только усталость, переживания по поводу убийства сестры, но и себя самого. Он несмотря ни на что должен был оставаться для нее братом, а теперь ему казалось, что он совершил ужаснейшее преступление. Сердце билось сильнее, чем обычно. Даня чувствовал вину и стыд. Стыд за то, что ему очень понравилось заниматься этим с сестрой. Поднявшись с кровати, парень заметил на столе свою аккуратно свернутую толстовку, которую вчера вечером Моника надела и в которой она уснула в объятьях юноши. Подойдя к столу, Даня увидел, что к одежде была булавкой приколота записка. «Уйду на пару дней». Даня пожал плечами. Она вообще не обязана его о таком предупреждать, но в душе он чувствовал, что рад этой записке.

Одевшись и немного приведя себя в порядок, Даня спустился вниз. В столовой сидели следователь и его помощник. Они что-то активно обсуждали и не слышали тихих шагов парня. Даня остановился и прислушался. Он знал точно, что его не видно с того места, где сидят мужчины, и он может спокойно услышать то, что ему надо.

— Нет, так дело не пойдет. Кто-то из них точно врет. – донесся до парня голос следователя. А ведь он был прав, и это совсем не нравилось юноше. Его пугала мысль о том, что эти люди могут понять, что это он врет им.

— Алексей, мне кажется, они все врут.

Значит, в словах каждого была ложь. Ну да, никто в этой семье не сможет сказать всей правды.

— Игорь-Игорь, – покачал головой следователь, – не может эта семейка быть настолько прогнившей, чтобы врали все. Кто-нибудь, да обязательно говорит правду.

— Говорить одну только правду невозможно, – возразил следователю помощник. Даня был с ним полностью согласен: даже родители врут своим детям.

— Да, поэтому наша работа заключается в том, чтобы находить эту правду среди обмана. В этой истории меня больше всего напрягают два человека.

— Ребенок и приезжий? – Игорь не отводил взгляда от своих пальцев, сцепленных в замок.

— Да. Ребенок что-то видел, но долго еще не заговорит, а вот приезжий мальчишка тут лишний. Он не вписывается в картину.

Даня решил, что это самый подходящий момент, чтобы выйти из своего укрытия. Зевая и потягиваясь, он зашел в столовую. Наслаждаясь взглядом мужчин, а смотрели они на него как на приведение, парень налил себе воду в стакан и сел рядом с ними. И как теперь он вписывается в эту картину?

— Доброе утро, как продвигается расследование? – спросил он сонным голосом.

— Этого мы тебе не можем рассказать, – ответил следователь. – Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, а что? – удивился Даня.

— Просто твой вид. На серийного убийцу похож. Особенно глаза, – смутившись ответил Игорь.

— А, глаза. Это в отца. Я всегда утром такой. Я привык, а остальным пришлось смириться.

Теперь все встало на свои места. Дане действительно достались необычные глаза. Они были как у какого-нибудь маньяка в кино, которому такие глаза намалевал гример. Такие глаза достались парню от отца, а отцу от матери. Даня был добрый, умный парень, даже порой слишком добрый, но его одноклассники долго привыкали к его взгляду и лишь к концу второго класса перестали пугаться его, когда он прибывает в расстроенных чувствах, а в эти моменты его взгляд может напугать не только ребенка, но и взрослого человека. Братья и сестры также смотрели на него в первое утро, но ничего ему не сказали, кроме Кирилла, конечно, но и он вскоре извинился за свои слова. Вероятно, все они прекрасно понимали, что будет неприлично о таком говорить, да и не хотели брата обидеть.

— Друзья-то есть, а, пацан? – усмехнулся следователь.

Дане не нравилось это пренебрежительное «пацан», но он не хотел показывать этого.

— Берите выше, я живу самой нормальной жизнью, душа нашего школьного коллектива. Мои глаза уже не пугают народ, а некоторые говорят мне о их красоте. Я ведь красив, верно? – Даня посмотрел на мужчину взглядом человека, чувствующего свое превосходство. Он видел, как смутился Алексей.

— Да, красив. Красив и самолюбив, – тихо буркнул себе под нос следователь, но Даня все равно его услышал и был вполне доволен собой.

В комнату вошел высокий мужчина сорока четырех лет. В его волосах и короткой бороде прослеживалась седина. Это был дядя Дани – Виктор Жене. Он приходился родным братом его матери и очень любил своего племянника. Потрепав по голове парня и ласково улыбнувшись ему, мужчина обратился к следователю, который встал с места в тот момент, когда Виктор только вошел в столовую.

— Как проходит расследование, у вас есть подозреваемый? – спросил мужчина, игнорируя протянутую ему для рукопожатия ладонь.

— Боюсь, на время нам придется прекратить расследование, – произнес следователь, неловко опуская руку, которую так уверенно протянул Виктору. – Слишком мало улик, никто ничего не слышал. Скорее всего, что-то такое произойдет еще раз.

— Вы хотите, чтобы я допустил смерть еще одного моего ребенка? Моя дочь мертва, а я должен ждать еще одного происшествия?! – Виктор с силой схватил Алексея за плечо. Даня легко улыбнулся, ему нравилось такое обращение со следователем. Почему-то этот мужчина вызывал неприязнь у парня каждым своим словом.

— Извините, я ничего не могу с этим поделать. Мы вынуждены уехать.

— К черту! Катись от сюда к черту! – рассердился мужчина. Его можно было понять: в его доме убивают его детей, а он ничего не может с этим сделать.

Следователь взял свои вещи и, явно оскорбленный таким поведением Виктора, вышел из дома.

— Извините, – произнес его помощник, слегка кивнув головой, и тоже вышел. Он был явно удивлен и, возможно, даже немного напуган произошедшим. Он действительно был новичком и, скорее всего, еще не сталкивался с подобными ситуациями.

Виктор опустился на стул рядом с племянником. Он тяжело выдохнул и посмотрел на Даню. Его лицо выражало отчаяние и сожаление. Даня чувствовал вину перед этим мужчиной.

— Прости меня, прости, Данька. Ты приехал к семье, а мы мало того, что из-за работы не смогли тебя встретить нормально, так еще и перед твоим днем рождения такие события. Прости. Не такими должны были быть твои каникулы.

Даня чувствовал искренность в словах дяди. Он положил ладонь на его широкое плечо.

— Ничего, вы не виноваты. Да и через три дня мне будет восемнадцать, так что я буду уже взрослым. Не переживайте.

— Нет, мы обязаны устроить тебе прекрасный день рождения.

Казалось, мужчина уже забыл о смерти дочери, и теперь все его мысли занимало только празднование дня рождения племянника.

В столовую вошла прекрасная женщина. Она была младше Виктора на шесть лет. Ее кучерявые рыжие волосы был спутаны, зеленые глаза блестели в лучах утреннего солнца. На руках у женщины сидел маленький мальчик, он тянул ее за длинные пряди волос и звонко смеялся. Малыш проснулся в хорошем расположении духа. Рядом шел еще один малыш, его придерживал старший брат. Эта женщина была женой Виктора Жене – Мария Жене. На руках у нее сидел маленький Юрочка, рядом, держась за длинную мамину юбку, шел Антон, придерживаемый Мишей.

Мария была младшей дочерью в небогатой многодетной русской семье, где у нее было еще две сестры. Женщина отличалась робким нравом и доброй душой, за что и понравилась Виктору. И пускай все дети Марии унаследовали взрывной характер отца, были немного грубы, никогда не задумывались о своих действиях, были веселы и активны, перед тихой, скромной матерью все как один затихали, успокаивались, прекращали ссоры и споры. Мария умела успокоить одним своим присутствием, а ее необычная яркая внешность, сочетаясь с характером, делали ее особенной, той, что могла бы быть идеалом для многих мужчин. Но, несмотря на все это, она выбрала размеренную жизнь многодетной матери, выйдя замуж за врача, владельца больницы, богатого мужчину и просто человека, который любит ее больше всего на свете. Больше всего завораживает в этой истории то, что несмотря на время, на детей и на семейные хлопоты, любовь их нисколько ни угасла, лишь сильней разгорелась.

Виктор встал с места и, нежно поцеловав жену в губы, помог ей рассадить детей в детские стульчики.

— О! кто это тут у нас? Даня? – обратила внимание на подростка женщина. Ее голос был тихий и спокойный. В отличии от громкого резкого голоса мужа, ее голос был нежным и мелодичным. – Дети мне много о тебе рассказывали. Такой замечательный мальчик. Ты провел здесь мало времени, но уже всем понравился. Я слышала, о чем вы тут говорили. Ты хочешь отпраздновать где-то в особом месте? Совершеннолетие наступает лишь раз в жизни, это большой праздник. – И женщина лучезарно улыбнулась, но что-то странное было в этой улыбке. Казалось, что эта улыбка – самое лживое явление, наблюдаемое в мире.

— Доброе утро, тетя. Нет, я не думал о том, где отмечать. – признался парень. Ему было приятно внимание со стороны тети и дяди. Дане даже казалось, что он тоже их ребенок.

— Не хочешь съездить на море? Лето, море, шашлыки? – возбужденно воскликнул мужчина. Создавалось впечатление, что это у него, а не у его племянника день рождения.

— Неужели богатеи тоже так развлекаются? – подросток театрально поднял брови.

— Смешно, – так же театрально обиделся мужчина. – Да, Даня, мы тоже так развлекаемся. У твоей тети одна из сестер живет в Крыму, у нее даже свой отель есть, который она открыла с помощью нашего подарка на ее свадьбу, там мы можем бесплатно жить. Если хочешь, то на твой день рожденья мы будем уже там.

— Ладно, я согласен. – Сдался парень. Он никак не мог противостоять такому энтузиазму со стороны дяди.

Постепенно на кухню начали подтягиваться и остальные дети. В дверях, почесывая под рубашкой живот, появился заспанный Кирилл. Пижамная рубашка была ему великовата и скатывалась с плеча. Он еще не успел уложить волосы и они закрывали ему глаза как при их первой встрече. Сейчас парень не хмурился, а щурился спросонок. Кирилл в два глотка опустошил стакан воды и сел за стол. Положив на столешницу голову, парень явно собирался еще немного поспать. Вслед за Кириллом на кухне появились двойняшки. Они были в одинаковых шортах и майках. Рядом с ними, держа за руки брата и сестру, шел Сережа. Его было не узнать. Этим утром вечно улыбающийся малыш был чернее тучи. Он молча подошел к матери и уткнулся носом ей в колени. Женщина, передав младшего ребенка мужу, взяла мальчика на руки и, гладя по его рыжим как и у нее волосам, придвинула к Сереже стакан с водой, который заранее подготовила для сына. Вслед за ними на кухню зашли Юля и Вова. Девушка с наслаждением потягивалась. На ней была длинная черная футболка с огромным белым черепом, который окружали такие же белые цветы. Она села на стул рядом с Даней, и футболка приподнялась, оголяя стройные ляжки. Даня отвернулся, чувствуя как краснеет. Вова был в одних штанах, ему было жарко спать полностью одетым, а вот ноги мерзли. Он посмотрел на сестру и, покачав головой, накинул на нее кухонное полотенце.

— Прикройся, не смущай парня, – заплетающимся ото сна языком, произнес парень, садясь за стол.

— А он пусть не смотрит на свою старшую сестренку – Юля крепко прижала Даню к себе, и он почувствовал, как упирается в него ее упругая грудь. Даня смущенно посмотрел на дядю с тетей, но, казалось, им не было никакого дела до того, что происходит с их детьми. Они были слишком увлечены друг другом.

— Да ладно вам, – произнес появившийся в дверях Паша. Он потрепал Даню по голове. На нем были только шорты. Теперь вид Вовы не так смущал Даню.

Последней в столовой появилась Кристина. Она собрала свои длинные каштановые волосы в хвост и принялась накрывать на стол. На завтрак был омлет. На удивление, он получился очень объемным и пористым. Каждый белоснежный кусочек таял во рту, до того он был нежным. Наверное, чтобы накормить такую семью нужно истратить сразу два десятка яиц, а может и гораздо больше. Даня улыбнулся своим мыслям. Да, наверное, так и есть.

— А где Моника? Она не спустится на завтрак? – с надеждой в голосе спросила у присутствующих Мария.

— Она сказала, что ее не будет пару дней, – не задумываясь ответил Даня на вопрос тети.

Все удивленно посмотрели на юношу: всем казалось необычным то, как близко общался он с Моникой – девушкой, что на всех смотрела почти как на врагов (как на предателей так точно). Мария поникла. Казалось, она сожалеет о том, что однажды уже оставила дочь одну, и теперь хотела наверстать упущенное, но у нее все никак не получалось это сделать.

— Но тогда она может не успеть вернуться к отъезду – возразил Виктор. А вот его, кажется, разлука с дочерью совсем не волнует. Также как и то, что эта юная особа свободно гуляет по лесу, и никто не может гарантировать ее безопасность.

— А я уверен, что она успеет, – улыбнулся Паша, но сквозь его улыбку просачивалась черная, пошлая гниль.

Даня посмотрел на брата, и встретился с его взглядом. Парень улыбался, стуча ложкой по тарелке. Дане стало неуютно от взгляда, которым одарил его Павел в ответ, и ему пришлось отвернуться.

— А куда мы едем? – спросила Кристина, ставя на стол свою, последнюю, тарелку.

— В Крым, отмечать Данин день рождения, – с нежностью в голосе ответила Мария дочери.

— У тебя день рожденья? Когда? – воскликнул мгновенно очнувшийся ото сна Кирилл. Он так сильно подскочил, что ударился локтем об стол, и, судя по тому, как дернулась его рука, и скривилось лицо, попал прямо по нерву.

— Через три дня, – ответил Даня, несколько смутившись.

— Ясно, прости. – неожиданно произнесла Кристина, садясь за стол.

Даня так и не понял, за что извинилась его сестра, но решил не уточнять. Он все еще помнил, как реагирует эта девушка, когда ей задают вопросы, на которые она не желает отвечать. Погруженный в свои мысли он принялся за еду, но вспомнил об одном очень важном для него деле.

— Кирилл. Я могу позаимствовать твой телефон?

— Да, а что с твоим?

— Понимаешь, по своей рассеянности я забыл дома зарядку. У вас у всех модель телефона одна, и она отличается от моей, поэтому и зарядное устройство ваше мне не подойдет. Мне нужно позвонить одному человеку, я обещал.

— Девушка? – хихикнул Кирилл, хитро прищурив глаза.

— Нет, один мой хороший друг. – отмахнулся Даня от уже заинтересовавшихся в его личной жизни родственников.

— Ага-ага. Ладно, после завтрака я тебе его принесу в комнату. На нем не установлен пароль, поэтому можешь спокойно брать и пользоваться.

Глава 14

Взяв у брата телефон, Даня закрылся в комнате и набрал до боли знакомый номер. Раздались гудки, и спустя какое-то время парню ответили. Послышался нежный девичий голос:

— Алло? Кто это?

— Это я, – с улыбкой на лице ответил парень.

— Данечка, наконец-то ты позвонил мне. Я так скучала.

Даня тяжело выдохнул.

— Катя, что же такое случилось со Славкой, что ты отвечаешь с его телефона? Неужели он головой повредился?

— Неа, – протянул в трубке голос, и Даня представил, кошачью улыбку девушки, – ему Андрюха какой-то журнальчик притащил. Слава аж телефон в зале оставил, заперся в своей комнате и не выходит уже целый час. Я уже весь его телефон изучила. Знаешь, ничего интересного. Даже история в браузерах невинна, как младенец. Складывается ощущение, что мой брат не парень-подросток с играющими гормонами, а монашка!

А потом по ту сторону телефона послышался девчачий визг, ругань и теперь уже в трубке звучал голос лучшего друга Дани – Славки Волкова. Мальчишки хоть и имели абсолютно разный характер, дружили с первого класса.

— Привет. – Парень явно запыхался. Даня молился всем богам, чтобы причиной этой отдышки было то, что его другу просто было тяжело вернуть себе телефон. И зачем только Катька сказала про тот журнал?.. от одной мысли о том, что за «журнальчик» читал Волков, у Дани порозовели уши, щеки залились красной.

— Здорово! Значит, ты там развлекаешься?

— Нет! Не слушай ее! Это спортивный журнал. Слышишь? Спортивный! – закричал Слава в трубку так, что Дане пришлось отодвинуть телефон от уха, чтобы не оглохнуть.

— А что же ты тогда там так разволновался? Могу поспорить, даже уши красные. – с издевкой произнес Даня, потирая раскрасневшуюся мочку собственного уха. Он очень хорошо знал своего друга, и поэтому был уверен, что парень сейчас сидел в комнате, поджав ноги к груди, и заливался краской. Собственно говоря, как и сам Даня в эту минуту.

— Ой, да иди ты! – возмутился юноша. – Ладно, как ты там?

— Смешанные чувства. – честно ответил Даня.

Парень рассказал другу обо всем, что произошло за время его пребывания в этом доме, начиная описанием коридоров и округи и заканчивая последними событиями. Они хорошо друг друга знали, и Даня был уверен, что все останется в тайне от остальных. Только между ними, лучшими друзьями, как и всегда.

— Значит ты теперь мужчина? – задумчиво протянул Слава. – Кажется, я пропускаю все веселье, и почему в последнее время мне так не везет?

— Веселье?! Я тебе говорю, у меня сестру убили! – вспыхнул гневом Даня. Он никак не мог понять, почему из всей информации, вываленной на себя, Слава выделил только этот момент. Момент, за который Дане было совестно перед дядей и тетей, перед сестрой и самим собой.

— Успокойся. Прости, сглупил. Просто сложно все это так сразу переварить. – Услышав извиняющийся голос друга, Даня действительно успокоился. – Я так понимаю, ты будешь искать того, кто это сделал?

— А что мне еще остается? – выдохнул парень.

— Ты еще ребенок, почему не оставишь все на взрослых? На тебя не похоже, обычно ты никуда не лезешь и живешь размеренной жизнью. Да, ты жалуешься на то, что жить тебе слишком скучно, но разве это не слишком опасно? Неужели, это все из-за Моники?

— И это тоже. Ты же знаешь, я всегда ждал чего-то подобного.

— Знал, но чтобы ты лез в самое пекло?.. Ладно, держи в курсе событий. Не думаю, что смогу помочь, но хотя бы выслушаю.

— Я надеюсь, тебе не надо напоминать, что это не то, о чем ты можешь распространяться?

— Я не маленький. Сам все понимаю. – фыркнул в ответ парень. – Чей это номер?

— Кирилла.

— А, того накаченного? – Славка уже не раз говорил другу заняться своим телом, и потому просто не мог оставить без внимания завистливые интонации, когда Даня рассказывал о физической подготовке брата.

— Ну, можно и так сказать. Ладно, давай, до связи.

— Ага. С днем рожденья, Даня. Доживи до школы.

— Спасибо, – улыбнулся парень. – Доживу.

Послышались гудки. Славка повесил трубку. Теперь Даня чувствовал себя гораздо лучше. Ему с самого начала хотелось с кем-нибудь поделиться, но он не мог. Отложив телефон, Даня сел за стол и раскрыл блокнот. Выписав в столбец имена всех братьев и сестер, что были тогда дома, а он был уверен, что убийца кто-то из них, парень начал, словно ненормальный, подписывать и вычеркивать:

Моника (вычеркнуто) была со мной. Уверен, что не виновата.

Кристина …

Женя (вычеркнуто) слишком мала. Не хватило бы сил.

Саша (вычеркнуто) слишком мал. Все то же, что и у сестры.

Сережа (вычеркнуто) ребенок, был с трупом (почему вышел из комнаты ночью???). Ни в коем случае не убивал.

Кирилл …

Паша …

Юля нашла труп и Сережу. Под подозрением.

Владимир слишком спокоен (возможно, ради детей держит лицо). Не знаю, чего ждать от него. Под подозрением.

Мотив непонятен. Мотив = преступник.

Даня закрыл блокнот и облегченно выдохнул. Ничего больше он не мог написать. Юля была шокирована, но возможно все это хорошая игра. Ему нужен мотив, просто необходим. Конечно, Слава прав. Он всего лишь ребенок, и ему нет смысла играть в детектива, все равно никто не послушает и не поверит. Только если… если он не поймает преступника с поличным, со всеми доказательствами, а лучше с чистосердечными. С чем-то неопровержимым, с чем никто из взрослых поспорить не сможет. Что сказал следователь? Это повторится?

Глава 15

На второй день поле разговора в столовой, вечером, все, кроме Моники, стояли с вещами на улице, дожидаясь, когда приедет машина. Спустя час им уже нужно было быть в аэропорту. Даня стоял среди своих братьев и сестер и оглядывался. Поездка такой большой семьей напоминала парню школьную поездку: все бегали, шумели, кричали, самые младшие дети плакали, двойняшки ссорились, Юля пыталась успокоить всех, и только Владимир стоял в стороне, скрестив руки на груди и закрыв глаза, но, присмотревший, Даня заметил, что у брата дергается глаз – его нервная система уже не выдерживала этого всего. Моника все не появлялась, и поэтому парень начал волноваться. Вскоре к дому подъехали две большие машины. Дверь одной из машин открылась, и из нее вышла Моника, держа в руках спортивную сумку. Даня облегченно выдохнул. Его не волновало, откуда у Моники собранные вещи, как она оказалась в машине и где была все это время, он просто был рад, что сейчас она была вместе с ними.

— Я же говорил, она успеет. Она всегда появляется там, где должна, только в самый последний момент, заставляя всех волноваться, – шепнул парню на ухо Паша. От этого шепота по спине Дани пробежал холодок.

Все расселись по машинам. Час до отправления в Крым. Даня взглянул на Монику, сидевшую рядом с ним. У нее был пустой, невидящий взгляд, в руках она крепко сжимала сумку, словно это была единственная вещь, связывающая ее с реальностью.

— Все хорошо? – шепнул Даня сестре, но та не ответила. Она даже не посмотрела на брата.

Парень взял сестру за руку и, закрыв глаза, начал думать. Если девушка знала о том, что они сегодня уезжают, значит она была где-то поблизости, учитывая сумку с вещами, дома. Почему тогда она приехала на машине? Почему сказала, что ее не будет пару дней? Это из-за него? В голове прозвучали слова Паши о том, что она успеет к отправлению. Может он что-то знает? Даже если знает, ничего не расскажет.

— Дядя, какие у нас планы на сегодня? – спросил Даня, наклонившись вперед, к сидению дяди.

— Приедем в аэропорт, сядем на самолет, через три часа будем уже там. Заселимся в отель и спать, а завтра отдыхать и праздновать будем.

— Пронял.

Глава 16

Кристина сидела отдельно от остальных, поджав к себе ноги, обхватив их руками и уперев в колени подбородок. Она находилась где-то глубоко в своих мыслях и не заметила приближения брата. Даня осторожно сел рядом с сестрой на скамейку. Вокруг, словно муравьи около залитого кипятком муравейника, суетилось множество людей с чемоданами. Одни забирали свои вещи с ленты для багажа, другие уже получили их и спокойно направлялись к выходу. Вот и Даня уже забрал свои вещи и направился было к месту встречи, но заметил Кристину. Она уже тоже получила свой чемодан, но никуда не спешила, возможно, потому что у них было еще пол часа, а может и потому, что остальные члены семьи были в зоне видимости.

— О чем думаешь? – тихо заговорил парень, стараясь не испугать не заметившею его девушку. К сожалению, безрезультатно.

— Ни о чем – дернулась девушка. Она удивленно посмотрела на брата.

— Правда? – протянул Даня. Это совсем не было похоже на «ни о чем».

— Да. Ты что-то хотел? – девушка в очередной раз одарила брата холодным взглядом. Даня все никак не мог понять, почему в голосе его сестры он слышит стальные нотки, когда она разговаривает с ним. Неужели ей он настолько неприятен?

— Нет, просто мы еще совсем не общались, а ведь мы брат и сестра.

— Нас так много, что и за полгода можно не со всеми пообщаться. – съязвила Кристина, явно мечтавшая о том, чтобы ее оставили в покое.

— Ну, у меня нет такого количества времени, и раз уж мы встретились тут, два одиночества, то я считаю, можем и пообщаться немного, – пошутил парень, но девушка посмотрела на него с некоторой неприязнью. Вероятно ей не очень уж хочется быть «одиночеством».

— И что ты все же привязался ко мне? Что ты хочешь у меня узнать? Не тяни, спрашивай и проваливай!

— Грубиянка! О чем ты сейчас думала? – честно ответил парень.

Кристина задумалась. Немного помолчав, она посмотрела на улыбающегося брата и выдохнула.

— Не говори никому. Я боюсь летать. Вот и все. Просто я приходила в себя. Я не хотела грубить тебе.

— Значит назад на поезде? – предложил Даня.

— Нет, – возразила девушка. – Это неудобно, когда нас так много. Не хочу доставлять всем проблемы.

Кристина встала со скамейки и, ритмично покачивая бедрами, пошла к остальным.

— Врешь, – тихо произнес Даня, когда девушка отошла подальше. – В глаза мне не посмотрела, отвечать не хотела. И отговорка странная. Ты бы волновалась перед вылетом, а не после приземления, если бы у тебя действительно был такой страх.

Даня, поднявшись со скамейки и покачав головой, пошел за девушкой.

Глава 17

На следующее утро Даня проснулся от того что, переворачиваясь с боку на бок, уткнулся носом в коробку. Приоткрыв глаза, он увидел гору подарков и родню, тихо смотрящую на него. Почувствовав, как от такого внимания по спине пробежали мурашки, Даня поднялся на локтях. Вряд ли кто-то будет доволен тем, что на него смотрят, пока он спит, но, кажется, в этой семье о таком не задумывались.

— С днем рождения! – прокричали они все вместе, поздравляя еще ничего не понимающего парня.

— Спасибо – пробубнил он в ответ.

Оглядев комнату, он понял, что здесь абсолютно все. Даже Моника, несмотря на ее неприязнь к большим и шумным сборищам, была тут. Она сидела на подоконнике и смотрела на него такими же пустыми глазами, что и тогда в машине. Даню это тревожило, но ему не дали развить мысль и чувство беспокойства за сестру.

— Идем! Завтракать и на пляж! – потянула его за руку Женя, казалось, она больше всех рада этому событию.

— Да, конечно, – потрепал ее по голове Кирилл, – но пусть он сначала откроет свои подарки. Разве тебе не интересно, Даня, чего ты ждешь? Открывай скорее! Нам всем хочется знать, смогли ли мы угадать с подарками.

На кровати было одиннадцать коробок, все они были подписаны. Первым Даня открыл подарок от дяди. Это была маленькая коробочка, завернутая в синюю упаковочную бумагу. В коробочке лежали пятитысячные купюры, перетянутые канцелярской резинкой.

— Да здесь же целое состояние! – воскликнул Даня, непонимающе глядя на дядю. Ему такой подарок казался слишком ценным.

— Да, тебе восемнадцать. Надо же иметь стартовый капитал, «подушку безопасности», называй как хочешь, но это все тебе. – улыбнулся мужчина.

— Боже, сколько же тут? Увесистая пачка.

— Двести тысяч, – гордо произнес мужчина, не замечая, что Дане немного неловко принимать подобный подарок.

— Но я не могу принять такое. Слишком много для простого студента. – продолжал протестовать парень.

— Ты не простой студент, ты – мой единственный, любимый племянник!

Даня плотно стиснул губы, желая сдержать улыбку. Он впервые держал столько денег в своих руках, а понимание того, что это его деньги, заставляло его сердце биться чаще. Теперь он многое может себе позволить. Может потратить, может приумножить, может открыть свое дело – дядя открыл ему множество различных возможностей, и это делало парня счастливым.

— Мой подарок не такой дорогой, как тот, что подготовил твой дядя, но взгляни и на него тоже, – погладила парня по голове Мария, держащая на руках ребенка.

Даня взял маленькую квадратную коробочку в зеленой бумаге. Сняв упаковку, парень увидел бархатную коробочку, в которой лежали очень красивые японские часы. Они были серебренные с золотыми элементами. Часы выглядели довольно дорого.

— Давай помогу надеть, – сказала женщина, передавая сына на руки мужу и беря племянника за руку. – Нержавеющая сталь, сапфировое стекло, – хвасталась Мария, застегивая на юношеском запястье браслет от часов. – Нравятся?

— Очень, – глаза парня блестели, никогда еще ему не доводилось получать таких дорогих подарков. Он уже представлял, как придет в школу, уже одиннадцатиклассником, в дорогущих часах.

— Теперь я, – улыбнулся Кирилл. – У тебя же старенький телефон. Да ты еще и зарядку забыл. Без телефона в наши дни никак, поэтому…

Подарком Кирилла был телефон, модель которого не так давно вышла в продажу. Юноша помнил, как его рекламировали по телевизору, и как они с друзьями мечтали о его приобретении. Поблагодарив брата, Даня взял коробочку с надписью «Юля». Девушка подарила брату парфюм от известного во всем мире бренда. Даня отрыл крышечку и вдохнул аромат грейпфрута. Крепкий, но приятный запах ударил парню в нос. Даня чихнул и, под всеобщий смех, закрыл флакончик. Приберегу для особого случая, подумал парень, пряча парфюм обратно в коробочку. Даня открыл плоскую коробку в розовой обертке. Это была книга. «Его долг» – книга, в которой рассказывается о девушке, умеющей «программировать» будущее. Даня уже слышал об этой книге от одноклассниц, а благодаря Кристине он может прочесть ее. Он бы никогда не ожидал от нее получить что-то такое в подарок. Даня взглянул на сестру, и удивился: сегодня она улыбалась, глядя на него. Улыбалась доброй, спокойной улыбкой.

— Это от нас! – двойняшки взяли с кровати по коробке и протянули их Дане.

В коробках были кепка и новые кеды. Парень погладил детей по головам, и они радостно засмеялись.

Сережа протянул Дане коробочку со скетчбуком и красивыми пишущими принадлежностями. Троица «вручила» брату открытки, нарисованные собственными руками, хотя, скорее всего, все их нарисовал один ребенок – Миша, потому что один ребенок не мог даже карандаш в руках держать, а другой был слишком мал, чтобы самостоятельно сделать открытку.

— Ну что, теперь моя очередь? – улыбаясь спросил Паша.

Даня неуверенно взял подарок, подписанный именем брата. Сняв обертку, парень увидел пачку презервативов и бутылочку со смазкой. Даня чувствовал, как краснеет. Все, кроме ничего не понимающих детей, смеялись над парнем, что сидел в кровати, глядя на коробку, постепенно заливаясь румянцем.

— Надеюсь, я не прогадал с размером, – смеялся Паша. Даже вечно серьезный Вова прослезился, наблюдая за реакцией брата. – Ты даже можешь в скором времени их использовать. – после этих слов в Павла полетела подушка, но он успел ее поймать. Как же неловко чувствовал себя Даня в эту минуту, хотя чего он вообще ожидал? Как ему хотелось высказать брату все, что он о нем думает!

— Теперь мой – успокоился Вова.

Даня открыл крохотную коробочку и замер. В коробке лежали блестящие ключи.

— Это так, одна часть. Вторая дома, в гараже. Когда поедешь домой, его перевезут в Питер, я договорюсь.

— Это?..

— Мотоцикл. Немного поучишься ездить, и все девчонки твои. С днем рожденья, братец. – Парень не смотрел на брата, но Даня знал, что его старший просто хочет держать лицо, не показывая свою привязанность к младшему.

— Спасибо. – Даня вылез из кровати и крепко обнял брата.

— Какой же ты еще ребенок – произнес Вова, поглаживая парня по голове.

Последним на кровати остался лежать подарок от Моники. Осторожно сняв упаковку, Даня увидел портмоне. Парень поднял на девушку взгляд и понял, что все то время, что он распаковывал подарок, Моника пристально наблюдала за ним, не двигаясь, словно хищник, заметивший добычу. Даня чувствовал, что портмоне не пустое, и поднес руку к замку, не отводя взгляда от сестры. Она медленно покачала головой. Нет, нельзя, понял Даня и отложил подарок.

— Все? Ура! На пляж! – обрадовалась Женя. Девочка даже подпрыгнула от восторга, настолько ей не терпелось поплавать в теплой водичке.

— Сперва завтрак. – остановил ее Саша, и все услышали, как урчит у него в животе.

— Ага! – девочку переполняли эмоции, и она поцеловала свою мужскую копию в щеку.

Саша фыркнул и вытер лицо в том месте, где сестра его поцеловала, ладонью, а потом улыбнулся и, крепко обнял ее.

— Идите вперед, я догоню. – сказал Даня.

Постепенно комната опустела, последней вышла Моника, задержавшись в дверях и внимательно посмотрев на брата. Даня выглянул за дверь и, убедившись, что все ушли, взял портмоне. Внутри лежало записывающее устройство и записка.

«Оно понадобится. Не могу ничего рассказать. Не доверяй никому. Особенно тем, кто хочет, чтобы ты ему доверял. Подарки нормальные, не бойся их. С днем рождения, раб.»

Даня свернул записку и положил ее обратно в портмоне. И чего она опять вспомнила про то, что он «должен слушаться ее»?

Глава 18

Теплый морской ветер обдувал лицо парня, яркое солнце слепило глаза, а горячий песок обжигал голые ступни и струился между пальцев. Даня сидел в шезлонге, спустив ноги вниз. Рядом лежала его тетя в зеленом купальнике. Женщина рассматривала окружающих и даже сейчас, несмотря на то, что ее муж и старшие дети занимались младшими, не позволяла себе расслабиться и присматривала за семьей. Ее волосы были собраны в высокий хвост, рыжие пряди скрывали широкие круглые плечи. Сейчас, глядя на Марию, Даня понимал, что Моника, если бы не голубые, как у отца, глаза и короткие волосы, была бы точной копией матери.

Вот уже несколько дней Даню мучало чувство, что она о чем-то переживает, что что-то гнетет ее. Он считал, что сейчас самое время спросить – никого не было рядом, они могли поговорить, но Даня все никак не мог придумать с чего начать разговор, а спросить напрямую ему еще не хватало смелости, ведь одно дело спросить у сестры, о чем она думает, и совсем другое – спросить у взрослой женщины, что ее тревожит. Парень посмотрел на море. Вдалеке виднелись кораблики, над которыми вились голодные чайки, а вблизи резвились молодые отдыхающие. Даня тяжело выдохнул. Сейчас или никогда, подумал он.

— Ты что-то хотел спросить? – прервала его мысли женщина, все так же наблюдающая за своей семьей.

— Откуда…

— Откуда я знаю? Данечка, я все-таки мать, пускай и не твоя, но мать, а ты, хоть с сегодняшнего дня и совершеннолетний, но все же ребенок. Что мучает тебя? – голос женщины звучал спокойно, даже слишком спокойно. Казалось, она прибывала в трансе.

— Собственно говоря, мне бы хотелось задать вам тот же вопрос, хотелось знать, что вас тревожит. Мне кажется, что вы не совсем откровенны с окружающими. Я имею в виду… Моника.

— А, так вот о чем ты. Ты прав. – Женщина села. Теперь она смотрела на парня. – Ты прав. Я не могу спокойно жить. Я волнуюсь, переживаю, но ничего не могу сделать. Я жалею о том, что сделала. Ты уже знаешь историю Моники? Можешь не отвечать, я и так вижу, что знаешь. Наверняка тебе уже рассказали о том, что много лет назад Моника чуть не убила своего брата. Она всегда была довольно необычной. Ее настроение быстро менялось, она легко злилась, задирала братьев и сестер, хоть и была совсем малышкой. Всех нас сильно испугал тот случай, он же и изменил жизнь каждого из нас и всю семью в целом. Витя настоял на проведении полного обследования. Дети называют это сумасшествием, и они не так уж далеки от истины. Врачи сказали, что Моника больна, проблемы с нервной системой, мозг болен. Иногда она видит и слышит то, чего нет на самом деле, не всегда она отвечает за свои поступки и часто действует так, будто ей управляет кто-то другой, а самое страшное, что иногда, после прибывания в таком состоянии, она ничего не может вспомнить, когда очнется. Это может навредить не только окружающим, но и ей самой. Витя тогда строил свою карьеру и очень переживал по поводу общественного мнения. Он, не желая раздувать скандал, сказал врачам, что Моника будет оставаться дома под нашим присмотром, но вернувшись домой, велел запереть ее подальше от остальных, и я не смогла ему отказать. Я понимаю, что была не права, но тогда я была слишком юной и слабой, мне просто не хватило смелости противостоять ему. Единственное, на что я тогда смогла уговорить мужа – это каждодневное посещение дочери. За это время я научила Монику писать и читать, она была маленькая, но очень умная и все схватывала налету, а вскоре мне пришлось оставить ее. Да, я оставила мою девочку одну в лесу. Я оставила ее дальше сходить с ума. Я ничем не могла ей помочь, но, поверь мне, очень хотела. И вот, когда я думала, что она погибла, моя дочь снова со мной, но я не могу попросить у нее прощения за содеянное, потому что знаю – за такое не прощают. – Даня видел, что Мария с трудом сдерживает слезы. Эта хрупкая с виду женщина оказалась человеком, скрывающим подобные эмоции и мысли. Каждый день ее убивают муки совести, но она продолжает держаться ради других детей.

— А Лера?

— Лера? – непонимающе переспросила Мария. – Что именно тебя интересует?

— Я не могу понять ваших эмоций. – уточнил парень, внимательно глядя на тетю. Женщина потупила взгляд.

— Их нет. Они были. Были, но закончились. Тебе никогда не понять, что чувствует женщина, когда умирает ее ребенок. Она перегорает словно старая лампочка, свет гаснет, и больше никаких эмоций не остается. Вот и во мне не осталось сил и эмоций. Я будто действительно ничего не чувствую по этому поводу.

— Но она не умерла, ее убили.

— Какая разница, если ее уже нет в живых?

Глава 19

Когда шумный вечер празднования закончился, и все, устав от веселья, пошли отдыхать, Даня вышел к ночному морю. Прохладный ветер обдувал разогретое за день тело парня. Даня прошел по берегу и сел на еще теплый, белый и поблескивающий в свете луны, песок. Парень посмотрел на море. Вода блестела и переливалась серебристым, в ней отражались звезды. Особенно нравилась парню лунная дорожка, дрожащая на поверхности моря. Тишина, наступившая впервые за день, успокаивала парня, давала ему новые силы. Теперь он был совершеннолетний, взрослый мужчина, который должен отвечать за себя сам. Юноша взял на себя слишком много, но не хотел бросать задуманного, поэтому был счастлив, что остался один. Даня вглядывался в линию, где звездное небо сходилось с таким же звездным морем, и вдруг заметил слегка освященную луной фигуру. Она медленно двигалась прочь от берега. Сперва парень не понял, кто это, но присмотревшись, узнал в фигуре Монику. Вспомнив пустой взгляд сестры и то, что она не появилась на ужине, он подскочил с места. Не обращая внимания на холодную воду, и песок, мешающий быстро передвигаться, Даня сломя голову побежал к тому месту, где была его сестра. Девушка медленно уходила под воду. В тот момент, как Даня схватил ее за руку, она стояла уже по плечи в воде. Парень притянул сестру к себе и, слегка тряхнув за плечи, посмотрел в глаза. Они были все также пусты, казалось, сознание и разум покинули девушку.

— Моника. Моника! – кричал парень, тряся девушку за плечи.

— Что? – спросила Моника. Ее голос звучал так, будто она только очнулась ото сна. – я слышала… кто-то звал…

— Как ты меня напугала. Что бы было, если бы ты утонула?

Даня крепко прижимал ничего не понимающую Монику к себе, гладил ее по голове. По его щекам текли слезы, он редко плакал, последний раз в пятом классе, когда его сильно побили ученики соседней школы, за то что он вступился за девочку, но сейчас парень так испугался за сестру, что его трясло, а слезы лились сами собой.

— Я тонула? Хотя да, я же ничего не соображала и просто шла на голос. – заключила девушка, хватая брата за предплечья.

— Голос? – нахмурился Даня. В голове его всплыл разговор с тетей. Да, теперь он понимал. Понимал, что произошло сейчас, что произошло в лесу в ночь убийства Леры, понимал, почему его первая ночь среди этих людей сопровождалась убийством работницы. Теперь он понимал. Даже если это и была Моника, то она была не в своем уме.

— Да, какой-то знакомый голос. – кивнула Моника и, уткнувшись носом в грудь брата, тихо всхлипнула.

Даня поцеловал сестру в кучерявую макушку, и она посмотрела на него. Теперь к голубым глазам Моники вернулся первоначальный блеск. В них вновь была жизнь. Сияла луна, и от этого ее бездонные глаза были еще прекраснее, но то, что заметил Даня, пугало его. В глазах вновь появились искры сумасшествия. Иногда они пропадали, но в то же мгновенье появлялись вновь, разгорались с большей силой. Ноги девушки ослабли, и она повисла на брате. Даня подхватил ее на руки и, поцеловав в лоб, понес к берегу. Девушка дрожала – на ней был только купальник голубого цвета, а вода давно уже успела остыть.

Когда подростки вернулись в отель, к ним подошла семья. Все были встревожены исчезновением детей, Даня никого не предупреждал об уходе. Их беспокойство только больше возросло, когда Моника ступила босыми ногами на холодную плитку пола.

— Что случилось? – робко спросила Мария. Она протянула руку, желая прикоснуться к дочери, но замерла, так и не притронувшись к ней. Женщина сжала руку в кулак и прижала его к груди.

— Ничего, – сухо ответила Моника, – у меня случился приступ, но Даня вовремя заметил меня.

— Черт, с тебя же вода льется! – выругался отец девушки, – Юля, помоги сестре принять горячую ванну, а потом накорми и уложи спать. Моника, тебе не нужна помощь врача?

— Нет, мне ничья помощь не нужна, – сказала Моника скидывая с себя руку сестры, которая уже успела приобнять девушку за плечи. Оставив в недоумении и растерянности всю свою семью, девушка направилась к лифту, оставляя за собой холодный след из соленой морской воды.

— Даня! — воскликнул Саша, — ты ведь тоже промок до нитки!

Все тут же обступили парня, забегали за полотенцами, горячим чаем, сухой одеждой. Даня не замечал ничего из этого, он смотрел вслед сестре, смотрел на мокрые следы, оставленные ею на плитке пола.

Глава 20

Прошла уже неделя со дня рождения Дани. Моника чувствовала себя хорошо и вела себя подозрительно спокойно. Она часто погружалась в свои мысли, уходила из дома, но ненадолго, к вечеру всегда возвращалась, старалась никого не беспокоить и, казалось, избегала родителей. Расследование по поводу смерти Леры окончательно зашло в тупик, и девушку похоронили на местном кладбище. На могиле девочки установили прекрасный каменный памятник в виде маленького ангела, тянущегося к небу своими крохотными ручонками.

После похорон дочери Мария долго не выходила из своей комнаты, оставив детей на мужа. Проходящий мимо ее комнаты мог услышать тихие рыдания. Это была последняя капля, психика женщины не выдержала, и мать стольких детей начала рассыпаться как песчаный замок. Мария так и не вышла к семье добровольно, и Виктору пришлось выламывать дверь. Женщину обнаружили в тяжелом состоянии. Вся комната пропахла алкоголем и сигаретами, хотя Мария не курила и откуда взяла сигареты и алкоголь не понятно было даже сейчас. Женщина лежала без сознания посреди темной комнаты, в которой даже дышалось тяжело, а ходилось, из-за бутылок и прочего мусора, еще тяжелее. Марию экстренно увезли в больницу.

Сережа заговорил, но это совсем не помогло следствию. Он ничего не видел и не слышал. Ему захотелось пить и он вышел из комнаты, уже возвращаясь с кухни он увидел труп сестры. Мальчик испугался, но почему-то не ушел и не позвал никого, а взял ее за руку и стоял там, пока его не нашла Юля. Все это было уже ближе к утру. Все были рады тому, что Сережа вновь заговорил, но это событие омрачало критическое состояние его матери, и хотя мальчик снова разговаривал, от прежнего ребенка не осталось и следа. Его улыбка, яркая и теплая как солнце, так и не вернулась на свое место.

Даня сидел в своей комнате на кровати, поджав ноги к груди. Он ждал. Ждал, когда случится еще что-нибудь, что откроет ему глаза на происходящее, но ничего не происходило. Ничего не приходило в голову, никто и ничто не могло пролить свет на происходящее вокруг парня. Раздался стук, и в комнату вошел Кирилл. Его черная челка вновь закрывала глаза, и Даня прекрасно знал, что это значит. Парень выглядел раздраженным и, казалось, едва сдерживается, чтобы не хлопнуть со всей силы дверью.

— Меня отправили с Моникой собрать овощей с огорода, пойдешь с нами? – он с мольбой посмотрел на брата.

— Давай. Все равно делать нечего.

Даня поднялся с кровати и последовал за братом на выход.

Внизу уже ждала Моника. На ней была старая одежда, которую было не жалко испортить. Ее размер был немного больше, чем размер Моники, и Даня понял, что когда-то эта одежда принадлежала Юле или Кристине. Казалось, девушка всю одежду донашивала за старшими сестрами. Парень уже давно догадался, что кто-то хочет подставить Монику и пошатнуть ее и без того неустойчивое положение в этом доме, поэтому он искренне был рад, когда получалось присматривать за ней. Он уже смирился со своим непреодолимым желанием ее оберегать. С той ночи, когда Моника чуть не ушла под воду, Даня видел в ней ребенка, которому нужна его защита. На самом деле он осознавал, что выживший в лесу ребенок способен сам за себя постоять, но ничего не мог с собой поделать, таким уж он вырос.

— Ты наверное удивлен, что мы идем за овощами, верно? – спросил Кирилл, надевая кепку.

— Слегка. Я думал, вы все покупаете.

— Нет, мы покупаем только молочную продукцию и мясо, рыбу, птицу. А все остальные продукты выращиваются в теплицах и на грядках, чтобы мы точно знали, что едим. Так следят за нашим здоровьем.

— Ясно. Кирилл, а всегда вы собираете овощи?

— Да. Ты уже знаешь, что в нашем доме есть прислуга, но это только из-за того, что дом большой, и самостоятельно его прибрать будет практически нереально. В доме мы все равно учимся быть самостоятельными. Мы сами убираем свои комнаты, сами собираем на стол и сами ухаживаем друг за другом: все это ты уже понял, – но у нас так же есть и другие обязанности. Например, я и Моника должны время от времени приносить на кухню овощи и фрукты. Владимир и Юля следят за рабочими делами папы, ну, за всем тем, что можно доверить другим, а еще за нашими финансами. Прости, что потащил с нами.

— Нет, у меня все равно не было дела. Мне даже нравится подобный подход ваших родителей к вашему воспитанию. Несмотря на то, что вы растете в очень богатой семье, вы самостоятельные. Это очень пригодится в жизни.

Кирилл кивнул, но было видно, что его далеко не все устраивает в том, как их воспитывают.

Минут десять подростки шли до огорода, который находился за воротами. Кирилл объяснил, что там земля лучше. За огородом следит садовник и его помощник. В основном помощник, потому что сам садовник уже стар и неспособен заниматься тяжелым трудом. Для мальчишки он вроде наставника – только учит как и что делать. И вправду, подойдя к грядкам, Даня увидел мальчишку, разминавшего спину, вероятно она затекла во время прополки, и пожилого человека, сидевшего в плетеном кресле-качалке. В юноше Даня сразу узнал мальчика, обвинившего в убийстве Леры Монику. Заметив приближающихся, парень помахал рукой и пошел к ним навстречу.

— Гоша, здорово. – Кирилл пожал руку юноши.

— Ага, привет. За овощами? Я не подготавливал сегодня. Сами соберете?

— Соберем, а ты иди в тень.

— Да мне-то что, у меня своя тень. – и он покрутил на голове широкополую соломенную шляпу, которая нужна была ему, чтобы голову не напекло на солнце.

Гоша был невысоким стройным светловолосым парнем с сильно загоревшей кожей. Он носил старые рабочие драные джинсы, футболку, которая когда-то была белой, и красную рубашку в клетку, тоже старую и рваную. На поясе у него висели инструменты. Парень был в приподнятом настроении. Старик-садовник тихо посапывал, надвинув кепку на глаза.

Когда Гоша продолжил пропалывать грядки, напевая какую-то странную мелодию, Даня прошел за братом в теплицу. Таких красивых теплиц Даня никогда не видел: посередине была дорожка, выложенная из круглых камушков, по обе стороны от нее располагались длинные, широкие, высокие грядки. Солнце заливало теплицу ярким светом и его лучи играли на овощах и блестящей дорожке. Моника присела спиной к братьям и принялась бережно собирать помидоры. Даня держал корзину, в которую Кирилл складывал огурцы.

— Чем думаешь заниматься, когда уедешь от нас? – неожиданно начал парень. До этого они занимались сбором урожая в абсолютной тишине.

— Мне еще одиннадцатый класс закончить надо.

— А мы на домашнем обучении. Никто из нас никогда в школу не ходил. Как это вообще? – с легкой завистью в голосе произнес Кирилл.

— Так же, как и на твоих занятиях по плаванию в городе, только времени больше занимает, – с улыбкой на лице ответил Даня.

— В школе трудно, – сказала Моника, не поворачиваясь к братьям.

— Нет, не трудно. Главное – найти свое место, и все будет как по маслу.

— А если не найду? Что будет, если мне не удастся найти «свое место»? Что тогда?

— Ну тогда ты права, будет трудно.

Даня задумался. Да, в школе на самом деле не так просто, как кажется, но и не так уж сложно. В школе нельзя только изучать что-то по учебникам, нужно еще и с людьми общаться. Удивительно, что социально активным людям учиться труднее, чем одиночкам. Бывают, конечно, те, для кого все просто или все тяжело, но таких мало. Даня был одним из тех, у кого все получалось хорошо. У него было много друзей, он был отличником. В одном только Даня прокололся: у него, как и у его лучшего друга, до сих пор не было девушки.

— С огурцами закончили. Теперь кабачки и баклажаны. Моника, ты закончила с помидорами? – произнес Кирилл, разминая затекшие ноги.

— Да, закончила, – ответила девушка, поднимаясь с пола и отряхивая колени от земли, вероятно, она все-таки умудрилась попасть ногами в грядку, пока срывала помидоры.

— Тогда сходи в соседнюю теплицу и принеси кочан капусты.

Моника кивнула и вышла из теплицы. Как только дверь закрылась, Кирилл посмотрел на Даню.

— Спасибо, что пошел с нами. Мне нелегко находиться рядом с Моникой. Ты ведь знаешь, что она хочет в город? Забери ее, прошу тебя.

— Мы с тобой уже говорили об этом. Заберу, – уверенно сказал Даня, хотя совсем не был уверен в этом.

Моника зашла в теплицу в обнимку с большим кочаном капусты. Ноша была не по ней, и девушка постоянно, покачиваясь на одной ноге, словно цапля, поправляла кочан коленом, чтобы он не выскользнул из рук.

— Он тяжелый. Куда его?

— Положи рядом с дверью, – улыбнулся Кирилл, срывая кабачок. От мысли, что очень скоро пугающий его человек исчезнет, ему становилось гораздо лучше, и хотелось улыбаться.

Глава 21

На обед было замечательное овощное рагу. Даня в очередной раз мысленно похвалил повара, работающего на эту семью. Он действительно был мастером своего дела. Сегодня Даня особенно наслаждался едой, потому что чувствовал свою причастность к ее приготовлению. Крупно нарезанные овощи были мягкими, во время приготовления они не потеряли ни капли сока, так и таяли во рту.

За столом сидела вся семья, и поэтому было довольно шумно. Все переговаривались, шутили, смеялись. Даня еще не чувствовал себя частью семьи, но они принимали его как родного сына и брата. Парень вспомнил свою родную семью, и ему вдруг стало не по себе. Он был единственным ребенком, и дома за столом никогда не было так шумно и весело. Папа работам допоздна, мама редко бывала дома. Парень и так жил будто один в большой пустой квартире: просыпался один, один завтракал, собирался в школу, приходил домой и обедал в одиночестве, играл сам с собой, сам себе читал книги, один ужинал, и один засыпал. Когда-то он плакал засыпая, но потом привык и уже ни в ком из родителей особо не нуждался. Даже праздники он отмечал только с одноклассниками и прочими друзьями. Так Даня жил один в семье, но с этого года он съезжает в другую квартиру, которую несколько лет назад купили для него в качестве подарка на восемнадцатилетие. Теперь парню казалось, что родители только и ждали того момента, когда их сын сможет жить отдельно от них.

Вдруг раздался звон. Это ложка упала на пол. Все посмотрели на Кристину, уронившую ложку. Девушка была бледная и тяжело дышала, хватая ртом воздух и царапая горло. Сперва все решили, что она подавилась, но первая помощь, оказанная ей, не помогала. Кристине вызвали врача и, пока он ехал, перенесли в ее комнату и уложили на кровать.

Приехавший врач, спустя короткое время, которое всем показалось нескончаемым, вышел из комнаты.

— Отравление, – заключил он, снимая очки и грустно покачивая головой.

— Но продукты были свежими! – запротестовал Кирилл. – Я, Даня и Моника собрали их сегодня.

— Дело не в продуктах, мальчик, – прервал его гневную тираду мужчина. – Ей в еду подмешали яд. К счастью, доза слишком мала для того, чтобы девочка умерла. Я промыл ей желудок, но она без сознания. Теперь все зависит только от нее, однако я уверен, что она придет в себя.

— Но когда успели подмешать яд? – спросил Даня.

— Возможно, когда накрывали на стол. – ответил Саша. Он был очень напуган и крепко держал Женю за руку, девочка была напугана не меньше, но в отличии от брата, старалась не показывать этого, но у нее плохо получалось.

— А на стол сегодня накрывала Моника. Сегодня ее очередь. – добавила Женя. И сильнее сжала руку брата.

Даня посмотрел на Монику. Она была взволнована. Спокойствие, что было у нее на протяжении всех этих дней куда-то исчезло. Девушку трясло. Она переступала с ноги на ногу, но если бы Даня заглянул в ее глаза, он бы понял, что мыслями она была сейчас далеко отсюда. В ее голове, где уже сложилась картинка, новый фрагмент пазла – отравление сестры – разрушил все. Картинка развалилась, как карточный домик.

Когда врач ушел, вся семья ввалилась в комнату Кристины. Девушка лежала на кровати без сознания. Она выглядела ужасно. Кожа была бледная, безжизненная. Глаза плотно закрыты. Кристина тихо дышала, заметить ее дыхание можно было лишь прислушавшись. Видя сестру в таком состоянии, Даня понимал, в какой опасности находится Моника. Теперь точно все решат, что это она. Он вновь посмотрел на девушку, внимательно изучающую сестру взглядом. Ее уже не трясло, она вновь была спокойна, а ему все сильнее хотелось схватить ее за руку и убежать туда, где их никто не сможет найти, где они будут в безопасности.

Когда все, кроме Дани и Моники, вышли из комнаты, девушка, не отводя глаз от сестры, заговорила:

— Почему люди врут? Почему ложь является частью их жизни? Разве не было бы проще, если бы все говорили правду? Хотя, наверное, правда бы все усложняла не меньше, чем все усложняет ложь. Вот и ты врешь. Врешь, и потому лежишь сейчас в постели, и никто не знает наверняка, выживешь ты или нет. Зачем? Тебе так больше нравится?

— Ты хочешь сказать, что ее отравили за ложь?

Моника внимательно посмотрела брату в глаза, желая понять, о чем он думает. Даня искал в ее глазах ответ на этот же вопрос. Девушка молча покачала головой, отворачиваясь от парня.

— Как жаль, что ты меня совсем не понимаешь.

Моника вышла из комнаты. Даня еще немного посмотрел на сестру, борющуюся за свою жизнь и, тяжело выдохнув, оставил ее одну.

По пути в комнату Даня думал над словами Моники. Что она хотела этим сказать? Если Кристина там лежит не потому, что ее пытались убить за ложь, то почему? Кто лжет? Все? Ну, да, тут лгут все. Даня уже не знал, как ему понять, где ложь, где правда, кому можно верить, а кому нельзя.

Закрыв дверь в свою комнату, парень сел за стол и достал записную книжку. Проведя пальцем по написанному ручкой имени сестры, он взял карандаш и вычеркнул «Кристина», написав рядом «жертва».

Глава 22

Еще не стемнело. Было не так уж поздно, но в лесу из-за деревьев всегда темнеет раньше, чем должно, поэтому светло должно было быть еще только час. Даня лежал на кровати, стараясь уснуть, но получалось только тяжело вздыхать и ворочаться с боку на бок. Ему хотелось поскорее уснуть и забыть обо всем, но он не мог: было слишком шумно, и слишком много мыслей копошилось в его голове, больно давя на мозг. Даня повернулся на бок и еще раз осмотрел свою комнату. Он сравнивал ее с комнатой Моники. Было несправедливо, что комната гостя лучше комнаты ребенка, живущего в этом доме. Эта мысль разозлила его, и парень отвернулся к стенке, с силой ударив кулаком по подушке.

Дверь скрипнула, и Даня услышал, как кто-то зашел в комнату, а затем почувствовал, что этот человек сел на кровать рядом с ним.

— Тебе бы развеяться. – Владимир положил руку на плечо брата и слегка потряс за него.

— Не хочу. Я занят. – ответил Даня, зарываясь под одеяло.

— А мне кажется, ты просто изучаешь стену. Смотри, еще немного, и от твоего взгляда в ней появится дыра.

— Нет, я думаю. – ответил парень, переворачиваясь на спину и сбрасывая с себя одеяло: стало слишком жарко. Теперь он мог видеть лицо старшего брата. Оно было как всегда серьезным, но глаза блестели добрым блеском.

— И о чем же ты думаешь?

— О несправедливости. О том, почему люди живут в разных условиях и бесконечных войнах, хотя живут на одной планете, и, мне кажется, было бы проще объединить свои усилия, чтобы все люди были равны и был вечный мир. Мы все хотим жить хорошо, но почему, чтобы один жил хорошо, другой должен жить плохо? Разве это правильно? Меня это так раздражает!

— Ты думаешь о сложных вещах, – рассмеялся Владимир.

— Но ведь ты тоже о них думаешь, разве я не прав? Или только я такой глупец? – щеки Дани налились кровью. Он не мог мириться с подобной несправедливостью.

— Ты не глупец, – Вова осторожно положил ладонь на ногу младшего брата. – Наличие у тебя таких мыслей говорит не только о юношеском максимализме, который пройдет с возрастом, но и о большом добром сердце, в котором есть место для всех.

— Это хорошо? – с сомнением спросил Даня. Он никогда не говорил о таком с родителями, а мнение учителей было шаблонным, тем, которое диктовали законы об образовании. Мнением ровесников Даня вообще никогда не интересовался, потому что они такие же подростки, как и он: ничего не понимающие в большом мире.

— Хорошо? Да, это хорошо, но больно, – грустно выдохнул парень.

— Почему?

— Потому что таких как ты мало, и остальные не поймут тебя. Если ты к этому не готов, то ты, мой дорогой брат, сильно поранишься.

— А мои мысли могут стать не просто мыслями? – Даня приподнялся на локтях. Ему было интересно мнение старшего брата.

— Исполнимо ли то, о чем ты говоришь? Дай-ка подумать. Если каждый, кто думает также, родит трех детей и поселит в них эту мысль и умение действовать, а не ждать, то спустя века будет вечный мир.

— Правда? – в глазах юноши загорелась надежда.

— Не знаю, – пожал плечами Владимир, – давай верить в это и действовать. А сейчас тебе нужно развеяться.

— И что же ты предлагаешь?

— Поехали, я отвезу тебя в одно очень красивое место.

Даня поднялся с кровати и пошел за братом, все равно уснуть не получалось. Владимир шел впереди не оглядываясь на парня, он слышал его шаги, и этого хватало. Юноши спустились в подвальное помещение, где располагалась подземная парковка. Виктор коллекционировал машины и специально для них устроил эту парковку. Для часто используемых машин был гараж. Вова подошел к одной из машин и сел за руль. Даня сел на соседнее место, пристегнулся и лишь тогда вспомнил одну очень важную вещь.

— У тебя же прав нет! – воскликнул парень.

— Ерунда. Мы не далеко и не надолго. И то, что у меня нет водительских прав, не говорит о том, что я не умею водить. Неужели ты не веришь мне?

— Но…

— Никаких «но». Поехали.

Владимир действительно умел водить, но его стиль вождения был довольно экстремальным. Он превышал скорость на прямых участках дороги и резко снижал ее перед поворотами. Несколько раз Даня пожалел, что не знает ни одной молитвы, поэтому, когда они остановились у подножия горы, парень вышел из машины, осел на землю и несколько раз мысленно поблагодарил бога за то, что остался жив. Он вообще был удивлен, что вечно спокойный Владимир водит ТАК.

— А почему ты не сдал на права? – дрожащим голосом спросил Даня.

— Ну ты же видел, как я вожу. Просто мне тяжело соблюдать скоростные режимы. Не могу я ехать спокойно, вот и не сдал. Инструктор сказал, чтобы я больше не появлялся у него.

— Я поседел за это время!

— Не, все с тобой нормально. Нам нужно пройтись пешком до смотровой площадки. Ее обустроили за счет нашей семьи. Гора эта местная и небольшая, но с нее открывается удивительный вид. Особенно ближе к ночи. К тому времени, как мы поднимемся, солнце как раз будет садиться.

На подъем понадобилось около получаса. Впереди спокойным, легким шагом шел Владимир, а следом за ним, еле передвигая ногами, тащился Даня, у которого после поездки еще немного тряслись ноги. Поднявшись на смотровую площадку, Владимир повернулся к брату. Даня увидел как ветер раздувает подол и ворот черной рубашки брата, задувая под нее, треплет черные волнистые пряди волос. А на заднем плане был невероятной красоты закат. Небо горело оранжевым, желтым, красным, солнце садилось за лес, темный и неприветливый. Вдали виднелся дом: его крыша блестела в лучах заката. Для Дани Владимир был очень необычным человеком: ему всего двадцать, выглядел он на восемнадцать или семнадцать, а вел себя на тридцать. В лучах заката Владимир выглядел красивее чем обычно. В его голубых глазах играли цветные отблески солнца, отражавшиеся от гладких стен горы и пола на смотровой площадке. Его голубые глаза были такими же глубокими как и у Моники, но ее глаза были чистыми, ярко голубыми, а в голубых глазах парня были видны редкие зеленые полоски. Его губы застыли в сдержанной, немного смущенной улыбке.

— Знаешь, – парень оперся на перила смотровой площадки, – когда я родился, моему отцу было двадцать четыре, а матери восемнадцать. Все говорили, что я родился под счастливой звездой, но мне вечно не везет.

— И зачем ты мне это говоришь? – Даня встал рядом и, облокотившись на перила, посмотрел вдаль. У него дыхание перехватывало от открывающегося вида, а холодный ветер, приятно ласкавший кожу, прогонял все дурные мысли.

— Зачем? Только чтобы ты ценил каждый момент своей жизни, – усмехнулся парень.

— Совет старшего брата? – улыбнулся юноша.

— Совет старшего брата, – подтвердил Владимир. – Как тебе вид?

— Захватывающий. – признался Даня. Ему совсем не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. – Ты часто здесь бываешь?

— Частенько, – вздохнул юноша.

— Зачем?

— Отдохнуть. Очень тяжело, когда в твоей семье тринадцать детей и ты старший из них. На тебе лежит ответственность не только за себя, но и за младших. Пока я еду – исчезает злость, пока поднимаюсь – успевает остыть голова, а она всегда должна быть холодной, и, наконец, когда смотрю на закат – приходит умиротворение и желание продолжать.

— Везет тебе, у тебя есть такое красивое место. – вздохнул Даня с сожалением.

— Ха-ха! – рассмеялся парень. – ты же из Питера! У тебя такой красивый город. Ты можешь любоваться его ночными огнями, заходить в кофейни и наслаждаться запахами там. Просто открой глаза, и ты поймешь, насколько красиво то место, где ты живешь.

— Ты так думаешь? – Даня с сомнением взглянул на брата.

— Ага. – Владимир крепко прижал брата к груди и зарылся в его искрящиеся в свете заката золотистые волосы носом.

Сердце Дани громко стучало, билось о грудную клетку. Всем телом он сильнее прижался к брату и закусил губу. Ему, взрослому парню, хотелось разрыдаться, словно маленькому мальчику. Он не хотел. Не хотел, чтобы при нем убивали, не хотел видеть висящую в петле сестру, не хотел, чтобы в такой хороший день кто-то отравился такой вкусной едой. Не хотел, чтобы обвиняли невиновных, не хотел, чтобы его жизнь и жизнь его близких была в опасности. Не хотел, чтобы Моника страдала. Не хотел, но ничего не мог исправить, изменить, и от этого страдал. Все это давило на парня, старающегося казаться равнодушным.

Глава 23

Проснувшись утром, Даня хотел немного отдохнуть от происходящего. Комнату заливал яркий солнечный свет, в воздухе летали, кружились в незатейливом танце крохотные частички пыли. Кровать была такой теплой, а подушка мягкой, что парню совсем не хотелось вставать и начинать новый день, тем более, что этот день, как и все остальные этим летом, не сулил ему ничего хорошего. С трудом поднявшись с кровати, он взял из шкафа книгу с яркой обложкой, зацепившей его в магазине, и залез обратно под одеяло. Весь день он собирался посвятить чтению, но стоило ему открыть книгу, как в комнату бесцеремонно влетели двойняшки. Даня был уверен, что закрывал дверь, но теперь запаниковал. А может ее кто-то вскрыл? Этой ночью он запишет, закрыл ли дверь. Дети запрыгнули на кровать по обе стороны от брата.

— О чем читаешь? – спросила Женя, обнимая брата за руку.

— О чем? Сложный вопрос. – зевнув, ответил Даня. Пока что он только обложку видел.

— А что, она ни о чем? – спросил Саша, прижимаясь к другой руке. Его вопрос показался Дане странным, но вскоре он понял, что эта фраза могла поселиться в сознании, когда на вопрос «что делаешь?» отвечали «ничего».

— Нет, просто, если бы вы спросили о ком книга, то я бы ответил, что она о девушке, о которой все всегда забывают. Будто ее никогда не существовало, – ответил Даня, вспоминая аннотацию к книге. – Но вы спросили о чем она, и теперь мне нужно думать о ее глубоком смысле.

— Наверное, это книга о том, что людей равняют друг с другом, и поэтому они становятся одинаковыми, и о них быстро забывают. Они не могут закрепиться в памяти человека, потому что не могут выделиться из серой массы.

Даня удивленно посмотрел на Женю. Ее слова скорее принадлежали взрослому человеку, чем маленькой неопытной девочке тринадцати лет. Она улыбалась и смотрела на Даню, ожидая его одобрения, но парень не был уверен в том, что книга об этом. Он еще не думал о ее смысле, он даже не успел начать ее читать, а эта девочка, услышав короткое описание, выдвинула данное предположение.

— У тебя не детские мысли, – единственное, что смог ответить Даня.

— Это из-за Юли, – сказал Саша, махнув рукой. Он тоже удивленно смотрел на сестру.

— Не понял, – нахмурил брови юноша.

— Юля сказала, что люди и их мысли не обязаны соответствовать их возрасту. Ребенок может быть философом, а взрослый глупцом. Она сказала, что наша жизнь и наши мысли зависят не от возраста, а от полученного опыта, от пережитых событий, – разъяснил мальчик.

— Значит вы много пережили?

— Нет, – покачал головой Саша, – просто Женя очень впечатлительная и, читая книги, чувствует больше, чем я или кто-нибудь еще. Вот она и набралась опыта, изучив теорию. Она впитывает информацию как губка, поэтому уже сейчас мыслит как некоторые взрослые. Мне же для понимания разных вещей необходимо набить кучу шишек на своем упрямом лбу. – С этими словами мальчик демонстративно постучал себе по лбу.

Женя кивнула и крепче обняла руку брата.

— Все что я знаю, я знаю от Юли!

— Она тебя учит?

— Да, она многому учит. Житейские мелочи, езда на лошадях, занятия йогой. Все, чем она занимается, передается нам. Но… я думаю, будет лучше, если ты узнаешь все сам.

— И как же я это узнаю?

— Юля сейчас в тире. Иди к ней. Мы проводим.

Даня вышел на улицу за двойняшками. Они уверенно шли вперед, крепко держась за руки. С того момента, как нашли первый труп, они ссорились только один раз, пока собирались в Крым, но и эта ссора была скорее маленьким спором между двойняшками, чем серьезной руганью брата и сестры. Скорее всего, они чувствовали, что сейчас им нужно держаться вместе, что они нужны друг другу. Дети остановились около небольшой пристройки. Странно, подумал Даня, слишком маленькое помещение, чтобы быть тиром. Двойняшки открыли дверь и прошли в светлое помещение. Там могли поместиться три человека, зато напротив двери входа располагалась еще одна дверь – железная. Саша нажал на кнопку рядом с дверью, и она открылась. Парень с гордым видом посмотрел на брата. Он явно хотел произвести на старшего впечатление, и ему это удалось. Там за дверью был самый настоящий лифт. Все втроем они зашли в лифт, и Женя нажала на кнопку с гравировкой «-2».

— На минус первом находится парковка. На минус втором – тир. На минус третьем – кинотеатр. А что находится на минус четвертом мы не знаем. Нам запрещено туда спускаться, – объяснила Женя.

— У вас так много подземных этажей. Вы даже лифт построили. Это удивительно! – восхитился Даня, рассматривая самый обычный лифт, такой же как и все городские лифты, только не расписанный маркером и не обклеенный рекламой.

— Это была папина детская мечта. Мама говорит, что никогда не поздно осуществлять свои мечты. Когда папа стал богатым, он сразу осуществил эту мечту. – пожала плечами девочка.

— Но, разве, когда ты осуществляешь свою мечту, она не исчезает? Разве это хорошо, тебе ведь не о чем будет мечтать?

— Нет, ты прав лишь от части, – ответил Саша. – Дело в том, что человек – весьма интересное существо. Исполнив одну мечту, он начнет мечтать о чем-то новом. Чем больше будет у человека исполненных мечт, тем сильнее будет ощущение, что все возможно, что он может получить все, что захочет. Так мечты будут все масштабнее и их осуществление будет требовать больше сил и времени.

Лифт остановился, двери скрипнули, и Даня увидел огромное подвальное помещение. Бетонные серые стены, на них полосы, нарисованные ярко-желтой краской. Дорожки с выкрашенным в желтый полом были отделены друг от друга тонкими серыми стенами. У каждой дорожки – столик для оружия, в конце дорожек – мишень из пробкового дерева. Они были разного размера и формы. Были круглые, с нарисованными на них кругами, были крупные, изображающие силуэт человека, были маленькие в форме зверушек. На каждой из стен-перегородок находились две кнопки, на которых были изображены стрелки направленные в разные стороны. На одной из стен висели охотничьи трофеи, награды и старое оружие.

Даня неуверенно шел за двойняшками, смело вышагивающими в ногу. На одной из дорожек стояла девушка. Она стояла к Дане и двойняшкам спиной, ее длинные угольного цвета волосы, собранные в конский хвост, спускались до поясницы, тонкая талия, длинные ноги, ее красивые формы, облаченные в черную спортивную одежду, выделялись на серо-желтом фоне. На голове девушки были наушники с такими же желтыми вставками, а глаза защищали желтые очки.

— Подождем, когда она закончит. Нельзя сейчас подходить. Она может испугаться, и тогда может случиться несчастье, – кивнул в сторону старшей сестры Саша.

Раздался громкий выстрел. Еще и еще. Даня видел, как в мишени образуются дыры, а на пол рядом с девушкой падают пустые гильзы. При каждом выстреле хвостик девушки немного взлетал в воздух и снова опускался на спину.

Наконец девушка перестала стрелять и положила пистолет на столик. Сняв наушники и очки, она положила их рядом с пистолетом. Женя кивнула и Саша подошел к Юле.

— Саша? Вы были тут? – девушка обернулась и увидела Даню. – О! И ты здесь. Вы что-то хотели?

— Нет, ничего такого, – в унисон ответили двойняшки.

Юля улыбнулась и посмотрела на мишень.

— Саша, Женя, можете оставить нас одних? – Двойняшки кивнули и побежали к лифту. Через некоторое время дверь щелкнула, и Даня с Юлей остались одни. – Вот. Теперь, когда они ушли, можем поговорить.

Даня подошел к дорожке и осторожно взял пистолет. Было удобно, что у каждой дорожки была длинная бетонная стойка для оружия и патронов.

— Не думал, что ты занимаешься стрельбой. Профессионал?

— Нет. Любитель. Хочешь попробовать? – Девушка скрестила руки на груди и облокотилась на перегородку.

— Нет. У меня не получится, – запротестовал парень.

— Нельзя говорить, что у тебя что-то не получится, если еще не попробовал. Именно из-за таких мыслей в головах людей, мы теряем величайших гениев всех времен. Одни боятся начинать, а другие бояться неудач. Чего боишься ты? Почему не хочешь попробовать? – Юля мягко улыбнулась, глядя на брата.

— Не всегда люди не хотят что-то пробовать из-за страха. – Даня все еще держал в руках пистолет. Он был тяжелый, удобно лежал в руке, но парень все равно не хотел испытать оружие в деле.

— Да. Иногда они понимают, что это неправильно и опасно, как курение или наркотики. Но стрельба – другое. Она опасна, только если ты неправильно обращаешься с оружием, но ведь я могу тебя научить.

— Нет, не надо. Вдруг еще во вкус войду. – усмехнулся Даня, кладя пистолет на место.

Юля пожала плечами и улыбнулась. Она нажала на одну из кнопок на стене и, проследив за тем, как мишень отъезжает к стене, пошла на выход, и Даня пошел за ней. Последнее время его братья и сестры открываются ему с новых сторон, и его это удивляло. Он понимал, что все люди разные и у них у всех есть скрытые стороны, но сейчас он был поражен тем, какие это стороны. Ничего плохого в стрельбе нет, но он бы никогда не догадался, что она нравится Юле – образцовой старшей сестре, на которую ровняются все девочки в семье.

Они подошли к двери лифта, и Юля нажала на кнопку.

— Ну и ладно, – произнесла девушка с интонацией, будто Даня еще пожалеет, что отказался. – Только знай, каждый человек на этой земле, нет, каждое существо в этом мире, и в других мирах, если они существуют, каждый из нас имеет право заниматься тем, чем хочет, и никто не имеет право осуждать его. Вот ты чем бы хотел заниматься?

— Я мечтал стать следователем, – слегка покраснев, ответил парень. Почти никто не знал о планах Дани на будущее. Ему не с кем было их обсудить.

— Мечтал? Почему в прошедшем времени? Что поменялось?

— Многое. Я должен думать о чем-то более реальном, – пожал плечами юноша. Да, он уже давно отказался от своих детских мечт, смирившись с тем, что будет работать в офисе за компьютером, никому не нужный и не известный.

— Но ведь следователи существуют? – спросила девушка с видом наивного ребенка, спрашивающего у мамы, бывают ли розовые слоны.

— Глупый вопрос. Ты сама знаешь на него ответ. Не обращайся со мной как с ребенком.

— Нет, ты ответь. Существуют? – настаивала Юля.

— Ну, существуют, – нехотя ответил парень.

— Вот видишь, значит стать следователем – реально. Воплощать мечты в реальность не невозможно. Нужно только захотеть и приложить максимум усилий.

— Не уверен, – грустно вздохнул Даня. Он отлично помнил, как некоторые люди, среди которых были не только неразумные школьники, но и учителя, высмеивали мечты его ровесников.

— А что тебя ограничивает? У тебя кто-то в семье прикован к инвалидному креслу?

— Нет! – возмутился Даня. Он вообще уже не понимал, к чему ведет его сестра.

— Тогда… у тебя есть маленький ребенок?

— Нет.

— Может быть ты болен неизлечимой болезнью и через год в муках умрешь? – Юля хитро прищурила глаза.

— Нет! что за вопросы?! – вскрикнул Даня. Он был возмущен подобными речами сестры.

— Если «нет», значит ты можешь исполнить свои мечты. Слышишь? Стань следователем!

Девушка тряхнула брата за плечи. Дверь лифта, скрипнув, открылась. В кабине стоял Паша. Он держал за предплечье Монику. Она старалась вырваться, но сейчас, увидев напротив себя Даню, застыла на месте. Паша, увидев Юлю, отпустил руку сестры и, отвернувшись, уперся взглядом в стену, словно провинившийся первоклассник. Моника мгновенно вжалась в противоположную стену.

— Откуда вы? – с укором спросила Юля, шагнув в лифт.

— С последнего, – фыркнул Паша не поворачиваясь к сестре.

— Но! – удивился Даня. Он помнил, что ему сказали о запрете.

— Не лезь не в свое дело. – Павел злобно посмотрел на него.

Наверное, им можно спускаться туда с какого-то определенного возраста, подумал Даня. Он взглянул на Юлю, но она лишь смотрела на юношу и качала головой, с явным неодобрением его действий. Даня перевел взгляд на Монику, которая рассматривала пол так, будто это была самая интересная вещь во вселенной. Девушка выглядела рассерженной и напуганной, как провинившийся ребенок, которого поймали на хулиганстве. Она потирала руку в том месте, где ее держал брат. Подняв глаза, Моника пересеклась взглядом с Даней. Он кивнул ей, и она, поняв его взгляд, убрала ладонь. На руке девушки виднелся красный след от хватки Павла. Даня мог отчетливо видеть в каких местах пальцы парня крепко сжимали светлую кожу на руке девушки. Нет, так поступать нельзя даже с тем, кто провинился, тем более, если это твоя сестра. Но Даня лишь стиснул зубы и, сжав кулаки, поджал губы. Это и его сестра!

Глава 24

— Что ты там делала?! Туда же нельзя!

Как только Юля и Паша ушли, тихо о чем-то споря, Даня решил опросить Монику. Раз он влез в происходящее, то ему нужно знать все. Старшие не расскажут, что там, на минус четвертом, но эта девушка – запросто. По крайней мере так считал Даня.

— Помнишь, я сказала, что ты должен меня слушаться, если хочешь жить? Я не буду отвечать на твои вопросы. – Моника пыталась сбежать, но Даня преграждал ей дорогу.

— Моника, пожалуйста, ответь, что ты там делала? Что там находится? – настаивал парень.

— Отстань! Убью! – завизжала девушка, и с силой ударила брата в грудь кулаком.

— Я не боюсь, – схватил ее за запястья Даня. – Твои угрозы на меня не действуют! Если бы хотела, давно бы уже убила.

Моника отвела глаза. Даня говорил правду. Она не собиралась его убивать, а то, о чем она вспомнила, было сказано от страха. Девушка боялась, как боится любой человек, но она не может здраво мыслить и действует импульсивно: если хочет убить – убьет, если хочет любить – будет. Если ее переполняли эмоции, ее голова будто раскалывалась на части, девушка испытывала сильную боль, которую почти не могла терпеть.

— Ладно, но я не буду отвечать на твои вопросы.

— Ответь. – Даня отпустил руки сестры, и они безвольно повисли вдоль ее тощего тела.

— Нет! – крикнула на него Моника, сжимая руки в кулаки, до крови впивая в ладони ногти.

— Ответь! – также криком ответил парень, и в ту же минуту Моника влепила ему сильную пощечину. Кожа на щеке покраснела, припухла и защипала. Моника попала ногтем, и потому образовалась ранка, из которой по щеке тонкой струйкой потекла кровь, смешиваясь с кровью девушки.

— Довольна? Теперь ответишь? – голос парня был глухим и безжизненным. Его оскорбила пощечина, полученная таким образом, но отступать он не собирался даже при таком условии.

Моника чувствовала вину. Она не хотела бить Даню, но все равно не удержалась и влепила ему эту пощечину.

— Да, – ответила она и посмотрела на брата глазами напуганного щенка, погрызшего новые туфли хозяина, – там то, что может разрушить всю семью. Я считаю глупостью держать всю эту документацию и не только, при себе, в одном месте, но все уверенны в том, что никто ничего не узнает.

— Я не понимаю. Объясни нормально, – нахмурился Даня.

— Ты и не поймешь, тут показывать надо.

— Тогда покажи.

Моника несколько минут стояла, опустив голову и неотрывно глядя в землю. По газону под их ногами ползали божьи коровки, в некоторых местах рос клевер и пчелы перелетали от одного цветка к другому, пристройку оплетал вьюнок, Даня помнил, как в детстве пускал парашютики из его цветов.

— Нет. – Моника с силой оттолкнула брата и убежала в дом.

Глава 25

Как только стемнело, Даня вышел из дома. Никто в это время, соблюдая негласное правило этого дома, не выходит из своих комнат, поэтому парень смело перемещался по дому и за его пределами в это время суток. Тихо он прошел к пристройке и открыл дверь. На потолке загорелась лампочка, осветившая все холодным голубоватым светом. Внутри, прислонившись к стене и опустив голову, стояла Моника. Она открыла глаза и внимательно посмотрела на Даню. Она знала, что он придет сюда сам. Она ждала его.

— Может не надо? – Моника смотрела на брата глазами, полными надежды. – Если нас поймают… – она замялась, и Даня понял, что ничего хорошего, если их поймают, не произойдет.

— Плевать, – произнес он. – Идем.

Подростки зашли в лифт. Даня присмотрелся к кнопкам лифта. Только сейчас он заметил, что на панели было всего три кнопки. Кнопки «-4» не было. Моника привстала на носки и, вытянув руку, нажала на, казалось бы, совершенно ровную стену. Мгновенно место вокруг кнопки загорелось красным, предупреждающим светом.

— Все в семье знают о существовании этого этажа, но не знают, как туда попасть. Я несколько месяцев искала кнопку, обшаривая каждую стену, даже стул сюда приносила и потолок осматривала, а нашла ее случайно: упала со стула и надавила на нее локтем. Да, такое не самое приятное совпадение. На этой кнопке и держится уверенность папы в тайнике. Раньше я спускалась никем не замеченной, но сегодня я попалась Паше.

— А ему там можно быть?

— Нет, поэтому я и попалась. Папа уехал, никого там быть не должно. Даже мама не знает о том, что находится на этом этаже. И вот я попалась Паше, которого там быть не должно было. Ему тоже придется несладко, а ведь он мог соврать, сказать, что мы с другого этажа или еще что-нибудь, почему не соврал, не понимаю.

Даня тоже не понимал. Возможно, Юля тоже там была, или они о чем-то знают. В этом доме так много правил, и любое из них может нарушить кто угодно. То, что Паша тоже был на том этаже, говорит о том, что он тоже нашел кнопку, а вот зачем это ему, никто и никогда, наверное, не узнает.

Лифт скрипнул, остановился, и дверь открылась. Даня вышел в темноту вслед за Моникой. Она щелкнула включателем, и в глаза парня ударил яркий электрический свет. Когда глаза Дани немного привыкли, он увидел пугающую картину: ближе к лифту стоял рабочий стол, на котором в беспорядке лежала куча бумаг, по стенам стояли шкафы с кучей папок, в центре комнаты, за столом, находилось несколько хирургических столов, они окружали большой шкаф, который, как оказалось, служил для дезинфекции хирургических инструментов, таких как щипцы, скальпель и другие, названия которых Даня не знал. Между шкафов с папками, в стенах, находились стеклянные капсулы разных размеров, содержимое которых повергло юношу в ужас. В формалине в маленьких капсулах плавали человеческие органы, а в больших, будто в невесомости, застыли человеческие тела.

— Что здесь происходит? – шокировано произнес парень. все то, что он видел сейчас никак не складывалось в его голове с образом Виктора – безупречного семьянина.

— Как ты думаешь, как наш отец быстро разбогател? Только предпринимательством? Открыл больницу и разбогател? Нет. Ты знаешь, что Виктор Жене – известный хирург? В некоторых кругах отец прославился не только как врач и владелец самой большой больницы в России, которая специализируется на операциях, но и как человек, который может провести любую операцию, и об этом не узнает никто, кроме заказчика. За свои услуги отец берет большие деньги, а его клиентами зачастую являются люди, которым нельзя появляться в государственных больницах, иначе до них доберется полиция. В частные клиники им тоже путь заказан, потому что там никто не захочет проблем с правительством.

— И все это ты узнала прочитав документы? – Даня указал на бумаги, лежащие на столе. Ему было тяжело осознать, что отец тринадцати детей, добрый, улыбчивый дядя, может заниматься чем-то настолько рискованным и, как казалось юноше, мерзким.

— Да. Определенную часть, остальное поняла, наблюдая и анализируя. На самом деле у нас нередко появляются люди, ну, скажем так, бандитского вида. И вот, теперь я узнаю, что, грубо говоря, мы живем на атомной бомбе, которая может в любой момент рвануть и убить нас всех, стоит только отцу ошибиться в очередной операции.

Даня подошел к одному из шкафов и взял толстую коричневую папку. Открыв ее на первой странице, юноша сморщился. Это было личное дело одного из клиентов его дяди. С фотографии на парня смотрело женское лицо, вот только оно было не аккуратное, как у большинства девушек, а грубое и уродливое. Даже через фото Даня чувствовал ненависть, с которой эта женщина смотрела на мир.

— Трофимова Виктория Сергеевна, – прочел Даня вслух. – Девяносто девятого года рождения. Всего тридцать восемь лет молодая, а на лицо страшненькая старуха и уже на столе у хирурга.

Под ФИО и фото располагалась информация о том, что заставило ее сюда прийти. Пулевое. Или свои, или пока скрывалась от легавых, подумал парень. Слово «легавые» он узнал из фильмов, еще будучи маленьким, и, когда говорил о бандитах, употреблял именно его, хотя само слово не очень-то любил.

— Если полиция найдет это место, то у них о многих преступниках появится информация, поэтому отца прикрывают бандиты и прочая «мафия». – Моника читала одну из бумаг со стола. – Счета. Ему неплохо за все это платят.

— И что мы будем делать? – замер в ожидании парень.

— Оставим все как есть.

— Но! – Даня не хотел, чтобы все так и осталось, все это было незаконно. Он посмотрел в глаза сестры, но увидел в них лишь равнодушие. Невозмутимость девушки поразила юношу, казалось, ей нет никого дела до всего здесь происходящего, как и до того, что может из-за всего этого с ними случиться.

— Есть вещи, в которые лучше не влезать. Это не наше дело. Я сумасшедшая, но ты-то нет, думай головой. Уходим. – Моника спрыгнула со стола и направилась к лифту.

Даня подошел к одной из капсул. В ней плавало бездушное тело очень красивого парня. На его животе виднелся большой шрам, лицо было спокойно, волосы лишь слегка шевелились в прозрачной жидкости. Стройное, голое тело мерно покачивалось, словно на волнах на море. Даня прислонился лбом к стеклу и закрыл глаза. Когда-то этот парень бегал вместе с мамой в парке, потом пошел в школу, а потом, когда он уже стал студентом, произошло что-то ужасное, и теперь его тело находится здесь, в капсуле глубоко под землей, и о его существовании знают всего четыре человека.

—Ты идешь? – крикнула Моника, стоя у лифта.

Даня распахнул глаза и стер рукавом кофты отпечаток на стекле. Еще раз взглянув на тело юноши, парень направился к сестре.

—Да, иду.

Он и не заметил внизу, под капсулой табличку с надписью.

«Проект № 24. Экспериментальный образец №16. Удачный.»

Прохладный лесной воздух обдувал лицо парня. Он был рад выйти из подвала с хирургическим отделением, ему даже дышалось легче. Моника молча шла впереди него, а он думал. Думал о том, что возможно не только Моника в этом доме сошла с ума. А может она самая нормальная из всех? Нет, исключено. Главное самому не свихнуться от происходящего, подумал парень, уже почти месяц прошел с того момента, как я оказался здесь, а событий произошло на годы вперед. Даня вдохнул приятный запах сосен и улыбнулся. И все-таки здесь хорошо!

Глава 26

На следующий день Даня бродил по дому с мыслью, что он должен что-то делать. Проснувшись этим пасмурным утром, он посмотрел в календарь. Двадцать второе июня. Моника еще не знала, что, запретив парню лезть в это дело, она лишь вселила в него уверенность, что именно он и никто другой может решить все загадки этой семьи. Даня не хотел узнавать еще какие-нибудь темные подробности этой семьи, но механизм уже был запущен, шестеренки крутились, пружина раскручивалась, и остановить все это было нереально. Даня и сам не до конца понимал, чья кровь в такие моменты играет в нем: французская кровь его матери – Жене, или русская его отца – Симонова, но он все же склонялся к тому, что кипит в нем кровь русская, а когда он спокоен – проявляется кровь французская.

И вот, русская кровь так и шептала ему сегодня: «залезь везде, и все узнай, ты же хочешь, тебе же интересно». С такими мыслями Даня дошел до комнаты Кристины и застыл в нерешительности, но быстро отбросив мысли о приличии, он все же открыл дверь.

Парень уже был в этой комнате однажды, но тогда в суматохе он не рассмотрел ее так внимательно, как бы ему хотелось. Комната была большой, окна были зашторены тяжелыми занавесками, и потому было темно. В полумраке Даня заметил два стола: на одном стоял компьютер, на другом лежали неровной стопкой книги и тетради. Парень подошел ближе и понял, что это были учебники, несколько записных книжек, в которых явно велись подсчеты. Казалось, Кристина пыталась вычислить, сколько чего-то нужно. То и дело на страницах записной книжки появлялись процентные соотношения, дроби, непонятные значки, разобраться в которых могла только владелица этих записей. Но чего и зачем, понять было невозможно, быть может, эта информация была на других страницах записной книжки. Конечно, девушка была в том возрасте, когда ученики активно готовятся к сдаче экзаменов, и никто не исключал того, что записи эти могли обозначать ее заинтересованность в экзамене по химии, биологии, или одном из заданий по математики, но, на всякий случай, Даня взял один из блокнотов и положил его в карман. Потом прочту, подумал он, и продолжил осмотр комнаты. Юноша попытался включить компьютер, но там был пароль, поэтому парень быстро потерял интерес к нему, но рядом с монитором он заметил две фоторамки. На обеих фотографиях была запечатлена семья Жене, но что-то в фото сильно отличалось. Даня присмотрелся, и понял, что именно его насторожило, на одной из них Моники не было. Дети радостно улыбались и обнимали родителей, родители тоже улыбались. Это была счастливая семья. На другой фотографии Моника уже была, дети и родители все так же улыбались, но это были какие-то странные, искусственные улыбки, сама же Моника стояла хмурая словно весенняя туча, а в глазах у нее застыла злоба. Это была та злоба, которая появляется, если сильно ранить душу ребенка, злоба в которой обиды больше чем самой злобы. Парень поставил фоторамки на место и огляделся: два кресла-мешка, большой плюшевый медведь, бардовые обои с большой картиной в центре – все это не представляло ценности для парня. Дальше был шкаф, открыв его, Даня увидел только новенькую одежду, ничего интересного. Под кроватью – несколько ящиков с детскими игрушками, вероятно теми, с которыми девушка играла в детстве. На полках было полно книг. Даня уделил им особое внимание. Были как старые, так и новые книги, но парень заметил, что все они немного отстают от стены. Отодвинув несколько томиков, Даня увидел маленькую потрепанную черную книгу. Открыв ее, парень с удивлением посмотрел на сестру, лежавшую в кровати. Даня открыл книгу на содержании и прочел, напрягая глаза. Карты таро, религия вуду, яды и целебные травы. Шрифт был очень мелким, но прочесть, при желании, можно было. В некоторых местах были оставлены заметки, вставлены бумажечки с зарисовками. Парень положил книгу на место, и составил книги так, как они стояли ранее.

— Кто же ты такая? – прошептал Даня, – Если тебе это нравится, то зачем скрываешь? Или семья не одобряет?

Парень подошел к девушке. Она дышала настолько тихо, что нужно было вслушиваться и всматриваться, чтобы понять, дышит ли она вообще. Руки лежали поверх одеяла, и Даня коснулся ее холодных пальцев. Осмотрев кожу на руке, он заметил несколько старых глубоких царапин, будто ее кто-то специально поцарапал. Парень положил руку обратно и посмотрел на лицо девушки. Оно было мертвенно бледным, обрамленным прядями каштановых волос, глаза были плотно закрыты, рот слегка приоткрыт – между губами виднелась лишь маленькая щелка. Еще одна царапина виднелась на шее, но она была маленькой, будто девушка поцарапалась об ветку во дворе, царапина уже заживала.

Даня покачал головой и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Осмотр ее комнаты мне ничего не дал. Хотя, – парень похлопал по карману, в который положил записную книжку, – может что-то и дал.

Глава 27

— Предлагаю сходить на охоту.

Саша лежал на диване и покачивал свесившейся с него ногой. Когда Кирилл предложил охоту, мальчик приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на брата.

— Согласен, – сказал он, – но кто пойдет?

— Ты, я, Даня, он обязан побывать на охоте. – Кирилл не мог сидеть на месте, предвкушая поход.

— А что за охота? – Даня сидел в кресле и читал книгу. Последние несколько дней изучения дома не принесли никакого результата и проходили на редкость монотонно. Время тянулось словно резиновое. Даня несколько раз пожалел, что в самом начале подумал, что в этой семье, на удивление, царят тишина и покой. Так было только в первый день, и потому сейчас спокойствие, тянувшееся несколько суток, казалось странным и даже подозрительным. Время потраченное на изучение записной книжки сестры было потрачено впустую. То ли он выбрал не ту, то ли нужной информации, любой интересной информации, нет ни в одной из них. Короче говоря, Даня, так ничего и не узнав, вернул блокнот на его законное место.

— На уток, – ответил Саша. – Кирилл прав, пойти стоит. Последнее время все спокойно, мы можем покинуть дом ни о чем не волнуясь. Но отец уехал, кто пойдет с нами?

— Я могу, – в комнату вошел Владимир. – Я, правда, ничего не понимаю в охоте, но приглядеть за вами смогу. Вы планируете с ночевкой?

— Да! – воскликнул Кирилл. Он уже весь искрутился от нетерпения.

— Согласен! Я так давно не был на охоте! – Саша широко улыбался. По нему было видно, что он счастлив.

— Ты любишь охоту? – удивленно протянул Даня. Ему казалось странным такое увлечение подростка.

— Еще как! Я собираться! – Саша скатился с дивана на пол, подскочил на ноги и быстро побежал к лестнице.

На полу сидела Женя. Все это время она спокойно собирала пазлы, какую-то очень большую картинку города. Посмотрев на радостного брата, она лишь со снисхождением покачала головой.

Даня, довольный появлением хоть какой-то активности, пошел собираться, и на следующий день он был готов к походу с ночевкой, и пускай все называли это охотой, он называл это именно походом. Саша, Кирилл и Вова уже ждали его на улице. У Кирилла и Саши за спинами висели ружья, Вова взял с собой лишь личные вещи. Даня отказался участвовать в стрельбе. Он не умел обращаться с оружием, и не любил убивать даже птиц. Конечно, ему объяснили, что подстреленное зверье пойдет к кухарке, а потом будет употреблено в пищу, но парня это не переубедило.

— Мы пойдем пешком? – спросил он, когда все пошли в сторону калитки.

— Конечно. Такая традиция, – гордо поднял нос к небу Саша.

Даня тяжело вздохнул, мысленно проклиная того, кто такую традицию завел. Он уже несколько раз пожалел о принятом вчера решении.

Пол дня парни шли по лесу. Саша и Кирилл активно переговаривались, шутили, смеялись. Оба мальчика обожали природу и искренне наслаждались тем, что наконец выбрались из дома. Саша изменился до неузнаваемости: плечи сами собой расправились, подбородок был гордо поднят, глаза искрились счастьем. Даня и Вова не были так воодушевлены как их младшие братья. Они шли позади них, погруженные в свои мысли.

— Все. Привал. Здесь и разобьем лагерь, – произнес, потягиваясь и зевая, Кирилл.

— Наконец-то – буркнул Даня и сел на землю. Он уже полчаса шел, не чувствуя своих ног.

— И чего это ты расселся? А помогать кто будет? – Саша повис над братом, уперев руки в боки. Сейчас он выглядел не так, как выглядит обычно, рядом с Женей. Сейчас он не был стриженной копией своей сестры, сейчас он был самим собой, единственным и неповторимым Александром Жене. В камуфляжном костюме, резиновых сапогах и кепке он выглядел необычно, но можно было понять, что именно такой Саша – настоящий.

Даня с трудом поднялся с земли и начал выполнять команды этого паренька. Все выполняли Сашины точные команды, сейчас он был капитаном, командиром, главным. Дане было дано простое, незамысловатое задание, которое, наверное, всегда дают новичкам – собрать сухих веток для костра. Вова должен был выкопать яму бля костра, чтобы не было пожара, а Саша и Кирилл, как самые опытные, устанавливали палатки. Палатки было две, и спать договорились по двое – Кирилл с Вовой, Саша с Даней.

Когда приготовление лагеря было закончено, уже стемнело. Даня чувствовал сильную боль в ногах, руках и спине, глаза закрывались от усталости, в животе урчало. Еще никогда в жизни он так не напрягал свое тело. Поужинав тушенкой с гречкой, приготовленной в котелке на костре, Даня завалился в палатку и без сил упал на спальный мешок. Чуть позже подошел Саша. Он переоделся в более удобную для сна одежду и лег в спальный мешок рядом. Мальчик достал альбом и принялся в нем что-то старательно выводить. Даня заглянул ему через плечо. Постепенно на альбомном листе вырисовывался силуэт оленя.

— Рисуешь? – улыбнулся Даня, ложась так, чтобы видеть рисунок.

— Да, оленя. Я их люблю. Оленей. Поэтому никогда не охочусь на них. – ответил Саша, покусывая карандаш.

— А птиц не любишь? – усмехнулся юноша.

— К птицам я равнодушен. Птиц у нас Моника любит. Это странно. Она вообще странная. Мне вот все равно, убью я пару уток или нет. Мне не будет хуже или лучше. Но, если не подстрелю ни одной птицы, то пострадает моя гордость как охотника.

Даня кивнул, его немного смущали слова брата о странности сестры, но, кажется, это было их общее семейное мнение, поэтому парень ничего не сказал в ответ на это. Рисунок получался очень красивым, особенно завитки, цветы и листья, которые мальчик рисовал вокруг ветвистых рогов, и юноша не удержался.

— У тебя просто невероятный художественный талант. Не думаешь его развивать? Ты был бы выдающимся художником или просто потрясающим, востребованным и известным иллюстратором.

— Нет. Я только оленей умею рисовать. Я груб и не так талантлив, как все остальные дети. Мне будет сложно чего-то добиться.

Мальчик до того легко ругал себя, что по спине Дани пронесся табун мурашек. Юноша понял, что у Саши серьезные проблемы. Он замечал это и раньше, но тогда низкая самооценка мальчика выражалась только в покусывании ногтей, в заламывании пальцев и в том, как сгибалась его спина, делая ребенка крошечным, когда Женя что-то очень активно рассказывала, перебивая брата. Доходило даже до того, что Саша, будучи совенком, просыпался вместе с сестрой – жаворонком, и ходил весь день или рассеянный, или сердитый. То, что произошло с мальчиком, может произойти в любой семье, где много детей. На фоне братьев и сестер Саша не чувствовал себя личностью. Он не мог выделиться и, скорее всего, ходил словно тень Жени, привыкнув к подобному своему положению. Прожив несколько лет в таком состоянии, он перестал стремиться и смирился со своей мнимой бесполезностью. Саша уже не видел своих талантов и принижал свои успехи. Интересно, знала ли Женя, как она влияет на брата?

— Пообещай мне. Пообещай мне, что ты будешь верить в себя и развивать свое умение рисовать. Я впервые вижу так красиво нарисованного оленя. В твоем рисунке я вижу всю твою любовь к этому животному. Тебе не нужно пытаться спрятаться за остальными, я хочу, чтобы ты вышел из тени в свет и заявил о себе.

Саша посмотрел в глаза Дани и встретился с уверенным взглядом парня. На глазах у мальчика навернулись слезы. Улыбнувшись, он закрыл альбом и засунул его под подушку.

— Понял, а сейчас давай спать. – Саша погасил в палатке свет и свернулся в комочек, повернувшись к брату спиной. Даня не знал, уснул его брат или все еще лежит и думает о рисовании, вытирая соленые слезы, скатывающиеся по щекам.

Глава 28

На следующее утро Даню разбудили рано. Ночью его жутко искусали комары, и все тело ужасно чесалось. Больше всего парня обижало, что он единственный мучился от этой проблемы. Кирилл сказал, что природа не любит Даню, на что парень буркнул, то он тоже ее не очень-то жалует. Все посмеялись, но укусы все-таки обработали. На завтрак были грибы и ягоды, которые собрал Кирилл, проснувшийся раньше всех. Даня неуверенно смотрел на «дары леса», но что поделаешь – голод – не тетка, все же съел. Оказалось не так плохо, как он себе представлял, хотя он бы все равно предпочел спать в кровати, а не в спальном мешке в палатке, и есть на завтрак яичницу с беконом вместо грибов, приготовленных на костре.

Покончив с завтраком, парни выдвинулись в сторону озера. За все время пути братья прошли мимо трех озер, но по каким-то причинам Саша и Кирилл отвергали каждое из них. Вероятно, им было необходимо какое-то определенное озеро. Саша всю дорогу хвастался тем, как богат этот лес речками, ключами, озерами, грибными опушками и земляничными полянами. Когда они дошли до нужного места, Дане и Владимиру велели притаиться и помалкивать, чтобы не мешать и не отпугивать птиц. В лесу они не были такими пугливыми, но Кирилл предпочитал перестраховаться, а не возвращаться с пустыми руками. Саша лег в заросли рогоза и прицелился. На поверхности озера плавало несколько уток. Мальчик заранее сообщил, что достаточно двух уток, но ничего страшного не случится, если получится подстрелить еще. Сидя в кустах рядом со старшим братом, Даня понял, что охота на птиц для него такое же скучное дело как и рыбалка. Сбор грибов и то требовал от него больших действий, а здесь ему нужно было только ждать.

— Если бы ты лежал там с ружьем, ты бы думал иначе, – неожиданно шепотом произнес Владимир.

— Неужели у меня все на лице написано? – вздрогнул Даня, слегка ударившись головой о ствол дерева, на которое опирался.

— Ну, ты все никак не можешь успокоиться и сидеть на одном месте. Все время елозишь.

— Прости, – парень виновато посмотрел на брата. Даже сейчас, в густой траве, среди торчащих веток, сидя на холодной сырой земле, Владимир выглядел собранным, серьезным, взрослым мужчиной. Он как и всегда выглядел слегка отстраненно, будто все, что происходит в его доме и с его семьей его касается в последнюю очередь.

— Нет, это они не понимают, что не всем так нравится охота, как им. Для Саши это вообще единственное дело, в котором он чувствует себя лучшим. Он хорош во многом, но на нем сказывается жизнь среди кучи талантливых людей. У двойняшек и близнецов такое происходит гораздо чаще, чем у всех остальных.

— Да, я уже понял. Он хорошо рисует, но, к сожалению, не уверен в себе.

— Именно, – согласился Владимир, наблюдая за действиями лежащих в рогозе братьев. – Вы разговаривали об этом? Сегодня он выглядит несколько иначе.

— Наверное, слова чужого человека подействовали, – Даня улыбнулся. Ему нравилось то, что он смог хоть немного помочь брату.

Раздался выстрел. Даня и Владимир выглянули из кустов. Мальчишки уже неслись к тому месту, куда упала подстреленная птица. Саша поднял тушу над собой, держа за лапки. Утка еще трепыхалась, но из брюха у нее текла кровь, окрашивая серые перья в красный. Дане было жаль птицу. Он не мог смотреть на то, как она, умирая, беспомощно бьется в руках тринадцатилетнего мальчишки. Парень отвернулся, не в силах больше наблюдать за тем, как окрашивается в красный красивая утиная грудка.

— Это я ее подстрелил, – смеялся Саша. – Еще одну и можно домой идти.

— Эх, я лучше на кроликов охочусь, – пожал плечами Кирилл. – Знаешь какое у них вкусное, нежное мясо? Особенно если полежит немного!

— Так и скажи – не умею! – улыбался Саша.

Кирилл покачал головой и лег обратно в рогоз. Саша присоединился к брату, и Даня с Вовой вернулись в свои кусты.

— Думай о ней как о еде. Слышишь? Не как о живом существе, а как о еде.

— О чем ты? – спросил Даня, хотя и сам понимал, о чем говорит его старший брат.

— Я видел, как ты смотрел на эту утку. – Владимир положил руку на плечо Дани.

— Ерунда. Я просто не привык, – отмахнулся парень, но тут же поежился, до того ему противно было пытаться обмануть самого себя.

Раздался еще один выстрел, заставивший обоих парней вздрогнуть от неожиданности, а затем громкое «Ура!». Это Кирилл радовался подстреленной утке.

Все подошли к парню, уже подобравшему трупик птицы с земли. Он радовался, как ребенок радуется такой желанной новой игрушке.

— Смотри, какая жирная! Вкусная будет! – прокричал Кирилл, подбегая к братьям.

— Не суй ее мне в лицо! – возмутился Даня, которому, показывая «улов», чуть ли не в лицо сунули утиный труп. Парень даже мог чувствовать запах грязных перьев, воды, земли и крови, смешавшихся на этом маленьком невинном тельце. От этого запаха его мутило, в горле застрял ком. – Противный запах. И в крови вымазаться не хочу, – сказал он, сделав шаг назад.

— А вот когда повариха ее приготовит, за обе щеки уминать будешь, – с гордостью в голосе произнес Кирилл. Саша стоял рядом и наблюдал за всем происходящим с улыбкой. Владимир стоял поодаль и смотрел на младших с непонятным для Дани выражением лица. Это была гордость, легкая грусть, и еще что-то странное, едва уловимое, но кажется самое главное в этом взгляде, именно то, чего и не мог понять Даня. Казалось, он о чем-то сожалеет.

Кирилл оказался неправ. Действительно, когда парни вернулись домой, повариха приготовила самый настоящий пир. На столе была и утка с грибами, и утка под винным соусом (для тех, кто постарше), и еще какие-то блюда, названия которых Даня не знал. Вся еда пахла вкусно, выглядела так, будто ее достали со страниц меню первоклассного ресторана, но вот она не понравилась парню. Да, она была вкусной, но ее вкус был непривычен. Перед глазами все время стояла та, еще живая, но раненая птица, что пыталась вырваться из цепких лап большого зверя – из рук человека, а нос и мозг еще помнили запах грязи и крови, исходивший от убитой Кириллом утки. Парень жалел этих птиц. Он не был противником мяса, даже очень любил его, но животные и птицы, мясо которых поступает на прилавки магазинов, выращивались специально для того, чтобы быть съеденными, а эти утки были свободны, они не должны были умирать от ружья. Да и мясо, купленное в магазине было уже давно просто мясом, оно не погибало на глазах парня, не трепыхалось в его руках. Даня не видел их мутнеющих глаз, чистых и невинных, а, когда он увидел глаза той утки… ему показалось, что она плачет.

С трудом сдерживая рвотные позывы, парень затолкал в себя еду и вышел из-за стола. Живот болел, не желая принимать пищу, и парню пришлось сесть под дверью своей комнаты, закрывая рот рукой, пока не станет легче. Даня осознавал, что еда ему сейчас нужна, и терпеливо ждал, когда она немного уляжется в взбунтовавшемся желудке.

Глава 29

Даня проснулся оттого, что в глаза ему сквозь не зашторенные окна светило солнце. Тело слегка болело, потому что парень уснул и проспал всю ночь на полу под дверью. Почему его никто не разбудил и почему так тихо? Судя по тому, как светит солнце, уже день, а в это время даже в самый спокойный день можно было услышать шаги и голоса, но сейчас дом будто вымер.

Даня поднялся с пола, вышел из комнаты и оглянулся. Коридор был пустым и тихим, залитым дневным солнечным светом. Впервые Даня подумал, что дом выглядит не только роскошно, но и красиво. Просто красиво. Коридоры, лестницы, подоконники – все это было сделано так, словно дизайнер пытался повторить обстановку Эрмитажа, но сейчас Даня понял, почему все городские дворцы выглядели так. Сердце замирало, когда парень спускался по лестнице или заворачивал за угол. Ему вдруг показалось, что он стал принцем и сейчас придет к отцу-императору, сидящему на большом блестящем троне. От этих мыслей Даня улыбнулся, но, выпрямив спину все же начал идти уверенней.

После вчерашнего тяжелого переваривания пищи в животе урчало. Даня решил, что сейчас нужно съесть что-нибудь легкое, но питательное, и довольный этим решением прекратил ходьбу по коридорам и повернул в сторону столовой. Наверняка сегодня завтрак будет именно таким, подумал парень, но в доме не пахло едой. Спускаясь в столовую, Даня ожидал обнаружить братьев и сестер там, но зайдя в комнату, не нашел там никого. Странное чувство тревоги охватило парня. Он уже прошел по всему дому, поэтому, решив поискать снаружи, вышел во двор и оглядел все там, даже изучил подземные этажи, впервые заглянув в кинотеатр. Никого. Сейчас дом выглядел так, будто в нем никто не жил, и Даня ходил по нему, как герой фильма ужасов. Когда-то Даня, как и многие дети, мечтал о богатой жизни в большом доме, но, как большинство взрослых людей, с возрастом отбросил некоторые мечты, считая их неисполнимыми, и хотя сейчас он понимал, что богатство и такой дом вполне реальны, он осознавал, что жить одному в подобном месте ему было бы тяжело и одиноко.

Пустые комнаты, пустые залы, пустой двор. Только на первый взгляд кажется, что остаться одному – здорово. На самом деле, остаться одному в таком месте было страшно. Даня заперся в комнате, так ему было спокойней: когда пусто в маленьком помещении не так страшно, а дверь отгораживала его от большой, удручающей, пугающей пустоты особняка.

— Куда же вы все делись? – прошептал парень, обнимая дрожащими руками колени.

Даня сидел на полу напротив окна и смотрел на улицу. Там все было по-прежнему: птицы перелетали с ветки на ветку, ветер играл в верхушках сосен. Картина полная умиротворения, наверное, именно это ищут люди, сбежавшие из города и его суматохи жить в деревни. На уличный подоконник села белка. В передних лапках она держала маленькую шишку. Это была большая белка. Даня таких никогда не видел вблизи. Возможно, таких как Даня, белка тоже никогда не видела вблизи. Парень немного приподнялся, чтобы лучше видеть зверька, и белка насторожилась. Она смотрела прямо на Даню, сидящего там, в комнате, за стеклом. Интересно, она понимает, что он за стеклом? Поняв, что человек не представляет для нее опасности, белка начала грызть шишку. Подоконник был широкий, и послужил грызуну хорошим столом. Белка положила шишку на «стол», переворачивала ее маленькими лапками, отгрызала чешуйки, доставала орешки и с аппетитом сгрызала их, а затем вновь переворачивала шишку, чтобы достать новый орешек.

— И где ты взяла этот орешек? Неужели здесь и кедры растут? – прошептал парень, чувствуя как от голода сводит желудок.

Белка посмотрела на Даню так, будто слышала и понимала, что он говорит.

— Ты ешь, а я голоден. Ты свободна, а я закрылся. Но теперь я не в одиночестве. Ты рядом со мной, пусть и сидишь за стеклом. Подумать только, я говорю с белкой, наверное, я начинаю сходить с ума, – усмехнулся Даня, подавшись ближе к окну.

Белка еще немного посмотрела на парня, перевернула пару раз шишку и, не найдя в ней больше орехов, спрыгнула с подоконника на ветку, и, пробежав по ней, скрылась на верхушке сосны. Даня понимал, что ждать ее обратно глупо, скорее всего она пошла за новой шишкой, той, в которой еще полно орешков, и вряд ли вернется к этому окну.

За дверью скрипнули половицы, и Даня насторожился. Сейчас он и сам был похож на белку, вот только у белки были симпатичные ушки-кисточки и шикарный рыжий пушистый хвост, а у него – пугающие людей глаза да дрожащие от страха колени. Да, беличий хвост действительно был очень красивый, выглядел так, будто за ним постоянно ухаживали, а не носились с ним за спиной по лесу в поисках пропитания. Половицы вновь скрипнули и Даня вернулся в реальность, позабыв о белке с ее хвостом.

— Кто там? – неуверенно, слегка дрожащим голосом, спросил парень, но ему не ответили. – Кто там ходит?! – повторил парень, в надежде, что его просто не услышали, и сейчас ему ответит знакомый голос, но ему никто не ответил.

Под дверью появилась тень. Она не двигалась, оставалась на одном месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Даня решил заглянуть под дверью. Его не могли увидеть, он не мог никого увидеть, он мог лишь попытаться немного рассмотреть ноги, понять, кому они принадлежат. Парень лег на пол и напряг глаза. Единственное, что он сумел понять, что ноги были босые. Чьи, какого размера – это осталось для него загадкой. Человек в коридоре еще немного постоял у двери и ушел, поскрипывая половицами. Сердце парня сильно стучало, казалось, от страха оно могло в любую минуту остановиться. Дане казалось, что он даже дышит слишком быстро и громко, но он никак не мог это исправить. Выходить из комнаты на поиски еды ему больше не хотелось, да и понять, кто ходит за дверью, желания не было. Теперь Даня подозрительно смотрел на окно. Он помнил, что впервые встретил Сережу, когда тот показался в его окне, и это пугало парня. Даня хотел зашторить окно, чтобы, даже если там кто-нибудь появится, не увидеть лица, но от страха он не чувствовал ног и не мог даже подняться, не говоря уже о том, чтобы дойти до окна.

От голода мутило, ноги затекли, глаза слипались от усталости, а благодаря тому, что больше ничего не происходило, отступал страх. Даня решил подняться и все-таки зашторить окно, с которого не сводил глаз, как ему казалось уже пару часов. Но стоило парню подняться на ноги, как в коридоре что-то упало. Даня так и замер на месте, но какая-то непонятная смелость, а может глупое и неоправданное бесстрашие, отвага, балансирующая на одной качели с безумством, вселилась в парня. Тело расслабилось, сердце успокоилось и больше не колотилось о грудную клетку с такой пугающей скоростью. Не думаю, что это воры, сказал он сам себе, если бы это были они, то уже бы давно все взяли и ушли. А может это убийцы? Да нет, кому нужно нас убивать? Но тут же он вспомнил о том, чем занимается его дядя, и решил, что может ошибаться.

— А вот пойду и посмотрю! – непонятно зачем выкрикнул Даня, крепко сжимая кулаки. Наверное, ему как в детстве хотелось отпугнуть страх, как он когда-то делал, когда, ослушавшись маму, смотрел ужастики, а потом боялся оставаться один в квартире.

Осторожно выйдя из комнаты, парень осмотрелся. В коридоре было все также пусто и тихо. Даня пошел туда, где, как ему казалось, был источник того шума. Он подошел к лестнице. Обычно там стояли две большие то ли вазы, то ли чаши, служившие в этом доме украшением, хотя все это время Даня подозревал, что там должны были стоять огромные букеты цветов, и почему-то всегда представлял подсолнечник. Сейчас одна из ваз стояла как и прежде, а другая лежала, и что-то в ней шуршало. Собрав всю свою смелость, Даня подошел ближе и присел на корточки, заглядывая внутрь, из вазы на него выпрыгнул кот, уронив парня на пол. Большой черный кот с белыми лапками. Он зашипел на парня и убежал прочь по коридору.

— Всего лишь кот. А я дурак испугался, – расслабился Даня, но тут же напрягся вновь. – Стоп. У них ведь нет кота. Откуда тогда он взялся?

И в этот самый момент за дверью, напротив которой стоял Даня, что-то упало. Это что-то было очень большим, поскольку звук от падения на пол был громче чем от падения вазы. Сердце испуганно замерло в груди. Парень с опаской покосился на дверь. Там находилась одна из комнат, в которой обычно собиралась вся семья, чтобы пообщаться, и двери всегда были открыты нараспашку, но сейчас они были закрыты. Даню сковал страх. В любую минуту оттуда мог кто-нибудь выйти, но как бы парню не хотелось убежать, вернуться в комнату и вновь запереться ото всех, он не мог сделать ни шага. Ноги ослабли и задрожали, руки онемели, во рту пересохло и все, что оставалось парню – просто смотреть на дверь. Он не мог даже закрыть глаза.

Внизу открылась дверь, и Даня, сам от себя не ожидая, резко развернулся в ее сторону. В дом вошли сперва двойняшки, затем Юля и Вова, все они что-то активно обсуждали. За ними прошел Паша, у него на руках сидели младшие братья-погодки, вцепившиеся в белую рубашку, надетую под гавайскую рубашку, а за подол рубашки держался пятилетний Миша. Зашел Кирилл, о чем-то рассказывающий Сереже, который впервые за все время с убийства Леры выглядел счастливым. А потом зашел Виктор. Он осторожно придерживал жену за руку и за спину. Увидев Марию, Даня осознал, где были все. Вероятно, женщине стало лучше и она захотела домой, к детям. Даню, уснувшего у двери никто не смог разбудить, и поэтому уехали без него, а слуги всегда вели себя тихо и незаметно, появляясь в доме лишь тогда, когда это действительно необходимо, поэтому Даня никого не нашел. Кристина лежит в своей комнате, но вот одно поражало Даню. Среди приехавших не было одного человека. Не было Моники. Девушка не заставила себя долго ждать и вышла из столовой, в которую Даня заходил только один раз за день.

— Добро пожаловать домой, – произнесла девушка, улыбаясь.

— Здравствуйте ребята. Как прошел ваш день? Даня, почему ты сидишь на полу? Все хорошо? – завалила вопросами Юля, которая уже приняла вид обеспокоенной старшей сестры.

— Нормально, – ответил Даня, поднимаясь с пола и с подозрением поглядывая на сестру. – у вас все хорошо?

— Да, как видишь, но твой тете еще нужен отдых. – произнес Виктор, нежно целуя жену в лоб. Она ласково улыбнулась и погладила мужа по щеке свободной еще немного бледной рукой.

Когда все разошлись по своим комнатам, Даня остался стоять все там же у лестницы, а Моника смотрела на него с первого этажа. Ох, как много хотел ей высказать парень, но он боялся, что его догадки не подтвердятся, поэтому еще молчал. Моника будто прочла его мысли и заговорила:

— Что молчишь? – она выглядела так, словно никогда ни в чем не была виновата.

— Где ты все это время была? Почему ни разу не ответила, когда я задавал вопросы?! – Даня злился, но старался сдерживать голос и не кричать, чтобы не напугать кого-нибудь, да и привлекать к себе внимание в подобной ситуации ему не хотелось. Он был не один в доме. Его выставили маленьким пугливым котенком, а не взрослым смелым мужчиной, и в таком глупом и смешном виде его увидела вся семья.

— Никаких вопросов я не слышала. Почти все время была в столовой и своей комнате. Ума не приложу, как мы смогли разминуться.

— Но ведь ты же стояла у меня под дверью! – Даня устремил на сестру пытливый взгляд. – И ты уронила что-то в гостиной!

— В это время я была в столовой, здесь, на первом этаже. Или как я по-твоему должна была оттуда переместиться сюда мимо тебя? Я вообще думала, что это ты там шумишь, – девушка скрестила руки на груди. Она выглядела как ребенок, которого несправедливо обвинили в том, что окно мячом разбил он.

— Тогда, если это не я и не ты, то кто?!

— Как знать, – Моника пожала плечами и, развернувшись, вышла из дома, не закрыв за собой дверь. Даня смотрел вслед сестре до тех пор, пока она не растворилась среди деревьев.

Парень обернулся и пристально посмотрел на дверь гостиной. Что-то происходило там и сейчас, но Даня не хотел в это вмешиваться. Нет, хотел, но не хотел рисковать, был уверен, что это не его дело, а еще… был напуган словно ребенок. Пусть все идет своим чередом, как можно меньше задевая меня, подумал он и поспешил в столовую, за весь день он еще так ничего и не съел. Даня и не подозревал, что весь день за дверью шумел красивый молодой человек, которого он знал, а точнее видел.

Глава 30

Так как никто ничего не сказал Дане и Монике по поводу погрома в гостиной, парень понял, что глава семейства ожидал чего-то подобного, или догадывался о том, кто его мог устроить. Никто вообще ничего не говорил о произошедшем, будто ничего и не было, и Даня решил, что ему тоже не стоит поднимать эту тему. Моника вновь исчезла и уже неделю не появлялась дома. Это взволновало Даню. Даже самый невнимательный человек заметил бы, что перед исчезновением девушка подолгу стояла напротив комнаты сестры и смотрела на дверь. Она ничего не делала, ничего не говорила, просто стояла и смотрела. А потом так же просто исчезла. Ушла, растворилась в лесу. Даня заметил, что как только Моника появляется после своего долгого отсутствия, что-нибудь обязательно происходит. И вот ее опять нет уже неделю.

Сегодня шестое июля, прекрасный летний день. Несколько недель не происходит ничего криминального, кроме того раза, когда Даня остался в доме, как он думал, один.

За неделю парень успел дочитать книгу о девочке-невидимке, как ее называла Женя. Книга оказалась грустной с множеством романтических моментов. В Дане бурлили эмоции. Он испытывал сочувствие по отношению к главной героине, чувствовал радость от того, что главный герой все-таки запомнил ее, или, лучше сказать, вспомнил, и при этом Даня хотел с кем-нибудь поговорить, но несмотря на то, что народа в доме было полным-полно, поговорить юноше было не с кем. Да, увы, но такое бывает…

Даня поднялся с кровати и взял подаренный ему телефон. Он уже прислал новый номер своему другу и периодически переписывался с ним, но сейчас парню хотелось услышать человеческий голос, а все были заняты, всем было не до него. Если он и был гостем, то брошенным всеми. Выбрав нужный контакт, парень нажал на зеленую кнопку и услышал гудки, а затем и приятный голос лучшего друга.

— Привет, – было довольно шумно, вероятно, Слава находился на улице, что было не удивительно для такого активного парня как он.

— Привет. Занят? Отвлекаю?

— Нет, – послышался смущенный голос парня, – я сейчас в торговом центре Катю жду. Она шопинг с подругой устроила. Меня взяли, чтобы я им пакеты таскал, представляешь! Уже третий час ходим и, цитирую, мы только начали!.. Не помню, когда мы в последний раз столько денег в магазинах оставляли, но почему-то не могу я ей отказать. Эх, я ведь точно знаю, что половина из купленного сегодня носиться не будет, и будет забыто со словами: «зачем я купила эту гадость!?»­ – передразнил сестру парень – ладно, чего хотел?

— Пообщаться. – ответил Даня, с трудом сдерживая смех.

— А что, есть, что мне рассказать? – донесся до Дани смешок.

— Да, есть. – кивнул парень. Просто от того, что Даня слышал голос лучшего друга у него поднималось настроение.

— Ну, раз есть, рассказывай. У меня времени полно! – фыркнул Славка.

— Тетя вернулась из больницы. Моника пропала. А в дом пробирались чужаки, дядюшка занимается нелегальным бизнесом, – на удивление голос Дани звучал так, словно он рассказывал другу о том, какая погода стоит у него за окном.

— Так, стоп. Выйди и проверь, не подслушивают ли тебя.

Даня послушался друга и бесшумно открыл дверь.

— Никого, – сказал парень, – пусто.

— Хорошо, знаешь, в таких историях кого-то вроде нас нередко убирают с дороги.

— Это не кино, – вздохнул Даня, ему нравилась эта черта друга.

— Вот именно. Здесь смерть настоящая, а я не хочу попадать на твои похороны так рано. Уж слишком часто ты суешь нос в опасные места.

— Тогда не буду про дядю, так тебе спокойней? Моника убежала. Когда она вернется, история вновь начнет крутиться.

— Мне кажется она и так крутится. А почему ты считаешь, что в Монике дело? – в голосе парня послышалось сомнение.

— Просто так всегда получается. Не так давно нас оставили дома, я думал, что я один, но Моника тоже была в доме. Я был так напуган. Кто-то проник в дом. Никто ничего не говорил, но то, что они оставили после себя…

— Они что-то искали?

— Да, наверное ты прав. Я был прямо напротив той комнаты, в которой они были, – произнес Даня, и от воспоминаний по спине его пробежал табун мурашек.

— Я удивлен, что ты не распахнул двери и не нашел неприятности на свою задницу. – проворчал парень.

— Не весело. Я думал, что умру от страха. Сдвинуться с места не мог.

— Да, ты это уже говорил.

Друзья замолчали. Им не нужны были слова, чтобы понять, о чем каждый думает. Они оба думали об одном, о том, что в этом доме твориться какая-то чертовщина, что это лето как жизнь в сказке – чем дальше, тем страшнее. Они знали, что там опасно, но при этом юношеская жажда приключений глушила голос разума и заставляла крепко стоять на ногах и идти вперед, навстречу опасности.

— Сейчас все тихо. – прошептал Даня. Эти слова не были тайной, не были чем-то особенным, но произнести их громче и уверенней просто не получалось.

— Думаешь, затишье перед бурей?

— Не знаю, но буря будет точно.

— Прошел уже месяц, – в голосе Славы послышалась грусть.

— Да, – эта грусть передалась и Дане. Парень лег на холодный пол. Так и без того высокий потолок стал еще выше. Именно отрезвляющий холод пола сейчас мог помочь Дане осознать, что все происходящее реальность, а не плод его фантазии. Интересно, что наступит раньше: конец лета или его жизни?

— Вот бы все закончилось поскорее.

— Я вернусь. Честно. – Даня улыбнулся, но Слава не мог видеть эту улыбку, и хорошо, что не мог, потому что эта была грустная улыбка, пропитанная неверием парня в собственные слова.

— Надеюсь, – что-то необычное было в этом «надеюсь». Обычно Слава защищал друга, но сейчас он был слишком далеко, и ему нужно было поверить в силу одноклассника, моральную и физическую. – Ты знаешь, когда ты приедешь, мне надо будет сказать тебе кое-что важное.

— А сейчас не можешь? – удивился Даня.

— Не по телефону.

— Ладно – парень пожал плечами. – я, кстати дочитал ту книгу. Она просто потрясающая, до сих пор успокоиться не могу.

И они начали общаться о книге. Обеспокоенность из голоса Славы постепенно пропадала, и вот друзья уже совсем позабыли о чем надо волноваться, но Даня еще не знал, насколько прав был его одноклассник. Буря стремительно приближалась.

Глава 31

На следующий день Моника объявилась. Грязная, уставшая и голодная она вошла в дом так спокойно, будто пропадать неделю было абсолютно нормально. Девушка прошла в столовую и села за обеденный стол. Был уже обед и все остальные уже сидели за столом. Даня смотрел на сестру с открытым ртом. Обычно при появлении она выглядела вполне прилично. Но сейчас можно было подумать, что ее свиньи вырастили, это был даже не Маугли. Чем-то она сейчас напоминала Гекльберри Финна, но только женскую чумазую версию этого мальчика. Реакция остальных ничем не отличалась от реакции Дани, вот только в себя они пришли раньше, вероятно, девушка уже возвращалась в таком виде домой ранее.

— Моника! – воскликнула, подскочив с места, Юля. Она выглядела сердитой, но несмотря на то, что девушка была зла на младшую сестру, она все равно переживала за нее, и это можно было прочитать в ее глазах.

— Что?! Я есть хочу! – с этими словами она откусила большой кусок яблока, которое взяла из вазочки на столе.

— Марш в душ! От тебя ужасно воняет! Просто отвратительно! – Юля закрывала нос, показывая насколько силен запах, исходивший от девушки.

— Да я же помру! – Моника протестовала, голодной она никуда уходить не собиралась.

— А так помрем мы! – вмешался в разговор Кирилл, – иди, приведи себя в порядок, а еду тебе принесут.

— Кто? – удивился Паша. Он только сейчас оторвал глаза от тарелки с пюре, котлетой и свекольным салатом, из которого, несмотря на возраст, пытался вилкой выковырнуть грецкие орехи, которые так не любил.

— Вот ты и понесешь. – заключил Вова, который был чрезвычайно раздражен происходящим.

Моника поморщилась, но, вероятно, понимая, что поесть ей в таком виде не дадут, все же пошла мыться. Даня внимательно посмотрел на Пашу. Парень потупил взгляд, но было заметно, что он что-то обдумывает. Дане показалось, что это что-то нехорошее. Паша быстро закинул в рот еду и, так как говорить он не мог, в качестве благодарности кивнул. Юля молча вручила ему поднос с едой, и парень вышел из столовой. Даня тоже как можно быстрее закончил обедать и поспешил за старшим братом.

Когда Паша зашел в комнату, пустую и отпугивающую, Моника еще мылась. Даня стоял и ждал под дверью, когда брат выйдет из комнаты. Он ждал до тех пор, пока не услышал из комнаты сестры крик, тихий, сдавленный, но полный страха. Сердце болезненно сжалось, и парень, нисколько не раздумывая, бросился в комнату девушки.

На полу валялась мятая грязная одежда, а рядом лежала одежда чистая, недавно выстиранная и выглаженная. Даня сразу понял, кому она принадлежит, и почувствовал, как все внутри холодеет. Из ванной комнаты раздавались какие-то звуки и тихие ругательства. Даня взял первое, что попалось в комнате под руку – книгу, которая лежала на столе. Тихо, стараясь не издавать звуков, парень пробрался в ванную комнату и замер. В ванне стояла голая Моника. Рядом с ней, почти вплотную прижавшись, стоял полностью раздетый Паша. В одной руке он зажал обе руки девушки, а другой закрывал ей рот. Моника пыталась вырваться, но она была девушкой, и потому была слабее старшего брата. Слабее и меньше. Ее глаза были закрыты. А по щекам текли слезы. Душ был включен, но вода не попадала ей в лицо, она попадала на худые, сильно выдающиеся вперед (до того она была тощей) ключицы. У девушки подогнулись ноги, она дергала головой и мычала, в надежде, что хоть кто-то ее увидит.

Когда Даня пришел в себя, девушка сдалась, перестала дергаться и пытаться закричать, Паша перестал зажимать рот сестры и рукой, теперь ничем не занятой, начал касаться ее тела, груди, бедер, живота. Даня подошел ближе к брату и замахнулся книгой, Моника приоткрыла глаза, и Даня увидел в них равнодушие, безразличие к своей судьбе, но стоило девушке увидеть брата, как в глазах вновь загорелся огонь, надежда и вера в то, что ей помогут ожили в ее маленьком теле.

— Даня! – крикнула Моника.

Павел повернулся, ослабив хватку. Это была главная его ошибка. Моника дернулась в сторону и вырвалась из рук брата-насильника. Даня с силой ударил брата по голове. Удар пришелся по виску и Паша упал на пол, ударившись затылком о борт ванной. Вокруг его головы растеклась кровавая лужица. Моника заплакала, закрыв рот рукой. Даня, немного отойдя от шока, укутал ее в полотенце, подхватил на руки и перенес на матрац. Приоткрыв дверь и высунувшись в коридор, парень громко позвал на помощь, а потом вернулся к сестре и крепко ее обнял, медленно поглаживая по мокрым, потемневшим от воды волосам.

На крик Дани прибежали старшие члены семьи. Даже родители пришли – обычно они предпочитали оставлять решение проблем между друг другом самим детям.

— Что случилось? – спросила Юля, ошарашенная картиной, которая предстала перед ней, когда девушка зашла в комнату.

— Уведите тетю. Она еще не окрепла, – попросил Даня, сидя на полу у матраса. Женщину вывели. – Он в ванной. Не знаю, жив ли, сильно ударился головой. Он напал на Монику. – Голос его звучал монотонно, тихо, но в нем все равно можно было услышать тот страх, что только что пережил юноша.

Спустя полчаса, когда Моника упокоилась и оделась, а Пашу, точнее его труп, вынесли из ванной девушки, все только об этом и говорили. Владимир чувствовал свою вину за то, что отправил брата принести девушке еду. Все переживали по поводу того, что не замечали подобные наклонности парня. Моника не принимала извинений, они были ей не нужны, она сидела рядом с Даней и молчала, глядя в одну точку. В тот момент, прижавшие ноги к груди и уткнувшиеся в колени носом, они выглядели одинаково, ведь оба перенесли большое потрясение. Монику чуть не изнасиловали, а ей, как и любой девушке, хотелось заниматься таким только с любимым человеком, или хотя бы с тем, кто не был ей противен, а Даня… а Даня собственными руками убил человека, и не просто человека, а брата. Он смотрел на свои руки, иногда он дергался, будто очнулся от гипноза, и начинал сдирать с них кожу, но получалось только царапать. Руки уже кровоточили, но парень будто не замечал этого. В такие моменты сестра поворачивалась к нему и осторожно гладила его по плечу, а он продолжал молча сидеть, глядя в пол и царапая руки. Потом парень успокаивался, вновь обнимал себя и дрожа всем телом прожигал пол взглядом, и Моника вновь принимала положение, такое же как брат. Она была словно маленький ребенок, который все повторяет за человеком, который ему нравится, а он словно сходил с ума.

Уже знакомый Дане мужчина вышел из комнаты, в которой лежал Павел. Это был Игорь Николаевич. Даня был рад, что пришел этот мужчина, а не следователь, который был ему противен, хотя лучше ему от этого не становилось. Мужчина присел рядом с парнем и Моника, поняв взгляд на взрослого человека, бесшумно поднялась и ушла. Она все понимала: сейчас должны говорить мужчины, и ей – девушке делать тут нечего.

— Даня. Ты меня слышишь? – задал вопрос Игорь Николаевич. Даня никак не ответил, он все слышал и понимал, но решил не обязательным отвечать на этот вопрос. – Даня, ты защищал сестру. Тебя никто не посадит. Конечно, то что ты сказал, что тебе не нравится Павел, может сыграть с тобой в будущем злую шутку, но ты был прав. Ты герой, а не преступник. Понимаешь?

Дане было все равно. Ему казалось, что лучше будет, если его посадят, а не так. Не отпустят, а хотя бы отругают, но все только жалели его, обнимали и гладили по голове. Юноша не мог принять этого, пусть для других он совершил пускай и необдуманный, но правильный поступок, себя он считал убийцей и никем другим.

— Позовите дядю. – Глаза парня были красные от слез. Да, за эти полчаса он много плакал, слишком много.

Мужчина кивнул и молча вышел. Он был рад уже тому, что Даня заговорил с ним.

В комнату зашел Виктор Жене. Он выглядел разочарованным, но не в племяннике, а в собственном сыне. Он не чувствовал горя от утраты, потому что знал из-за чего умер его сын. А может, ему было просто все равно, может…

— Что ты хотел? – мужчина присел на корточки перед парнем. Эти простые три слова прозвучали из уст Виктора мягко, по-отечески. Все разговаривали с Даней тихо, осторожно: они не хотели навредить юноше или напугать его.

— Простите. Могут приехать родители? – Даня уже давно охрип и не мог нормально говорить.

— Я уже звонил сестре. Они не могут приехать. Я понимаю, что тебе тяжело и страшно, и твои родители понимают, но так получилось.

— Ясно. Я могу пойти в свою комнату?

— Да, конечно.

Мужчина с болью и сочувствием в глазах проводил парня. Юноша не мог нормально идти, голова шла кругом, перед глазами все плыло. То и дело Даня натыкался на стены и дверные косяки, пока не дошел до своей комнаты. Закрыв дверь и сделав пару шагов, парень упал на кровать и уткнулся носом в подушку. Он был прав. Моника появилась, и все пошло не так. Не так, как должно было. А как должно было? Может все как раз и было правильным. Может Паша и не должен был жить? Но в его сердце теперь болью отдавалось не только убийство брата, но и то, как к нему относятся родители. Родные родители не были с ним так ласковы, как ласковы и осторожны с ним дядя и тетя. Они не позвонили, не написали, не приехали. Им опять некогда, они опять заняты. Так было всю жизнь: родители вечно оставляли сына одного, сухо хвалили за успехи, и были равнодушны к провалам, но, почему-то утверждали, что сильно любят сыночка. И вот сейчас их сын стал убийцей, а им опять… некогда. С такими мыслями Даня погрузился в беспокойный сон. Он не слышал, как к нему зашла Моника, не чувствовал, как она гладила его по голове, не заметил, как она ушла, не оставив после себя ничего кроме тишины.

Глава 32

Даня лежал на кровати, глядя в потолок. Он думал. Думал о том, что произошло за то время, что он был здесь. Леру убили, Кристину отравили, а он стал убийцей собственного брата. Старшего двоюродного брата. Постепенно Даня начал свыкаться с этой мыслью и принимать происходящее, а родители так и не приехали: они всегда были слишком заняты. Чувствуя, что вновь начинает жалеть себя, и от этого слезы вновь выступают на глаза, он в очередной раз вернулся к мысли о сестрах. Еще оставалось несколько вопросов, на которые ответа Даня не знал. Если хотели отравить именно Кристину, то яд подсыпали, когда расставляли тарелки или позже, когда уже все сели за стол. Да, это вполне возможно ведь все активно общались, и никто бы ничего не заметил. А если было все равно, кого отравить? Тогда отравить могли на кухне. Нет, зачем? Если бы хотели навредить семье, если бы это были работники, то отравлена была бы вся еда. Нет. Значит хотели отравить Кристину. Кто? Моника? Нет, она и сама была в шоке от происходящего, если только она не прекрасная актриса. Актриса? Нет, Моника не актриса, кто угодно, но не актриса, в этом я уверен, решил Даня и перевернулся на бок. Что же произошло? Почему Кристина? Кристина…

Дверь открылась, и в комнату вошла Юля. Такая же собранная, взрослая и улыбчивая как всегда. По ней нельзя было сказать, что вся ее семья рушится прямо на глазах.

— Кристина очнулась.

— Хорошо. – ответил Даня, не глядя на сестру. Он все еще не мог смотреть людям в глаза. Парень рассказал о произошедшем другу и Слава хотел приехать, но Даня попросил его этого не делать. Ему не хотелось, чтобы друг видел его таким, но был рад, что парень понимает, как сейчас нужен Дане, и готов последовать за ним в такое опасное место просто чтобы поддержать, быть рядом и иметь возможность подставить свое худое, но крепкое плечо.

Девушка кивнула и подошла к кровати.

— О чем ты думаешь? – ласково улыбнулась она, садясь рядом с братом.

— Обо всем. О вас всех. Всех вместе и по отдельности. О Паше, о Лере, о Кристине, о том, кто убил одну и пытался убить другую. О том, чего этот человек хочет добиться? Что он получит? И почему все тихо, и никто не предпринимает попыток убить еще кого-нибудь?! – парень ударил кулаком по матрасу, он не мог контролировать свои эмоции, у него не было на это сил.

— Ты думаешь о сложных вещах. Почему? – Юля, как и остальные не винила брата ни за что. Она нежно гладила его по голове, понимая, насколько ему больно, тяжело и страшно. Кто бы мог подумать, что с вывалившихся из кладовки детей, может начаться такое ужасное лето.

— Почему? Если бы я знал… – прохрипел парень, зарываясь носом в подушку. Он готов был снова разрыдаться, но не хотел этого делать.

Юля поцеловала брата в макушку и вышла из комнаты.

Убитая Лера, отравленная Кристина, думал парень. Что общего и что разного? Способ разный. Почему? Потому что преступник не хочет, что бы эти события связывали друг с другом. Почему их бы не связали? Потому что обычно у убийц всегда один способ убивать, и у каждого он свой, несмотря на то, что все они похожи друг на друга. Убитая, отравленная. Мертва, жива. Жива… Даня задумался сильнее, глубже потонул в рассуждениях, пробуя на вкус это странное слово «жива»… жива! Даня подскочил на кровати, взгляд его заметался по комнате, ища за что зацепиться, мысли метались в голове, сменяя друг друга с невообразимой скоростью. И вот Даня зацепился взглядом за штору, а точнее за шнурок для шторы, и одна единственная мысль замерла в его голове. Она… очнулась.

— Если я все правильно понял, то…

Даня подбежал к столу, открыл записную книжку и, трясущимися от волнения руками, сделал в ней несколько кривых записей и, оставшись довольным, выбежал из комнаты. Он впервые за долгое время вышел из нее, и поэтому чувствовал себя не очень хорошо от бега. Ноги болели, подгибались, словно он малыш, только что сделавший первые свои шаги. Запыхавшийся, взъерошенный, с сумасшедшими глазами, Даня ворвался в комнату сестры.

Комната была полна людей, все пришли проведать чудом выжившую девочку. Кристина сидела на кровати и слабо улыбалась. Ее кожа еще была бледной, но она говорила вполне уверенно и даже старалась смеяться, словно это вовсе не она только что балансировала между жизнью и смертью. Все удивленно посмотрели на появившегося в дверях парня, упиравшегося руками в колени, старавшегося отдышаться. Он пристально смотрел на сестру, будто хотел что-то прочитать в ней, как в книге, но эта книга была на незнакомом ему языке.

— Даня? Ты тоже пришел меня навестить? – девушка наклонила голову на бок и слегка прищурила глаза.

— Нет… то есть да. – парень выпрямился и, подойдя к кровати сестры, сел на край, – как ты себя чувствуешь?

— Голова немного болит, а так все хорошо. – девушка теребила рукава спальной рубашки.

— Да-а-а? – протянул парень. Все с интересом наблюдали за происходящим, никто не осмеливался вмешаться. Это был разговор двух только что очнувшихся людей, – а что ты чувствовала тогда, когда отравилась? – это был странный вопрос, и Даня знал об этом. Он наблюдал. Все в этой комнате были подопытными мышками этого юноши. Кристина смело выдержала пытливый взгляд брата.

— Больно было. Даня, все хорошо? Ты какой-то бледный. Я слышала, что произошло с Пашей. Ты не виноват. – девушка коснулась руки парня, но он отдернул руку, будто его током ударило.

— Да, все хорошо. Мне все говорят, что я не виноват, так что я уже понял. Будь аккуратна.

Парень поднялся с кровати и вышел. На выходе он столкнулся с Кириллом. Мальчик, увидев, что брат наконец вышел из своей комнаты, обрадовался. От восторга его даже слегка затрясло: Даня очень ему нравился, и потому Кирилл был больше всех расстроен происходящим с юношей.

— Даня! – Кирилл хлопнул Даню по плечу, но от радости перестарался и на оголенной коже юноши остался красный след от ладони.

— Прости, я к себе. – ответил парень, потирая ушибленное место.

— Опять? – погрустнел паренек.

— Прости. Я приду позже. Правда.

С этими словами Даня побежал по коридору в сторону своей комнаты. Закрыв за собой дверь, Даня улыбнулся. В нем столкнулись страх и восторг, предвкушение чего-то и желание действовать. Руки дрожали как у пьяного, глаза горели, сердце бешено колотилось, в груди застрял крик. Крик, выражающий все эмоции парня, весь его восторг и энтузиазм.

— Конечно, жива! – засмеялся юноша и, закрыв лицо руками, заплакал. – Мертва, – скатился он по двери на пол, – мертва…

Глава 33

После того, как Кристина очнулась прошло довольно много времени, относительно того, как чувствовалось время в доме, где ты в любой момент можешь умереть, но Даня не сидел без дела. Парень успел обследовать все комнаты братьев и сестер. У каждого комната была индивидуальна и полностью выражала характер и предпочтения хозяина.

Комната Кирилла была выполнена в синих тонах, вероятно, это был любимый цвет парня. Множество спортивный принадлежностей валялось по полу, к стене были прикреплены шведская стенка, турник и канат, для тренировок. Казалось, что по комнате пронесся ураган: повсюду была разбросана одежда, шкафчики приоткрыты, постель расправлена. Ото всех членов семьи Кирилл всегда отличался особой небрежностью и грубым, взрывным характером. Единственным прибранным местом в комнате парня был шкаф, в котором за стеклянными дверцами, закрывающимися на ключик, стояли спортивные награды. Каждая из них была дорога мальчику, а потому каждую пятницу он протирал их от пыли.

Совершенно иначе выглядела комната Сережи. Она находилась между комнатами Кирилла и Дани. С первого взгляда на комнату Даня понял, почему его первая встреча с братом состоялась при столь странных обстоятельствах. Все место в помещении было заполнено канатными лестницами и лианами, плетеными сетями, по которым мальчик мог лазать словно обезьянка. По лесенкам, висящим в центре комнаты можно было подняться под потолок, доползти до стены и там спуститься немного ниже, туда, откуда можно доползти до круглого выпуклого окна, в котором можно было сидеть и видеть, что над тобой, под тобой и по бокам от тебя. Даже кровать висела над полом, но судя по подушке на самом верху, спать Сережа предпочитал под потолком. Все шкафчики: для вещей и наград – были встроены в стены, чтобы не мешать лазать ребенку. Естественно, что малышу не составило особого труда выбраться из классной комнаты и по веткам ближайшего дерева добраться до окна старшего брата, только что приехавшего в этот дом и еще не знающего о подобной особенности Сережи.

С опаской Даня зашел в комнату первой жертвы жестокого семейного преступника – в комнату Леры. Когда юноша открывал дверь его сердце пронзило странное ощущение. Ему казалось, что он открывает что-то, что открывать не должен. Но как только Даня вошел в комнату это чувство исчезло. Это была типичная девчачья комната со множеством скляночек на туалетном столике и огромным количеством розовых вещей. Весьма противное зрелище, потому что розовый ничего не разбавляло: розовые дверки на шкафах, розовые шторы, обои, постельное белье и игрушки тоже розовые. Рамки с сердечками, и куча дневников с пушистыми обложками. Даня не успел узнать сестру, но по одной только комнате понял, что скорее всего она любила Барби и американские комедийные сериалы для подростков, а розовый просто обожала. Все вещи в комнате остались на тех же местах, что и при жизни девочки, поэтому создавалось ощущение, что Лера может войти в эту комнату в любой момент, и только толстый слой пыли возвращал Даню в ужасную реальность, в которой его сестра больше никогда не забежит в это розовое пятно и не обнимет своего любимого плюшевого медведя. Такие места самые страшные для человеческой души. Они напоминают людям о всем ужасе ранней смерти.

Комната Юли находилась рядом с комнатой Кристины. Эта была очень красивая, стильная комната, которая очень подходила девушке. Три светло-серые стены, одна с серой кирпичной кладкой, которую украшали большие черно-белые квадратные фотографии. У этой стены стояла большая кровать с синими подушками, рядом с кроватью стояли черный шкаф и лестница на второй мини этаж, на котором находились рабочий стол, стул и несколько книжных шкафов с учебными материалами и папками. Большое количество места использовалось для медитации и занятий йогой, которая так сильно нравилась Юле. На первом этаже комнаты стоял один единственный шкаф, в котором хранилось большое количество фотоальбомов с различными пометками. Так например к одной из фотографий шла подпись «Любит клубнику, НО НЕ ПОЙДЕТ ЗА НЕЙ (укусила пчела)», на самой фотографии был изображен заплаканный Саша с перепачканным грязью лицом, щека опухла от пчелиного укуса, зато в руках мальчик держал большую ягоду. Какие-то альбомы были посвящены только одному человеку, какие-то хранили в себе общие фотографии, но все они говорили о том, как сильно Юля любит свою семью. Но даже тут Даня заметил то, что не заметил бы никто другой. Все альбомы стояли стройным рядом, все кроме одного. Это был альбом посвященный Монике. Он разительно отличался от альбомов других детей. На его обложке красовалась надпись «одаренная», внутри были фотографии сделанные явно исподтишка. На одних фотографиях Моника спала, на других сидела на дереве или в кустах. Была даже фотография, сделанная во время драки. Даня листал фотографии, перемешанные с рисунками птиц. Эти рисунки тоже были особенные: они были очень хорошо нарисованы, но все птицы сидели в клетках, все, кроме колибри. В самом конце альбома находилась фотография, где Моника совсем еще маленькая сидела возле трупика воробья и горько плакала, под фотографией была надпись «она очень маленькая и добрая, но она волчонок, который в любой момент может оголить клыки, как жаль, что понимаю это только я». Это была последняя фотография в альбоме.

Как и комната Юли комната Владимира была выполнена в серых тонах, но если серый в комнате девушки был разбавлен синим в постельном белье и розовыми рисованными цветами на втором этаже, то серый в комнате парня ничем не разбавлялся, он подходил его серьезности и спокойствию. Минимум мебели и личных вещей. Казалось, старший ребенок семьи не имеет привязанности ни к чему, но этому противоречила фотография на рабочем столе Владимира. Это была цветная фотография молодой девушки. она стояла в обнимку с парнем, в котором Даня узнал старшего брата, но только несколько лет назад. Присмотревшись получше в девушке он узнал одну из горничных, работающих в доме. Они были так счастливы на фотографии, но было то, что заставляло Даню дрожать: черная ленточка. Эта девушка сейчас лежит в земле. Да, именно она была той ночью в комнате Павла, она была убита Моникой и она была растерзана животными в лесу. Даня мгновенно вспомнил, как выглядело лицо Владимира, когда он увидел тело. как и всегда это было отстраненное выражение, но сейчас Даня понимал, что на самом деле его брат был убит горем и именно это читалось в тот день в его глазах. Как старший ребенок, Владимир привык скрывать свои эмоции во благо младших, поэтому мало кто мог понять, что именно парень чувствует в тот или иной момент своей жизни. Понятен так же стал и взгляд, которым он смотрел на Монику с Павлом, и то, почему, когда бездыханное тело брата выносили, он попросил остановиться, дать посмотреть. Он смотрел на него не как на брата, не с болью от утраты, а с чувством, что человек, сделавший ему больно, не сделает ему больно еще раз. От осознания того, насколько гнилая эта семья, у Дани закружилась голова. Парня затошнило, а отчаянье забилось в висках. Больше Даня не изучал комнат братьев и сестер, не желая натолкнуться на еще одну неприятную правду.

Глава 34

Ближе к ужину Даня спустился в гостиную на первом этаже. Первое время прибывания в доме парня удивляло наличие двух гостиных в доме. Он не видел в них смысла, но с тех пор, как в гостиной на втором этаже был кто-то неизвестный, Даня никогда туда не заходил. Стоило ему коснуться дверной ручки, как в памяти всплывали картинки и чувства с того дня и ему вновь казалось, что кто-то стоит там, за дверью, и смотрит, ждет, когда кто-нибудь зайдет. В комнате было несколько человек: Кристина, она сидела в кресле и улыбалась тяжелой улыбкой, вероятно уже устала (после отравления девушке предстояла долгая реабилитация); Кирилл и Сережа, они играли в шахматы, сидя на полу. Даня подошел к братьям и посмотрел на доску. Сережа играл белыми фигурами, а Кирилл черными. По лицу старшего из игроков можно было понять, что он проигрывает и очень этим недоволен. Еще несколько ходов и младший обыграет старшего. Дождавшись этого момента, Даня присел напротив Сережи.

— Сыграем? – спросил Даня, покрутив в руках пешку.

— Почему бы и нет? – улыбнулся мальчик. Даня чувствовал облегчение от того, что ребенок вернулся к первоначальному состоянию, хотя и казалось, что что-то все же поменялось в нем. После всего, что с Сережей произошло мальчик и в правду сильно изменился, но внутренне. Он повзрослел, научился держать эмоции под контролем, а улыбка теперь была всегда, даже когда его ругали, менялся только взгляд. Он злился, грустил, обижался – все это он делал с улыбкой на лице.

— Он выиграл несколько школьных чемпионатов, – похвастался Кирилл успехами брата.

— Но вы же не учитесь в школе, только на кружки в город ездите, если нельзя этим заниматься дома, – удивился Даня.

— Да, но обычно такие турниры устраивают для возрастных групп, в основном участвуют ученики школ, но вход открытый, – объяснил Кирилл.

Сережа спокойно расставлял фигуры на доске, казалось, он даже не слышит о чем говорят его старшие братья. Потом мальчик взял две пешки: черную и белую. Поменяв их несколько раз местами за спиной, Сережа протянул руки, с зажатыми в кулаках фигурами, Дане.

— Эта, – Даня указал на правую руку. Мальчик разжал кулак. Белая. – Я первый.

Даня выдвинул пешку. Игра началась. Сережка выдвинул пешку напротив пешки брата. Даня улыбнулся.

— Значит ты хорошо играешь? – конь на C3.

— Неплохо для своего возраста, – ответил мальчик с видом настоящего профессионала. Сережа начал зеркальную игру. В такой игре просто вести Дане, но, подловив нужный момент, Сереже можно было бы изменить ход игры.

Даня выдвинул пешку с G2 на G4. Сережа продолжал играть зеркально. Возможно, растягивая время игры, он получал удовольствие от того, как переставлял фигуры по доске. Каждое свое действие он обдумывал, каждую фигуру держал с любовью, но все равно повторял ходы старшего брата. Даня срубил коня и пешку. Он уже был уверен, что брат в точности повторит его ход, и был готов срубить королеву, как Сережа сменил тактику и срубил белого коня. Теперь преимущество было на стороне ребенка, хотя срубленные фигуры были одинаковыми. Даня переставил слона.

— Ты в порядке? – поинтересовался Даня. Он в действительности очень переживал за брата.

— Да, – Сережа срубил конем пешку. Теперь он угрожал доме. – С сестренкой все хорошо, поэтому мне весело.

Даня посмотрел на сестру. Она с улыбкой наблюдала за игрой братьев. Убрав даму, парень улыбнулся. Теперь дама могла срубить пешку, а если бы мальчик поставил на ее место коня, то Даня бы срубил его своим, но Даня обсчитался. Он начинал думать только о том, что спросить, и ход игры ускользал от него. Сережа улыбнулся и срубил даму конем.

— А ты плохо играешь? – мальчик улыбнулся и, хитро прищурив свои голубые глаза, повертел в руке срубленную фигуру.

— Нет. Просто думаю о другом. – Даня потрепал брата по рыжей голове.

— Зачем? – удивился ребенок, – разве ты не можешь сосредоточиться на игре?

— Я просто хотел поговорить с тобой, чтобы лучше тебя узнать – соврал парень. На самом деле он преследовал совершенно другие цели, – вот например книги. Ты любишь современных писателей?

— Да, – Даня срубил черного слона своим, но Сережа тут же «съел» фигуру черной дамой. Сейчас он выигрывал. – Я не считаю, что современные писатели бездарны, даже наоборот, они талантливы и умны, потому что впитали опыт прошлых поколений. Им не нужно создавать что-то с нуля, достаточно изучить теорию, вдохновиться уже существующим и создать что-то совершенно новое. – Даня срубил пешку слоном. Сережа переставил коня, но Даня не заметил, что брат подбирался к слону, только что сделавшему ход, и переставил пешку. Мальчик с улыбкой срубил слона – если убрать временные рамки, получится, что это все похожие люди, просто сменяющие друг друга. Никто ведь не говорил, что Лермонтов пишет плохо просто потому что он был младше Пушкина и, грубо говоря, заменил его. Мы все – нескончаемая цепь, и не важно когда ты родился, тебя сменят так же, как ты сменил кого-то.

— Понимаю, – братья поочередно переставляли фигуры на доске. – У тебя такие взрослые мысли. Вы все такие необычные, наверное, то, что вы отвечаете друг за друга, живете без вмешательства родителей, делает вас более ответственными и помогает лучше анализировать мир. А что ты думаешь о происходящем вокруг тебя?

Рука Сережи застыла над шахматной доской. Голубые глаза на мгновенье помутнели, но в тот же миг все вернулось в норму, будто мальчик был роботом, у которого просто мигает старая лампочка, только немного медленнее, чем у робота. Кирилл коснулся запястья брата. Даня посмотрел на него и столкнулся с непонимающим взглядом. Парень покачал головой.

— Не играй с ним в эту игру. Он всего лишь ребенок.

— Все хорошо, – возразил Сережа, – я могу сказать. – Кирилл отпустил руку Дани и заинтересованно уставился на младшего брата. – Все это мне не нравится.

— Я думаю, будут еще жертвы. – Сказал Даня, ожидая реакции окружающих. – Может это будет кто-то из нас?

— Нет, не думаю. – качнул головой Сережа. Он выглядел взволнованным, но говорил уверенно, серьезно, не отрывая при этом глаз от шахматной доски.

— А взрослые? – не унимался юноша.

— Нет, не думаю. – повторил он.

— Кирилл, а что ты думаешь? – Даня перевел вопросительный взгляд на брата.

— Ты знаешь, думать – это не то, в чем я силен. Я знаю, что дети в опасности. Я всегда буду рядом с Сережей, чтобы защитить его. – он погладил мальчика по голове.

— Рядом с троицей всегда будут родители. – Даня шутливо пожал плечами. Ему нужен был этот разговор, он хотел поселить мысль о следующем преступлении в головы братьев и сестры.

— Они скоро уедут. – сказал Кирилл, слегка опустив голову.

— Я-ясно. – протянул Даня. – они уедут, и все продолжится.

— Шах и мат! – неожиданно для всех заявил Сережа.

И правда. Сережа, пока его брат отвлекся на разговор, успел выиграть. Все это время он продолжал игру, продумывая каждый свой ход, поэтому и ответы его были одинаковыми, но он все же говорил то, что думал. Сейчас он с гордым видом сидел на полу, скрестив руки на груди и подняв голову к верху. Даня ошарашено смотрел на шахматную доску, пытаясь понять в какой момент начал бездумно переставлять фигуры, давая ребенку себя победить. Но юноша умел проигрывать достойно и честно.

— Молодец – потрепал он брата по голове, — спасибо за игру, братик.

Несмотря на проигрыш, Даня осуществил все, что задумал. Теперь он точно знал, что будет. Знал, ему говорили об этом глаза, живые, блестящие глаза.

Глава 35

— Вы все поняли?

— Да, но ты уверен?

— Я полторы недели за ней наблюдал. Точно сегодня.

— Или завтра. Она могла что-то подозревать.

— Да, сегодня или завтра. Не позже, но вы должны быть в курсе.

— Но почему именно мы? Почему ты молчишь и отводишь глаза?

В светлой детской комнате сидели трое. Напротив Дани сидели двойняшки и слушали его с очень серьезным видом. На часах уже было семь вечера, мало кто в это время ходил по дому. Сейчас Даня объяснял двойняшкам, что им нужно делать и когда. Саша сидел рядом с Женей и крепко сжимал ее руку. Даня велел ему защищать сестру, и мальчик был готов принять любой удар на себя. Они понимали, что Даня не ответит на их вопрос, он слишком сложен для него, их брат не знает ответа, потому и отводит глаза, потому и молчит.

— Сейчас по кроватям. – скомандовал парень.

— Даня, – Женя схватила старшего брата за руку, – почему?

— Я и сам не знаю. Мне жаль.

Даня с грустью посмотрел на двойняшек. Брата и сестру, которым с рождения суждено было быть вместе. Две половинки одного целого. Одинаковые волосы и глаза, похожие движения, но, несмотря на это, они были разные. Схожа была только оболочка, души отличались. Смелый и активный Саша, держащийся в тени, вопреки своим талантам, и Женя, мыслящая словно взрослый человек и сияющая без особых на то причин. Он помнил задумчивое лицо сестры, когда она думала о книге, смущающееся выражение лица брата, когда юноша хвалил его рисунки. За все время, что Даня находился в этом доме, он привык к двойняшкам и ему причиняла боль даже мысль, что кто-то может им навредить, но сейчас он сам делает из них приманку, своими собственными руками. Если что-то пойдет не так, если он просчитался, если ошибся, то жизнь этих детей может оборваться.

Крепко сжав губы, так, что они вытянулись в тонкую линию, парень вышел из детской комнаты и закрыл дверь, оставив брата и сестру сидеть на полу. В конце коридора хлопнула дверь – Кристина зашла в свою комнату. Даня заволновался: слышала они их или нет.

— Ты уверен?

И почему всех сегодня так интересует уверен он или нет? Даня обернулся. Перед ним стояла Моника. Она была так же равнодушна к происходящему как и всегда. Монике бояться было нечего – Даня был уверен, что она ни в чем не виновата. И это единственное, в чем был уверен парень.

— Нет. А разве сейчас кто-нибудь в чем-нибудь уверен?

— Нет. – Моника задумалась, а затем, тихим голосом произнесла – она не слышала вас.

— Хорошо.

Моника всегда знала, что нужно сказать, она чувствовала, что в тот или иной момент нужно услышать человеку, догадывалась, что беспокоит ее брата. Даня улыбнулся. Ему стало спокойней от того, что только они четверо знали о том, что произойдет. Нет, на самом деле знал еще один человек, но в этом человеке проблема этого гнилого дома. Увы, только одна проблема из множества других.

— Я пойду в комнату и буду слушать.

— Я могу остаться с тобой? – девушка шагнула на встречу брату и протянула к нему руку, но Даня шлепнул по ее маленькой ладошке и посмотрел ей прямо в глаза, улыбка пропала с его лица.

— Нет, – серьезно сказал парень, – ты нужна мне в другом месте. Иди.

Моника кивнула и направилась к двери своей комнаты.

— Моника, не бойся. – Даня смотрел на сестру, остановившуюся в дверях. Она обернулась на брата. И улыбнулась.

— Я и не боюсь, раб.

Моника скрылась за дверью, оставив брата стоять посреди коридора с глупой улыбкой. Сколько уже раз он слышал это слово? Сейчас оно было сказано без какого-либо смысла, просто чтобы сказать, и именно это заставило юношу улыбнуться.

Даня закрылся в своей комнате, сел у двери, уткнувшись носом в колени, и стал ждать.

Прошло несколько часов, но ничего так и не происходило. Все уже давно спали. Спали двойняшки, уставшие от ожидания, взрослые и старшие дети спали, не подозревая ничего, спали. Спали все, кроме двух человек: Дани, который не имел права засыпать этой ночью, и Моники, которая ожидала, когда понадобится ее помощь. Она ждала, терпеливо ждала, когда он позовет ее.

Прошло еще много часов перед тем как взошло солнце. Даня потирал покрасневшие глаза. Он не спал всю ночь, чувствуя, что просто не имеет права засыпать. Он ждал, но ничего не произошло. Пытаясь понять, почему ничего не случилось, он, покачиваясь и с трудом волоча за собой ноги, вышел из комнаты. У двери уже ждали двойняшки. Они раздраженно переглядывались и перешептывались.

— И ни-че-го! – по слогам с укором произнесла Женя. Она недовольно поглядывала на брата исподлобья.

— Я не знаю. – обреченно выдохнул парень, покачивая головой. Не уложенная, растрепавшаяся челка спадала на глаза и слегка покалывала, заставляя своего хозяина щуриться и морщиться. – Можете расслабиться, но не забывайте о том, что я сказал. – Даня сердился на самого себя. Он впутал в это дело детей, хотя должен был разобраться со всем сам.

— Мы не забудем. Ты же говорил что или сегодня, или завтра, то есть уже или вчера или сегодня. И, в связи с тем, что этой ночью было спокойно, все произойдет сегодня, верно? Ты не спал всю ночь? Выглядишь не очень. – Саша подошел ближе, Женя лишь недовольно фыркнула.

— Мальчишки! – возмутилась она и, гордо подняв голову, ушла в столовую. Даня не винил ее, Женя имела право злиться.

Сзади послышался шорох и звук закрывающихся дверей. Прошли Юля, Кристина и Моника. Чуть позади шел Вова. Утром он не был похож на себя: растрепанные волосы, неровная походка и опущенная голова с полузакрытыми глазами. Все это было так не похоже на его привычный образ, но только это говорило, что он не машина, умеющая только присматривать за младшими, а самый обычный человек, у которого есть такие же слабости, как и у других. Заметив их, Даня заговорил:

— Думаю завтра ночью лягу спать. Я ошибся, ничего не произойдет. – обратился парень к Монике.

Компания прошла мимо, Вова слегка зацепил Даню плечом, извинился, будто заученной фразой, с трудом выговаривая слова, и пошел дальше. Парень понял, что старший брат был недоволен тем, что ему пришлось, по просьбе Дани, остаться ночевать у Юли. Особенно ему могло не понравиться объяснять все это Кристине, с которой они столкнулись в коридоре, но юноша знал, что Вова и Юля придумали, как это объяснить. Даня покачал головой и, потрепав младшего брата по плечу, пошел за остальными.

Глава 36

Вечером Даня зашел в комнату и закрыл дверь. Прошлой ночью ничего не случилось, парень чувствовал себя вымотанным, энергии почти не осталось, голова ужасно болела, днем поспать он не смог из-за нескончаемого потока мыслей, и с сожалением понимал, что именно этого и добивался «пятый человек». Юноша не был до конца уверен, но и не мог сомневаться, ведь его сомнения могли привести к жертвам, а парню больше не хотелось видеть смерть близких людей. Даня погасил свет, теперь все могли быть уверены, что он спит. Он не мог обсчитаться.

Даня тихо лежал в постели и следил за стрелками часов. Уже начался новый день: двадцать первое июля. В тишине, в которой можно было различить, как копошатся птицы на деревьях, парень услышал шорох за дверью, какую-то возню, голоса за стеной. Лежащий на столе телефон тихо зазвонил, и Даня поднялся с кровати. Досчитав до пяти, он беззвучно вышел из комнаты. В ночном полумраке Даня заметил силуэт девушки, ведущий впереди себя двух детей. В коридоре раздавался тихий плач, будто что-то мешало звукам выходить наружу, и Даня понял, что именно. Один из силуэтов пытался вырваться из сильной хватки, но не мог. Не мог совладать со старшей сестрой. Второй силуэт не сопротивлялся, медленно и обреченно шел вперед, лишь плечи ребенка вздрагивали в ночной темноте.

Хлопнула дверь, скрывая звуки и людей. Даня замешкался, настраивая на телефоне камеру. Ему нужны были доказательства, и он намеревался получить их любой ценой. Сзади подошла Моника.

— Я сделала то, о чем ты просил. – прошептала она.

— Идем, – шепнул ей Даня, кивнув головой в сторону удаляющихся силуэтов – пора.

Подростки зашли в комнату, включая свет. Даня, конечно, ожидал чего-то пугающего, но то, что он увидел, злило его больше чем пугало. В груди больно сжалось сердце. Это все была его вина, но он не знал, как поступить иначе. На полу сидел Саша с рассеченной бровью, из которой текла алая кровь, капающая на пол крупными каплями. Его рот был заклеен бумажным скотчем, а руки связанны обыкновенным. Удивительно, что девушке вообще пришло в голову использовать разный скотч (Зачем? Какой в этом смысл? Даня уже не интересовался тем, почему она делает это так, а не иначе. Он был уверен, что Моника не самый сумасшедший человек в этом доме, и оказался прав). Мальчик со злобой смотрел на старшую сестру, потом перевел взгляд на брата, и тут Даня увидел, что парнишка злился не только на сестру, но и на себя. И на себя он злился гораздо больше. У открытого окна стояла Кристина. Когда подростки зажгли в комнате свет, она обернулась и с ужасом уставилась на них. Но вот ужас начал отступать, и она стала обдумывать, что будет потом. Обеими руками она держала Женю. Девочка наполовину перевалилась за окно и плакала. Ее руки, в отличии от рук брата, были развязаны. Но рот, как и у юного Александра, был заклеен. Она дергалась, пытаясь вырваться, но старшая сестра была гораздо сильнее и, несмотря на то, что в комнату ворвались, Кристина не ослабила хватки. Даня понимал, что пытаться вырваться в такой ситуации слишком опасно, девочка тоже это понимала, но ей было слишком страшно, она не могла прекратить. В один миг исчезли с лица Жени и самоуверенность, и сарказм, и скептицизм, и гордость – все это заменил животный страх. Страх за свою жизнь.

Даня нажал на кнопку, и этот момент навсегда сохранился в памяти камеры его новенького телефона.

— Поставь малышку на пол. – велел сестре парень и сам удивился тому, что его голос может быть таким грубым и резким.

Кристина послушалась. Она уже поняла, что бесполезно доводить начатое до конца, по крайней мере сейчас. Моника подошла к сестре и пнула ее под колено. Девушка упала на пол, и Моника зажала ей руки, садясь на спину, чтобы та не сбежала, хотя особого смысла в этих действиях не было – Кристина не сопротивлялась. Женя упала на пол и, сжавшись в комок, застонала. Она сильно ударилась плечом, руки болели от того, как их сжимала сестра, кости и кожа внизу живота болели от того, что девочка упиралась в подоконник. Саша тоже взвыл, но не от боли, а от злобы, переполнявшей его маленькое тельце. Мальчика жутко трясло, он дергался на месте, но никак не мог подняться. Ему хотелось вырваться, задушить Кристину, сделать хоть что-нибудь, но он мог только сидеть на месте с заклеенным ртом и связанными руками.

Даня подошел к брату и перерезал скотч на его руках перочинным ножичком, что второй день лежит в кармане его штанов «на всякий случай». Осторожно снимая с губ полосу липкой ленты, парень не сводил глаз с сестер. Женя сама сняла с себя скотч, мешавший ей сказать хоть что-нибудь.

— Ненавижу! Бесит! Черт! – бесился Саша, пытаясь вырваться из крепких рук брата, но его метания не принесли никакой пользы: Даня и не собирался его отпускать.

— Все хорошо, – успокаивал его Даня, – ты молодец.

— Я не смог! Не смог сестру защитить! – ревел мальчишка. – Не смог!

— Ты сделал все, что от тебя требовалось. Ты хорошо справился. Вы оба живы, вы оба молодцы. Ты молодец. – Даня с нежностью гладил брата по волосам, прижимая крепче к груди. Он понимал, почему этому маленькому ребенку так больно. Саша действительно не смог защитить сестру, но Даня и не ждал от него этого, потому что роль, отведенная этому мальчику начиналась сейчас, когда он должен был успокоить сестру, а не там, в комнате. – Все обошлось.

— Как! Как ты? – прохрипела Кристина, слегка приподняв прижатую к полу голову. Моника все так же гордо восседала на ней.

— Как я понял, что ты убийца? – с ненавистью в голосе спросил парень, при этом он почувствовал, как Саша крепче вцепился в его футболку.

Кристина со злобой посмотрела на брата. Такую злобу Даня видел впервые. Этот взгляд пугал его. За что эта девушка злилась на него? За то, что он помешал ей убить еще одного человека? Нет, он был не виноват в том, что она на него злится, но несмотря на это появилось чувство, будто все замерзло внутри, но собравшись парень продолжил.

— Саша, выведи сестру, помоги ей. – Саша кивнул и, держа Женю за плечи вышел из комнаты. Юноша поднялся с пола. – Я всегда хотел стать детективом как Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро, пускай у них и абсолютно разные методы. – Даня облокотился на стол и скрестил руки на груди, – С самого начала меня волновало, почему Сережа вообще вышел из своей комнаты. Да, он был рядом с телом сестры. А она почему вышла? Тогда я сослался просто на то, что они дети и для них свойственно нарушать правила, которые существуют в этом доме, но потом, я понял, что никто с тех пор, кроме меня и Моники из комнаты своей не выходит. Тогда я понял, что дети вышли, потому что их позвал кто-то знакомый. Так я исключил чужака: убийца кто-то из домашних. Помнишь тот раз в аэропорту? Я спросил, о чем ты думаешь. Ты сказала, что боишься летать, но я присматривался к тебе еще до вылета, хотел расспросить и думал, как это сделать лучше всего. Тогда ты была спокойна. Ты не боишься летать, вот что я предположил. Я удостоверился в этом, когда мы возвращались обратно. Ты просто-напросто забыла о своей лжи, забыла о нашем разговоре и своей глупой и нелогичной отговорке. Это был твой первый промах, но тогда я тебя еще не подозревал: мало ли, что не хочет сестра брату рассказывать, все же я чужой в этом доме. А потом ты отравилась. В этот момент у тебя почти получилось отвести от себя подозрения. Я вычеркнул тебя из собственноручно составленного списка подозреваемых. Знаешь почему я все понял? Саша, зайди в комнату, я знаю, ты подслушиваешь! – дверь скрипнула, и в комнату зашел Саша с опущенной головой. – Саша, скажи мне как охотник, если хочешь убить, надо бить наверняка или на авось?

— Так, чтобы зверь наверняка умер. – удивился мальчик, но как только он понял смысл собственных слов, закрыл обеими руками инстинктивно открывшийся от ужаса рот.

— Верно. Я тоже так думаю. Можешь идти и не подслушивай больше, – Саша послушно вышел. – Если бы я хотел отравить человека, я бы насыпал яда столько, чтобы человек умер точно. Лера мертва, а ты выжила. Убийце нет смысла оставлять тебя в живых. Тогда почему ты жива? Потому что тебя не хотели убивать? Но почему? И кто? Ответ – ты. Тебе нельзя себя убить, иначе все прекратится, но нужно отвести от себя подозрение, выставить себя жертвой. Моника, отпусти ее.

Моника недовольно слезла с сестры и покорно подошла к Дане.

— Ты умен, – сказала девушка, поднимаясь с пола, отряхиваясь и скрещивая руки у себя на груди, – ты прав, но кто тебе поверит? У тебя нет доказательств. Ради чего мне убивать сестру? Ну, понял? Тебе никто не поверит.

— Будь уверена, доказательства твоей виновности у меня будут. Мне только интересно, зачем ты это сделала, что сподвигло тебя убивать родных?

Девушка улыбнулась, чувствуя свое превосходство.

— Во всем виновата Моника. Она на моих глазах чуть не убила Кирилла. Что по-твоему должна была почувствовать я? Любовь к младшей сестренке?! Я была ребенком и была напугана также как и остальные. Почему я должна была мириться с ее возвращением домой?! Ей не место среди нас! Она должна была остаться там, в лесу. Должна была умереть в лапах зверей! Почему никто не понимает, что пока этот монстр здесь, мы все в опасности?!

Даня покачал головой. «Монстр», «в опасности»? Это кто еще монстр и кто еще опасен?

— Ясно. – Даня пошел к двери, Моника уже вышла.

— И что ты будешь делать теперь? – раздалось за спиной юноши.

— Я? Я ничего. – фыркнул парень и, улыбнувшись Кристине, вышел из комнаты.

Даня вышел из комнаты, а навстречу ему прошли двое полицейских. Их вызвала Моника, так сказал ей сделать брат. Это была ее часть общего дела. Даня подошел к сестре, стоящей у стены и рассматривающей пол. Девушка водила по нему ногой, и Даня понял, что она волнуется. Подойдя ближе, он крепко прижал сестру к себе. Юноша почувствовал, как замерло ее дыхание, а потом почувствовал, как трясутся ее плечи, она плакала. Закусив губу, парень прижал ее еще крепче к себе и поцеловал в макушку. Моника цеплялась за его футболку, крепко сжимая ткань в кулаках. Даня гладил ее по голове, целовал, шептал успокаивающие слова. Сейчас он вспомнил ее слова о колибри. Нет. Девушка совсем не похожа на эту маленькую птичку. Колибри машет крылышками, потому что без этого не выживет, потому что так заложено природой, можно даже сказать, что колибри сама так хочет. Моника же двигалась не потому что хотела, а потому что ее заставляли, но делали это настолько умело, что девушка начала думать, что сама этого желает. Эта девочка была заводной игрушкой, со сломанным механизмом, с потерянным ключиком, девочка, которая не могла остановиться, просто маленький ребенок. Да, просто напуганный маленький ребенок в теле подростка. Она ошибалась, думая, что она ведома собственными желаниями, они лишь отчасти ей управляли. Ей руководили, хоть она и вела себя так, будто все делает сама: уходила из дома, запугивала других, вела себя как дикарь, но все это было защитой и попыткой разобраться во всем, попыткой найти правду. Моника была ежиком, свернувшимся в колючий клубок, а потому не могла видеть всего, ее глаза тоже были спрятаны в клубок, чтобы она не видела то, что ее пугает. Она была больна, но ее болезнь усугубляли посторонние факторы. Теперь же Моника может успокоиться, отдохнуть, превратиться из колибри в неторопливую, грациозную, очень умную, ловкую и красивую кошку, гуляющую сама по себе.

К подросткам подошел следователь, и Даня молча протянул ему записывающее устройство, то самое, которое на свой день рождения нашел в портмоне. Единственное доказательство того, что малой частью своей жизни Моника все же распоряжалась – в ее планах было раскрытие правды о сестре. Родной сестре, что ненавидела ее так сильно, как никто никого не ненавидит.

— Спасибо, но как ты понял? – следователь смотрел на парня так, будто преступником был он. Оно и понятно: двое взрослых мужчин не смогли раскрыть это дело, а юноша, которому только исполнилось восемнадцать лет смог. Напуганный мальчишка сам докопался до истины.

— На записи хорошо слышно ход моих мыслей, поэтому, думаю, будет лишним говорить об этом прямо сейчас. Меня больше интересует, чем вы все это время занимались? – парень со злобой посмотрел на этого человека. Следователь не нашел, что ответить на этот, довольно-таки провокационный, вопрос. Он бездействовал, решил, что ничего не может сделать, вместо того, чтобы рыться в делах этой семьи. Даня прекрасно знал такой тип людей, и именно такой тип вызывал у парня наибольшую неприязнь. Люди, которым в действительности нет дела до их работы, лишь бы не трогали, но с сохранением заработной платы.

Мимо провели Кристину. Это было весьма жалкое зрелище. Девушка, что раньше гордо ходила по дому, склонила голову. Ее еще худые руки не до конца восстановившегося тела были закованы в наручники. Кристина не сопротивлялась. Она проиграла игру, которую не надо было даже начинать.

— Монстр. – обронила девушка, проходя мимо сестры.

Моника дернулась в ее сторону, но Даня удержал ее в своих руках. Девушка опустила голову. Несколько слезинок упало на пол. Юноша взглянул на лицо сестры. В бегающих глазах застыли слезы, девушка плакала, но улыбалась. Улыбалась страшной, свойственной ей, сумасшедшей улыбкой. Даня расслышал тихий смех и ужаснулся. Он вспомнил их первую встречу, но если тогда он ее оттолкнул, то сейчас сильного желания сбежать не было, и он лишь крепче прижал сестру к груди. Ему было жаль эту маленькую девочку, этого больного ребенка.

Глава 37

Оставшийся месяц прошел спокойно. Кристину посадили в колонию для несовершеннолетних, но в следующем году ее переведут в нормальную тюрьму. Она попала за решетку надолго.

Даня все еще помнил, что происходило после того, как Кристину вывели из дома в наручниках уже не как простую девушку, а как преступницу.

Женя долго плакала, Саша долго злился. Еще одна иллюстрация того, почему два одинаково выглядящих человека являются абсолютно разными. В какой-то момент Саша ушел в лес и долго не возвращался, Даня нашел его в хижине, в которой когда-то жила Моника. Девушка частенько возвращалась туда, и день за днем чинила этот маленький домик. Она Дане ее и показала, просто потому что парню было интересно, так что парнишку они нашли совершенно случайно. К Жене приходил психолог, он часами разговаривал с ней о чем-то, а потом его выгнали. Причину не знает никто, но Дане он не нравился – не внушал доверия, а девочка после сеансов его психотерапии окончательно замкнулась в себе.

Виктор ушел из дома, потом вернулся и, как казалось парню, вел себя странно. Даня подслушал его разговор со старшим сыном. Они говорили о том случае, когда в дом вломились, и перевернули гостиную вверх дном. Виктор со всем разобрался, и теперь семье ничего не угрожало. Это поразило парня, потому что слово «теперь» означало, что до этого каждый день мог быть последним. Каждый день рядом была угроза, исходящая не только из семьи, но и из вне.

Сперва всем казалось, что Мария оказалась самой впечатлительной из всех, хотя, скорее всего, на ее восприимчивость влияло то, что все события этого лета происходили с ее родными детьми. Женщина опять впала в депрессию, но на этот раз ей помогли вовремя, и она не отправилась на больничную койку. Именно тогда врачи, заподозрив неладное, провели полное ее обследование. Оказалось, что у Марии множество расстройств, и стоит хоть немного выбить ее из колеи, как все они выходят на поверхность. Именно от нее Монике достались проблемы с психическим здоровьем, так что девушка была похожа на мать не только внешне, до и душевно.

Во время обыска комнаты юной преступницы в коробке детективы нашли несколько дневников, где девушка проклинала младшую сестру и убивала ее на бумаге. Записей было так много, что казалось, она делала их каждый день. Старшие дети настояли на том, чтобы их сестру проверили врачи, но девушка оказалась здоровой, а значит, все действия, что она совершала, она совершала сознательно, обдумано. Наверное, если бы в доме не появился Даня – человек чужой, без предвзятого на все происходящее взгляда – у девушки бы все получилось, и ее никто бы не стал подозревать, а вот Моника бы пострадала просто за то, что она больна и ей не повезло с сестрой.

В комнате Моники сделали ремонт. Теперь облезлые стены покрывали голубого цвета обои, все двери были на месте, а петли смазаны, балкон снова был доступен девочке. В комнате появилось множество игрушек, красивая мебель, но Моника все еще уходила из дома, все так же смотрела на семью: с обидой и страхом. Иногда она говорила, что подобные изменения ей не кажутся искренними. Девушке казалось, что семья просто хочет купить ее прощение и успокоить свою совесть. Даня не стал с ней спорить. Он прекрасно помнил о разговоре в Крыму, но сестре ничего не сказал. Парень был уверен, что подобные вещи мать и дочь должны решать самостоятельно, без посторонних, и неважно, сколько на это уйдет времени. Просто это их дело, а не его.

Юля настояла и Даня все-таки научился стрелять. Оказалось, что он действительно просто боялся попробовать, но, после всего произошедшего этим летом, решил, что хуже от этого навыка не будет. Сама же девушка привезла в дом парня и сказала, что это ее жених. Даня не удержался от высказывания, полного сочувствия. Этот парень еще не знал, с какой семьей связался. Даня и так знал, что Юля может быть нежной девушкой, но то, как она суетилась вокруг своего жениха его поразило. И насторожило. Юля давала парню все, что он просил и делала дорогие подарки, в то время, как он часто игнорировал ее просьбы. Дане не понравилось подобное отношение к сестре, и он попросил юношу объясниться. Больше этот человек не появлялся в доме, но Юля быстро перестала переживать по этому поводу, потому что один из парней, что всегда выполнял в доме работу лакея начал оказывать ей знаки внимания. На его счет у Дани возражений не было – он видел, насколько сильно юноша привязан к его сестре.

Парень наконец обыграл Сережу в шахматы, хотя все и утверждали, что мальчик поддавался. Говоря о Сереже, необходимо упомянуть, что все произошедшее очень повлияло на него. Мальчик сильно укоротил волосы, улыбка появлялась лишь изредка. Такой маленький ребенок был сломан старшей сестрой. Но к концу каникул он все же решил вернуть былую длину волос и, казалось, снова начал улыбаться чаще, даже несмотря на то, что это давалось ему с трудом. Все это говорило о том, что его детская невинность и доброта души еще живы и рвутся наружу сквозь все трещины жизни.

Даня еще пару раз съездил на смотровую площадку с Владимиром. Он даже начал привыкать к тому, как водит брат, и уже не молился всем богам, которых только знал. Во время одной из поездок Даня спросил брата о фотографии в его комнате, и Владимир объяснил, что эта девушка выросла с ними в одном доме, потому что сперва у их семьи работали ее родители, а потом они уехали, а девушка осталась. Она нравилась Владимиру с самого детства. Когда они были подростками, у них был тайный роман, и им казалось, что они вместе навсегда, но в один момент что-то изменилось. Парень узнал, что его девушка ему изменяет, но не знал с кем. Думал, что ее возлюбленным стал кто-то из рабочих. Только к приезду Дани Владимир узнал, что девушка изменила ему с его же братом. Когда двойняшки заставили его прятаться, парень хотел встретиться с ней и поговорить. Он готов был вновь впустить ее в свою жизнь. Даня опустил голову, он тоже любил ту, что совершенно не заинтересована в нем. Больше братья к этому разговору не возвращались, но Дане казалось, что они начали лучше понимать друг друга, без слов, по одному взгляду.

Пейзажи, что он мог наблюдать в лесу за эти три месяца, навсегда останутся в его памяти. Парень навсегда запомнит красоту рассветов и закатов, капли дождя, бегущие наперегонки по окну в грозу, таинственные утренние туманы и волшебные лунные ночи. Он научился жить в лесу, различать растения и грибы так, будто другой еды не видел. Привык строить шалаши. Совы и летучие мыши больше его не пугали, а все благодаря тому, что он однажды решил проследить за Моникой. Она вновь ушла, а Даня последовал за ней. Они шли всю ночь и весь день и только к вечеру следующего дня вышли из леса. То, что увидел Даня поразило его до глубины души. Поле чистое, никем не тронутое, полностью покрытое белыми и фиолетовыми высокими цветами, а посреди этого поля она в белом платье по пояс в цветах, и ветер играет в ее коротких, неровно стриженных рыжих волосах. Над ней голубое небо с пушистыми быстро бегущими облаками. Моника стояла к нему спиной, но знала, что он рядом, потому и позвала. Даня подошел и увидел лисицу с лисятами. Они были такие же рыжие, как волосы девушки. Моника показала на маленького лисенка с перевязанной лапкой. Семейство не уходило из-за него, хотя редко случается такое. Девушка лечила этого малыша. Она сказала, что этот лисенок – она, и Даня понял, что его сестра имела в виду. С тех самых пор он не отходил от нее ни на шаг.

С Кириллом Даня накупался и загорел так, словно жил не в лесу, а на берегу океана. Младший брат чуть ли не каждое утро звал Даню купаться. Подобные прогулки всегда включали в себя соревнования по плаванью, и поэтому парни возвращались домой голодные как волки, с урчанием в животах и болью в мышцах. Зато благодаря подобному времяпрепровождению Даня немного подкачался. Теперь он уже был не тощим, а стройным, с хорошим прессом и неплохо накаченными мышцами рук и ног. Теперь ему не было стыдно перед младшим братом. Вода уже не казалась по утрам такой холодной, а догонять Кирилла стало гораздо проще. Да, Даня был доволен изменениями в своем теле.

Сашу Даня успел записать на курсы рисования, заверив, что из мальчика выйдет потрясающий художник. Вероятно, Даня обладал каким-то невероятным даром убеждения, потому что Саша с радостью согласился на уроки и с усердием занимался. Теперь двойняшки поменялись ролями: Саша блистал, демонстрируя всем свои художественные таланты, а Женя померкла и из активной девочки превратилась в тихого книжного червя. Однажды, когда Женя ненадолго появилась на людях и согласилась поговорить с Даней о книгах, парень, чувствуя обиду за Сашу, задал сестре необычный вопрос: когда будет мир во всем мире, и что ради него необходимо сделать. Удивительно, но девочка серьезно задумалась над этим вопросом и до конца каникул так и не нашла ответ. Сам же Даня считал, что ради мира во всем мире нужно просто быть понимающим. Добрым и открытым человеком, но сестре об этом не сказал ни слова.

Парень успел даже поиграть с троицей: с каждым чуть-чуть, насколько позволяла ему играть с маленькими детьми его юношеская неуклюжесть. С Мишей Даня играл в кубики. Парень не играл в них с самого детства, и потому почувствовал себя ребенком. Ему было весело строить дома из цветных пластиковых кирпичиков. Юра и Антон еще совсем малыши, поэтому Даня мог поиграть с ними только погремушками.

Сейчас Даня ехал в поезде домой. За окном с большой скоростью проносились густые русские леса, длинные, петляющие реки, голубые, блестящие озера, бескрайние поля. Не успевал Даня насладиться одним видом, как он уже сменялся другим, не менее завораживающим. Парень чувствовал себя настоящим детективом, героем какой-то книги, с которым приключились какие-то невероятные события. Он всегда мечтал о подобной насыщенной жизни, всегда желал оказаться в центре необычных событий и немного завидовал персонажам кино. Их жизнь наполнена приключениями, а его всегда текла размеренно и скучно. Да, эти каникулы нельзя назвать скучными. Пугающими, волнующими, запоминающимися, но ни в коем случае не скучными. Парень чувствовал легкую грусть, понимал, что будет скучать по всему, что произошло, даже несмотря на то, что происходили убийства, но все же был счастлив, что все закончилось и он живым возвращается к привычной жизни.

Сам парень уже никогда не будет прежнем. Он убил человека, помог посадить свою сестру за решетку, пережил три убийства и стал мужчиной, а не мальчиком. Там, в Петербурге, его ждала собственная пустая квартира, последний, одиннадцатый класс школы и повседневность, от которой его тошнило, а сейчас он смотрел на то, как свернувшись калачиком на нижней койке спала Моника. Даня смотрел то на девушку, то на фотографию, которую достал из кармана, ту самую, на которую он смотрел три месяца назад, когда только ехал в этот дом, когда еще не начались его злоключения. Моника впервые выбралась за пределы дома, впервые вышла из леса, впервые куда-то отправилась (не учитывая поездку с семьей в Крым, ведь тогда рядом с ней были все, а сейчас только старший брат). Девушка долго не могла успокоиться и разгуливала по вагону до тех пор, пока у нее не кончились силы. Даня все-таки поддался на ее уговоры и забрал сестру в город. Она была счастлива, узнав о том, что родители разрешили ей уехать. Никто и никогда не видел Монику такой: она долго собирала свои вещи, не могла решить, что ей взять с собой, постоянно бегала с чемоданами, а потом, запутавшись вконец, просто легла посреди коридора и пролежала так день, вынуждая всех аккуратно обходить ее. В итоге вещи ей собрала Юля. Она же дала ей наставления по поводу того, как необходимо вести себя в большом городе, как ходить в школу и как общаться с людьми. Скоро Монике исполнится шестнадцать, а пока ей нужно было попасть в десятый класс. Она пойдет в одну школу с братом, будет жить у него, а он головой будет отвечать за нее. Оба школьника были уверены в том, что у них все будет хорошо, в том, что все у них получится и проблем не будет, а если и будут, то их будет легко решить.

Сегодня они едут домой. Двадцать третье августа. 16:54.

Еще почитать:

Когда погаснут сны — Сон первый: кажется, это судьба

Меланхолия творца — Меланхолия творца (2 глава)

Представление театра теней — Представление театра теней. Глава 2

Любовь всей жизни