Андрей еле запихал в себя кусок мяса и зачерпнул ложкой варево со дна голубой посудины. От супа пахло чем-то жирным и луковым. Шевченко морщил нос и старался забить вкус куском хлеба побольше. Белозëрова сидела напротив, медленно нарезая яблоко. Только она умела резать фрукты с каким-то аристократизмом. Да и не только фрукты.
Андрей глядел на Лизу. Лиза глядела на истёртую столешницу, которую она забрасала пожелтевшими шкурками яблока. Лиза видела, как эта столешница прогибалась под коробками со вким барахлом, начиная от кофеварки и заканчивая фотографией своей тëтушки в потёртой рамке из ясеня. Тётушка укоризненно глядела и вздыхала где-то на дне коробки, потому что у неё не было ни единого шанса накричать на племянницу за плохие манеры. Фотографии не умеют кричать. А вот Шевченко умел. «Проклятое дерьмо, вечно мешается под ногами, вашу ж мать!»
Лиза лишь хмыкала себе под нос и внимательно разглядывала бирку с ценником на кухонном ноже. Примерно таким же ножом её дядя заколол свою жену — ту самую тëтушку, фотография которой сейчас лежала на дне коробки. На фото тëтушка была в ситцевом платье, но ещё без ужасного бордового пятна в области солнечного сплетения, которое оставил нож её мужа. Такая тётушка Лизе нравилась больше. Тогда она ещё не хватала её, Лизу, за плечи и не трясла, захлёбываясь в момент собственной смерти рвотой и кровью…
В нос Лизы ударил кисловатый запах лука, побуждая желудок вывернуться наизнанку.
Это было их с Андреем личное счастье.
***
Белозёрова притронулась к ране, рассекающей широкое плечо.
Она спешила уйти.
— Когда успел? — Лиза искала свои перчатки среди хлама на столе: окурки, чек из магазина, который прилип к вонючему обмылку, учебник по анатомии, набор скальпелей, ржавые гвозди и пятьдесят рублей.
— Врезал одной суке утром, — Андрей, сидящий на стуле, закурил. Едкий запах дешëвого табака смешивался с запахом медецинского спирта, которым Лиза обрабатывала ему рану.
Это было их первым шагом к будущему.
***
— Нарываешься, придурошная? — Шевченко вскочил с кресла, пнул ногой стол, и тот опрокинулся. Руки чесались намылить лицо этой соплячке, чьё спокойствие раздражало.
— Какие-то проблемы? — он увидел, что Лиза смотрит на него с ненавистью. Воздух в комнате был пропитан запахом марихуаны, а пол, казалось, покачивался под ногами.
— Ублюдская рожа, — не выдержал Шевченко и кинулся на Лизу. Повалил её на пол, схватил за волосы и хорошенько прошёлся кулаком по ней. В кровавую хлябь превратилось её лицо. Харкнув в сторону, Шевченко вытер свои руки о её платье. А она осталась лежать.
— Проваливай, тварь, — отвернулся от неё Шевченко, — и чтобы через неделю у меня была двойная доза, сучка.
Это было их точкой отсчёта.
***
— Лиза, — Андрей вошёл в гостиную и сел на диван. Он смотрел, как Лиза расставляет фотографии по полкам.
— Я внимательно слушаю.
— Нам нужны деньги, — Шевченко не любил тянуть кота за яйца, — и ты меня должна разобрать по частям.
— Я завязала. Мы завязали. Никаких наркотиков, шлюх, драк, ограблений и продаж органов.
— Ты же талант, чёрт тебя дери! — Андрей сжимал и разжимал кулаки. Так хотелось врезать этой всезнайке по её невозмутимой, наглой морде.
Это было их концом.
***
— Я бы хотела вернуть всё обратно. Но ты бы стоял на своём, верно? — со дна коробки на неё больше не смотрела фотография её тёти. Из рамки, перечëркнутой чëрной лентой, на неё смотрел Андрей Шевченко с очаровательной ухмылкой.
Прошли многие годы, чтобы бросить курить, начать пить, перетрахаться с мужчинами каждой национальности, отсидеть в тюрьме, забить татуировкой всю спину и получить климакс.
Рядом жевала пиццу её подружка Верка. На коленях лежал дробовик, рядом упаковано несколько кило динамита. Белозёрова уже вернулась с собрания повстанцев. Они были готовы перехватить тот самый грузовик. На линии сидела красотка Елена — наполовину русская дама под сорок пять. Она была чертовски умной и жутко проницательной. Где-то на противоположной линии был слышен храп и чавканье — бывалый вояка Журов и его «капитан» Лестниченко.
Так выглядела жизнь после.
***
— Взрывай! — крикнула Верка, зажимая уши. Всё заволокло осколками и огнём. Мир вокруг погрузился в туман. Звуки исчезли. Осталось лишь чувство присутствия.
— Отомри, придурошная, — фыркнул рядом некто. Белозёрова узнала в нём ухмыляющегося Шевченко. Хирург всё поняла сразу и кивнула.
Такой была истина.
***
Верка не могла быстро собраться — потеря левой руки в той заварушке повлияла на её работоспособность. Но это не мешало ей удачно прятаться от властей вот уже пять лет. Ей сорок, она без мужа и семьи, без верной подруги, но с необъятным голодом.
Так было без них — без Андрея и Лизы.
***
— Тяжёлое состояние. Она в коме вот уже три года, а мы ничего не можем сделать, — врач покачал головой, — простите, мэм, но вряд ли она пойдёт на поправку.
— Всё хорошо. Я понимаю. Все уже смирились. Не волнуйтесь. Вы не могли бы отключить её от аппарата через неделю? Все родственники уже подписали согласие.
— Почему через неделю?
— Надо позволить всем попрощаться. Она ведь была…
Еще почитать:
Вера, Любовь и Надежда
В лифте.
Ночь перед войной
За день до свадьбы 21+
«
»
23.11.2024
