Три истории лесной фантасмогории

Три истории лесной фантасмагории

Я, украдкой ступающая по шелковистой дороге, нежно упиваюсь ароматом алых роз. Чудесные шорохи леса мерещатся мне в глубоких ямах, куда я положила свое изношенное тело. Я покрываю себя серебристой чешуей, вживляя каждую из чешуек себе под кожу — осеннее солнце убаюкивает своих младенцев в ее переливах. Мои позолоченные ступни покрываются красными бубонами, я чешу их до крови, но нахожу лишь вшей, засевших между пальцев. Между моих ягодиц зацвела голубика – налитая темно-синим, огромная по размеру, свисающая в рот каждому новорожденному. Я срываю ягоду своими тонкими пальцами, окуная по локоть в кислый сок, и ее дребезжание сравнимо с танцем последнего человека. Грудь, вдыхающая и отпускающая ветер – она творит и питает, насыщая собой каждый рот, что в поисках соска. Я вижу свои мысли, оборачивающие глазное яблоко вовнутрь черепа, я рассматриваю их с крайним педантизмом, облизываю каждый набухший от семени росток. Наросты на мыслях не дают мне сна ночью – я просыпаюсь каждое мгновение, видя лишь темные лесные чащи своих полуночных фантазиях. Шелест травы притрагивается к моим набухшим от крови членам, похожим на кости слона, и они обагряются на моих потухших ресницах. Мои ноздри, мерно сопящие во мраке, раскрыты и испускают шумы небесных тел.

Я думаю о Смерти, приходящей туда, где нет больше места Жизни. Я думаю о Смерти, чья суть заключает в себе частицу Жизни. Я думаю о Смерти покинутых славой героев, мучеников, которым отведено было время с целью ее безвременности. Агония задыхающихся от сумасшествия, лежащих на пустырях, вместо души собирающих в своем сердце пыль. Кто они, встречающие свою Смерть покалеченными и изуродованными? Где хранятся их тела – изнасилованные и хранящие застоявшуюся кровь нечистот в своих артериях? Куда Ангелы отправили их души – в пошлую темноту страстей или в угол несбыточной мечты? О, их голоса слышны в моих зыбких, как песок, снах, что творит для меня Морфей. Их языки отрезают ангелы своими ловкими пальцами, словно острыми лезвиями ножа. Розовое мясо языков копится горами на дне самой большой из могил, могилы Бога, могилы светлейшего и пустейшего в мире. Кучи истлевшего мяса смотрят на человечество сверху вниз, ожидая его преклонения. Жидкими щупальцами прикасаются они к моему почерневшему лицу, следя за каждым моим вздохом рядом глаз-присосок. Все герои либо покончили собой, либо занимаются этим сейчас. Я вижу их умирающими в своих постелях, заглядываю в их обрывки лиц и носов, гноящихся от недоедания. Мне не снятся кошмары, потому что я вижу их наяву. Лес продолжает разрастаться.

Его жало, полное огня, погрузило мое тело в дрожь, пробивая тысячью укусов. Издающее жужжание над ухом насекомое, чье тельце было полно яда, медленно опустошало мою плоть, высасывая из него Жизнь. Лес подпевал его движениям и хлюпаньям хоботка. Слезы, текущие по моим остывающим щекам, утоляли его жажду в страданиях. Шмель покрывал мою кожу тысячью различных по размеру волдырей, кровоточащих по рыхлой земле. Из-за деревьев начали сходиться люди, дабы взглянуть на потеху. С лиц подходящих стекала плоть, обнажая рога и свиные рыла. Под пестрящими кружевами они скрывали гниющие язвы. Их словами выпускались изо рта со струей зловонной слизи и скатывались в единую навозную кучу – нацию. Они таращились глазами-невидимками, похрюкивая и заливаясь визжащим рыданием.

Я слышала приток журчащей воды, идущей вдоль моих бёдер — она исследует потайные ходы моего тела. Среди безголосых птиц и одноглазых пауков продиралась сквозь пышные оболочки моя нервная система, глубоко погруженная в истому жидкой энергии. Лесные видения, наполненные хвойного запаха, настигали меня каждую ночь и явь, сменяя маниакальный взгляд безумца на улыбку помешанного перед холстом мира. Последние руки опускались, и глаза больше не могли стерпеть зловония черной суеты. В проблесках ночи, на простынях замороженного тела зардело пламя восставшей плоти, тоскующей по добровольной крови ясновидца.