глава 1 — надгробие.
«я смерти не боюсь. будь проклят этот мир,
который обескровил мои славные надежды.
я так желал когда-то этот дивный эликсир-
любовь; но ей владеют пустотелые невежды!
я проклят до рождения. зачем-то продолжал
уподобляться жизни, не поняв ее гордыни.
и вдруг, как-будто разом пробудившись, осознал:
миссионеры сами сокрушили все святыни!
я болен головою. перечеркнут был мой разум,
ведь слишком много боли я при жизни испытал.
давно я обречен, в моем мозгу кишит проказа.
был отвращен от прочих, чье нутро — зверя оскал.»
фрагментами исчеркано последнее посланье,
размашито кромсал самозабвенный манифест.
не сыщет больше автор вожделенного признанья,
оформил во слова постылой жизни он протест:
«я пробовал лечиться, но мне нравятся кошмары.
наверное, я просто оголтелый эскапист.
разбитых с упоением прельщают эти чары,
которыми из раза в раз я пачкал белый лист.
верна мне только лира, и лишь ей я посвятил
последние мгновения несчастного рассудка.
сбежав от мира прежнего к обители чернил,
взрастил убийцу-музу, чье величие столь жутко.
написано не мало, но последнее творенье…
с какой же пылкой страстью опус магнум породил!
предвестником то стало искрометное видение,
морфей меня которым благодатно наградил!
и это был мой пик. отдал судьбе все, что был должен.
простив эту реальность, бросил силы на свою
работу. и теперь уж ничего меня не гложет,
заслуживаю место в ненавистном впредь раю!
прекраснее мой разум ничего создать не сможет,
проклятое творенье обезглавило творца.
спасибо, что я жил, и то, что оживу, быть может…»
сознанье оборвалось, не излившись до конца.
ушел он крайне дерзко. резал тело и писал
до той поры, пока его все жизненные соки
не вытянула смерть; и первородная тоска
впиталась во последние написанные строки.
кому он исповедался? был парень одинок.
жестоко обошлась с ним равнодушная судьба.
кровавые следы повсюду, чистый лишь блокнот,
лишь в нем творца осталась безутешная душа.
разгромлен был он дважды. себе места ненашедши,
воздвиг себе надгробие, вложив в него свой дар.
случилась злая шутка… оказалось то приведшим
к отчаянью творенье. он создал «третий удар».
лишился этот мир очередного человека…
потери не заметив, продолжает мерный ход.
и полнится все так же для живых библиотека
бессмертными, которых затянул водоворот.
наивно верил автор, что простит его нашедший,
предаст его терзания вниманию сердец.
безмолвный глас исполнит его робкие надежды…
прочту же я покойного старанья, наконец!…
глава 2 — написанное: cupio vivere.
очередное утро. голод, мысли у костра.
здесь темнота и холод. да, уставший, но не суть.
не помню сколько дней моих прошло уже без сна…
уж лучше я умру, чем попытаюсь отдохнуть.
седьмая ночь, еще не мертв. привык оборонятся
от страждущих чудовищ в этом тлеющем аду.
как сложно выживать среди пугающих посланцев…
хотя, наверное, скоро я и так с ума сойду.
очнувшись здесь, я первый час запомнил посекундно.
минутные лучи уже темнеющей зари
услужливо мелькнули в моем взгляде еще мутном.
согреться удалось в чудовища густой крови.
понявши слабость тварей, осознавши их изъян,
осталось дело техники чтоб выжить в этом мире.
бесстрашно наношу ему очередной удар.
бесшумно, ведь мне ясно, что посланники слепые.
смешно, что умереть я должен был уже давно.
для голода их пастей мое тело — сладкий пир.
как будто я клише-герой дешевого кино…
и вправду, кто придумал этот идиотский мир?
зачем в аду моем нужны убогие посланцы?
как мог создатель быть столь милостив, он дал мне шанс?
казалось бы, что должен грешник мерно истязаться,
быть может, это все души целительный сеанс?
не стоит силы тратить на беспочвенные мысли,
последние мгновения я вижу солнца свет.
мне предстоит опять брести, бросая вызов жизни.
когда-нибудь я точно разыщу на все ответ.
я снова вижу тени, проникающие в сумрак.
они не люди, им вообще не нужен тихий сон.
когда ж мне спать, когда здесь день-короткий промежуток,
без боя поглощен и в темном пламени сожжен.
мне кажется, теряю часть озлобленной натуры
своей, тону в беспамятстве и голоде, боюсь
не мыслей, я забыл все свое прошлое — фигуры
теснят меня все больше. я испытываю грусть.
мне грустно, что умру и не пойму зачем все это…
страдания все эти, почему их заслужил.
мне кажется, что кончится все скоро, больше света
я не увижу, тело потеряет крохи сил.
уж лучше бы создатель был безжалостен и страшен,
убил во мне надежду и оставил только боль.
я мог бы яростно кричать, стонать и выть протяжно…
увы, но выжить можно только если я немой.
***
я вижу его морду, искаженную проказой.
в глазах его пустых одна сплошная чернота.
он чует приближение и, гневно щелкнув пастью,
бросается вперед, загрызть любого чужака.
беру свое орудие и направляю в грудь.
плеснула кровь животного горячею струею.
я вижу его тело, обмякающая жуть
уже готова, медленно прощается с душою.
дрожат мои конечности и я изнеможен.
сглотнув слюну, закрывши взор упрямою рукою,
готов принять, что был я не для этого рожден,
чтобы сражаться с этой безобразною судьбою.
воспользовавшись трупом, направляюсь в пустоту.
считать уже я сбился свои кроткие шаги.
надеюсь, что когда нибудь отсюда я уйду,
надеюсь, моя цель не оказалась позади.
здесь каждый день опаснее и тварей больше стало,
как-будто охраняют от бродяги свой секрет.
мне кажется, что я иду туда, куда мне надо,
уверен, очень скоро я найду на все ответ.
мой взгляд рябит от сумрака? глазам своим не верю…
передо мной сейчас стоит опасных чудищ стая.
за ними же слепящие врата… подобно зверю,
я яростно бросаюсь к мерно тающему раю.
конструкция жива, ее пугает вид бродяги,
немедленно ко мне она направила врагов.
видал я здесь похуже этой мелкой передряги,
мне силы придает мечта лишиться всех оков.
быть может там найду я облегчение, ответы,
покой, земное царство без страданий и крови.
надеюсь, этот мир будет хоть чуточку приветлив…
и что же уготовили мне сущности внутри?…
глава 3 — написанное: in altera parte.
«востал из павших путник грешный,
разбужен нашей был молвой.
скажи же нам, столь безутешный,
какой к нам занесен судьбой?
сюда ввалился бездыханным.
пошел бы прочь, откуда влез!
с которых изгнан самозванно
убогих и безликих мест!
лишенья разум околели…
желаешь дивны небеса?
небось твои совсем замшели
страданьем мутные глаза!?
расслабься, мы сегодня в духе,
и молвить слово уж дадим…
молись о том, чтоб не разгневан
тобою был наш Господин!»
таков был слог чистейших и разящею волною
меня окутал сладкий опьяненяющий эфир.
усталый вспыхнул разум, распаленный той искрою,
которую вдохнул в меня «потусторонний» мир.
лишь стоило очнуться, как исчезло истощенье…
горела жизни пламенем здесь каждая деталь.
хоть так же был я слаб, но озарило истомленье
меня. лелеет душу благострастная вуаль.
хоть так же, как и прежде, я испачканный и грязный;
покрыто тело ранами и в спекшейся крови.
но разум мой сияет, ведь страданья не напрасны,
хоть чуточку, но всё-таки судьба благоволит.
вернул с небес на землю шаг загадочной фигуры,
за ней ко мне прильнули остальные существа.
загадочны же все таки их дивные натуры:
надменными предстали, но повадки божества…
призрели снисходительно бессильного бродягу,
подняться помогли и усадили супротив.
столь милые их лица обнадежили, что драку
здесь можно избежать, лишь рассказав свой нарратив.
привык уже бороться и цепляться к нитям жизни
и без подачки светлостей, чьих ранила молва.
оставлены орудия… пусть им и ненавистен,
но должен я сыскать о бытии своем слова:
«простите, что позволил себе дерзостный поступок,
но знать не мог, что встречу вас… и вы ко мне добры
внезапно, ведь я помню лишь короткий промежуток…
я помню лишь лишенья, не знакомы мне дары.
природа вас загадочна, но, кажется, вы светлы,
ведь гнусность непременно отражается в лице,
а лики ваши чисты. и плевать, что надоедлив,
заслужена удача в детерминовом ларце!
я знаю, что я грешен, ведь, питаясь плотью зверя,
любое почернеет человечное нутро.
стоически принял удары хлесткие, и верил:
спадет с меня однажды жертвы тяжкое клеймо.
страдал уже достаточно и заслужил покой.
отчаянно боролся, жажду жизни доказал.
господь внесет порядок просветлённою рукой-
я верил в эту правду. вам ни словом не солгал.»
сомнением исполнились упрямые фигуры,
прекрасные их лица искорежил мой напор.
подернулись их рясы, я узрел карикатуры
на ангельских существ, что потупили ясный взор.
моментом все рассеялось. надев тугие маски,
направились те прочь, забывши прежний строгий вид.
один из них движением руки с внезапной лаской
понес меня с собою во обитель, что парит.
эдем разросся пышно по ту сторону от врат,
он полная полярность жути прежней, где бывал.
взлетая к небесам чрез дивный ангельский парад,
надеялся: свершится благосклонный мой финал…
***
открылся дивный вид, которым славилась обитель,
плескалась там природа, ее нежили лучи.
холмы, ручьи, деревья, кроны коих столь велики,
что вязкие их тени были сродные ночи.
я видом опьянен был и столь дивная истома
пронзала мое тело, вычищала изнутри
все грязное и скверное, взращенное содомом
за долгие скитания в темнеющей зори.
хмельная страсть померкнула… замечено внезапно:
исчезли мои спутники — исчадия богов.
остался я один, в одре сиящем отрадно.
свободна моя воля ото всяческих оков!
уж стоит оглядеться: как же рокова обитель!
разит любого прочего богатством, красотою,
да сколько же мазков потратил ангел-искуситель,
чтобы создать подобное?! покои всех покоев!
громада величавая отделана искусно…
в сени ее прохлада, жить в которой — благодать.
уж верно Господину необъятное искусство-
простое ремесло, кое бессложно обуздать.
пройти решился сразу, поддеваем восхищеньем,
проник в чудесну ложу, расстворенную в тиши.
окинул кротким взглядом Его дивные владенья
и вижу: длани божьей особь предо мной лежит.
величественным взглядом Он окинул незнакомца.
бесшумно приближается ко мне… и я смущен
впервые вижу я того, чей лик подобен солнцу.
мне кажется, что перед Ним я точно обречен…
глава 4 — написанное: domine.
во белых одеяниях, с чистейшими чертами,
с изящными кудрями — светловласый Господин;
как снег белесой кожей и воздушными пальцами…
клинок из серебра в руке с насечкой «азраил».
чем ближе подступал, искрились тем сильнее очи,
тем более лицо Его выказывало гнев.
приблизился… казалось, ненавистен ему очень
нежданный жалкий гость… но он лишь робко молвил мне:
«какой же ты дурак!
уж опостылело мне ждать…
ты видел только мрак,
тебя мне очень жаль!»
сказать, что удивлен было пустыми бы словами…
ребяческие речи. столь невинная душа
смотрела на меня уже слезливыми глазами…
с клинком же он играется, ласкает неспеша:
«я знал, что ты придешь,
и множились мечты!
а ты все не поймёшь…
ну глупенький же ты!»
забавный Он, конечно, этот дивный «азраил»,
с оружием в руках меня игриво отчитал…
столь величавый облик, грациозный статный вид,
но детские замашки… о, беспечный идеал!
Он взял меня за руку и повел вглубь дивной ложи,
любезно усадил, поведал, где я нахожусь.
Он знал о мне заранее, на растерзанье брошен
что был я в прежнем мире. и сказал: «тобой горжусь».
позволил мне отмыть с себя отстатки зверской крови,
впервые мое тело покрывала чистота.
я вспомнил, что устал. лицо расплылося во зёве-
без ног свалился спать, глаза сокрыла темнота.
мне был Он так загадочен, но странно притягал.
невиданное прежде ощущенье теплоты,
заботы… это все он мне с излишкою давал.
какие же чудесные я после видел сны…
проснулся. обнаружил, что лежу я не один.
меня слегка обнявши, Он тихонько напевал
известный мне откуда-то веселенький мотив,
опять Он забавлялся о серебряный кинжал.
немедленно отпрянул я: «вы столь милы со мною,
однако непонятно, для чего вам нужен я…
пусть взгляд еще спросонья застлан вязкой пеленою,
но ясно, что так дерзко поступаете вы зря!»
с каким ужасным грохотом обрушились слова;
Он был обезоружен, хоть в руке сверкал металл.
напуган, удивлен Он был, лишился божества.
слезами задыхаясь от печали, мне сказал:
«меня не понял вновь,
обиду нанеся.
я так открыт с тобой
а ты лишь бесишься!
мне снова так тоскливо,
ведь ты не понимаешь,
ведешь себя брезгливо
ко мне… а знаешь…»
глава 5 — написанное: dopamine.
вперед слегка подавшись, меня резко притянул,
прильнул ко моим губам своими лёгкими губами.
прохладу в мое тело Он блаженственно вдохнул,
согрел же теплотою изнутри и одурманил.
столь дивное мгновение… отпрянул Он внезапно
и я, смущенный дико, во глаза Его смотрел.
как стыдно же мне стало за себя и как досадно,
что так меня взбесило единение двух тел.
и захотелось мне смахнуть с лица Его те слезы,
виною что моей пролиты были. чуть дрожа,
занес худую руку, чтоб развеять эти грозы:
прошла насквозь рука, минуя милые глаза…
не дал Он мне опомнится, как и не дал продышку…
ласкал меня, прельщал и наслажденьем напоил;
горели мои чувства, пламенели яркой вспышкой,
бесплотность же свою Он мне никак не объяснил.
Он мог меня касаться, для него я был доступен,
а сам же мог лишь только благодарно получать
подарки Его искренности. он то неприступен,
Его не опорочить, нерушима Его стать.
и я не мог понять: «да что со мной происходит?!»
кричали эти мысли в моей бедной голове.
как обернулось так, что меня чувствами изводят…
да кто же расписался в моей чертовой судьбе?
но с каждым днем те мысли потихоньку угасали,
все больше вожделел и предвкушал его тепла,
а Он все так же таял. оказался я в опале-
в обьятьях Его сладких безоружно утопал…
вкусил во полной мере плод запрета и любви.
и прежня худосочность теперь пышала здоровьем,
забыл я похождения, скитания в тени…
но чувства изменились, они — молоко со кровью.
лелеял меня молча, и я снова был немым,
как прежде принимал покорно правила игры.
прекрасно понимал, что я Им вовсе не любим…
и что-то отрешенное все ширилось внутри.
мне было отвратительно, что светлое созданье,
что славное дитя чего-то большего, чем я,
пускается привольно в жажды плотской истязанья.
и это осознанье обезглавило меня…
довольно. я позволил себе выразиться резко:
«я больше не хочу твоих касаний, теплоты.
не знаю почему, но от тебя мне стало мерзко.
быть может недостоин я и вовсе доброты…»
я ожидал другого… Он спокойно улыбнулся.
опять от Его губ прохладой дивной понесло.
теперь же я был против и проворно увернулся;
движение знакомое я отклонил Его.
и более того, отбросил дивное созданье…
я смог Его коснуться!… жаль, уже мне все равно.
смирился. был готов принять любое наказанье.
не смог я жить как прочие… увы, на мне клеймо.
осклабился Он жутко. во руке сверкнул клинок.
белесую ту сталь, что так изнежил, Господин
вонзил во мою плоть. виднелся только черенок,
в крови же утопала та насечка «азраил»…
глава 6 — написанное: amicus Plato.
очнулся в темноте. я снова слаб. горела рана.
и нет сил, чтобы плакать. я издал лишь тихий стон.
я изгнан был с позором из желанного мной храма.
заслуженная кара. тень мелькнула над кустом.
откликнулся на звук очередной приспешник ада,
но мне было плевать, я распластался на земле.
мне кажется, он знал, что его жертва где-то рядом,
но темпа не нарушил в своей страждущей ходьбе.
затягивалась рана, но все больше гнило сердце.
ко мне вернулись силы, чтобы далее блуждать.
остался глупо верен, ведь вопил во мне: «усердствуй!
живи, опять надейся!» — разум, так привыкший врать.
набрел я на пещеру. та внушала мне надежду,
загадочно прельщала, обещала мне покой.
сорвал с себя подачку — снежно белую одежду,
я снова обратился в то, что избегал порой.
там скрылся, чтоб не видеть тех, кому безынтересен.
мне стало одиноко — ведь не нужен и зверям,
а в голове мелькали те мгновенья райских песен.
я их возненавидел, погубили те меня.
тогда я понял истину. чудовища не слепы-
голодно упивались моим светочем борьбы,
теперь же его нет. но все равно они нелепы:
смешно это желание стать частею гоньбы.
и не было и вовсе смысла жаждать лучшей жизни.
уж стоило понять, что нет сродни моей души,
ведь даже те, чей вид столь дивен и безукоризнен,
разменивают благо на пустейшие гроши.
в висках звенела боль, ведь мозг противился итогу.
я думал как мне быть, но не нащупывал ответ.
быть может, стоит снова обратиться с верой к богу?
а может чтить судьбы, как прежде, давящий завет?
ход мыслей изменился где-то через пару суток,
душевна тошнота заполонила тяжкий взор.
достаточно я видел мир, и этот промежуток
внушил простую мысль: жизнь — ошибка и позор!
я бросился на поиск предвкушаемой кончины.
раскатами гудел по чаще мой свободный крик!
мелькали незаметным полотном леса, равнины
и вдруг нашел его, столь вожделенный мне обрыв!
разверзлась его пасть и жадно скалилась клыками,
не видно было дна, она манила чернотой.
в последний раз окинул мир уставшими глазами.
увидел: Он явился, чтоб вернуть меня «домой»…
сияло Его личико во беспроглядной ночи,
и как в тот раз я чувствовал, что нужен я ему…
тому, кто меня, грешного, лишь больше опорочил.
плевать, что я любил Его… я бросился ко дну.
мгновенно воспарил Он, очутился предо мною.
казалось, Он напуган, черты плавились лица.
мелькнула скоро мысль: «может всё-таки достоин?
да что же я наделал?! меня жаждут небеса!»
я вскинул к нему руку, возжелавши быть спасенным…
и тут же усмехнулся над агонией души!
убожество… смирись же! уже ставши обреченным,
ты все еще боишься хлада вечной пустоты!?
я вскинул к нему руку… и Он подал мне свою.
успел Он облегченно и довольно улыбнуться…
хоть я всегда доступен был в родном ему раю,
но в этот раз ему не получилось прикоснуться.
я падаю — последнее мое воспоминание.
хлопок и тишина — исчезнуло сознание.
11.23—05.24
Еще почитать:
Притча о петухе
Озёрный ветер — Глава 2
Дитя истины — Пролог к чему-то большему
Эскапизм - Конформность — Цветение плоти и крови — Пролог
«
»
19.10.2024
