Это давняя история… Не знаю есть ли смысл рассказывать её? Сейчас, вспоминая произошедшее,я испытываю грусть и радость одновременно.Человек сидел у себя за письменным столом и начал быстро писать. Перо шуршало, скользя по бумаге. За окном был дождливый вечер, история началась,- Это был 1665 год. Тогда в нашей великой стране правил король Карл II. После казни Карла I (1649) был признан Шотландией как его законный преемник. Но это не так важно. В общем, тогда я был юношей. Мне было 16 лет. Я был отчаянным педантом: учился много и у разных учителей. Благо, мои родители могли себе позволить так тратиться на моё образование.
Отец всегда хотел, чтобы я был врачом. Но я не знал, хочу ли этого. Наука мне нравилась, но мной овладевал страх, когда я даже помышлял о нахождении вблизи больного. Мне было страшно. Я боялся за свою жизнь. Обыкновенно для человека. Тем более, для человека тех лет. Одной, довольно тихой, ночью мне приснился сон: я шёл по тёмному лесу, где сквозь тяжёлые ветви деревьев пробивался солнечный свет. Я шёл долго и лучи стали алыми. Я понял, что настал вечер. Было необычно тихо. По обыкновению в лесу вы слышите пение птиц. Во сне этого не было. Вдруг эту тишину прорезал вопль женщины. Я подбежал к ней: это была молодая девушка, умиравшая от смертельного ранения в грудь. Стрелой. Стрела была в нескольких сантиметрах от сердца. Я не осознавал, что делаю. Просто спасал ей жизнь. Я её перебинтовал своей кофтой. Она уснула, но была жива. В тот момент я почувствовал облегчение, какое испытывают, когда узнают, что на их любовные томленья отвечают взаимностью. Я запомнил этот сон потому что девушку я всё же встретил… — человек сделал небольшой перерыв, так как устал писать, а затем продолжил, — я проснулся в холодном поту. Было раннее утро. Все дома спали. Я решил, что попробовать себя в медицине стоит. Я знал, что мой отец выбор одобрит, а вот мать… Она за меня довольно много и сильно волновалась и я не мог ей сказать об этом. Но взять себя в руки было необходимо. Я подождал, пока все проснутся и начнут завтракать.
Родители проснулись с первыми петухами. Времени прошло немного, но для меня тогда каждое мгновение было целой вечностью. Я терпеливо ждал, пока мать сготовит завтрак, пока она накормит немногочисленных животных, пока отец разберётся со своими делами… Это ожидание… Оно было для меня самой тяжёлой пыткой! Когда все сели за стол, с комом в горле и стеклянными пустыми глазами я тихо произнёс, что решил быть врачом. Мать, как я и готовился, расплакалась. Отец отнёсся спокойно. Он успокаивал мать, как мог. Признавшись в этом, я испытал непередаваемое облегчение, словно камень с души спал…
К сожалению, то лёгкое ощущение оставалось со мной недолго. Днём, когда мать занималась стиркой, а отец писал что-то в свою книгу, к нам в дом постучали. Открыла мать. В дом вошли двое людей. Они сообщили, что в Лондоне началась эпидемия чумы. Причём, довольно сильная. Нам сказали, чтобы мы были аккуратнее и берегли себя. Люди ушли. Мать расплакалась пуще прежнего. Отец тоже был мрачный. Такая новость была куда страшнее объявления о войне… Я твёрдо для себя решил, что окунусь в изучение данной болезни. Материалов было мало, людей использовать было опасно и запрещено законом. Я не знал, что смогу поделать. Я даже основ не знал. Но понимал, что это надо изучать… — человек остановился, собираясь с мыслями. Можно понять, как ему тяжело даётся всё это рассказывать и вновь переживать те события, — Я и изучал. Начал с основ — труды Гиппократа. Я изучал долго, каждую букву отображал в своём сознании. Я так увлёкся процессом обучения, что не заметил, как провёл за книгами целый месяц. Было неплохо. Я многое узнал. Но родители за меня очень волновались. В это же время пришло оповещение, что чума довольно близко подошла к нашему городку. Она тут была, но случае смерти от чумы местных участились и это пугало. Не поймите неправильно, я боялся не только за себя, но и за своих родителей, которых очень любил.
Я маленько затрагивал тему чумы, когда изучал основы медицины, но информации, которая имелась у меня, было мало. Единственное, что было понятно и мне, и любому глупцу в этом мире — нельзя подходить к больному чумой и контактировать с ним. Тогда я задался вопросом: а как трупы больных вывозят за города и избавляются от них? Значит, у кого-то есть к этой болезни стойкость и они её перебарывают. Но как так получается? — Я не знал и не знаю по сей день. Как я узнал потом от родителей, трупы сжигали. В ту же ночь мне приснился яркий и довольно странный сон: я шёл по Лондону. Атмосфера была мрачной, сквозь сон я чувствовал тревогу. В руке у меня был факел. Никого, кроме меня. Вновь та пугающая тишина. Только я и мои мысли. Я нервничал, мне было плохо. Хотелось кричать и плакать. Я хотел убежать оттуда, чувствуя нечто плохое, но тело меня не слушалось, словно мной кто-то управлял… Я подошёл к какой-то пекарне. Я поднёс к ней факел и она загорелась. Начался пожар. Я стоял и смеялся?! Я этого не хотел, хоть внутри и считал, что поступаю правильно и верно. Я проснулся в холодном поту. Снова. Снова на улице было раннее утро. Но было слышно пение птиц. Это меня чуть успокоило и я попытался взять себя в руки. Тогда я что-то услышал в своей голове… Чей-то голос… Я до сих пор не уверен, кому он принадлежал. Но этот голос говорил «сделай это! Подожги!». Я чётко решил так сделать… Наконец-то об этом говорю, не боясь наказаний за содеянное, наконец, я могу открыто об этом рассказать хоть так. Надеюсь, это прочтут… — человек приостановился и, вздохнув с облегчением, продолжил, — Вначале я решил поискать информацию про то, откуда болезнь пошла. Может, узнав источник, можно понять, как с этим бороться. Немного покопавшись в книгах и порасспрашивав некоторых личностей, мне удалось узнать, что источником чумы были крысы, привезённые из дальнего плавания. Это было ужасно! Котов в то время было мало, а крыс было много: они поедали еду, грызли мешки с зёрнами и крупой, они могли легко наброситься на человека и было страшно, так как ты никогда не знаешь, где крыса тебя достанет. Я их с детства боялся. Но, не об этом. Итак, найдя источник болезни, я попытался найти противоядие, но его, как видимо, не существовало и сейчас нет. Единственное, что рекомендовалось везде, это кровопускание. В тот же момент голос в голове снова начал нашёптывать «Сожги, сожги Лондон. Сожги Англию до тла… Искорени зло». Я решил, что смогу это сделать. Если сжечь Лондон, хотя бы частично, то проблемы с чумой пропадут. И крысами тоже. Таким образом, можно было спасти хотя бы Лондон, гордость Англии. Так я думал тогда… — человек на мгновение остановился, наверное, вспоминая происходящее, впадая в эти воспоминания, переживая их снова. После, он продолжил, — это было жестоко с моей стороны: вот так сжечь родную столицу! Но я считал, что это во благо общества и Англии! Сейчас я по-другому смотрю на всё это, но не жалею о содеянном.
В том возрасте я ни разу не был в Лондоне и там было опасно. Я надеялся, что вирус обойдёт меня стороной. Помолившись Всевышнему о своём здоровье, я встал с кровати, собрал самые необходимые вещи и спустился на кухню. Родители спали. Я быстро написал им письмо с инструкцией, как себя вести, если чума будет очень близко, набрал побольше запасов еды и воды в сумку и вышел из дома. Последний раз я окинул его печальным взглядом… Двухэтажный, одинокий, стоящий на поле,на котором летом цвели восхитительные цветы, а на данный момент дом купался в золотистых, искрящихся, лучах поднимавшегося солнца, которое вселяло надежду и освещало мой путь. Я отвернулся от дома и пошёл вперёд. Мне было грустно, я хотел остаться… Я готов был плакать, как сын,уходящий на войну и боящийся оставить своих родителей… Но отступать поздно.
Было тихо. Я слышал лишь пение птиц. Людей я не встречал. И не удивительно: не каждый осмелится выйти из дома, когда в стране бушует эпидемия чумы. Это одиночество, эта безлюдность и пустынность меня пугали. Я начал бояться, что вообще никого не встречу. Однако, мне повезло: спустя час ходьбы я услышал женский плач. Он исходил из-за кустов. Я набрался храбрости и подошёл к кустам ближе. Там сидела красивая девушка 18-19 лет. Как только я посмотрел на неё, появилось чувство déjà vu, словно я её где-то уже видел… Я поинтересовался у незнакомки, почему она плачет. Оказалось, до её семьи добралась эпидемия чумы и все её родные умерли, но у неё к этой болезни стойкость. Я попытался её успокоить и мы разговорились: удалось выяснить, что у неё в Лондоне есть двоюродная сестра и она держит туда путь. Нам было по пути и я предложил ей свою компанию. Она успокоилась, вытерла заплаканные глаза и мы пошли дальше. Вместе. Мне стало спокойнее.
Вновь была тишина. Мы молчали, потому что не знали, о чём говорить. Но вдруг она спросила, а почему я хочу в Лондон. Я ей соврал, потому что не хотел пугать её. Сказал, что у меня там брат. Она поверила. Тогда я решил перевести тему. Спросил у неё о том, кто она вообще. Эту девушку звали Анна. Она жила в семье сапожника. Её увлекала живопись, но отец запрещал ей рисовать. Она с ним часто из-за этого ссорилась и в итоге он пригрозил выдать её замуж за первого встречного. Тогда она сбежала из дома. Вернувшись через несколько дней, она была в ужасе. Её родственники были тяжело больны, но пока живы. Она хотела их спасти, но было поздно. Она похоронила всех и, взяв самое необходимое, отправились в Лондон , к сестре. Она отправила ей письмо, но ответа не получила и очень волновалась по этому поводу. Такая грустная история. Но такие вещи в тот период встречались довольно часто.
Дальше мы уже стали думать, как добраться до Лондона. Анна сказала, что знает человека, который мог бы на такое согласиться. Надежда была призрачной, но попробовать стоило.
Этим человеком оказался мужчина с «авторитетом», грубый и сердитый. У него была телега: сзади, как кузов, спереди место для возжего. В телегу была запряжена лошадь. Я решился вступить с ним в диалог. Он сказал, что согласиться нас подвезти, но за определённую сумму денег. Деньги тогда были нужны всем, так как продукты были дорогие. Но далеко не всё можно было купить. Я дал ему эту сумму. Анна стояла в стороне и молча наблюдала за сделкой. Этот мужчина согласился ещё и потому, что знал Анну. Я был рад. Но он поставил условие: довезёт нас не до самого Лондона, а до близлежащей деревни, так будет безопаснее. Я был не в восторге, но так тоже было неплохо.
Если честно, таких людей, как он, я больше в жизни не встречал. Он был эгоистичным, наглым и сварливым человеком. Я уверен, что он бы легко продал свою жену за большие деньги.
Вечерело. Знаете, летом, когда уже почти конец июля, вечера особенные: солнце садится и в небе видна розоватая полоска. Месяц сменяет солнце. Не так жарко, даже прохладно. Насекомые не так докучают. Эта атмосфера навевает добрую грусть, какую-то ностальгию… И это нечто приятное. Из-за подобной прохлады мы с Анной укутались с ног до головы в плащи и накинули капюшоны — мы надеялись, что это защитит не только от озноба, но ещё и от инфекции.
Ехали мы молча. Я посмотрел на этого человека — сердитый. Наверное, ворчал про себя, что взял себе на голову попутчиков, обуз. Решив отвлечься от столь неприятных мыслей, я перевёл свой взгляд на Анну — грустная, выражающая глубокую печаль, казавшаяся такой одинокой, она вызывала у меня чувство жалости, словно у маленького ребёнка умерли родители и он живёт на улице, где лютый мороз… Настолько мне было жалко Анну. Такая красивая, юная… Её волосы, цвета соломы, казалось, тускнеют, в синеве глаз не было искр, которые были у девушек и юношей нашего возраста, кожа была бледнее, чем мрамор… И немудрено: пережить такую потерю. Хоть это были и частые случаи того времени, Анну мне было особенно жалко. Возможно, я в неё влюбился, тогда я этого не осознавал.
Внезапно наше довольно спокойное передвижение прервало сотрясение: телега что-то переехала. Анна вздрогнула. Да и я испугался. Наш новый знакомый,которого,кстати сказать, звали Джоанни Бруно, тоже испугался. По ощущениям это был не камень — что-то мягче. На минуту мне подумалось, что мы переехали заражённого человека или какое-нибудь животное. Мы с Анной обменялись испуганными взглядами. Я и Бруно откатили повозку. Анна стояла в стороне, ибо мы за неё волновались. Она не сопротивлялась. Видимо, сработал инстинкт самосохранения. Но в этом не было чего-то постыдного. Итак, откатив повозку, мы увидели старого мёртвого человека. Это было ужасно: он был настолько истощён, что рёбра можно было разглядеть очень хорошо и кожа была такая сморщенная. Меня перетряхнуло. Мы его окинули взглядом, боясь прикоснуться даже палкой. Но на больного чумой он не был похож. И,вроде как, он умер давно. Мы позвали Анну и быстро уехали с того места от греха подальше.
На улице сумерки становились гуще и гуще, что было не очень хорошо. Анна старалась не показывать свой страх, но иногда я чувствовал, что она дрожит. Просто чувствовал. Была у нас с ней какая-то связь. Мы ехали вдоль всё той же дороги: не было видно ни одного дома,ни единого человека, даже птицы перестали петь, словно боялись чего-то. Такая атмосфера очень напрягала, тем более, на улице в такое время было небезопасно. Да и если бы нам попался дом, не факт, что двери бы нам отворили. На такое решился бы либо полный дурак, либо человек, у которого кто-то болен чумой. Но и продолжать путь ночью было нецелесообразно: мы устали, проголодались, да и мало ли, что. А так можно было бы собрать хворост и разжечь костёр: это бы отпугнуло волков. Хотя бы что-то. Да и лошади следовало бы отдохнуть, перекуситЬ, выпить воды. Мы решили заехать подальше в лес, чтобы не было так заметно наш небольшой лагерь. В лесу было тоже не безопасно. Мало ли, крысы: они могли в лёгкую укусить лошадь, меня, Бруно или Анну, тем самым, заразив чумой. Но больше вариантов не было. Мы разожгли костёр, поужинали, чем было и решили, что надо бы дежурить поочерёдно. Я был первый. Анна уснула быстро. Глядя на её безмятежный сон, я улыбнулся.
На небе уже светили звёзды. Я смотрел на них и мне было хорошо. Было в этом что-то тёплое, уютное. Мне надо было отвлечься от грустных мыслей. Я задумался и не заметил, как Джоанни присел рядом. Тот разговор я запомнил надолго:
— Зачем ты едешь в Лондон?
-У меня там брат. Мне надо к нему.
-У тебя нет брата, не ври.
Я был ошарашен. Откуда ему знать, есть у меня брат или нет? Да и что тут ответить? Не могу же я правду сказать! В голове у меня была паника. Тогда я схитрил и ответил вопросом на вопрос:
-А тебе это откуда знать? Может, у меня не родной брат, а, скажем троюродный? Да и откуда тебе знать о моей семье?
Джоанни ответил мне, но от такого ответа я был ошарашен ещё сильнее:
— А ты не помнишь своего друга детства, которого не раз спасал и выручал, пока не уехал с родителями в другой город?
Я молчал. Мне нужно было это обдумать, осмыслить. Я не понимал, как мог его забыть и как он меня запомнил.
Пока я об этом думал, настала пора меняться. Дальше караулил Бруно. А я ушёл спать. Перед самым сном я пытался вспомнить детство, Джоанни, тот город, но ничего не получалось и я вырубился. Мне снились пугающие сны. Снилась умирающая от чумы Анна,грязная, прогнившая насквозь Англия, причём, во всех смыслах,одиночество, Джоанни, заточённый в Тауэр…
Рассвет. Тишина. И никаких посторонних людей и крыс. Я весь дрожал из-за своих ночных кошмаров. Джоанни уже проснулся и готовил завтрак. Я не хотел смотреть ему в глаза. Мне было стыдно, что так и не смог его вспомнить. Мы молчали. Каждый думал о чём-то своём. Эту нагнетающую тишину нарушало лишь мирное сопение Анны. Вдруг, Джоанни тихо заговорил:
-Не переживай,чтобы ты не хотел от поездки в Лондон, я тебя не осужу. Ты мне помогал всегда. Но я тоже узнал тебя не сразу. Так что не волнуйся, думаю, со временем вспомнишь меня. Я вот помню, как в детстве мы вместе мечтали стать садовниками. Глупые детские мечты…
Он замолчал. От его слов мне стало ещё более неловко и стыдно. Между нами возникла долгая напряжённая пауза. Я уже было хотел сказать что-нибудь, как вдруг проснулась Анна. Джоанни, который, по-видимому,тоже нервничал, отвлёкся на неё. Он начал о ней заботиться. Я был рад, что хоть на какое-то время он забыл о моём существовании. Я сидел в стороне и внимательно наблюдал, как он помогает Анне встать, как подаёт ей завтрак. И тут я вспомнил свой сон. Мне стало больно на душе, словно моё сердце пронзил кинжал. На мгновение я даже захотел расплакаться, но это прошло, когда Анна посмотрела на меня своими грустными глазами, которые сейчас казались совсем детскими.
Прошло три дня нашего пути. Ничего особенного не происходило, поэтому я пропускаю этот период. Мы добрались до деревни. Как оказалось, это была Шере. Я слышал об этом месте. Тут было достаточно много церквей. Но сейчас все они казались пустыми,брошенными. Мне это не нравилось. Жилые дома казались одинокими и забытыми. На улице же было серо и пасмурно. Пошёл дождь. Нам нужно было найти, где укрыться и мы стали стучать в дома, надеясь, что кто-нибудь осмелиться открыть двери уставшим путникам. Мы долго скитались по деревне. Никто не открывал. Когда мы стучали в очередной раз, у меня уже не было сомнения, что никто не откроет. Тогда мне было очень грустно. Я боролся с отчаянием, понимая, что если отчаюсь, то не смогу сделать, что планировал. И это меня волновало. Я решил отвлечься и внимательно присмотрелся к домам: ни в одном доме окна не были заколочены, как в моём городке, что было довольно странно. Не было и красных крестов и надписей «Господи, помилуй нас». Но я решил промолчать. Это не так важно. На тот момент нам было важнее найти кров и ломать голову над подобными вещами мне просто не хотелось. Но я не понимал, почему. Если только, в этой деревне все мертвы. Но я не хотел об этом думать.
Мы обошли все дома в деревне, кроме одного- единственного. Он был маленький, стоял совсем отдалённо. Окна были не заколочены. Мы решили попробовать. Хотя на тот момент все мы уже думали, что в этой деревне не было жителей. Но надежда не давала упасть духом и мы постучали в дверь этого домика. Мы ждали около пяти минут. Я помню, как меня сводило с ума ожидание. Когда мы решили уходить, нам открыл пожилой мужчина. Его лицо выражало грусть и пустоту, одет был во всё чёрное. Я встречал этот взгляд. Он говорил о том, что мужчина видел много смертей от чумы. Я стоял и смотрел на него. Но я не мог говорить. Я задумался. За меня начал говорить Джоанни, который ещё был с нами, так как ему нужна была еда: путь обратно был не из близких.
Мужчина пригласил нас войти и усадил за стол. Мы были промокшие до нитки, замёрзшие и голодные. Джоанни помог ему растопить печь несколькими ветками. После того, как мы немного отогрелись я осмелился заговорить с ним и у нас сложился такой диалог:
— А почему в деревне так пусто?
-Тут никого нет, кроме меня. Все либо умерли от чумы, либо уехали прочь, пока можно было. Потом из нашей деревни запретили выезжать и не привозили лекарей, не оказывали помощи. Кто остался, умерли от чумы, голода, истощения. Я переболел чумой, но выжил. Я был рад этому, но вот проблема голода меня мучила. К счастью, я и это пережил. Теперь, когда в деревне никого нет, я тоже хочу уехать. Моя телега с лошадью в амбаре. Отправлюсь завтра.
— А куда вы держите путь?
— Сначала в Лондон, проведать внучку. Её мне удалось спасти от происходящего здесь. Там она под защитой. Пока она жива, хочу её увидеть.
-Нам тоже надо в Лондон. Можно поехать с вами?
— Да, я не возражаю. Я довольно долго не говорил с людьми и то одиночество сводило меня с ума.
Близилась ночь. Мы собирались ложиться спать. Я был рад, что мы встретили хотя бы кого-то. Но я почувствовал грусть. Я не понимал, почему мир так жесток и несправедлив. У него есть внучка, которая может заболеть чумой… По-видимому, его единственная оставшаяся в живых родственница. Тут я вспомнил про мать и отца и мне стало страшно за них. Я ведь даже не знал, как в моём городе обстоят дела с чумой… Мне стало не по себе.
Все уже давно спали. Ко мне сон не шёл. Я переживал за родителей. Мне было страшно. Ещё пугала эта тишина… Словно нет больше людей поблизости — я один. Я даже представить не мог, как этот мужчина жил тут какое-то время в полном одиночестве — это невыносимо терпеть! Это была моя последняя мысль перед тем, как я всё же уснул.На удивление, в ту ночь мне приснилось, что весь этот кошмар закончился и чумы нет… После того, как я поджёг ту пекарню…
Ночь прошла быстро. Я проснулся рано. Лучи солнца прорезались сквозь горизонт. Я вышел на улицу. Трава была мокрая от росы и вчерашнего дождя. Свежесть и летняя прохлада после дождя меня успокоили. Но я решил полюбоваться этим ещё немного. Я задумался. Ко мне подошёл Джоанни. Когда он заговорил, я вздрогнул от неожиданности:
— Красиво, правда?
-Очень. Мне нравится. Кажется, что всё хорошо. По крайней мере, хочется, чтобы так хотя бы казалось.
— Наверное. Я пойду, там Анна проснулась.
— Я тоже пойду.
Мы вошли в дом. Мужчина тоже проснулся и начал готовить завтрак. Анна только-только открыла глаза. Джоанни принялся ей помогать, а я решил помочь мужчине. Вместе мы сготовили завтрак и собрали немного еды себе в путь и Джоанни. Я осознал, что после этого завтрака мы с Бруно расстанемся и никогда уже не увидимся. Было больно думать о расстовании. Но так было надо. Наши пути сошлись и должны были разойтись ради будущего. После завтрака мы собрали вещи, что были и вышли. По-прежнему было утро, но уже не раннее. Мужчина выкатил свою телегу, Джоанни — свою. Они подготовили лошадей, я помог загрузить вещи. Анна стояла в стороне и терпеливо наблюдала за процессом сборов. Я не хотел этого. Думал притормозить всё хоть на секундочку, но это было неправильно, поэтому я чуть ускорился. Я думал, чем быстрее расстанемся, тем будет лучше.
Наконец, всё было готово. Я, Анна и наш новый знакомый, которого звали Бенджамин, находились в одной телеге, Джоанни в своей. Мы помахали руками. Его взгляд говорил, что он понимает меня, что тоже не хочет расставаться, но так надо. У меня внутри промелькнула мысль, что мы могли бы как-нибудь встретиться…
Мы попрощались и разъехались в разные стороны. Я долго оглядывался назад. Вдруг, мою голову пронзила одна мысль: я точно видел взгляд Джоанни, я точно помню, как кто-то однажды так смотрел… И в этот момент я вспомнил. Я вспомнил всё: тогда мы были детьми и играли на большой зелёной поляне. Мы бегали и смеялись. Обычные детские игры. Помню своего отца, который стоял недалеко от нас с ужасно печальным, но в то же время суровым взглядом. Мне было не по себе. Тогда я подошёл к нему. Он сказал, что мы уезжаем отсюда раз и навсегда. Я заплакал. Джоанни подошёл ко мне. Начал успокаивать. Отец ушёл собирать вещи, а я стоял и плакал. Мне не хотелось расставаться с Джоанни. Я боялся. Чего? Я вспомнил чего. Я боялся, что без меня над ним будут сильно издеваться, так как его семья была намного беднее других, а людям нравится чувствовать себя выше, поэтому и издеваются над такими нищими… Я плакал, потому что не хотел бросать своего друга. Единственного друга. Кроме него я ни с кем не общался, потому что никто не хотел общаться с мальчиком, который дружит с нищим… Когда все вещи были собраны, а я и мои родители сидели в телеге, Джоанни посмотрел на меня. Его глаза грустили, но в то же время в них была какая-то искра надежды, словно он знал или верил, что мы ещё встретимся…
Я вернулся в реальное время. Оказалось, это был сон. На улице вечерело. Анна дремала рядом. Бенджамин сказал, что приедем в Лондон через пару дней. Я успокоился. На улице было уже совсем прохладно. Я укутался в тёплую одежду и постарался подумать о чём-нибудь хорошем, но не получалось. Без Джоанни было даже как-то скучно. Я решил подумать о том, что хотел сделать.
Мы ехали по дороге в сумерках. Я поинтересовался, будем ли мы останавливаться. Бенджамин сказал, что до завтра нет, потому что тут останавливаться не стоит, могут быть грабители. Но если они и были, то напали бы даже при нашем движении. Однако, я согласился, что двигаться безопаснее, чем стоять на одном месте. Больше с Бенджамином я не говорил. Мне многое надо было обдумать, но я не знал, стоит ли. Обо всём мне было больно вспоминать. Тогда я закрыл глаза и представил весну. Чума кончилась. Люди обрели веру, разбогатели. Англия вновь стала могучей страной. От мыслей об этом я снова заснул. Снов я тогда не увидел. Я слишком хотел спать. А в таком состоянии человек снов не видит. Единственное, что я тогда чувствовал, это размеренное движение телеги по дороге, стук колёс и копыт; сквозь сон я слышал мирное посапывание Анны, которая в последние дни казалась мне куда счастливее, чем в самом начале нашего пути. Я чувствовал прохладный ветерок, ощущал свежий ночной воздух. Это меня в какой-то степени расслабляло. Но я скучал по дому и родителям. Хотя я не очень любил наш городок. Там были слишком грубые и злые люди. Они явно заботились только о себе и плевали на всех других. Я чувствовал сильное желание сделать своё дело, совершить этот поступок. Ожидание становилось для меня невыносимее и чем ближе я был к своей цели, тем сильнее я хотел это сделать.
Меня разбудил нежный голос Анны. Оказалось, я проспал достаточно долго и она заволновалась. Я её успокоил. Было пасмурно, но дождь пока не начался. Ветер был тёплый, как летом. Мы ехали мимо полей, на которых уже собирали урожай. Я впервые за столько дней увидел такое количество людей. Я смотрел на них и пытался понять, что они чувствуют. Мне хотелось узнать, что происходило всё это время, ведь я ничего не знал. Это меня пугало. Но я старался об этом не думать. Мне нужно было отвлечься и я решил поговорить с Анной. Мы с ней наконец-то могли нормально поговорить, без Джоанни, который всегда заговаривал её какими-нибудь пустыми сплетнями. Я спросил, где её сестра живёт и что это за человек вообще. Оказалось,её сестру звали Миранда. Она была довольно открытой, весёлой, свободолюбивой. Она часто ссорилась с её родителями и поэтому, в свои 16 лет уехала в Лондон и вышла там замуж за любимого человека. Сейчас у них своё дело. Небольшое заведение, где есть алкоголь. Думаю, в такое время они разорены: продуктов не хватает, алкоголя тем более, денег у людей мало и платить они едва ли смогут. Я не хотел расстраивать Анну, поэтому свои мысли придержал при себе. Но я знал, что Анна умная девушка и сама понимала, в каком положении могла быть Миранда. О сестре Анны мы разговаривали весь день, с перерывом на небольшой перекус. Я с удовольствием слушал, с каким восторгом Анна рассказывает о сестре. По такому говору можно было легко понять, как сильно она её любит и как сильно скучает по ней. И волнуется за неё. Это было неудивительно. Я так её заслушался, что даже не заметил, что она спросила про моего брата. Когда до меня дошёл смысл вопроса, я на минуту растерялся, молчал. Я думал, что сказать. И наконец мне в голову пришла хорошая идея: я ей соврал про брата. Раз так, значит, будет неплохо продолжить это. Я не хотел говорить правду, она бы меня не смогла понять, а я не смог бы объяснить. Она бы меня возненавидела. А я этого не хотел. Но и объяснить я ей не пытался. Просто нагло врал и не краснел. Я ей сказал, что брат уехал от меня, когда я был совсем маленький и не помню его толком. Сказал, что помню лишь, как сильно его любил. После этого повисло молчание. Я старался не подавать виду, что нервничаю, сделал грустное выражение лица. Кажется, она поверила, потому что сказала, что понимает меня. В тот момент я почувствовал себя отвратительно. Я осознал всю глупость сказанного, осознал, что лгу. На мгновение мне стало противно от самого себя,но я взял себя в руки. Нельзя было подавать виду,что я нервничаю. Я не хотел лишних объяснений и слов. Хотел покоя. Хотел побыть наедине с собой. Тогда просто отвернулся от Анны и погрузился в свои мысли. Думал о Лондоне и пожаре. Это не успокоило,но отвлекло.
С того момента мы ехали в тишине. Поля с урожаем мы проехали. Сейчас впереди была просто длинная дорога. По обеим сторонам тянулся деревянный низенький забор. За забором рядами стояли деревья. Дождь по-прежнему не начинался, что было только к лучшему. Я не горел желанием промокнуть до нитки.
Всё вокруг выглядело так, словно чума уже прошла и остались лишь страдания,боль, огорчение от потери родных, друзей или просто знакомых… Но я был где-то в своих мыслях, далеко от реальности. Мне уже казались некоторые вещи. Я начал бояться, что путаю реальность и свой мир. Я испытывал чувство вины и стыда, но я хотел сжечь Лондон… До сих пор искренне верю,что это были правильные мысли, как бы сильно на меня не злились. Тогда я хотел искоренить чуму, начав тем самым новую эпоху для Великобритании. Для Англии и его народа. Но о моих подобных мыслях никто не должен был знать. Я не хотел лишних проблем себе или, что хуже, обвинений в измене. Пожалуй, последнее было бы самым страшным для меня,ведь могли легко отправить на эшафот… Я этого боялся.
Я плохо помню события, происходившие дальше. Для меня всё закружилось, как ураган и происходило столь же стремительно, даже в какой-то степени разрушительно для моего мозга. Я уже не мог думать. В голове были терзанья, борьба между ангелом и демоном. И я не знал как с этим справиться… Как пройти через всё это в одиночку… Чувство грусти стало мной овладевать и с каждым часом,с каждой минутой, я становился всё более раздражительным, нервным, даже злым. Но я изо всех сил сдерживал себя… Пока мог… Пока были силы…
Спустя какое-то время, Анна стала замечать изменения в моём поведении. Когда я совсем в себя погрузился, она спросила, всё ли хорошо. Я отнекивался,говорил, что да, просто нервничаю и переживаю за брата, которого вообще не было… Про себя я злился сильнее. На Анну,за её вопросы,на себя,за свою ложь и беспричинную злость на Анну,которая вообще ни в чём не виновата.
Одной лунной ночью,когда мы всё-таки остановились, чтобы набраться сил и уже завтра въехать в Лондон со свежей головой, Бенджамин спрыгнул с телеги и отошёл к неподалёку стоящему от нас дереву. Я не спал и наблюдал за каждым его движением. Наверное, он это заметил: словил чужой взгляд на себе, как принято говорить. Он тихо позвал меня и я тоже встал и подошёл к тому дереву. Тот тёплый душевный разговор я запомнил очень отчётливо и навсегда… Бенджамин был ко мне довольно добр, словно я ему родным братом приходился. Это меня удивило тогда, но сейчас я понимаю, что добрых людей в мире много и обязательно найдутся люди, которые тебя поймут.
Дальнюю дорогу освещала луна. Звёзды ярко мерцали,словно смотрели и внимательно всё запоминали. Лёгкий, но прохладный ветер, шум листвы… Всё это отразилось у меня в мозгу… Та тишина, в которой я слышал стук сердца. Не только своего, и Бенджамина тоже… Он стоял молча,внимательно изучая меня взглядом. На минуту мне показалось, что он всё знает. То молчание длилось минуту, но она мне показалось вечностью.
Ветер стих и Бенджамин тихо прошептал свой вопрос: «Что с тобой такое? Ты в порядке?», — он это произнёс с очень встревоженной интонацией. Это меня немного слегка поразило. Но я понимал, что вёл себя странно. И я понимал, что не смогу сейчас соврать ему, отмахнуться, как делал это с Анной. Моё выражение лица перестало быть каменным, оно теперь выглядело грустным. Я опустил голову. Меня трясло. Я готов был закричать о том, как мне плохо, рассказать о всех своих муках, лишь бы мне полегчало. Но я не смог закричать… Я просто тихо прошептал ему в ответ: «В мои мысли закралась тьма, которую я считаю истиной. Я выбрал неправильный путь, который должен помочь людям. Я хочу совершить зло, от мыслей о котором я сейчас страдаю.» — дальше я уже не сдерживал себя. Дал волю эмоциям и всё рассказал, хоть и не хотел, потому что боялся. В тот момент страха у меня не было, я хотел сделать всё, что угодно, лишь бы больше не держать это в себе.
Когда я закончил свой рассказ о всех своих мыслях, волнениях, тревогах, почувствовал, что по моей щеке течёт нечто холодное, словно металл или стекло. Это были слёзы… Я плакал. А когда осознал это, на меня нахлынула волна всех воспоминаний, всего, что я пережил за всю свою жизнь.Тогда я расплакался сильнее, будто маленький мальчик,разбивший дорогую вазу и теперь опасающийся жестокого наказания. Бенджамин смотрел на меня. Смотрел,словно я был очень виноват, но затем с пониманием. Как будто прощал мне мои мысли, будто понимал мои желания и намерения. От этого мне стало чуть легче и я успокоился. На душе стало легко. Волнение прошло. Слёзы кончились. Бенджамин меня обнял, а после сказал, что я должен сообщить Анне правду. От этих наставлений и заботы мне стало ещё легче. Хоть Бенджамин меня и понял, я не был уверен, что Анна поймёт… Но он был прав, обманывать нехорошо. Я заверил его, что скажу Анне, когда приедем в город. Он поверил и, убедившись,что со мной всё в порядке, отправил меня спать. Я пошёл. Но когда засыпал он по-прежнему стоял у дерева размышляя над чем-то. Наверное, я его слишком загрузил. Это была моя последняя мысль. Дальше я провалился в глубокий сон.
Спустя время я начал слышать пение птиц, начал ощущать яркий свет. Почувствовал, что ко мне кто-то прикасается. Я медленно открыл глаза. Мне нужно было какое-то время, чтобы осознать где я и что происходит. Оказалось, я спал достаточно долго и был уже день. Анна волновалась, потому что долго не могла до меня добудиться. Когда я окончательно привык к свету, мы с Анной пообедали. Я спрашивал у неё о дороге, о том, как скоро мы прибудем в Лондон. Тогда она встала и посмотрела вперёд, куда-то в даль. Я подошёл к ней. Лондон был уже хорошо виден. Мы приближались к нему с каждой минутой. Осознав и эту вещь мне стало страшно. Я не был готов так быстро рассказать Анне о том, что хочу сделать, обо всём своём вранье… Дальше я просто сидел и смотрел на город, будто пытаясь его зажечь взглядом.
Я не заметил, как у меня в голове начали всплывать воспоминания из детства: когда мне было лет семь, мой отец уезжал в Лондон по делам. Когда он вернулся, рассказал мне в красках про этот город. Помню свои восхищения, помню, как был рад. Теперь понимаю, что это были не больше, чем иллюзии. Просто детские наивные грёзы. Сейчас я смотрел на город и мне было не по себе. Он казался мне прекрасным, но я понимал, что в этом мире у всего две стороны одной монеты. Я видел красоту. Архитектура действительно производила впечатление. Но в то же время я понимал, что в городе достаточно бед и нищеты. Я думал обо всём этом, пока не услышал голос Анны, которая о чём-то импульсивно и весело рассказывала Бенджамину. Она смеялась. В тот момент мне казалось, что я самый счастливый человек в мире: отец мне часто говорил, что нет ничего дороже, чем улыбка и смех твоих близких людей и друзей. Я в это верил и продолжаю верить.
Солнце стало светить ярче, полдень. Но сильного жара не ощущалось. Думаю, это было к лучшему. Но было приятно видеть солнце, природу, чувствовалась какая-то призрачная надежда на хорошее будущее. И чем ближе мы были к Лондону, тем сильнее я её ощущал. Наверное, не только я.
Днём того же вечера мы уже приблизились к воротам в Лондон. Въехали на каменную дорогу. Было много людей, очень много больных. Царила мрачная угнетающая атмосфера. Я видел людей, которые умирают и их родственников, которые плачут о смерти своих близких. Но надежда по-прежнему была у меня в сердце. Возможно, я уже привык видеть боль и страдания других, может, стал более хладнокровен ко всему, так как был убеждён, что искореню чуму раз и навсегда. Не знаю. Мы остановились на какой-то площади, где было не так много народа. Мы прошли этот путь вместе, но у каждого была своя дорога. И нам нужно было расстаться. Бенджамин обнял Анну, посмотрел на меня,напоминая, что я должен сказать ей. Я ему улыбнулся, крепко пожал руку и пожелал удачи. Я готов был расплакаться. Казалось, меня бросили, просто оставили одного в этом жестоком мире… Я остался наедине со своими мыслями. И Анной, которой должен был рассказать эти мысли.
Когда она уже попрощалась со мной и хотела идти дальше, я сказал,что хочу её проводить и поговорить о кое-чём. Мы пошли к дому её сестры. Я медленно начал говорить. Зашёл из самого далека, но мне показалось,что рассказал я всё очень быстро. Когда я закончил, Анна остановилась, она плакала. Я понимал её чувства и ощущения. Никто бы рад не был услышать о том, что столицу твоей родной и любимой страны хотят сжечь. Я попытался её успокоить, сказал, что это необходимая мера, но она меня не хотела слушать. Просто молча ушла в закат. С того момента я её не видел.
Теперь я остался совсем один. Я всю ночь продумал об Анне и том, что нехорошо всё вышло. Но думаю, так лучше, чем врать. В своей жизни я ни о чём не жалел и не жалею.е я хочу, чтобы меня обнаружили и казнили. Возможно, это было правдой. И про боль она была права. Я на неё злился. Мне пришлось забыться. Я увлёкся книгами. Стал много читать. Просто спрятался в разных книгах, в основном, по медицине. Я работал врачом, но мне это надоело. Устал смотреть на то, как другим плохо, хоть я и делал их в какой-то степени счастливыми. Позже стал писать книги. Заработок был меньше, но хватало. Когда прогуливался в поисках вдохновения, заметил, что кого-то арестовали. Подойдя ближе, увидел, что это был Бенджамин… Поверить в это я мог с трудом. Его подставили и я ничем не мог ему помочь. Вспомнил, как однажды мне снилось нечто подобное. Вспомнил, что он как-то воровал и жизнь у него была достаточно сложная. А теперь я сижу и пишу о своей жизни, потому что не могу больше держать это всё в себе. Чувствую, что конец мой близок. Я многое пережил. Я много страдал. И по большей части заслуженно. Это был длинный тернистый и нелёгкий путь, который я прошёл. Думаю, эта история закончена и мне пора на покой… — перо опустилось, рука упала. Наутро человека нашли мёртвым. Скончался от сердечного приступа. Его историю внимательно изучили и отправили в архивы библиотеки. Дальше ничего не было, потому что и человека, который писал, не стало.
