« Тени прошлого » Тени прошлого. Книга 1. Том 1

От автора:

Фанфик по Гарри Поттеру.

Анотация:

Гарри попросил помощи у сына и чем все это закончилось.

Пролог

Тени прошлого

Автор: Cappele 

Пролог 

Пустота. Бескрайняя, безликая, многогранная. Для одних людей она пугающая, жуткая, а для других она — теплая, умиротворяющая, дарящая покой, позволяющая им укрыться в ней на время от повседневных тревог и забот.

Но иногда человек в погоне за покоем впускает пустоту в свое сердце и тогда происходит ужасное. Пустота, обосновавшись в душе, медленно, но верно начинает сначала поглощать любовь из его души, потом его духовность и личность, а саму душу оставляет напоследок.

Тогда такой человек, с пустотой в душе, теряет присущие разумным сострадание и понимание других. С таким человеком невозможно договориться, до него невозможно докричаться — он все равно не услышит, не поймет и не посочувствует.

Но это не наш случай. Наш состоит в том, что сейчас в пустоте Космоса зависло молодое тело юноши. Если не вдаваться в подробности, согласно различным эзотерическим, оккультным, мистическим учениям, его тело — это самый нижний и плотный эфирный слой, своим строением напоминающий матрешку, внутри которого находились еще шесть тонких тел.

Эфирное тело — это точная копия физического тела, состоящее из более тонкого материала — эфира. Эфирное тело соединяет в себе физическое тело с остальными шестью тонкими телами.

Глядя на эфирное тело юноши, можно предположить, что ему, от силы, лет семнадцать. Высокий, худощавый, с правильными чертами лица платиновый блондин на фоне бесконечности Космоса смотрелся трогательно-беззащитно.

Причина появления его эфирного тела в пустоте Космоса была банальна: он либо умирал, либо уже умер, и поэтому семь его тонких тел смогли покинуть свою физическую оболочку.

Необычность данной ситуации заключается лишь в том, что тонкие тела юноши не зависли недалеко от тела, как обычно бывает в случае клинической смерти, а произошло невиданное: его тонкие тела буквально вырвало и выбросило в пустоту Космоса от его физической оболочки.

Но, если внимательно приглядеться, то можно было увидеть тонкую связующую нить, идущую от эфирного тела юноши к физическому.

Юноша неожиданно открыл карие глаза и слегка расфокусированным взглядом обвел окружающее его пространство. Потом моргнул, икнул и осмотрелся повторно уже более внимательно.

Так как результат осмотра остался прежним, было видно как он запаниковал и задёргался, пытаясь сдвинуться с места, но у него это плохо получалось, и в какой-то момент своих бессмысленных телодвижений он опустил голову и неподвижно замер в ступоре.

Под его ногами, там, куда уходила едва видимая нить связи, он увидел, словно через призму увеличительного стекла, как его тело неподвижно лежит на больничной каталке. Где-то на периферии слышимости доносились возгласы людей в белых халатах, везущих его тело, пока не раздался крик, перекрывший все остальные возгласы: «У него фибрилляция желудочков! Быстрее в реанимацию! Готовьте дефибриллятор!»

Не отрывая взгляда от своего бесчувственного тела, юноша проследил за тем, как его тело доставили в реанимацию, быстро и профессионально переложили на кушетку, находящуюся в комнате, как тело освободили от рубашки и потом раздалось резко, как удар хлыста: «Разряд!». Физическое тело юноши выгнулось, и разряд по связующей нити передался к его эфирному телу, которое так же выгнулось, передавая инерцию по цепочке всем остальным тонким телам.

Но не это было странным в происходящем, а то, что из его ментального тела, отвечающего за память, словно горох из прохудившегося мешка, посыпались в окружающее пространство серебристые сгустки воспоминаний.

Таким варварским способом память юноши была очищена от воспоминаний, приобретенных им за его семнадцать лет.

Выкинутые вовне воспоминания начали кружить возле хозяина. Некоторые из них пытались проникнуть обратно, другие просто льнули к эфирному телу.

Это продолжалось до тех пор, пока не раздалось снова: «Разряд!», и все повторилось вновь. С новым судорожным движением эфирного тела юноша окончательно отбросил от себя свои воспоминания.

Но одновременно с этим событием произошло еще одно. Недалеко от юноши открылся небольшой портал, и из него, словно весенний поток, сносящий все на своем пути, стали выплывать другие воспоминания, которые целенаправленно устремились к телу юноши.

Новых воспоминаний было много, непозволительно много по сравнению со старыми. Такое количество воспоминаний могло принадлежать лишь человеку, прожившему долгую и необычную жизнь.

Собравшись возле эфирного тела юноши, они буквально погребли его под собой, тем самым все дальше и дальше оттесняя прежние воспоминания. Какое-то время они теснились у его эфирного тела, затем отлетели и, разделившись на два потока, выстроились в одном, им только ведомом, порядке. Организованно, не мешая друг другу, один из потоков начал быстро просачиваться в тонкое ментальное тело, укладываясь в ячейках памяти.

И когда опять раздалось: «Разряд!», первый из потоков воспоминаний уже полностью успел погрузиться в подсознание, а второй только начал. Когда эфирное тело юноши, а за ним и все остальные тонкие тела, включая и ментальное, снова выгнуло, не успевшие войти в него воспоминания разлетелись и перемешались, а после этого начали спеша и отталкивая друг друга хаотично на скорости проникать в ментальное тело.

Когда же снова раздалось: «Разряд!», воспоминаний оставалось ещё прилично. Но в этот раз, после того, как все тонкие тела выгнуло, их резко потянуло вниз к физическому телу, с каждой секундой все больше и больше ускоряя.

Могло показаться, что не успевшие проникнуть в тело воспоминания, будут потеряны навсегда. Но вдруг из одного из тонких тел, из той его части, где находиться солнечное сплетение, выстрелило множество жгутов, которые резко удлиняясь, подцепили все воспоминания и потянули их за собой, постепенно уменьшая свою длину, подтягивая их все ближе и ближе к телам.

А выброшенные ранее из памяти воспоминания юноши так и остались сиротливо висеть в пустоте. И последнее, что услышало его затухающие сознание: «Состояние стабилизировалось.»

Когда самочувствие юноши улучшилось, его доставили из реанимации в палату. Только после этого один из жгутов, медленно сокращаясь, подтянул одно из воспоминаний к его голове и просмотр начался.

Часть 1. Глава 1

Тьма обволакивала и убаюкивала, даря приятное умиротворение и чувство защищенности. Купаясь в волнах покоя, юноша не смог бы сказать в какой момент ушло чувство всеобъемлющей неги.

В начале появилось смутное ощущение, что что-то неуловимо изменилось, а потом он, скорее почувствовал, чем увидел, что тьма начала понемногу терять свою насыщенность и плотность. На периферии своего зрения он отметил, как едва видимые контуры начали медленно проступать сквозь нее, но как только юноша попытался присмотреться, тьма тут же возвращала свою непрозрачность и плотность.

Потом это повторилось ещё и ещё раз… Уход тьмы напоминал прибой, который теплой волной сначало накатывал, поглощая собой все, даже малейшие блики света, то отступал, постепенно, с каждым разом, все больше рассеиваясь, позволяя сквозь себя увидеть все больше и дальше.

Это давало возможность постепенно рассматривать контуры предметов, находящихся в комнате, а также юноша в какой-то момент смог понять то, что и он сам находится в этой комнате. Как только к нему пришло понимание, где он находится, тьма не вернулась, как прежде, а, наоборот, продолжила отступать, растворяясь в неярком свете комнаты.

Теперь ему уже ничто не мешало оглядеться, и более внимательно рассмотреть помещение, в котором он вдруг оказался.

Небольшой рабочий кабинет. Классический письменный стол, расположенный почти посередине комнаты, за которым, в данный момент, сидел и работал мужчина.

Как я сразу его не увидел? Или правильней спросить, почему?

У него были короткие чёрные волосы с пробивающейся сединой, которые никак не вязались с его внешним видом. Дорогая, пошитая на заказ одежда подчеркивала и добавляла изящества и элегантности его сухощавой фигуре. Волосы же мужчины, словно в противовес ей, торчали во все стороны неряшливой копной.

На ногах что? Простые тапки? Фии…

А что с тапочками не так? Он ведь дома.

Вспыхнувшее вдруг эмоциональное возмущение юноши резко сменилось спокойствием, пришедшим откуда-то извне и он, позабыв о тапочках сидящего за столом мужчины, продолжил осмотр комнаты.

Вдоль стен по периметру были расположены книжные полки, и поэтому в кабинете полностью отсутствовали окна. Свет этому помещению дарил зачарованный потолок.

А почему и откуда я знаю о том, что освещение меняется по желанию хозяина? И ещё, что значит: потолок зачарован? Это шутка такая?

Ммм, да! Откуда-то уже знаю, что значит зачаровать.

Вопросы, вопросы… возникали и тут же пропадали, не давая себя поймать. Итак, плавая между сном и явью, юноша, путём неимоверных усилий, все же пытался понять, возможно вспомнить, кто этот мужчина перед ним…

Почему этот мужчина кажется мне смутно знакомым, хотя я никак не могу вспомнить ни — кто он, ни — кто я сам. Память молчит, а чувства? Я прислушался к себе, и они тоже молчат. Кто этот человек? И кто я?

Он — маг.

Разве маги существуют?

Существуют!!!

Странно, но ладно! Тогда такой вопрос: кто этот маг и почему я на него смотрю?

Это воспоминание!

Чьё воспоминание? И кто мне отвечает?

Это неважно, постепенно сам разберешься.

От внутреннего диалога юношу отвлек раздавшийся хлопок и он с изумлением уставился на появившееся из воздуха создание, которое поклонившись, произнесло:

— Хозяин Гарри! Второй хозяин Лорд Принц прибыл! Он велел узнать, когда вы сможете его принять?

— Где сейчас Лорд Принц — легкая улыбка тронула губы мужчины — и что делает?

— Лорд Принц сейчас в своих покоях приводит себя в порядок после дороги, а потом просил принести ему перекусить! — гордо выпятив грудь, провозгласило это создание.

Это — не создание, а домовой эльф.

Почему мне кажется одновременно, что это правильный домовой эльф и параллельно этому возникает чувство, что эльфы должны быть другими? Непонятно!

Он мне не нравится, какой-то он мерзкий.

И это все, что тебя волнует?

Да. А зачем забивать себе голову тем, правильный этот эльф или нет?

Понятно.

Отвлекшись на размышления об эльфах, юноша пропустил то, что ответил мужчина, а также не уловил момент, когда пропал эльф.

Еще юноша удивился тому, что, пока он не видел глаза мужчины, казалось, что тот достаточно молод, но когда, во время разговора с эльфом, юноша заглянул в его ярко-зеленые глаза, усомнился в этом. Это были глаза умудренного опытом и знаниями человека, которые появились у него от прохождения тяжелых испытаний в его прошлом.

И вот опять, откуда я знаю, что у него были тяжелые испытания?

Успокойся и не бери в голову. Что ты дергаешься, тот эльф или не тот, проходил этот хмырь испытания или нет? Наслаждайся, пока можешь, и все.

Твой подход к жизни впечатляет.

А то!

Что-то мне говорит, что это не совсем хорошо, когда человек так, как я сейчас, сам с собой разговаривает.

Хм…

Мужчина по имени Гарри после исчезновения эльфа все так же продолжил работать, и поэтому юноша вскоре заскучал. У него возникло желание поближе рассмотреть книги на полках, и он тут же очутился возле них.

Как это произошло? Как я могу так двигаться?

И вот опять пришло знание о том, что маги могут перемещаться по воспоминаниям.

Ага, из этого утверждения следует, что я маг? Это как?

Я не хочу быть магом! Потому что это сулит мне проблемы, а я не люблю проблем!

Успокойся, я уже понял твою жизненную позицию.

У меня правильная жизненная позиция, не то, что у тебя! И почему ты тут главный, а не я? Это мое тело, и это я должен всем распоряжаться.

А ты точно знаешь, что это твое тело?

Я так чувствую! И ещё чувствую, что тебя здесь не должно быть, ты чужой.

Что это тело твое, готов согласиться, а вот с утверждением, что я тут чужой — нет.

Гад… убью…

Когда юношу должна была поглотить очередная истерика, его снова окутало странное спокойствие, и он, почти равнодушно, подумал:

Раз я — маг и человек, сидящий за столом, тоже маг, может он — это я? Только вот я совсем не чувствую родства с ним!

Да ну, я — это не он. Я с этим не согласен, он мне не нравится! И вообще, мне все не нравится и воспоминания тоже не нравятся!

Ну вот, опять! Что за детский лепет? А тебе вообще что-нибудь нравится?

Мне нравится, когда ко мне не лезут и не пристают. Я так чувствую.

Ммм, да! Похоже, у меня точно раздвоение личности.

Тем временем Гарри поднялся, потянулся и махнул рукой в сторону книжных полок. Простой взмах рукой — и два стеллажа отъезжают от стены, а затем разъезжаются в разные стороны, открывая стеклянную двустворчатую дверь, ведущую на лоджию.

Происходящее отвлекло юношу от дальнейших пререканий с самим собой.

Это он сейчас что, магичил? Или тут такие сенсоры стоят, что на особый взмах руки реагируют?

А мне нравится — взмахнул рукой и все сделано!

Согласен с тобой! Все, я передумал, я хочу быть магом!

Хм… И сколько раз ты будешь менять своё мнение?

Сколько надо столько и буду!

Ладно, ладно! Твое право. Наверное.

Что значит: наверное? Мое и точка.

Тем временем, Гарри полностью открыл обе половинки двери. Стоя в дверях, вдохнул полной грудью свежий воздух, наполненный едва уловимым ароматом цветов. Постояв так какое-то время, он прошел на лоджию и сел на одно из двух кресел, стоящих возле небольшого столика.

— Твинки!

Невидимой тенью юноша проследовал за Гарри и тут же сместился в сторону, увеличивая тем самым свой обзор для наблюдения, как снова появился домовой эльф:

— Хозяин Гарри звал Твинки! Что хозяин Гарри желает?

— Когда Альрус соизволит посетить меня, подашь чаю. После можешь быть свободен. Поклон, хлопок и эльф исчезает.

Да, это точно магия!

Вот даёт этот эльф! Хлоп, и он появился! Хлоп, и он исчез! Хотя он все равно противный.

Потом достаточно долго ничего не происходило и юноша снова заскучал. Но снова экспериментировать, чтобы узнать, что он еще может, кроме моментального перемещения силой мысли, он не решился.

Гарри же, откинув голову на спинку кресла, успел задремать. Когда раздался стук в дверь, ведущую в кабинет, мужчина дернулся, просыпаясь, а юноша радостно воспрял духом. Посетитель, не дожидаясь ответа, открыл дверь и следом раздалось вопросительное восклицание:

— Отец?!

— Я здесь! На лоджии!

Раздались шаги, и вот в проеме двери появляется фигура человека. Выше среднего роста, с изящным телосложением, с затаенной звериной грацией в каждом его движении. Цепкий внимательный взгляд пробегает по окружающему пространству, и юноша на секунду замирает, потому что взгляд чёрных глаз задерживается на том месте, где он сейчас находится. У юноши возникает стойкое чувство, что, если его и не увидели, то, по крайней мере, точно почувствовали.

Вот взгляд переместился на отца, наваждение спало и юноша с возросшим интересом приступил к наблюдению за ними. Посмотрев на отца, молодой человек слегка улыбнулся и низким бархатным голосом произнес:

— Добрый день, отец! Как твои дела?

— Добрый день, лорд Принц! Мои дела в порядке.

— Что, Твинки так и не желает уступить? — спросил молодой человек, усаживаясь в кресло напротив отца, и его губы трогает легкая улыбка.

— Да, — тяжёлый вздох — так и продолжает: «хозяин Гарри» и «второй хозяин лорд Принц». Главное, как мастерски в этом вопросе он изображает непроходимого тупицу. Так что, как-то по-настоящему на него сердиться и не получается.

— Сочувствую! — с иронией в голосе, а потом серьезно: — ты меня звал, отец, что-то случилось?

— И да, и нет.

Левая бровь сына красиво изогнулась, вызвав у отца веселую ухмылку, затем он, не торопясь, налил себе чаю, отпил и только после этого задумчиво произнес:

— Если честно, Альрус, я не совсем уверен в правильности принятого мной решения открыть тебе мою тайну, а если и открывать, то совершенно не представляю с чего начинать.

— А не поздно ли ты задался этим сакраментальным вопросом, вызвав меня к себе? А начать ты должен с самого начала, я так думаю.

— Да, ты прав, поздно уже метаться, — недолгая пауза, а затем вздох — сначала, так сначала. Это началось ещё в твоем детстве, когда ты пошёл в немагическую школу, и, кажется, там ты увидел у одноклассника ноутбук и загорелся им.

— Да. Я долго добивался того, чтобы ты купил его для меня. Я помню, что для этого тебе пришлось создать артефакт, который экранировал ноутбук от воздействия магии.

— И я выполнил свое обещание, данное тебе, и когда артефакт был создан, мы с тобой пошли в немагический магазин и купили тебе ноутбук. Тогда я наивно думал, что покупаю тебе развивающую игрушку, но, именно, только игрушку.

— Да, я знаю об этом, отец. Я решил для себя, что вначале освою ноутбук, узнаю о нем побольше, а только потом постараюсь на наглядном примере, так сказать, объяснить тебе свою задумку.

— У тебя это получилось. Я был в шоке, когда ты, восьмилетний ребёнок, объяснял мне свою идею и неплохую, скажем так.

— Еще бы «неплохую»! Из-за ее реализации ты стал знаменитым артефактором и обогатился на заказах. Я ничего не упустил?!

— Все верно, но сейчас речь не об этом. — Гарри немного помолчал, затем продолжил — Суть твоего предложения была такова: вместо привычного думасброса… дай вспомню как ты тактично выразился, чтобы маги могли выглядеть прилично при просмотре воспоминаний.

— Нет, не так, отец, — произнёс Альрус, рассмеявшись — я сказал так: чтобы мы перестали позориться перед немагами, даже если они о нас и не догадываются, каждый раз в такой неудобной позе просматривая воспоминания.

— И как мы можем называть их простецами или маглами — подхватил эстафету воспоминаний отец — если они, пусть и не воспоминания, а фильмы смотрят удобно устроившись в креслах или на диванах, а мы все по старинке — кверху ж…

— Кхм, кхм — легким покашливанием перебил отца Альрус — отец, не нужно это повторять… тогда я был ребёнком и не всегда мог подобрать правильное выражение.

— Да, ты, наверное, прав, я увлекся. Но ты знаешь, что именно это выражение из уст ребёнка и заставило меня проникнуться твоей идеей.

— Не знал. А я все это время наивно думал, что только мое красноречие сподвигло тебя на этот подвиг. — и они дружно рассмеялись.

Ха-ха, вот Альрус даёт! Так держать! Мне он нравится!

А мне ты не нравишься!

Ты мне тоже!

Ха-ха! Как интересно, в этом вопросе у нас достигнута полная взаимность.

Отсмеявшись, отец с сыном некоторое время посидели молча, каждый думал о чем-то своем. На их лицах, то у одного, то у другого, то и дело периодически возникали светлые улыбки.

Пока длилась эта пауза, юноша сравнивал двух мужчин. И чем дольше он это делал, тем отчетливей понимал, что они совершенно не похожи. Когда он окончательно решил, что не сможет найти между ними родства, у него получилось увидеть определенное, едва уловимое сходство в их лицах, но в чем это выражалось, понять не успел, потому что момент воспоминаний прошёл и отец, посмотрев на сына, произнес:

— Не знаю, помнишь ли ты тот день, когда я показал тебе первый экспериментальный образец магобука. Ты так радовался, поздравлял меня с успехом, а потом произнёс: «Интересно, можно ли создать комнату, в которой бы маг сидел в кресле, а воспоминание разворачивалось вокруг него?»

— Нет, я не помню такого совершенно! Я помню, как ты показал своё изобретение и назвал его «магобук». Если меня не обманывает память, мне тогда уже было пятнадцать.

— Да, все правильно, ты с неподдельным интересом вызнал у меня все возможности магобука, а затем присвоил экспериментальный образец себе.

— Ещё бы я не присвоил. Ты же смог разработать для макбука функцию проведения расчетов для ритуалов, а также возможность проектировать ритуальные схемы. А функция и артефакт к магобуку для снятия воспоминаний и просмотр их для слабых магов и даже сквибов? Ммм… — закрывая глаза, протянул он и опять просветил отца — и это твое дополнительное изобретение для сквибов мне очень в прошлом пригодилось.

— И когда это тебе, сильному магу, мог пригодиться артефакт, разработанный для сквибов? — с нажимом в голосе спросил Гарри, подаваясь вперед.

— Давай не будем отвлекаться на несущественные мелочи, — пожал плечами Альрус и, не давая отцу вставить хоть слово, перевел тему — так о чем это я? Ах, да. Я хорошо помню все, что было связано с демонстрацией мне магобука, а вот того, что я выдвинул тогда еще какие-то дополнительные идеи, я совершенно не помню.

— Так вот, это было! Ты высказал свою идею вслух и забыл или, возможно, даже не осознал ее, а я — нет. Услышал, запомнил и не забыл.

— Подожди! Подожди! Ты хочешь сказать, что все эти годы работал над той идеей, что я тогда высказал? — с изумленным видом вопросил Альрус. — Но ты же ни разу не обмолвился об этом…

Не закончив фразы, Альрус задумался на некоторое время, затем его лицо вспыхнуло радостью и он, подавшись вперед, пристально вглядываясь в лицо отца, спросил:

— Те два странные зелья для создания артефактов материальных иллюзий, которые я для тебя разрабатывал, нужны были для этого проекта?

— Да, — с печалью в голосе произнес Гарри, а затем встряхнулся, как собака после купания, и более веселым голосом продолжил:

— Сначала я не хотел тебе говорить, чтобы не испортить сюрприз. Мечтал увидеть твоё лицо, когда тебя заведу в комнату с закрытыми глазами, а потом покажу и расскажу. Но так уж получилось, что в процессе работы я понял, что этот проект никогда не должен увидеть мир…

— Ты создал оружие? Нет, ни за что не поверю, что ты смог создать что-то разрушительное. Тебя же все это не интересует. Ты даже от готовой Бузинной палочки отказался. А представить тебя, создающим оружие, я не могу от слова совсем.

— Ты прав, я не создавал оружие. Но создал нечто, из-за чего меня могут посадить на цепь или убить.

— Все так серьезно, отец?

— Более чем, более чем… и поэтому, прежде, чем я покажу тебе свой проект, мы подпишем магический контракт, который обезопасит тебя и меня от любых способов дознания, как магических, так и не магических.

— Пап…

— Не перебивай меня! Я понимаю, что это подло втягивать тебя. Можно было бы промолчать, но мне хочется хоть с кем-то разделить мой триумф и знания — и едва слышно — хоть с кем-нибудь поделиться… своими проблемами.

После этих слов, сказанных с такой болью, повисло тягостное молчание, которое Альрус не знал, как прервать и как помочь отцу, и поэтому он сделал то, что не принято у них, англичан, и является плохим тоном.

— Я с тобой, отец! — Сказал Альрус, поднялся и, вытащив отца из кресла, обнял его.

Тьфу! Сопли развели как бабы, противно смотреть!

Заткнись!

Так они простояли какое-то время, пока отец не взял себя в руки и, освободившись из объятий сына, посмотрел ему в глаза и проговорил:

— Спасибо за поддержку, сын. — после паузы продолжил — Последние полгода я готовил контракт для нас с тобой, а также для меня и моего юриста, чтобы невозможно было узнать, что за контракт он для меня готовил, который мы с ним уже подписали.

Понимаю, что веду себя как законченный эгоист, впутывая тебя в свои дела, но, помимо этого, у меня еще и попросили помощи. Я пообещал поговорить с тобой об этом, с условием, если согласишься добровольно оказать услугу.

— А что за помощь, которую я должен буду оказать?

— Пока речь пойдет не о конкретной помощи сейчас, а о предварительной договоренности о намерениях на возможную помощь в будущем. Я выступаю как посредник.

Секундная пауза и Гарри продолжает:

— Ты можешь ещё отказаться от тайны, я не настаиваю. Просто дашь мне клятву, что никому не расскажешь о том, что у меня есть тайна.

— Ну уж нет! — эмоционально возмутился Альрус — Так заинтриговать, а теперь «можешь отказаться, я не настаиваю» — процитировал он отца — пошли, показывай, где этот твой контракт.

От последних слов сына Гарри словно прорвало. Все те чувства, эмоции, переживания, которые он сдерживал многие годы, прорвались наружу и выплеснулись в виде неадекватного поведения.

Плохо соображая, он трусцой направился в свой кабинет, по пути едва не снеся двери. С разгону он налетел на стол, даже не заметив, что смел со стола часть свитков и после судорожно начал искать контракт на столе, злясь и ругаясь на то, что никак не может его найти.

Юноша с любопытством наблюдал за тем, как вытянулось лицо Альруса, как его брови взлетели вверх, как он со все возрастающим изумлением смотрит на поведение отца.

И что же он такое придумал? Или правильней будет сказать: Я придумал? Да как и прежде ничего… никаких отзвуков воспоминаний.

Ха-ха, классно получается, я смотрю воспоминания, но никак не могу ничегошеньки вспомнить.

Немного придя в себя, Альрус прошёл вслед за отцом в кабинет, бегло окинув открывшуюся ему картину, и тут же нашел то, что так безуспешно пытался найти отец. Два свитка со знаками адвоката, связанные между собой, лежали на полу вместе с другими свитками.

Покачав головой, он изящным жестом поманил их к себе. Поймав прилетевшие свитки, он ознакомился с ними, чтобы убедиться, что это и есть те самые контракты.

— Отец, не их ли ты ищешь?

Оторвавшись от безуспешных поисков и подняв голову, Гарри взглянул на свитки в руках сына и хрипло воскликнул:

— Да, это они!

Увидев дрожащие руки отца, которые потянулись к контрактам, сын покачал головой, отводя руку с контрактами в сторону, чтобы отец не смог их достать и одновременно другой рукой вытащил из кошеля, висящего на поясе, флакон. Он протянул флакон отцу со словами:

— На вот, отец, выпей. Это успокоительное моей разработки. Как всегда, добавь три капли своей крови, а я пока ознакомлюсь с контрактами, если ты не против.

Согласно кивнув, потому что горло перехватило, Гарри взял флакон, и, обогнув стол, упал в кресло. Из-за предательской дрожи в руках, которую никак не получалось унять, флакон открылся с трудом. В итоге, у Гарри все-таки получилось выполнить предписание сына, и на какое-то время он затих.

— Каждый раз принимая зелья, изобретенные тобой, — раздавшийся голос Гарри уже был спокойным, и он сам выглядел посвежевшим — я с радостью убеждаюсь в том, что ты такой же гений в зельеварении, как и твой отец.

Не понял, какой еще отец опять? Что, два отца у мужика?

Может быть один родной, а второй усыновил его.

Но ты же увидел определенное сходство между ними?

А может это мне показалось из-за того, что я хотел найти сходство между ними?

Да, такое может быть.

— Спасибо! — Не отрываясь от изучения контракта, произнёс сын. — Ты же знаешь, что для меня твое отношение к тому, что я создаю, очень важно.

— Да, отличная разработка. Очень мягко действует и нет таких побочных эффектов, как рассеивание внимания и нечеткость мыслительного процесса. Я уже смирился с тем, что никогда не узнаю правды о том, почему ты решил разработать такие зелья, которые лечат меня, обходя разрушающее воздействие яда василиска, гуляющего по моей крови.

Неопределенно пожав плечами на слова отца, не отрываясь от изучения своего варианта контракта, Алльрус потянулся за Кровавым пером, чтобы поставить свою роспись, как отец спросил:

— Альрус, ты на сколько дней у меня планировал остаться?

— На один, у меня послезавтра важная встреча и к ней мне нужно подготовиться. А что?

— Когда проект заработал, я год от него оторваться не мог, все изучал его возможности.

Теплая улыбка не сходила с губ Гарри, когда он говорил, а после, незаметно для себя, он погрузился в воспоминания. В тишине кабинета раздалось едва слышно:

— Правда время там идет по-другому… а другие миры…

Но сын его услышал и его бровь изогнулась. Гарри, не отдавая себе отчета в том, что последние слова он произнес вслух, уже в полный голос продолжил:

— Советую тебе хоть одну неделю освободить для изучения проекта.

Да, ладно, маги! Время идёт по-другому… Это как? А другие миры? Что за хрень он говорит?!

Надеюсь, мы увидим воспоминание про другие миры?! Но ты же предлагаешь мне не заморачиваться всем этим и только получать наслаждение?

Ты прав! Хрень все это! Не верю я в другие миры!

Хм!

Снова спокойствие опускается на юношу, и вот уже, ни время, идущее по-другому, ни другие миры не будоражат его воображение.

— Хорошо, отец, я последую твоему совету. Темпус! — перед глазами Альруса появляется информация о времени, и он продолжает:

— В таком случае я покину тебя через час, и появлюсь, как только у меня получится освободить время для изучения твоего проекта.

Решительно взяв Кровавое перо, он подписал контракт, а на вопрос в глазах отца ответил:

— Не хочу говорить жене даже эту скудную информацию, что ты мне выдал, а так просто скажу, что у меня контракт с тобой на совместную разработку, поэтому просто отправлюсь жить к тебе на какое-то время.

— Да, ты прав, так будет проще и никакого обмана, а сообщение о наших совместных разработках никого не удивит и не привлечет ненужного внимания.

— До встречи, отец! — Альрус встал, уважительно поклонился отцу, и не дожидаясь ответа, покинул кабинет.

Интерлюдия 1

— Я смог! Я это сделал! — ликуя, кричал я во тьму. Переполняющие меня эмоции требовали какого-либо выхода, поэтому сейчас я кричал, выплескивая их, и совершенно игнорируя тот факт, что мой крик был беззвучным.

Накричавшись вдоволь, я с легкостью отмахнулся от тут же возникшей неприятной мысли. Не хочу напрягаться из-за того, что я очнулся не в теле, как хотел, а — не пойми, как и где. Как-либо изменить это я не могу, потому и не напрягаюсь, вернее не хочу напрягаться. Только кто меня будет спрашивать.

Не сейчас, только не сейчас — жестко сказал сам себе, тем самым в зародыше подавляя возникший было животный ужас. Подумаю об этом позже. В данный момент я намерен радоваться своей маленькой победе, и ничто не должно портить мне настроение.

— Что ты смог? — спросите вы. — Кого ты победил?

— Что я смог? Все очень просто! Мне нужна была возможность спокойно подумать, чтобы, при этом, меня ничто не отвлекало. А вот подумать есть над чем, у меня накопилось столько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы:

Почему у меня не получилось очнуться в теле? По какой такой причине мне так настойчиво показывают эти воспоминания? Что, собственно, со мной происходит? И почему воспоминания именно этого чел… или, правильнее будет сказать, мага? А маг — это человек? Или правильней будет спросить: а человек может быть магом? Наверное, может. Так, все, отставить! Не о том думаешь.

Так о чем это я? Вот, вспомнил! Также я хотел разобраться, если получится, с проявившейся у меня двойственностью. Потому что меня пугает то, что у меня к одной и той же ситуации одновременно проявляется, с одной стороны, реакция молодого придурка, а с другой — взрослого, умудренного опытом, человека.

Если источник происхождения реакций взрослого человека я хоть как-то могу понять, исходя из предположения, что воспоминания Гарри являются моими, то вопрос: откуда берется реакция молодого организма — определенно ставит меня в тупик.

— Вы спрашивали: кого я победил? Мой ответ: я не знаю. Просто, до этого было так: мое сознание против моей воли резко отключалось, и я погружался во тьму. А после, только вынырнув из тьмы, не успевая прийти в себя, как у меня начинался очередной просмотр воспоминаний Гарри Поттера. И тогда я был вынужден все силы бросать лишь на то, чтобы как можно больше информации собрать и запомнить.

Кажется, я немного успокоился, отвечая на ваши вопросы. Эйфория ушла, так что теперь можно смело приступать к мозговой деятельности. Пусть и невозможно сразу разобраться во всем, в чем я хочу, но надеюсь, хоть в чем-то да получится.

За это время о Гарри я узнал много интересного.

После отбытия сына, Гарри начал приводить дела и бумаги в порядок. Глядя на него, можно было подумать, что он не тайну сыну хочет открыть, а на войну собирается.

Работу с бумагами Гарри чередовал с работой в своей мастерской над каким-то там артефактом, а в перерывах между этим совершал визиты к знакомым и немногочисленным соседям, чтобы предупредить их о том, что снова собирается погрузиться в исследования. Поэтому, они не должны его терять, ведь он закроется у себя в лаборатории с сыном и ни на что постороннее отвлекаться не будет.

Тяжелее всего мне далось разобраться в том, почему почти для всех знакомых и соседей Гарри был не Гаррисоном Джеймсом Поттером, а Гербертом Джерри Паркером. По отрывочным сведениям стало ясно, что это магически закреплённый за ним псевдоним, под которым он живет уже довольно давно, а вот причин, заставивших его так поступить, я выяснить не смог.

Чем больше воспоминаний я смотрел, тем больше склонялся к тому, что высказанное в минуту отчаяния предположение верно. Гарри Поттер — это мое прошлое воплощение.

— С чего это ты взял? — спросите вы.

На это указывают, пусть и косвенно, некоторые детали. Вот, например, одна из них: если бы эти воспоминания не были моей прошлой жизнью, то зачем мне, в таком случае, показывают настолько личные воспоминания Гарри, такие, как принятие пищи или душа… ну и другие еще более… личные.

Переломным моментом в пользу этой версии стало воспоминание о встречи Гарри с женщиной по имени Гермиона.

«… — Не знаю, Гарри. — проговорила Гермиона, склонив голову набок, разглядывая Гарри сквозь прищуренные глаза.

— Мне отчего-то кажется, что ты что-то не договариваешь. И очень многое. Я понимаю, что делаешь ты это из лучших побуждений, чтобы я не переживала понапрасну. Так?

На что Гарри промолчал, опустив взгляд.

— Значит, я права. — подытожила она с грустной усмешкой. — Но, Гарри, в этот раз — произнесла она, подаваясь вперед — от вашей затеи так и веет опасностью.

— Гермиона, когда ты стала настолько проницательной? — глядя на неё с уважением, спросил он.

— Когда позволила себе связаться с тобой во второй раз… — на что они дружно рассмеялись.

Отсмеявшись, Гермиона снова стала серьезной, и сложив руки на груди, заявила:

— У тебя не получится задурить мне голову, Гаррисон Джеймс Поттер.

— Даже не пытался, поверь!

Она у меня вызывает чувство узнавания. Кажется, что надо ещё чуть-чуть напрячься, и я ее вспомню.

Ну не верю, что они вместе. Между ними нет искры, скорее всего, они только друзья.

Ты это к чему?

А к тому, что только женщина, к которой имеется страсть, могла вызвать в тебе чувство узнавания.

Не думаю! Мне кажется, что их объединяют более сложные отношения, чем плотские утехи.

Он, идиот, вместо того, чтобы разговоры разговаривать, лучше бы…

Хватит!

Да ладно тебе! Пошутить, что ли, нельзя?

Заткнись, придурок!

Ладно! Ладно! Не кипятись, дедушка, а то инфаркт схватит. Хи-хи.

Ррр…

Хи-хи. Все, уже молчу.

— Хорошо, Гермиона, если ты просишь — произнес Гарри, сдаваясь после небольшой паузы, в течение которой Гермиона демонстрировала свою непоколебимость в достижении истины — то я могу и тебе раскрыть тайну. Только вот есть одно условие: перед этим ты подпишешь со мной магический контракт о неразглашении.

— Я могу подумать? — с беспокойством спросила она, тут же сдавая позиции. Условие, при котором ей нужно будет подписать контракт о неразглашении, ей совершенно не понравилось.

— Да, до тех пор, пока Альрус не вернётся, уладив все свои дела. Сейчас ты должна дать мне клятву о том, что никогда никому никаким иным способом не сообщишь о том, что у меня есть тайна.

— Даже так? — изумилась она и покачала головой. — В таком случае, я не хочу знать эту тайну, слишком уж от неё как-то не по себе становится.

— Это правильный выбор, Гермиона! — поддержал ее Гарри. — Я бы не хотел, чтобы твоя жизнь подвергалась даже иллюзорной опасности из-за простого любопытства.

Она снова покачала головой и потом, подумав, произнесла:

— Ты не представляешь, как мне хочется узнать твою тайну. И все из-за предчувствия, что знание этой тайны откроет для меня возможность получить много новых книг и знаний.

Гарри, как мог, после ее слов, старался оставаться спокойным. Она была полностью права, стоит ей только поддаться соблазну, книги и знания других миров будут в ее полном распоряжении. Гермиона не заметила, как напрягся Гарри или сделала вид, не важно, и погрузилась в себя. Как же она изменилась за эти годы, между тем, думал он. Она стала мягче, развила интуицию и, что самое невероятное, стала прислушиваться к своим чувствам. Но вот она вышла из задумчивости, и твёрдым голосом продолжила:

— Но так уж получилось, что за прожитые годы я научилась доверять своим чувствам и интуиции, а они мне кричат, что не стоит связываться с твоей тайной, даже если после этого я получу новые книги и знания. И потому я послушаю их. Но я отказываюсь от тайны не только потому, что чувства и интуиция против, а еще и потому, что за прожитые годы я также поняла, что такая одержимость знаниями, какая у меня была, очень опасна. — и без перехода — Я, Гермиона…

Слабачка, она мне больше не нравится!

Кретин!

От кретина слышу!»

Кажется, я опять отвлекся, так о чем это я? А, вспомнил! Нужно собраться с мыслями и еще раз подвергнуть анализу имеющиеся у меня данные.

— Ну надо же, вот засада! — возмутился я через какое-то время. — Вот почему со мной все так происходит? — задал я риторический вопрос в пустоту.

Столько сил потратить на преодоление трудностей для того, чтобы подумать в тишине, а в итоге думать-то не о чем. Вернее, думать есть о чем, просто о том, о чем хотел, не получается из-за банального отсутствия достаточного объема информации. И самое неприятное в этом то, что я только что это понял.

— И что делать-то? Что же делать? — в исступлении начал повторять один и тот же вопрос, постепенно зверея от того, что мои мысли, словно вспугнутые зайцы, метались в моей голове. Остановило все это безобразие, пришедшее из глубин памяти, воспоминание.

«… было очень плохо, глаза никак не хотели открываться. Превозмогая себя, я снова и снова пытался их открыть, потому что чувствовал, что это важно, и что я должен увидеть что-то своими глазами. Не помню с какой попытки, но все же у меня это получилось.

Сначала ничего не было видно, потому что глаза застилала пелена, но затем, с трудом проморгавшись, со все возрастающим ужасом я смотрел на окружающую меня обстановку. То, что я увидел, помогло резко прийти в себя, и даже в голове как-то сразу прояснилось.

Моему застывшему взору открывалась потрясающая картина бескрайнего Космоса. Тщетно надеясь, что все это мне только кажется, я начал усиленно моргать глазами. Но моя отдающая наивностью попытка с треском провалилась. Окружающий меня со всех сторон Космос никуда, к моему огромному сожалению, не пропал.

Космос завораживал своей первозданной красотой. Я залюбовался им, совсем позабыв о насущных проблемах и том, что это не нормально болтаться вот так, где-то в просторах Космоса.

Не знаю, как долго бы я так провисел, погрузившись в созерцание, но произошло страшное. Меня вдруг резко накрыла истерика, к которой я, естественно, был совершенно не готов. Неизвестно, как долго бы она у меня длилась, если бы я, дергаясь, как припадочный, случайно не увидел распростертое на каталке тело.

Вот ведь странность, на которую я не обратил тогда внимания. Тело было одновременно где-то там далеко внизу, и в то же время я мог его хорошенько рассмотреть, словно оно лежало на расстоянии вытянутой руки.

— Стоп! — мысленно воскликнул я, потому как уловил что-то на периферии сознания.

К моему вящему удивлению, картинка тут же замерла. Боясь спугнуть удачу, я, как мог, вежливо попросил, не знаю кого, прокрутить воспоминание немного в начало, и о, чудо, это тут же произошло. Только потом до меня дошло, и я вынужден был покрутить пальцем у виска: это же мое воспоминание, и поэтому я могу им управлять! Вот жжёшь, б… дальше было много слов, в основном нецензурных.

Кое-как успокоившись, я приступил к поиску того, что привлекло мое внимание, прокручивая воспоминание сначала в одну сторону, а затем, внимательно просматривая его, в другую. Делал это я до тех пор, пока не нашел того, что меня зацепило.

Это были мысли, но явно не мои. Во-первых, я совершенно не помнил когда их произнес, во-вторых, я еле-еле смог их услышать, в третьих, они возникли только тогда, когда я увидел тело на каталке и принялся его внимательно рассматривать.

Я замер. Сказать, что я затаил дыхание, невозможно за отсутствием этого самого дыхания. Так что, я замер, как мог старательно вслушиваясь в едва слышные слова, напрягая все, что мог, в моем положении, напрячь.

— Это что, мое тело? — следующее чуть громче и с паникой в голосе — Я, что умер? — истерично — Как и когда это произошло? Нет, нет, нет! — потом уже с отчаяньем и обреченностью — Ведь так не должно быть! Я еще так молод, мне недавно исполнилось семнадцать лет.

Прокрутив для надежности воспоминание еще несколько раз, чтобы убедиться в том, что все правильно расслышал, я задался вопросом: а чьи это, собственно, мысли?

Посмотрев еще раз на распростертое тело, лежащее на каталке, я пришёл к выводу, что это мысли того юноши, чье тело лежит там внизу, и которому, как выяснилось, исполнилось всего семнадцать лет. Это то тело, которое, похоже, занял я. Хотя как посмотреть, я тут в Космосе, а оно там, внизу. Хм…

Получается так. Пока его хозяин пребывал в обмороке, меня к нему подселили. А после того, как из его памяти вырвали его личные воспоминания, он немножко умер. И только его эмоциональная реакция на некоторые вещи еще о себе напоминает. Теперь понятно откуда вдруг брались и все эти юношеские реакции, и эта возникшая вдруг истерика там, среди звезд.

Если предположить то, что я занял место пацана, то получается, что однозначно он был уже не жилец. Ну так легче будет принять произошедшее со мной. Мысль, что мое появление в нем его убило, невыносима.

Теперь идём дальше и побыстрее, побыстрее, Мерлин всех задери, чтобы у меня, не допусти подобного, Мать Магия, не началась какая-нибудь неконструктивная рефлексия.

— Почему ты считаешь, что оценка происходящего с тобой будет неконструктивной? — опять-таки спросите вы.

А потому, что, если я начну задумываться об этичности того факта, что я занял чужое тело, да ещё забрал его у молодого парня, тем самым убив его окончательно, то от таких размышлений в голову тут же полезут разные нехорошие вопросы, например, такой: если бы я в него не попал, у него был бы шанс выжить или нет?

Так что рассуждения в таком духе могут привести к тому, что я впаду в неконтролируемое отчаяние, и начну есть себя поедом, испытывая неправильное в моем случае чувство вины.

— Почему ты считаешь что испытывать чувство вины в твоем случае не правильно?! — возмутитесь вы.

Отвечу так: потому что от меня, в ситуации с появлением меня в чужом теле, ничего конкретно не зависело тогда и ничего не зависит сейчас. Я не прилагал совершенно никаких усилий к тому, чтобы очутиться в чужом теле, как и не заставлял, не принуждал, и не упрашивал кого-либо, чтобы меня поместили в юношеское тело.

И даже, если рассмотреть такой вариант, в котором я стремлюсь к восстановлению справедливости, то и тут полный облом. Я не представляю, что можно сделать и кому выразить свой протест, если я плаваю в какой-то серой хмари и занимаюсь не пойми чем, разговаривая не пойми с кем.

Сейчас я даже самоубиться не могу, потому что для того, чтобы иметь возможность это сделать, нужно хотя бы очнуться в теле.

Все, с чувством вины надо срочно заканчивать, а то неизвестно до чего договорюсь с невидимым собеседником. Надеюсь, я еще умом не тронулся. А может — уже? Ладно, не будем о грустном. Так, все, не думаем о плохом и постороннем, а переходим к более насущному. В данный момент этим для меня являются воспоминания Гарри.

Просмотрев свое воспоминание до конца, я с изумлением узнал о такой маленькой детали, как-то, что воспоминания Гарри Поттера прилетели ко мне откуда-то извне, явившись через портал. И что это даёт? Только то, что сделанное мной ранее предположение о том, что эти воспоминания являются памятью моего прошлого воплощения, не подтвердилось.

И не только. Также, это дает возможность смело сделать вывод о том, что раз воспоминания покинули своего хозяина, то он однозначно умер. Здорово получается, пацан умер, оставив мне своё тело, Гарри Поттер тоже где-то там умер, оставив мне свои воспоминания, а я тут, живее всех живых, в чужом теле с чужими воспоминаниями. Оригинальненько так получилось.

От отчаяния меня спас вопрос, возникший в моей голове: а с чего это вдруг воспоминания умершего где-то там человека пытаются всучить мне? С телом все прозрачно, пацан умер, тело освободилось, я для чего-то нужен и потому должен жить. Вот и сошлись два одиночества, и кто-то под шумок меня в него и засунул. Тут все понятно, как ни крути. Но вот зачем мне всучили воспоминания левого человека, вообще без понятия.

Да, неувязочка получается с этими воспоминаниями. Сколько ни думай, ни ломай голову, вывод один: мне катастрофически не хватает информации для того, чтобы строить хоть какие-то предположения.

Единственное, что приходит в мою уставшую голову насчет того, для чего мне всучили чужие воспоминания, это мысль, что для всего этого есть какие-то веские причины, которые, естественно, мне неизвестны.

Пока этого я и буду придерживаться, ведь достаточной для нормального анализа информации у меня нет. А решать, что делать надо уже сейчас, иначе я сойду с ума от этой раздвоенности, вернее расстроенности. Юноша — раз, я — два, Гарри — три. И как же мне поступить в таком случае?

Я пораженно замер, потому что мою голову посетила гениальная мысль. Я — это я. И никто больше, даже если не помню, кто я.

Вариант принять одну из двух личностей, для меня неприемлем. И пусть я ничего не помню о себе, это не значит, что я готов позволить эмоциональному состоянию молодого оболтуса взять над моими чувствами вверх.

Его агрессивное отношение к миру, которое он не раз мне демонстрировал, для меня неприемлемо. Я рассуждаю так: если он в свои семнадцать лет всем и вся недоволен, то что с ним было бы дальше, если бы он продолжал жить? А может он поэтому и погиб из-за такого вот негативного состояния души?! Надо на досуге над этим хорошенько подумать, чтобы не уподобиться ему, все же я, вроде как, получил его тело, вдруг это заразно.

Не отвлекаемся! Шикнул я сам на себя, потому что возникло чувство, что скоро я отключусь или меня отключат. В случае с личностью Гарри все немного сложнее. Его воспоминания у меня есть, но я не знаю какое они имеют ко мне отношение и имеют ли вообще? И поэтому его личность я не могу принять. Вот как представлю, что приму его личность, а потом, раз и его воспоминания возьмут и отберут и останусь я… Я — это я или я — это не я. Хм… во как загнул, сам запутался.

Но если, скажем так, взять и отбросить эти рассуждения, то как человек Гарри неплохой, если бы не одно, но… его сын Альрус. На его фоне Гарри сразу проигрывает как личность.

Не уверенный в себе человек, подверженный чужому влиянию, пусть и не очень сильно. Слегка меланхоличный и какой-то не совсем целостный, словно собран из нескольких частей чего, не знаю как сказать, но у меня постоянно, при наблюдении за ним, возникает такое стойкое чувство. Вот еще и по этой причине я не готов принять его личность.

Хотя моя жаба давит на меня, расписывая плюшки, которые я смогу получить в виде знаний Гарри и его опыта. Дополнительно к этому ещё такая мерзкая мыслишка проскакивает: может, приняв его личность, ко мне и его магические способности перейдут?

И все же — нет. Как бы заманчиво все ни выглядело, я выбираю себя, как новую личность в этом молодом теле. А пока, не имея возможности что-либо изменить, буду продолжать смотреть воспоминания Гарри Поттера. Возможно, смогу получить нужную мне информацию.

Как только я определился со своим выбором, меня тут же окутало серебристое сияние и через некоторое время, купаясь в нем, я понял, что таким странным способом мне дают понять, что мой выбор принят. Как только сияние потухло, я почувствовал, что из-за моего нематериального состояния мне срочно нужно выбрать имя, чтобы закрепить принятое мной решение.

Единственное, что я смог сделать сейчас, это начать перебирать имена знакомых и соседей Гарри, примеряя их к себе. Когда варианты имен закончились, я растерялся. Ни одно мне не подошло! Не знаю как так, я просто знал, что все имена мне не подходят. Моя растерянность прошла, когда я вспомнил что есть еще два имени, которые я не проверил, это Гаррисон и Джеймс.

Как ни странно звучит, но подошло мне имя Гаррисон. Ну что ж, так тому и быть, решил я, Гаррисон так Гаррисон. И я задумался над тем, что мне нужно выбрать еще и сокращённое имя.

Вот буду Ри! Поднял я прозрачный указательный палец вверх. Мне такое сокращение понравилось, при этом, прошлому Гарри оно категорически не нравилось, что меня очень обрадовало. Мне почему-то хоть как-то захотелось отделить себя от Гарри.

После этого трудного процесса выбора имени, резко навалилась усталость, и я начал медленно проваливаться во тьму, позволяя ей принять меня в свои ласковые объятия, потому что все эти размышления, принятие решений и сопровождающее это все эмоционально-психическое напряжение, изрядно меня вымотали.

Часть 1. Глава 2

Ри непроизвольно дернулся от резкого перемещения, ведь раньше было по-другому, и он не успел полностью привыкнуть к такому нововведению. Тогда из тьмы его перемещали в серую хмарь, где давали прийти в себя и только потом включали прокрутку воспоминаний или бережно доставляли в воспоминание, если его просмотр требовал трансляцию в нормальном режиме времени.

Такое грубое, резкое, неприятное перемещение из тьмы сразу в воспоминание началось после того, как он стал Ри, сделав свой выбор, что он не примет ни одну из личностей: ни юноши, ни Гарри.

С другой стороны, во всем нужно искать положительные моменты, а их оказалось целых два. Одним из них стало то, что теперь не нужно начинать день вместе с Гарри, сопровождая его везде, куда бы он ни шел, следуя за ним тенью целый день до его отхода ко сну. Пусть все это происходило и на быстрой перемотке, но все же, просмотр однообразных дней одного за другим конкретно напрягал.

Вторым положительным моментом стало то, что меня начали переносить в отрывки только тех воспоминаний, в которых, по-моему мнению, содержится информация, которую я должен знать. Так что, такое изменение в просмотре воспоминаний мне только на руку, не нужно засорять голову лишним.

Возник он в этот раз снова в кабинете Гарри, вблизи письменного стола, за которым тот и сидел. Только, в этот раз в кресле напротив сидел Альрус.

Ну наконец-то! А то в отсутствие Альруса почти ничего интересного не происходит!

Обрадовался Ри и начал прислушиваться к ведущемуся в кабинете разговору.

— Что ты можешь сообщить? — спросил Гарри у сына.

— Все отлично, отец, у меня получилось все сделать так, как и хотел, так что теперь я в полном твоем распоряжении.

— Это я уже понял. Меня больше интересует, сколько времени у тебя получилось выкроить?

— Месяц.

— О-о-о! Месяц?! На месяц я и не рассчитывал. Прекрасно, прекрасно! — в предвкушении потер он руки. — В таком случае, нам хватит времени на то, чтобы ты смог в начале посмотреть и оценить созданную мной систему защиты тайны. Может что дельное посоветуешь или какие-либо недочеты увидишь.

Альрус засмеялся низким грудным смехом, откинув голову на спинку кресла и, с восхищением смотря на отца, произнес:

— Я так и знал, что узнав о месяце времени, ты придумаешь что-то еще, чтобы его гарантированно не хватило. Ну что ж, пойдем знакомится с твоей жутко страшной тайной, а заодно и с ее защитой. — поднявшись с кресла, он, с иронией в голосе, добавил: — Не будем терять, теперь такое драгоценное, время.

— Да, да, сейчас пойдем! Мне тут… немного… совсем чуть-чуть нужно… — неразборчиво забормотал Гарри, суетливо пытаясь что-то написать в свитке.

Вот опять чувствую, что я не совсем такой, как Гарри, не стал бы я так волноваться и переживать из-за какой-то там тайны…

Хотя, стоп! Как я вообще могу судить о том, о чем ничего не знаю. Как и о своем отношении, поведении на его месте? Потому, что совершенно себя не знаю. Пожалуй, правильнее будет принять такое решение. Раз я сам себя не знаю, то с этого момента я начинаю себя познавать. И в дальнейшем буду стараться придерживаться этого решения.

Поднявшийся было с кресла Альрус, услышав бормотание отца, был вынужден снова опуститься в него, но не успел он удобно устроиться, как отец с раздражением откинул перо, резко встал и стремительно направился к выходу из кабинета.

Открыв дверь, он вывалился из кабинета и бодрой трусцой устремился по коридору. И только отбежав на приличное расстояние, наконец-то вспомнил, что сегодня он не один и поэтому остановился, резко разворачиваясь и устремляясь обратно. Но увидев выходящего из дверей сына, остановился, развернулся и только после этого застыл на месте, не в состоянии понять что делать дальше. Гарри стоял так, пока к нему не подошёл Альрус, держащий в руке флакон. Протягивая его отцу, сказал:

— На вот, выпей успокоительное, а то, боюсь, что в таком неуравновешенном состоянии ты можешь что-нибудь… даже навредить себе.

Посмотрев сыну в глаза, Гарри благодарно кивнул, взял флакон, накапал в него три капли своей крови и выпил. Они немного постояли, подождали, пока зелье начнет действовать, и двинулись дальше по коридору.

***

Тайны бывают разными. Опасными и не очень, материальными и нематериальными, но любую тайну объединяет одно: ее всеми силами стараются спрятать. У кого-то это получается, у кого-то нет, многое зависит от фантазии и гибкости мышления ее хозяина. Но еще большую роль в укрывательстве тайны играет удача. Если удача сопутствует человеку, то тайна, даже плохо спрятанная, не будет найдена, и, наоборот, хорошо продуманный тайник и вся сложная защита падет, если хозяину тайны не будет сопутствовать удача.

Но всё-таки хозяину тайны в виде небольшой вещи намного проще спрятать ее, потому что вариантов тайников можно придумать множество. А вот если тайной является стационарный объект, то вариантов по его сокрытию очень мало.

Так что не удивительно, что проход к тайне Гарри находился в подвале дома, в одном из его ответвлений, за дверью, ведущей в складское помещение, которое было завалено старыми вещами из разряда тех, что уже не нужны, но и выбросить жалко.

Аккуратно огибая разбросанные в беспорядке по всему помещению вещи, Гарри вплотную подошёл к стоящему возле стены огромному шкафу. Достав волшебную палочку, он принялся отстукивать по дверце шкафа замысловатый ритм. Небольшая пауза, еще три быстрых удара, и вот очертания шкафа поплыли, образовывая проход в другое помещение.

Ри напрягся, потому-то в момент открытия потайного прохода у него возникло едва уловимое чувство узнавания, которое тут же пропало, не оставив ему даже небольшой частички себя для того, чтобы у него осталась возможность позже попытаться вспомнить.

Зато в душе поселилась боль, а с ней пришло запоздалое сожаление о том, что он не принял личность Гарри. Собрав всю свою волю в кулак, Ри отбросил ненужные переживания и поспешил вслед за Альрусом.

Тайный проход вёл в небольшое квадратное помещение, в котором все, что имелось, это две одинаковых двери. Гарри сделал шаг в направлении к одной из них, остановился и, развернувшись к сыну, произнес:

— Для реалистичности разыграем такую ситуацию. Ты, неважно каким способом, «убедил» меня показать тайну. Я привел тебя к этой двери, уверяя, что за этой дверью она и находится. Твои действия?

— Как-то это неожиданно… — отстраненно протянул Альрус после недолгой паузы, доставая палочку, продолжая напряженно о чем-то размышлять.

После, он, постукивая палочкой по плечу, обошел помещение по периметру, внимательно разглядывая стены, пол, потолок. Вернувшись к отцу и встав напротив него, произнес:

— Ты не совсем правильно поставил задачу.

— А как надо? — с интересом в глазах спросил отец, проявляя крайнюю заинтересованность в этом вопросе.

— Видишь ли, отец, если я, как ты выразился «убедил тебя добровольно показать мне тайну», — голосом выделил последнее предложение он. — То ты сам должен демонстративно отключить установленные здесь ловушки, чтобы они, сработав, не причинили вред тебе самому.

— А почему демонстративно я их должен отключить?

— Чтобы продемонстрировать мне, сейчас выступающему в роли злоумышленника, что ты готов к сотрудничеству. Только вот я так и не увидел, когда же ты успел их отключить?

— Потому что в этом помещении у меня нет ловушек. — с раздражением произнес Гарри.

После данного заявления Альрус несколько секунд завис в изумлении, глядя на отца, потом стряхнув с себя оцепенение, осторожно спросил:

— Ты что, потайной проход считаешь достаточной защитой?

— Нет, помимо потайного входа у меня предусмотрены ловушки и защита, только не в этом помещении.

Выслушав ответ отца, Альрус кивнул в знак того, что услышал и погрузился в размышления. Вынырнув из них через какое-то время, он уточнил:

— Я могу здесь колдовать без опаски для моей жизни?

— Да.

После этого Альрус начал накладывать разные диагностические заклинания, тщательно обследуя все помещение. После окончания проверки, он покачал головой и произнёс:

— Действительно, никаких ловушек. Но все же, кое-что я смог обнаружить, и это находится здесь — он указал палочкой на стену возле двери со стороны ручки на уровне глаз.

— И здесь! — произнес он, отойдя к другой двери, и указывая на такое же место на стене, прокомментировав:

— Если не говорить о различных чарах на дверях, то это — единственные два места, выделяющиеся на общем фоне. Но зная твои разработки, я смело могу предположить, что там находятся разработанные тобой маг-панели.

— Надо же, а у меня не получается с помощью диагностирующих чар увидеть хоть небольшие помехи, которые указали бы на то, что там находятся маг-панели. А ты вот так запросто, походя, их обнаружил. Как я понимаю, этот вариант диагностических чар я не знаю. И что я о тебе ещё не знаю, сын?

Вопрос отца на мгновение вызвал легкое смущение у сына, но тот быстро пришёл в себя и спокойно проговорил:

— Многое, отец! И не только потому, что я от тебя что-то скрываю, а еще и потому, что ты сам не стремишься узнать большего. Да, ты этих чар не знаешь, потому что это новая разработка твоего внука.

От слов сына на лицо Гарри набежала тень, и чтобы не позволить отцу еще больше расстроиться, Альрус поспешил его отвлечь:

— Не имея соответствующей информации, я не могу судить о расставленных ловушках или об уровне и сложности твоей защиты. Также, я не могу отвечать за других злоумышленников, за их реакцию на тот факт, что в этом помещении нет ловушек. Но моя интуиция, если бы я был на их месте, сразу же завопила, предупреждая об опасности.

— Я не совсем понимаю, что конкретно тебя бы насторожило? — поинтересовался отец.

— Видишь ли, отец, для меня все выглядит так: даже если бы ты мне только что не сообщил о том, что дальше есть ловушки, то сам факт отсутствия ловушек в этом помещении меня бы насторожил, предупреждая о том, что это нестандартная защита, следовательно, и ловушки тоже нестандартные.

После этого я бы хорошенько задумался о том, смогу ли я обезвредить явно нестандартные ловушки и взломать столь же нестандартную защиту? Может быть стоит отказаться от этой тайны и сделать ноги, пока еще не поздно?

— И что, ты вот так все взял и бросил, даже не попытавшись?

— Ну, во-первых, я не собираюсь идти на грабеж и раньше такого опыта у меня было немного, поэтому сказать точно, как поступлю в той или иной ситуации, я не могу. Во-вторых, предварительная разведка и информация, которую я бы получил перед тем, как идти на дело, играла бы значительную роль в принятии решения — рискнуть или не стоит.

— Постарайся хоть как-нибудь представить, Альрус, что бы ты сделал дальше в создавшейся ситуации, пожалуйста. — попросил Гарри с улыбкой чеширского кота на лице.

— Хорошо, попробую. В первую очередь я бы повысил свою бдительность. Потом, для надежности, одел на тебя артефакт, подавляющий волю.

— Да-а…— почесал в затылке Гарри — но ты… я в шоке.

Немного помолчав и приходя в себя, Гарри спросил:

— Сын, вот объясни, как, попав в это помещение вместе со мной, ты узнаешь о том, что здесь нет ловушек? В том случае, если я решил не демонстрировать их отключение?

— Ты забыл о заклинании, которое проявляет магические ловушки? Года два, как его изобрели. Мы же с тобой разговаривали о нем.

— Совершенно забыл! — покаялся тот. — Но как бы ты их обнаружил? Когда сегодня, прежде чем колдовать в этом помещении, ты уточнил о возможной угрозе при применении магии?

— А ты на что?

—?!

Альрус тяжело вздохнул и пояснил:

— Я принудил бы тебя наложить на помещение заклинание, проявляющее магические ловушки.

— А ты бы не побоялся дать мне палочку? А если бы я на тебя напал?

— С наложенными на тебя чарами двойного замедления?

— Епт… А ты часом, сын, криминалом не балуешься?

— Нет. — весело рассмеялся Альрус. — Просто, это хобби моего сына. Однажды он попросил помощи по некоторым вопросам, и я взялся ему помогать. Так, незаметно для меня, моим хобби стало разрабатывать с нуля защиту и ловушки под определенные задачи.

Сначала мы разрабатываем защиту и ловушки под заданные параметры, каждый по отдельности, потом создаём опытный образец, а после, я, если тестируем разработку сына, пробую взломать защиту и обезвредить ловушки.

Так мы с сыном развлекаемся уже много лет, и чтобы успешно взламывать защиту, создаваемую сыном, и обезвреживать разнообразной сложности ловушки, я был вынужден научиться ставить себя на место взломщика, научить думать и действовать как взломщик. Так, постепенно, у меня выработалось криминальное восприятие и мышление.

— Да-а? А я и не думал, что так можно.

На что Альрус лишь пожал плечами, показывая, что не намерен продолжать дискуссию на данную тему, что привело к тому, что Гарри не стал развивать эту тему и заговорил о другом:

— Я почему-то думал, что злоумышленнику, идущему вместе со мной, будет совершенно неважно, есть ли ловушки в этом помещении или нет.

А ты мне тут заявляешь, нет, ты мне наглядно показываешь, что если злоумышленник будет думать как ты, то отсутствие ловушек в этом помещении его насторожит и даст информацию для размышления. И если это произойдет, то для меня такой злоумышленник может стать очень опасным. Я совершенно не стремлюсь подвергать свою жизнь лишней опасности, — и тихо, себе под нос — хватит с меня и моей юности.

И уже, обращаясь к Альрусу нормальным голосом:

— Я почувствовал, что ты хочешь донести до меня. Действительно, это упущение с моей стороны. В ближайшее время нужно будет заняться установкой ловушек.

— Я помогу, отец.

— Спасибо, Альрус!

— Пока что ещё не за что.

— Да, да ты прав — как-то слишком поспешно отозвался Гарри, отворачиваясь от сына.

Альрус печально покачал головой. Отец часто проявлял эмоции, но никогда не было такого, чтобы он этого стеснялся. Почему это проявилось? — задал он сам себе вопрос. Это произошло из-за появления тайны в его жизни? Или из-за возраста? Ему скоро исполнится восемьдесят лет. Кстати, круглая дата, нужно придумать, что ему подарить, — отметил про себя Альрус, и продолжил прерванную мысль. Но восемьдесят лет для мага — это не такой уж большой возраст. А может, все вместе: наличие тайны и возраст — привело его к эмоциональной нестабильности? А может, есть еще что-то, чего я не знаю? Все может быть.

Гарри, справившись со своими чувствами, вернулся к сыну и нарочито бодрым тоном спросил:

— Все? Или ты ещё увидел какие-то недочеты?

— Нет, больше ничего не приходит на ум. — и тут его взгляд упал на соседнюю дверь. — Подожди! — остановил он отца, желающего что-то сказать. — Я так и не удосужился поинтересоваться, что находится за второй дверью?

— Там две лаборатории по артефакторике и зельеварению.

— Лаборатории по артефакторике и зельеварению, — повторил за отцом Альрус. Что-то это мне напоминает, определенно напоминает. А, вспомнил! В одной из книг, что я тебе презентовал, есть расчеты по множественности помещений, объединенных одной дверью. Хочешь сказать, что тебе удалось создать подобное?

— Да! — с гордостью в голосе за себя и свои достижения произнёс Гарри. — Обе двери в этом закутке открывают проход в несколько помещений.

— Я тоже думал создать что-то подобное, но так руки и не дошли. Если мне не изменяет память, то попасть в первое помещение может любой разумный, а вот во все остальные только их хозяин и те, кому он позволит?

— Да, все верно. И поэтому оба первых помещения оформлены одинаково под склад для артефактов. Вдоль стен стоят стеллажи, на которых размещены различные заготовки, брак, и ненужные по разным причинам, но не утратившие свою ценность артефакты. Пойди так сразу определи, что лежащее на стеллажах изобилие, служит лишь ширмой. — широко улыбаясь, ответил отец.

— Что же, мы имеем две двери, которые имеют одинаковую защиту и ведут в два одинаково оформленных помещения. Да, не завидую вору. Пойди узнай, в какое из двух помещений нужно проникнуть. Что ж, прими, отец, мои искренние поздравления!

— Спасибо. — поблагодарил Гарри, расплываясь от похвалы в счастливой улыбке.

— Сколько и какие ловушки ты установил в складских помещениях?

— В них установлено всего по одной ловушке, — как-то растерянно произнес Гарри — что же получается, я и тут допустил ту же самую ошибку?

Альрус лишь молча пожал плечами и спросил:

— Что за хитрую ловушку ты установил, что не стал прикрывать ее наличием других ловушек?

— Ловушка создана на основе технологии немагов. Никакими поисковыми чарами ее не найти, я проверял. Гарри на миг задумался, потом продолжил — думаю и заклинание, проявляющее магические ловушки, ее не найдет.

На что Альрус лишь согласно кивнул, взглядом поощряя отца продолжать.

— Эта ловушка срабатывает под давлением веса человека, наступившего на одну из плит, разбросанных в хаотичном порядке вдоль стеллажей. Как только происходит нажатие, активируется ближайший к плите артефакт стазиса, который вместе с другими артефактами находится на стеллаже.

— А как же ты?

— Конкретно эти артефакты стазиса разрабатывал и делал я сам. — гордо заявил Гарри, слегка выпятив грудь. Но увидев, что сын не оценил юмора, сдулся и уже без пафоса добавил:

— Все просто. Данные артефакты я сделал завязанными на мою ауру, поэтому стазис на меня не подействует.

— Замечательно. Хорошая ловушка. Остальное ты и сам все понял.

— Да уж, теперь вижу! — раздраженно произнес он. — Ловушку я придумал неплохую, а вот то, что ее надо прикрыть, чтобы не насторожить злоумышленника, я совершенно не подумал. Сейчас, когда ты ткнул меня носом, это становится очевидным. Да я и сам сейчас понимаю, что и меня бы насторожил тот факт, что ни в одном из помещений совершенно нет ловушек. Что это за тайна, которую не прячут и не защищают? Значит, я где-то его обманываю.

— Вывод: тайна в другом месте. — продолжил мысль отца Альрус.

Гарри лишь сокрушенно покачал головой на слова сына.

— Не расстраивайся, отец! Все же обошлось. К тебе так и не пришёл умный злоумышленник. А с остальным мы разберемся.

На это отец лучезарно улыбнулся и проговорил:

— Как говорят, на все надо взглянуть свежим взглядом, чтобы увидеть недочеты. Вот ты и увидел. Я рад, очень рад, что решил показать тебе систему защиты тайны.

Сын лишь кивнул, соглашаясь с очевидным, а отец продолжил:

— Ну что ж, в таком случае продолжим! Если желающий чужих тайн злоумышленник не купится на находящиеся в комнате артефакты или сможет, как ты, найти спрятанную в стене маг-панель и потребовать ее использовать, то на этот случай у меня предусмотрено кое-что другое — произнёс Гарри и, повернувшись лицом к двери, достал палочку и бросил в стену заклинание.

Стена дрогнула и на поверхность выдвинулась маг-панель. Сходство с код-панелью немагов заключалась лишь в том, что на обеих вертикальных поверхностях имелись кнопки. Если на код-панели немагов были цифры, то на маг-панели цифры заменили руны.

Девять рун, индивидуально выбираемых заказчиком. Под кнопками внизу расположилась пластинка для приема заклинания, которое хозяин маг-панели выбирал сам и фиксировал, как дополнительный код. Это был второй уровень защиты. Третий же уровень — это небольшое углубление, рядом с пластиной, в глубине которого торчала едва заметная иголка для забора крови.

Гарри привычно набрал код на маг-панели и затем потянулся к ручке двери, чтобы открыть ее, когда сын его остановил.

— Подожди, ты забыл ввести заклинание и оставить каплю своей крови для идентификации.

Пауза. Загадочное выражение лица Гарри вкупе с хитрой улыбкой заставило Альруса насторожится, потом хмыкнуть. Оценив все правильно, Алтус заговорил, своими словами подтверждая то, что он все понял с подсказки отца.

— Раз ты сейчас пропустил две операции, обязательные для введения на стандартных маг-панелях, значит на это есть веские причины?

— Да.

Взглянув ещё раз на отца, Альрус согласно покачал головой, затем не по-аристократически почесал затылок и выдал:

— Отлично придумано, отец! Если бы я не ждал подвоха плюс отсутствие ловушек в этом помещении, и если бы ты так загадочно сейчас не улыбался, то все это вместе заставило бы меня предположить следующее…

Замолчав, Альрус начал мерить шагами расстояние от стены до стены, рассуждая вслух:

— Если ты выполнишь сейчас сознательно пропущенные тобой операции, то все! Здорово придумано, отец, я в восторге! Я правильно понял, что в таком случае включиться второй уровень защиты, так? Который, в итоге, не так просто будет взломать.

— Невозможно. — поправил он сына.

— Что? — не понял отца Альрус.

— Второй уровень защиты невозможно будет взломать. Потому, что, даже мне, чтобы его отключить, знающему где и что нужно делать, потребуется несколько дней. Вот поэтому я и поправил тебя, что второй уровень защиты не просто, как ты сказал, а именно невозможно будет взломать. Так как составляющие его части спрятаны в разных местах поместья.

— Ну ты и параноик! Мне уже не терпится узнать что за тайна такая, которая требует такой сложной защиты.

— Когда ее узнаешь, сам параноиком станешь.

— Это все хорошо, — произнес Альрус, нахмурившись — мне не нравится вот что. Тайну ты защитишь, а кто защитит тебя самого от злоумышленника, когда тот поймёт, что тайна уплыла из его рук? Что ты будешь делать, находясь рядом с ним без палочки?

В ответ Гарри лишь задорно подмигнул, а после решительно открыл дверь и шагнул в темный проем двери.

Часть 1. Глава 3

Как только Гарри переступил порог комнаты, как под его ногами возникло световое пятно, которое веселыми искорками побежало во все стороны, освещая погруженное во тьму помещение. Не останавливаясь, он проследовал на середину небольшого идеально круглого зала и остановился в ожидании, давая Альрусу, зашедшему вслед за ним, время осмотреться. Правда, смотреть в зале было особо нечего, кроме единственного подиума, расположенного слева от двери.

— Вместо моей тайны я представлю другой свой проект, который не так опасен для меня, но от этого не менее интересен. — ответил Гарри, обводя рукой помещение и задержав ее на странной конструкции.

— Это помещение я назвал «Зал Воспоминаний». А это — он подошел к подиуму и, поднявшись на него, положил руку на нечто, отдаленно напоминающее компьютерный стол, — я назвал магодумом.

Альрус подошёл поближе, попутно перейдя на магическое зрение и приступая к изучению магодума. Через несколько минут он замер в восхищении.

В целом, если отбросить монитор и выступающую немного вперёд горизонтальную поверхность, то магодум больше напоминал кристаллическую глыбу, из которой в разные стороны выпирали встроенные артефакты, созданные из разных по ценности и цвету материалов.

То, что предстало перед Альрусом, нельзя было описать простыми словами, ведь то, что создал отец, по достоинству мог оценить только артефактор, профессионал своего дела. Альрус мог и потому, продолжая рассматривать шедевр, едва слышно прошептал:

— Удивительно, отец. Соединить в единое целое и, притом, заставить работать… Эээ магодум же работает?

— Да. Отлично работает.

— Так, о чем это я… Вот, заставить работать такое количество одновременно таких простых и таких сложных артефактов не каждый сможет. Ты — гений! Признаю твою правоту! Увидев этот шедевр, кто угодно поверит в то, что именно это и есть та тайна, которую ты скрываешь?

— А то! — задорно произнес Гарри. Оценка сына и признание его достижений были приятны.

Ещё какое-то время поизучав магодум, Альрус перенёс своё внимание на подиум и два кресла, стоящих на нем, потому что они были не так просты, как могло показаться с первого взгляда.

В первую очередь внимание привлекал материал, из которого они были сделаны. Сложный сплав разных пород дерева, которые причудливо переплетались между собой, создавая необычный цветовой рисунок. По всей поверхности кресел и подиума вились тонкие, едва различимые цепочки рун, вписываясь в рисунок материала, дополняя и подчеркивая его.

В ожидании, пока сын хорошенько рассмотрит его творение, Гарри опустился в кресло. С трудом оторвавшись от созерцания артефактного чуда, созданного гением его отца, Альрус перевёл взгляд на Гарри и приподнял левую бровь в немом вопросе. Отец его понял правильно, приглашающе махнув рукой в сторону второго кресла, и дождавшись, когда Альрус удобно устроится, приступил к повествованию:

— Позволь рассказать историю создания магодума с самого начала.

Получив знак согласия в виде кивка, Гарри ненадолго задумался, приводя свои мысли в порядок, и только после этого приступил к повествованию.

— Однажды, после нашего с тобой посещения кинотеатра, и слушая твои мечты по поводу появления чего-то подобного с магической составляющей у магов, у меня перед глазами промелькнула картинка, как я смотрю воспоминания, сидя на удобном диване. Это промелькнувшее видение вдохновило меня на попытку попробовать создать что-то подобное. Хорошенько обмозговав эту идею, в первую очередь я приступил к изучению думасброса и параллельно принялся искать любую доступную информацию о нем, а также все, что можно, с ним связанное.

О том, что способ его создания был потерян, я знал с самого начала, но даже те мизерные сведения, которые смог найти, помогли понять принцип работы.

Работа думасброса построена на использовании ментальной магии. В момент соприкосновения лица мага с поверхностью думасброса происходит отделение тонкого ментального тела, и с его помощью маг может просматривать воспоминания в думосбросе.

Почему думосброс был создан так, а никак иначе, я выяснил позже, в процессе сложных экспериментов. В итоге, я узнал следующие: та среда, в которой происходит воспроизведение воспоминаний, является опасной для нахождения в ней физического тела мага.

Я провел ряд экспериментов, из которых выяснилось, что физическое тело обыкновенной мыши, после нахождения в данной среде, начинает сразу же разрушаться на клеточном уровне, и уже на третий день наступает смерть.

У магической мыши, после пребывания ее в думосбросе во время просмотра воспоминаний в течение месяца, происходит разрушение ее магической сути, и только после этого она умирает.

Из этих и ряда других экспериментов у меня возникла теория, почему маги прошлого, создав думосброс, так все и оставили. По моим предположениям это произошло по одной из двух причин: либо, получив результат, они больше не проводили дополнительных исследований по принципу: работает — да и ладно, либо, потому что они не нашли возможность решить проблему ненанесения вреда физическому телу во время просмотра.

— Я думаю, что оба этих варианта имеют право на своё существование. — задумчиво проговорил Альрус.

На что Гарри только покивал в знак согласия, и чтобы не сбиться с мысли, продолжил:

— А так как на тот момент жизни у меня не было каких-либо дельных идей в решении данной задачи, я решил на время переключиться на создание магобука.

Возникшая было пауза была прервана громким восклицанием Гарри:

— Твинки!

— Что, хозяин Гарри, желает?

— Воды, чтобы смочить горло, легкого вина и закусок.

Когда пожелание было выполнено, Гарри налил себе воды, немного отпил, и только после этого продолжил:

— Пока я занимался созданием магобука, мне пришла идея, как решить проблему пагубного воздействия на физическое тело. — он задорно улыбнулся, веселая искорка сверкнула в его зелёных глазах, и он подмигнул сыну:

— Эта платформа, как и сами кресла позволяет создавать и удерживать вокруг нас статичное защитное поле, которое полностью нейтрализует вредоносное воздействие на организм.

После, задумавшись, он забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— С вводной частью, пожалуй, все. Приступим к демонстрации.

После этих слов Гарри провел рукой по горизонтальной поверхности, которая тут же засветилась, попутно объясняя:

— Это — универсальная клавиатура, созданная по аналогии сенсорной, только имеет намного больше возможностей. В ней заложены все алфавиты ведущих языков нашего мира, и все известные мне на данный момент времени рунные алфавиты. Помимо этого, в ней заложен сенсорный режим работы с магодумом. Такое решение очень сильно упрощает работу.

Несколько прикосновений кончиков пальцев, и вот пол перестал светиться, а стены комнаты, как и потолок, выполненный в виде невысокого купола, начинающегося на высоте около двух метров, начали неярко мерцать, разгоняя возникшую на миг темноту.

Ещё несколько движений пальцев, и вокруг подиума появилась тонкая пленка защиты, глядя сквозь которую могло показаться, что стены исчезли, а вместо них возникло марево сжатого раскаленного воздуха, какое можно наблюдать в пустыне, когда солнце находится в зените.

Ри заворожено вглядывался в марево и пришёл в себя только тогда, когда марево сменилось картинкой воспоминания.

«…огромный летний павильон, крыша которого опирается на изящные колонны, расположенные по его периметру. Легкое, почти воздушное оформление, состоящее из тонких тканей и цветов, которые подчеркивают ажурность кованых перил и дверей, находящихся между колонн.

Из невидимых глазу динамиков льётся завораживающая мягкая музыка, не мешающая находящимся в этом зале людям общаться.»

— Это мои воспоминания из какого-то фильма, который я посмотрел, изучая 3D-эффект.

Движение пальца и воспроизведение останавливается, люди замирают, музыка замолкает.

— Вот ты и увидел все, что у меня тогда получилось. — проговорил Гарри, не отводя взгляда от павильона с людьми, застывшими в различных позах.

— Не понял. — с растерянностью в голосе проговорил Альрус.

— Это все, чего я смог достигнуть. Как видишь, чтобы посмотреть воспоминание вблизи, необходимо выйти из-за защитного барьера. А сделать это без нанесения физического вреда своему здоровью невозможно. Кроме того, при создании магодума, где-то в расчетах закралась ошибка, поэтому приближать и увеличивать картинку, чтобы посмотреть нужное вблизи подиума, было невозможно.

— Смотреть воспоминания на отдалении не очень удобно, верно? Но ты сказал — «было», значит сейчас все в норме? — как-то неуверенно спросил Альрус.

— Да, на оба вопроса. В начале я попытался исправить данный дефект с помощью дополнительных артефактов, но тогда потерпел в этом деле полное фиаско. Я было совсем уже принял решение о признании данного проекта неудавшимся и уже начать его разборку, как ты вернулся из странствия и презентовал мне книги по разным направлениям в развитии магии в ДРУГИХ мирах.

Взглянув на лицо сына, который всем своим видом изображал полное непонимание, он хмыкнул и произнёс:

— Да-да, я достаточно быстро понял, что все книги, которые ты мне передал, написаны в других мирах, потому что многие понятия базируются на неизвестных на Земле магических подходах. Поэтому не нужно мне тут прикидываться невменяемым.

Пусть по каким-то причинам ты не хочешь или не можешь рассказать, как и где ты их смог достать, и не надо. — с раздражением произнес Гарри, поджимая губы.

— Хотя нет! — тут же воскликнул он и снова замолчал на какое-то время, а затем со злостью, процедил:

— Вернее будет сказать, озвученное тобою условие, при котором я мог узнать подробности появления у тебя этих книг, меня не устраивало. Я тебе уже об этом говорил, и с того времени ничего не изменилось.

Не пойму, что не так? Почему от этих слов Гарри исходит опасность для моей жизни?

Иррациональный страх накрыл Ри, и его мысли заметались испуганными зайцами, но найти и понять причину такой реакции у него не получалось. Тем временем, выплеснув накопившийся гнев на сына, Гарри немного успокоился и уже продолжил более-менее спокойно:

— Вот что я не могу понять, так это то, почему нельзя признать, что в переданных тобой книгах содержатся открытия, сделанные в других мирах? Неужели, передавая их, ты не предполагал, что я смогу понять это по информации, которую они содержат? Почему, объясни мне, ты держишь меня за идиота, не способного понять элементарных вещей?

После небольшой паузы, которая была наполнена обидой и непониманием, идущих от Гарри, Альрус, с нотками раскаяния в голосе, заговорил:

— Да, ты прав, отец. Прости меня! Я, кажется, заигрался с таинственностью, и потерял грань допустимого. Действительно, книги, которые я тебе передал, были переведены мной на английский язык, и они принадлежат магам, жившим в пяти разных мирах.

— И почему этого нельзя было признать сразу? — воскликнул Гарри, но не дождавшись ответа на свой вопрос, просверлив ещё какое-то время сына яростным взглядом, успокоился, решив, что продолжать выяснять отношения сейчас — не самое подходящее время, и поэтому, когда он заговорил снова, это было так, словно ничего не произошло.

— Погрузившись в изучение переданных тобой книг, я понял, что мне не хватит жизни, чтобы постичь все, что в них содержится. Потому я принял решение о создании сложного составного артефакта, по объему соответствующего нескольким серверам немагов, чтобы слить всю информацию из книг, причем не только из тех, что ты мне принес, но и из всех книг, мне доступных. И, главное, все это я надеялся систематизировать по аналогии, принятой у немагов.

Еще одной причиной, побудившей меня принять такое решение, стало наличие у меня заготовки для этого проекта — произнес Гарри и нежно погладил магодум.

— Для воплощения проекта в жизнь от меня требовалось внести много разных изменений с целью увеличения мощности магодума, а также требовалось решить множество других проблем. И самой трудной из всех задач оказалось создание встраиваемого магосканера. Такого, чтобы он мог сканировать не только простые магические книги, но и гримуары, и опасно агрессивные книги с повышенной магической защитой.

Гарри замолчал, чтобы налить себе немного вина. Пригубив, он продолжил:

— В итоге, преодолев все препятствия и сложности, возникшие в процессе создания магодума, я смог в конце концов приступить к процессу загрузки всех имеющихся у меня книг.

Каждый день я старался выделить несколько часов для загрузки информации из книг в магодум, а также для создания различных магопрограм для их сортировки. Благо, что сканирование простых книг происходило быстро. На работу с одной книгой уходило всего несколько минут, а вот с гримуарами и защищенными магическими книгами требовалось от получаса до двух.

Смочив горло, Гарри, немного пафосно, продолжил:

— Однажды, работая с магодумом, я увидел книгу, которая чем-то привлекла мое внимание. Взяв ее в руки, я и не заметил как погрузился в ее изучение. Я был в восторге, потому что она была полностью посвящена созданию одушевленных артефактов, от самых простых до сложных.

Возникла театральная пауза. Взглянув на приосанившегося отца, Альрус тонко улыбнулся и решил подбодрить его:

— И что, у тебя получилось одушевление артефакта? Не томи, рассказывай!

— Получилось, — почему-то грустно произнёс Гарри — позволь представить тебе магодум по имени Сириус.

— Сириус! Ты серьезно?

— Он сам выбрал такое имя, а я не смог ничего с этим поделать. Вначале было очень больно, но постепенно, обращаясь к нему по имени, я и не заметил как боль ушла. А по прошествии вот уже пятнадцати лет, я благодарен ему за то, что он выбрал такое имя, потому что через него я наконец-то смог простить себя за смерть крестного и отпустить его.

Они помолчали какое-то время, позволив себе погрузиться в воспоминания. Заметив, что их с отцом окутывает грусть и тоска, Альрус, тряхнул головой, тем самым отгоняя наваждение, и нарочито громко задал вопрос:

— Я правильно понял, что при создании магодума Сириуса что-то пошло не так?

Выдернутый из меланхолии, Гарри не сразу понял смысл прозвучавшего вопроса, а когда до него дошло, он грустно покачал головой, и было непонятно, то ли он соглашается с предположением сына, то ли отвергает его.

— Книга содержала четкие инструкции о том, как подготовить артефакт к ритуалу, так и описание самого ритуала.

Прежде, чем одушевлять магодум, я провел несколько ритуалов по одушевлению разных по размеру и сложности артефактов. Это дало мне возможность получить данные, которые помогли провести расчеты и внести поправки в изначальный ритуал из-за того, что магодум являлся сложносоставным артефактом с большим объемом массы. Это было первой сложнейшей задачей.

Второй по сложности задачей стала необходимость рассчитать все так, чтобы магодум получил максимальные возможности. Также, нелегко дался мне выбор способностей для него и их количество. Третьей нелегкой задачей стало рассчитать все так, чтобы выбранные мной умения для магодума, в процессе его функционирования, не мешали друг другу.

Прервав своё повествование и тепло улыбнувшись, Гарри с нежностью погладил магодум и продолжил:

— Он у меня умница. Навел полный порядок в залитых в него книгах, грамотно их рассортировал, сам выработал систему поиска и ссылок ко всем упоминаниям по различным темам.

Теперь мне требуется лишь поставить задачу, и все расчеты будут проведены как для ритуала, так и для создания артефакта. Однажды — Гарри светло улыбнулся — я, ради интереса, поставил ему задачу просчитать зелье по заданным параметрам.

— И как? — с неподдельным интересом, подавшись вперед, спросил Альрус.

— Замечательно! Он выдал мне три варианта рецепта, правда с расплывчатой дозировкой от и до, которую нужно было определить опытным путём. Пусть так, но и это сэкономило мне время в несколько раз. В итоге, на их основе я смог создать нужное зелье, не обращаясь в тот раз к тебе.

— Как интересно! Но об этом поговорим потом. А сейчас я хотел бы понять, что не так с Сириусом?

— По предположению автора книги, чем крупнее артефакт, тем больше у него возможностей. Я провел расчеты и у меня вышло, что помимо выполнения различных компьютерных возможностей, Сириус также сможет иметь слух, зрение и умение говорить.

— Но…?! — поторопил Альрус отца, когда понял, что тот не очень хочет продолжать.

— А что, «но»? Как ты уже наверняка понял, у меня ничего не получилось. Вернее, все получилось, кроме того, что Сириус не может говорить, слышать и видеть.

— Да и вообще — Гарри почему-то понизил голос на этих словах, — мне кажется, что у него раздвоение личности. Когда он работает над задачами, которые ему ставятся, это — взрослая личность, которая имеет своё мнение и может предложить интересные идеи. Также, он смог исправить закравшуюся ошибку в создании магодума, что дало возможность приблизить воспоминания и развернуть их так, чтобы было удобно смотреть.

Но когда нет ничего, требующего выполнения каких-либо задач, тогда Сириус становится другим, и у меня создается впечатление, что я общаюсь с малолетним ребёнком.

— Лет пяти, от силы, так?

— Да, как ты узнал?

— Потом, — отмахнулся от отца Альрус — дай мне подумать.

После продолжительного молчания, когда терпение Гарри готово было лопнуть, Альрус вынырнул из своих раздумий и, не замечая состояния отца, спросил:

— Отец, спроси у Сириуса, может ли он слышать и видеть то, что говорят люди в воспоминаниях?

— На это я сам тебе отвечу. Да, он может и слышать, и видеть, и говорить. Смотри — с этими словами Гарри запустил застывшую перед ними картинку из своего воспоминания.

Снова заиграла музыка, люди задвигались и заговорили. Несколько движений пальцами, быстрая перемотка в обратную сторону и после, пара, состоящая из мужчины и женщины, находящиеся на достаточном удалении от них, резко приблизилась почти вплотную к защитному барьеру так, что можно было хорошо их рассмотреть и услышать то, что они говорят:

«— Джон, прекрати меня злить, а то режиссер рассердится, по сценарию мне нужно непринужденно улыбаться. — ядовито произнесла девушка и было непонятно на кого она больше сердится, на Джона или на режиссера.

— Да, ты права, режиссер рассердится, увидев у тебя вместо улыбки звериный оскал. — поддел девушку мужчина, на что она чуть не зарычала, но потом резко сдулась и почти жалобно попросила:

— Пожалуйста, Джон, прекрати меня доставать! Ты же знаешь, если что-то пойдет не так, то придётся платить неустойку, а у меня и так денег нет. Почему, ты думаешь, я подписалась сниматься в этой массовке?

— Прости меня, Сара, просто мне скучно…»

Движение пальцем, и все остановилось. А люди замерли в различных позах, музыка и сопровождающий ее гул голосов, умолкли.

— Вот как-то так.

— То есть, ты хочешь сказать, что, помимо возможности работать с воспоминаниями, приближая их, так еще Сириус может читать по губам и воспроизводить прочитанное?

— Все верно.

— О! Тогда, возможно, помочь Сириусу будет намного проще.

— Что именно будет проще?

— Подожди, сам все увидишь, если получится. Попроси Сириуса выбрать образ, с которым он себя ассоциирует, и пусть покажет его.

Гарри, выслушав сына, повернулся к магодуму и начал быстро набирать текст.

Ри со стороны наблюдал, как на экране появляются строчки и отстраненно думал о том, почему все магические штучки перестали вызывать у него отторжение. Вот перед ним одушевлённый артефакт, и никакой другой реакции, кроме интереса, он не испытывает.

Так и не придя ни к каким выводам, Ри продолжил наблюдать за тем, как Гарри переписывается с Сириусом. Движимый любопытством, он подошёл вплотную и стал читать переписку, из которой он понял, что Сириус, и правда, как ребёнок, который боится ошибиться в выборе своего образа, так как, если это произойдет, то Гарри перестанет из-за этого его любить.

В ответ Гарри уверял, что примет любой его образ и не перестанет любить, а также пытался успокоить Сириуса тем, что он в любое время сможет поменять свой образ на тот, который ему будет более близким. А сейчас он просто должен хоть что-то выбрать.

После продолжительных и трудных уговоров, Гарри и Альрус увидели представителя кошачьих. Гарри хмыкнул. А на вопросительно поднятую бровь сына лишь с изумлением спросил:

— Ты разве не узнал?

— Нет.

— Сириус взял образ Симбы из твоего любимого мультфильма «Король лев».

— Я плохо помню этот мультфильм. — произнёс Альрус, отводя глаза.

— Странно все это! Как ты мог его забыть? А, ладно, все равно не расскажешь — небольшая пауза, а затем вопрос: — Что нужно делать дальше?

— Дальше — обрадованно повторил Альрус, радуясь, что они ушли от неприятной для него темы — попроси Сириуса через этот образ попробовать по аналогии, как он слушает разговоры в воспоминаниях, услышать нас.

Подождав некоторое время, Альрус, после того как отец перестал печатать, глядя на нарисованного львенка, спросил:

— Сириус, ты меня слышишь?

Напряжение после заданного вопроса, охватившее мужчин, можно было почувствовать. Может поэтому, а может по другой какой причине, но миг, разделивший вопрос от ответа, показался вечностью. Но вот он закончился, и они смогли увидеть кивок нарисованного львенка.

Гарри тут же отвернулся, вытирая выступившие слезы. Ри радостно заулыбался, лишь Альрус тут же внес новое предложение:

— А теперь, Урс, по аналогии тому, как ты смог меня услышать, попробуй что-нибудь сказать и посмотреть на нас.

— Чччто сссказать? — раздался писклявый, испуганный, дрожащий и едва слышный голос.

— Не важно что, главное, ты можешь говорить. Скажи, почему ты так боишься?

— Не зззнаююю. Мне всегда очень страшно.

— Мы можем тебе чем-то помочь?

— Нет. Нам невозможно помочь. — львёнок исчез, а звучавший голос был совершенно безэмоциональный и какой-то механический.

— Я сделал расчеты и выяснил, что одушевление артефактов, превышающее определенный предел сложности, будет приводить к такому вот результату, как у нас. Я на время могу отключить страх у моей эмоциональной половины, чтобы с ней могли пообщаться.

Повисла пауза, Гарри в растерянности открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать, Альрус погрузился в свои мысли, силясь что-то вспомнить. Как долго бы это продолжалось, неизвестно, но вот перед ними снова появился львенок, и выглядел он уже не таким дрожащим и испуганным. Альрус тут же встрепенулся и по-деловому обратился к нему:

— Мы уже выяснили то, что ты можешь нас слышать и говорить с нами, теперь стоит узнать можешь ли ты нас видеть?

— Могу. Оказалось это очень просто. Почему у меня раньше так не получалось? — нормальным голосом ответил Сириус.

— Потому что у меня не получилось объяснить это просто и доступно, как это сделал Альрус. — отозвался уже успокоившийся Гарри.

— И не только. Помимо этого Урсу мешал страх и раздвоение личности. — не согласился с отцом Альрус.

Гарри кивнул, соглашаясь, но увидев как сник Сириус, решил перевести тему:

— Ты назвал Сириуса Урсом, почему?

— Я просто сократил его имя, взял последний слог его имени и между двумя буквами поместил букву «р», которая имеется в его полном имени.

Как только увидел, какой образ он принял, так сразу и возникло в голове — Урс. Если тебе, Сириус, такое сокращение не нравится, скажи, и я не буду тебя так звать.

— Уррр-с, — львенок буквально промурлыкал своё имя, прислушиваясь к его звучанию, затем вынес вердикт: — а мне нравится, ты можешь звать меня так.

— Вот и отлично — улыбнулся Альрус — у меня возникла одна идея.

И он, как фокусник из цирка, достал из воздуха коробку.

— Только не могу гарантировать, что она точно сработает и решит проблему Урса с раздвоением личности. Но попытаться все же можно, а вдруг получится!

На действия Альруса Ри смотрел с изумлением до тех пор, пока в его голове не возникла информация: все просто, пространственный карман и никакой другой дополнительной информации об этом кармане, вот и думай что хочешь.

— Начну издалека. Архимаг, написавший книгу по созданию одушевленных артефактов, больше был ученым, нежели политиком, и поэтому его подставили, чтобы освободить занимаемое им место. В результате этой подставы, он был изгнан из Академии магии, а его научные работы объявили ересью и строжайше запретили.

Часть его книг спрятали ученики, часть — коллеги по артефакторике. Так, в библиотеке у одного из артефакторов я и нашел книгу по одушевлению артефактов. С разрешения хозяина я сделал ее копию, и когда появлялось время, потихоньку ее переводил.

После ознакомления с этой книгой, я все время пребывания в том мире, искал другие его труды. Но повезло мне почти перед самым моим отбытием из того мира. Совершенно случайно я смог найти башню, в которой он жил после изгнания. Эта книга была обнаружена в тайнике. — похлопал он рукой по коробке, лежащей у него на коленях.

— Так уж получилось, что времени у меня совсем не было, и потому я бегло просмотрел книгу, спрятал ее в стазисный ящик и убрал в пространственный карман, решив заняться ею позже, но так получилось, что я совсем про неё забыл. И только сегодняшнее напоминание о книге по одушевлению артефактов помогло мне вспомнить о ней.

Сделав небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, и потерев пальцами переносицу, Альрус продолжил:

— В этой книге — и он снова похлопал по коробке — содержится последняя научная работа того опального архимага.

По моим предположениям, попав под опалу и лишившись разом всех своих учеников, а также получив запрет брать новых, он вынужден был вспомнить о своем труде по одушевлению артефактов. Как я предполагаю, с помощью одушевленных артефактов он решил разбавить своё одиночество.

После ряда опытов, он столкнулся с проблемой низкого умственного развития у артефактов. После этого он выдвинул теорию, которую сам и начал доказывать. Суть его теории состояла в том, что если одушевленный артефакт превратить в животное, то он сможет самостоятельно за ним передвигаться. Тем самым, постоянное присутствие с человеком позволит примитивной личности развиваться и со временем поумнеть.

В итоге он провёл два удачных эксперимента с животными: одна чуть больше крысы и второе животное — размером со среднюю собаку. По результатам наблюдения выяснилось, что развитие и взросление личности артефакта напрямую зависит от развитости использованного для него животного.

— Да, да, да-а! — закричал львёнок, прыгая на месте. — Я хочу быть львом и бегать везде!

— Успокойся, Урс! Не все так радужно, есть ряд условий, которые обязательны к исполнению.

— Какие?

— Первое: животное обязательно должно быть магическим, а львов магических не бывает. Второе: на начало работы оно должно быть обязательно живым. Третье: его объем и объем артефакта должны полностью совпадать.

— Не понял последнее условие — с мяукающими нотками протянул Урс.

— Как бы тебе попроще объяснить. Артефакт своим объемом должен полностью заполнить шкуру животного, как было при его жизни.

— Правильно ли я тебя понял, Альрус, — вмешался в диалог Гарри — если мы возьмем, например, мантикору, то нам нужно будет добавлять объема к вместилищу Урса, чтобы полностью заполнить шкуру мантикоры?

— Все верно, отец. Но в этом случае есть и положительные моменты.

— И какие же?

— Урсу можно будет ввести столько дополнительных функций, сколько он сможет потянуть.

— Да, да, да-а мне можно будет добавить ручки! — заверещал Урс и тут же скис. — Только мне не нравится мантикора.

— Не переживай, Сириус — обратился Гарри к нему — ты сам выберешь.

— С этим потом, отец. Я не совсем понял, что за ручки, которые нужно добавить?

На что Гарри слегка смутился.

— Понимаешь, сын, — начал он свои объяснения издалека — к тому времени, как я приступил к ритуалу одушевления Сириуса, мной завладела другая идея.

Как только я провёл ритуал одушевления и убедился, что Сириус полностью отвечает моим потребностям, я тут же загрузил его расчетами, чтобы начать воплощать мою новую идею в жизнь.

Когда я приступил к созданию в реале всего того, что мы с ним насчитали, и к последующим испытаниям, я не мог уделять ему много времени. Сириусу стало скучно, и поэтому я провёл ему Интернет.

— И какие такие ручки он там для себя нашел? Мне даже страшно представить!

— Не так все плохо, поверь. В Интернете Урс нашел фантастику, в которой описываются создание и возможности Искина. Там искусственный интеллект имеет в своем подчинении разные виды дронов и роботов, с помощью которых он может самостоятельно совершать определенные действия.

Начитавшись фантастики про Искинов, Сириус загорелся идеей получить для себя помощников, часть из которых будут заменять ему руки.

— Что я могу сказать? Отличная идея! Если мне не изменяет память, то их много разных видов и размеров?

— Да! — подтвердил Урс.

— Ладно, это все потом. Отец, мы тут с Урсом уже планы строим, а ты все молчишь и не озвучиваешь нам свой выбор. Будешь ли ты принимать участие в этом проекте?

— Я думал вы про меня забыли или я вам в этом деле не нужен — обиженно проворчал Гарри, затем улыбнулся и добавил — естественно, я с вами. Такой проект м-м-м… я не упущу.

— Я так и думал. — отозвался сын и оборотился к Урсу:

— Эта книга у меня не переведена, так что тебе придётся самому ее переводить. Но я сброшу все материалы, которые помогут тебе в этом, а также оставшиеся у меня черновики перевода книги по одушевлению артефактов.

— Я переведу. — серьезно ответил Сириус и в дополнение к своим словам кивнул.

— Вот и хорошо! — проговорил Альрус, открывая коробку и доставая из неё книгу. После протянул ее отцу со словами:

— Вот, возьми, отец.

Гарри, тем временем, провел соответствующие манипуляции. Из вертикальной части артефакта выехал плоский ящик, в который Гарри положил книгу, открытую на первой странице.

Ри с интересом наблюдал, как они втроём погружаются в процесс обсуждения предположений и поисков вариантов.

Часть 1. Глава 4

Следуя на расстоянии за Гарри и его сыном, направлявшихся в сторону подвала, Ри размышлял на тему: зачем нужно было его присутствие на недавно состоявшемся разговоре по подведению итогов.

Выдернули его на этот разговор уже привычно резко и неожиданно. Слушая обсуждения по выбору способностей Урса и определению их приоритетности для проведения расчётов, Ри никак не мог понять зачем ему нужны эти знания.

Гарри и Альрус общались не со львёнком, а только с его деловой частью. Во-первых, выяснилось то, что больше двух часов в день Урс не может перекрывать страх у своей эмоциональной части, во-вторых, для обсуждения таких серьезных тем им мешало его развитие уровня пятилетнего ребёнка.

Завершение перевода книги, сделанное деловой частью Урса в рекордно короткое время, дало возможность определиться более детально с планами на нее в ближайшее время, пока Гарри с Альрусом будут заняты своими делами.

Из всего услышанного во время разговора, Ри заинтересовала идея Альруса заменить дронов одушевлёнными артефактами, одетыми в разные виды фауны, от мелких зверюшек до разных видов насекомых. Заменителями рук Сириуса решили сделать мелких обезьян с разнообразной оснасткой.

На вопрос Гарри, источающий неприкрытый сарказм:

— И где они будут находиться? Они что, роем возле Урса будут виться или сидеть на нем?

Альрус лишь пожал плечами и спокойно ответил:

— В пространственном кармане, который я сразу же создам и привяжу к Урсу, как только мы его оденем.

От этого заявления Гарри поперхнулся, и застыл памятником самому себе. Идея была настолько замечательной, что после того, как Гарри вышел из ступора, Альрусу была высказана искренняя витиеватая благодарность.

Из воспоминаний Ри вывел громкий возглас Гарри и хлопок рукой по лбу, отвешенный самому себе:

— Вот ведь… — а на поднятую бровь сына с раздражением ответил: — забыл! Надо было сначала рассказать тебе о том, как так получилось, что у меня появилась тайна, а уже потом ее показывать.

На это заявление Альрус слегка улыбнулся и спокойно достал из пространственного кармана два кукольных кресла, которые тут же увеличил.

Ри, тем временем, огляделся. Они находились в знакомом уже по прошлым воспоминаниям помещении, следующим сразу за потайным входом.

Взмахом руки Альрус предложил отцу присаживаться. Благодарно кивнув, Гарри сел, и, собравшись с мыслями, начал своё повествование:

— Как я уже говорил, у меня во время создания Сириуса возникла новая идея. Так вот, для ее воплощения мне снова требовалось новое свободное помещение, и вот тогда-то ко мне пришло осознание того, что таким темпом скоро у меня по всему подвалу будут разбросаны проекты. От одной только мысли, как я бегаю по подвалу от одного проекта к другому, мне стало плохо. И это все без учета того, что я хочу сохранить их в тайне до тех пор, пока не решу, стоить ли их предъявлять общественности или нет.

Этими мыслями и переживаниями я поделился с Сириусом, ни на что особо не надеясь, но в дальнейшем оказалось, что я принял разумное решение. В тех книгах, что ты мне презентовал, Сириус нашел и показал мне работу одного мага по созданию множества помещений, в которые можно попасть через одну дверь, открывая их с помощью специально созданного для этого артефакта-переключателя.

Ознакомившись с предоставленными мне на рассмотрение материалами, я возликовал. Это было то, что нужно, и поэтому я дал Сириусу задание рассчитать связку на пять помещений. Также, мы решили, что свое помещение он сделает вторым… да что я тебе рассказываю, ты и сам все видел. — махнул он рукой. — После этого, в третьем по счету помещении, я приступил к новому проекту.

Идея, или вернее новый ее вариант воплощения, состояла в том, чтобы иметь возможность смотреть воспоминания с полным присутствием в нем, без нанесения вреда физическому телу. Суть новой идеи заключалась в воспроизведении воспоминания с помощью артефактов, воплощающих материальные иллюзии.

— Интересная идея. Я уже хочу увидеть, что у тебя получилось.

— Вскоре увидишь, не переживай. Самая большая сложность возникла из-за материала, на основе которого должен был изготавливаться артефакт, создающий материальные иллюзии.

Предварительные расчеты показывали, что материалы нашего мира не дают нужный мне результат для воплощения моей идеи. И снова выход из создавшейся ситуации нашел Сириус, а я в очередной раз порадовался тому, что мне пришло в голову одушевить магодум.

Так вот, в книгах из других миров Сириус нашел труд одного алхимика, который разработал концепцию выращивания специальной основы для создания артефактов с требуемыми под него параметрами.

Невозможно было бы вообще вырастить нужный мне материал в виде кристаллов, если бы ты, помимо перевода книги, не создал таблицу взаимозаменяемости ингредиентов, которые использовались в том мире, на имеющиеся в нашем.

— Скажешь тоже! Когда мне попала в руки эта книга, я сразу оценил все плюсы этого открытия. И поэтому я бросил все силы на то, чтобы создать таблицу взаимозаменяемости. И на то, чтобы определить какие ингредиенты того мира можно заменить на наши, у меня ушло… очень моего времени.

— У меня только один вопрос: когда ты успел это сделать? Ты же пропал всего на один год, а когда появился, у тебя уже была готова эта таблица.

На что получил лишь пожатие плечами. Хмыкнув, Гарри продолжил:

— Мы с Сириусом сделали расчеты нескольких вариантов кристаллов, которые должны будут послужить основой для артефакта материальной иллюзии.

И вот, когда я приступил к испытаниям, чтобы опытным путём определить какой из разработанных вариантов артефактов подойдет лучше всего, во время установки одного из артефактов все и случилось…

После продолжительного молчания, решив, что продолжения не дождется, Альрус, подталкивая отца к дальнейшему повествованию, задал вопрос:

— Что случилось, отец? Ты не договорил.

— Что? А-а-а… — махнул рукой Гарри. — Сам все сейчас увидишь. Пошли! — произнес он, вставая с кресла и подходя к двери.

Альрус встал, уменьшил кресла, убрал их в пространственный карман. Все это он проделывал наблюдая за отцом, который проявил маг-панель и начал набирать на ней код.

Когда код был введен, в стене открылась ниша, из которой выехал магобук, лежащий на платформе, рядом с ним было еще несколько артефактов. Гарри открыл магобук и прежде, чем его включить, капнул каплю своей крови на диск, выполняющий функцию мыши.

Гарри подключил магобук к маг-панели и только после этого, с помощью лежащих рядом с магобуком артефактов, приступил к различным манипуляциям. В первую очередь им было проведено полное сканирование тела Альруса, затем — просканирована сетчатка его глаза, взят образец крови, зафиксирована магия с использованием им палочки, потом была зафиксирована беспалочковая магия, а также получены отпечатки пальцев с обеих рук… Альрус на все это только качал головой, не представляя как ко всему этому относиться.

— Ну вот, почти все! — произнёс Гарри, как только закончил работу. После пояснил: — Я сразу создал тебе постоянный допуск, поэтому было так долго.

Альрус лишь пожал плечами, потому что у него не находилось цензурных слов, а использовать вслух нецензурные ему не позволяло воспитание.

Гарри, аккуратно задвинув платформу с магобуком и артефактами в стену, ввел следующий код в маг-панель. Как только последняя клавиша была нажата, дверь начала растворяться, и на ее месте появилась зеркальная поверхность, переливающаяся всеми цветами радуги.

— Межмировой портал! — с восхищением произнёс Альрус. — Теперь мне понятна твоя паранойя.

— Откуда… а, ну да…! — задумчиво произнёс Гарри. Затем, тряхнув головой и отгоняя лишние мысли: — Это моя первая защита, которую я создал, как только выяснил необычную способность моей крови. Знатно я испугался того, что если кто-то о ней узнает, это может создать множество ненужных мне проблем.

Впоследствии, как только произошло событие, которое привело к тому, что вместо прохода в третье помещение возник межмировый портал, решение пришло само собой. Я понял, что лучшей защитой для портала будет не только защита его самого, но и другая защита, которая не позволит полностью до него добраться. Поэтому, я создал двухуровневую защиту, которую ты видел, дав дельные советы для ее усовершенствования.

Но и защиту непосредственно с портала я снимать не стал, поэтому и потребовались все эти предварительные процедуры.

Сделав небольшую паузу, Гарри протянул сыну бумажку, которую достал из кармана.

— Вот, возьми. Это код, который нужно будет набрать после того, как портал исчезнет. Он зачарован так, что после прочтения впечатывается тебе в память навсегда, но всплывать в памяти будет лишь только в этом помещении, возле этой двери, и в том случае, если тебе никто не будет угрожать.

— Хм. Еще один уровень защиты. Неплохо придумано. Вот что значит мотивация.

— Согласен с тобой. До этого не знал, что могу придумывать такую сложную и многоуровневую защиту. Так, что дальше? Код наберёшь через пятнадцать-двадцать минут после моего ухода. Мне нужно время, чтобы… прибраться. Произнося последнее слово, Гарри отвел глаза в сторону. — И ещё, как только выйдешь из портала, смотри внимательно под ноги, на полу будет пролегать самодвижущаяся дорожная лента. Встанешь на неё, и она доставит тебя ко мне.

Дав исчерпывающие инструкции сыну, Гарри еще некоторое время в задумчивости топтался на месте до тех пор, пока Альрус не поторопил его:

— Иди уже! Я все понял, отец. Можешь не переживать, я в точности выполню все твои инструкции.

После этого, постояв ещё несколько секунд, Гарри кивнул сыну и шагнул в арку портала. Ри тут же затянуло следом за ним, словно он был привязан к Гарри веревкой.

Очутившись на другой стороне портала, Ри испытал легкое разочарование. Почему? Он и сам не знал, что он ожидал увидеть. И все же, это могло быть все, что угодно, но только не открывшийся перед ним пейзаж. Как-то по-другому он представлял себе место, где может быть сокрыта тайна.

С левой стороны от места их появления раскинулось бескрайнее бирюзовое море, пенные буруны которого ритмично накатывали на белый песок, тянувшийся широкой полосой по берегу. Густой кустарник плотной стеной произрастал возле кромки песчаного пляжа. Чем дальше от моря падал взгляд, тем чаще встречались деревья, постепенно переходящие в густой лес. Ярко светящее солнце находилось в зените и щедро изливало свой свет. И только причудливые белые облака, раскиданные по всему небу, подгоняемые легким ветерком, периодически закрывали его. Быстрые чайки с криком рассекали воздушный простор над искрящимися разноцветными бликами морской глади.

Гарри же, окинув быстрым взглядом открывшуюся перед ним картину, что-то раздраженно пробурчал себе под нос и после замысловато взмахнул палочкой. Все вдруг замерло: и чайки, неподвижно зависшие в вышине, и устремившие свой бег к берегу волны. Все звуки исчезли, а солнце перестало быть настоящим. Оно превратилось в оранжевый кружок на рисунке, созданном детской рукой.

Ещё одно заклинание — и на небольшом участке земли исчезает песок, открывая скрытую под ним крышку. Подойдя к месту очищенному от песка, Гарри присел на корточки и открыл ее.

Ри, с предвкушением того, что сейчас увидит что-то новое, подходит к Гарри поближе. Его настигает очередное разочарование. Под крышкой скрывается еще одна маг-панель. Быстрое нажатие клавиш — и на расчищенном от песка месте появляется неширокая дорожная лента. Беря свое начало возле их ног, она устремляется вдаль к невидимой пока цели.

Не успел Гарри закрыть крышку, как возле него, прямо из воздуха, соткался молодой человек. Высокий рыжий семнадцатилетний парень с легкой небритостью на лице, в одежде ядовито лимонного цвета, с рассыпанными по ней мелкими звездочками. Только став полностью плотным, он заговорил, и этим ввёл Ри в ступор:

— Гарри! Мальчик мой! Как я рад тебя видеть! — с ходу запричитал этот субъект в странной одежде.

Это мантия — промелькнуло в голове Ри, название тряпки, которая была одета на нем.

Мне все равно, мантия это или что другое. Но почему такая, вырви глаз, расцветка? И почему пацан семнадцати лет позволяет себе так себя вести со взрослым мужиком, которому восемьдесят лет? И почему Гарри не делает ему замечание?

Ри мысленно взорвался, не понимая что с ним происходит.

Почему у меня на этого пацана настолько агрессивная реакция? Ох, и не нравится он мне, ох, как не нравится! Такой молодой, а от него уже веет какой-то мерзостью.

— Добрый день, Дор. Решил отдохнуть на берегу моря? — выпрямляясь, спросил Гарри, и, обойдя юношу, двинулся к дорожной ленте, на которую встал.

— Да, ты прав, мальчик мой. Морской воздух и солнечный свет полезны для моего подорванного здоровья. — отозвался тот, мгновенно перемещаясь на ленту вслед за Гарри и становясь к нему лицом, почти вплотную.

На что Гарри только хмыкнул. Ри же только поражался выдержке Гарри. Его уже два раза за одну минуту назвали «мальчик мой», и кто? Почти ребенок. А он никак на это не среагировал, даже не поморщился.

— Скоро…

— У меня…

Одновременно произнесли они и замолчали, предоставляя друг другу право говорить первым.

— Давай, говори ты, Дор. Я — после тебя.

— Ариана прилетала. Выяснилось, что наши с тобой предположения были верны. Вначале она не могла прилететь из-за проблем на границе, а потом узнала что беременна, а при беременности, как ты знаешь, обращаться нельзя. Потом роды и только несколько дней назад она смогла наконец-то выбраться к нам.

— Как она? Как ребенок? Надеюсь, роды прошли хорошо? — с искренним теплом и переживанием в голосе поинтересовался Гарри.

— Да, с ней и ребенком все в порядке.

— Ну и отлично! Кто, кстати, у неё родился?

— Девочка.

— Девочка тоже хорошо. Как ее муж, рад ребенку?

— Ариана говорит, что он рад рождению ребенка. А от того, что родилась девочка, он счастлив вдвойне.

Они замолчали, только монотонное шуршание дорожки, усиленное трением песка о ее край, нарушало возникшее молчание, которое было прервано Дором.

— Она спрашивала меня, в силе ли ваши с ней договорённости насчёт ребёнка?

— Да. Скоро сюда попадёт Альрус, и я собираюсь ему все спокойно рассказать по порядку. До тех пор, пока не дойду до тебя и не озвучу мои договорённости с Арианой, не смей показываться ему на глаза. Тебе понятно мое пожелание?

Последние слова Гарри произнес с нажимом в голосе и нотками приказа. Дор слегка поморщился, но все же согласно кивнул.

— Ну вот и отлично! — нарочито радостно произнёс Гарри. — Я рад, что мы поняли друг друга, и мне не придётся тебя принуждать.

Дор со злостью сверкнул голубыми глазами за стеклами половинок очков и исчез. Гарри на это только хмыкнул и тихо проговорил:

— Обиделся, жди теперь мести. Пусть и мелкой, но он не будет собой, если этого не сделает. Не успел он договорить, как застывшая картина морского пейзажа поплыла, и на ее месте соткался темный, давящий своей аурой, лес.

— Вот ведь сволочь, — выругался вслух Гарри. — не успел подумать о том, что он мне отомстит, как этот гад уже это сделал.

Как только Дор исчез, Ри поспешил занять возле Гарри его место, и сейчас смог пронаблюдать всю гамму чувств, переполнявших его.

Букет испытываемых Гарри разнообразных чувств буквально ошеломил Ри. От радости встречи с чем-то родным, ностальгии о потерянном доме, до горя, отчаяния, злости и ненависти.

Странно все это. Как я понял, Гарри имеет определенную власть над этим Дором, но даже не попытался его хоть как-то одернуть. А Дор от такого отношения все больше борзеет. Какие потом меры придется принимать, чтобы остановить его, когда он совсем берега потеряет? Нет, это не по мне. Лучше сразу определить для человека грань дозволенного, чем потом так мучиться.

И вот сейчас Гарри больно, но больше никакой реакции, кроме сжатых кулаков и скрипнувших зубов.

Думается мне, на такое отношение к Дору должна быть веская причина. Надеюсь, я смогу об этом узнать. Ведь для чего-то мне показывают эти воспоминания.

Тем временем, самодвижущаяся дорожка вывезла их из леса, и Ри замер в восхищении. Справа раскинулось озеро, а напротив, недалеко, возвышался сказочный замок, от которого так и веяло древностью и магией.

Ри с изумлением четко почувствовал исходящую от замка магию, что немало его удивило, потому что до сегодняшнего дня чувствовать происходящее в воспоминаниях он не мог. Мог их только смотреть.

Но все это великолепие и проснувшиеся в Ри чувства не помешали ему заметить, как от вида замка Гарри еще больше помрачнел, при этом, что-то шипя себе под нос.

— Нужно его отключить, так будет надежней. Раз не может себя сдерживать, выключу его до времени. — проговорил Гарри едва слышно и добавил: — Да, именно так и сделаю. — и сам себе кивнул в подтверждение принятого решения.

Что же такого могло произойти в этом замке, от чего Гарри так отрицательно реагирует на такую красоту?

Дорожная лента неспешно несла их к красному пятну, расположившемуся как раз посередине между озером и замком.

По мере приближения, пятно превратилось в красный круг, диаметром около пяти метров. Уже привычные два кресла располагались невдалеке от края этого круга, возле которого лента заканчивала свой бег. Сойдя с нее, Гарри предварительно набросил на себя заклинание очищения от песка, который облепил его брюки, туфли и только после этого вступил в круг.

Неторопливо прошел к одному из кресел и опустился в него. После, правой рукой открыл в торце подлокотника крышку, под которой, в этот раз для разнообразия, находилась кнопка.

Как только Гарри ее нажал, в полу между его ног, открылось отверстие, из которого начала подниматься овальная тумба с лежащим на ней камнем, размером с голову новорожденного ребёнка. Если внимательней приглядеться к камню, то можно было увидеть, что его цветовая гамма была неоднородна. Из этого можно было сделать вывод, что множество мелких камней были подвергнуты воздействию магии, что привело к тому, что крупные камни сплавились по краям с другими крупными, а более мелкие полностью расплавились, заполнив собой пустоты.

Когда тумба выдвинулась полностью, и камень оказался на уровне груди, Гарри протянул к ней руки и, ухватившись за две ручки, имевшиеся с двух сторон, одновременно потянул их в разные стороны. Это привело к тому, что из тумбы вышли две подставки, на которые Гарри положил руки, удобно устраивая кисти рук на камнях, и закрыл глаза.

Ри мог наблюдать, как вместо неприятного для Гарри пейзажа появилась ровная каменная плита, края которой терялись в сером сумраке. Он запрокинул голову, чтобы увидеть небо, но вместо него был тот же сумрак, который заполнил все пространство вокруг, оставив видимым только немного места возле красного круга.

Гарри же откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и погрузился в нерадостные размышления или же воспоминания, — Ри точно не знал, но то, что они были безрадостными, было видно по нахмуренному и несчастному лицу Гарри.

Не успел он полностью погрузиться в черную меланхолию, как из сумрака, стоя на дорожной ленте, появился Альрус, который, бросив внимательный взгляд на окружающее его пространство и увидев впереди сидящего отца, словно почувствовал, что отцу плохо, и двинулся к нему, не дожидаясь когда его доставят.

Сойдя с дорожной ленты, он подошел и опустился в свободное кресло, пристально всматриваясь в лицо отца.

— Отец, вот что такого могло случиться с тобой за такое короткое время, на которое мы расстались? На тебе же лица нет.

Тяжело вздохнув, Гарри открыл глаза и грустно улыбнулся сыну.

— Ничего страшного, я уже успел прийти в себя.

— Отец, ты мне зубы не заговаривай.

— Даже и не пытаюсь. Потерпи, скоро сам узнаешь кто тут постоянно портит мне настроение.

— В таком случае, я весь во внимании. — произнёс Альрус, поудобней устраиваясь в кресле.

Но Гарри никак не среагировал на слова сына, продолжая молча смотреть в одну точку. Альруса злило его положение, потому что он ничего не мог сказать или сделать, чтобы помочь отцу выйти из этого состояния, а все потому, что не обладал информацией по ситуации, произошедшей с отцом. Все, что ему остается сейчас, это только ждать, когда Гарри сам справится со своей проблемой.

Часть 1. Глава 5

Наблюдая за Гарри, за тем как его ломает, Ри почему-то уверился в том, что на молчаливой обиде к Дору все потуги Гарри и закончатся, и на большее он не решится. А это значило, что на этом все, данное воспоминание должно завершиться. Но проходили минуты и ничего не менялось, все оставалось по-прежнему. Гарри сидел с несчастным видом и страдал, а Альрус, прикрыв глаза, делал вид, что дремлет, при этом четко отслеживая состояние отца.

Не дождавшись завершения сеанса эмоционального напряжения, Ри для разнообразия решил переключить свое внимание на Альруса в попытке понять, что он сейчас испытывает к отцу из-за создавшейся ситуации. В итоге он был крайне удивлен тем, что ему открылось: Альрус был настороже и явно ожидал от отца каких-то неприятностей.

Покачав в изумлении головой на то, что смог такое почувствовать, раздумывая над реакцией Альруса на данную ситуацию, Ри так и не смог даже предположить, чего собственно ожидает Альрус, а также понять причину, по которой он ждет от отца именно гадости.

Но, как показали дальнейшие события, Альрус был совершенно прав в своих ожиданиях. Хотя Ри в начале представления впал в шок от выкрутасов Гарри, что совершенно не помешало ему отследить реакцию Альруса, который совершенно не был удивлен поведением отца, и даже, наоборот, был рад, что отец смог хоть на что-то решиться, заговорив:

— Ну, ты как, наверняка уже решил отказаться от моей тайны? И это правильно. У тебя еще есть возможность передумать, что я собственно тебе настоятельно и советую и всесторонне поддерживаю в этом. — без лишних предисловий выдал Гарри перл.

Если Ри от такого выступления выпал в осадок, то Альрус открыл глаза и, с прекрасно сыгранным изумлением, спросил:

— Ты серьезно, отец, или это шутка такая?

При этом, Альрус глядел в насупленное лицо отца, на котором явно читалось, что он не шутит, и пока Альрус не ответит, так и будет сидеть, вперив в него свой тяжелый требовательный взгляд, и ожидать ответа. Со вздохом отчаяния Альрус покачал головой, и тихо спросил:

— Что ты от меня хочешь, отец?

— Правду.

Ри смог наблюдать, как по лицу Альруса пробежала гамма разнообразных чувств и эмоций. Он уже подумал, что вот сейчас Альрус сорвется. Ри уже приготовился к интересному представлению, ему очень хотелось увидеть как из себя может выйти такой спокойный и уравновешенный человек, но его постигло разочарование.

Альрус, после резкого продолжительного выдоха, вернул свое обычное спокойствие, а после, с мягкой и чуть доброй улыбкой, от которой почему-то по Ри пробежал озноб, проговорил, слегка растягивая слова:

— Значит тебе нужна правда?

После чего широко улыбнулся и добавил, словно припечатал:

— Хорошо, будет тебе правда.

Чем дольше Ри наблюдал за Альрусом, тем с большим уважением и восхищением проникался к нему. Потому, что за все это время, что Ри его знал по воспоминаниям Гарри, Альрус ни разу не играл и не притворялся, он всегда был в душе таким же, каким и выглядел внешне: уравновешенным, спокойным и доброжелательным. И даже сейчас, когда казалось бы, что вот, он вроде злится на отца, и можно было бы ожидать, что из его души должен подняться застарелый негатив, но нет. От него по-прежнему к отцу исходят теплые положительные чувства.

В какой-то момент Ри понял, что испытываемые Альрусом негативные чувства поверхностны и служат лишь для обозначения, в данном случае отцу, что он прекрасно понял к чему тот ведет. И что возникшая ситуация ему совершенно не нравится и он не намерен с ней просто так мириться. При этом, в душе Альрус по-прежнему сохранял тепло и доброжелательность, вот именно это и привлекало, завораживало Ри.

Ри не знал откуда у него такие знания, но он точно знал, что все люди, впрочем, как и маги, носят маски и постоянно играют определенные роли, которые напрямую зависят от их социального статуса, занимаемого в обществе.

Поэтому ему трудно было понять, как у Альруса, имеющего высокий титул Лорда, получается быть таким настоящим. Не носить маски, не играть какую-либо роль, а быть самим собой в любой ситуации. При этом Ри чувствовал, что мало найдется людей, воспринимающих это слабостью и пытающихся сыграть на этом.

Ри очень хотелось узнать, как у него так получается быть настоящим, и не только это: он хотел научиться такому же. Если этому вообще можно научиться.

Тем временем, после недолгой паузы, в течение которой Альрус пристально разглядывал отца, он, тяжело роняя слова, продолжил:

— Не знаю, что произошло с тобой за эти двадцать минут, на которые мы расстались, но я хорошо знаю такое твое состояние. Оно, как правило, появляется когда ты вспоминаешь Хогвартс и все, что с ним связано, но сегодня ты превзошел сам себя. У меня такое чувство, что ты встретил Дамблдора, и это он испортил твое настроение, сказав какую-то изощренную гадость.

Гарри от слов сына вздрогнул и весь сжался. Альрус увидел реакцию отца на свои слова, но так как не мог с ходу их как-либо интерпретировать, продолжил говорить.

— До сегодняшнего дня я хоть как-то мог понять смысл твоих поступков и действий, но не в данный момент.

— Что в моих поступках не так? — с вызовом в голосе спросил отец.

— Все не так. Где твое извечное желание не позволить себе навязывать кому-либо свое мнение, постоянное стремление не допустить принудить разумного что-либо сделать против его воли? У тебя даже с домовыми проблемы из-за того, что ты боишься им лишний раз приказать. Поэтому, я ещё раз спрашиваю, где это сегодня?

Не дождавшись ответа, Альрус продолжил допрос:

— Где, я спрашиваю, твое стремление, переходящее порой в одержимость, к которой мы с Джейми привыкли с раннего детства? Где, я ещё раз спрашиваю, твоя маниакальная зависимость по нескольку раз переспрашивать о том, что это точно есть наш с ним выбор или нет? Где, я спрашиваю, твое постоянное стремление по нескольку раз получать подтверждение о том, что мы сами сделали свой выбор, а не ты заставил его сделать, надавив на нас?

Мы с Джейми к этому привыкли и потому спокойно относимся к твоим постоянным заскокам, связанным со свободой выбора.

Альрус отпил воды из стакана и вопросительно взглянул на отца. После, уже примирительно, заговорил:

— Пойми меня правильно, я тебя ни в чем не упрекаю и не осуждаю, я прекрасно понимаю причину возникновения такой фобии. Возникла она у тебя не на пустом месте, а по причине того, что в детстве ты получил сильную психотравму, которая не отпускает тебя все эти годы.

Я совершенно не удивляюсь тому, что ты стал таким мнительным перестраховщиком. Наоборот, я удивляюсь тому, как ты смог сохранить здравость рассудка после всех тех испытаний, которым тебя подвергли.

Понимая это, я всегда уважал тебя за то, что ты не стал отыгрываться на нас с Джейми за свое тяжелое детство, как поступают некоторые родители. Но больше всего я благодарен тебе за то, что, пройдя испытания, испив горькую чашу до дна, у тебя не возникла маниакальная одержимость защищать нас с Джейми от всего и вся на свете, душа нас гиперопекой, что, кстати, было бы неудивительно.

Потому, что когда взрослые, вместо того, чтобы вырастить ребёнка, воспитать и подготовить к будущим испытаниям, просто незатейливо, раз за разом, прятались за детскую спину, тем самым принуждая не только решать взрослые проблемы, но и принимать все удары на себя.

Так получилось, что взрослые, окружающие тебя с детства, не давали выбора, не спрашивали твоего мнения, а просто брали и выставляли тебя вперед под Аваду Темного Лорда.

Ещё раз повторюсь, раньше твое поведение было более-менее понятно, но не сегодня.

— Но не сегодня, — эхом повторил за сыном отец, затем поинтересовался: — и в чем состоят отличия сегодня?

— В том, что сегодня тебя не интересует мое мнение и мой выбор. А этим своим… — не в силах с ходу подобрать цензурное определение, Альрус замолчал и подняв руку, закрутил ей в воздухе: — вот нашел, это твое такое благородное, как ты думаешь, выступление ставит меня в заведомо проигрышное положение при любом раскладе.

— Поясни!

Альрус несколько долгих минут смотрел отцу в глаза, пытаясь что-то в них найти, но когда убедился, что все его надежды тщетны, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, а затем глухо заговорил:

— Вот сейчас из твоей души исходит просьба-мольба: «откажись, сын, откажись от тайны, я тебя прошу, так будет лучше для тебя». Так вот, в этом твоем состоянии нет места моему мнению, все перекрывает железобетонный аргумент, что это ради моего блага.

Альрус сделал вид, что не заметил как дернулся отец, словно от пощечины, от его последних слов.

— Так вот, прикрываясь заботой о моем благе, ты неосознанно эмоционально давишь на меня, тем самым пытаясь заставить бездумно подчиняться твоей просьбе-мольбе. Так вот, ответь сам себе на такой вопрос: где в этой ситуации, по-твоему, твое заветное желание не принуждать меня к чему-либо против моей воли? Да, у тебя сейчас даже нет желания хотя бы узнать о том, что я об этом всем думаю. Я уже не говорю о том, чтобы узнать о моем выборе.

Подождав несколько минут, давая, тем самым, возможность отцу ответить, но не дождавшись, он продолжил:

— Молчишь? Ну что ж, молчи и дальше, а я продолжу. Но это только половина вставшей передо мной проблемы. Можно было бы поступиться своим мнением и выбором, в этом я не вижу проблемы, да только вот какой бы из двух вариантов я ни выбрал, ты все равно на меня обидишься.

— Это почему? — вскинулся Гарри, частично выходя из своей меланхолии.

— Правда не понимаешь?

— Нет. — отрицательно покачал он головой.

— Ну, хорошо. Ответь мне на такой вопрос, если я НЕ подчинюсь твоей просьбе-мольбе, ты на меня обидишься? — на что Гарри согласно кивнул, завороженно смотря на сына.

— Вот видишь, ты согласен с тем, что в этом случае ты на меня обидишься. Пойдем дальше. Так вот, я могу гарантировать, что в том случае, если я выполню твою просьбу-мольбу, ты также обидишься на меня и еще сильней.

— Не понял, на что я в этом случае обижусь? — с искренним изумлением спросил Гарри.

— На то, что я бросил тебя в трудную минуту, оставил тебя одного с твоими проблемами. И самой страшной твоей обидой будет то, что я даже не попытался узнать, что за предварительная договоренность была у тебя насчёт меня. А то, что я просто тупо подчинился твоей просьбе-мольбе, это для тебя уже после произошедшего не будет иметь значения.

Альрус сделал паузу, снова давая отцу возможность высказаться, но когда опять не последовало никаких возражений или чего-либо другого, он был вынужден продолжить высказывать свои мысли.

— Но в данный момент я только озвучил первую часть твоих обид. А вторая часть будет состоять в том, что ты подсознательно надеялся разделить со мной ответственность за межмировый портал, а я взял и отказался от этого, а также я своим отказом убил твою надежду о сохранности портала в тайне на двоих на случай непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть в будущем. И опять, после случившегося тебя уже не будет волновать то, что ты сам умолял, нет, не просто умолял, ты требовал, чтобы я отказался от тайны. Легко предположить, если я не буду знать тайны, то и с межмировым порталом я не смогу контактировать, чтобы случайно ее не узнать.

Где-то на середине речи сына Гарри начал согласно кивать в такт его словам и только кивок на последних словах сына привел Гарри к тому, что в его глазах наконец-то начал пробуждаться разум.

И все же, когда Альрус опять сделал паузу, давая отцу в очередной раз возможность как-либо отреагировать, он снова не дождался никакой реакции. После чего Альрус демонстративно сложил руки на груди, тем самым показывая, что он сделал свой выбор, от которого ничто не заставит его отказаться, и припечатал:

— Как я вижу, отец, сейчас ты не в состоянии что-либо решать, для этого тебе нужно время. А вот у меня нет такой возможности, я должен здесь и сейчас принять решение. Так вот, довожу до твоего сведения принятое мной решение: ты сам должен выбирать за меня, какой я должен сделать выбор. Поясняю: принять решение вместо меня, какая из обид ко мне для тебя будет более-менее приемлемой, а я просто приму твой выбор. — на что Гарри только зло скривился.

Ри же неожиданно накрыла волна боли такой силы, что он упал на пол и свернулся в форме эмбриона. Его поглотили чужие чувства, одновременно разрывая и душа его чужой злостью. После накатили другие чувства ненависти и желание убить или как-либо причинить кому-нибудь боль, настолько сильные, что почти лишили его разума.

Но, надо всеми этими разнообразными чувствами доминировала чистая, ничем не замутненная ярость и когда она достигла пика, в голове у Ри послышался прерывающийся голос.

«Он… сделал… ты… наказать… не… прав… ты… отец… он… почитание…»

Накал чувств и отзвуков чужих мыслей возрастал с каждой минутой, отрывочные слова, которые не поддавались осмыслению… Все это выбивало Ри из равновесия. Но, даже находясь в таком плачевном состоянии, Ри понял, что сейчас решается его судьба. От того, какой выбор сделает Гарри, будет ясно останется он жить или перестанет существовать как личность.

Далекая мысль о том, что это воспоминание, что уже все определено и уже давно свершилось, а значит он не должен бояться, ему ничего не грозит, не помогала справиться с интуицией, которая буквально вопила о том, что это для Гарри прошлое, а для него это — настоящие, а так как он связан с Гарри, потому он и только он может влиять на происходящее, даже если оно свершилось в прошлом.

Не понимая, почему так, хотя разум ему твердил, что это бред, невозможно повлиять на прошлое и поэтому ничего изменить нельзя. На эти заверения разума откуда-то пришло ясное ощущение: «да, на произошедшее в прошлом, на действия и поступки повлиять нельзя, но можно повлиять на отношение к происходящему.»

Поэтому Ри решил довериться своей интуиции. Преодолевая боль, не имея сил кричать, он едва слышно прошептал, вкладывая в слова не силу, а искреннее желание быть услышанным:

— И что, Гарри, теперь ты отречешься от Альруса? И все потому, что он не позволяет тебе отыграться на себе за боль, причиненную тебе Дором?

Каково же было его удивление, когда Гарри дернулся как от удара, а в голове четко прозвучало:

— Я никогда не откажусь от сына! — после этого накал чувств стал понемногу спадать.

Ри вздохнул с облегчением, но оказалось что он рано радовался. Еще не все закончилось, потому что следом раздался уже слышимый им голос, и пусть накал чувств уменьшился, но зато голос приобрел власть и силу убеждения:

— Ты — тряпка! Сколько можно продолжать так доверять и раскрываться душой перед Альрусом? Он постоянно пользуется твоей слабостью, позволяет себе недопустимое. И вот он снова вывернутся и не дал через его унижение насладиться. И это тогда, когда он гарантированно, при любом раскладе мог быть виноватым перед тобой, и ты смог всласть поиздеваться над ним, тем самым подвергнув его двойному унижению.

Человек, испытывающий чувство вины, это классная игрушка для удовлетворения своих амбиций, для получения наслаждения от того, что ты смог поставить наконец-то на место этого мальчишку.

От этого льющегося, словно поток, монолога, Ри застыл сусликом, не имея возможности что-либо сделать. Сейчас он отчетливо понял, что, если верх возьмет это громогласное «я», то именно тогда он и исчезнет.

Голову Ри опутали какие-то ленты, не позволяя ему пошевелиться и, главное, они гасили его сознание. И только небольшой огонёк очень глубоко внутри еще сопротивлялся его уничтожению. В какой-то момент борьбы Ри резко расслабился и понял, что нет смысла бороться, потому что сейчас от него уже ничего не зависит, это Гарри должен сделать выбор — какое внутреннее «я» у него будет.

Тут же ленты спали и он услышал совершенно спокойный голос Гарри, который произнёс:

— Ещё раз повторяю, я никогда не откажусь от любви не только к Альрусу и Джеймсу, но и к любому своему потомку. Точка.

Сделав паузу, он продолжил уже почти шипящим голосом, в котором проскакивала такая злость, что голос даже не пытался его прервать:

— Наказать его? Возможность поиздеваться? Хватит, один раз я поддался на твои уговоры…

— Но ты сам…

— Да, тогда я сам хотел его наказать, вернее сломать, к тому времени меня достал тот факт, что он ещё ребёнок, но постоянно ставит меня в неловкое положение, макая меня в собственное дерьмо, как он опять сделал сейчас и да, я тогда сорвался… а последствия… они были ужасны… лучше бы он плакал…

Минутная пауза, а затем уже более спокойно:

— Лучше бы он просто начал ненавидеть меня, как делают все остальные дети. Нет, он не изменился ко мне, он продолжал любить меня и по-прежнему, как всегда до этого, он был послушным, спокойным ребенком. Периодически у нас с ним находила коса на камень, но он объяснил мне позже, будучи уже взрослым:

— Когда ты начинал требовать от меня, отец, невозможного, тогда я четко осознавал, что позволить себе отказаться от себя я не могу. И поэтому из-за детского возраста, не имея возможности тебе противостоять, я всегда при таком раскладе выбирал смерть, чем пойти на отказ от самого себя.

Тогда я этого ещё не знал, но Альрус, после нашей с ним размолвки, стал стремительно угасать и никакие лекарства и лекари не могли помочь. Он был совершенно здоров, но он умирал. Я так чувствовал, хотя меня никто не понимал. Мне все говорили, что с ребенком все в порядке, что я просто маюсь дурью. Мне пришлось…

Поэтому, с тех пор я никогда больше не пойду против сына, когда он делает жесткий выбор из-за того, что я загнал его в угол. Навряд ли он сейчас умрет, если я не отступлю, но то, что я разрушу наши с ним отношения, это уж точно. Тем более он прав, при любом его выборе я обижусь на него. Ни за одно, так за другое…

Гарри ещё что-то говорил, слушал и снова говорил. Ри не заметил, как постепенно голоса стали все дальше и дальше отдаляться, а так как ему постепенно становилось лучше, он незаметно погрузился в размышления на тему:

— Что это было и как это понимать? Как так получилось, что я смог из настоящего повлиять через воспоминания на Гарри из прошлого?

Либо я сошёл с ума и мое обращение к Гарри мне показалось, либо я ничего не понимаю во времени, потому что у меня идет из души, что такого быть не может, потому что не может быть и точка.

Также, из данного происшествия можно сделать однозначный вывод: Гарри — это точно мое прошлое воплощение, иначе он не смог бы меня услышать.

А так, что получается: если бы я не послушал свою интуицию, то мог бы уже раствориться и исчезнуть? Не знаю, можно ли ко мне применить такое понятие, что «я умер», потому, что мое состояние не поддается определению. Можно ли считать меня живым или я, может быть, просто тень прошлого?

— Навряд ли, — возразил сам себе Ри. — если бы ты был просто тенью прошлого, то не смог бы вмешаться.

— Все может быть. Но если я не тень прошлого и если бы я не вмешался, тем самым помогая своему прошлому воплощению, то тогда что получается? Меня действительно не стало? В таком случае, возникает закономерный вопрос, вернее три. Кто я есть? Как у меня получилось обратиться к Гарри из воспоминания? И, главное, как так получилось, что он меня услышал?

Ри аж подпрыгнул, когда в голове мягкий женский голос произнес:

— Ты воздействовал не на воспоминание и прошлое!

Помотав головой, он все же решился и задал уточняющий вопрос:

— А на что я воздействовал, уважаемая?

— А подумать?

—???

— Но у тебя же есть все воспоминания Гарри, вот и найди в них подсказку.

— Извините, уважаемая. — Ри замялся, ему не хотелось расстраивать свою собеседницу, и хотя память Гарри отсутствовала, но интуиция ему советовала не перечить женщинам и по-возможности их не расстраивать, особенно таких, которые имеют возможность вести общение с человеком, находящемся между сном и явью. Но у него не было выбора, потому он осторожно продолжил:

— У меня нет памяти Гарри. Только недавно я смог, после просмотра некоторых воспоминаний, начать что-либо запоминать, а до этого все тут же забывалось. Поэтому, при всём своём желании, у меня нет нужных понятий и знаний для того, чтобы что-либо предполагать.

— Упс… и как такое могло произойти?

Ри даже не стал пытаться отвечать. Явно этот вопрос относился не к нему.

— Ну, хорошо! — после непродолжительного молчания произнес голос:

— Вас с Гарри объединяет душа, она у вас одна и потому, можно сказать, что ты воздействовал на свою душу. В трудную минуту выбора ты напомнил Гарри о когда-то принятом решение: что он никогда не перестанет любить сына, даже когда Альрус не позволит ему в очередной раз попробовать испытать сына на прочность.

Это твоя душа и ты можешь внести в нее любые изменения, сделать выбор как ты будешь жить.

— Все это мне понятно… наверно… но как быть? Это же прошлое. Это прошлое мое воплощение и как я могу воздействовать на него?

Тяжелый вздох, а затем:

— Это для физического тела время течет линейно, а для души все: прошлое, настоящие и будущие сведено в точку. Находясь в настоящем, человек может поменять свое отношение и только своё отношение к чему-либо как в прошлом, так и в будущем. Как, непосредственно, в данном своем воплощении, так и в любых других своих воплощениях, как в прошлых, так и в будущих.

Именно это ты и сделал. Ты помог своему прошлому воплощению не поддаться своей темной части души.

— В таком случае я — есть светлая часть души Гарри?

— Нет. Это Гарри светлая часть своей души.

У Ри было еще множество вопросов, и главный из них: а кто, собственно, в таком случае он? — как его жестко прервали:

— Все, хватит! Сам, если захочешь, во всем разберешься, а с памятью я постараюсь помочь.

Ри тут же почувствовал, что остался один, и вдруг резко вспомнил о Гарри. Появилось непреодолимое желание узнать как он и до чего договорился со своей темной частью души, и потому Ри прислушался, но все, что он успел услышать, последнее слово Гарри:

— И поэтому…

Часть 1. Глава 6

Наблюдая за Гарри со стороны, можно было увидеть глубокое погружение в себя, что создавало обманчивое впечатление о том, что он будет сидеть вечно, словно изваяние. И вот он, полностью отключенный от внешнего мира, вдруг резко отрицательно качает головой и так же резко выходит из своего пограничного состояния, открывая глаза, а затем стремительно подается вперед и кладет руки на управляющий камень.

Время словно остановилось. Но, ровно через два удара сердца, все видимое пространство заволновалось, покрываясь рябью, серая мгла начала менять свои очертания, перетекая из одной формы в другую. И только пространство над красным кругом осталось островком покоя и стабильности, защищенным от происходящего вокруг.

Когда Ри стало казаться, что дело не закончится ничем хорошим, так как в окружающем пространстве с каждой минутой нарастало напряжение, как в какой-то миг на месте волнующейся серой мглы возник огромный каменный зал, метров сто в диаметре.

Ри огляделся. Тусклый приглушенный свет, исходящий от всех поверхностей помещения, не давал возможности все хорошо рассмотреть, хотя смотреть, в общем-то, было нечего. Зал был пуст. В нем ничего не было, кроме красного круга на его середине, где сидели Гарри с Альрусом, если не считать еще одного появившегося откуда-то разумного, стоящего на коленях возле стены и что-то там делающего. Понять, что он там делает, было за гранью возможного — данный индивид сидел к ним спиной.

— Вот, теперь все готово! — сказал Гарри, убирая руки с камня управления. — Альрус, если ты не передумал, то я продолжу своё повествование.

Раздавшийся голос отца оторвал Альруса от изучения возникшего только что перед ним каменного зала. В его взгляде, который он перевел на отца, отчётливо читался немой вопрос: с тобой все нормально? И после едва видимого кивка отца, на его лице тут же отразилась радость от того, что Гарри сделал выбор, на который он и не смел надеяться.

— Пойдем. — произнес Гарри, отводя виноватый взгляд от сына, поднимаясь с кресла и, чтобы пауза не перешла в неловкое молчание, поспешил ее развеять, начав свой рассказ.

— Это мое воспоминание, как ты понимаешь. Я думаю, что лучше один раз увидеть, чем много раз объяснять, что произошло в тот день, который перевернул мою тихую и спокойную жизнь, внося в нее тревоги и опасности.

Так, непринужденно общаясь между собой, словно несколько минут назад они не были на грани ссоры, Гарри с сыном потихоньку приблизились к стене зала и остановились на расстоянии четырёх метров от стоящего на коленях мужчины.

Прошло несколько минут, мужчина поднялся, подхватывая кофр. После он развернулся и двинулся вдоль стены в их сторону. И только после этого в нем без труда стало возможно узнать Гарри, только этот Гарри выглядел немного моложе, чем настоящий. Пройдя небольшое расстояние, их разделяющее, Гарри из воспоминания опустился на корточки возле небольшого отверстия в стене, находившегося не более пяти сантиметров над полом.

— Как я уже говорил до этого, было разработано и создано несколько вариантов иномирных кристаллов и артефактов, создающих материальные иллюзии. Сейчас ты можешь наблюдать их установку, производимую мной для очередного тестирования. Из-за их тонких настроек, которые сбиваются от любой непосредственно направленной на них магии, я был вынужден производить их установку, как ты можешь видеть, вручную.

Сделав небольшую паузу, Гарри, перед тем как заговорить, посмотрел сыну в глаза:

— Альрус, ты же знаешь мое везение вляпываться во все подряд?

Получив подтверждающий кивок сына, он продолжил:

— В итоге мое сомнительное везение на всякие неприятности и привели к тому, что я решил спрятаться от всего мира. Ну вот, даже спрятаться ото всех — мне не сильно помогло. Неприятности нашли меня сами. Сейчас ты сможешь воочию увидеть, как это произошло со мной на этот раз.

Завершив краткую, но прочувствованную вступительную речь, Гарри двинулся дальше к следующему отверстию в стене. Такие идентичные отверстия опоясывали собой весь зал, располагаясь на равном удалении друг от друга, но так как они были не очень большие, то их можно было разглядеть, находясь только вблизи. Подойдя к следующему отверстию, они с Альрусом остановились, ожидая когда Гарри из воспоминания подойдёт к нему.

Завершив установку артефакта, он двинулся в их направлении. Подошёл, присел на корточки, опустился на колени, вынул палочку и направил очищающее заклинание в отверстие. После этого открыл кофр и достал из него артефакт ярко-оранжевого цвета.

Следом он достал из кофра крепление, аккуратно вставил в него артефакт, который после этого начал напоминать паука с поджатыми лапками. Затем, Гарри из воспоминания еще раз все тщательно проверил, убедившись в том, что все сделано правильно, и только после этого наклонился, вставляя артефакт в отверстие. Но, видно что-то пошло не так, потому, что через некоторое время Гарри вытащил руку из отверстия вместе с артефактом.

Он начал пристально его рассматривать со всех сторон, стремясь, по-видимому, понять что с ним не так. Но, видно, это не получилось, и поэтому он вытащил из кофра инструменты, и аккуратно, чтобы не повредить артефакт, приступил к освобождению его от крепления.

Во время освобождения артефакта из плена инструмент сорвался, и острый угол крепления слегка задел палец. Несколько выступивших капель крови попали на артефакт и тут же бесследно пропали, мгновенно впитанные им. Занятый делом, Гарри этого не увидел, продолжая снимать крепление с артефакта, поэтому, также незамеченный кровоточащий палец был водружен на артефакт для его удержания.

Внимание Гарри из воспоминания было привлечено тогда, когда артефакт, который он держал в руках, начал светиться, пульсируя в такт биения сердца. Первые несколько минут Гарри тупо смотрел на разгорающийся в его руках артефакт, пытаясь постичь, что именно сейчас происходит. И только слегка придя в себя, он аккуратно положил артефакт на пол и принялся внимательно его изучать.

Как только злополучный артефакт оказался на полу, свечение в нем слегка померкло, перестав мерцать. Видимо, первоначальный шок прошел, и Гарри обратил внимание на кровоточащий палец.

Травмированный палец был поднесен к глазам и осмотрен. Увидев порез, из которого сочилась кровь, Гарри пораженно замер на миг, а после, с ужасом во взгляде, начал переводить свой взгляд с пальца на светящийся артефакт и обратно, пытаясь, видимо, примириться с открывшимся фактом. Но этого не произошло и поэтому он, глухо застонав, опустился на пол, и, закрыв голову руками, начал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

Нужно признать, минута слабости длилась недолго. Отняв руки от головы и посмотрев на все еще кровоточащий палец, Гарри вслух проговорил:

— У меня такое чувство, что я сильно пожалею о своем поступке, но жизненный опыт прожитых лет говорит о том, что лучше уж сейчас узнать и принять неизбежное, когда что-то ещё можно изменить, чем, спрятавшись от проблемы, ждать каждую минуту когда за это придёт расплата, получив в два раза больше неприятностей и проблем, чем их было бы в начале. Решено, посмотрим, что из этого получится.

Он взял артефакт в руки, уже сам решительно поднес к нему рассеченный палец, и с интересом начал наблюдать, как артефакт активно впитывает его кровь, с каждой принятой каплей крови разгораясь все сильнее и сильнее.

Наблюдая со стороны за происходящим, Ри казалось, что он слышит как артефакт рычит и чавкает от удовольствия.

Напоив артефакт до отвала своей кровью, Гарри залечил палец и достал из кофра новое крепление. С явным сожалением и обреченностью на лице он все же вставил артефакт в крепление, который, насытившись, стал светиться равномерным оранжевым светом. Установка артефакта в отверстие в стене на этот раз прошла успешно. Достав блокнот, он начал делать пометки, как вдруг неподвижно застыл на месте.

Альрус перевёл свой взгляд на отца, а Гарри, подхватив сына под локоть, повёл его в сторону кресел, давая по пути объяснения.

— Тут такое дело, Альрус. В процессе возникновения материальной иллюзии, если на месте ее возникновения будет находиться любой живой организм, ему будет нанесено увечье. Это в лучшем случае. А в худшем — мгновенная смерть, потому, что, повинуясь заложенному алгоритму, иллюзия начнёт создаваться прямо внутри человеческого тела. Не нужно объяснять чем это чревато? Поэтому я установил жесткое ограничение на то, что, в случае нахождения любого живого существа вне движущейся ленты, которая доставила тебя ко мне, или вне красного круга, смена воспоминания или любой другой работы с артефактами материальной иллюзии не возможна.

Сделав небольшую паузу, Гарри добавил:

— Каждый раз радуюсь тому, что решил провести эксперимент с одушевлением артефакта. С помощью расчётов Сириус заранее сумел выявить эту проблему и обратить на это мое внимание.

Мне не хочется думать плохо, но я предполагаю, что защитник этого места мог попробовать устранить меня таким удобным для него способом, объяснив Хель все тем, что это произошло случайно, что он меня, якобы, не увидел и поэтому произвел смену локаций. Мне кажется, у него плохо с головой, и из-за этих проблем я совершенно не понимаю, почему Хель определила его на это место.

— И что это за защитник такой продуманный?

— Скоро узнаешь. — произнес он, поморщившись, и тут же перевел тему. — Вот мы и пришли.

Как только Альрус с отцом взошли на красный круг, застывшая картинка воспоминания мигнула сменившись. На ее месте был все тот же зал, только вот вместо пола в этот раз был луг.

Снова подхватив Альруса под локоть, Гарри повел его обратно к тому месту, где был установлен напитанный кровью артефакт.

Ри не стал ждать, когда они дойдут, а решил переместиться к стене мгновенно, потому что возле каждого отверстия под артефакт появилось что-то маленькое и двигающиеся. Переместившись, он с удивлением рассмотрел, что рядом с каждым отверстием, где был установлен артефакт, кроме травы, появилось по кролику.

На первый неискушенный взгляд все они были одинаковые. Но только на первый. При более близком рассмотрении можно было увидеть хоть и небольшие, но все же отличия. Трава на разных участках имела, пусть чуть, но немного другой оттенок зеленого. Как и кролики. Они тоже были разными не только по окраске, размерам, но и по форме.

Кролики, пусть и были материальными иллюзиями, вели себя как кролики: то есть ели травку, прыгали. Правда, приглядевшись, Ри понял, что передвигаются они по заданной для всех одинаковой траектории, не выходя за определенные заранее границы.

Пока Ри с интересом изучал кролей, Гарри с Альрусом не торопясь приблизились и остановились возле делянки и кролика, созданных напившимся крови артефактом.

Гарри из воспоминания находился уже от них через делянку. Там он водил палочкой над кроликом и с помощью самопишущего пера делал какие-то записи в блокноте. Глядя на отца из прошлого, Альрус вдруг задал странный вопрос:

— Пап, а почему кролики? — почему-то шепотом поинтересовался сын у отца, рассматривая кролика в руках отца из воспоминания. В ответ Гарри тоже почему-то шепотом задал встречный вопрос:

— А кого ты можешь предложить взамен?

— Ну-у-у — растерянно протянул Альрус, почесав в затылке.

— Вот то-то и оно. Женщину щупать, заглядывать в рот и производить множество различных манипуляций было бы как-то неэтично, а мужчину — отвратительно, потому и кролики.

Посмотрев друг на друга, они одновременно заразительно рассмеялись. Ри, не слышимый ими, поддержал смех. Обстановка окончательно разрядилась, на душе у Ри стало спокойно и благостно.

Так, в теплой и слегка приподнятой атмосфере Гарри отвечал на вопросы сына о своем проекте, ожидая пока Гарри из воспоминания подойдет к кролику, созданному артефактом, испившего его кровь.

Слушая их вполуха, Ри пытался разобраться с каким-то несоответствием в том, что он видел, и которое ему никак не получается уловить, как бы он ни пытался это сделать. Пока до него не дошло: если сравнить делянку, созданную кровавым артефактом (так про себя он решил его называть), с остальными, то, если приглядеться, можно было увидеть, что созданное кровавым артефактом было более живым и настоящим, по сравнению с другими. И если его спросить, в чем это отличие выражается, то Ри не смог бы ответить на данный вопрос. Отличия эти были неясные, непонятные, где-то на уровне ощущения и на этом все.

Продолжая наблюдать и сравнивать, Ри вычленил ещё одно отличие. Кролику кровавого артефакта было начхать на заложенную в него программу, определяющую его движение.

И поэтому он, ничтоже сумняшеся, отправился знакомиться с соседом, но эпического знакомства не состоялось. Соседний кролик вёл себя как все: прыгал по заданной траектории, периодически останавливаясь, чтобы отведать травы, не обращая ни на что внимания, и потому совершенно никак не отреагировал на то, что к нему пришли или, вернее будет сказать, припрыгали.

Попрыгав рядом с соседом некоторое время, но не дождавшись каких-либо результатов, кролик кровавого артефакта попробовал траву соседа. С трудом отплевавшись от неё, он отправился обедать на свою делянку.

Пока Ри предавался размышлениям на тему кровавого артефакта, Гарри из воспоминания подошёл к его делянке и застыл в изумлении от того, что при его приближении кролик поспешил удариться в бега.

Приманив к себе чарами убегающего кроля, он начал его исследовать. Через некоторое время застыл с ним в руках, не веря своим глазам, уставившись на него, как на восьмое чудо света и даже не замечая, как сильно стиснул маленькое тельце, несмотря на сопротивление и яростный крик кроля. Опомнившись через некоторое время, он невербально обездвижил кролика и после наложил диагностические чары.

Гарри из воспоминания, Альрус и невидимый Ри одновременно впились глазами в показания диагностики. Она сообщала о том, что это совершенно живой, здоровый и упитанный кролик с повышенным в данный момент сердцебиением.

Потом Гарри из воспоминания начал накладывать на кроля один за другим разные виды диагностических чар и каждый раз снова и снова убеждался в том, что это — живой кролик.

Медленно осев на траву, Гарри из воспоминания некоторое время сидел, уставившись невидящим взглядом в одну точку. Потом подхватился, вытащил из кофра серебряный нож и полоснул им кроля, глядя как из раны вытекает на зелёную траву настоящая красная кровь.

На этом драматичном моменте воспроизведение воспоминания остановилось: застывший в неудобной позе Гарри с окровавленным ножом в руке, с ужасом взирающий на текущую из раны кровь кролика.

Как только картинка остановилась, в этот раз уже Альрус подхватил отца под руку и повёл в сторону красного круга.

— Отец, — вкрадчиво начал он по пути — а вот объясни, мне, чем ты руководствовался, когда принимал решение не пытаться уничтожить это открытие?

— Сначала ответь себе на такой вопрос, сын: какова степень вероятности свершения этого события без вмешательства со стороны одной из Сестер? — спросил Гарри, попытавшись освободить свой локоть из захвата сына.

— Что конкретно ты имеешь в виду? — не позволяя отцу освободится, спросил Альрус.

— Я понимаю тебя, Альрус. Первым моим побуждением, которое меня посетило, было желание немедленно уничтожить все образцы и материалы этого проекта. Потом я передумал. Прежде, чем совершить какое-либо действие, руководствуясь одними лишь эмоциями, я решил сначала подумать, а перед этим хорошенько напиться.

После трехдневного запоя я уже мог без ужаса думать о создавшейся ситуации и смог ответить на заданный себе вопрос. Без вмешательства хоть одной из Сестер, вероятность того, что моя кровь пролилась именно на этот вариант артефакта стремится к нулю.

На поднятую бровь сына в немом вопросе он пояснил:

— Я имею в виду состав кристалла при его создании и совпадение с определённой последовательностью наложения чар при создании артефакта. Какова вероятность совпадения, что именно на этот, самый удачный из всех вариантов, артефакт прольется моя кровь?

— Согласен с тобой, вероятность такого совпадения ничтожно мала.

Немного помолчав и обведя рукой помещение, Гарри продолжил:

— Над всеми этими образцами, как и над другими из первых двух партий, я провёл эксперимент. Каждый образец, слышишь, сын, каждый, я пытался напоить своей кровью и ничего, понимаешь, ничего не получилось, они не впитывали мою кровь! — прокричал Гарри. Потом он словно сдулся, ссутулился, и почти шепотом продолжил:

— Проведя эксперимент, я убедился в верности своего предположения, что кому-то из Сестер понадобилось создание этой ситуации. Поэтому я принял такое решение, что полученный результат нужно не уничтожать, а лучше постараться надежно его спрятать.

Впоследствии, я получил подтверждение того, что без непосредственного вмешательства Сестер ситуация с порезанным в нужный момент пальцем и над лучшим образцом могла бы не произойти. Ну как, сын, ты и теперь меня осуждаешь за то, что я не пошёл против желания Сестер?

— Нет, отец, я тебя не осуждаю и не осуждал изначально! Мне нужно было точно узнать, чем ты руководствовался в своем решении и только. То, что ты сейчас поведал, полностью меня удовлетворило. Мало того, я рад что ты смог с собой справиться и не пойти на поводу сиюминутных эмоций.

Так, разговаривая, они дошли до красной зоны и уселись в кресла, погрузившись каждый в свои размышления. Когда повисла тишина, Ри решил не отставать от них и разобраться в том, как он ко всему этому относится.

Не могу понять, в чем сложность, и почему он не мог уничтожить все и забыть об этом?

Сестры хотели, чтобы это произошло. Что он имел в виду? Что лучше против их желания не идти?

И как я сам к такому отношусь? Сложный вопрос. Все во мне склоняется к тому, что я должен поступать так, как лучше для безопасности меня и моей семьи. Но где-то там, глубоко в душе, поднимается четкая уверенность, что Гарри прав: законы Сестер нужно соблюдать, так будет лучше для здоровья. Более того, Ри пришло откуда-то взявшееся понимание того, что если бы Гарри пошел против желания Сестер, то были бы последствия и еще неизвестно какие.

Сын его понял и поддержал, судя по его реакции. Поэтому, я, на данный момент времени, приму их точку зрения, как рабочую. И так будет до тех пор, пока, либо не получу подтверждения, что такой подход верен и эта точка зрения не станет у меня основной, либо, наоборот, получу доказательства того, что их подход не верен, и тогда я ее отрину, как неподходящую мне.

Затянувшееся молчание прервал Альрус. Он достал бутылку вина и бокалы из пространственного кармана и, протягивая отцу уже наполненный янтарной жидкостью бокал, произнес:

— Давай немного расслабимся, а после можно будет и продолжить.

— Полностью тебя поддерживаю, но подожди немного. Я думаю, нам ещё не помешает и расслабляющая обстановка, которую сейчас активирую. — сказал Гарри, беря протянутый сыном бокал.

Подержав его в руке и не найдя куда поставить, он вынужден был опустить его на пол. После этого Гарри положил руки на камень и закрыл глаза. Миг, и по периметру красного круга возник прозрачный купол, по которому начали периодически весело пробегать разноцветные огоньки.

Снова смена антуража произошла мгновенно и, вместо зала, за тонкой защитной пленкой вдруг появилась толща воды, а красный круг с двумя креслами, окруженный защитой, оказался лежащим на морском дне.

— Какая красота, отец! — восхитился Альрус, нисколько не стыдясь проявлять свои чувства. Ри полностью был с ним согласен. — Здорово! Это то, что сейчас нам с тобой действительно нужно.

— Я так и думал, что ты оценишь. У нас на все есть полчаса, чтобы хорошо расслабиться.

Пока Гарри с сыном, откинувшись на спинки кресел, попивая из бокалов вино, расслаблялись, созерцая морской мир под тихую приятную музыку, Ри сначала окинул взглядом всю открывающуюся перед ним картину, а затем решил переместиться за защитный барьер, и у него это получилось.

Было восхитительно приятно пройтись по рельефному дну, посмотреть вблизи застывшие в причудливых формах кораллы, спугнуть стайку мелких разноцветных рыбок, снующих вокруг, увидеть ярко-красную морскую звезду, вальяжно расположившуюся на самом видном месте, которая никак не среагировала на его прикосновение, подойти к расщелине возле высокого каменистого пика, выходящего своей вершиной из воды, зависнуть невысоко над морским дном возле тянущихся высоко вверх ленточных водорослей, понаблюдать за тем, как они величественно колышутся от движения голубиных вод, найти несколько ярких рыбок покрупней, которые также проигнорировали его прикосновения, упасть на спину, раскинув руки и смотреть, как сквозь толщу воды пробиваются лучи полуденного солнца. Они, словно хорошо отточенные кинжалы, неумолимо пронзали воду до самого дна.

А потом, с восторгом замерев в восхищении, Ри наблюдал, как из темной части моря появилась она — красавица морских глубин, белая акула. Она появилась стремительно, нацелившись на защитный барьер там, где находилась ее добыча. Виртуозно отвернула буквально в нескольких сантиметрах от защитного барьера, а потом она, рисуясь, проплыла рядом с куполом, делая вид, что ее не интересуют те, кто сидит за ним.

Ри подплыл к ней и прикоснулся к ее боку. Она, словно почувствовала это, и стремительно покинула зону видимости. Но охотничий инстинкт заставил акулу вернуться, чтобы начать кружить вокруг купола.

Ри вернулся под защитный купол, чтобы успеть услышать вопрос, заданный Альрусом:

— Почему ты сказал, что у нас только полчаса для нахождения здесь?

— Потому что у этой локации, — а на поднятую вверх бровь сына тут же дал пояснение. — так я называю некоторые свои воспоминания, в которых нет людей, так вот, у этой локации, как выяснилось позже, есть побочный эффект в виде лечебного воздействия.

От посещения этой локации в два раза быстрее заживают раны. Расчеты показали, что при регулярном ее посещении может сниматься полностью или частично уменьшаться сила наложенных проклятий. Также, нахождение здесь помогает восстановлению психики, мозги в два раза быстрее и четче начинают работать.

— А почему о полученном оздоровительном эффекте ты говоришь с печалью в голосе? — с насмешкой спросил сын.

— Потому, что если тебе плохо или ты болеешь, то здесь тебе становится лучше, как нам сейчас. Но, как бы тебе ни здоровилось, больше получаса здесь находиться нельзя. Через полчаса, если не покинуть эту локацию, начинается откат к начальному состоянию.

— Почему так происходит, ты не выяснил?

— Нет, — резко ответил Гарри, словно отрезал. Потом вспомнил, что сын тут не причём и уже более мягко пояснил: — потому, что если ты здоров и у тебя хорошее настроение, то нахождение здесь становится опасно для здоровья, так что получается не до исследований.

— Мне кажется, что ты мне что-то не договариваешь?

Гарри поморщился, но все же ответил:

— Понимаешь, Альрус, у меня на эту локацию были такие планы! А в итоге… — он махнул рукой. — Вместо того, чтобы даже просто понаслаждаться красотами морского дна, я вынужден ограничиваться только получасом времени, и то только тогда, когда нездоров, то есть, находясь в таком состоянии, когда нет особо дела до красот.

— Сочувствую.

— А, да ладно! — отмахнулся Гарри.

Миг, и морское дно исчезло, а на его месте невдалеке от красного круга, появилась уже знакомая серая мгла.

— Ну что, сын, тебе полегчало?

— Вполне, отец. Спасибо.

— Да не за что. Продолжим?

Получив утвердительный кивок, Гарри задал вопрос, чтобы удовлетворить свой возникший интерес:

— А теперь объясни мне, сын, как так получилось, что узнав о том, что с помощью моей крови можно получить псевдожизнь, ты совершенно не был удивлен этим фактом?

— Подожди, отец, — остановил его Альрус. — Псевдожизнь — что конкретно ты под этим подразумеваешь?

— Кролик. Он живой, его мясо можно есть, и оно даже переварится, не нанеся вред организму, и так будет до тех пор, пока включена локация. Но если ее отключить, то переваренное мясо тут же превратится в яд. Потому я этот эффект назвал псевдожизнь.

— Ясно. Поясни, что ты хочешь от меня узнать?

— Так вот, я обратил внимание, что когда ты узнал о возможностях моей крови, у тебя это не вызвало никакой реакции. Вернее будет сказать, ты среагировал именно так, словно уже знал об этих возможностях моей крови. Ты не хочешь со мной поделиться источником твоих знаний?

Альрус ответил не сразу, некоторое время дал себе на обдумывание, а потом что-то решив для себя, произнес:

— Хорошо, я поведаю тебе причину, почему не удивлён тому, что твоя кровь может оживлять иллюзии. Но прежде ты должен ответить на несколько вопросов.

Альрус замолчал, глядя на отца тяжелым взглядом, затем спросил:

— Ты проверял, впитывает ли твою кровь заготовка под артефакт?

— Нет, — отозвался Гарри. Но увидев иронично поднятую бровь сына, поспешил добавить: — кристалл, как заготовка, совершенно инертен к моей крови.

— Это уже лучше.

Сделав небольшую паузу, он продолжил допрос:

— Скажи, ты исследовал этот артефакт на возможность впитывания им другой крови?

— Нет. — Жестко ответил Гарри, но помолчав, добавил: — Как только у меня возникала мысль о подобном, так сразу же появлялось чувство опасности и категорическое нежелание этого делать.

— Понятно.

Откинув голову на спинку кресла, Альрус прикрыл глаза и по его лицу было видно, что он борется сам с собой. Но вот борьба была закончена и, открыв глаза, он тихо заговорил:

— Теперь, когда ты мне открыл свою тайну, нежелание поить артефакт чужой кровью становится не актуальным. Предлагаю тебе провести эксперимент с моей кровью. У тебя есть готовый артефакт иллюзий, ненапоенный твоей кровью?

— Есть. — произнёс отец, сильно побледнев. Его зелёные глаза буквально замерцали от ужаса, но он смог взять себя в руки и быстро положил руки на управляющий камень.

Через несколько долгих минут за креслами раздалось тихое шуршание. Обернувшись, Альрус смог увидеть, как в полу открылась крышка люка, которая, при поднятии, издала привлекший его шум. Не вставая с кресла, можно было спокойно разглядеть проход, ведущий вниз.

— Все материалы, ингредиенты, как и артефакты для этого проекта, хранятся там. — тихо проговорил Гарри.

Поднявшись с кресла, он махнул рукой в сторону открывшегося прохода и, подойдя к проему на негнущихся ногах, начал спуск по винтовой лестнице.

Альрус еще посидел какое-то время, давая отцу время на спуск, и только после этого поднялся с кресла, отправляясь вслед за ним.

Ри пристально вглядывался в лицо Альруса, пытаясь найти подтверждение своему предположению, что артефакт примет кровь Альруса, и что он это точно знает, а не просто догадывается об этом. Ри было интересно, откуда у него такая уверенность и чем она вызвана.

Альрус и, следующий за ним, Ри, спустившиеся по лестнице, сразу попали в небольшое помещение, в котором вдоль стен стояло несколько шкафов с множеством ящичков, а также стеллажи, на которых были выложены различные заготовки.

Дождавшись, когда сын спустится, Гарри подошел к одному из шкафов, пробежал глазами по их обозначениям и, выбрав нужный ящик, достал артефакт и положил его на стол. Затем, выдвинув ящик стола, достал небольшой серебряный нож и ручкой вперед протянул сыну.

Альрус криво улыбнулся, беря из рук отца нож и резко полоснул им по ладони, позволяя своей крови оросить артефакт. Тот тут же ожил и начал активно поглощать подношение и в конце засветился таким же насыщенно оранжевым светом, как и от крови его отца.

Гарри внимательно наблюдал за реакцией сына, а также за тем, как его кровь впитывается артефактом. Дождавшись, когда сын залечит рану, он стремительно шагнул к нему и обвинительно тыкая пальцем в грудь, заявил с возмущением:

— Ты знал, ты все знал!

— Не знал, я только предполагал. — очень спокойно, почти равнодушно поправил его сын. — Просто вероятность того, что моё предположение верно, была очень высокой.

— Я хочу знать, откуда у тебя такие гарантированные предположения.

— Я тебе все расскажу, только не здесь. — обводя помещение взглядом, в котором не наблюдалось сидячих мест, кроме высокого табурета. — Пойдем, поговорим наверху.

Положив аккуратно артефакт на стол, Альрус неспешно направился к лестнице, ведущей наверх.

Часть 1. Глава 7

Поднявшись по винтовой лестнице наверх, Гарри с раздражением посмотрел на сына, уютно устроившегося в кресле и пьющего вино. Причину возникшего вдруг раздражения он не понимал, ведь он сам потребовал, чтобы Альрус озвучил всю имеющуюся у него информацию, связанную с их кровью. А теперь, глядя на сына, у него поднимался едва сдерживаемый негатив. Вот чует пятая точка, что не понравится ему то, что тот поведает.

Сдерживая так некстати появившееся негативное раздражение, Гарри подошел к своему креслу и застыл. На сиденье кресла лежал свиток, от вида которого раздражение снова скакнуло вверх. Кое-как обуздав свое недовольство, Гарри подхватил свиток и лежащее рядом с ним Кровавое перо, сел в кресло, развернул свиток и погрузился в его изучение. Когда Гарри ознакомился с документом и поднял на сына глаза, тот проговорил:

— Прежде, чем я приступлю к рассказу, ты должен подписать данный документ. Это, как ты уже понял, контракт на неразглашение тайны, которую я тебе поведаю.

Дождавшись, когда отец подпишет контракт, Альрус достал из пространственного кармана несколько артефактов и по очереди их активировал. Заметив вопросительный взгляд отца, пояснил:

— Это многоступенчатая защита от прослушивания.

Гарри хотел что-то сказать, но потом передумал и только молчком кивнул сыну в знак согласия.

— Все началось с того момента, когда я вернулся из путешествия, продлившегося длиною в год. Обняв жену, я подхватил на руки сначала дочек — младшую пару близнецов, а затем сыновей — старшую пару. Прижав к своей груди каждого по очереди, я поцеловал их в пухлые щечки. В тот же миг я почувствовал, что с их кровью что-то не так. Что конкретно происходило с их кровью понять сразу не смог, а тут же развивать бурную исследовательскую деятельность не стал. С одной стороны я побоялся испугать жену и детей резкими телодвижениями, с другой — с детьми в данный момент все было в порядке, они были полностью здоровы, поэтому с непонятным процессом, протекающим в их крови, я решил разбираться тайно, без привлечения чьего-либо внимания.

Отхлебнув вина из бокала, Альрус продолжил свой рассказ:

— Еле-еле дождавшись завершения всех встреч и дел, которые накопились за время моего отсутствия, я, наконец-то, смог приступить к более глубоким исследованиям. Все это время меня съедало беспокойство за детей. Как ты понимаешь, отец, все непонятное пугает до ужаса, особенно когда это касается твоих детей.

— Да, я понимаю тебя, сын. Но, Альрус, как ты мог почувствовать в их крови какой-либо происходящий процесс, просто поцеловав? Такая способность присуща только вампирам и магам Крови.

В воздухе повис невысказанный вслух вопрос. Ты, что, маг Крови?

— Ты прав, такую способность — чувствовать чужую кровь и снимать данные о ней от прикосновения и на расстоянии — вырабатывают у себя маги Крови.

Но мало кому известно, кроме самих магов Крови, что если маг Крови хочет стать архимагом в этой области, то он должен начать развивать эту способность у себя с самого начала изучения им магии Крови.

— Но, ты же… — растерянно произнёс Гарри и, не закончив фразу, замолчал, пристально вглядываясь в спокойное лицо сына.

— О-о-о… — шокировано произнес он, когда на безымянном пальце поднятой слегка вверх левой руки Альруса проявился перстень Магистра Магии Крови.

— Подожди, подожди! — проговорил в растерянности Гарри, выходя из ступора. — Что же получается, за один год отсутствия неизвестно где, ты умудрился стать метаморфом, отличным артефактором, изобрести множество зелий и сегодня выясняется еще и то, что ты, параллельно всему перечисленному выше, увлекся изучением магии Крови, что привело к тому, что на данный момент ты уже стал магистром в этом направлении?

Получив подтверждающий кивок от сына, Гарри в изумлении покачал головой, говоря:

— Пусть я и не интересовался напрямую магией Крови, но я точно знаю, что считается, что эта способность была утеряна.

— Все верно, отец. Только вот потеря этой способности относится только к нашим английским магам. Хотя, сейчас на родине и нет таких гонений за тёмную и кровную магию, но негативное отношение к ней со времен твоей юности так и осталось.

Поэтому, когда я решил получить в нашем мире официальное подтверждение того факта, что я являюсь магом Крови, мне пришлось воспользоваться своим магическим псевдонимом, который ты мне дал при моем рождении, и о котором, кроме тебя и Гермионы, никто не знает. Также, к псевдониму я подобрал молодую невзрачную внешность, и отправился в Гильдию магов Крови для выяснения того, что требуется для вступления.

— И правильно!

Благодарно кивнув отцу, Альрус продолжил:

— Я решил, что совершенно не нужно, чтобы кто-то на нашей родине узнал о том, что я являюсь магом Крови. Пусть гонений нет, но это так, на всякий случай. Поэтому, при поступлении и после мне пришлось скрывать свой истинный потенциал, хотя, что говорить, полностью скрыть его не получилось, уже через год меня взяли в ученики, оценив мой быстрый рост в магии Крови.

Альрус сделал небольшую паузу в своём рассказе, отпив немного вина из бокала, который он держал в руке, и только решил продолжить, как отец, громко хлопнув себя по лбу, эмоционально воскликнул:

— Вот ведь ж я дурак! Все же очевидно! Книги из других миров, знание о том, как выглядит межмировой портал. В других мирах время, относительно нашего, может течь по-разному. Как я сразу не понял, что в другом мире ты мог находиться несколько лет, а в нашем могло пройти всего лишь несколько дней или даже часов.

На столь эмоциональную речь отца Альрус только пожал плечами, не подтверждая его догадку, но и не опровергая, а затем, как ни в чем ни бывало, продолжил своё повествование.

— Так что, учась в Гильдии, я параллельно изучал проблему крови моих детей. Библиотека Гильдии была мне в помощь, потому можно сказать, что, ради того, чтобы в нее попасть, я и затеял это поступление в Гильдию.

Одновременно я начал изучать все, что есть у немагов, связанное с кровью, и все, что было открыто немагами на тот момент времени по теме ДНК.

Сделав небольшую паузу, Альрус неуверенно произнес:

— М-м-м… ДНК — это …

— Знаю я в общих чертах, что такое ДНК, не надо объяснять.

— Отлично, отец! Сложно в двух словах объяснить ДНК.

— Знаю. Лучше объясни мне причину, побудившую тебя к изучению ДНК.

— В моих странствиях по мирам я столкнулся с двумя случаями, в которых, чтобы помочь разумному, помимо владения магией Крови и зельеварения, потребовались знания о мутации генов. В первом случае это был ребенок с генетическим заболеванием, появившимся у него из-за близкородственных связей его родителей. Второй — из-за проклятия, наложенного на предка, в итоге приведшего к мутации генов, которая привела к его бесплодию.

Так что я решил пополнить свои знания по генетике ещё и знаниями из нашего мира. Ну, и само собой разумеется, приступил к регулярному отслеживанию изменений у детей, как крови, так и их ДНК.

— И что, наблюдения за ДНК что-либо дали? — скептически спросил Гарри.

— Да, но об этом потом.

— Потом, так потом, что же было дальше? — поторопил сына Гарри.

— А дальше я учился и наблюдал за детьми. Когда поток получения информации расширился, как ты знаешь, у меня родилась еще пара близнецов. За ними я уже смог наблюдать с момента их зачатия, и выяснить, что замеченный мной процесс в крови у первых двух пар близнецов, предположительно, начался в их первые полгода жизни.

Сделав небольшую паузу, Альрус продолжил:

— Не буду утомлять тебя подробностями моих поисков знаний и наблюдений за детьми, я думаю что сейчас они не так важны. Лучше расскажу в общих чертах то, что я знаю на данный момент времени, и какие предположения у меня появились на этот счет.

— Согласен. — лаконично произнес Гарри.

— Так вот, на данный период времени, если судить по крови и ДНК, мои дети мне не родные, впрочем, как и своей матери.

—???

— Очень просто. С полугодовалого возраста, в крови детей начинается процесс изменений крови и ДНК, который длится до их совершеннолетия, но активный процесс завершается к одиннадцатилетию.

Если до одиннадцати лет провести проверку крови, то она покажет, что их магический статус не определен, а вот после того, как им исполняется одиннадцать лет, проверка крови уже показывает конкретно какого рода наследниками они становятся.

— Не понял тебя, сын.

— Помнишь, ты с детства советовал мне не ходить к гоблинам на проверку моей крови?

Гарри подтверждающие кивнул.

— А также, ты постоянно твердил мне о том, что, хоть они и дали клятву о неразглашении тайн лордов, но лучше все же на это не надеяться. Поэтому, когда я смог создать своё зелье для проведения проверки крови в домашних условиях, только тогда я смог ее провести детям с помощью артефактных свитков, которые ты для этой проверки создал. Ты же помнишь, что выяснилось после проверки моей крови?

— Да, этого я не забуду никогда.

— Так вот, когда выяснилось то, что в отличие от тебя, являющегося наследником чуть ли не половины магических родов Англии, проверка моей крови показала, что я являюсь наследником только рода Принц, что тебя несказанно удивило. То же самое произошло с моими детьми, и продолжает происходить с моими внуками и правнуками.

Альрус сделал паузу, чтобы дать отцу осмыслить полученную информацию.

— Что конкретно происходит с моими потомками, ты так и не поведал.

— К одиннадцати годам, помимо формирования ядра, у твоих потомков происходят основные изменения крови и ДНК, в соответствии с их способностями в магии, что и определяет — наследником какого рода они станут.

С первыми близнецами, которые на данный момент по крови и ДНК уже не являются братьями друг для друга, все было более-менее понятно: один из них стал наследником рода Поттер, другой — наследником рода Блэк. По моим предположениям их магия, кровь, как и их геном соответствуют родоначальникам этих родов.

Вторая пара близнецов — мои дочери, с ними уже было не все понятно. И, если Хайда стала наследницей Хельги Пуффендуй, так как наследование идет от их бабушки, твоей матери, которая в итоге оказалась наследницей двух родов: Пуффендуй и Гриффиндор, когда с рода спало заклятие спящей крови, то как вторая близняшка могла стать наследницей Ровены Рейвенкло?

— Да, я, помню, интересовался, как такое может быть, тогда ты ответил что-то нечленораздельное.

— На тот момент времени у меня не было даже невероятных по своей сути предположений, которые я мог высказать вслух, поэтому и промолчал. Только недавно я смог понять окончательно, что происходит с кровью твоих потомков. Это произошло, когда мой второй правнук стал наследником рода Принц.

Сравнив его и свою кровь и ДНК, я выяснил невероятное. Оказалось, что по крови он, скорее, мой сын, чем правнук. После этого, у меня наконец-то сформировалось четкое понимание происходящего: через твою кровь во время проведения ритуала моего зачатия, Сестры как-то смогли внести в мою кровь и ДНК такие изменения, которые дают возможность потомкам, вторым и третьим детям, стать наследниками по крови вымерших когда-то магических родов, что, в итоге, постепенно приведет к тому, что все вымершие рода Англии восстановятся.

От таких новостей Гарри завис, продолжая смотреть на сына бессмысленным немигающим взглядом, даже когда тот замолчал. Ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя и, только после, этого он смог заговорить. Взмахом руки, отказываясь от зелья, протянутого ему сыном, он тихо заговорил:

— Поправь меня, если ошибусь. Ты хочешь сказать, что мы стали родоначальниками рода, который не только не может выродиться, но и еще мимоходом восстановит все вымершие рода Англии?

— В точку. Только не мы, а ты. Потому, как ты являлся наследником множества родов Англии, а я являюсь Лордом только одного рода. В мою кровь введена способность передавать своим потомкам наследия, идущие от тебя.

Как я понял, Сестры воспользовались уже имеющимся. Я имею в виду твою кровь, ДНК и произошедшие с ними изменения после твоей победы над Темным Лордом. Если проще сказать, твоя кровь полностью подходила для их планов рождения у тебя ребёнка со способностями, нужными для возрождения любых магических родов Англии. Все, что от них потребовалось, это их небольшое вмешательство.

Поняв, что от таких новостей можно сойти с ума, Гарри в отчаянии замотал головой, силясь отогнать взбесившиеся мысли. Сквозь хаос, творящийся у него в голове, одна мысль, четко сформировавшись, все же смогла пробиться и за которую он поспешил ухватиться.

— А почему я об этом узнаю только сейчас? — со злостью спросил он сына, переводя весь возникший негатив на сына.

— Вот поэтому и не рассказывал, потому что знал, как ты это воспримешь. Твоя извечная проблема состоит в том, что во всех проблемах мира ты считаешь виноватым себя.

— Ты слишком все утрируешь!

— Прости, отец, но нет. Если ты считаешь себя виноватым из-за проступков чужих для тебя людей, то уж в том, что происходит с кровью твоих потомков, ты гарантированно будешь винить себя в несколько раз больше. Вот поэтому, я и не рассказал о своих открытиях.

По мере того, как Альрус говорил, негатив Гарри куда-то уходил, а сам он весь сжимался, сутулясь. Когда Альрус замолчал, Гарри лишь жалобно просипел:

— А разве это не так?

— Нет, — жестко отрезал Альрус. — Отец, перестань винить себя во всех смертных и не смертных грехах. Если бы Сестры не захотели, то такой мутации крови и генов у твоих потомков не произошло бы.

А еще рассмотри такой вариант: если бы ты даже очень захотел, чтобы твои потомки обрели такую способность, у тебя получилось бы как-либо этого достичь?

—Нет.

— Выходит, что от тебя мало что зависело в данном вопросе?

— Да, ты прав во всем, и в том, что от меня ничего не зависело в вопросе наследования, и в том, что я привык винить себя во всем, что происходит вокруг меня.

— Как ты и не виноват в том, что Сестры выбрали тебя, чтобы через твоих потомков восстановить все утерянные за тысячелетия магические рода Англии.

В этот раз, слушая сына, плечи Гарри расправлялись, спина распрямлялась, отчаяние и вина стали уходить с его лица.

— Спасибо!

Хмыкнув, как рассерженная кошка, Альрус слегка раздраженно произнёс:

— Обращайся!

Гарри погрузился в тяжелые размышления и какое-то время не подавал видимых признаков жизни. Наконец, он прервал тягостное молчание:

— Позже покажешь свои записи, которые ты вел, мне нужно самому во всем разобраться и убедиться.

Получив подтверждающий кивок от сына, он продолжил:

— Насчёт проведённого мной ритуала, который способствовал твоему появлению на свет, все ясно, а вот со мной… я не совсем понимаю, что ты конкретно имеешь в виду?

Откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, Альрус погрузился в задумчивость, при этом его пальцы начали ритмично постукивать по подлокотнику, выдавая его растерянность.

— Это будет сложно объяснить. — открыв глаза и повернув голову к отцу, произнес он.

— Ты уж постарайся как-нибудь. — слегка раздраженно ответил Гарри.

— Постараюсь. Ты сегодня повышенно агрессивный, может выпьешь успокоительного?

— Без сопливых разберусь!

— Что и следовало доказать. В чем будет смысл мне что-либо тебе рассказывать, когда ты в таком состоянии?

— И почему это? — с вызовом глядя на сына, спросил Гарри, уже сам понимая, что не прав.

Альрус лишь сложил руки на груди, изогнув правую бровь, всем видом показывая, что, пока отец не примет успокоительного, он не начнёт рассказывать. Тяжело вздохнув, Гарри вынужден был подчиниться, вынимая флакон и капая в него кровь.

— Вот и отлично — произнёс Альрус через небольшой промежуток времени после принятия отцом зелья.

— Пожалуй, начнём с небольшого примера. Человек умер, его душа после смерти прошла через все положенные в этом случае процедуры и после пошла на новое воплощение. Чем два разных воплощения одной и той же души будут отличаться одно от другого и что их будет объединять?

— Давай порассуждаем. В твоем вопросе уже содержится часть ответа: объединять их будет единая душа. А вот в чем они будут отличаться? Как-то я не совсем понимаю смысл вопроса.

— Давай я попробую задать вопрос по-другому. Состояние души, оно будет одинаково для обоих воплощений?

Вопрос поставил Гарри в тупик, и потому он призадумался. Потом неуверенно заговорил:

— Я как-то раньше не задумывался над данным вопросом, но если вдуматься в твой вопрос, то в нем опять содержится ответ. Состояние души для каждого воплощения будет разное.

— Все верно, отец. Состояние души является определяющим в любом воплощении. Потому, что уже на основе состояния души, в момент подготовки души для нового рождения, формируется соответствующий этому состоянию дух и другие нужные для жизни параметры.

— Пока все ясно. — кивнув, произнес Гарри.

— А тело?

— А что тело, с ним что не так?

— С ним все нормально. Только вопрос состоит в том, будет ли оно генетически идентично телу предыдущего воплощения?

— Нет… — произнес Гарри и замолчал, погружаясь в размышления. Потом тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. — я, как мне кажется, начинаю понимать… рассказывай дальше, сын. Выводы я буду делать в конце.

— Подведем итог. Воплощаясь в новую жизнь, душа человека имеет в следующем своём воплощении только общую душу с предыдущим, да и то, ее состояние будет отличаться от предыдущего. Так?

— Да, — отозвался отец — если не вдаваться в подробности.

— Подробности нам и не нужны, они только помешают, — меланхолично отозвался сын, — а теперь разберем твою ситуацию на тот момент твоей жизни, когда ты умер от Авады Лорда. После, воскреснув, ты тут же убил его и стал его магическим наследником по праву силы. Как это все повлияло на тебя? Или никаких последствий это на тебя не оказало, как ты думаешь?

— Ну и вопросы у тебя, Альрус, — после непродолжительного молчания отозвался Гарри, не совсем понимая, что от него в данном случае требуется. — Вот ты мне сейчас это и объяснишь, так?

— Куда я денусь? — криво улыбнулся он. — Ты умер на некоторое время. Немаги это состояние называют клинической смертью, и никто не задумывается над тем, что смерть уже произошла и принесла изменение состояния души, что запустило сопутствующие изменения духа, характера, мировоззрения, отношения к миру, личности, «я» человека, как и включило постепенное изменение его крови и его генетического кода.

— Ты хочешь сказать, что после любой смерти состояние души человека меняется? — с недоверием в голосе спросил Гарри.

— Да, после любой смерти. Сколько бы секунд она ни длилась, возвратившись к жизни, человек уже не будет прежним из-за изменившегося состояния души.

— Не могу поверить!

— Я могу привести пример? — иронично произнёс Альрус, изогнув бровь.

Получив молчаливый кивок в знак согласия, он начал говорить:

— Помнишь, по твоим же собственным словам, в себя ты пришёл только через шесть лет после победы над Темным Лордом?

— Но…

— Никаких, но, — жестко прервал отца Альрус. — ты сам мне не раз рассказывал, что первые шесть-семь лет после победы над Лордом, цитирую «… я был словно во сне, что-то делал, не отдавая себе отчета в своих действиях, словно сомнамбула, и только по прошествии почти семи лет однажды очнулся и почувствовал, что стал другим…»

— Ну да, ты прав, я так и говорил. — растеряв весь свой запал, со смущением признался Гарри.

— Так вот, за эти годы с тобой медленно произошло множество изменений: от изменения духа, мировоззрения, личности до изменения твоей крови и ДНК включительно. С тобой произошли все те же изменения, что происходят и с душой человека, который умер, и родился вновь в новом теле. Только, эти изменения в душе происходят задолго до его зачатия, и поэтому заново рождённые не помнят свои прошлые жизни.

Выслушав сына, Гарри, не говоря ни слова, погрузился в невеселые размышления, которые продлились достаточно долго. В какой-то момент Гарри вскинулся и с холодом в голосе спросил:

— Ты можешь мне предоставить реальные доказательства того, что мои ДНК и кровь изменились и это не просто твои голословные утверждения?

— Запросто, — улыбаясь, произнёс Альрус. — главное мое доказательство ты видел недавно — активируемый моей кровью артефакт.

Гарри слегка побледнел. Он до конца надеялся, что сын ошибается, но артефакт… он засветился так же, как и после его крови. Конечно, нужно будет еще проверить, как он будет работать, но…это проклятое «но»…

Тяжелый горестный вздох:

— Есть ещё что-то?

— Что ты скажешь на то, если я скажу, что яд василиска, слёзы феникса, присутствующие в твоей крови, частично прописались в твоей ДНК?

— Ты пошутил? — зло спросил Гарри, не принимая несерьезное поведение сына.

— Нет. — ответил односложно Альрус и замолчал, тем самым давая отцу почувствовать его неудовольствие.

Когда возникшая пауза начала давить на психику, Гарри все же решил заговорить:

— Прости меня, сын, что рассердился на тебя, ты ни в чем не виноват передо мной. Просто я сорвался от таких известий, — сделав секундную паузу, он добавил: — продолжай, пожалуйста.

— Все просто. От тебя к нам, твоим потомкам, на генном уровне передались возможности, которые тебе дают два этих вещества. А именно: яд василиска в твоей крови выжигает любые зелья, принимаемые тобой, а также, нейтрализует любые проклятья, разрушая их. Так вот, теперь у всех твоих потомков в генах записана такая же способность.

— Ага, теперь мне понятно почему все зелья, которые ты разработал, требуют добавления собственной крови.

— Все верно, когда в зелье добавляется кровь, вступая с ним в реакцию, то после приема его внутрь, зелье со своей кровью воспринимается как родное.

Молчком кивнув сыну, показав что услышал его ответ, Гарри задумался на некоторое время, потом встрепенулся:

— Постой, постой, что-то не сходится. Но ты же сказал, что яд василиска прописался в моей ДНК, и как он продолжает выполнять у меня эту свою функцию?

— Ты прослушал, что я сказал, отец. Яд василиска частично — голосом выделив последнее слово, проговорил Альрус. — прописался в твоем ДНК, ровно настолько, чтобы обретенная с его появлением в твоей крови способность передавалась по наследству, но яд из твоей крови при этом никуда не делся и продолжает так же, как и раньше выполнять свою функцию.

— Да, что-то от потрясения моя голова плохо соображает, — почесал он в затылке — продолжай!

— Хорошо, продолжу приводить доказательства, как ты и просил. Помимо яда василиска, как я уже говорил, нам, твоим потомкам, также передалась способность повышенной регенерации, дарованной тебе слезами феникса. А также, приобретенная тобой устойчивость к одержимости из-за того, что ты почти шестнадцать лет был крестражем Тёмного Лорда.

Повторюсь, приобретенные тобой способности теперь передаются по наследству твоим потомкам, и это стало возможно только потому, что ты умер, а после клинической смерти твое состояние души изменилось, и все имеющиеся у тебя в теле приобретения или, как говорят не маги, плюшки, встроились в твой геном для передачи их потомкам.

— А слёзы феникса?

— Что слёзы феникса? — не поняв, переспросил Альрус.

— А что они дали?

— А-а-а… — протянул он, решая как ему быть, но потом решил, что он не развалится, если повторит то, что уже говорил до этого. — повышенную регенерацию. А то, что ты почти шестнадцать лет был крестражем Лорда, дало нам, твоим потомкам, стабильную устойчивость к любой одержимости. — со спокойствием Будды все заново повторил Альрус.

Вот! Если все так, как говорит Альрус, то это значит, что я — другая новая личность при любом раскладе. А то с той поры, как я осознал себя, меня не отпускает чувство вины, что я убиваю личности Гарри и юноши, в теле которого я возродился, заняв его место.

А причиной того, что я смог сразу осознать себя новой личностью, является, наверное, полное отсутствие у меня, на тот момент, каких-либо воспоминаний.

А может дело в другом?

— И что же получается? — после довольно продолжительной паузы снова заговорил Гарри, стараясь собрать убегающие мысли, и потому задал банальный вопрос:

— Теперь все мои потомки и ты, в том числе, гарантированно защищены от любых проклятий?

— Если бы было все так просто, — вздохнул Альрус, проглатывая ставший ком в горле. Помнишь Майкла, моего младшего внука?

— Ты смог установить причину его смерти? — подавшись вперед, спросил Гарри, судорожно стискивая подлокотники кресла и впиваясь взглядом в лицо сына.

— Да, — поморщившись, ответил он. Поверь, отец, тебе очень не понравятся причины, приведшие его к смерти.

— Рассказывай. — сухо приказал Гарри.

— Я решил выяснить причины смерти внука, потому что они были крайне необычны. Умереть в пятнадцать лет совершенно здоровым в своей постели без каких-либо видимых причин смерти, это нонсенс.

Его смерть произошла в начале каникул после возвращения из Хогвартса, а так, как из всех моих внуков он единственный выбрал Хогвартс, я решил устроиться туда преподавателем зельеварения под чужим именем.

Меня, как и отца, назначили деканом факультета Слизерин, что меня изрядно удивило. Приняли без проверок, ничего обо мне не узнав, на основе липовых документов. И не только приняли, а ещё и деканом назначили. Получается, ничего в Хогвартсе не изменилось с твоих времен. Но эта их безалаберность дала мне дополнительные возможности. И все же, мне потребовалось два года, чтобы приблизительно выяснить, что произошло с Майклом и почему.

Немного помолчав, собираясь с мыслями, он едва слышно продолжил:

— Майкл был последним поздним нежданным ребенком в семье, его все баловали, позволяли больше, чем допустимо. Когда он подрос, то решил ехать учиться в Хогвартс. Ему не стали особо перечить, провели беседу по поводу того, что образование в нем не такое уж и хорошее, и успокоились на этом.

А после не замечали или не хотели замечать того, что у него начало развиваться нежелание выполнять обязательные ритуалы выражения любви к Сестрам. Правда, надо отдать должное, все его попытки начать разглагольствовать о том, что все эти ритуалы — пережитки прошлого, жестко пресекались со стороны родных.

В итоге, последние два года он всячески избегал участия в семейных ритуалах. Никто и не настаивал, потому, что все понимали, что это бесполезно. Ведь требуется испытывать искренние чувства ко всем трем Сестрам, а любое принуждение нанесет вред не только магу, действующему по принуждению, но и всем тем, кто его принуждал и неважно, из каких побуждений они это делали.

Так вот, будучи в Хогвартсе, Майкл увлекся одной девушкой, которая не ответила ему взаимностью. Однажды у него получилось выследить ее в Хогсмиде и с помощью артефакта подчинения воли принудить ее к близости.

Через несколько месяцев спустя, она смогла преодолеть подчиняющий эффект артефакта. Неизвестно как, предполагаю, Майкл забыл его очередной раз зарядить. Вот тогда она его прокляла каким-то родовым проклятием.

Вот тут и случилась беда. Если бы у Майкла не было врожденной защиты от проклятий, то проклятье просто бы на него легло, и он смог бы жить дальше, пусть уже и с проклятием, через страдания и муки отрабатывая содеянное. А так, врожденная защита спасла его от наложения проклятия. Но ведь эту способность нам дали Сестры, а выражение любви к Ним, с помощью ритуалов, Майкл считал пережитком прошлого. Этим своим демаршем он отрицал существование Высших сущностей и, следовательно, Их даров нашему роду.

В общем, все сошлось одно к одному. Защита от проклятий есть, а вот права жить, пользуясь защитой, не стало, и поэтому он просто умер во сне.

Когда я все выяснил, я собрал всех своих потомков, заставил подписать контракт о неразглашении, и на пальцах объяснил как для нас всех чревато нежелание любить Сестёр и выполнять их законы.

Понятное дело, силком не заставишь любить, но, по крайней мере, совесть Глав родов будет чиста, если они будут информировать своих членов о возможных последствиях.

Гарри прикрыл глаза, из которых текли слезы, он даже не пытался их скрывать. Так он сидел долго. Альрус, отвернув голову, чтобы не смущать отца, не издавал ни звука. Повисло тяжелое давящее молчание, которое длилось довольно долго. Но, так как не было выяснено самое главное — с чего, собственно, и начался этот разговор, немного придя в себя, Гарри хриплым голосом произнес, преодолевая себя:

— Выходит, что слёзы феникса приводят к тому, что напитанный нашей кровью артефакт иллюзий может порождать псевдожизнь?

— Не совсем. — минутная пауза: — мне кажется, все немного сложнее.

— Не тяни.

— По моим предположениям, это произошло из-за того, что в твоей крови соединились три символа всех трёх Сестёр. Смотри, если я скажу, что твоя кровь пропитана магией, ты опровергнешь это утверждение?

— Нет, все тело мага пропитано его магией, пусть она и течет по каналам.

— Вот, смотри, магия в нашей крови плюс яд василиска, олицетворяющий Смерть и слёзы феникса, олицетворяющие третью сестру — Жизнь. Все вместе, объединившись, они и дали такой эффект.

— Возможно ты и прав, но все, на этом сегодня закончим. Мне нужно успокоиться, прийти в себя от всех новостей, что ты на меня вывалил.

— Я не против, отец.

Ри с желанием Гарри был полностью согласен. Как ни странно, он тоже вымотался от этого воспоминания, а полученную информацию, действительно, сперва нужно было бы обработать, прежде, чем получать новую. С этой мыслью Ри погрузился во тьму.

Часть 1. Глава 8

Три долгих дня, три долбанных долгих дня Гарри упивался чувством вины в безуспешной попытке напиться, а Ри был вынужден за ним наблюдать и слушать его полупьяные завывания.

Когда Ри появился возле Гарри, приступающего к употреблению горячительных напитков в неограниченных количествах, он не совсем понял, зачем и для чего ему нужно на это смотреть. Все эти многочисленные вопросы крутились у него в голове все эти дни, и только к концу третьего дня он начал понимать для чего это все: чтобы в очередной раз он смог подтвердить свой выбор касающегося того, что он не хочет становиться Гарри.

Появившись, он с изумлением смог пронаблюдать, как Гарри начал без закуски глушить коньяк, одну стопку за другой и, буквально, за пять минут выпил две бутылки, как простую воду. Потом, в полупьяном бреду, он выяснил, что яд василиска не терпит конкурентов, выжигая все, и поэтому Гарри приспособился надираться в темпе, а потом, пока яд василиска не уничтожил алкоголь, добавлять ещё, но помедленнее. Тогда и только тогда хоть как-то можно набраться.

Как Ри понял из рассуждений Гарри, нужно успевать закидываться быстрее, чем происходит разрушение алкоголя в его крови. Также он понял, что вино для Гарри и его потомков — это компотик. Градусы, находящиеся в вине, разрушаются быстрее, чем вино успевает достичь желудка.

Не, ну я понимаю, если вино можно пить вместо компота, то оно хотя бы полезно для организма и употребление вина становится объяснимым. Но зачем пытаться напиться крепким алкоголем, переводя недешевый продукт, если это почти не даёт результата? — так думал Ри, глядя на безуспешные попытки Гарри напиться. — О, понял! Наверное, Гарри доставляет удовольствие играть с ядом василиска наперегонки, кто кого быстрее.

А в целом все было так, как и предсказывал Альрус, Гарри три дня занимался самобичеванием. Ри так и не понял чего он мучается, переживает, зачем обвиняет себя в смерти Майкла? Ри не отпускало чувство, что не будь этой проблемы, Майкл нашел бы на свою задницу другую и закончил бы так же. На основе чего у него возникло такое неоднозначное чувство и уверенность в правильности своего восприятия, Ри так и не понял.

Ещё он хорошо уяснил для себя, что он — не Гарри, он — другой, и ему не свойственны бесполезные переживания, хотя и отдавал себе отчёт в том, что ему-то рассуждать легко, ведь он не знал и не помнил Майкла. Еще неизвестно, как бы он себя повёл и какие чувства испытал, если бы оказался на месте Гарри.

В какой момент времени Ри из воспоминания провалился во тьму, он и не заметил, потому что наблюдение за пьянкой Гарри вымотало его намного сильней, чем любое из виденных им ранее воспоминаний.

И вот его снова выдернули из тьмы. Оглядевшись, Ри с облегчением вздохнул, потому что в межмирье, уже пришедший в себя Гарри, сидел в кресле и чего-то или кого-то ждал.

Не успел Ри затосковать в ожидании, как из серой мглы выплыл Альрус, стоя на движущейся ленте.

— Добрый день, отец. — поприветствовал он, когда добрался до красного круга.

— Добрый. — буркнул Гарри.

— Как вижу, ты смог, хоть немного, но справиться с поедающим тебя чувством вины. Вот из-за этого твоего повышенного самоедства я и не посвятил тебя в происходящее, заодно и детям запретил.

Как же хорошо он знает своего отца.

Дернув головой, Гарри предпочел ничего не отвечать сыну. Альрус вздохнул и, усевшись в кресло, замер в ожидании.

Гарри еще какое-то время раздраженно посопел, потом все же постарался успокоиться, приводя свои мысли в порядок, затем заговорил:

— С того дня, как я узнал об особенности моей крови оживлять материальные иллюзии, я, словно одержимый, работал над созданием защиты.

Если первый уровень защиты я придумал без проблем, то на остальное ушло несколько долгих лет. Я придумывал и отвергал, после снова придумывал, снова и снова отвергал, пока не было найдено решение, которое меня устроило.

Тяжело вздохнув и покачав головой, Гарри продолжил:

— И вот, когда я решил, что создал, пусть несовершенную, но достаточно сложную защиту этого места, которую ты тестировал, я решил отметить это событие.

Никогда не забуду, что я, такой счастливый, пришёл сюда и приказал Твинки принести вина и закуски через дверь, потому что это помещение уже было защищено от возможности аппарации домовых эльфов.

Гарри зло рассмеялся, а потом почти выплюнул последующие слова:

— Тогда я гордился своей защитой. Я продумал все, так мне тогда казалось. Вот так, попивая вино, я праздновал и наслаждался своим достижением. Да, что я тебе рассказываю! Давай, ты сам все посмотришь. Сейчас, подожди! — и Гарри поспешно возложил свои руки на камень управления.

Смена декораций, как всегда, прошла незаметно: вот только что была серая мгла и вот уже они находятся в горах.

Белые, кудрявые облака буквально висят над головами, под ними простирается глубокое ущелье, в подножье которого угадывается покрытое льдом озеро.

Несколько скалистых уступов, нависающих над озером, а на самом высоком из них расположился красный круг. Куда ни кинь взгляд, все окружающее пространство было покрыто снегом, который

яркими бликами переливался на солнце.

Альрус, словно во сне, заворожённый открывающимся видом, поднялся с кресла и, осторожно ступая, словно боясь спугнуть это чудо, подошёл к перилам, которые появились по периметру красной зоны. Словно во сне, наклонился и взял в руки снег. Холодный, рассыпчатый, настоящий.

— Отец, я ничего не понимаю! Что это? Я не знаю как это назвать. Я думал мы просто находимся в другом мире в какой-то пещере.

— Это межмирье, сюда был перенесен мой проект, а почему и как это произошло, ты узнаешь чуть позже.

— Понятно. — нервозно отозвался он.

— Это что, настоящий снег? И это все — Альрус обвел рукой вокруг и потрясенно воскликнул: — настоящее?

— Да, это псевдонастоящие горы, как и море. Разве ты не понял, когда я тебе об этом рассказывал?

— Похоже, я упустил этот момент, отвлекся на обдумывание новой проблемы с нашей кровью.

— Таких вот локаций у меня несколько: лес, горы, морское дно, открытый космос и морской пляж. Я их создал для того, чтобы провести исследования и определить грани возможностей артефактов иллюзий, напитанных моей кровью. В процессе исследований, как я уже говорил, выяснилось целебное свойство морского дна.

Эта же локация имеет три точки выхода, одна — на этой вот вершине, вторая — там, — Гарри махнул рукой себе за спину — где стоит коттедж со всяким инвентарем, что смогли придумать немаги для катания с гор.

Третья точка находится в предгорье, там тоже есть коттедж со всем необходимым для ходьбы на лыжах.

— Я не знал, что ты любитель лыжного спорта. — растерянно произнёс Альрус.

— Я и сам не знал, — криво улыбнулся Гарри — пока, ради исследования, не попробовал спуститься с горы на лыжах, после чего стал ярым поклонником лыжного спорта.

После, все созданные и дополненные в процессе исследований локации, оставил для своего отдыха. В них я могу полностью расслабиться, потому что здесь мне совершенно ничто не угрожает.

— Ты сказал: морское дно и морской пляж, разве это не одна и та же локация?

— Нет, — хмурясь ответил Гарри — не получается их объединить. Есть морское дно, которое ты видел и есть пляж, возле которого есть много воды, но это не море. Оно выглядит только как море, но в этой воде плавать неприятно. Почему, так и не разобрался.

Выслушав объяснения отца, Альрус только лишь покивал, давая понять, что услышал сказанное, а сам о чем-то задумался.

— Чтобы создать такое — выныривая из своих размышлений, Альрус обвел рукой раскинувшиеся перед ними горы — нужна прорва магии, где ты ее берешь?

Гарри на заданный вопрос хищно улыбнулся, что-то для себя обдумал и только потом ответил:

— Электричество, простое электричество, сын. Ты же знаешь, я создал для макбука артефакт, который преобразует электрический ток в магию. Правда для этого проекта его пришлось немного доработать, но мне все это было доступно, пока это помещение находилась в нашем мире.

— А теперь? — поторопил Альрус отца, когда молчание затянулось.

— А сейчас здесь, в межмирье, помимо источника магии, я создал артефакты, собирающие магию и передающие ее в мощные накопители.

— Когда ты успел? Ведь на это нужны не годы, а десятилетия! — воскликнул сын, перебив отца.

— Время, время, сын. Оно здесь течет по-другому и его можно настроить по-разному. Например, сделать так: месяц будет равен одному дню в нашем мире.

Альрус только молча кивнул и, вернувшись к своему креслу, буквально рухнул в него, закрыл лицо руками и проговорил:

— Спасибо, отец, за то, что в первую очередь обеспокоился о безопасности своего открытия. Взяв в руки снег и ощутив его настоящий холод, до меня дошла вся глубина опасности такого открытия для всех нас, твоих потомков.

За все это время Ри ещё ни разу не видел Альруса подавленным или чем-то по-настоящему обеспокоенным, и вот сейчас он имел сомнительную честь увидеть расстроенного и переживающего Альруса. Ри немного растерялся, он привык видеть его всегда спокойным и уравновешенным и ему порой казалось, что ничто не способно Альруса вывести из себя, а то, что происходило сейчас, просто разрушило сложившееся до этого представление о нем.

Гарри же только сочувственно взглянул на сына, не зная как поступить. Он тоже привык к непробиваемому спокойствию сына и поэтому растерялся. В итоге решил, что тот взрослый и сам справится.

Хотя, в глубине своей души Гарри понимал, что ему доставляет наслаждение боль, которую сейчас испытывает сын, и что испытываемое им наслаждение — это есть месть сыну за то, что тот утаил от него информацию о проблемах с родовой кровью и о причинах смерти Майкла.

Чтобы не мучаться чувством вины и презрения к самому себе из-за того, что он наслаждается мучениями сына, Гарри поспешил продолжить своё повествование, заодно и отвлечь Альруса от печальных размышлений.

— Так вот, тогда я так же сидел в этом кресле и наслаждался красотой гор, попивая вино и поздравляя себя с хорошо выполненной работой. Вот тогда-то я и увидел пролетающую мимо птицу. Вот, кстати, и она! — махнул он рукой.

Невдалеке от них на бреющем полёте пролетела птица. Размах ее крыльев не давал усомниться в том, что это хищник, выслеживающий свою добычу, но из-за солнца, светящего в глаза, невозможно было определить ее вид.

— Тогда я долго наблюдал за ней, как вдруг в мою голову прошила мысль. А фениксы?! Они могут проникать везде, от них у меня совершенно нет защиты! И от этой мысли у меня внутри все похолодело.

Я срочно все свернул. На меня накатила паника из-за мысли, что если я быстро не покину это место, то случится что-то непоправимое. И я буквально бегом удалился и не заходил сюда до тех пор, пока не разработал защиту от фениксов.

В процессе работы над защитой от фениксов я непроизвольно периодически стал вспоминать Фоукса, фамильяра Дамблдора, и чем чаще я его вспоминал, тем сильнее становилось желание его позвать.

Это очень сильно меня беспокоило, потому что моя интуиция буквально кричала о том, что, если его позвать, то произойдет беда и я могу погибнуть.

Итак, чем больше проходило времени, тем сильнее усугублялась одержимость увидеть Фоукса. И тогда я принял решение: когда придумаю и воплощу в жизнь защиту от фениксов, тогда и только тогда его позову. После этого решения меня немного попустило.

Вскоре у меня произошел прорыв. Я отказался от просто защиты, заменив ее ловушкой для фениксов.

— Почему?

— Потому, что если делать защиту, которая не пропустит феникса, то, не попав в данное место, феникс может привести сюда своего хозяина, и у меня начнутся проблемы уже с хозяином феникса. А привлекать хоть какое-то внимание к этому месту, которое недоступно для проникновения фениксов, не в моих интересах, поэтому я придумал ловушку: феникс попадает в помещение, а вот обратно он уже не может уйти. Ну а что делать с ним дальше — решу потом.

После минутной паузы Гарри, с иронией в голосе, добавил:

— Ну, я так для себя решил, потому что навряд ли фениксы толпами ко мне ходить будут.

Альрус кивнул с легкой улыбкой на губах, тем самым подтверждая, что понял тонкую иронию и задумку отца.

— После того, как я разобрался с защитой, я решил прежде, чем звать Фоукса, посмотреть все свои воспоминания, связанные с ним, чтобы понять, что, собственно, происходит.

Просматривая раз за разом воспоминания, я так и не смог ничего найти, пока не решился, преодолевая страх, посмотреть их через эту установку. — Гарри похлопал рукой по камню управления.

— Изучение своих воспоминаний я начал со своей первой встречи с Фокусом и сразу же получил результат. Во время просмотра я отследил, что на периферии моего зрения что-то сверкнуло. Остановив просмотр, я задумался над тем, что делать и как получше разглядеть эту искру. Единственная идея, что посетила меня, это посмотреть воспоминание с включенным магическим зрением. И у меня получилось. Я нашел то, что сверкнуло, как и ответ на свой вопрос: почему меня тянет позвать Фоукса.

Гарри замолчал, нагнетая обстановку, стремясь усилить эффект от своих слов. Альрус, уже немного пришедший в себя, ему подыграл:

— Не томи, отец! Что ты узнал? Рассказывай скорее!

— Оказывается, с помощью оживленной иллюзии можно видеть все, что происходило в тот момент в магическом плане — начал Гарри издалека, растягивая интригу. — Эта возможность проявляется независимо от того, имеет ли в реальности человек способность видеть магическим зрением или нет. Я провел ряд экспериментов, на основе которых выяснил, что даже просматривая воспоминания немага, можно видеть все магические линии, которые окружали его на тот момент времени.

Сделав очередную паузу, он, уже деловым тоном, продолжил, обращаясь к сыну:

— Так что советую перейти на магическое зрение при просмотре воспоминания.

— Уже.

Кивнув сыну, Гарри положил руки на камень управления. После этого горы пропали, и включилось воспроизведение воспоминания.

«… Вот маленький мальчик заходит в кабинет директора. Осматриваясь, он убеждается в том, что директора нет и в растерянности останавливается, не зная, что делать дальше.

Ребёнок не может долго находиться в напряжении, и поэтому вскоре его внимание привлекают приборы, наполняющие кабинет. Каждый экспонат в кабинете живет своей собственной жизнью: одни просто шевелятся, другие издают разнообразные звуки, создавая тем самым своеобразную атмосферу, рассеивающую внимание.

Заинтересовавшись, ребенок приближается к ним поближе, и вот он встречается глазами с птицей, сидящей на жердочке. Один долгий взгляд, и птица вспыхивает, словно факел, за мгновение сгорая и осыпаясь пеплом…»

— Как ты видишь, от феникса, за секунду до начала сгорания, ко мне протянулась магическая нить и закрепилась в моей ауре.

— Подтверждаю.

— Дальше.

« … Испуг парализует ребенка, но вот из пепла появляется головка маленького птенчика, и их взгляды снова встречаются. Долгая минута глаза в глаза и соединяющая их нить усиливается, теперь уже более надежно соединив их.

Ребёнок чувствует что что-то происходит, но не успевает испугаться, как в кабинет заходит директор Дамблдор…»

Изображение гаснет, какое-то время стоит туман, потом идёт продолжение.

« … Мальчик оправдывается, директор его успокаивает, попутно объясняя особенности фениксов, что они периодически должны сгорать и из пепла возрождаться вновь…»

Гарри, положив руки на камень управления, остановил воспроизведение воспоминания и, обращаясь к сыну, сказал:

— Первое, с чем я решил разобраться, это попробовать восстановить воспоминания.

— Дамблдор их стёр или заблокировал?

— Заблокировал так, что восстановить их получилось достаточно просто, если сопоставить с возможностью, умением и силой Дамблдора, и с той легкостью, с которой я их разблокировал, что меня сильно насторожило.

— Согласен с тобой, это заставляет задуматься. И все же, что директор пытался скрыть?

Гарри повернулся к управляющему камню и запустил воспоминание заново. В этот раз, когда директор появляется в своём кабинете, воспоминание не прерывается, а продолжается:

«… Вот он некоторое время рассматривает ребёнка и своего фамильяра через свои очки-половинки, затем достает палочку и накладывает на ребенка и феникса одно невербальное заклинание за другим. Это можно понять по взмахам палочки. Между заклинаниями следует небольшой перерыв, в который он внимательно вглядывается в связь, соединяющую его фамильяра и ребенка.

В результате, вместо того, чтобы разорвать эту связь, он своими действиями почему-то ее усиливает. Когда он видит, что все его усилия напрасны, глаза его вспыхивают дикой яростью, но увидев испуганный взгляд ребёнка, он берет себя в руки и запечатывает у него воспоминание о происшедшем…»

Картинка из воспоминания замирает. Дамблдор, что-то говорящий Гарри, и птенец феникса, недобро посматривающий на своего первого хозяина.

— Дальше сделать вывод было просто. Фоукс сделал меня своим вторым хозяином. Дамблдору это не понравилось, но что-то изменить, как ты мог видеть, он не смог, поэтому и запечатал мои воспоминания.

Поняв это, я вздохнул с облегчением. Желание позвать Фоукса стало мне понятно, как и желание иметь его рядом. Я — его хозяин, он — мой фамильяр, и этим все сказано, взаимная потребность друг в друге.

Но тут же возникает ряд вопросов: почему Фоукс за эти годы, шестьдесят лет — это немалый срок, так ни разу не прилетел ко мне? Какие на это были причины? Почему я все эти годы ни разу не вспомнил о нем? Почему не чувствовал связи с ним до недавнего времени? И почему, при желании его позвать, моя интуиция продолжала вопить о том, чтобы я этого не делал. Почему? И чем это опасно для меня? Такие вот, и множество других вопросов, одолевали меня, не давая сосредоточиться.

Но так как я привык доверять своей интуиции, то продолжил просматривать воспоминания снова и снова, силясь найти ответ на вопрос: что же так тревожит мою интуицию.

Небольшая пауза для того, чтобы смочить горло, и Гарри продолжил повествование:

— Однажды я так устал от того, что уже долгое время не мог ничего найти, что остановил воспоминание и прикрыл глаза, давая им отдых. И вдруг я почувствовал иррациональное желание подойти и прикоснуться к фениксу.

Недолго поразмыслив над этим желанием, я решил, что ничего не теряю, если это сделаю, и потому решил ему поддаться.

Кивком головы Гарри предложил Альрусу совершить подобное. Альрус в недоумении поднял бровь, но получив ещё один кивок, поднялся и отправился к птенцу феникса. Подойдя, он прикоснулся к голове птенца, и перед ним развернулось информационное окно со следующим текстом:

«Феникс Фоукс, первая принудительная связь хозяин-фамильяр, совершена Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором, привязавязавшим к себе Фоукса.

Вторая связь, принудительная связь хозяин-фамильяр, совершена принудительно Фоуксом к Гаррисону Джеймсу Поттеру.

Дополнительная информация. Сущность феникса Фоукса, на момент нахождения в яйце, была соединена с душой Арианы Кендры Дамблдор с помощью ритуала.

После ритуала соединения сущности феникса и души Арианы Кендры Дамблдор, Фоукс, который вылупился во время проведения ритуала, провел следующий ритуал привязки его к Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору узами фамильяра.

Через несколько недель был проведен третий ритуал, который превратил сущность фамильяра Фоукса с душой Арианы Кендры Дамблдор в крестраж Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора.»

Прочитав и перечитав несколько раз текст, Альрус вернулся к отцу и только после того, как уселся в кресло, в задумчивости произнес:

— Ты знаешь, отец, то, что Альбус сделал крестраж, это меня не удивляет, что-то подобное я и предполагал, ну не верилось мне, что он вот так просто захочет расстаться с жизнью, ведь он получал колоссальное наслаждение, манипулируя людьми, — подняв глаза на отца, он широко улыбнулся, Но Вечная Госпожа поставила на его пути тебя, и ты в очередной раз разрушил чужие планы.

Потом лицо Альруса помрачнело, и он глухо произнёс:

— Но вот то, что он душу сестры соединил с сущностью магического существа, это мне даже в страшном кошмаре присниться не могло. Я и так был до этого невысокого мнения о нравственности и моральных качествах Дамблдора, но то, что открылось сейчас, вызывает у меня…

Альрус, подняв вверх указательный палец, несколько раз совершил круговые движения кистью. Потом в отчаянии махнул рукой и проговорил, не замечая, как за его креслом появился призрачный образ человека, в котором Ри узнал Дора, понимая, что сегодня Гарри, похоже, забыл его отключить.

— Много что вызывает, но все не печатное. — подвел итог он своему отношению к Дамблдору.

— Полностью с тобой согласен, сын. Когда я в первый раз прочитал эту информацию, у меня реакция была не лучше. Даже информация о том, что феникс без моего согласия стал моим фамильяром, не потрясла меня так, как понимание, что сущность феникса соединена с душой сестры Альбуса, и что они на данный момент являются крестражем. Я, в отличие от тебя, не предполагал, что Альбус опустится до создания крестража, всё-таки я продолжал верить, что все его рассуждения о допустимом и недопустимом искренние. А ведь создание крестража относится к недопустимому.

Альрус на это только хмыкнул и больше ничем не выразил своего отношения к словам отца. Они помолчали некоторое время, каждый из них предался своим невеселым мыслям.

— И что было дальше, отец?

— Придя в себя, я провел ряд экспериментов и убедился в том, что информационное окно от прикосновения к объекту было единственным, больше ничего такого в других воспоминаниях не появлялось. На основе этого я сделал вывод, что только Сестрам подвластно подобное. А так как помимо всего, феникс был ещё и крестражем, зная отношение Предвечной к тем, кто стремится ее избежать, я решил обратиться к Ней.

Была ещё одна причина, подтолкнувшая меня на это обращение к Хель. Это то, что Дамблдор очень сильно хотел стать Повелителем Смерти, собрав все предметы у себя. Поэтому я решил: кто, если не сама Смерть, лучше всего может посоветовать что делать, и я оказался прав.

Она появилась сразу же, как только я закончил ритуал обращения. Похвалила и выдала схемы ритуалов, рецепты зелий и четкие инструкции, как и что мне нужно делать.

В результате их выполнения была создана заготовка под источник магии. Хотя, надо признаться, следуя инструкциям, поливая заготовку не только кровью животных, но и своей кровью, я думал, что создаю заготовку под алтарь.

Снова положив руки на управляющий камень, Гарри запустил очередное воспоминание.

«… Знакомое помещение, красная зона. В середине круга находился пьедестал, на котором лежало множество различных камней.

— На это чудо ушло такое количество драгоценных и полудрагоценных камней, что лучше не вспоминать. — произнес Гарри, но в голосе у него не было сожаления. — Хорошо, что я баснословно богат, а то бы обанкротился после покупки всех требующихся для этого материалов. А еще, вдобавок, сколько ритуалов пришлось провести, чтобы все соответствовало заданным параметрам Хель.

А сам пьедестал, на котором лежат камни, это та еще головная боль. Для его изготовления потребовались различные кости магических животных, особая обработка и специальный ритуал, чтобы соединить их вместе в одно целое.

Пока Гарри из настоящего давал Альрусу пояснения, Гарри из воспоминания подошел к заготовке и вылил на камни зелье…»

Остановив просмотр, Гарри, посмотрев на сына, произнес:

— Чтобы не отвлекаться на дополнительные объяснения, как я потом понял, эту заготовку, которую ты сейчас видишь, Сестры превратили в источник магии, сделав сердцем этого места в межмирье… и, как вишенка на торте, к источнику, как — не спрашивай, не знаю, была привязана часть души Дамблдора, бывшая крестражем.

Они снова помолчали, потом Гарри активировал воспроизведение воспоминания, делая вид, что не видит того, как Дор, в призрачном виде, появился за спиной сына и его бессильных попыток вклиниться в разговор.

«…и после того, как Гарри из воспоминания вылил зелье на камни, он поспешно отправился к двери.

Открыв ее, он вышел. После развернулся, и слегка подавшись вперед, прокричал фразу на незнакомом языке. Единственное, что было знакомо в этой фразе, это было имя феникса.

После произнесения фразы Гарри резко захлопнул дверь и торопливо отошел от нее к противоположной стене, включив на себе магическую защиту.

Даже смотря чужое воспоминание, можно было почувствовать мощь и силу творимых заклинаний за дверью.

— Сколько это представление длилось, мне неизвестно, и чтобы не пострадать от происходящего, я вскоре ушел и вернулся только на следующий день.

Когда я вернулся, то вместо двери было нечто зеркальное, мерцающие, и мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Потом, кое-как, я смог понять, что это портал, о каких я читал с твоей подачи, сын, в фантастических произведениях немагов.

— Вот признай, отец, что я был прав, пусть немаги не имеют магии, но зато они могут мысленно гулять по мирам, и через своё подсознание видеть такие вещи, которые мы, маги, не можем. Все в мире гармонично распределено. Маги имеют магию, но у большинства, как правило, сильно ограничено воображение. А немаги не имею магии, зато с воображением у них все в порядке.

— Да-да, я помню, если мы не можем поделиться с ними магией, то это не значит, что мы не можем учиться у них воображению.

Тогда мне казалось, что ты говоришь бред и, вообще, я никак не мог понять, как тебе, выросшему в магической среде, настолько интересны сами немаги и их изобретения.

— Ты забываешь, что до одиннадцати лет ты жил среди немагов, как и Гермиона. И вы сами не понимаете, что это наложило на вас отпечаток. Вы думаете и смотрите на некоторые вещи не совсем, как маги, хотя вы давно отделили себя от них, поэтому я, воспитанный вами, не могу смотреть на мир только как маг, но и как немаг тоже. Поэтому мне понятны и близки как и маги, так и немаги.

— Ладно-ладно, ты мне это уже не раз говорил. Главное, стоя возле межмирового портала, я понял, что если бы я не читал фантастику немагов, то мне бы пришлось долго решать, что же это передо мной. Потому что, как не прискорбно признать, но в магических книгах мало написано про межмировые порталы, как и про то, как они выглядят. Если быть честным, упоминание о них я встречал всего в двух книгах, и то, из них невозможно было понять, как все же выглядят межмировые порталы.

— Это потому, что наш мир закрыт. А вот причин этого я так и не узнал.

— Может быть раньше он и был закрытым, то теперь уже нет. Пусть один, но теперь на Земле есть портал, ведущий в другие миры.

— А ты прав, отец, я как-то это не сопоставил. Действительно, получается наш мир открылся, но пока об этом знаем только мы с тобой.

— Ты прав, но мы отвлеклись, я все же продолжу. Не знаю сколько я простоял возле портала, пока не нашел в себе силы, чтобы войти в него.

Пройдя сквозь портал, я попал в серую мглу. Вначале я растерялся, решая что же мне делать. Но потом разглядел узкий проход, ведущий куда-то в неизвестность. Потоптавшись немного, я все же смог решиться и двинулся по проходу.

Идти пришлось долго. Несколько раз я останавливался, одолеваемый сомнениями, а не вернуться ли мне назад, но каждый раз передумывал и снова шел вперед до тех пор, пока не вышел к площади, свободной от серой хмари. А там в центре, возле красной зоны, лежали два человеческих обнаженных тела.

— И кто это был? Ну же, отец, продолжай! — воскликнул Альрус, подстрекаемый любопытством.

— Это были Ариана и Альбус Дамблдор. Вернее часть его души, которая привязанная к источнику.

Когда отзвучали последние слова, Дор наконец-то смог обрести плоть и сдвинуться с места, выходя из-за кресла Альруса, и в этот раз произнесенные им вслух слова были услышаны.

— Приветствую вас, господа!

Ри увидел, как Гарри, при появлении Дора, поморщился, но тут же спрятал свое недовольство.

Часть 1. Глава 9

— Познакомьтесь, — произнес Гарри, не делая даже малейшей попытки встать, после того как Альрус поднялся со своего места при появлении незнакомца.

— Дор, это — Лорд Принц, мой сын. Лорд Принц, разрешите представить вам Дора, бывший крестраж Дамблдора. Имя Дор взято от последнего слога фамилии.

Оба представленных друг другу мужчины вежливо раскланялись. За спиной у Дора появилось кресло, на которое он величественно опустился.

— Гарри! Гарри! — печально покачал Дор головой. — Ты совсем не хочешь следовать аристократическому этикету.

— А кто позаботился об этом? Кто отдал меня тетке, которая не могла мне привить не только аристократический этикет магов, потому что не являлась магом, но и этикет немагов, потому что его она тоже не слишком хорошо знала. А потом, ты сам мне предложил: давай без этикета. И почему, вдруг, при знакомстве с моим сыном тебе потребовался этикет?

Этот выпад Гарри Ри воспринял как обиду, родом из детства. Он вспомнил слова Альруса о детской психотравме Гарри и вынужден был признать, что поставленный им диагноз, пожалуй, верен.

Дор лишь поморщился от отповеди, которую ему прочитал Гарри, и, не сказав ни слова в ответ, обратился к Альрусу.

— Да, я бывший крестраж Дамблдора.

Сказанные слова сопровождала такая интонация, что только глухой не смог бы услышать в ней бросаемый миру вызов.

— А сейчас я — совершенно другая личность на службе у Вечной Госпожи. — пафосно завершил он свое выступление.

Сделав театральную паузу, подняв указательный палец вверх и едва им шевеля, он заговорил:

— Боюсь, Лорд Принц…

— Можно, просто Альрус — предложил он, вклинившись в паузу, которыми так изобиловала речь Дора.

— Хорошо, Альрус. Боюсь, у вас ко мне может сложиться предвзятое отношение. Поэтому, позвольте изложить мой вариант произошедших событий, а также объяснить причины, побудившие меня, тогда еще целого душой, поступить так с сестрой.

— Я вас внимательно слушаю! — последовал лаконичный ответ.

— Как писала Рита Скитер в своей книге… Вы читали ее?

— Да. Думаете, я бы мог не поинтересоваться прошлым мага, который оставил в душе моего отца настолько неизгладимый след? — с иронией в голосе поинтересовался Альрус у Дора.

— Так вот, — Дор сделал вид, что не понял в чей огород летят камни — с моей сестрой, действительно, в ее шесть лет случилось все то, о чем Рита Скитер написала. После тех событий у сестры начались большие проблемы с психикой, и из-за этого она, в минуты обострения, не могла контролировать свою магию. Она боялась скопления людей, особенно представителей их мужской части. Даже просто громкие звуки выводили сестру из себя, не говоря о том, когда кто-то ругался вблизи нее. От любого разговора на повышенных тонах с ней начиналась истерика, и, как правило, она сопровождалась сильным магическим выбросом, что в итоге стоило жизни нашей матери.

В тот злополучный день, о котором я хочу вам рассказать, Грин-де-Вальд пришел к нам в гости, чтобы похвастаться и понаслаждаться за мой счет, зная мою потаенную мечту. Для этого он принес яйцо феникса, которое у него получилось достать, тем самым, превзойдя меня.

Снова небольшая театральная пауза, и со скорбью в голосе, продолжение:

— Не буду скрывать от вас того, что увидев яйцо феникса, я испытал всеобъемлющее желание заполучить его любой ценой, которое меня полностью захлестнуло. Я хочу вам признаться, Альрус, в том, что до этого события, в свои пятнадцать лет, я раскопал тайник отца, где лежала книга со сделанными по ней расчетами для изготовления крестража из живого магического существа, перед этим соединив его сущность с душой мага, желательно, не достигшего своего совершеннолетия. В своем дневнике он писал, что для этого нужна душа невинного мага, еще не познавшего всей гнили магического общества. Это нужно для того, чтобы чистая душа прикрывала агрессивные, давящие эманации, исходящие от крестража.

Не может быть, не может такого быть! Ужас! Что же получается? Это, что? Отец в ритуале собирался использовать душу своей дочери?

Получается, у него этого не получилось по каким-то мне неведомым причинам, а сын воспользовался уже готовой идеей. А может, я ошибаюсь и не все так плохо? И почему я так эмоционально реагирую на любую информацию, связанную с Альбусом Дамблдором? Остаточные эманации от Гарри? Возможно, надо за собой понаблюдать.

Ри опустился на пол и обхватил голову руками. Покачиваясь из стороны в сторону, он повторял только одно, пока длилась пауза, которую сделал Дор в своём повествовании:

Не может быть. Не должно быть такого. Может, я ошибаюсь, может, я не правильно все понял? Нужно успокоиться и отстраниться. Меня это, напрямую, не касается.

— Сейчас я очень сильно сожалею — тем временем Дор продолжил своё повествование — о том, что пошёл на поводу у своего желания. Но тогда я был одержим этой идеей и мне показалось, что сама Судьба даёт мне в руки шанс исполнить свою мечту, когда Грин-де-Вальд принес в наш дом яйцо феникса.

Слушая Дора, Ри не мог избавиться от чувства, что это хорошо срежиссированная и продуманная постановка для получения зрительских симпатий в лице Альруса. Он перевёл взгляд на Альруса и в его глазах увидел полное понимание происходящего. Ри выдохнул с облегчением: значит, зря Дор старается.

Внимательно слушая Дора и наблюдая за ним, Альрус, в ответ на скорбный взгляд, брошенный на него Дором, с сочувствием и пониманием закивал в ответ, принимая правила игры. Дор же, не понимая происходящего, преисполнился искренней радостью, что все, что он говорит, не отвергают.

— У нас с Грин-де-Вальдом возникла спонтанная дуэль. Сестра попыталась нас остановить, встав между нами и поэтому попала под заклятье, которое мы посылали друг другу. Одно из заклятий ее и убило, Грин-де-Вальд испугался произошедшего и тут же трансгрессировал, забыв впопыхах яйцо.

Я ему не верю и все тут. Почему-то меня не покидает чувство, что если он и не врет напрямую, то сильно искажает истину в свою пользу, преподнося все так, что он просто жертва обстоятельств, а не человек, сознательно совершивший зло. — подумал Ри, слушая Дора. Тот же продолжал самозабвенно вещать дальше:

— Как только я понял, что сестра мертва, тут же накинул на неё заклинание, привязывающие душу умершего к телу и стал готовиться к ритуалу. Я повторюсь, в то время я не мог отказаться от такого подарка Судьбы, отдавшего в мои руки, одновременно, смерть сестры и яйцо феникса.

После провел ритуал, соединивший душу сестры и магическую суть феникса, а уже следом провел ритуал — отделение части своей души, создавая тем самым крестраж.

В своё оправдание хочу сказать, что я пошёл на этот шаг не только потому что хотел бессмертия, но и для того, чтобы Ариана могла жить. Ведь без моей части души у неё не получилось бы жить в форме феникса и окончательно не сойти с ума.

Внимание Ри к рассказу Дора было разрушено голосом, раздавшимся в его голове:

«Ну, да: и мы умолчим о том, что чтобы разделить душу, нужно убить разумного, и ты совершенно не знаешь чьё заклятье поразило твою сестру. — Ри узнал злой голос Гарри по характерным для него интонациям. — Думаю, когда ты увидел яйцо феникса, уже тогда ты все решил, и ее жизнь была предрешена…

А также умолчим о том, что феникс — это магическое существо, и что убить его очень трудно, а, следовательно, соединения души сестры с фениксом, было бы достаточно, чтобы оживить ее душу, и присоединять к ним часть своей души совершенно не требовалось. А утверждение, что твоя часть души спасла бы ее от сумасшествия, абсурдно. Скорее, наоборот, твоя часть души сводила бы ее с ума ещё больше. Что только не придумаешь для убедительности, когда хочешь оправдать свои поступки.»

Вслушиваясь в мысли, раздающиеся у него в голове, Ри добавил ещё один плюсик к версии, что Гарри является его прошлым воплощением. Если не это, то как бы в его голове прозвучали мысли Гарри?

Ещё какое-то время Дор рассказывал о своей любви к сестре, о муках совести. Тонко перемежая это с тем, что нужно помогать друг другу искренне и бескорыстно, а также вплетая исподволь в свое повествование главную мысль, что нужно давать всегда оступившимся второй, третий…шанс. В итоге, нужно прощать все, что бы разумный ни сделал, если это было сделано во имя добра, а ему — уж особенно, потому что он чуть ли не само воплощение добра.

Ри стал замечать, что сознание уплывает, внимание расфокусируется, а он сам впадает в какой-то транс. Собрав всю волю, он отогнал наваждение, навеянное Дором и сосредоточился на том, чтобы противостоять дурману, рожденному речью. И когда он окончательно решил, что это словоизлияние никогда не закончится, Гарри положил руку на управляющий камень и Дор неподвижно застыл, замолчав на полуслове с открытым ртом.

Альрус, как только отец остановил Дора, продолжал с интересом рассматривать его:

— На нем еще нет тех, вырви глаз, цветов, которые я видел в твоих воспоминаниях, отец, которые носила та, другая часть души перед смертью. Но тенденция прослеживается уже сейчас. Можно с уверенностью сказать, что не за горами всякие висюльки, рассеивающие внимание и гипнотизирующие сознание. — произнёс Альрус в заключение своего осмотра.

— Видишь ли, Альрус, он планирует постепенно изменять свой внешний вид в надежде на то, что такой подход поспособствует тому, что со временем у меня не возникнет ассоциаций с его прошлым образом.

На что Альрус только хмыкнул, выражая сомнения в том, что отец когда-либо сможет забыть Дамблдора.

— Вот-вот, и я также думаю. Но он великий стратег и манипулятор. Все произойдет так, как ему хочется. Пусть он и выглядит молодо, не знаю почему, но глядя в его голубые холодные глаза, я каждый раз вижу Дамблдора из моей юности.

— Твое отношение к нему у тебя не изменится, пока он не перестанет полностью копировать свою первую часть души, — задумчиво произнес Альрус. А когда же увидел вопрошающий взгляд отца, пояснил:

— Слишком глубокий и болезненный след оставил Альбус в твоей душе. Порой мне кажется, что ты уже никогда не перестанешь о нём помнить.

Гарри на слова сына только молча кивнул, погружаясь в свои воспоминания. Возникла очередная пауза. Дав немного времени отцу прийти в себя от нахлынувших воспоминаний, Альрус через некоторое время спросил:

— О чем таком важном ты хотел поведать мне, отец, останавливая Дора?

Недолгое непонимание в глазах Гарри сменяется на осмысленное выражение.

— Наверное, больше хочу предупредить, чтобы ты был осторожен в отношении Дора.

— Не совсем понимаю, что конкретно ты имеешь в виду?

— Видишь ли, сын, поначалу, когда Сестры привязали душу Дора к этому месту, сделав его смотрителем, я считал, что для его осколка души это не наказание, а награда, и был недоволен Их решением.

Если осколки души Риддла к Хель поступали периодически в течение нескольких лет и, как я выяснил, Вечная Госпожа их собрала и только после этого выписала собранной душе наказание — вечное мучение и служение Ей в самых мрачных местах, то с двумя частями души Дамблдора она поступила следующим образом: первая часть души, попавшая к Ней, уже сорок лет как отрабатывает своё наказание. По Ее обмолвке, у души Риддла просто рай по сравнению с душой Дамблдора.

А вот эта часть души, — и он махнул в сторону застывшего юноши, — по Ее мнению, не участвовала во всех махинациях своей первой части, и потому к ней другой подход. Как впрочем, и к той части Риддла, из тетрадки, сделанной им в шестнадцать лет.

Поэтому Сестры решили одним выстрелом убить двух зайцев. Оказывается, Они уже давно хотели создать в межмирье место для порталов. Для чего? Не знаю. Мне были лишь даны четкие инструкции как все это организовать, чтобы Они смогли создать это место и привязать к источнику смотрителя, то есть вторую часть души Дамблдора.

Но постепенно, наблюдая несколько лет за Дором со стороны, я понял, что для такого человека, какого из себя представляет Дамблдор, (и первая, и вторая его часть), жить в таком месте, где ты сам открываешь порталы в разные миры, видеть столько разумных, живущих в них, и совершенно не иметь возможности ими манипулировать, для Дора — это полноценный ад, без всяких прикрас.

Поэтому его желание самостоятельно провести с тобой переговоры меня напрягает. Я, конечно, могу воспользоваться своей властью и узнать всю подноготную такого вот желания, но мне не хочется лезть в его душу. После этого чувствуешь себя словно в дерме извалялся.

— Не нужно этого делать, отец. Я понял о чем ты хочешь меня предупредить и этого достаточно. Со всем остальным я сам справлюсь, уже не маленький. — криво улыбнулся он отцу.

— Вот и отлично, ты меня успокоил. Продолжу.

Сестры даровали Ариане жизнь, только разделить ее с фениксом не смогли. Теперь она человек с анимагической формой феникса, и как выяснилось позже, передающейся по наследству.

Что ещё тебе нужно знать? А, вот что! Мы, то есть я, а теперь и ты, являемся смотрителями за смотрителем, как-то так. Когда Хель меня этим известием обрадовала, то после этого я разработал программу контроля за Дором. Это — он снова махнул в сторону застывшего юноши рукой — одна из ее возможностей, а о других я тебе позже подробно все объясню и покажу.

— Хорошо, потом, так потом. Ну, а насчёт того, что я тоже стал смотрителем за Дором, ты меня этим не удивил, я уже что-то подобное изначально предполагал.

На слова сына Гарри лишь только кивнул, боясь потерять мысль, которую тут же озвучил:

— Понимаешь, я наивно думал, что если создам программу контроля за Дором и покажу ее Хель, то мне больше не придётся за ним присматривать, — пожаловался он сыну — но я ошибся. Хель меня похвалила, но и только.

Чтобы отвлечь отца от печальных мыслей, Альрус задал мучивший его вопрос:

— А, Ариана, она как, где?

— Я думаю, Дор тебе все и расскажет, когда будет с тобой договариваться.

— Ясно, тогда включай его, пусть продолжает. Ну и занудный он. Он таким был всегда?

— Да. Порой даже хуже. А сейчас он себя сдерживает из-за того, что старческое брюзжание и молодое тело как-то не очень сочетаются.

— Сочувствую тебе. А, кстати, он не поймёт, что ты его выключал?

— Нееет, — широко улыбнулся Гарри, получая наслаждение от мысли, что, пусть тайно, но он может хоть так насолить Дору — после подключения у него минуты три будет рассеянное внимание. В его сознание дополнительно внедряется мысль, что все то, что происходит вокруг, правильно и нет ничего такого, на что бы стоило обращать внимание.

— Замечательно, в таком случае приступим. — потер Альрус руки.

И вот рука Гарри ложится на камень управления и Дор оживает, продолжая говорить. Только после принудительного отключения, воздействие его голоса пропадает, но так как на него еще действует дезориентация, то он этого не замечает. Альрус же, выбрав подходящий момент, смог аккуратно вклиниться в его монолог.

— Дор, я так и не могу понять, к чему ты это все рассказываешь? Можно как-нибудь поконкретней?

По лицу Дора пробежало едва заметное раздражение, а после он погрузился в себя, полностью отключившись от происходящего.

— Иногда с ним так бывает: неожиданно — раз и отключается. — почти одними губами Гарри прошептал сыну, а потом уже громко: — Кхе, кхе! Дор, ты о нас не забыл?

— О, простите меня, Альрус, я немного задумался. — сверкнув глазами, произнёс Дор. — Когда Вечная Госпожа с Сёстрами… — начал Дор и опять завис. Когда Гарри уже собрался снова его окликнуть, то этого не потребовалось.

— Альрус, а вы знаете, что маги Земли, оказывается, обладают неверной информацией о Сёстрах? — с пафосом, который можно было есть ложкой, произнёс Дор.

— Да. — настолько же лаконичный и безэмоциональной ответ.

— Что, да? — теряя пафос, в растерянности переспросил Дор.

— Я знаю, что три Сестры — это Жизнь, Смерть и Магия, а не как принято считать на Земле — Судьба, Смерть и Магия.

— А может вы еще и знаете, Альрус, — с обидой в голосе спросил Дор — почему Сестру Жизнь, заменили на Сестру Судьбу?

— Ответ на этот вопрос кроется в корыстном отношении разумных ко всему в этом мире.

Но, посмотрев в пустые, непонимающие глаза отца и Дора, он тяжело вздохнул и приступил к объяснению.

— Потому что на наличие или отсутствие жизни у разумных, как бы люди этого ни хотели, они повлиять не в состоянии. Жизнь либо есть у мага или немага, либо ее нет.

А вот с судьбой можно и поиграть. Если, например, взять и возвысить ее над жизнью, что будет? А если начать ей поклоняться? Может, она станет более благосклонна к разумному? Чем может быть продиктовано такое решение в отношении судьбы, как только неприкрытой корыстью?

Вот так, стремление урвать у судьбы плюшки для себя и привело к тому, что многие разумные забыли о прямой зависимости судьбы от жизни.

— Как проявляется эта зависимость, позвольте узнать? — не дождавшись продолжения, воскликнул Дор.

— Очень просто! Если у разумного, не важно, у мага или немага, не имеется возможности жить как-либо, о какой судьбе может идти речь? Так что, можно свести все к одному: если есть жизнь — есть судьба, а если нет жизни — нет и судьбы.

Возникла пауза. Не только Дор, но и Гарри был несказанно удивлен сказанным. Потом Гарри прокашлялся и произнес:

— Как все просто, а мы с Дором голову ломали над этим. А также над тем, как же так получилось, что маги ошиблись в определении Сестер.

— Интересная идея, надо над ней подумать. — произнес Дор через несколько минут возникшей паузы — Если позволите, Альрус, я все же продолжу. Получив утвердительный кивок, он тут же продолжил:

— Как я уже говорил, когда Вечная Госпожа с Сёстрами отделили часть моей души от души моей сестры, выяснилось, что отделить сущность феникса от души моей сестры невозможно.

Но, так как ей был дан второй шанс за муки, которые она претерпела, будучи фениксом, — на этих словах лицо Дора перекосило, но он быстро взял себя в руки и продолжил: — сейчас моя сестра стала человеком с анимагической формой феникса.

Позже выяснился ещё такой нюанс: моя сестра может быть человеком в любом мире, кроме нашего. В нашем мире она может жить только в виде феникса, поэтому я открыл для нее порталы в разные миры.

Пафос и высокомерие сопровождали каждое сказанное Дором слово. Словно не Сестры создали это место и поставили его открывать для них порталы в другие миры, а он сам все это придумал и создал.

Ри не мог не испытывать восхищение перед Дором, перед его способностью так все повернуть во время рассказа, что собеседник уже видел и воспринимал его не как преступника, которого наказали, а как вседержителя Вселенной.

Тем временем, чтобы усилить воздействие слов Дора, серая пелена, окружавшая их, растворилась, и на ее месте появился огромный сводчатый зал, поддерживаемый резными колоннами. По периметру зала между колоннами словно зеркала, поблескивало множество портальных окон.

Дав Альрусу время насладиться открывшимся видом, Дор внимательно отслеживал его реакцию, от которой испытал разочарование. Нормальной реакцией в понимании Дора было безмерное восхищение не только открывшемся видом, но и им. Но, так как этого не последовало, Дор вынужден был продолжить свой рассказ менее пафосно и высокомерно:

— В одном из открытых мною миров, Ариана она встретила свою любовь. Альрус, вы ведь знаете, что силы зла никогда не дремлют?

Получив на свой вопрос положительный кивок, Дор возликовал и немного приободрился после предыдущего фиаско. В его душе зародилась надежда. Вот, сейчас, Альрус с ним согласился. Так, незаметно для себя, Альрус согласится и со всем остальным. Окрыленный перспективами, которые сам себе напридумывал, Дор и не заметил лёгкой сочувственной улыбки, слегка тронувшей губы Альруса, внимательно смотрящего на него в этот момент.

Отвлекшись на свои грандиозные планы, Дор потерял нить своего повествования и поэтому не заметил, что начал повторятся:

— Так получилось, что странствуя по открытым мною мирам, Ариана встретила мужчину и полюбила его. На момент встречи он был просто аристократом. Много позже выяснилось, что в их мире королем становятся после прохождения определенных испытаний.

Так вот, во время прохождения испытания и произошла их встреча. Когда испытания завершились, он был выбран королем. После его коронации и принятия им дел, они поженились по законам их расы, заключив магический брак. Позже выяснилось, что муж Арианы был не просто королем, но и очень сильным магом. В их мире маги не прячутся от маглов, а правителем может быть только маг.

Ри не отпускало чувство неправильности, связанное с Дором. Пауза, которую сделал Дор в своём повествовании, казалась какой-то искусственной и отталкивающей. Возникало желание подойти и хорошенько встряхнуть его или дать в ухо, чтобы не выделывался, а рассказывал дальше без этих штучек.

— Власть — это всегда опасность для короля и его близких. Я думаю вам, Альрус, не нужно объяснять связанные с этим проблемы?

Получив утвердительный кивок от Альруса, Дор продолжил:

— Недавно у них родилась дочь, но как я уже говорил, силы зла не дремлют и поэтому их дочери угрожает опасность. Так уж получилось, что в мире, где Ариана нашла своё счастье, есть ритуал, с помощью которого можно подчинить феникса, без его на то согласия.

В голове у Ри снова зазвучал голос Гарри. «А ты спросил у Фоукса согласие, когда его насильно сделал своим фамильяром? Хотя привязал его не ты… ты жертва самого себя, как говорит Хель.»

Дор продолжал говорить, не ведая какие мысли проносятся в голове у Гарри:

— В самом начале их совместной жизни, мы с твоим отцом произвели независимые друг от друга расчеты, которые показали, что ребёнок Арианы получит по наследству анимагическую форму феникса, и поэтому, проведя соответствующий ритуал, через эту анимагическую форму, его можно будет сделать рабом.

— И поэтому, Альрус, — торжественно провозгласил Дор — мы просим тебя…

— Кхе, Кхе…

На мгновение на лице Дора возникла гримаса злости и тут же исчезла, а на ее месте снова появилась маска одухотворенной невинности и всеобъемлющей доброты.

— Ну, хорошо, хорошо. Я прошу вас, Альрус, стать хозяином для анимагической формы ребёнка, чтобы никакое зло не смогло совершить злодеяние насильственно, без согласия родителей девочки, взяв невинное дитя в рабство. Вы же совершите доброе дело, осчастливив этим своим деянием сразу многих людей.

— Нет, я категорически с этим не согласен, меня такие…

Но закончить ему не дали. Дор резко подскочил с кресла, и вокруг его начала разливайся сила, которая придавливала к земле, подавляла, заставляя согласится во всем с ее носителем. Даже бестелесного Ри демонстрация возможностей Дора впечатлила.

— Да как ты смеешь, мальчишка! — прогрохотал Дор. Его черты заострились, голубые глаза превратилось в острые льдинки, магия, словно кокон, окутала его, разливаясь по помещению. Дор был зол. Нет, он был в бешенстве.

— Мальчишка! Как ты посмел отказать Мне! Мне!

А вот на Альруса, на которого была направлена эта сила, какого-либо видимого воздействия она не возымела. Магия Дора обтекала его, словно он был окутан щитом, при этом никого щита на нем не было.

Альрус, как сидел до этого, так и продолжал сидеть, излучая вселенское спокойствие, совершенно не реагируя на разыгрываемое для него представление, и слова, сказанные им спокойно, почти равнодушно, соответствовали его состоянию души:

— Сядь и вначале послушай меня.

Часть 1. Глава 10

Дор, сначала с изумлением, потом с ужасом осознал, что его магическая атака, усиленная еще и за счет источника, к которому он был привязан, бессильно стекает по защите Альруса.

А потом произошло вообще что-то нереальное. Высвободившаяся от его управления магия, словно игривый котенок, начала ластиться к Альрусу так, как будто на нем вовсе и не было защиты. Или ее изначально не было? Так что, в таком случае, остановило его атаку? От возникших вопросов и возможных ответов на них Дор ощетинился, холодея от ужаса.

Но что больше всего добило Дора, так это демонстративное нежелание Альруса нападать в ответ. Альрус просто сидел, позволяя чужой магии его окутывать, не испытывая ни малейшего дискомфорта, в полной уверенности, что она ему никак не навредит, с сочувствием во взгляде смотрел на Дора, словно умудренный опытом старик смотрит на шалости малолетнего ребенка.

Полностью дезориентированный Дор находился в глубочайшей прострации, и поэтому, когда Альрус приказал ему сесть, безропотно подчинился, совершенно не отдавая себе в этом отчета.

Когда же до Дора все же дошло, что это не он сейчас прогнул мальчишку, а как раз наоборот, его накрыла дикая паника. Все умные мысли дружно покинули его светлую голову, поэтому с ходу никак не получалось дать оценку ситуации, а это срочно требовалось сделать. После титанических усилий, кое-как у него все же получилось собраться с мыслями, чтобы с ужасом понять, что с таким явлением, силой ему еще никогда прежде не приходилось сталкиваться, как и Альбусу.

Какая сила, какая мощь! — набатом билось в его голове, не давая ни на чём конкретно сосредоточиться, и только, спустя некоторое время в его голове начали появляться вопросы: как Альрус смог, не прибегая к магии, остановить его магическую атаку? Пусть он — бывший крестраж, но он не слабее Альбуса, не говоря уже о добавочной силе магического источника. Как он смог так, походя, не глядя отмахнуться от него, словно от назойливой мухи? Что это за сила? Почему перед невиданной до сих пор ему силой и мощью Альруса его магия бессильна?

А эти два чёрных туннеля, почему-то таких до боли знакомых, буквально пронзают его… мягкостью и сочувствием, этим самым полностью лишая его моральных сил и желания сопротивляться.

Нет, это не мягкость. На него смотрели… С любовью! Откуда-то из глубины сознания пришла подсказка.

Нет и ещё раз нет! Словно проснувшись, начал активно сопротивляться подобному предположению Дор. В любви нет силы! — возопил он мысленно. Альбус в этом не раз убеждался, пока был жив. Поэтому, собравшись, Дор заставил себя отринуть эти глупости.

И вообще, что с ним происходит? Откуда взялись такие яркие и совершенно неконтролируемые чувства? Он давно от них отвык, с тех самых пор…

Надо же, а он не может вспомнить когда и, главное, как такое произошло, что у него в один момент пропали все чувства? — подумал Дор, отвлекаясь от проблемы в виде сидящего напротив Альруса, судорожно перелопачивая свою память, и не находя искомое.

А потом в его голове что-то щелкнуло, и к нему вернулось его обычное состояние полного безразличия и равнодушия. А зачем, спрашивается, мне чувства, которые делают меня слабым? Незачем! Есть более важные дела, нужно немедленно разобраться в том, что только что произошло.

В первую очередь надо выяснить, как Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор мог так опростоволоситься и пропустить, не узнать информацию о такой странной силе?

Он тоже хочет знать об этой силе все и, самое важное — знать, как ее получить. Да, он сейчас не свободен. Да, на него надели ошейник. Но он не будет Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором, пусть и его крестражем, если не придумает, как сорваться с поводка. Отключение возникших было чувств и эмоций помогло снова обрести веру в себя, в свои силы, в свою изворотливость, помогло Дору откинуть охватившую его панику и страх, поэтому до его сознания, как сквозь толщу воды, смогли пробиться слова, сказанные Альрусом:

— Я не отказываюсь помочь ребенку. Меня категорически не устраивает вид этой самой помощи.

Преодолевая вдруг снова сковавший его иррациональный страх, Дор все же справился с собой и смог задать вопрос без дрожи в голосе, и даже позволить себе в интонациях толику легкой иронии:

— И чем же, позволь узнать?

— Всем. — был дан лаконичный ответ.

Дор не знал, что выбрать. Одновременно ему хотелось узнать и то, что конкретно Альруса не устраивает, и то, что тот имеет ввиду под словом «вид». А еще ему до ужаса хотелось узнать все о силе, которую Альрус использовал против него.

— Давай пока отложим разговор о моей племяннице.

Дор четко понял, что не сможет ни о чем другом думать и что-либо воспринимать, пока не попробует получить всю возможную информацию о силе, которой обладает Альрус. И пока есть возможность это сделать, Дор даже не заметил того, что в обращении с Альрусом перешёл на ты.

— Что это за сила, которую ты использовал против меня? — поспешил задать интересующий его вопрос, пока не передумал.

— Я? Против тебя? А ты, часом, ничего не путаешь, Дор?

— Ну хорошо, хорошо! — с раздражением воскликнул он. — Я неправильно выразился. Что за сила тебя защищала?

— А если я скажу, что это просто любовь, ты мне поверишь?

Сила любви — проговорил про себя Дор. Может ли сила любви противостоять магии? Вот в чем вопрос. Рассмотрев данное предположение с разных сторон, он решил следующее: нет, если бы любовь имела такую силу, то у Альбуса никогда бы не получилось так манипулировать Гарри. Такой светлый был мальчик. Да, был. Печально подумал Дор, потому что сейчас он постоянно чувствует от Гарри исходящий к нему негатив и отчуждение.

Правда, надо отдать должное, Гарри просто всегда держится на дистанции при общении с ним. Вот только был бы он на месте Гарри, точно бы попытался отомстить, и не раз, за порушенное детство, да и за все остальное. А уж тем более, имея над кем-либо такую власть, которую Гарри имеет над Дором, он бы оторвался по полной.

А Гарри, его такой добрый мальчик, терпит от него издевательства и ничего не делает в ответ. Все люди, живущие любовью, слабы. — подвёл он мысленно итог своим размышлениям, — они не в состоянии дать отпор, поставить на место. Потому — нет, это не сила любви, это что-то другое. Альрус просто не хочет делиться информацией об используемой им силе. И Дор прекрасно понимает его мотивы, он тоже не стал бы упускать такой козырь из рук. Но попробовать что-нибудь выведать, ведь было можно? Не получилось, так и не сильно-таки и хотелось.

Хотя, постой! Спохватился он. Но если посмотреть с другой стороны, Альрус совершенно не испытывает к нему негатива. Как сам по себе, так и из-за отца. Что удивительно! Может, он не обманывает меня и это, правда, сила любви? Хотя, он не сказал, что это сила, он просто сказал — любовь. Может, это важно, может, силы любви нет, есть любовь, как сама по себе?

Додумать до конца эту мысль Дор не успел, потому что из глубин его души поднялось что-то грязное, смердящее и со всего маху пропечатало: Нет, это не любовь! Я всех сильнее и опасней! Мальчишке просто повезло, я был не готов к такому. В следующий раз у него не получится застать меня врасплох и мы повоюем.

Горло Дора сдавило и в голове пронеслись образы. Не разочаровывай меня своими сомнениями, ты так долго шёл к силе и власти, а одно слово мальчишки, и ты засомневался в себе и в своем выборе.

Другой бы, на месте Дора, испугался, а он, наоборот, пришел в себя, возвращая внутренний покой и веру в свои силы. И с презрением и превосходством в голосе ответил Альрусу:

— Нет, не поверю!

— И почему же? Позволь узнать.

— Потому что понятие «любовь» придумали те, кому нужно было удобное средство для манипуляций над доверчивыми идиотами, насаждая иллюзию любви в их тупые головы, посредствам этого получая над ними полную власть. А они и рады верить в любовь, лишь бы ни о чем не думать, получая наслаждение от того, что есть кому за них принимать решения и думать.

Что я говорю! Зачем я так откровенен с ним? — мысленно взвыл Дор. Но вот ещё миг, и он забывает об этом, у него возникает чувство, что все, что он делает, правильно.

— Ты всегда так относился к любви?

— Нет! — тихо произнёс Дор. Черты его смягчились, в глазах заиграла жизнь.

— Было время, я искренне, вместе с Альбусом, верил в силу любви, — мечтательно произнёс он — но проходило время, а мы так и не получили реальных подтверждений существования ее силы.

Он замолчал, уставившись в одну точку, уходя мыслями в свое прошлое, в свои, такие уже далекие для него, годы. Потом тихо, едва слышно, продолжил:

— Шло время, а сила любви никак себя не проявляла. Потом как-то Альбус заметил, что люди становятся более податливее для любого воздействия на них, если вскользь напомнить им о любви и о ее силе.

Постепенно вера в силу любви и желание найти подтверждение, что любовь действительно существует и ее сила превосходит всё, что есть во Вселенной, отошла на задний план. А Альбус получил для себя ещё один нескончаемый источник наслаждения. Создавая иллюзию у разумного в том, что он знает, что такое любовь, и что он знает, как жить любовью, тем самым получая полную власть над разумным. В процессе наблюдения за разумными, им было установлено, что на это велись иногда даже и те люди, которые осознанно считали, что любви не существует, и это просто удобная сказка, придуманная в глубокой древности для воздействия на чувства разумных.

— Теперь мне все понятно.

— Что тебе понятно, позволь узнать? — с сарказмом в голосе спросил Дор, выныривая из своих воспоминаний.

— А ведь Альбус был на верном пути, просто не совсем правильно понял некоторые моменты. — словно не понимая, что своими словами раздражает собеседника, продолжил говорить Альрус, и Дор дернулся, словно от пощёчины.

— И в чем же Альбус ошибся? — буквально прошипел Дор.

— В том, что нужно стремиться любить, проявляя свою любовь к окружающему миру через свое к нему отношение и через поступки, а не верить в то, что от веры в силу любви, любовь станет доступной для ее использования.

Ри невесело хмыкнул, как бы ему хотелось заявить, что он ничего не понял, но он не мог этого сделать. Пусть всего чуть-чуть, но он понял. Вернее, он больше почувствовал то, что хотел сказать Альрус. А вот по стеклянным глазам Дора и Гарри можно было четко понять, что все произнесенное сейчас, прошло мимо их восприятия.

— Поэтому-то светлая вера Альбуса в силу любви, с помощью которой он думал решить все свои проблемы, окончилась его разочарованием.

Ну, хорошо, допустим! Пусть все, что исходит от Альруса, и что я постоянно чувствую в его присутствии, это — эманации любви.

Но от Гарри тоже исходят почти такие же эманации, правда, не такие сильные и чуть-чуть другие, но они у него есть. И в чем же тогда состоит разница?

Ри задумался над возникшим вопросом, не зная как найти на него ответ, и так как ему очень сильно захотелось это узнать, то его желание исполнилось. Сначала он услышал слова, и только потом осознал их смысл.

Гарри добр, а доброта — это только часть любви!

Ага, теперь понятно почему исходящие эманации от Альруса и Гарри так похожи и в то же время так отличаются. Часть не может быть целым, как не может заменить целое. В тоже время полностью отличаться от целого, часть не может тоже. Что же получается? Жить добром, стремиться только к добру — это разрывать любовь на части?!

Вот теперь мне становится понятно — почему, хоть Гарри и мое прошлое воплощение, но он мне не совсем нравится. Уж очень сильно бросается мне в глаза отличие в отношение Гарри к миру, и отношение к миру его сына.

Для меня все встало на свои места. Все действия Гарри продиктованы не любовью, а добротой, и это меня отталкивает от него. Придется с сожалением признать, что доброта, как бы мне ни хотелось обратного, не является тем, чем я хочу жить и что испытывать. Но, и как жить любовью я тоже не знаю, потому что не знаю, что из себя представляют другие части любви.

Чтобы начать жить любовью, мне нужно найти ответ на вопрос: что есть любовь? Да и начать нужно с самого простого: что разумные принимают за любовь?

Ри на миг растерялся, когда перед его мысленным взором появилась картинка. Мужчина и женщина, активно занимающиеся сексом. После того, как растерянность Ри, от развернувшегося перед его взором действа, прошла, он с сомнением и разочарованием в голосе, протянул:

Что же получается, занятие сексом есть любовь?

Но картинка вдруг моргнула, сменяясь, и на ее месте возникла другая, где сексом занимаются двое мужчин. Потом ещё одна смена, где вместе уже две женщины, а потом уже пошли картинки с групповым сексом, от чего Ри даже закричал в пустоту:

Стоп, хватит! Надеюсь, я понял, что вы хотите мне сказать! Что люди запутались и воспринимают секс как любовь? А секс — это не любовь, это просто физическое действие для получения наслаждения. Я правильно понял?

Тут же картинки с разными сексуальными извращениями перестали мелькать перед его взором, а вместо них появились две человеческих кисти, одетые в белые перчатки с небольшими разрезами по бокам, которые радостно ему зааплодировали, ободряя и поддерживая его за сделанный вывод.

Немного придя в себя от происходящего, Ри засомневался в своей разумности и адекватности, после махнул на это рукой и все же решился задать следующий вопрос:

Чувства — это любовь?

Перед его глазами вновь появились мужчина и женщина, смотрящие друг на друга так, что со стороны можно было понять без проблем, что их переполняют чувства друг к другу. А в дополнении к этому, видимо, чтобы он точно понял, что ему, собственно, показывают, вокруг пары весело летали бабочки и сердечки.

Это значит, что я прав?

После его вопроса возле этой пары появилась пара мужчин, также смотрящих с чувством друг на друга, с летающими бабочками и сердечками вокруг них, а следом две женщины с таким же в точности сопровождением. Затем пошли группы по трое: две женщины и один мужчина, потом наоборот, двое мужчин и одна женщина, все окруженные летающими бабочками и сердечками.

Понял, не дурак. Чувства не являются любовью! Так?

Пары исчезли, а на их месте снова появились две кисти, которые радостно похлопали.

Тогда получается, что чувства, как и доброта, являются частью любви? — сделал Ри очередное предположение, на что правая кисть согнула четыре пальца вместе, а указательный подняла вверх и покачалась в отрицательном жесте.

Получается, чувства не являются даже частью любви?

И Ри снова получил пантомиму хлопающих друг об друга ладошек.

Чем же являются чувства? Мне нужно это знать. Наверняка, это очень важно.

Перед глазами Ри начали появляться штуковины разных форм и размеров. В этот раз, из-за отсутствия воспоминаний, он никак не мог понять, что это за штуковины и что их всех, таких разных, объединяет. Он так напрягся, чтобы это понять, что от перенапряжения перед его глазами начали двоиться, а временами даже троиться инструменты. У Ри получилось поймать это обозначение и следом пришло понимание того, что оно значит. Получается, все эти штуковины есть инструменты разных видов человеческой деятельности, магической и не магической. Он хихикнул, узнав в цепочке инструментов, пролетающих перед ним, волшебную палочку. Узнать-то он узнал, а что с этим делать и правильно ли он понял, что ему хотят сказать?

Чувства — это инструменты? — в интонации его вопроса присутствовала бездна неуверенности.

В этот раз кисти сложились в два кулака с оттопыренными вверх большими пальцами, а потом покачались несколько раз вверх-вниз для пущей убедительности.

А чувства являются инструментами чего? Или, правильней будет спросить, для чего?

В этот раз, когда в голове сами собой появились понятия, это было легче принять. Поэтому, он заговорил вслух, не отрывая взгляда от притихших кистей.

Итак, что мы имеем: чувства — это только инструменты, служащие разумному для развития, и также это — помощники в процессе познания законов Вселенной.

По мере развития его мысли, правая кисть сжалась в кулак и, оттопырив большой палец, стала покачиваться вверх-вниз в такт его словам. Окрыленный такой поддержкой, Ри, уже более уверенно, продолжил.

Отсюда следует вывод: чувства непостоянны и изменчивы, как все инструменты, они периодически ломаются и их нужно ремонтировать, либо менять.

В конце его речи кисти демонстрировали бурные овации. Ри стало приятно, что он смог справиться с данным ребусом, и он поклонился, чтобы скрыть смущение. Но как только Ри выпрямился, кисти помахали ему на прощание и растворились в воздухе, оставив его в нешуточных сомнениях: не померещилось ли ему все это? А может, он потихоньку сходит с ума, не имея возможности очнуться, и его больной разум придумал эти кисти для общения? Хотя, какое может быть нормальное общение с кистями?

Пока Ри задавался извечными вопросами: как быть и что делать? — которыми обычно себя мучают люди, Дор думал, как бы выкрутиться из создавшегося положения, чтобы поменять тему, и этим не обидеть Альруса. Дору не понравилось то, в какую сторону свернул разговор. Сейчас он к такому не готов, и поэтому желал его закончить. Не придумав ничего умного, он проговорил:

— Ты был прав, Альрус, все, сказанное тобой, мне не интересно, давай закончим с этим.

На что Альрус лишь пожал плечами, подняв бровь в молчаливом вопросе: когда это он ему такое говорил? Дор же сделал вид, что не понял и поспешил внести предложение:

— Поэтому предлагаю перейти к обсуждению другой темы: готов ли ты, Альрус, стать хозяином анимагической формы для моей племянницы, чтобы защитить ее чистую душу от происков зла?

— И ещё раз нет, — в тон ему ответил Альрус — меня такой вариант, где разумный с самого рождения будет моим рабом, совершенно не устраивает.

Дор впал в прострацию. Гарри ведь предупреждал его о том, что сын не примет такое предложение и предлагал, пока есть время, вместе поискать другой вариант решения этой проблемы. Но тогда Дор лишь отмахнулся, полагая, что Гарри, как все родители, просто идеализирует своего ребёнка. Дор никак не ожидал, что кто-то, пребывая в здравом уме, может отказаться от власти над разумным, идущей ему прямо в руки.

А вот тебе и пожалуйста, нашёлся тот, кто это сделал, — пронеслось в голове у Дора. И он поспешил привести аргументы, которые, как он надеялся, позволят Альрусу изменить его мнение.

— Но вы с ней будете жить в разных мирах, и ты не сможешь пользоваться своей властью над ней. Если ты из-за этого так переживаешь.

— Это не имеет значения.

— А что имеет? — растерянно спросил он.

— Если у меня появится раб, уже будет неважно, буду ли я пользоваться этой властью над ним или нет. Ровно, как будет неважно, какими благими побуждениями я руководствовался, соглашаясь стать рабовладельцем. Значение будет иметь лишь одно: я согласился сделать из разумного раба, а это значит… — не договорив, он резко прервал себя, когда заметил, что начинает злиться. На миг остановившись, Альрус перевел дух, а затем, уже спокойно, продолжил: — это будет значить, что я отказался от самого себя. Поэтому решение вопроса с помощью появления у меня раба даже не рассматривается.

Дор растерялся. Вся выстроенная им интрига рушилась, но сейчас его это мало волновало. Он вдруг понял, что переживает о будущем своей племянницы.

— Но как же теперь быть? — растеряно протянул он, даже не замечая, что говорит вслух.

— Она дочь короля и в любой момент ей может грозить опасность. Я специально рассчитал ритуал для активации ее анимагической формы под присмотром взрослых, чтобы потом можно было совершить привязку. Надеюсь, тебе не надо объяснять все последствия непредсказуемого стихийного оборота?

— Я прекрасно понимаю, что будет, если ребёнок обернётся не при том разумном, как и то, что в мире, где сейчас живет Ариана, это опасно для неё. Но даже из-за этого я не откажусь от своего выбора. Еще раз повторяю: у меня не будет никаких рабов, даже в виде фамильяра в другом мире.

— Рано впадать в отчаяние. Я же не отказываюсь помочь. — подбодрил Дора Альрус, видя как тот спал с лица. — Я одного не могу понять, почему мне все это не сообщили заранее, чтобы я мог спокойно подумать и найти выход из создавшегося положения?

— С меня взяли слово, что я ничего не расскажу тебе, сын, до встречи с Дором, так что с меня спрос небольшой. — вклинился в разговор Гарри, но его, похоже, никто не услышал.

— Это невозможно! — воскликнул Дор и отстраненно подумал, что с ним что-то не так. Слишком уж он импульсивно начал реагировать на некоторые вещи, а также выходить из себя и говорить не то, что надо… надо на досуге подумать над этим… сделал он себе мысленную пометку, а Альрусу, с вызовом, заявил: — Я уже перебрал множество разных вариантов.

Альрус на это заявление лишь хмыкнул, встал с кресла, обошел его и размеренно стал ходить из стороны в сторону, что-то обдумывая. Гарри с Дором, не сговариваясь, переключили все внимание на него, стараясь даже не шевелиться, чтобы не сбить его с мысли.

Ри переместился поближе к Альрусу, измеряющему своими шагами пространство за креслом, чтобы не пропустить момент, когда того озарит идея. Он не знал — почему, но был твердо уверен в том, что Альрус найдёт выход из создавшейся ситуации. Но совершенно был не готов к тому, что, проходя в очередной раз мимо, Альрус ему задорно подмигнет.

Он меня видит? Не верю, раньше он меня, как и все, не замечал. Или, может, мне показалось, и я выдаю желаемое за действительное?

Нет, нет, он точно посмотрел мне в глаза и подмигнул!

Когда Альрус в очередной раз проходил мимо, Ри, поймав его взгляд, спросил:

Ты меня видишь?

А когда в ответ получил лёгкий кивок, выпал в осадок. Пока Ри пытался осмыслить, что собственно, сейчас было, он пропустил момент озарения Альруса, и потому его радостный возглас оказался для Ри неожиданностью. И не только для него.

— Я придумал! Правда, такого ритуала пока ещё не существует, но это не проблема. Единственная проблема, которая мне видится, это то, что ритуал должен быть построен и рассчитан по законам того мира, где родилась и будет жить девочка. Следовательно, нам нужна литература их мира.

— Это не проблема. Ариана, когда мы виделись в последний раз, уверила меня в том, что будет предоставлена любая помощь в пределах разумного, — ответил Гарри — только желательно знать, что ты придумал, чтобы определиться с нужными для нас книгами.

Немного постояв, перекатываясь с носков на пятки, видно взвешивая последние за и против, Альрус медленно произнес:

— Я могу стать крестным отцом…

— Нет! Это не подойдёт! — перебил его Дор, чувствуя что-то новое в себе. При этом, потом он понял, что человека, которого бы он так сильно ненавидел, в его жизни, да даже в обоих его жизнях, еще никогда не было. И надо же, искренне изумился Дор, вот он появился и имя ему — Альрус.

Переждав эмоциональную вспышку Дора, Альрус продолжил так, словно его и не перебивали:

— … а привязку ее анимагической формы нужно встроить в ритуал, закрепив ее к символу крестного отца.

— Что это даст, кроме того, что ты перестанешь быть ее хозяином? — зло спросил Дор.

— Я ещё раз повторю, я не буду ее хозяином, и только это имеет для меня значение. Но ты прав, это даёт ещё одно преимущество.

— И какое, позвольте узнать? — с нескрываемым сарказмом спросил Дор.

— Отец, — произнес Альрус, словно не услышав обращенного к нему вопроса, смотря в глаза родителя — Ариане, после твоей смерти, придётся искать новую привязку к хозяину своей анимагический формы?

— Да.

— Воот! — протянул Альрус, демонстративно поднимая вверх палец. — Если я стану крестным отцом с привязкой анимагической формы на меня, как крестного, а не как хозяина, то всем известно, что даже после смерти крестного, он остаётся крестным своему крестнику.

Так что, я так и останусь для девочки крестным отцом, даже после моей смерти, и ей больше не нужно думать о проблемах с привязкой ее анимагической формы.

После такого заявления воцарилась ошеломляющая тишина, и поэтому они смогли услышать не то вздох, не то всхлип, раздавшийся возле порталов.

Они дружно повернули головы и увидели, что прижавшись спиной к колонне, которая разделяла портальные арки, стояла молодая женщина, прижимая к груди малышку. Одновременно раздалось два возгласа.

— Ариана, почему ты здесь? — Дор.

— Ариана, что случилось? — Гарри.

Женщина никак не отреагировала на обращенные к ней вопросы. Она пристально, не отрываясь, смотрела в глаза Альрусу, а губы шептали только одно слово: «Спасибо, спасибо, спасибо!»

Альрус, как заворожённый, смотрел в карие с золотым блеском глаза, в которых одновременно переплеталось и отражалось множество чувств. Благодарность, восхищение его поступком, радость матери, что ее ребенок не будет рабом, проходящая боль, которую она испытывала, вынужденная отдать дитя в рабство не известно кому и, наконец, пришедшее к ней облегчение от того, что она услышала.

Она без страха протянула ему дитя, прося взглядом принять и защитить его. Альрус быстрым шагом преодолел разделяющее их расстояние и принял ребенка, со знанием дела положив его на согнутую в локте руку. Другой рукой он поддержал пошатнувшуюся от переполняющих чувств женщину.

Дор тоже подхватился с кресла и направился в их сторону. Его действия вывели ее из ступора, Ариана быстро справилась с одолевающими ее чувствами и посмотрела на брата. Взгляд, которым она его одарила, буквально пригвоздил его к полу, заставляя повременить с выражением братских чувств.

После уже Ариана подхватила Альруса под руку и развернувшись вместе с ним, направилась к порталу в ее мир. Но, как бы зла она ни была на брата, ее губы едва слышно прошептали:

— Я все равно люблю тебя, братик. Как бы я хотела, чтобы ты освободился от печати и стал прежним, каким был до ритуала.

Интерлюдия 2

— Что-то теряю я хватку. — подумал расстроенный Дор, провожая сестру нечитаемым взглядом.

А Ариана не просто шла — она летела! Потому что груз переживаний, переполняющий ее еще минуту назад, свалился с ее души, принося непередаваемое словами облегчение.

И поэтому, переполненная до краев счастьем, она подхватила Альруса под руку, стремясь увести его ото всех, чтобы остаться с ним наедине и получить возможность поблагодарить, поговорить, и, конечно же, задать множество уточняющих вопросов, чтобы еще и еще раз удостовериться в том, что он не пошутил, что его намерения относительно ее дочери искренни и серьезны. Правда, она немного побаивалась того, что ее вопросы могут не понравиться Альрусу, что он может их воспринять как сомнения в чистоте его помыслов. Но она чувствовала, что ничего не сможет с собой поделать, чтобы остановиться. Сейчас она напоминала себе магию, вышедшую из-под контроля.

И все, что ей оставалось, это только уповать на адекватность Альруса, которую он только что продемонстрировал. И поэтому она надеялась, что он поймет ее состояние и не обидится слишком уж серьезно на ее, далекое от нормальности, поведение.

Столько десятков лет она боялась родить из-за проблем с анимагической формой у ее ребенка. Она, ее муж, Гарри и Дор искали выход и не находили, а тут такое! Альрус, как только услышал о проблеме, тут же, не напрягаясь, в миг взял и решил ее. В итоге, все оказалось до банального просто. Обыкновенное кресничество с привязкой анимагической формы ребёнка к крестному. Спрашивается, почему они за десятки лет не смогли найти столь простого и столь изящного решения? Ответ на этот вопрос она не могла постичь.

Хотя, пожалуй, об этом она подумает завтра. А сейчас она безмерно счастлива за то, что ее дочь никогда не узнает пут рабства. Теперь можно будет и подумать еще об одном ребенке. Теперь она может больше не бояться рожать. Проблема решена, выход найден.

Но вот ее счастливые мысли померкли и их сменили тревожные и печальные. Дор, что же ты делаешь, почему желаешь ребёнку рабства? Почему, после разделения, ты не начал жить своей жизнью? А все, по-прежнему, продолжаешь, как и прежде, копировать Альбуса?

Больно, когда тебя предает родной человек. А Дор не только родной, он — больше. Они с ним столько десятков лет вместе в одном теле. Вместе преодолели множество трудностей, вместе испытали столько боли, страданий. Постоянно прикрывали и защищали друг друга от Альбуса.

От боли, испытываемой из-за этого глупого стремления Дора сделать ее дочь рабой, грудь просто разрывается. И она точно знает, почему он так поступает. Это — въевшаяся привычка полностью и во всем копировать Альбуса.

Но она попрежнему любит Дора и поэтому не оставит все как есть. Как только Ариана поговорит с Альрусом, так сразу поговорит и с ним. Постарается достучаться до него. Если будет возможность помочь ему, она это сделает. Погруженная в переживания, она не заметила, как ее губы прошептали едва слышно:

— Я все равно тебя люблю, Дор, но это не значит, что ты не поплатишься за свои действия. О, Вселенная, прошу, помоги моему брату вернуть самого себя.

Если бы она не ушла так глубоко в свои мысли, если бы она отдавала отчет в том, что делает, то она бы могла почувствовать как от неё к Дору протянулась нить, неся в себе ту же энергию, что недавно окружала, защищая Альруса, в противостоянии с Дором.

Тонкая, но прочная нить протянулась, соединяя между собой два сердца, Арианы и Дора. И если бы это была магия, то все присутствующие рядом почувствовали бы это, но это была не магия. И поэтому никто ничего не почувствовал и не понял.

— А она у тебя была, эта хватка?

Раздавшийся голос в голове Дора вывел его из состояния апатии, заставив вздрогнуть. Потому что он так и продолжал смотреть пустым взглядом на арку портала, в которой скрылась Ариана, уводя за собой Альруса.

— Ты должен признаться себе, — продолжил неведомый голос — что смотреть со стороны и делать — это две разные вещи. — дальше голос приобрёл назидательные нотки — Так вот, Дорик, те десятилетия, проведенные в птичке, ты просто смотрел со стороны на все деяния Альбуса. Да, ты получал знания, да, чему-то учился, но не практиковался, как он. Так что признайся самому себе, что его опыта ты не имеешь.

— Не называй меня Дорик! — очнувшись, прошипел он.

— А то, что? Ты мне в глаз дашь? — раздалось мерзкое хихиканье. — Ой, боюсь! Ой, как страшно!

— А ты, собственно, кто?

— А подумать слабо? Ты же у нас гений мысли.

— Ррр…

— Ой, как красиво рычишь! С чувством, аж дух захватывает. Ууу… Как ты себя чувствуешь, Дорюсик, от того, что к тебе чувства вернулись? Ты им рад?

— Это я тебе обязан тем, что они появились у меня? — с угрозой голосе, все больше свирепея, спросил Дор.

— Ой, а ты часом не ошибся? Я не Мерлин, если что! — игриво отозвался голос — Это возможно, только он чувства раздавать может, а я на них только играть умею. Хи-хи.

— Отвечай, я тебе приказываю!

— Что, Альбуса перебрал, часом? Так я ни его самого, и уж тем более его в твоем исполнении, не уважаю.

Дор закрыл глаза, сосчитал до десяти и прежде, чем начать говорить, предварительно сделал несколько вдохов и выдохов. Кожей ощущая, как этот непонятный чей-то голос, который он слышит, наблюдает за ним и наслаждается за его счёт, глядя, как Дор пробует подчинить себе чувства, которые он не испытывал очень-очень давно и поэтому забыл, как с ними бороться и как брать их под свой контроль.

Пусть не сразу, но у Дора это получилось. И поэтому, он был вынужден признать, что если он не перестанет выходить из себя, то ничего в итоге не сможет узнать. А ему уже интересно чей это голос и почему он раздается в его голове. Поэтому, ещё раз глубоко вздохнув, он проговорил:

— Чувства — это плохо, они делают разумного слабым, мешают адекватно оценивать ситуацию, здраво мыслить, продумывать разные сложные многоходовки. Поэтому мне они не нужны, и я в них не нуждаюсь.

— О, как!

— Именно!

— А ты сам это придумал или кто подсказал?

— Я сам так думаю! — рыкнул Дор.

— Ну, не злись так, блаженный!

— Поочему блаженный? — Дор так удивился, что растерял весь боевой пыл, который снова начал поднимать голову.

— Дай подумать — задумчиво протянул голос — нууу… наверное, потому что веруешь?!

— Не понял, во что я верую?

— В то, что — это твои мысли, а не привнесенные извне, придурок.

— С чего это ты взял?

— Хорошо, тогда поясни мне, чем же конкретно тебе так чувства мешают?

— Своими бесконечными чувствованиями.

— Так на то они и чувства. Разве это не их работа?! — хихикнул голос в ответ.

— Вечно истерят: — продолжил Дор, словно не услышав собеседника, а может и не услышал — это опасно! Это не хорошо! Это не по совести! А этого лучше вообще не делать, потому что плохо закончится.

— А что, для вас с Альбусом создание крестража не закончилось плохо в итоге?

— Да, за это мы оба знатно огребли.

—???

— А ты откуда об этом знаешь? — с подозрением спросил Дор.

Словно не услышав вопроса, голос задал следующий вопрос, с первого взгляда абсурдный по своей нелогичности, но если задуматься…

— Ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос. Ты Дор или Альбус?

— Конечно, Дор. — с возмущением отозвался тот, не заметив, как его вопрос проигнорировали. — Я ненавижу Альбуса и не хочу стать таким, как он.

— Ну, так скажи мне, какого хрена ты ведёшь себя, как он? Думаешь, как он, рассуждаешь, как он? — с каждым заданным вопросом голос все набирал и набирал обороты так, что на последних словах у Дора зазвенело в голове. Но это не помешало ему в ответ закричать не менее громко.

— Нееет! Я не такой. Замолчи, отстань от меня! Я не такой. Нет! Нет! Нет! — только от одной мысли, только от одного предположения, что он такой же, как Альбус, Дора окутало такое отчаяние, что он готов был рвать и метать, а этот… этот… Дор не успел найти нужное определение, как раздалось:

— Хватит! — это прозвучало настолько жестко и холодно, что начинающаяся истерика Дора тут же прекратилась.

— Прекрати, — уже более мягко продолжил голос, когда почувствовал, что начавшаяся истерика пошла на спад — я знаю, как ты боишься стать таким, как Альбус, но… — последовала длительная пауза— но от того, что ты будешь отрицать очевидное и биться в истерике, для тебя ничего в этом случае не изменится.

— Что в таком случае изменится, если я признаю, что веду себя, как он? — голос Дора звучал холодно и равнодушно.

— Признаться самому себе в чем-то — это, как правило, первый шаг к тому, чтобы начать меняться.

— А ты, собственно, кто такой, чтобы мне указывать?

— О, Мерлин! Опять включился режим Альбуса. — было произнесено с обреченностью в голосе.

— Ты мне тут не вздыхай, а немедленно говори, кто ты? И почему ты считаешь, что имеешь право меня воспитывать?

— Даже если сейчас скажу кто я, ты не поверишь мне на слово, а если и поверишь, все равно у тебя останутся сомнения, поэтому все, сам вспоминай. А я помогу, подскажу.

— Уговорил, давай попробуем.

— Ты должен вспомнить ритуал, проведенный Альбусом, который так нас, имею ввиду тебя и меня, — дал пояснение голос — напугал, и что мы сделали, чтобы не допустить того, чего он хотел достичь этим ритуалом.

— Ха-ха! Ну ты и насмешил! Вспомни ритуал, проведенный Альбусом! Он их столько провёл, что и не счесть. — отсмеявшись, успокоился и уже жестко произнес Дор: — А можно более подробно, а то я так могу вспоминать до бесконечности.

— Это случилось через десять лет после того, как он сделал нас крестражем. Помнишь, он обездвижил Фоукса и понес его на ритуал?

— Начало ритуала я помню, а дальше темнота. Странно, что с этим ритуалом было не так?

— С ритуалом все в порядке, а вот что было сделано с нами буквально перед самим ритуалом?

— Я не могу вспомнить, что-то мешает. Не могу проникнуть за занавес, хорошая защита уводит, отвлекает. Так о чем это я?

— Скверно! — голос, с сожалением — Попробуем с другой стороны. Вспомни, почему у Альбуса сорвало крышу, когда понял, что совершил ошибку? Почему он пожалел о том, что создал живой крестраж?

— Что тут вспоминать, я и так знаю. Потому что возрожусь я, а не он. Потому что я, будучи уже десять лет как крестражем, не разделял его взглядов. — печально хмыкнул Дор. — Когда он меня отделял, думал, что он меня перевоспитает, а когда понял, что это у него не получится, то…

— Все верно, — подбодрил голос Дора — ты на верном пути, давай поднатужься. Мы не хотели становиться им, в этом и была причина того, почему он решился на этот ритуал, который… ну, давай, вспоминай!

После этого последовала пауза, затянувшаяся на продолжительное время.

— Я предполагаю, — заговорил Дор с задумчивым видом — что я стал для Альбуса не врагом, нет, но и не другом, и поэтому меня нужно было нейтрализовать. Я прав?

— Полностью! Вот тогда он понял всю глубину той пропасти, в которую попал по собственной глупости. Получив наглядное подтверждение того, почему было настоятельно рекомендовано делать крестражи только из неодушевленных предметов. Но для него было поздно, крестраж уже был создан, а второй раз убить Ариану у него рука не поднялась. Как и разорвать свою душу еще раз он побоялся. И что же он сделал после того, как понял свою ошибку? Вспоминай, это важно.

— Тогда он вынужден был провести ритуал, который должен был лишить меня личности и полностью сделать покорным воле Альбуса. У него не было другого выбора.

— Все верно! Молодец! Вспоминай дальше!

— Началось все с того момента, когда Альбус поймал нас за слежкой. — с огромным усилием, срывая с памяти печать забвения, произнёс Дор. — Не помню как, но мы, на двоих с фениксом, создали новую способность становиться невидимыми, соединив возможности фениксов с возможностями человеческой магии. Поэтому, под невидимостью нас не возможно было выявить никакими чарами, что и сподвигло нас на желание следить за Альбусом. А это было непросто, потому что он постоянно во время своих вояжей, разными способами проверял, не следит ли кто за ним.

— Да, на этом мы и погорели. Захотели посмотреть ритуал, проводимый Альбусом, поближе. Посмотрели.

— Ну кто ж знал, что в момент завершения ритуала с нас сорвется покров невидимости.

— Вот скажи, о чем мы тогда думали?

— Ты знаешь, а я не очень жалею об этом. — задумчиво проговорил Дор — Зато я наконец-то решился на то, чтобы освободить сознание Арианы от навязанной ей Альбусом псевдоличности, и она смогла стать сама собой. К тому времени она уже полностью оправилась от соединения ее души с сущностью феникса и от сумасшествия, которое у неё было до этого.

— Это да. Как говорится, нет худа без добра. Но ты не отвлекайся, вспоминай конкретно, что мы сделали в последние минуты перед началом ритуала?

— Я… я… я спрятал часть себя, своей личности, в глубинах своего подсознания. — произносимые слова напоминали шелест листвы в кронах деревьев, когда слабый ветерок играет листвой. — С помощью окклюменции это возможно. И почему, в таком случае, Альбус, зная, что это возможно, такую возможность не предусмотрел и позволил тебя спрятать?

— Ну почему не предусмотрел? Предусмотрел, еще как. Ведь до сегодняшнего дня ты продолжал старательно его копировать, подражая ему во всем. Даже встреча с Предвечной и твоя привязка к магическому источнику, никак не нарушили наложенную на нас Альбусом печать.

— Тогда что произошло? Почему именно сегодня сорвало эту печать?

— А самому подумать, вспомнить что такого необычного сегодня произошло?

— Альрус, с его неизвестной силой. И что ты хочешь сказать? Что простое соприкосновение с ней сорвало с меня печать?

— Такое уже простое? — с издевкой спросил голос — Тебя его силой полностью окутало. Ты, что, не почувствовал?

— Нет.

— А я почувствовал! — с восхищением — Как только она проникла в тебя, я тут же проснулся и буквально утонул, купаясь в ней. — уже грустно — Правда, длилось это недолго.

Возникла пауза, позволяя каждому разобраться в себе и проанализировать полученную информацию.

— Так, давай не отвлекаться. — пробормотал голос — А ещё что-то, кроме этого, было?

— Да, было. Я обидел Ариану, стремясь любой ценой сделать ее дочь рабой. А сейчас, разговаривая с тобой, я не могу понять для чего мне это было нужно?

— Может причина в том, что так бы поступил Альбус?

— Да, точно! Но как же теперь быть? Ариана мне этого не простит.

— Давай об этом потом подумаем.

— Ты что-нибудь почувствовал перед тем, как Ариана вошла в портал?

— Нет. А что, что-то было?

— Да, я снова начал погружаться в сон, когда новая волна этой же силы пришла и полностью меня разбудила, освободив.

— Странно, в один и тот же день проявление одной и той же силы от двух разных разумных. Что это может быть?

— А это сейчас так важно для нас?

— Да, ты прав, об этом можно подумать потом. Как и о том, как я у Арианы буду просить прощения. — согласился с голосом Дор — Теперь к делу. После столкновения с Альрусом и соприкосновением с его силой, ты прав, у меня проявились чувства, которые я давно уже не испытывал…

— Давай, продолжай! — с радостным азартом поддержал его голос.

— Но потом что-то такое появилось жуткое, грязное, и я почти вернулся к обычному своему состоянию. А потом…

— Давай, помогу тебе. А потом ты обидел Ариану и треснувшая печать, но все еще действующая…

— Рассыпалась от того, что Ариана испытала ко мне ту же силу, что и Альрус до этого.

И уже совсем тихо добавил:

— Я вспомнил. Когда Альбус собирался, с помощью ритуала, разрушить мою личность, тогда я решился и спрятал часть своей личности и свои чувства в глубине своего сознания, бросив все оставшиеся силы на то, чтобы оставить для себя хоть маленькую привязанность к Ариане, чтобы и дальше продолжать ее прикрывать и защищать.

— Наконец-то вспомнил.

— То есть, хочешь сказать, что ты — это часть спрятанной мною личности?

— Да.

— Ясно. Но почему до этого я ничего не помнил?

— Не знаю! Может, сначало не позволял себе об этом помнить, чтобы печать не сорвало, а потом, незаметно для себя, и забыл.

— Да, ты прав. Я так боялся, что Альбус поймет, что у него не получилось подчинить меня полностью, и что осталась небольшая лазейка. Да, точно, из-за страха перед раскрытием, я приказал себе это забыть и натянул на себя личину идиота, старательно косящего под Альбуса. А потом маска приросла и когда Альбус умер, я не смог ее снять, и если бы не сегодняшние события, тогда…

— Вот и отлично, что ты все вспомнил. Что теперь будем делать дальше?

— Не понял, а нужно что-то делать?

— Как ты собираешься поступать со мной? С чувствами? Примешь нас или так и будешь косить под Альбуса?

— Это как это я должен буду вас принять?

— Тяжёлый случай, — сначала было сказано тихо, с грустью в голосе, а потом со злостью, почти на ультразвуке: — будем сливаться или как?

— Я боюсь себя потерять.

— Что, конкретно, ты боишься потерять? Маску, которую ты носил несколько десятков лет, чтобы Альбус не узнал, что ритуал не полностью удался? И чтобы скрыть от него, что к Ариане вернулся разум? Так спешу тебе сообщить, что Альбус мёртв и нам больше не грозит опасность.

— Не язвите, сам знаю. Просто мне страшно остаться без маски.

— Давай посмотрим с другой стороны на твою ситуацию.

— Давай. Ты посмотришь, а я послушаю.

— Так и быть. Вот, смотри, какого Мерлина ты доводишь Гарри? Делать больше нечего?

— Да я так, слегка — стал оправдываться Дор.

— Слегка, — передразнил его голос — а последствия за это «слегка» какие?

— Да какие последствия! Он, мямля, так мне и не ответил по-настоящему ни разу, все молча съедает, слабак.

— Может он и слабак, только ты в его власти.

— Да, ладно, что он мне сделает! — отмахнулся Дор.

— Да, тебе он ничего не сделает.

— Ну вот и ты признал, что он ничего не сделает. Так зачем с ним церемонится?

— Да, он тебе ничего не сделает сверх того, что уже сделал. Я тут покопался в твоих воспоминаниях и выяснил, что поначалу ты имел возможность выходить в миры, в которые ты открываешь порталы и гулять там. А теперь сидишь в межмирье безвылазно возле тысячи порталов в другие миры и шагу отсюда ступить не можешь.

— Тысяча семьсот два.

— Еще лучше. И в каких из них ты побывал?

— Ни в одном из них.

— Да? А в твоих воспоминаниях ты побывал в нескольких десятках, пока тебе Гарри это не перекрыл.

— Ты все врешь! Не помню, чтобы я побывал в других мирах.

— Значит, Гарри сделал так, чтобы ты забыл об этом.

— Как он посмел так со мной поступить?

— Как и ты с ним. Что это за дела: «мальчик мой». — передразнил Дора голос. — Ты взгляни на вашу ситуацию со стороны. Парень семнадцати лет, мужику восьмидесяти лет, такое говорит. Совсем ум потерял?

— Кстати, напомнил… Может ты знаешь почему мой телесный возраст заклинило на семнадцати годах? Как я ни пытался его изменить, получается это всего минут на пять, а потом все возвращается обратно.

— Это ты у меня спрашиваешь? Кто все эти годы был закрыт под печатью? — с желчью в голосе.

— О! Не подумал.

— Не подумал он, — ворчливо проговорил голос — а вспомнить, что такого важного произошло в твои семнадцать? Что заставляет тебя за это цепляться?

— Нуу, — протянул Дор — я принял решение начать подготовку к созданию крестража.

— И!

— Что, и?

— Как ты думаешь, что из-за этого решения могло произойти с твоей личностью?

— Точно! Альбус как-то проговорился по-пьяни о том, как хорошо, что он создал крестраж, так как у него уже начиналось раздвоение личности из-за того, что никак не мог договорится с собой. Одна его часть желала создать крестраж, а другая отчаянно сопротивлялась.

— Ну, вот видишь, сам все и понял.

— Ладно, не ерничай. Что мне теперь делать с Гарри? — растерянно спросил Дор.

— Попросить прощения и пообещать больше не доставать его?

— Я, пожалуй, подумаю после того, как мы решим наши с тобой проблемы.

— И что ты с нами, сирыми и убогими, делать собираешься?

— Прекрати!

— Слушаюсь и повинуюсь, наш Господин!

Дор предпочёл проигнорировать издевательские выпады:

— Слится с тобой, как с частью моей личности, я готов, а вот чувства мне не нужны. Но интуицию вернуть мне не помешало бы. Интересно, а так можно сделать?

— Ой, дураак!

— Но, но, попрошу не обзываться! Я — ваш господин, как ты только что сказал.

— Вот скажи мне, наш господин, зачем тебе интуиция, если ты от чувств отказываешься?

— Как, зачем? Чтобы она меня об опасности предупреждала.

— Да, и как?

— Что, как?

— Как ты узнаешь о том, что она тебя предупреждает?

— Как-как, почувст…

— Дошло, вот молодец! Понял, видно не все потеряно!

— Хорошо, чувства нужны, чтобы почувствовать сигналы от интуиции и на этом все!

— Скажи, умный ты наш, если тебя лишить одной руки? На сколько ты потеряешь свою работоспособность?

— Ты хочешь сказать, что без чувств человек словно без одной руки?

— В точку, умненький ты наш!

— Да прекрати ты это… — с брезгливостью в голосе возопил Дор.

— Что именно, сладенький ты мой?

— Вот это: сладенький, умненький… зачем ты так?

— Потому что я тоже без одной руки, у тебя есть сознание, а у меня чувства. Вот и результат: чувства переполняют меня, но их нечем уравновесить. С тобой все наоборот: не чем расширить возможности сознания, и поэтому ты не в состоянии дать нормальную оценку ситуации. Поэтому-то, когда тебя с Арианой разделили, ты столько косяков и наделал.

— Это какие еще косяки? Я все правильно делал.

— Ну да, а твой план сделать дочь Арианы рабой Альруса, чтобы каким-то неведомым и непонятным способом манипулировать через нее Альрусом и родителями девочки?

— А что не так с моим планом?

— Все. — припечатал голос. — Начнём с того, что ты верно сказал Альрусу: они с девочкой будут жить в разных мирах, это раз. Два — это то, что ты тоже будешь находиться в межмирье отдельно и от Альруса и от дочери Арианы. Соответственно, и от ее родителей. И теперь вопрос, умный ты наш. Как, скажи, можно, да ещё и не заметно, кем-либо из них манипулировать? Ты чем думал, когда такое планировал?

— У меня все бы получилось. — с неуверенностью в голосе произнёс Дор.

— Да, только и остаётся, что пребывать в иллюзии.

— Почему, по-твоему, со мной такое произошло?

— Потому, что сознание, лишенное информации, приносимой чувствами, не может нормально функционировать. Тебе это понятно? Пусть у тебя и осталось сознание, но остроту и гибкость ума ему придают чувства. Придурок!

Возникла затяжная тяжелая пауза.

— Все, убедил, вернее достал своим переизбытком чувств. Давай уже начнём слияние.

— Ну надо же, сделал мне одолжение! Я впечатлен неимоверно, Дорусик.

— Вот сольемся, тоже станешь Дорусиком, придурок.

— Ну, наконец-то, ожил…

Интерлюдия 3

Грозовые, тяжёлые свинцовые тучи низко нависают над землей, гася день. И только на горизонте, словно наперекор стихии, в небольшие просветы между туч пробиваются последние лучи заходящего солнца.

Резкие порывы ветра утихли, и вся природа замерла в ожидании начала грозы. Раскаленный от дневной жары воздух звенит от разлитого в нем электричества, поэтому, в сменивших дневной свет сумерках можно отчётливо разглядеть, как — то тут, то там начали ярко сверкать ветвистые молнии.

Ударив, прогрохотал раскатистый гром, и вслед за ним, на иссушенную засухой землю, упали первые, пока еще редкие капли дождя. Большие, тяжелые они при ударе подняли вокруг себя пылевую завесу.

Я с раздражением смотрю на то, как в свои права вступает сезон дождей. Такая погода, можно сказать, полностью соответствует моему настроению. Не прошло и суток, как я вернулся на Землю, а счастливое радостное настроение ушло, растаяв словно дым.

А все из-за Гарри. Не успел он с сыном вернуться из межмирья, как увидел, что на небе начали собираться тучи. Он по-быстрому проводил сына и, отказавшись от ранее запланированного отдыха, решил провести испытания погодного комплекса артефактов.

Оседлав метлу, Гарри, словно юноша, закручивал сложные пируэты в воздухе. Передвигаясь по воздуху таким нестандартным образом, он облетел свой минор, расставляя артефакты из комплекса по его периметру. А я… на коротком поводке… летел следом… и совершенно не испытывал того удовольствия, что получал Гарри.

Сейчас, пока он возится с установкой последнего управляющего всем комплексом артефакта, я просто отошел в сторону, на всю длину своего поводка, не превышающего и десяти метров.

И вот теперь я, весь такой обиженный, стою и предаюсь меланхолии, наблюдая за происходящим за куполом, не понимая причин своей такой агрессивной реакции на полёт.

Хотя, кого я обманываю, я знаю причину моего уныния… Проблема состоит в моем неопределенном, подвешенном состоянии и терзающих меня из-за этого всего вопросов и переживаний.

Я сейчас нахожусь в коме или нет? Если — нет, то почему я до сих пор не могу очнуться в теле? А может, я уже умер? И стал призраком? А может, я — это чье-то воспоминание? Тогда, как получается так, что я могу думать и совершать определённые действия?

Все эти вопросы и сомнения уже изрядно достали меня, но и не думать об этом и не задаваться этими вопросами я не могу.

А что творится с моей памятью? Это вообще отдельная тема. Почему, после просмотра воспоминания, оно, это воспоминание, через некоторое время постепенно стирается из моей памяти? Вопрос.

Полное отсутствие каких-либо воспоминаний еще можно хоть как-то объяснить: амнезия. А вот как объяснить тот факт, что все, что я узнаю после потери памяти, также постепенно забываю?

Хотя, как ни странно, последние события, произошедшие с момента, как Ариана, подхватив под локоть Альруса, ушла с ним в ее мир, я помню достаточно хорошо. Кроме одного очень важного для меня разговора. Воспоминание об этом разговоре не просто медленно выветрилось из моей памяти, как было до этого, у меня его стерли сразу же после его завершения. Настолько быстро и резко, что я и опомниться не успел, а тем более, подумать и принять какое-либо решение.

Все, что у меня осталось, это только память о том, что этот разговор был, и убежденность в том, что мне любой ценой нужно постараться его вспомнить.

Одно меня утешает: пусть просмотренные воспоминания медленно утекают из моей памяти, но если во время их просмотра произошло что-то меня заинтересовавшее, то память с моими размышлениями и выводами на данную тему остается.

Я стараюсь не позволять себе терять надежду вспомнить этот разговор, хотя прекрасно понимаю, что если за прошедшие полгода, проведенные в межмирье, сделать этого мне не удалось, то сейчас у меня нет и шанса. Но, также я понимаю и то, что не готов так вот просто сдаться.

Пока Гарри занят с артефактом, у меня есть время предаться воспоминаниям в последний раз. Я уже чувствую, как они начали стираться. Пожалуй, начну с самого начала.

После того, как Ариана увела Альруса через портал в свой мир, а Дор от ее испепеляющего взгляда упал в кресло, так и не решившись подойти к ней, Гарри, проводив их взглядом и пожав плечами, положил руки на управляющий камень, закрыл глаза и чем-то там занялся.

Я же, чтобы не скучать, принялся бродить по залу с порталами, не замечая, как отошел от Гарри дальше, чем на десять метров.

Вот тогда я и выяснил, что поводок, привязывающий меня к Гарри на Земле, здесь, в межмирье, либо отсутствует, либо удлинился настолько, что позволяет мне перемещаться на достаточно большое от него расстояние.

Обрадовавшись такому открытию, я переместился к портальным аркам, чтобы изучить их поближе. Занятые каждый своим делом, мы с Гарри пропустили момент, когда Дору, не знаю как сказать правильно, стало плохо.

Как вы думаете, может быть плохо душе, привязанной к мощному источнику магии и не имеющей постоянного материального тела? Нет? И я так же думаю! По тому, что я понял из объяснений Гарри сыну, Дор, при появлении, каждый раз создает себе новое тело.

Так вот, несмотря на то, что он псевдо живой и тело каждый раз у него новое, Дору стало плохо. А как можно еще объяснить его поведение? Когда он молчком, с закрытыми глазами начал махать руками, потом и вовсе вскочил с кресла и начал бегать туда-сюда, продолжая размахивать руками, не открывая глаз? Вот я и думаю, что ему явно было плохо, если откинуть предположение, что он сошел с ума.

Когда же Гарри привлекло странное поведение Дора, он просто откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, стал с интересом наблюдать за ним, не предпринимая каких-либо действий.

Побегав так какое-то время и помахав руками, Дор в какой-то момент остановился, замер, склонив голову к плечу, к чему-то или к кому-то прислушиваясь, а затем решительно кивнул. После его согласия на неизвестно что, Дора окутал сотканный из света кокон, а когда мы с Гарри проморгались, Дора на прежнем месте уже не было, он исчез.

Если судить по ошалевшему лицу Гарри, то произошло что-то довольно нестандартное. Придя в себя через некоторое время, он решил разобраться в чем дело. Поэтому, положив руки на управляющий камень, закрыв глаза и нахмурившись, он просидел так несколько десятков минут. И, когда я было уже решил, что ничего интересного так и не произойдёт, раздались звуки, вначале невнятные, а потом я смог услышать разговор, произошедший у Дора со своей освободившейся из заточения частью личности.

Это было для меня, скажем так, познавательно. Мне даже стало жаль Дора из-за того, что с ним сделал Альбус. И вот тогда у меня и мелькнула мысль, что, возможно, со мной почти такие же проблемы: проблемы с памятью, заторможенная реакция, порой захлестывающие меня с головой чувства, сложности с мыслительным процессом. И все это, возможно, из-за того, что я не полный, я часть чего-то или кого-то. Я с раздражением взглянул на Гарри.

Дальше думать об этом не хотелось. Если и вправду принять то, что у меня раздвоение, может и растроение личности, если вспомнить о пацане, в тело которого я вроде бы попал, то мое дело — швах. Что я могу изменить в данном случае? Вот и я вынужден признать, что ничего.

Хотя, тут же возникает другая мысль, что в этом мне могла бы помочь информация, которая прозвучала в том разговоре. Но на — нет и суда нет. И все, что мне остается, это — раз за разом пытаться вспомнить тот разговор. Только вот вопрос, а как его можно вспомнить, если его удалили из моей памяти? И я старательно не разрешаю себе об этом думать, чтобы окончательно не расклеиться.

После того, как завершилась трансляция разговора, произошедшего у Дора между самим собой, Гарри ещё долго пытался разобраться в произошедшем, но, как я смог понять из его почти что полностью нецензурной речи, Дор недоступен и неизвестно как долго будет недоступен из-за происходящего с ним слияния. Поэтому, в итоге, Гарри вынужден был перевести охранную систему порталов на себя.

Когда Альрус с Арианой вернулись в межмирье, они втроем принялись обсуждать планы на будущее. Как лучше поступить и где и как они будут проводить разработку ритуала. И тогда Ариана, между делом, поинтересовалась: где Дор и почему он не присоединяется к ним?

Гарри ответил ей, что отключил Дора, потому что не хочет больше терпеть его издевательств. А так, как жить и работать они будут в межмирье, разрабатывая ритуал, на все это время Дор будет в отключке и включит его Гарри только после того, как они со всем закончат.

Переводя тему, Гарри предложил вместо Дора переместить в межмирье, на время работы, Сириуса, пояснив, что от него пользы будет намного больше, и, что самое важное во всем этом, Сириус не будет трепать ему нервы.

Позже я выяснил, что Гарри поступил так, чтобы не расстраивать Ариану, и поэтому скрыл от нее правду об истинном положении дел. Но и не только поэтому. Гарри боялся того, что Ариана начнет переживать за брата и, тем самым, затруднит им работу: сама будет дергаться и их изведет.

Ариана, хоть и явно была не согласна с такой постановкой вопроса, но ничего на это не ответила, принимая как данность. Всё-таки они с Дором были вместе более ста лет, и это наложило на нее отпечаток. Она уже простила Дора за его поведение и хотела видеть его рядом. Потом она об этом не раз говорила, а Гарри делал вид, что не понимает намеков, потому что Дор так и не отзывался.

Итак, Гарри, Альрус, Ариана с дочерью и двумя домовыми эльфами закрылись в межмирье на полтора года. Ну и я с ними, куда мне-то деваться.

Как вы думаете, что может объединить трое суток и полтора года? Странный вопрос, не правда ли? А ответ на этот вопрос может быть ещё более странным: их объединяет равное по продолжительности время.

Как такое может быть? Сейчас объясню. За прошедшие полтора года в межмирье, на Земле, за это же самое время, прошло всего трое суток.

Ну да, согласен, это странно, непривычно и этот факт плохо укладывается в моей голове, поэтому я сейчас немного дезориентирован этим известием. Хотя, какая мне, казалось бы, разница сколько прошло времени на Земле и в межмирье, если я просто призрак или фантом? Вроде никакой. А вот почему-то от этого известия меня накрыл когнитивный диссонанс. А может, потому что сегодня с утра мы вернулись на Землю через полтора года в межмирье, а тут всего три дня прошло?

Признаюсь честно, периодически меня накрывают различные сильные чувства. Вот, как сейчас, с которыми у меня никак не получается справляться.

С ужасом вспоминаю тот миг, когда меня накрыли самые яркие и сильные чувства. Это произошло недели через три после того, как мы перебрались в межмирье. Оказалось, что от постоянного пребывания в межмирье, я стал чувствовать себя не так, как на Земле. Я стал… как бы понятней объяснить… я стал более живой, более активный, мои мысли перестали двигаться, как улитки, медленно и тягуче.

А вот потом, от осознания произошедших со мной перемен, меня и накрыл шквал различных чувств и эмоций: от эйфории, кайфа… до полного погружения в наслаждение. И находился в этом состоянии я много, много дней, если не недель.

Все мои жалкие попытки взять под контроль эти чувства, как и попытки развеять этот нарко-чувственный дурман, тонули в наслаждении. Я не просто чувствовал себя как обкуренный наркоман, не способный ни на что, кроме как тупо пускать слюни. Я был им. Я бездумно пялился в одну точку или, как идиот, смеялся, радостно хлопая в ладошки. И вот, вроде бы надо расслабиться и сказать себе: вот, Ри, ты и счастлив!!! Поверь, получение наслаждения и пребывание в нем — это классно! Иметь возможность его постоянно испытывать — это счастье, о котором все мечтают. Вот оно — истинное счастье! Ты смог его познать, получить… чего ещё тебе надо?

А я? Я просто хотел одного: вырваться из лап дурмана, и чем дольше я купался в этой эйфории, тем сильнее хотел от неё избавиться. Мысль, постоянно крутящаяся в голове: «мне нужно избавиться от этого состояния», была подобна спасительному островку, за который я всей душой цеплялся.

Чем дольше я пребывал в состоянии наслаждения, тем противней мне становилось и тем больше против этого «счастья» накапливался негатив. А когда это состояние мне окончательно опостылело… мелькнувшая мысль: «я вроде бы человек, а в то же время я как…» стала последней каплей. Во мне взыграла такая чистая, незамутненная ярость… которая вырвала меня из дурмана наслаждения, пробуждая мое сознание.

После, анализируя свое состояние, я пришёл к неутешительным выводам: если бы не мое всеобъемлющее желание избавиться от пребывания в наслаждении, которое привело к рождению ярости в моей душе, я, как потом отчётливо понял и почувствовал, мог бы навсегда раствориться, потеряться в наслаждении. Потому что все шло к разрушению моей личности, моего «я».

А у меня и так проблемы…

Так, о чем это я? А, вспомнил! Когда я начал более-менее лучше соображать, только тогда я смог понять, что все время на Земле, до межмирья, смотря воспоминания Гарри, я как бы пребывал в киселе, в слегка заторможенном состоянии. Я этого не замечал потому, что сравнить было не с чем.

Еще одно изменение привело к тому, что я перестал периодически проваливаться во тьму, как было на Земле: я смог сам решать когда я буду отдыхать и буду ли вообще это делать. Так как нахожусь вне физического тела, то и отдыхать мне не нужно.

Эти полтора года для меня были удивительными, потому что Лотанариэ, дочь Арианы, могла меня видеть и даже пыталась со мной общаться, как могут общаться маленькие дети. Хм.

Лотанариэ. Почему девочку так назвали? Оказалось, с этим связана какая-то история, которую Ариана не рассказала. Просто обмолвилась, что в род ее мужа когда-то вошла эльфийская принцесса. Там был ещё такой скандал. В итоге, с тех пор всем детям этого рода дают эльфийские имена в память о принцессе. Или о скандале. Я так и не понял. Так вот и получила дочь Арианы эльфийское имя Лотанариэ, которое означает «солнечный цветок».

Оно ей так идёт потому, что Лота яркая, солнечная, подвижная девочка. Ее золотистые глаза всегда горят интересом к познанию мира и чего-то нового.

Уж на что домовые эльфы выносливы, но бедная Мили к вечеру, порой, едва могла передвигать ноги. А когда у Лоты начались спонтанные обращения…

Вот девочка сидит рядом с морем и мирно играет в песке. Как вдруг резкий крик, и на этом месте уже сидит птенец феникса. Не знаю, что тогда меня заставило схватиться за ее куцый хвостик, но это помогло избежать многих проблем.

Это происшествие обсуждалось много раз, но в итоге, так и не пришли к единому мнению, что же сподвигло Лоту в образе птенца телепортироваться в неизвестном направлении.

Я так радовался тому, что пусть я и бесплотный, как дух, но тогда смог как-то удержаться за ее хвост и переместиться вместе с ней.

После перемещения, на которое похоже ушли все ее магические силы, потому что на поляне уже сидела опять девочка, она, оглядев незнакомое место и не увидев рядом собой ни своей няни, ни знакомой местности, естественно, как поступают все дети, ударилась в слезы.

Я опустился рядом, не имея возможности как-либо физически на нее воздействовать, кроме кратковременного прикосновения. Не придумав ничего лучшего, я начал петь колыбельные, которые ей перед сном каждый вечер поет мать.

Не знаю что ее успокоило: мой голос, знакомые колыбельные или все вместе, но она перестала рыдать, уставившись на меня своими невозможными золотистыми глазами.

Оказалось, что успокоить ребёнка во много раз проще, чем объяснить Лоте, что нужно представить домовушку и позвать ее хоть как-нибудь.

На это мне потребовались все мои морально-волевые силы, но в итоге у меня получилось. Вернее будет сказать, у малышки получилось, и уже через секунду Мили, вся в слезах, с красными и опухшими ушами, стояла возле нас.

Подхватив девочку, она тут же вернулась с ней обратно. Я опять едва успел ухватиться теперь за ногу малышки, чтобы переместиться вместе с ними и попасть на новую истерику, в которой уже билась ее мать. Правда, увидев дочь, она смогла быстро взять себя в руки.

После этого происшествия все расчеты для привязки анимагической формы Лоты к крестному отцу были отложены, и все силы были брошены на создание артефакта-маяка, который должен будет работать в обеих ее ипостасях, не разрушаясь при обороте от огненной магии феникса.

На это у них ушло несколько месяцев, и все из-за огневой стихии феникса, поэтому что в процессе оборота на девочке все сгорает. Но в итоге, создать артефакт все же получилось, и, после этого, спонтанные обороты малышки, как и телепортация, уже никого не пугали. Мили могла, ориентируясь на артефакт, перемещаться за малышкой на огромные расстояния и возвращать ее обратно.

Не знаю, может от того, что в моей жизни появился, пусть и маленький, но разумный, с которым я мог проводить время, но я почувствовал себя нормальным, и многое в моем положении стало казаться не таким уж безнадежным.

И вот, прошло чуть больше суток как я расстался с Лотой, и все переживания, сомнения и отчаяние снова вернулись ко мне. Хватит женской сентиментальности, — осадил я себя.

Итак, к концу полуторагодовалого затворничества, которому они себя подвергли, хотя какое это затворничество, когда почти каждые два-три месяца происходила смена локации, как называл эти места Гарри, где они жили.

Это можно было бы назвать затяжным отпуском, если бы не ежедневное изучение книг и постоянные проверки и перепроверки расчетов. Но нас с Лотой это мало касалось. Мы старательно, с неподдельным интересом и энтузиазмом изучали каждую новую локацию.

Но я опять отвлекся. Я вообще-то пытаюсь вспомнить то, что я узнал однажды…

Это событие произошло, когда Лоту уложили вечером спать, а у взрослых в тот день был выходной и, сидя на веранде, они разговорились. Произошел тот самый, важный для меня, разговор…

Титанические усилия и все зря. Даже ни малейшей искры воспоминаний. Полная непроглядная темнота. Я снова потерпел полное сокрушительное фиаско.

Что еще я могу вспомнить помимо этого? Что Альрус меня больше ни разу не видел. Как я ни пытался, он смотрел сквозь меня. И позже у меня сложилось такое впечатление, что и ту ситуацию, когда он меня увидел, он не помнит. Потому что он ни разу не пытался ни поискать меня взглядом, ни задать вопрос: «а не видел ли кто этого человека?».

О чем я еще не вспомнил напоследок, пока ещё хоть что-то помню? Ах, да! Кисти в белых перчатках. Они за эти полтора года так больше ни разу и не появились, чтобы мне похлопать или помахать. Я бы в этот раз не растерялся и помахал в ответ. Что мне в таком состоянии терять. У меня ничего нет, даже памяти и воспоминаний.

А может, мне стерли воспоминания об этом разговоре, чтобы я не чувствовал себя ущербным? Но тогда, почему не стерли память о самом разговоре? Чтобы я не страдал и не мучался об его утере? Мне вот интересно, это такой вид издевательства? Нет? Неизвестно. Поэтому, я вынужден и дальше продолжать попытки его вспомнить.

Хотя, с каждой минутой, проведенной на Земле, это становится все тяжелее и тяжелее, потому что я уже чувствую, как мысли замедляют свой бег и с каждым часом все тяжелее сконцентрироваться на деталях. Так что, нужно продолжать вспоминать, пока окончательно все не забыл.

После того, как расчеты были закончены, домовые эльфы, забрав Сириуса, ушли на Землю. А остальные отправились в лес, и я пошел вместе с ними. Естественно, что меня никто не видит, поэтому и мнением моим никто не интересуется.

Ах, да, чуть не забыл! Мы отправились не просто в лес, а в Лес. Да, именно так, с большой буквы. А вот почему к нему такое отношение, я так и не понял. Тем более, когда мы вышли из портала, то оказались в пещере. Вот и скажите мне, причем тут лес?

В этой пещере нас ждал отец Лоты, по совместительству — муж Арианы. В этой же пещере были проведены два ритуала: первый позволил Лоте обрести крестного отца, а второй… Второй был намного сложнее.

Вначале была разорвана связь «хозяин-фамильяр», существовавшая между Гарри и Арианной, а потом они побратались, нет, посестрились, тьфу ты… короче, в конце ритуала они обменялись кровью и стали друг для друга кровными братом и сестрой, и анимагическая форма Арианы теперь привязалась к нему, как к брату по крови. Так что, Гарри перестал быть ее хозяином, а стал кровным братом Арианеэль, как зовут теперь Ариану в этом мире. И теперь, даже после смерти Гарри, привязка к нему анимагической формы Арианы так и останется.

Когда проведение ритуалов было закончено, Ариана с Альрусом куда-то вышли из пещеры. А когда вернулись, то Альрус объявил о том, что Священный Лес, оказывается, не просто Лес с большой буквы, а Священный, тоже с большой буквы, так-то, дал тело для Сириуса. Вот как, скажите мне, Лес, пусть и Священный, и с больших букв, может дать тело? Не понимаете? Ну и я не понимаю, а эти… эти нехорошие маги какими-то междометиями об этом говорят. Вот и как узнать, что за Лес и почему Священный, и как он мог дать тело?

На этом радостном событии все попрощались друг с другом и вскоре вернулись на Землю.

Дождь усилился, превратившись в сплошную стену воды, падающую с небес. Я отвернулся. Над поместьем сияло солнце, это значило, что погодный артефакт, который тестирует Гарри, работает. Тяжело вздохнув, я еще раз признался себе в том, что не знаю что мне делать.

Раньше я бы с интересом следил за экспериментами, проводимыми Гарри, и пытался понять, что и для чего он делает. А сейчас в этом не было смысла, все равно все забуду.

Как же мне не хватает межмирья, где я мог не терять свои воспоминания, а так же свободно перемещаться по всей локации или бодрствовать и отдыхать по своему желанию. А сейчас, когда Гарри вернулся на Землю, я снова привязан к нему поводком в длину десять метров.

Вот что ещё вспомнил. Единственное, что за все время пребывания в межмирье у Альруса так и не получилось сделать, так это уговорить отца посмотреть воспоминания Арианы. Гарри категорически отказался от их просмотра. Как его Альрус ни уговаривал и какие весомые аргументы ни приводил, он так и не смог убедить отца в том, что их нужно посмотреть.

Дождь хлынул теперь и над минором. Похоже, эксперимент закончен.

Интерлюдия 4

Я слегка притормозила, чтобы с достоинством вступить в длинный и прямой, словно стрела, коридор. Это предпоследнее препятствие на пути к кабинету моего любимого мужа. Я слегка злюсь, потому что не могу позволить себе перейти на бег, так как этот коридор заканчивается залом ожидания для посетителей, которые хотели бы получить аудиенцию у Короля. А вот почему в зале ожиданий не предусмотрена дверь, я так и не смогла понять. Видно, я ещё достаточно человек, чтобы полностью принять и понять психологию джеллисов.

Вот я и иду, старательно сдерживая себя, ибо будет неуместно, если меня увидят за таким неприличным для королевских особ занятием, как бег по коридорам. Поэтому, выпрямив спину и вздернув подбородок, я старательно передвигаюсь, следуя этикету. Хм… Правда, я это делаю быстрее, чем должно. Но, тсс… этого нельзя понять со стороны до тех пор, пока не приблизишься к залу на две трети от общего расстояния.

Вообще-то, когда я никуда не тороплюсь, я не отказываю себе в удовольствии пройтись по этому коридору прогулочным шагом. Мне нравятся его большие, до самого пола, арочные окна, обрамленные тяжелыми портьерами. Каждое второе окно, из имеющихся, забрано витражом. Сделаны витражи с помощью магии и потому по изяществу исполнения они не уступают картинам, висящим на противоположной стороне. А вот их сюжеты… по ним сразу видно (только не мне), что созданы они во времена глубокой древности.

В промежутках между окнами стоят удобные банкетки, а напротив расположились вазоны с живыми цветами, оформленными в различные, очень красивые композиции, зачарованные таким образом, что они долго не вянут.

На мягких банкетках приятно посидеть, рассматривая картины, особенно в тёмное время суток. Висящие между картинами магические светильники дают особенную подсветку, которая оживляет (в прямом смысле этого слова) картины и разумный может посмотреть мини-фильм

о произошедших событиях, запечатленных на картине со звуковыми эффектами, которые может слышать только тот, кто смотрит. Данные светильники включаются, когда разумный начинает внимательно рассматривать картину, и только тогда просмотр начинается. Способ изготовления таких вот изумительных светильников хранится в строжайшем секрете и принадлежит расе джеллисов.

Для освещения коридора имеется полностью магически созданная люстра, которая включается, как только разумный входит в коридор, и выключается, как только он его покидает. Она представляет собой одну сплошную композицию, тянущуюся от одного конца коридора до другого. Если, описывая ее, оперировать Земными понятиями, то ближе всего подходит лоза, со свисающими гроздьями спелого винограда.

Какое счастье, что ковровая дорожка, покрывающая весь коридор, имеет густой ворс, и она полностью заглушает шаги. Это дает возможность не привлекать к себе внимание ждущих аудиенции разумных намного дольше.

Я сильно тороплюсь, потому что странное, терзающее меня чувство, которое возникло четверть часа назад, буквально вопит о том, что мне нужно немедленно взять дочь и как можно скорее отправиться в межмирье, если я хочу узнать и понять что-то важное для себя и для нее. Возникшее стремление, потребность буквально парализует другие мысли в моей голове. Но уйти, не сообщив и не предупредив мужа лично, я не могу. Вот поэтому, отбросив некоторые условности, я двигаюсь непростительно быстро для королевской особы.

Но вот наконец-то я добралась. Медленно вплыла в зал ожиданий. Стоящие и сидящие на удобных кушетках разумные подскочили. Все, почти синхронно, склонили передо мной головы, приветствуя меня. Нацепив дежурную улыбку, так как мне сейчас было не до любезностей, я ответила легким кивком.

И тут же, не позволяя никому приблизиться и заговорить со мной, я двинулась в сторону двери, возле которой по обеим сторонам стоял почетный караул. Когда я приблизилась, мне отдали честь, как и положено, и открыли передо мной обе створки двери, пропуская в приемную.

Я с достоинством продефилировала в открытые для меня двери и замерла, ожидая звук закрывающихся дверей за моей спиной. Только после этого я позволила себе расслабиться и с теплом поприветствовать секретаря моего мужа. Несмотря на молодость, он уже успел заслужить доверие мужа и поэтому входил в наш с ним ближний круг.

— Король занят? — спросила я отстраненно. У стен есть уши и наши с ним тёплые отношения не для этих самых ушей.

— Сейчас, моя Королева, я узнаю.

Он постучал в дверь кабинета и, открыв ее, вошел. Вышел он буквально через несколько минут, придерживая дверь, и жестом приглашая меня пройти.

Тепло ему улыбнувшись, я стремительно вошла в рабочий кабинет. Пока за моей спиной закрывалась очередная дверь, муж за это время успел отключить переговорное устройство. Поднявшись мне навстречу, он, обогнув стол, подойдя, нежно обнял меня. Здесь можно было не бояться и быть самими собой. Кабинет мужа был дополнительно защищен от любого вида прослушивания и подглядывания артефактами, сделанными по технологии Земли. Так-то вот.

— Ариана, что-то случилось? — мужу очень нравится мое Земное имя.

— И да, и нет.

— Ммм…?

— Я почувствовала, что мне нужно срочно отправиться в межмирье вместе с дочерью, что это важно для меня и Лоты. Ах, да! Видящая, при последней встрече, настоятельно рекомендовала верить своему сердцу и интуиции.

— Хорошо, милая, раз Видящая рекомендовала… — он тонко улыбнулся, и став серьезным, спросил: — двойники для вашей замены уже готовы?

— Да, как только я войду в детскую, тут же будет произведена замена. Из детской выйдет уже мой двойник, а в кроватке дочери будет лежать двойник Лоты. Ты не будешь прощаться с Лотанариэ?

— Хотелось бы! Ведь неизвестно сколько времени все это займёт. Но я не хочу привлекать лишнего внимания и поэтому просто буду с нетерпением ждать вашего возвращения.

— Я тоже буду с нетерпением ждать, когда мы сможем снова встретиться. Я уже по тебе скучаю.

— Я знаю, любимая, я знаю. Просто держи меня в курсе, по возможности. Хорошо?

— Обязательно, Анри! Я знаю, как ты переживаешь за нас. Пожелай нам удачи, любимый. Я пойду, желание оказаться в межмирье с каждой минутой становится все нестерпимей. — и, поцеловав мужа в губы, я развернулась к двери.

— Ари, как долго вы будете отсутствовать? — вопрос догнал меня, когда я взялась за ручку двери. Услышав этот вопрос, я повернулась, чтобы ответить.

— До тех пор, пока у Лоты не появится… — поморщившись, я не решилась сказать вслух: «пока моя дочь не станет рабой».

Это было больно осознавать каждый раз. И даже мысль, что хозяин моей дочери будет жить в другом мире, не спасала. К своему рабству я привыкла, Гарри был хорошим хозяином, ни разу за все время не воспользовался своей властью. А каким будет его сын? Заглянув в глаза мужа, почувствовала, что он понял все, о чем я сейчас подумала, потому что сам испытывал подобные чувства. Но ничего изменить было нельзя, либо знакомое зло, либо… лучше об этом не думать. Поборов нахлынувшие на меня так не вовремя чувства, я закончила:

— Пока все не решится, мы не вернемся.

— Желаю удачи! Я буду ждать вас, моя Королева. — и Анритуэль изящно поклонился.

— Да, мой Король — ответила я и присела в неглубоком реверансе. Поднявшись, я тепло улыбнулась и послав воздушный поцелуй, выскользнула за дверь.

Выйдя из кабинета мужа, я бросила все силы на то, чтобы двигаться достаточно быстро, но при этом не потерять своего королевского достоинства. Если честно, у меня это уже совсем плохо получалось. Хорошо, что придворные привыкли, что я периодически нарушаю этикет, поэтому сейчас я не особо привлекала к себе внимание, как было поначалу.

***

И все же у меня получилось добраться до спальни дочери, вконец не разрушив репутацию царственной особы. Войдя в неё, я тут же, не терпящим возражений голосом, приказала многочисленным нянькам:

— Выйдите все, я хочу побыть со своей дочерью наедине.

Как только за последней нянькой закрылась дверь, я позволила себе расслабиться и кинулась открывать потайной проход, в котором меня уже ждали: Мари, с младенцем на руках, за которой стоял мой двойник, одетый так же, как я сейчас.

Мы с Мари еще раз тепло поприветствовали друг друга. За эти прошедшие сто лет с момента нашего знакомства в Священном Лесу, мы стали близкими подругами.

Положив малышку на уже освободившееся место, она кинулась помогать мне. Совместными усилиями достали из потайного отдела переноску. После, я забрала дочку у своего двойника и положила ее в переноску-артефакт, который будет надежно фиксировать и защищать мою дочь во время перемещений в пространстве.

Обняв Мари на прощание, я обратилась фениксом, подхватив переноску с дочерью. Миг, и я уже переместилась в пещеру, находящуюся высоко в горах, где брат открыл портал, ведущий из межмирья.

Аккуратно опустив переноску с дочерью на пол, я приняла человеческую форму и, достав дочь из переноски, подошла к порталу. И тут меня накрыл панический страх. Я вдруг поняла, что боюсь! Я панически боюсь того, что меня ожидает за порталом.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы справиться с захватившим мой разум страхом, затем с бьющимся сердцем я подошла к порталу. Глубоко вздохнув полной грудью, буквально провалилась в него, чтобы не дать себе время передумать, введя перед этим код доступа, выданный братом, чтобы он мог не отвлекаться на случай, если я появлюсь неожиданно, а он будет в это время занят.

На другой стороне портала клубилась плотная серая мгла. Когда-то, как мне пояснил Гарри, эта мгла была специально создана им для пассивного поглощения магии. Расход магии для создания и существования локации требуется огромный и, чтобы не испытывать нужду, вся магическая энергия, испускаемая магическим источником в пространство, тщательно собирается и отправляется в специально созданные для этого накопители.

Очутившись в серой мгле, я не рискнула куда-либо двигаться. Поэтому прислушалась и к своей радости услышала какой-то звук. Чтобы не мучиться различными догадками, я просто набросила на себя чары для усиления слуха. Все верно, вот раздался голос брата. И я слышу его так хорошо, словно он находится рядом со мной.

— Не буду скрывать от вас, Альрус, того, что увидев яйцо феникса, меня захлестнуло непреодолимое желание заполучить его любой ценой. Я хочу вам признаться в том, что до этого события, в свои пятнадцать лет, я нашел тайник отца, где лежала книга, а также дневник отца, который содержал расчеты по изготовлению крестража из живого магического существа, путем соединения его сущности с душой мага, желательно, не достигшего своего совершеннолетия. В своем дневнике отец писал, что лучше всего для этого подойдёт душа невинного ребенка, желательно, близкого по крови. Это нужно для того, чтобы чистая душа прикрывала агрессивные, давящие эманации, исходящие от крестража.

Я вся заледенела. Наконец-то я точно узнала о том, что мой отец, мой родной папа хотел использовать мою душу для изготовления крестража для себя. Из намеков и оговорок, оброненных Альбусом, я догадывалась об этом. Но одно дело — догадываться и надеяться, что ты ошибаешься в своих предположениях, а другое — знать.

Мне захотелось взвыть, как раненому зверю, но, благодаря желанию сохранить инкогнито как можно дольше, я смогла справиться и вначале накинуть чары тишины на дочь, чтобы моя истерика ее не напугала, а затем уже на себя, присовокупив к ним для чего-то ещё и чары невидимости своей модификации. И только после этого я дала волю чувствам.

С одной стороны, я была в отчаянии от услышанного, а с другой — ко мне пришла здравая мысль, которая меня вдруг успокоила: чего же, в таком случае, нормального можно ждать от детей такого отца?!

Но все же было до обидного больно. Как он мог так с нами поступить?

Из оброненных при жизни намеков от Альбуса, я смогла понять, что его психику отец надломил еще до школы, говоря, при этом, что Аберфорта он не трогает в назидание ему, потому что тот умеет почитать родителя в отличие от Альбуса. Зато, когда отца посадили в Азкабан, Альбус по-полной отыгрался на Аберфорте за все хорошее.

С другой стороны, вместе со слезами из меня уходила боль, вымывая охватившее меня разочарование. Теперь я поняла, почему моя интуиция торопила меня, чтобы я успела к данному моменту. Собравшись с силами и откинув ненужные сейчас переживания, я стала внимательно вслушиваться в разговор.

— У нас с Грин-де-Вальдом возникла спонтанная дуэль. Сестра попыталась нас остановить, встав между нами, и поэтому попала под одно из заклятий, которое мы посылали друг в друга.

Угу, встала между ними по доброй воле. Под Империо. Под ним все сделаешь, как от тебя хотят, с радостной улыбкой на устах. И Аваду приняла с радостью и счастьем.

— Одно из заклятий ее и убило. Грин-де-Вальд испугался произошедшего и тут же трансгрессировал, забыв впопыхах яйцо.

Как я поняла из воспоминаний, подсмотренных у Дора, как только я упала, Альбус попытался активировать какой-то мощный артефакт, а Грин-де-Вальд, не будучи дураком, смылся, пока было можно.

— Как только я понял, что сестра мертва, тут же накинул на неё заклинание, привязывающее душу умершего к телу и стал готовиться к ритуалу. Я повторюсь, в то время я не мог отказаться от такого подарка Судьбы, отдавшего в мои руки, одновременно, смерть сестры и яйцо феникса.

Вот какого Мерлина ты несёшь, Дор! Ты этого не делал, я знаю. Ты до последнего боролся, чтобы остановить самого себя, хотя и проиграл в этой схватке.

— После, провел ритуал, соединивший душу сестры и магическую суть феникса, а уже следом провел ритуал отделения части своей души, создавая тем самым крестраж. В своё оправдание хочу сказать, что я пошёл на этот шаг не только потому, что хотел бессмертия, но и для того, чтобы Ариана могла жить. Ведь без моей части души у неё не получилось бы жить в форме феникса, окончательно не сойдя с ума.

Какая восхитительная чушь! Я могла бы жить и без тебя, Дор! А сойти с ума мне не грозило, на тот момент я уже была сумасшедшей.

После, я ещё какое-то время слушала Дора о его любви ко мне, о муках совести. Вернее сказать, не Дора, а Альбуса, которого Дор полностью копировал, вплоть до интонаций, повторяя все то, что Альбус периодически произносил перед фениксом, когда я была заперта в нем.

Потом Дор почему-то резко замолчал на полуслове. А затем раздался незнакомый мне голос, который меня заворожил и насторожил одновременно. И поэтому я прибегла к своим особым способностям, которые у меня появились из-за слияния моей души с сущностью феникса. Эта способность дает мне возможность, слушая голос любого разумного, почувствовать его истинную суть, как и чистоту его помыслов.

Этот голос мне нравился, от него в душе разливалось тепло. Суть этого разумного была… ммм… это ощущение нельзя передать словами. Я купалась в этом голосе, от его тембра меня покидал страх, и в душе рождалась неясная надежда. Разумному с такой восхитительной сутью определенно можно доверить своего ребёнка. Погрузившись в ощущения, я не заметила, как пропустила часть разговора. Возникшая пауза вернула меня в реальность, а последовавший за ней вопрос помог мне сосредоточиться на разговоре.

— О чем таком важном ты хотел мне поведать, останавливая Дора, отец?

— Наверное, больше хочу предупредить о том, чтобы ты был осторожен в отношении Дора.

— Не совсем понимаю, что конкретно ты имеешь в виду?

— Видишь ли, сын, поначалу, когда Сестры привязали душу Дора к этому месту, сделав его смотрителем, я считал, что для этого осколка души это не наказание, а награда, и был недоволен Их решением.

Если осколки души Риддла к Хель поступали периодически в течение нескольких лет и, как я выяснил, Вечная Госпожа их собрала и только после этого выписала собранной душе наказание — вечное служение Ей в самых мрачных местах, то с двумя частями души Дамблдора она поступила следующим образом: первая часть души, попавшая к Ней, уже сорок лет как отрабатывает своё наказание. По Ее оговорке у души Риддла просто рай по сравнению с душой Дамблдора.

Вау, интересная информация. А мне ты, Гарри, об этом не говорил, всячески избегая даже упоминания об Альбусе. Как же вовремя я появилась здесь.

— А вот эта часть души, что сидит перед нами, — продолжил свой рассказ Гарри — по мнению Хель, не участвовала во всех махинациях своей первой части и потому к ней другой подход, как впрочем, и к той части Риддла, из тетрадки, сделанной им в шестнадцать лет.

Поэтому Сестры решили одним выстрелом убить двух зайцев. Оказывается, Они уже давно хотели создать в межмирье место для порталов. Для чего? Не знаю. Мне были лишь даны четкие инструкции как все это организовать, чтобы Они смогли создать это место и привязать к источнику смотрителя, то есть вторую часть души Дамблдора.

Но постепенно, несколько лет наблюдая за Дором со стороны, я понял, что для такого человека, коим является Дамблдор (что первая, что вторая его часть), жить в таком месте, где ты сам открываешь порталы в разные миры, видя столько разумных, живущих в них, и совершенно не иметь возможности ими манипулировать, для Дора это полноценный ад, без всяких прикрас.

Гарри, Гарри! А я тебе с самого начала об этом говорила, но ты меня и слушать не захотел, только злился на меня и Дора. За что, спрашивается? Не мы приняли такое решение, и не мы виноваты в том, что это решение Сестер тебе не понравилось.

— Поэтому, его желание самостоятельно провести с тобой, Альрус, переговоры, меня напрягает. Я, конечно, могу воспользоваться своей властью и узнать всю подноготную такого вот желания, но мне не хочется лезть в его душу. После этого чувствуешь себя, словно в дерьме извалялся.

— Не нужно этого делать, отец. Я понял, о чем ты хочешь меня предупредить и этого достаточно. Со всем остальным я сам справлюсь, уже не маленький.

— Вот и отлично, ты меня успокоил. Продолжу.

Сестры даровали Ариане жизнь, но разделить ее с фениксом не смогли. Теперь она — человек с анимагической формой феникса, и, как выяснилось позже, передающейся по наследству.

Что ещё тебе нужно знать? А, вот что! Мы, то есть я, а теперь и ты, являемся смотрителями за смотрителем. Как-то так. Когда Хель меня этим известием обрадовала, то после этого я разработал программу контроля за Дором. Это, как ты можешь видеть, одна из ее возможностей, а о других возможностях я тебе позже подробно все объясню и покажу.

О, ты, Гарри, оказался не так прост! Я все боялась, что у Дора получится как-нибудь тебе навредить. После того страшного ритуала, все, что он готов оберегать, это — только я. И даже моя дочь для него ничего не значит, он запросто принесёт ее в жертву своим планам.

— Хорошо, потом, так потом. Ну, а насчёт того, что я тоже стал смотрителем за Дором, ты меня этим не удивил, отец, я уже что-то подобное изначально и предполагал.

А ты мне, Альрус, все больше и больше нравишься! С каждой минутой мне все легче смириться с тем, что придется доверить тебе самое дорогое, мою доченьку.

— Понимаешь, — продолжил говорить Гарри — я наивно думал, что если создам программу контроля за Дором и покажу ее Хель, то мне больше не придётся за ним присматривать, но я ошибся, Хель меня похвалила, но и только.

— А, Ариана, она как, где?

— Я думаю, Дор тебе все и расскажет, когда будет с тобой договариваться.

— Ясно, тогда включай его, пусть продолжает. Ну и занудный он. Он таким всегда был?

— Да. Порой даже хуже. А сейчас он себя сдерживает из-за того, что старческое брюзжание и молодое тело как-то не очень сочетаются.

— Сочувствую тебе. А, кстати, он не поймёт, что ты его выключал?

— Не-е-т, после подключения у него минуты три будет рассеянное внимание. В его сознание дополнительно внедряется мысль, что все то, что происходит вокруг, правильно, и нет ничего такого, на чтобы стоило обращать внимание.

Как бы потом при общении с Дором мне не проболтаться об этом. Я не хочу подставлять Гарри.

— Замечательно, в таком случае приступим.

После этих слов Дор продолжил свой монолог, словно его и не выключали. Я уже думала, что он никогда не остановится, но Альрус, выбрав подходящий момент, смог аккуратно вклиниться в его монолог.

— Дор, я так и не могу понять, к чему ты это все рассказываешь? Можно как-нибудь поконкретней?

Возникла непонятная мне пауза, затем раздалось покашливание:

— Кхе, кхе! Дор, ты о нас не забыл?

— О, простите меня, Альрус, я немного задумался. Когда Вечная Госпожа с Сёстрами…

Снова странная пауза. С Дором определенно что-то происходит. Почему он вдруг начал зависать? Позже об этом нужно поинтересоваться у Гарри.

— Альрус, а вы знаете, что маги Земли, оказывается, обладают неверной информацией о Сёстрах? — с пафосом, который можно было есть ложкой, произнёс Дор.

— Да. — настолько же лаконичный и безэмоциональный ответ.

— Что, «да»? — теряя пафос, в растерянности переспросил Дор.

— Я знаю, что три Сестры — это Жизнь, Смерть и Магия, а не как принято считать на Земле — Судьба, Смерть и Магия.

— А может вы еще и знаете, Альрус, — с обидой в голосе спросил Дор — почему Сестру Жизнь, заменили на Сестру Судьбу?

— Ответ на этот вопрос находится в корыстном отношении разумных ко всему в этом мире. Потому, что повлиять на наличие или отсутствие жизни у разумных, как бы люди этого ни хотели, они не в состоянии. Жизнь либо есть у мага или немага, либо ее нет.

А вот с судьбой можно и поиграть. Что будет, если, например, взять и возвысить ее над жизнью, начать ей поклоняться? Может, она станет более благосклонна к разумному? Чем может быть продиктовано такое решение в отношении судьбы, если только неприкрытой корыстью? Вот так, стремление урвать у судьбы плюшки для себя и привело к тому, что многие разумные забыли о прямой зависимости судьбы от жизни.

Такой интересной трактовки о взаимосвязи жизни и судьбы я не слышала. Ох, и непростой ты разумный, Альрус, ох, и непростой…

Оборвав мысль, я стала внимательно слушать, что он скажет дальше.

— … если у разумного (не важно — у мага или немага) не имеется возможности жить как-либо, о какой судьбе может идти речь? Так что, можно свести все к одному: если есть жизнь — есть судьба, а если нет жизни — нет и судьбы.

Возникла пауза, потом Гарри прокашлялся и произнес:

— Как все просто, а мы с Дором голову ломали над этим. А также над тем, как же так получилось, что маги ошиблись в определении Сестер.

— Интересная идея, надо над ней подумать. Если позволите, Альрус, я все же продолжу.

Ох, Дор, как тебя задело, что кто-то знает больше, чем ты. Сейчас ты из штанов выпрыгнешь, лишь бы хоть как-то уесть Альруса.

— Как я уже говорил, когда Вечная Госпожа с Сёстрами отделили часть моей души от души моей сестры, выяснилось, что отделить сущность феникса от души моей сестры невозможно. Но ей был дан второй шанс за муки, которые она претерпела, будучи фениксом, так что сейчас моя сестра стала человеком с анимагической формой феникса.

Сколько пафоса и патетики, словно это ты освободил меня и дал второй шанс, а не Сестры.

— Позже выяснился ещё такой нюанс: моя сестра может быть человеком в любом мире, кроме нашего. В нашем мире она может жить только в виде феникса, поэтому я открыл для нее порталы в разные миры.

Угу, вот так просто взял и сам решил: давай-ка я пооткрываю порталы в разные миры для Арианы!

После последних слов Дора серая мгла во всем зале и вокруг меня рассеялась. И я мысленно представила, что было бы сейчас, если бы я в расстройстве не накинула на себя чары скрыта.

Вот сейчас было бы всем весело! Так, и дальше продолжаем находиться под скрытом, хочу услышать все, что сегодня тут произнесут.

— В одном из открытых мною миров она встретила свою любовь. Альрус, вы ведь знаете, что силы зла никогда не дремлют?

Ну, началось! Любимый прием Альбуса: все сводим к добру и злу. Так надоело это слушать, что прошло уже сто лет, а меня по-прежнему от этих пафосных воззваний выворачивает.

— Так получилось, что странствуя по открытым мной мирам, Ариана встретила мужчину и полюбила его. На тот момент встречи он был просто аристократом. Много позже выяснилось, что в их мире королем становятся после прохождения определенных испытаний.

Так вот, во время прохождения испытания и произошла их встреча. Когда испытания завершились, он был выбран королем. После его коронации и принятия дел, они поженились по законам их расы, заключив магический брак. И ещё он оказался не просто королем, но и очень сильным магом. В их мире маги не прячутся от маглов, а правителем может быть только маг.

Вот, спрашивается, зачем Альрусу сейчас все эти подробности, а, Дор? После поговорим об этом неуемном словесном извержении. Нет бы, просто взять и коротко, по существу, сообщить разумному о моей просьбе к нему. Вместо этого море совершенно ненужной сейчас информации. И чего этим ты хочешь добиться, Дор?

— Власть — это всегда опасность для короля и его близких. Я думаю вам, Альрус, не нужно объяснять связанные с этим проблемы?

Получив утвердительный кивок от Альруса, Дор продолжил:

— Недавно у них родилась дочь, но, как я уже говорил, силы зла не дремлют и поэтому их дочери угрожает опасность. Так уж получилось, что в мире, где Ариана нашла своё счастье, есть ритуал, с помощью которого можно подчинить феникса, без его на то согласия.

В самом начале их совместной жизни, мы с твоим отцом произвели независимые друг от друга расчеты, которые показали, что ребёнок Арианы получит по наследству анимагическую форму феникса и поэтому ребенка Арианы можно будет сделать рабом через эту анимагическую форму, проведя соответствующий ритуал.

— И поэтому, Альрус, — торжественно провозгласил Дор — мы просим тебя…

— Кхе, Кхе…

На мгновение на лице Дора возникла гримаса злости и тут же исчезла, а на ее месте снова появилась маска одухотворенной невинности и всеобъемлющей доброты.

Это все влияние печати, и вместо Дора я вижу Альбуса. Дор — он не такой, он хороший. Как же тяжело смотреть на него такого.

— Ну, хорошо, хорошо. Я прошу вас, Альрус, стать хозяином для анимагической формы ребёнка…

Не поняла, почему ты просишь за мое дитя от себя, а не передаешь просьбу от моего имени? Ну, Дор…

…чтобы никакое зло не смогло совершить злодеяние насильственно, без согласия ее родителей, взяв невинное дитя в рабство. Вы же совершите доброе дело, осчастливив своим деянием сразу многих людей.

— Нет, я категорически с этим не согласен, меня такие…

Он не хочет помочь! Как я могла так ошибиться в нем? Что же теперь делать? Как же быть? Нужно успокоиться и хорошо подумать. Может, Гарри согласится стать хозяином для моей дочери.

— Да как ты смеешь, мальчишка!

Но когда голос Дора разнесся по залу, а его магическая сила устремилась к Альрусу, я тут же забыла про обиду, которую испытала к Альрусу за его отказ помочь моей дочери и с ужасом ждала чем все закончится. Усугублял ситуацию Альрус тем, что даже не попытался выставить защиту.

— Мальчишка! Как ты посмел отказать Мне?! Мне!

Не поняла, братик, а ты тут причём? Альрус отказал мне и моей дочери. Не тебе! Нужно срочно вмешаться, а то с таким помощником еще и с Гарри отношения испорчу.

Как такое может быть?! Как можно остановить магию без магии? Кто ты такой, Альрус Лорд Принц?!

— Сядь и вначале послушай меня.

От того, с какой интонацией это было сказано, я чуть не шлепнулась на пол, и поспешно передумала, решив, что открываться им пока не стоит.

Не зря моя интуиция требовала явиться сюда как можно быстрее! Скажи мне кто-нибудь, что есть во Вселенной сила, способная остановить магию, я ни за что бы не поверила. И как мне теперь к такому относиться?

— Я не отказываюсь помочь ребёнку…

После этих слов Альруса, я вздохнула с облегчением:

Слава Душе Мира Валларии! Еще не все потеряно, есть на что надеяться!

— … меня категорически не устраивает вид этой самой помощи.

— И чем же, позволь узнать?

В другой ситуации, дорогой брат, я бы полностью поддержала тебя в твоем интересе, только не в этот раз…

— Всем.

— Давай пока отложим разговор о моей племяннице.

Как это, отложим? Ты совсем с катушек съехал, Дор?! Ведь речь идёт о твоей племяннице. Да, о чем это я… это же нормально для Дора, он и себя забывает полностью, движимый заложенной в него Альбусом программой.

— Что это за сила, которую ты использовал против меня?

Меня тоже интересует этот вопрос. Ладно, ради этого, я прощаю тебя, Дор.

— Я? Против тебя? А ты, часом, ничего не путаешь, Дор?

Ха-ха! Ты мне все больше и больше нравишься, Альрус Лорд Принц!

— Ну хорошо, хорошо! Я неправильно выразился. Что за сила тебя защищала?

— А если я скажу, что это просто любовь, ты мне поверишь?

— Нет, не поверю!

— И почему же, позволь узнать?

— Потому что понятие «любовь» придумали те, кому нужно было удобное средство для манипуляций над доверчивыми идиотами, насаждая иллюзию любви в их тупые головы, посредством этого получая над ними полную власть. А они и рады верить в любовь, лишь бы ни о чем не думать, получая наслаждение от того, что есть кому за них принимать решения.

Вспомни, Дор! Ты же так раньше не думал. Это все последствия ритуала. Будь он проклят!

— Ты всегда так относился к любви?

— Нет! Было время, я искренне, вместе с Альбусом верил в силу любви. Но время шло, а мы так и не получили реальных подтверждений существования ее и ее силы.

Дор замолчал, а я знала, какую боль он сейчас испытывает. Пусть ритуал и запечатал у него чувства, разрушил личность, но бессознательную память о потерянном он запечатать не смог. Из-за этого бессознательная память постоянно его тревожит, причиняя боль. Поэтому у Дора есть одно спасение от боли: оно в вере, что с ним все хорошо! Но это лишь иллюзия, а когда она разобьётся, то что с ним станет? Я каждый раз задаюсь этим вопросом, не позволяя себе на него ответить. Заговорил Дор так тихо, что даже при усиленном магическим слухе, я едва его услышала:

— Время шло, а сила любви никак себя не проявляла. Потом как-то Альбус заметил, что люди становятся более податливыми для любого воздействия на них, если вскользь обронить слово о любви и о ее силе.

Постепенно, вера в силу любви и желание найти подтверждение, что любовь действительно существует, и ее сила превосходит всё, что есть во Вселенной, отошли на задний план. А Альбус получил для себя ещё один нескончаемый источник наслаждения, выражающийся в создании у разумного иллюзии в том, что он знает, что такое любовь и как ею жить. Тем самым Альбус получал полную власть над ним. В процессе наблюдения за разумными, им было установлено, что на это велись иногда даже и те люди, которые сознательно считали, что любви не существует, и это просто удобная сказка, придуманная в глубокой древности для воздействия на чувства разумных.

— Теперь мне все понятно.

Да, Альрус, я очень хочу узнать, что тут, из всего сказанного, можно понять?

— Что тебе понятно, позволь узнать?

— А ведь Альбус был на верном пути, просто не совсем правильно понял некоторые моменты.

— И в чем же он ошибся?

— В том, что нужно стремиться любить, проявляя свою любовь к окружающему миру через свое к нему отношение и через поступки, а не верить в то, что от веры в силу любви, любовь станет доступной для ее использования.

Вот так все просто?! Нет, все не просто. Так же не просто, как и понять, что: «вера в любовь сама по себе, без добровольного желания и стремления разумного самому любить, не поможет ему испытывать эту любовь к кому-либо». Правильнее спросить: как это сделать?! Самому любить, а не верить в любовь, в ее силу?!

«Я верю, что люблю!» Или так: «Я люблю!»

«Я верю, что я люблю!» Или так: «Я стремлюсь любить!»

Кажется, поняла. Вера — это абстрактное понятие. И от того, что разумный просто верит в то, что любит, ничего для этого не делая, от этой слепой веры в нем любовь не воспылает. Альбус — прекрасный пример. Он верил в любовь, в силу любви, но сам не пытался любить.

— Поэтому-то светлая вера Альбуса в силу любви, с помощью которой он думал решить все свои проблемы, окончилась его разочарованием.

Сильно сказано! А я тоже молодец, все правильно поняла.

— Ты был прав, Альрус, все сказанное тобой мне не интересно, давай закончим с этим.

Все логично, по-другому, Дор, ты поступить и не мог. Мой любимый братик, не смотря ни на что, ты так запрограммирован, что как только возникает опасность для печати, ты сразу должен отступить, защищая ее.

— Поэтому, предлагаю перейти к обсуждению другой темы. Готов ли ты, Альрус, стать хозяином анимагической формы для моей племянницы, чтобы защитить ее чистую душу от происков зла?

Знакомый приём. Если не получилось с первого раза добиться своего, нужно повторять это до тех пор, пока оппонент не устанет и не уступит, соглашаясь с тобой.

— И ещё раз нет. Такой вариант, где разумный и даже полуразумный будет моим рабом, меня совершенно не устраивает.

Хм! Похоже Альрус этот же прием использует в обратную сторону. Интересно, кто кого? Похоже, Дор, в этот раз ты встретил достойного противника.

— Но, вы с ней будете жить в разных мирах, и ты не сможешь пользоваться своей властью над ней. Если ты из-за этого переживаешь.

Ага! В ход уже пошли аргументы. Что будет следующим?

— Это не имеет значения.

— А что имеет?

— Если у меня появится раб, уже будет неважно и то, буду ли я пользоваться этой властью над ним или нет, и то, какими благими побуждениями я руководствовался, соглашаясь стать рабовладельцем. Значение будет иметь лишь то, что я согласился сделать из разумного раба, а это значит…

— Это будет значить, что я отказался от самого себя. Поэтому, решение вопроса путем появления у меня раба даже не рассматривается.

Жестко сказано, но зато доходчиво! Я прощаю тебя, Лорд Принц! И прошу прощения за свою невольную обиду к тебе. Даже если ты откажешься от того, чтобы стать хозяином для сущности феникса дочери, я не откажусь стать тебе другом. И я принимаю твой выбор, каким бы он ни был.

— Но как же теперь быть? Она — дочь короля и в любой момент ей может грозить опасность. Я специально рассчитал ритуал для активации ее анимагической формы под присмотром взрослых, чтобы потом можно было совершить привязку. Надеюсь, тебе не надо объяснять все последствия непредсказуемого стихийного оборота?

О! Похоже, Дор, я была плохого мнения о тебе, прости! Ты все же переживаешь за мою девочку.

— Я прекрасно понимаю и то, что будет, если ребёнок обернётся не при том разумном, и то, что в мире, где сейчас живет Ариана, это для Лоты опасно. Но даже из-за этого я не откажусь от своего выбора. Еще раз повторяю: у меня не будет никаких рабов, даже в виде фамильяра в другом мире.

Небольшая пауза позволила убедиться в том, что я искренне принимаю выбор Альруса, и не держу на него зла.

— Рано впадать в отчаянье. Я же не отказываюсь помочь. Я одного не могу понять, почему мне все это не сообщили заранее, чтобы я мог спокойно подумать и найти выход из создавшегося положения?

— С меня взяли слово, что я ничего не расскажу тебе, сын, до встречи с Дором, так что с меня спрос небольшой.

Какой же ты гад, Дор! Что тебе стоило позволить заранее переговорить с Альрусом. Может быть он и правда что-нибудь придумал бы вместо рабства.

— Это невозможно! Я уже перебрал множество разных вариантов.

Альрус на это заявление лишь хмыкнул, встал с кресла, обошел его и размеренно стал ходить из стороны в сторону, что-то обдумывая. Я вся замерла, почувствовав в своем сердце зарождающуюся надежду и поэтому неотрывно принялась следить за ним взглядом.

Пожалуйста! Пожалуйста, Альрус, придумай то, что устроит нас всех! Я в тебя верю! Нет, неправильно. Я чувствую, я знаю, что ты можешь это сделать.

— Я придумал! Правда, такого ритуала пока ещё не существует, но это не проблема. Единственная проблема, которая мне видится, это то, что ритуал должен быть построен и рассчитан по законам того мира, где родилась и будет жить девочка. Следовательно, нам нужна литература их мира.

— Это не проблема. Ариана, когда мы виделись в последний раз, уверила меня в том, что будет предоставлена любая помощь в пределах разумного, — ответил Гарри — только желательно знать, что ты придумал, чтобы определиться с нужными для нас книгами.

С бешено колотящимся сердцем я наблюдала за тем, как наша с дочерью «надежда», перекатываясь с носков на пятки, размышляет и затем спокойно, словно это ничего не значит, роняет в возникшую тишину фразу:

— Я могу стать крестным отцом…

— Нет! Это не подойдёт!

Кто сказал, что не подойдёт? Еще как подойдет!!! Я убью тебя, Дор! Вот как только соберусь, так сразу и убью!

— … а привязку ее анимагической формы встроить в ритуал, закрепив ее к символу крестного отца.

Спасибо! Спасибо! Спасибо!

— Что это даст, кроме того, что ты перестанешь быть ее хозяином?

— Я ещё раз повторю, я не буду ее хозяином, только это имеет для меня значение. Но ты прав, это даёт ещё одно преимущество.

— И какое, позвольте узнать?

— Отец, после твоей смерти, Ариане придётся искать новую привязку к хозяину своей анимагической формы?

— Да.

— Во-о-т! Если я стану крестным отцом с привязкой анимагической формы на меня, как крестного, а не как хозяина, то всем известно, что даже после смерти крестного, он остаётся крестным своему крестнику. Так что, я останусь для девочки крестным отцом даже после моей смерти, и ей больше не нужно думать о проблемах с ее анимагической формой.

После такого заявления воцарилась ошеломляющая тишина, и у меня тоже не было слов.

И почему, спрашивается, мы, такие все умные, не могли найти такое изящное в своей простоте решение? Ох, и непростой ты, Лорд Принц, и это мне нравится. Я рада, что именно ты станешь крестным для моей дочери!

Полностью осознав все, что сейчас было сказано, я всхлипнула, уткнувшись лицом в дочь, лежащую на моих руках, и из моих глаз потекли слёзы.

Так просто, привязать сущность феникса к крестному отцу, и не надо больше переживать за дитя, и никакого хозяина, имеющего так много власти над привязанным к нему фамильяром.

— Ариана, почему ты здесь?

— Ариана, что случилось?

Похоже, меня услышали и увидели, потому что на периферии своего сознания я услышала обращенные ко мне вопросы. Видно, от испытанного мной потрясения, наложенные чары слетели.

Но я на это никак не отреагировала, для меня в тот момент существовал только он. Я подняла голову и встретилась взглядом с глазами Альруса. А мои губы шептали снова и снова только одно слово: спасибо, спасибо, спасибо!

В его глазах вначале отразилось изумление, затем понимание и сочувствие. Потом, не разрывая зрительного контакта, я протянула ему дитя, прося принять и защитить. А он, почти бегом, преодолел разделяющее нас расстояние, принял дочь, как-то буднично положил ее на одну руку, а другой подхватил меня, не позволяя упасть.

Увидев или может, почувствовав, что Дор тоже подхватился с кресла и собирается подойти, я быстро смогла справиться с одолевающими меня чувствами и посмотрела на брата.

Похоже, взгляд, которым я его одарила, был очень, ну очень выразительным, потому что его буквально пригвоздило к полу. Осознание этого факта и привело меня в чувство. Я, уже сожалея о содеянном, едва слышно, прошептала:

— Я все равно люблю тебя, братик. Как бы я хотела, чтобы ты освободился от печати и стал прежним, каким был до ритуала.

В эти слова я вложила всю свою любовь, которую испытывала к брату, пусть он и сделал сегодня все, чтобы как можно больнее меня задеть. Я не хотела ему отвечать тем же. Что это за любовь, если на зло отвечаешь злом, но и вторую щеку для ответного удара я никогда никому не подставлю.

С этими мыслями я, держась за локоть Альруса, вошла в портал.

Интерлюдия 5

После нашего стремительного побега из межмирья, меня еще немного потряхивало от переизбытка адреналина в крови, и поэтому, по инерции, я прошла до середины пещеры, прежде чем мой мозг включился и я, со всей ясностью смогла понять, что вляпалась по самое «не могу». О, ужас! Мы не были представлены друг другу! От растерянности я не знала что делать, поэтому чуть не выпустила локоть Альруса с явным желанием начать оправдываться, блея что-то невразумительное. Но потом резко передумала, и мысленно сказав себе «я королева и поэтому позволяю себе обойтись в этот раз без принятых условностей», с гордо поднятой головой решительно продолжила свой путь к выходу из пещеры.

Пусть пока посмотрит на открывающийся вид из пещеры, решила я для себя. Это должно его занять, а мне это даст время подумать о том, что мне делать дальше и как с достоинством выйти из создавшейся ситуации.

Как только мы очутились на площадке перед входом, я тут же отпустила локоть Альруса и отошла в сторону, чтобы дать ему возможность без помех осмотреться, а себе, при общении с ним, иметь возможность видеть его лицо.

В данный момент открывающийся вид с высоты птичьего полёта откровенно не впечатлял. Горные хребты смотрелись невзрачными, серыми глыбами. Всюду, куда доставал взгляд, простирались одни сплошные скалы, и даже в нескольких имеющихся долинах полностью отсутствовала флора, всюду был только голый камень. Как такое возможно? Что, приносимая ветром из года в год, земля не скапливается, как ей положено в расселинах, а куда-то пропадает? Это явление — одно из множества загадок этих гор. Только далеко на западе, почти у горизонта, можно было разглядеть край чёрного океана.

Вот небо — это другое дело. Для землянина, привыкшего к синему небу и белым облакам, смотреть на небо насыщенного сиреневого цвета с облаками всех оттенков розового — это тот еще сюр.

Я, когда первый раз появилась в этом мире, чуть не отказалась от него из-за непринятия розовых облаков. И только Магия этого мира, в которую я буквально влюбилась, не позволила мне этого сделать. Неповторимые ощущения, испытываемые мною от прикосновения этой Магии, помогли мне справиться с возникшим неприятием, которое выражается в том, что я очень не люблю розовое! Все же, решившись попробовать начать жить в этом мире, позже я поняла, что если бы не два светила на небе, то тяжесть от сиреневого неба в погожий день была бы непереносима, а так, просто, есть небо необычного цвета, и все.

Дор, когда выяснил, что этот мир мне подходит и сам мир меня принял, открыл в этих горах второй портал для нашего личного пользования. Для этого он выбрал самую высокую и труднодоступную скалу с почти отвесными стенами. В скале, ближе к вершине, он создал пещеру с выступающей площадкой средних размеров, перед входом огородив ее. Гарри же сделал специальный артефакт для того, чтобы скрыть полностью вход. Теперь, если смотреть со стороны, на месте входа в пещеру имеется все такая же отвесная скала.

В пещеру я и Гарри, когда он гостит теперь уже в моем мире, попадаем посредством знания координат. Так же, Гарри и Валир (артефактор королевства Альнас) сделали мне артефакт, который, в случае моей смерти, перенесет меня в эту пещеру, где я могу безопасно сгореть в пламени, а потом из пепла восстать вновь.

Я взглянула на артефакт на своей руке, отмечая, что закат одного из светил наступит через полчаса, а другого — через два. Да-да, вы не ослышались, идею для создания артефакта, показывающего время, подала я, или, вернее, я позаимствовала у маглов с Земли. И что удивительно, идею быстро подхватили, и она распространилась по всему миру со скоростью степного пожара. А на Земле маги до сих пор предпочитают узнавать время по старинке, с помощью чар.

Дор выбрал место в этих горах не случайно. Эти места являются заповедными и редко посещаемыми из-за опасности, подстерегающей любого, кто придет с корыстными намерениями.

Когда оба светила находятся в зените, горы смотрятся отталкивающими взгляд серыми, грязными нагромождениями. Но, когда светила начинают опускаться к горизонту, при попадании лучей под определённым углом, невзрачные неприглядные горы преображаются, и начинают загадочно мерцать в течение нескольких часов: сначала от захода или восхода первого светила, а затем, цветовая феерия продолжается от восхода или заката второго светила.

Каждый раз, наблюдая красоту гор при восходе и закате, я благодарю местных Богов за то, что Они создали такие законы для проживания разумных, которые не позволяют им разнести эти горы по камушку, чтобы получить этот странный элемент, который делает их такими особенными. На Земле от этих гор давно бы остались одни только воспоминания.

Я почувствовала какое-то легкое беспокойство, напоминающее о том, что я о чем-то забыла. Сосредоточившись на желании вспомнить, я, по инерции, ещё раз взглянула на артефакт, показывающий время, и замерла от осознания того, о чем я забыла. Скоро нужно будет кормить дочь, а она… я пригляделась к ней, все так же безмятежно спит, не подавая никаких признаков к пробуждению. Перейдя на магическое зрение, я чуть не влепила себе пощечину. Оказывается, в расстроенных чувствах я наложила на нее не только чары тишины, но и чары сна. Сразу поднялась паника: «а если бы я о ней не вспомнила, то ребенок…»

Подавить поднявшуюся панику помогла мысль, что нужно не истерить, а снять с дочери чары. Заодно, я пыталась донести до себя, что ничего страшного не произошло, время кормления еще не подошло. Я так перепугалась за дочь, что совсем забыла про Альруса, и, когда он заговорил, я вздрогнула и не сразу поняла, что он мне сказал:

— Интересный мир, и небо эээ… такое… необычное… Магия такая странная, но не вызывает отторжения.

— Да, этот мир прекрасно подходит для землян, но он будет убивать разумного, если тот не найдет для себя якоря в нем в течение года. — как-то невпопад ответила я, снимая чары.

— И это правильно. Если у разумного нет якоря, то, живя, он с лёгкостью будет нарушать любые законы, с наслаждением разрушая мир и не… — оборвав сам себя, Альрус повернулся, и глядя мне в глаза, произнёс:

— У нас возникла небольшая проблема! Здесь нет того, кто бы мог представить нас друг другу, поэтому позвольте представиться самому. Альрус Поттер-Принц, лорд Принц.

— Приятно познакомиться, лорд Принц. Королева королевства Альнас! Мое новое имя в мире Валларии — Арианеэль, или можно по земному имени — Ариана или просто Ари.

— Тогда я для вас Альрус или просто Рус.

— Очень приятно познакомиться, Альрус.

— Взаимно! Но позвольте вопрос, почему вы так представились: Королева королевства Альнас?!

— Во всем мире Валларии есть общий закон: разумный, занимающий трон, и его жена, на время правления, для всех подданных королевства и за ее пределами теряют свои имена. Их имена помнят только родные и ближний круг, а также те люди, кому они лично решат свои имена сообщить.

— Вот как? И что, это невозможно никак обойти? — спросил Альрус и, при этом, так знакомо изогнул бровь, что у меня сердце пропустило удар. Как он в этот момент напоминал Северуса Снейпа! Немного успокоившись, я вгляделась в его лицо. Да, есть общие черты, но в нем явно прослеживались и черты Гарри и ещё кого-то знакомого. Но эта так знакомо изогнутая бровь помогла мне разглядеть в нем черты Снейпа. Как такое возможно?

Успокойся! Одернула я себя, это не твоя тайна. Возможно в будущем, когда заслужишь доверие, все узнаешь. И поспешила ответить ему:

— Мир Валларии и его законы создали три Бога. Каждый из трёх Богов создал и оставил на планете Хранителей, которые следят за тем, чтобы основные, установленные Ими законы не нарушались. Также, одной из функций, выполняемой Хранителями, является наблюдение за тем, чтобы артефакт, скрывающий имя очередного взошедшего на престол Короля, работал исправно, как и за тем, чтобы после того, как правитель оставит свой пост, через определенное время, его внешность была полностью стерта из памяти разумных. Это нужно для того, чтобы он, его жена и дети могли жить дальше, не боясь, что в нем опознают бывшего правителя. И, как я успела узнать, за более, чем двадцать тысяч лет эта система сбоя не давала.

— Как интересно! — задумчиво произнёс Альрус, потому что его внимание привлекло то, как серые, невзрачные до сего момента горы, начали менять свою окраску. И, чем больше опускалось светило к горизонту, тем ярче и разнообразней становилась цветовая палитра гор.

— Это что такое?

— Это — Закатные горы. Невзрачные, когда светила высоко, и только при закате и восходе они становятся такими необыкновенными.

— А известно, что их делает такими?

— Да, какой-то особый элемент. Большего я сказать не могу, потому что не знаю и особо не интересуюсь.

Мы еще какое-то время простояли в молчании, наблюдая за световой феерией, разыгравшейся в горах. Отвлекла нас полностью проснувшаяся дочь, которая не дождавшись, когда взрослые о ней вспомнят и покормят, решила потребовать это сама, начав интенсивно кряхтеть.

— Пришло время для кормления — произнесла я и в растерянности окинула взглядом пещеру, чтобы убедиться в том, что в ней нет даже завалявшегося камушка, чтобы из него трансфигурировать кресло. Альрус сразу понял возникшую проблему. Взмах рукой и вверх летят два маленьких предмета, а на пол опускаются уже два, нормального размера, кресла.

Поблагодарив Альруса, я удобно устроилась в кресле и достала бутылочку из сумочки с расширенным пространством с дополнительными чарами стазиса, висящей у меня на поясе. Я думала, что он отдаст мне дочь, и я ее покормлю, поэтому для меня было неожиданностью, что он, вместо того, чтобы отдать дочь мне, взял бутылочку и отправился с ней к своему креслу, по пути задав не очень приятный для меня вопрос:

— Я хочу услышать истинные причины того, почему вы так торопитесь с привязкой анимагической формы вашей дочери?

— Лотанариэ!

— Что, простите?

— Мою дочку зовут Лотанариэ или просто Лота.

— Лотанариэ — красивое имя. В крестные собираюсь, а имя крестницы до сих пор не узнал.

Я рассмеялась, когда у Альруса в притворном испуге вытянулось лицо и широко раскрылись глаза. После этого представления обстановка разрядилась, напряжение, имеющееся между нами, растаяло. Лота с удовольствием приступила к поглощению пищи, а я, уже без лишнего напряжения, приступила к рассказу:

— Страх. Обыкновенный страх заставляет меня нервничать и торопиться. Сегодня, например, я узнала о том, что мой родной отец готовил меня в жертву своему бессмертию. Если родной разумный готов на такое деяние, то чего можно ждать от посторонних? А жить в постоянном напряжении, что Лота в любой момент может обернуться, а меня или мужа не окажется в тот момент с ней рядом — это будет уже не жизнь, а постоянная пытка. Так можно возненавидеть собственную дочь за то, что из-за нее наша жизнь стала невыносима. И поэтому я хочу, если получится, решить эту проблему сейчас.

— Дор говорил, что они с моим отцом сделали расчеты, из которых следует, что Лоте от Вас точно передалась анимагическая форма феникса. Объясните мне, Ариана, как может такое быть, что переход в анимагическую форму может произойти стихийно?

— Вы правы, Альрус…

— Можно на ты и Рус.

— Хорошо, тогда и ты обращайся на «ты и Ари».

— Договорились.

— Так вот, Рус, это они не недоговаривают, они просто не владеют полной информацией.

— Ясно. А мне можно получить полную информацию?

— А тебе, наоборот, это нужно знать, коли ты согласился стать крестным для Лоты.

Я немного помолчала, собираясь с мыслями, и только после этого приступила к рассказу:

— На Валларии существуют две расы, уникальные по своей сути. Их особенностью является то, что у представителей обеих рас, когда они вступают в отношения, всегда рождается чистокровный представитель этой расы с обновленной кровью. Поэтому, им не надо стремиться к сохранению чистоты крови, а, наоборот, чтобы не было близкородственных связей, им не запрещено вступать в отношения с другими расами. Это всячески поддерживается и поощряется.

Но, помимо этого есть еще одна деталь, которая является тайной этих двух рас: ребенок, помимо обновления крови, получает еще и все способности второго родителя, которыми тот обладал во время зачатия, а после, эти способности уже передаются всем потомкам этого ребенка.

Я высказала предположение Гарри и Дору, что мои дети, из-за расы их отца и их специфических особенностей, будут иметь анимагическую форму фениксов. Они мне не поверили, но, проведя какие-то расчеты, убедились в том, что возможность этого очень высока.

— Это значит, что Лота чистокровная…?

— Да, она чистокровная джеллис, если присмотреться к ней внимательнее, это будет видно.

— Да, я сразу обратил внимание на небольшие отличия в строении скелета и внешности от принятых на Земле.

— Удивительно, но твой отец семь лет, как посещает Альнас, а этих отличий так и не увидел.

— Или не захотел увидеть?

— Ты так думаешь?

— Я предполагаю. Отец, в большинстве случаев, предпочитает не видеть проблему до тех пор, пока эту проблему у него уже не получается игнорировать.

— Все может быть.

— Мы отвлеклись. Если я верно понял, Лота — чистокровная джеллис. Я правильно произнес?

— Да.

— И она получила от тебя все способности, которыми ты обладаешь, включая твою анимагическую форму?

— Ты все правильно понял. У неё уже есть два магических ядра: одно — как у расы джеллисов, второе — как у магов Земли. В будущем, без ущерба для себя, она будет пользоваться ими обоими без проблем. Да, ещё она обладает магией феникса, но…

У меня перехватило спазмом горло от воспоминания о том, что совсем недавно выяснилось, и на глаза навернулись предательские слезы.

— Если тебе сейчас об этом тяжело говорить, то может в другой раз?

Я отрицательно закачала головой, стремясь справиться с собой, со своими чувствами, которые так не вовремя вылезли.

— Нет, ты будешь ее крестным и тебе должно быть известно все. Ты же знаешь, крестный несет ответственность за все, что связано с его крестником, и даже за то, что от него утаили. Я не хочу тебя подставлять и поэтому тебе нужно знать. Просто, я сама только недавно узнала про это и потому мне так трудно сейчас об этом говорить.

— В таком случае, я тебя внимательно слушаю. Как будешь готова, начинай.

— Хорошо. Спасибо тебе за твое терпение и понимание! И пожалуй, я начну издалека. Вот скажи, Рус, как ты думаешь, мое умение обращаться фениксом — это моя анимагическая форма или что-то другое?

— Если прибегнуть к логике, то на ее основании можно сделать предположение, что ты стала скорее оборотнем, а не получила анимагическую форму в виде феникса.

— Совершенно верно, я оборотень со второй ипостасью магического существа феникса.

— Отсюда следует, что Лота…

— Все верно, она тоже оборотень и ее вторая ипостась — феникс. Поэтому и неизвестно, когда произойдет ее первый оборот. Как ты знаешь, у рождённых истинных оборотней первый оборот происходит всегда стихийно.

— Мне непонятно, почему ты сказала, что узнала об этом только недавно.

— Потому, что я до последнего надеялась, что Лота от меня возьмёт оборот в феникса, как анимагическую форму, а не как вторую ипостась. И только вчера, обернувшись, Фоукс почувствовал в ней сущность феникса. Поэтому я и поспешила в межмирье, где можно без опасения ждать, когда произойдет ее первый оборот. Только вот, неизвестно сколько ждать придется. Без ее первого оборота, как я узнала, мы не сможем нормально рассчитать ритуал. А тот ритуал, что рассчитал Дор для принятия анимагической формы, ей уже не нужен.

— При любом раскладе рассчитанный для неё ритуал ей бы не подошел.

— Почему это? — с вызовом спросила я, обидевшись за Дора.

— Потому, что ритуал — в его глазах, обращенных на меня, плескалась печаль и сожаление. Я чуть не вспылила, но когда он продолжил, до меня дошёл смысл сказанного… — рассчитан с рунами по законам Земли, и поэтому, он, однозначно, не подойдёт чистокровной джеллис.

Если он хотел меня добить, показав, что я дурная мать, то у него с блеском это получилось. Мы втроем не заметили очевидного в своих рассуждениях. И только мысль, что я не одна такая глупая, не позволила мне впасть в истерику.

— О, Дух Мира, как мы так могли? Что же теперь делать?

Стоп, — прикрикнула я на себя, ничего непоправимого не случилось! Лоте этот ритуал уже не нужен. И вообще, ты думаешь не о том. Нужно думать, получится ли у нас — землян, потому что по многим вопросам я еще остаюсь землянкой, — создать совершенно новый ритуал с рунами джеллисов по их законам руналистики? И, постаравшись отбросить все страхи, я мысленно взмолилась.

Бог Духа, благодарю Тебя за то, что Ты бережешь меня, помогаешь мне и моей дочери. Прошу, не оставь нас в Своей помощи и дальше. Я обещаю, что буду, как и прежде, служить Тебе со всем старанием.

Как только моя молитва завершилась, вдалеке, на чистом небе, фактически, без облаков, раздался едва слышный гром. Я поняла, что Бог меня услышал.

Когда я открыла глаза, то едва не поперхнулась, потому что Рус смотрел на меня нечитаемым взглядом. А у меня вдруг возникло ощущение, что он понял то, что я сейчас сделала, и совершенно не осуждает меня за это.

Но, как только он понял, что своим пристальным взглядом испугал меня, то светло улыбнулся и перевёл взгляд на дочь. Что это было и как он понял, что я обращаюсь к Богу? — билась в голове одна единственная мысль.

Откинувшись на спинку кресла, я попыталась расслабиться, но в скорости была вынуждена признать, что это мне сегодня не грозит, потому, что все, что сегодня происходит, с упорством тарана выбивает меня из колеи. И тогда я заговорила, сама не понимая для чего и почему. Я просто начала говорить все, что придет в голову, лишь бы не молчать.

— В мире Валларии ни одна разумная раса не обладает способностью становиться анимагами. Есть оборотни и то, только истинные, и в этом мире нет такого понятия, как «болезнь ликантропии». Также, маги не заводят себе фамильяров и на это есть веские причины. В мире Валларии наказание за нарушение законов может прийти к разумному достаточно быстро.

— Это как?

— Это одновременно просто и сложно объяснить. Я попробую это сделать на примере — обратилась я к Альрусу, чувствуя, что с каждым произнесенным словом успокаиваюсь. Получив кивок согласия, я продолжила свое повествование:

— Начнем с того, что все магические существа свободны, и у них полностью отсутствует потребность в хозяине. Свобода любых магических существ возведена в закон, и, если его нарушить, за этим следует расплата.

— В каком виде?

— В основном, это — смерть по разным причинам.

— Как интересно! И что, никто не нарушает данного закона?

— Нарушают, ещё как нарушают. Есть целые картели, которые похищают разумных, превращая их в рабов. После, с помощью ритуала, привязывают к ним отловленных магических существ.

— Для чего?

— Чтобы с их помощью в течение года получать редкие ингредиенты. Привязанное через ритуал магическое существо не может навредить тому, к кому оно привязано, как и ослушаться, не дав собрать у него шерсть, яд, слюну…

— Я понял! Умно придумано. Свойства ингредиентов будут намного лучше, чем отобранные силой или взятые после убийства. Хотя и хуже, чем отданные полностью добровольно.

Сразу видно зельевара! Пока я раздумывала, стоить ли рассказывать дальше, Альрус спросил:

— Почему ингредиенты собирают всего год?

— Потому, что разумный, привязанный насильственно, через год умрет, чтобы магическое существо получило свободу.

— Вот как! А можно поподробнее? Ты же не случайно начала об этом рассказывать. Это как-то связано с твоим страхом за дочь?

— Да. Ты все правильно понял.

— А что будет, если посадить магическое существо в клетку?

— Откат за полное лишение свободы дитя Магии — смерть всем, кто участвовал в этом в течение месяца.

— Даже так? Интересно! А почему с привязкой смерть только через год наступает?

— После привязки, магическое существо отпускают на свободу. И потом, раз в неделю хозяин призывает его и получает требуемые ингредиенты, но и сам хозяин вынужден держаться к своему подопечному как можно ближе, чтобы тому не приходилось тратить время на путь до хозяина.

— То есть, ты хочешь сказать, что и сам хозяин становится рабом магического существа, потому что вынужден постоянно быть рядом с ним?

Я, уже чувствуя, нарастающую в моей груди тяжесть, которая возникла от осознания того, что сейчас я произнесу вслух, издала слегка нервный смешок. Самое страшное, что грозит моей дочери в случае…

— И это нас подводит к тому, почему фениксы — самые востребованные из всех магических существ. Первое, они могут не только летать, поэтому их хозяину не нужно за ними бегать, за доли секунды они сами перемещаются к нему в нужный день. Второе, помимо еженедельного сбора, раз в месяц у них вырезают один из органов, что приводит к их кратковременной смерти. Но кого это волнует? После этого, фениксы, сгорая, возрождаются вновь, а насильственно привязанный хозяин, в любом случае, через год погибнет.

— Это ужасно! Бедные фениксы, теперь я понимаю твой страх за дочь.

Я с благодарностью кивнула Альрусу на его слова и понимание.

— И если феникса через год после таких издевательств отпускают на волю, потому что боятся возмездия от Магии, то дочь Короля ожидает другая участь. Она ведь — не магическое существо в привычном понимании этого слова, и возмездие от Магии за ее пленение наступит не так скоро.

— Понял, они каждый год смогут менять раба для привязки… а это, считай, вечное рабство. Не говоря уже о том, что она — будущая женщина…

— Вот поэтому я и молила Богов, чтобы Лота стала анимагом, а не оборотнем с сущностью феникса, через которую ее можно привязать. Но, как ты уже понял, Боги меня не услышали, и у Лоты проявилась сущность феникса.

— Не гневи Богов, — жестко осадил меня Альрус. — я видел, ты обратилась к Богам и была услышана. Из этого следует, что это — испытания, данные, как тебе с мужем, так и твоей дочери. Поэтому, она имеет именно вторую ипостась феникса.

Сердце снова бешено заколотилось, и я вся заледенела. Чего это я на Богов наговариваю? — билось в голове. Уже сто лет, как живу в этом мире, и знаю, и не раз видела, какие последствия за это могут быть и все равно туда же: Они во всем виноваты! А то, все произошло из-за того, что я не захотела хорошенько подумать — получается, не важно… Все равно, не я, а Они виноваты в моих проблемах!

Попросив мысленно прощения, я решила продолжить свой рассказ, чтобы не позволить в очередной раз погрузиться в пучину отчаянья. Слишком часто я сегодня в него впадаю.

— Теперь ты понимаешь мой страх? Даже от мысли о том, что кто-то об этом узнает и воспользуется ситуацией!

Не выдержав напряжения сегодняшнего дня, я расплакалась, и по моим щекам потекли слёзы, вымывая из меня все, накопившееся за эти годы, напряжение. Узнав все, что может случиться с моим ребенком, я боялась рожать, но мне повезло. На адаптацию в этом мире потребовалось больше девяноста лет, так что, ко времени беременности, я уже смогла кое-как подготовиться, но, как выяснилось сегодня, не очень хорошо.

Я так глубоко погрузилась в состояние самобичевания, что не расслышала вопроса, заданного Альрусом:

— Прости, что ты спросил?

— Я хотел узнать, что Альбус сделал со своим крестражем? Почему он весь какой-то покореженный?

— Ты смог это увидеть? — от изумления у меня широко распахнулись глаза.

— А что не так? Я просто посмотрел на него магическим зрением и увидел.

— А вот твой отец смотрел на него магическим зрением и не смог увидеть, что с ним не так. Впрочем, как и я этого не вижу. Я только помню, как он изменился после того ритуала.

Немного помолчав, я вдруг поняла, что хочу ему рассказать, поделиться той болью, которую испытывала и испытываю за Дора.

— Дору, после проведенного ритуала, было так плохо, было такое чувство, что его буквально разорвали напополам. Я тихонько рыдала и ненавидела себя из-за того, что никак не могла ему помочь и даже поддержать или утешить, потому, что боялась выдать себя.

И в тоже время, я им восхищаюсь. Пусть Альбус и надругался над ним, превратив в бесчувственное создание, но при всем этом он все же смог оставить, спрятать от него свою привязанность ко мне и стремление меня защищать и всячески поддерживать. Если бы не это, то мы бы не разговаривали с тобой, ни тебя, ни меня здесь бы не было.

— В таком случае, когда решим вопрос с ритуалом крестничества, с привязкой ко мне сущности феникса, я займусь и Дором. Может я смогу чем-то ему помочь.

— Спасибо!

— За что? Я ещё ничего не сделал.

— За то, что хочешь ему помочь.

После повисла тишина, но мне было спокойно, она на меня не давила и не напрягала.

— Арианеэль, если ты мне доверяешь, то я могу попробовать помочь Лоте с ее обращением. — как-то неуверенно произнёс Альрус через какое-то время.

Я вскинулась, сердце забилось где-то в районе горла, и я со скрипом проговорила:

— Я полностью доверяю тебе, потому что моя сущность феникса тебя приняла. Что для этого нужно?

— Ничего сверхъестественного. Мне всего лишь нужно знать, какие Боги есть в мире Валларри. Вернее, нужно точно узнать к какому Богу обращаться за защитой детей.

— К… к — остановившись, и взяв себя в руки, я, уже не заикаясь, произнесла твёрдо: — К Богу — покровителю одного из родителей.

В ответ получила лишь вздернутую бровь. Потом до меня дошло, что это значило. Я истерично рассмеялась. Как все же, когда вот так поднимает бровь, похож на Снейпа, подумала я, и только после этого ответила:

— Мне покровительствует Бог Духа. Я служу Ему. Эта служба и стала тем якорем, который привязал меня к этому миру. Уже после появился Анри, мой муж, и только вот через сто лет у нас родилась дочь.

— Через сто лет?

— А… — протянула я, понимая ситуацию, которая возникла: — Похоже, отец не сообщил тебе, что время на Валларии течет в десять раз быстрее, чем на Земле.

Кивнув, тем самым показывая, что ответ понят и принят, Альрус встал, подошел вплотную к ограждению и, подняв на вытянутых руках мою дочь к небу, что-то стал негромко говорить, хотя, больше это было похоже на горловое пение.

Это был магический язык. Я почувствовала знакомые ощущения, потому, что у каждой расы на Валларии имеется свой магический язык, и ощущения, когда я их слышала, были аналогичны. И было понятно, что язык, на каком пел Альрус, не принадлежит этому миру.

Когда его обращение к Богу было завершено, сначала ничего не происходило, Альрус продолжал все так же стоять с высоко поднятыми руками, с лежащей на них дочерью. Потом вдруг моя дочь невысоко взлетела над держащими ее ладонями, и вся засияла. А когда сияние пропало, на ладони Альруса, которые он поспешил свести вместе, опустился птенец феникса.

Ещё одно потрясение моя психика не выдержала. Я расплакалась навзрыд. Хорошо, что сидела. На меня накатила такая слабость, что было трудно даже сидеть.

В голове билась только одна мысль: как мы с ним расплатимся? Он не только не взял мою дочь в рабство, но и нашел выход из возникшего положения. И вот, он снова, походя, решает проблему с оборотом. А по моим щекам все текли и текли предательские слезы, через которые я смотрела на то, что последует дальше.

Как только птенец оказался в подставленных ему ладонях, Альрус опустил руки и с интересом стал его разглядывать. От птенца в сторону Альруса потянулась нить привязки «хозяин-фамильяр». Я замерла. Как я могла забыть про еще один из способов привязки фениксов, существующий на Земле? Нужно найти яйцо феникса и дождаться вылупления птенца, и тогда, к первому, кого увидит птенец в момент вылупления, будет совершена его добровольная привязка. И даже, когда феникс вырастет, а разумный ему не понравится, у феникса не будет и шанса освободиться от хозяина, вплоть до его смерти.

В моей душе все похолодело. Зачем все это было нужно, когда сейчас… Додумать я не успела, как Альрус откинул от себя нить привязки, погрозил пальцем птенцу, что-то сказал на магическом языке, и птенец кивнул в ответ, а потом виновато повесил голову.

А он просто рассмеялся приятным бархатистым смехом и поцеловал птенца в голову, затем произнес фразу на магическом языке и вот, вместо птенца феникса, на ладошках мужчины уже лежит голенькая Лота. Понятно, пеленки сгорели во время превращения. Хорошо, что у меня есть еще несколько запасных. Эти пеленки особые артефактные, все выделения тут же исчезают, тем самым, поддерживая постоянную чистоту тела. Но, пока я сообразила, что их нужно достать и передать Альрусу, он взял носовой платок, трансфигурировал его в пеленку, в которую завернул дочь, и только потом взглянул на меня.

Увидев, в каком я состоянии, он вытащил ещё один платок и предложил мне. А я только сейчас поняла, что от моего носового платка уже ничего не осталось, я разорвала его в клочья. Приняв платок и поблагодарив его, я привела себя в порядок с помощью чар. И когда я почувствовала, что голос меня уже не подведёт, произнесла:

— Я не знаю, как отблагодарить тебя, Альрус, за то, что ты сделал для нас и, главное, для моей дочери.

— Не стоит, я это сделал для своей крестницы. Это мой ей подарок.

Я поняла, что сейчас плохо соображаю, аргументированно возразить не смогу, а эмоции мужчины не ценят, и поэтому, чтобы не начать истерично ему доказывать, что он не прав, решила отвлечься.

— Как ты думаешь, Рус, Гарри не будет против, если мы будем работать с ритуалом в межмирье? В нем время можно заставить течь в несколько раз быстрее, чем даже в мире Валларии.

— Это было бы здорово, а то у меня много обязанностей, связанных с моим положением Лорда. И поэтому, самое большое время, на которое я могу себе позволить освободиться, это — месяц.

Когда я немного успокоилась и уже могла думать здраво, я создала Вестника — это симбиоз земного патронуса и чатров джеллисов, разработанный совместно Гарри и Валиром. Для себя решив, что мой муж — мужчина, вот пусть и решает как в этой ситуации быть. Отправила Вестника к мужу, и через ментальный канал, соединивший нас, передала ему информационную выжимку. После, повернувшись к Альрусу, внимательно смотрящему на меня, ответила на невысказанный вопрос, который читался в его глазах:

— Нужно немного подождать. — он лишь кивнул в ответ и снова что-то стал говорить дочери на магическом языке, и, главное, у меня создавалось впечатление, что она его прекрасно понимает.

Прошло не более десяти минут, когда на площадку опустился Вестник моего мужа. Это был гордый представитель кошачьих мира Валларии.

Он с достоинством поклонился Альрусу, приветствуя его, а затем на пол легли два сундука, один — побольше, другой — поменьше. После, Вестник посмотрел мне в глаза и между нами вновь установилась ментальная связь. Когда он растаял, я заговорила:

— Альрус, я понимаю, что ты все делал от чистого сердца и я… вернее, и мы с мужем тебе за это безмерно благодарны. И все же, позволь преподнести тебе в подарок, тоже от чистого сердца, вот этот сундук.

Наложив заклинание на сундук, который был побольше, я заставила его подлететь к Альрусу, который поспешил его подхватить, и я продолжила:

— Твой отец знает, как вернуть сундуку нормальный размер. В нем помещена вся королевская библиотека. Точнее, копии всех книг, содержащихся в королевской библиотеке на данный момент времени, и они все разложены по темам.

Оказывается, еще пять лет назад Видящая посоветовала моему мужу скопировать все книги для подарка тебе. Муж выполнил то, что ему посоветовала Видящая, и поэтому, за эти пять лет служащие библиотеки успели полностью подготовить подарок. Копии, как ты знаешь, недолговечны и поэтому, эти копии книг продержатся еще девяносто пять лет.

Мой муж сейчас по ментальной связи признался мне в том, что не верил, что может появиться такой разумный, который сделает что-то такое, за что он с искренней радостью преподнесет ему в подарок всю королевскую библиотеку, пусть и в виде копий. Но так, как не доверять словам Видящей он не привык, то совет ее выполнил. А когда, узнав от меня, что ты сделал для нас, вернее, для нашей дочери, муж признал, что Видящая была права и согласился со мной в том, что даже такой подарок не перекрывает все то, что ты уже для нас сделал.

— Это, поистине, королевский подарок и я приму его с искренней благодарностью. — ответил Рус, выслушав меня и убрав сундук.

— А вот, малый сундук. Тут содержится подборка книг для создания ритуала.

— Тоже Видящая?

— Что, прости, не поняла?

— Подборка книг для ритуала была сделана тоже по рекомендации Видящей?

— Да.

Мы замолчали, позволяя тишине окутать нас, расслабиться, и с удовольствием посмотреть, как сверкают и переливаются под лучами заходящего светила Закатные горы.

— Ну что, Ари, возвращаемся в межмирье и займёмся созданием ритуала? — спросил Альрус, когда второе светило спряталось за горизонт. Дочка с удовольствием посапывала на руках Руса. Было удивительно, что она, столько всего пережившая за сегодня, так спокойно уснула на руках незнакомого ей разумного, это так на неё не похоже. Вдруг до меня дошла причина такого поведения дочери: ее сущность феникса приняла Альруса!

А потом, мне пришла идея, которая вытеснила все мысли, связанные с дочкой. Возможно, сейчас у меня появилась возможность передать Гарри свои воспоминания, которые мне бы очень хотелось чтобы он посмотрел.

— Подожди, Рус, у меня к тебе просьба. — я немного замялась.

— Смелее, Ари, я в любом случае, прежде, чем что-либо решать, тебя выслушаю.

— Несколько раз за эти годы я пыталась поговорить с твоим отцом, рассказать о прошлом, связанным с Альбусом, которого он не знал. И хотя, я знаю, что эти сведения принесут ему боль, но, исходя из своего опыта, в итоге, ему станет легче. Все эти годы Гарри мастерски уходил от этих разговоров, не давая мне возможности даже начать.

Из сумочки я вытащила шкатулку, которая уже несколько лет в ней лежала. Открыла, показывая ее содержимое Русу. В ней находилось четыре пронумерованных флакона с моими воспоминаниями.

— Пользуясь случаем, я передаю их тебе. В них содержится все то, что я хочу поведать твоему отцу. Если ты захочешь, разрешаю посмотреть их и тебе, независимо от желания отца.

— А если, он в категоричной форме откажется их смотреть?

— Я не буду иметь к тебе никаких претензий. Я даю их на случай, если вдруг он все же передумает. Пусть они будут у тебя, а я просто буду надеяться на лучшее.

— Хорошо, Ари, я возьму твои воспоминания и постараюсь убедить отца их посмотреть.

— Большего я и не жду.

Часть 2. Глава 1

Ри появился в столовой как раз в тот момент, когда Альрус отложил столовые приборы, и, подхватив бокал вина, произнес:

— Никак не могу взять в толк, что с тобой не так, отец. Единственное предположение, которое приходит в голову, что, возможно, это как-то связано с Дором.

— И да, и нет.

— Иии? — поторопил отца Альрус.

— Вообще-то Дор попросил у меня прощения и пообещал, что больше не будет всячески меня доставать. По крайней мере, сказал, что будет очень стараться.

Минута изумленного молчания, затем осторожный вопрос:

— А это точно был Дор, ты ничего не перепутал?

На что Гарри весело рассмеялся и пояснил сыну:

— Да, теперь я представляю, каким было мое лицо в тот момент, когда Дор начал просить у меня прощения.

Альрус не поддержал смех отца, а только изогнул бровь в немом вопросе.

— Твинки! — позвал домового эльфа Гарри. Эльф появился и с достоинством поклонился. Выпрямившись, нормальным голосом, без своих эльфийских закидонов, спросил:

— Что желает хозяин?

— Десерт накрой в гостиной. Мне чай. Сын?

— Кофе.

Еще раз поклонившись, Твинки молчком исчез без привычного хлопка. Уже поднимаясь из-за стола, Альрус спросил:

— Что произошло с Твинки, отец? Я сегодня его не узнаю. Где его вечные причитания?

— Как ты и предполагал, — поднимаясь вслед за сыном, ответил Гарри — я не смог отдать приказ так, чтобы он начал вести себя нормально, не раздражая меня. Получилось только так: либо он совершенно перестает говорить, либо ведёт себя по-прежнему.

Разговор прервался, когда они вышли из столовой, и не продолжился до тех пор, пока они с удобством не уселись в гостиной возле камина, в котором весело потрескивал огонь. Подхватив чашку чая и отпив из нее, Гарри продолжил прерванный разговор:

— Поэтому я последовал твоему совету и создал артефакт, ориентированный на мою ауру, который, если его одеть на шею, будет не сильно бить током того, кто вызывает мое неудовольствие. Вчера, разозлившись, я показал и рассказал о его возможностях Твинки и предупредил, что если он не будет следить за своим языком и поведением, то повешу его ему на шею. Сейчас ты видел результат моей угрозы. Наконец-то спокойное вежливое обращение и отношение без этих эльфячьих закидонов.

Альрус вздохнул, и, покачав головой, спросил:

— А ты готов к тому, что тебе придется применить этот артефакт на Твинки?

— Зачем? Теперь он больше не будет доставать меня своими завываниями и выкрутасами из-за страха получить артефакт на свою шею.

— Не уверен в этом.

— Но почему? — с возмущением вопросил Гарри.

— Потому что так он ведёт себя по отношению к тебе уже более десяти лет и у него к этому времени выработалась стойкая привычка. А от приобретённых привычек очень трудно отказаться.

— И что ты этим хочешь сказать? — с холодом в голосе произнёс Гарри.

— А то, что ты сам не заметишь, как все вернется на круги своя.

— Но почему ты так думаешь? Я ему приказал, я его припугнул, но ты все равно считаешь, что все останется по-прежнему? И почему у меня не может быть так, как у тебя? Тебе достаточно один раз сказать и все тебя слышат.

Вместо ответа Альрус грустно улыбнулся и поднял вопросительно бровь, внимательно всматриваясь в лицо отца, пытаясь найти в нем понимание. Потом покачал головой и заговорил:

— Ты опять за старое, отец? Сколько раз мы уже говорили на эту тему, сколько раз я пытался тебе объяснить, но каждый раз у меня это не получается, потому что ты не хочешь слышать то, что я тебе говорю. И вот ты опять за старое.

— Может в этот раз пойму? — насупившись, упрямо проговорил он.

— Хорошо. Меня слышат и воспринимают разумные с первого раза, потому что я всегда готов от слов перейти к делу. Я никогда не позволяю себе не отреагировать как-либо на возникшую ситуацию, если понимаю, что в будущем мое попустительство может привести к проблемам.

То есть, если рассматривать на примере с Твинки, то, как только у него началось бы не устраивающее меня поведение, я бы сразу начал его воспитывать, не доводя ситуацию до крайности. Ещё раз повторю, в возникших проблемах виноват только ты. Если бы ты сразу, как только поведение Твинки перестало тебя устраивать, соответственно среагировал, то тебе сейчас не пришлось бы заниматься его запугиванием с неизвестными последствиями.

Гарри не вслушивался в слова сына, поэтому его речь стала для него фоном. Все это он слышал уже много раз и поэтому даже не пытался вникнуть в то, что тот говорит. Его разбирала злость, потому что он завидовал сыну за его способность донести до оппонента своё неудовольствие его поведением только с помощью слов. И поэтому хватало, порой, небольшого замечания, чтобы заставить разумного пересмотреть свои позиции. И как он ни пытался научиться этому у сына, у него не получалось. Потому, что все, что сын ему втолковывал, было для него неприемлемо. Самой большой проблемой для него было требование незамедлительной реакции на возникшую ситуацию, а порой этого так не хочется делать, особенно, когда пребываешь в благодушном настроении. Поэтому, он предпочитал пускать многое на самотек.

Когда Альрус завершил свои объяснения, Гарри задал нелогичный вопрос:

— А вот скажи, как бы ты поступил с домовиком, если бы он к тебе негативно относился?

— Зачем я буду предполагать, когда у меня уже есть пример из моей жизни.

—?!

— Ещё раз повторюсь, я всегда готов к тому, чтобы сразу начать решать проблему, если она возникнет. Так вот, однажды в моем кабинете появился глава домовиков моего минора. Он пришёл ко мне без вызова, потому что знал, что я предпочитаю решать проблемы по мере их появления и потому пришел ко мне, как только такая возникла. Он сообщил о том, что на свет появился новый домовичок, у которого… скажем так, аллергия на магию рода Принц. Если его не ликвидировать, то он начнет чудить, медленно сходя с ума. От этого будет страдать и сам домовик, и своим поведением он будет доводить других домовиков. В итоге, ситуация может дойти до того, что может быть нанесен вред и моим интересам. Были прецеденты. Но на его уничтожение требуется мое разрешение.

— И что, ты им позволил его уничтожить?

— Нет. Я написал всем своим детям и близким друзьям, как и некоторым моим хорошим знакомым предложение о домовике, которого они могут получить бесплатно, если их родовая магия ему подойдет.

— И что они ответили?

— Многие согласились, узнав, что если он не найдёт дом, где ему будет хорошо, то сойдёт с ума и его придется уничтожить.

В итоге, получилось очень… скажем так, познавательно. Одни мои знакомые скрывали младшего сына от всех, потому, что малейшее нервное напряжение — и он не мог справиться с контролем своей магии. Уже в свои десять лет по силе он не уступал взрослому магу. Из-за этой огромной для ребёнка силы у него не получалось хорошо ее контролировать и, чтобы не случилось непоправимое, его прятали от всех. Даже ограничители магии слабо помогали, слишком большая сила у него была.

И представь себе мое удивление, когда главный домовик рассказал, что, как только он появился с младшим на руках в их миноре, то тот тут же исчез с его рук, а когда его нашли, он сидел на коленях у пацана и поглощал его магию. В общем, получилось идеально. Когда домовика привязали к мальчишке, то тот начал помогать своему маленькому хозяину учиться контролировать свою магию.

Из этой ситуации можно сделать однозначный вывод: по воле Матери Магии на свет появился домовик со специфическими возможностями для помощи этому ребёнку. А причина его появления у меня проста. Все потому, что я никогда не позволю себе пустить дела на самотёк.

— А что с мальчишкой? — спросил Гарри, пропуская последние слова сына мимо ушей.

— Несколько позже я узнал, что после мальчишку выпустили из-под надзора и к одиннадцати годам он поехал учиться в школу. Так что, это может послужить наглядным примером, — зная умение отца закрывать глаза на все, что можно, еще раз подвёл итог Альрус. — если бы я все пустил на самотёк, то и домовика в итоге убили, когда бы он сошёл с ума и с мальчишкой неизвестно, что бы стало, а так они нашли друг друга. Не говоря уже о моем возросшем авторитете среди домовых эльфов, потому что до этого таких эльфов пытались, как правило, просто убивать.

Гарри насупился, ему не понравилось то, к чему его подталкивал сын, но и отрицать того, что его главный домовой эльф ни за чтобы не пришёл к нему с такой проблемой, потому что ему не захотелось бы заранее напрягаться, он не мог. Как однажды он сказал сыну, когда тот пытался до него донести, что лучше сейчас решить проблему, чем потом, на что он с возмущением ответил, пытаясь донести до сына очевидное: «Но это же будет потом!».

— Мы отвлеклись. Ты так и не ответил, почему ходишь такой задумчивый?

— Ты будешь со мной смотреть воспоминания Арианы? — Гарри благодарно улыбнулся сыну, поняв, что этим вопросом он отвлекает его от дурных мыслей. Гарри решил перейти к самому главному, для чего и позвал сына к себе.

— Эээ… — растерянно протянул Алльрус. — С чего это вдруг такие перемены? Я тебя полтора года уговаривал их посмотреть, а ты в последний раз четко дал понять, цитирую: «я смотреть их не буду никогда и своего мнения не изменю никогда», а тут такое…

После паузы он спросил:

— Так что же изменилось за эти три месяца?

— Так получилось, что мне настоятельно порекомендовали их посмотреть.

— И кто это такой авторитетный посоветовал, кого ты не смог проигнорировать?

— Хель. — просто ответил он.

— Ну и ну, — покачал головой Альрус. — рассказывай, как это произошло и какое Хель до этого дело.

Гарри перевёл взгляд на огонь, весело полыхающий в камине, и через небольшую паузу заговорил:

— В тот день, когда Ариана так эффектно появилась во время нашего общения, ты, наверное, помнишь, как увидев ее, Дор подхватился с кресла и направился в ее сторону. Не знаю, заметил ли ты, как она в тот момент на его посмотрела?

— Я не видел. В это время я смотрел на малышку, но почувствовал ее эмоции, направленные в сторону брата, они были далеки от любви.

— Еще бы! Взгляд, которым она его одарила, буквально пригвоздил его к полу, и в коем веке Дор не нашел, что сказать и не смог развернуть данную ситуацию себе на пользу.

А после того, как ты с Арианой, покинул нас, скрывшись в портале, ведущий в ее мир, Дор, едва передвигая ногами, вернулся в своё кресло, буквально рухнув в него. Он весь сжался, его лицо буквально посерело, он словно застыл, как изваяние, слепо уставившись в одну точку, а после вскочил и начал бегать, размахивая руками. Наблюдая за ним со стороны, можно было подумать, что он разговаривает сам с собой. Так продолжалось какое-то время, потом он резко успокоился, замерев на месте, а после весь полностью засветился и исчез.

Немного подождав, я позвал его несколько раз вслух, потом попытался через пульт управления вступить с ним в контакт и выяснить что случилось, но все было бесполезно. Он стал полностью недоступен. Поэтому, следуя инструкции, которую мне оставила Хель, я перевёл защиту на себя. Так уж получилось, что Хель заранее меня предупредила о том, что такое с Дором может произойти.

Когда вы с Арианой вернулись с идеей закрыться в межмирье, пока не разработаем нужный нам ритуал, для себя я решил, что будет лучше, если Ариана на тот момент не узнает правду о состоянии Дора, и поэтому сказал вам, что отключил Дора, потому, что я от него устал. Если честно, я очень боялся ее истерики.

При произношении последнего предложения, на миг в глазах Гарри промелькнул пережитый им ужас от предполагаемой женской истерики. Поняв, что он не мог спрятать свои эмоции, он поспешил отвести взгляд и отключился от реальности. Но, через какое-то время его лицо разгладилось и его озарила улыбка, а после, со стороны Альруса, раздалось негромкое покашливание.

— Кхм, кхм. — привлекшее внимание Гарри, а когда он посмотрел на сына, последовало предложение, от которого он не смог отказаться:

— Может поделишься, что такого смешного ты вспомнил. Мне интересно.

— Да. Вспомнил, как чуть не попался, когда у Лоты произошло первое самостоятельное спонтанное обращение… И вот, каждый раз вспоминаю о том случае, и все думаю: где были наши мозги?

— Нас подвело знание о полной безопасности локации для Лоты.

— И то верно. Лоте в ней ничего не угрожало и потому, мы трое взрослых чел… кхм, разумных не подумали о способности фениксов к мгновенной телепортации. И я тоже молодец, совершенно не задумался о том, что я буду делать без Дора, когда это произойдет.

— Не понимаю, а в чем проблема?

— Понимаешь, Альрус, когда Дор стал отвечать тут за все, я полностью отстранился от работ с локациями. Себе оставил только наблюдение, контроль за ним и возможность перевести защиту на себя, если это понадобится. Вот ответь, зачем мне знать, как по карте локации можно найти разумного, если на это есть Дор? Если представить ситуацию, что мне нужно было бы найти что-то в локации, он бы моментально это сделал.

— Да уж, ситуация. Тогда я не понял, почему ты так побледнел, когда Ариана попросила включить Дора, чтобы найти Лоту побыстрее. У тебя в тот момент было такое лицо… не передать словами.

— Ха-ха. Но тогда мне было не до смеха. Я как представил, что будет со мной после того, как я скажу Ариане, что Дор вне доступа, в тот момент когда ее любимая и обожаемая дочь пропала, — Гарри всего передернуло, словно от озноба, от пережитых им воспоминаний — мне реально так страшно стало.

— Да, я понял по какой тонкой грани ты тогда прошел.

После они оба погрузились в размышления. Через десяток минут Гарри тряхнул головой, выходя из задумчивости.

— Похоже мы отвлеклись, давай я продолжу. Отдохнув несколько недель после марафона по созданию ритуала для Лоты и для нас с Арианой, я отправился снова в межмирье, чтобы выяснить как дела у Дора. В тот день отклик от него пришел сразу. Не успел я перевести охранные системы на него, как он появился и своими словами вверг меня в ступор. Как я уже говорил, он извинился, пообещал исправиться и больше не косить под Альбуса. Да-да, именно так и сказал: «косить». — заверил Гарри сына, увидев вскинутые в немом изумлении брови.

— Ты не знаешь, что случилось и почему с ним произошли такие разительные перемены? — осторожно спросил Альрус. — По вашим с Арианой рассказам я понял, что ему это не свойственно в принципе, и все потому, что Альбус, с помощью ритуала, нанес ему какой-то вред, заложив в него соответствующую требованиям программу поведения.

— Вот-вот, и я, когда его услышал, встал в ступор и ничего не смог сразу ответить. Хотя, у меня и было предположение о том, что вызвало у Дора такие изменения, но почему-то сознание наотрез отказывалось принять эту версию. Не знаю, как долго бы я так сидел, в прострации глядя на него, если бы не появилась Хель. Сейчас… Твинки!

— Хозяин звал Твинки?

— Да. Принеси магобук из моего кабинета.

Эльф бесшумно исчез и через несколько секунд появился, держа в лапках магобук. Подойдя, он поклонился перед тем как протянуть магобук Гарри. Взяв магобук у эльфа, тот сразу же открыл крышку, с помощью волшебной палочки вытащил из своей головы воспоминание, опустил его в приемник и передал магобук сыну со словами:

— На вот, полюбуйся, как это произошло!

Подхватив протянутый отцом магобук, Альрус поставил его себе на колени и нажал кнопку воспроизведения. Несколько манипуляций на маленьком экране, и Альрус увидел сидящего в кресле Гарри, на расстоянии от которого знакомо плещется серая мгла. Его руки лежат на управляющем камне, глаза закрыты. Если приглядеться, то можно увидеть, как глазные яблоки Гарри двигаются из стороны в сторону. Вот он открывает глаза, с минуту невидяще смотрит в пространство, а затем начинает интенсивно моргать. Но, когда перед ним начинает появляться человеческая фигура, он уже успевает прийти в себя, и с интересом начинает следить за процессом материализации Дора. Они какое-то время смотрят друг другу в глаза, потом Дор склоняет голову и произносит:

— Наследник Поттер! Наслед…

— Дальше! Я хорошо помню и знаю для скольких родов я являюсь наследником! И давай по имени, что бы ты там ни хотел сказать.

Когда Дора прервали, он вскинул голову и в его глазах вспыхнул огонь возмущения, но, как только он встретился со взглядом Гарри, его запал весь улетучился, и он продолжил менее официально, но более человечно:

— Гарри, я прошу у тебя прощения за все свои выходки и за своё непозволительное поведение. Не знаю точно, что со мной произошло, но я изменился и с этого дня обещаю, что больше не буду «косить» под Альбуса.

Я не жду, что ты сразу так вот возьмешь и поверишь мне, и уж тем более не жду, что ты меня простишь только из-за того, что я попросил прощения. Это не реально, я понимаю. Между нами за эти десять лет столько всякого произошло, я так долго и старательно изводил тебя… но, может, ты сможешь переступить свои обиды ко мне, и мы попробуем построить наши отношения заново?

Гарри пребывал в шоке от того, что Дор просил у него прощения. С отвисшей челюстью он бессмысленно хлопал глазами, поэтому и пропустил момент, когда рядом с Дором пространство подернулось пеленой, зарябило, а когда рябь прошла, на этом месте стояла молодая девушка. Невысокая, очень хрупкая, красивая, но не той яркой красотой, что привлекает мужчин, а мягкой и удивительно гармоничной. На ней было надето длинное зеленое платье, расходящееся от бедер, с квадратным вырезом и длинными рукавами. Материал, из которого оно было сшито, буквально кричал о своем иномирском происхождении. Посмотрев на Гарри, она рассмеялась и ее смех зазвенел подобно колокольчикам.

— Гарри! Приём! Давай, приходи в себя! Не все так плохо, как тебе может показаться. Ты меня слышишь?

— Да, моя Госпожа!

— Так-то лучше, а то у него просят прощения и чуть ли не заверяют в вечной любви, а он, вместо того, чтобы поблагодарить и согласиться начать все заново, впал в ступор, да так, что мне пришлось вмешаться.

— Простите меня, Госпожа. — покаянно повинился он.

— Да прекрати! Что ты опять заладил: Госпожа, Госпожа! Подожди немного, я кое о чем хочу переговорить с Дором, а после отвечу на твои вопросы, если они возникнут.

— Они уже появились!

— Вот и отлично!

— Мне бы в первую очередь хотелось понять, что сейчас эээ… было?

— А ты разве ещё не понял?

— У меня есть предположение, но хотелось бы чего-то более конкретного, чем мои домыслы.

— Будет тебе конкретика. Так что, ты ответишь Дору на его предложение? Он ждет твоего ответа.

— Ты прав, Дор. Вот так, сразу, я не смогу начать тебе доверять, и простить тоже. Но я готов дать тебе шанс, чтобы ты смог доказать, что действительно изменился.

— Спасибо, Гарри, что даешь мне этот шанс, чтобы я мог попробовать все исправить и этим доказать, что я изменился! На большее я и не надеялся. Я буду очень стараться.

— Ну вот и отлично, мальчики! Дор, отойдем.

— Да, Госпожа!

Хель с Дором двинулись в направлении серой мглы. И, если присмотреться более внимательно, то можно было увидеть, как по мере того, как Хель удалялась, ее очертания менялись и в конце, когда серая мгла принимала их у себя, на месте хрупкой девушки уже был высокий, крупный, накаченный мужчина. На нем, вместо платья, появились чёрные брюки, а на торсе — элегантная зеленая рубашка.

— Останови просмотр, сын. — раздраженно прошипел Гарри.

Альрус тут же повиновался, останавливая воспроизведение.

— В чем дело, отец?

— В тебе… — вскочивший со своего кресла Гарри неаристократично ткнул в сына пальцем, а после начал забег по гостиной.

Вспышка отца не произвела на Альруса должного впечатления, и он, со смирением Будды, стал ждать объяснений. Нарезав несколько кругов по помещению, Гарри несколько успокоился и, подойдя к сыну, буквально нависнув над ним, заговорил:

— Когда я первый раз увидел, как Хель становится Хельмом, меня чуть удар не хватил. Я долго не мог прийти в себя, а ты … а ты среагировал на это так, словно Высшие Сущности каждый день перед тобой преображаются из женщины в мужчину.

— Ну каждый день ты, отец, конечно загнул, но…

— Что, но? Что ты замолчал? Договаривай, коль начал.

— Отец, а ты знаешь, что у Хель есть и третья ипостась?

— Нет. — растерянно ответил Гарри, и попятившись, буквально упал в кресло. — Ты уже видел…

— Да, для меня такое не впервые. Я знаю, что у женщин Высших Сущностей есть три изначальные ипостаси, имеющиеся у них с момента рождения: женская — основная и две вспомогательных: одна — мужская и другая — бестелесная, потому что бесполая.

— А ты случайно не знаешь, почему так у них?

— Не знаю. И, чтобы узнать эту информацию, нужно соответственно измениться, а я ещё пока не соответствую. — тепло улыбнулся отцу Альрус.

Слушая ответ Альруса, у Ри возникло стойкое убеждение, что он, щадя чувства отца, слегка лукавит, не говоря всей правды. Это Гарри не готов узнать истину, ну никак ни Альрус.

— А может, ты знаешь, почему она сменила ипостась для разговора с Дором?

— Дор — мужчина — Гарри на столь очевидное заявление фыркнул, на что Альрус даже не повел и бровью, а просто продолжил говорить — и поэтому мужчине легче воспринять информацию от мужчины, чем от женщины, даже, если эта женщина — Высшая Сущность. А уж, тем более, если она должна его о чем-то предупредить, допустим, о недопустимости совершения каких-либо действий, после которых последуют карательные санкции. Такое предупреждение от мощного здорового мужчины будет воспринято лучше, чем от хрупкой изящной женщины.

— Согласен с тобой, такое воздействие ее мужской ипостаси я уже успел испытать на себе. Только, мне непонятно, почему Хель просто не прибегла к силе, надавив, например, на меня тогда или не надавит сейчас на Дора, чтобы мы наверняка прониклись?

— Потому, что для Высших Сущностей это неприемлемо. Точно я всего не знаю, но насколько я смог понять, что если ты, при общении с другой Высшей Сущностью, для усиления своей аргументации прибегнешь к силе, то… это вроде как у нас — людей, показатель того, что ты слабак. А уже если при общении с простым разумным попробуешь применить силу для достижения нужного результата… не могу точно сказать, потому что не уверен, что правильно все понял. Но из того, что я все же понял… если Высшее Существо так поступит, то в одночасье может перестать быть Высшим, превратившись в одно из множества существ, населяющих наши миры. Где-то так, но это не точно, потому что Они руководствуются непонятными для нас понятиями, смотрят и воспринимают мир под другим, неведомым для нас, углом.

— Да уж. — и через небольшую паузу последовал вопрос — И какая третья форма у Хель?

— Ты будешь смеяться. — с лёгкой улыбкой сказал Альрус, а потом неуверенно добавил. — Наверное.

— Давай, не томи.

— Это же очевидно, отец. Если исходить из того, что третья ипостась у Многоликих бестелесная, а Хель — Смерть, и Ее задача — забирать души, когда приходит время смерти разумного.

— Ты не можешь просто сказать, как выглядит Хель в бестелесном виде? — с раздражением произнёс Гарри и добавил: — Не загадывая мне загадок?

— Так ты ещё не понял?

— Альрус… — буквально прорычал Гарри.

— Хорошо, хорошо, отец! Только не нервничай. Помнишь Ее изображение в книгах, в которых пишется о Смерти? В каком образе, считается, она приходит за душами?

— Ты хочешь сказать: в чёрном плаще с капюшоном и с косой в руках? — побелевшими от ужаса губами прошептал Гарри.

— Ну, я думаю все не так уж и жутко, как представляется со страха разумным, но где-то близко.

Они немного помолчали, Гарри постепенно возвращалась краска на лицо, и когда он полностью вернул себе естественный цвет лица, последовал вопрос:

— Почему Многоликие?

— Не знаю. Мне сказали, это как данность, что у Высших Сущностей женщин называют Многоликими. Ну, я думаю, тут все понятно: из-за наличия у них трех действующих ипостаси.

А вот мужчин называют Едиными, а почему, из-за чего, не знаю, мне было заявлено, что я пока не готов даже принять информацию об этом.

— А Единые тоже имеют ипостаси?

— Нет, в том-то и сложность. Как между Многоликими и Едиными проявляется равенство, если Многоликие имеют три ипостаси, а Единые — одну, я не знаю, и пока этого не понимаю.

— Вот зачем ты мне об этом всем рассказываешь? У меня сейчас возникло сильное желание согласиться на тот ритуал, который ты предлагал, как там… — Гарри даже пощелкал пальцами, стараясь вспомнить.

— «Поиск и постижение истины». — подсказал Альрус.

— Вооот! — подняв указательный палец вверх, протянул он.

— Отец, ты несправедлив ко мне. Это ты поднял тему о Высших Сущностях, а не я. Надеюсь, за эти годы ты заметил, что я, как могу, стараюсь тебе не напоминать о сделанном мной предложении.

— А может, зря ты наводишь такую таинственность? Может, рассказал бы все и я проникся и захотел бы провести данный ритуал?

— Нет. — жестко припечатал Альрус. — Нельзя соглашаться на данный ритуал по принуждению или потому, что тебе просто интересно. Ты что, не понимаешь, что после его проведения ты не просто будешь должен искать истину, ты обязан будешь это делать?

Можно сказать, во время ритуала ты заключишь со Вселенной магический нерушимый контракт. А теперь представь, отец, что будет с тобой, если ты решишь, что не хочешь искать истину и, уж тем более, познавать ее после проведения ритуала?

— Прости, сын, — Гарри побледнел и едва слышно произнес: — я почему-то не подумал о последствиях. Меня раздражало и продолжает раздражать, что ты практически все скрываешь о своём путешествии, постоянно темнишь, не договариваешь. И главное, меня раздражает оправдание твоего поведения: раз я не хочу проводить ритуал, то и знать мне ничего не положено. Мне все эти годы казалось, что ты таким способом пытаешься меня спровоцировать на проведение этого ритуала.

— Ты ошибался. — жестко припечатал он.

— Да, я понял уже. Больше не буду об этом заговаривать и пытаться как-то узнать о том, что с тобой было в том путешествии, потому что ты полностью прав. Меня истина не интересует ни в каком виде, а уж ее искать, и тем более, ее познавать… это не для меня.

Слушая разговор Гарри с сыном, Ри все больше и больше выходил из себя. Как так можно?! Негодовал он. Есть возможность так много узнать и постичь, а он: «это не для меня» передразнил он Гарри, и, подойдя вплотную к нему, Ри сорвался и начал кричать в ухо.

А я хочу! Слышишь ты, маг недоделанный, а я хочу искать истину и познать ее хочу! Я хочу! Ты слышишь?! Мне это нужно, мне это интересно, кретин, но я бессилен что-либо сделать, чтобы хоть что-то изменить! Если не хочешь воспользоваться этим сам, то отдай эту возможность мне. Мне, слышишь, отдай мне!

Войдя в раж, Ри и не заметил, как Гарри весь напрягся и завертел головой, при этом старательно прислушиваясь к чему-то.

— Отец, что-то случилось?

— Не знаю, мне кажется, что меня о чем-то настоятельно просят, вернее будет сказать, от меня что-то требуют.

— И кто это может быть, интересно?

— Не знаю, я же тебе сказал. — с раздражением отозвался он — Вот, уже все закончилось, наверное, мне показалось.

Ри же стоял с отвисшей челюстью, пытаясь осмыслить, что сейчас было, и как так получилось, что Гарри смог его услышать. Потом его озарила радость, вспыхнув в душе сверхновой. Гарри его смог услышать, а это значит, если он приложит усилие, то может получиться заставить Гарри провести ритуал «Поиск и познание истины», а он, Ри, пройдёт по этому пути вместо Гарри, он на это готов.

А робкая мысль о том, как он сможет заставить Гарри себе подчиняться, если он просто фантом? Была отброшена и затоптана, а памятником на ее могиле стало уверенное знание, что если он постарается и устремится к поставленной перед собой цели, то у него все получится.

Еще почитать:

Много сладкого вредно — Первый раз сладкого детектива

Сила разрушения — Глава 3

прекрасная ночь

Сила разрушения — Глава 4