В кабинет директора малого, но довольно уютного театра имени Доктора Дапертутто явился молодой человек двадцати трёх лет. Одежда на нём была приличная, с небольшим даже шиком, однако висела на нём словно на вешалке. Просунув в приоткрытую дверь своё на кролика походившее лицо, он робко поклонился сидящему напротив директору и, спросив разрешения войти, прошёл в комнату и уселся на маленький стул перед столом.
– Ну, что? – спросил его директор, дорого одетый, полный мужчина сорока четырёх лет. – Написали?
– Да, написал. Ух, знали бы вы, сколько мне понадобилось сил, но, как говорится, «тяжело в учении – легко в бою».
– Верно-верно. Это, кажется, Суворов? Замечательно.
– И написал, скажу я вам, не одну, как вы просили, а сразу три композиции. В случае, если вам не понравится первая, то вы точно оцените по достоинству две другие, – с дрожью в голосе и словно колеблясь, проговорил пришедший.
– Хорошо-хорошо, – протяжно отозвался директор своим грудным голосом, словно доносившимся откуда-то из недр его огромного тела. – Да вы не говорите. У вас это явно не получается. Вы лучше играйте, тем более, что инструмент вас уже заждался. Ха-ха-ха! – смех его был настолько тяжёлым, что казался даже несколько угрожающим нежели мирным или дружеским.
Пройдя к стоявшему в углу пыльному фортепиано, молодой человек, который, как, должно быть, любезный читатель уже догадался, был начинающим композитором, имеющим, по мнению многих его слушателей, «настоящий талант музыкального искусства», присел на невысокий стул, поднял крышку, и взору его предстал длинный ряд чёрных и некогда белых клавиш (за долгие годы службы они успели изрядно пожелтеть).
