Такое кино

 

Майор Тетерин посмотрел в окно. Жаркий июльский день, воскресенье. Окна кабинета выходили на склады, одноэтажные кирпичные бараки с маленькими окошками. Под навесом ворот прятался от зноя часовой. Тетерин присмотрелся. Кажется, Пулатов. Узбек из четвёртой роты. Старослужащий, машинально отметил майор.

Он только что закончил читать методичку, пришедшую из министерства. «Воспитательная работа в среде военнослужащих, заканчивающих службу в ВВ МВД СССР.» Название длинное и обещающее несколько глав канцелярского текста. Так оно и вышло. Авторы книжечки, работники политотдела штаба внутренних войск, ухитрились простые рекомендации растянуть на три десятка страниц. Щедро сдабривая банальные фразы выдержками из доклада Горбачёва. «Перестройка-перестройка, а я маленький такой…» — напел вполголоса Тетерин, на мотив песенки Вилли Токарева. В то лето 1989 года Токарев не звучал разве что только из утюга.

 

Майор Тетерин был дежурным по полку. Заступил, как говорят в армии. Воскресенье, офицеры на квартирах, командир полка в отпуске. Скучно и пустынно. В принципе, Саша Тетерин, заместитель начальника политотдела  полка внутренних войск, был большим затейником и мог сам организовать себе насыщенный день. Энергии было в нём хоть отбавляй. Иногда она просто била через край.

 

Тетерин посмотрел на подоконник. Солнечные лучи подбирались всё ближе к спинке стула, придвинутого к торцу полированного письменного стола. Скоро будут ясно видны все царапинки на полировке, а это значит, что июльское солнце превратит небольшой майорский кабинет в парную.

 

Тетерин вздохнул. Подумал, что надо пройтись по территории и, желательно, без спешки. С расстановкой. Территория была небольшой. Но всё же – военный объект Министерства внутренних дел. Порядок и единообразие должны быть во всём, это майор запомнил ещё с курсантских лет. Тетерин вышел из кабинета и направился к лестнице на первый этаж. В коридоре стояла духота, не спасали даже приоткрытые фрамуги окон. Пахло традиционно – гуталином и пылью. Во всех коридорах лежали красные ковровые дорожки, что придавал помещениям штаба немного торжественный вид. Они же были прекрасными пылесборниками.

 

Майор вышел на улицу и сразу окунулся в июльский зной. На голове Тетерина кокетливо сидела новенькая пилотка с «яйцом», уставной эмблемой. Пилотка была гордостью Александра Тетерина. Новенькая, пошитая на заказ из классного материала, с шёлковой подкладкой.  Про себя он думал, что в таком головном уборе он похож бравого американского офицера. Впрочем, Тетерин был хорош в любом виде – в фуражке, ушанке или  в каске. В части его называли «майор-гиря» или просто «Гиря». Прозвище гвоорило само за себя. Он был чемпионом внутренних войск по гиревому спорту. Двухпудовые гири в его натруженных руках превращались в теннисные мячи. Казалось, что он может часами  жонглировать ими. Ещё в его «гиревой» биографии были моменты, которые превратились в мифологию полка. Первый миф, или сказ, имеющий реальное подтверждение, рассказывал о сдаче Тетериным норм по стрельбе из автомата Калашникова. Офицерские нормативы включали в себя несколько стрелковых упражнений, в том числе и из позиции «стоя». Майор стрелял, держа автомат на одной вытянутой руке. Очевидцы говорили, что это было мощное зрелище. Второй рассказ имел также много реальных свидетелей. Дело было в Шексне. Взбунтовалась зона общего режима. Общий режим самый беспокойный. Срока отбывают по хулиганским и бытовым статьям, есть много отчаянных зэка, которые могут мгновенно организовать «кипеж».

 

Бунт или «массовые неповиновения» начался неожиданно и быстро превратился в хаос. Загорелись цеха на промзоне, был разгромлен пищеблок. Контролёры спешно покинули «локалки» и зэки спокойно продолжали громить социалистическую собственность.

Сводный отряд из Вологды добрался к вечеру. Бульдозером пробили ворота, которые зэки успели завалить арматурой и железными бочками.

Тетерин был в первой шеренге атакующих. Шлем «космонавта», бронежилет, здоровенный щит, в руках дубинка и ярость в глазах. В него сразу полетели несколько заточенных арматурин. Бесполезно. Капитана Тетерина, тогда ещё капитана, ничто не могло остановить. Он выхватил из беснующийся толпы двух самых активных разбойников и, зажав их головы своими здоровенными  ручищами, поволок к автозакам. Сопротивляться не имело смысла, руки у «Гири» были как тиски. После этого Тетерину и присвоили, сверх срока, звание майора. В общем, он был своего рода достопримечательностью полка. Носил рубашки 66 размера, рост имел под два метра. Не курил и практически не пил. Идеальный мужчина и офицер.

 

Но были и особенности. К одной из них относилась кипучая деятельность майора. В голове Тетерина постоянно рождались новые мысли о том, как сделать армейскую жизнь ярче и интереснее. Вот т сейчас, выйдя из штаба и окунувшись в июльский зной, Тетерин направился в клуб.

 

В фойе клуба было была приятная прохлада. Напротив входа, на высоком постаменте, стоял бюст Ленина. Слева и справа ящики с цветами. На одном из них, прямо под левым ухом Ильича, пристроилась кошка библиотекарши, справляя свои кошачьи потребности. Тетерин поморщился. Вспомнил, как два месяца назад, в приезд командира дивизии, собирали полк на общее собрание. Командир дивизии со штабными офицерами, заходя в клуб, увидел такую же картину с кошкой. Генерал криво ухмыльнулся, начальник политотдела сделал утомлённые глаза. Кошка просто смотрела.

 

Майор подошёл к тяжёлой пыльной портьере, отделявшую тамбур  мастерской оформителя части от фойе. Старался не стучать хромовыми сапогами. Получилоь. Прислушался.

 

— Вот ты скажи, Антип, нахрена ты сожрал пряники Брагуцы? Тот просил тебя по-братски укрыть пакет в будке. А ты взял и сожрал. Брагуца же твой призыв, зачем так делать-то, Антип?

— Ну, кончай мне тут мораль читать… Брагуце я вон сколько подгонов делал… посылки брал для него, без офицеров, одеколон покупал в городе. Чо ему, жалко стало триста граммов пряников?

— Эх, Антип, нет в тебе чувств коллективизма! Чушка ты казахская!

— Эээ… того… Казахстан того… не трожь… к тому же я русский, вот…

 

Тетерин резко поднял штору и зашёл в мастерскую.

Киномеханик Антипов и художник части, Сергеев, вскочили с продавленных кресел. Оба были в майках и спортивных штанах. Тетерин заметил на столе литровую банку с заваренным чаем и открытую банку тушёнки.

— Что, чайком балуемся? Тушёночка… о, печеньки. Из Питера прислали, Сергеев?

— Так точно, от мамы посылка.

— Вы чем занимаетесь, бойцы? Лента готова к сеансу, Антипов? Что за фильм сегодня?

— Патриотический, товарищ майор. «Два бойца».

— Так, понятно. Вчера крутил «Маленькую Веру», да? Что, много рукоблудили в зале?

Антипов заулыбался.

— Так это… того… хорошее кино. Девчонки там симпатичные. Я таких в Джезказгане того… много было у меня. Сразу о них подумал.

— Мда, я бы такие фильмы запретил в частях показывать. Отвлекают от службы. Ладно. Вот ты Сергеев, чего делаешь?

— Я? Я готовлю эти… схемы для учебных занятий по тактике… во вторник будут проходить.

— Успеешь. Там же на ватманах начертить схемы. Делов-то… Вот что, Андрюха, — Тетерин сознательно перешёл на доверительный тон, —  давай, возьми сейчас у меня в кабинете две гирьки, в углу стоят. Покрась их золотой краской… ну, наведи бронзовую пудру, ты же умеешь… И, самое главное, на одной через трафарет напиши красиво «Архангельск 1987», а на второй «Чемпион войск ВВ 1988 год», вот как.

Тетерин, улыбаясь, смотрел то на Сергеева, то на портрет Брежнева на стене. На лбу покойного генсека было крупно написано фломастером «Застой ацтой».

 

Андрей Сергеев погрустнел. Идти в штаб и тащить обратно две гири двухпудовки не хотелось.

— Что, Андрейка, приуныл? Давай, шевели батонами! Я перед командиром про твой отпуск в сентябре поговорю! Ты же хороший солдат, сознательный, да?

— Так точно. Сейчас сделаем.

— Да, Антипова возьми. Шерочка с Машерочкой, деятели клубной культуры, ха…

 

Тетерин направился в казармы. Над плацем стоял просто невыносимый зной. Казалось, что асфальт проваливается под каблуками сапог. Майор напевал «Лето… я изжарен, как котлета. А в магазинах нету «Дэты» и трам-пам… в почёте доноры у нас!» Ему нравились музыканты ленинградского рок-клуба. В текстах Гребенщикова он искал скрытые смыслы. Казалось, что они есть. Их не могло не быть в песнях такого человека. Много позднее Тетерин понял, что он ошибался.

 

Сергеев и Антипов с трудом несли две чугунины в клуб.

— Что, пацаны, физкультурой решили заняться? Или на металлолом сдать решили? Ахаха, Тетерерин потом вам командировку в тринадцатую роту на вышки живо организует! – навстречу им попался сержант Марчук, ехидный хохол из Днепропетровска.

— Я, Шура, Тетерину сказал, что ты хочешь гиревиком стать. Осенью соревнования войск в Сыктывкаре, Тетерин как раз ищет кандидатов в команду полка. Обещает первый дембель за участие. Так что, готовься, пан спортсмен, — Сергеев поставил гирю в тенёк у Доски почёта и начал разминать кисть руки.

— Да ладно, не гони. Чо, других нет что ли? Я лыжник, а не гиревик! И все это знают! Развод не удался, Андроля!

 

Втащили гири в мастерскую. Антипов поспешил убежать к себе с кинобудку. Там даже в самую жаркую погоду было прохладно и можно было спокойно подремать часика два-три. Или заняться подготовкой «парадки». Ушить китель в талии, загнать пластиковые полоски в погоны, в результате чего погоны приобретали идеально ровный вид. Дел с формой было невпроворот.

 

Сергеев, вздохнув, начал разводить бронзовую пудру. Резко запахло химией. Гири ждали своего праздничного наряда.

 

Наступил не менее жаркий июльский вечер. На горизонте, далеко, за куполами церквей, начали собираться тучи. Духота сгущалась.

Тетерин сидел в кабинете при открытом окне. С пищеблока доносился запах горелой картошки. Ужин закончился, майор слышал, как, грохоча кирзачами, прошла  из столовой последняя, восьмая рота. Он узнавал знакомые голоса старшин и дежурных. Визгливый у лейтенанта Ахмедова, степенный и окающий принадлежал старшему прапорщику Шелепину. Стало тихо. Какой-то узбек пел песню в столовой, грохоча  эмалированными кружками. «Сегодня было пюре с котлетой», — подумал Тетерин, — и две конфеты к чаю». Он снимал пробу два часа назад, ему понравилось. Повара, два лезгина, были хорошие. Подозрение вызывал старший прапорщик Сухоруков, здоровенный краснолицый мужик с полным ртом золотых зубов. Замкомандира по тылу, подполковник Борискин, шутил, что слепнет, когда Сухоруков открывает рот в столовой и свет от электрических ламп отражается от его зубного Клондайка. Тетерин был уверен, что такое изобилие на челюстях Сухорукова имеет фундамент в его должности начальника столовой и чайной.

Майор с удовольствием разглядывал золотистые бока гирь, стоящих на полу у шкафа. Получилось, как он услышал в недавнем выражении того же рядового Сергеева, «зе бест». То есть круто. «Надо поощрить парня, пусть в отпуск сгоняет в сентябре. Парень хороший, начитанный. Даже Маркса мне цитировал… неформал, конечно, был на гражданке, но здесь исполнительный боец. Не то что этот раздолбай Антипов. Жулик и гопник.» Тетерин вспомнил, как молчаливый и всегда загадочный особист полка, капитан с серым унылым лицом, показал ему личное дело Антипова. Особист настаивал на отправке Антипова на вышки, подальше от части. Полк был образцовый, победитель соцсоревнований, и особист был уверен, что Антипов испортит им все показатели.

Дело было в Джезказгане, за полгода до призыва Антипова в вологодский конвойный полк. Видимо, находясь в многодневном древнерусском загуле, Серёжа Антипов оказался на мели. И осуществил дерзкий план, поразивший Тетерина, который прочёл милицейский акт отделения Джезказгана в личном деле Антипова.  Тот выкопал в одном из дворов покрышки от «ЗИЛа», которые выполняли роль изгороди у дворовой клумбы, затем отмыл их, натёр золой и какой-то химической дрянью, придав им товарный вид. И продал их на трассе Алма-Ата-Оренбург какому-то дальнобойщику за тридцать рублей. После чего продолжил пьянку в женском общежитии местного ПТУ. В конвойный полк Антипов попал благодаря своей профессии. Он был киномеханик, которого остро не хватало именно в Вологде. Его быстро переписали из команды стройбата в команду внутренних войск и, видимо со вздохом облегчения, пьяного отправили с группой призывников в северную область. Тетерин подумал, что с Антиповым надо построже. Совсем распустился в клубе. Дисциплина ниже плинтуса.

 

Майор стоял у дверей клуба, смотря на заходящих солдат. Вечерний киносеанс по выходным неизбежен, как и дембель. Прошла рота конвоя. Москвичи, латыши и украинцы. Взвод спецназа —  спортсмены из Москвы и  биатлонисты из Киева. Потом прошли водители – дагестанцы и узбеки. И, наконец, рота обеспечения – башкиры, узбеки и несколько человек из деревень средней полосы России. Тетерин обладал прекрасной памятью и, как работник идеологического фронта, помнил практически всех. Кто, откуда, образование, черты характера.

 

Духота сгущалась. Последние бойцы зашли в клуб. В курилке маячили фигуры дежурных по столовой. Внезапно Тетерин услышал шум крыльев, как будто стая голубей летела низко-низко. Он оглянулся, посмотрел на темнеющее небо. Никого. Вдруг краем глаза заметил какое-то движение на покатой крыше курилки. Посмотрел и не поверил. Зажмурил глаза, открыл снова. На крыше курилки сидела огромная птица, нечто средне между орлом и чайкой.  С белым оперением, с хищным клювом. Сидела и внимательно рассматривала Тетерина.

Майор опешил. Птица на крыше курилки… Это было совершенно непонятно. Нет, голуби по части летали. И воробьи были. Но такой здоровой животины Тетерин ещё не встречал.

Он сделал несколько шагов к курилке, чтобы рассмотреть поближе необычное существо. И внезапно почувствовал, что как будто вошёл в плотную вату. Будто внезапно оглох.

Внезапно откуда-то сверху, из темнеющего июльского неба, возник столб света, который упёрся прямо в жестяную крышу курилки, захватив в идеальный круг странного пернатого.

Птица вдруг как будто потянулась, сделав движение туловищем вверх и запрокинув голову, направив клюв в небо. Резко оттолкнувшись лапами от крыши, взмыла вверх, расправив, как показалось Тетерину, огромные крылья.

Майор замер на месте, подняв голову вверх. Три солдатика в курилке тоже замерли. Не каждый день увидишь такое представление – майор «Гиря» с вытаращенными глазами. Им показалось, что даже его усы стали топорщиться вверх, как щетина на сапожных щётках.

— Бойцы… бойцы… вы видели… видели это? Вот это?

— Никак нет, товарищ майор, это не видели… ничего не видели… а что должны были увидеть? – нахальный ефрейтор Бортник смотрел удивлённо на Тетерина.

Тетерин подумал, что выглядит он нелепо. Пот катил градом с него, было невыносимо душно. Внезапно полегчало. Даже холодок прошёл по спине под рубашкой.

«Что это со мной? Какая-то фигня мерещится… сердце что ли? Надо пойти провериться,» — подумал майор и, сделав свирепое лицо, рявкнул, — Ефрейтор Бортник, что тут прохлаждаетесь гоп-компанией? Бегом марш на кухню! Чтобы через два часа там всё блестело и сверкало!

Он посмотрел вслед быстро удаляющимся фигурам солдат. Подумал, что, скорее всего, просто устал от жары. «Дождь, наверное, будет ночью. Вон как парит,» — Тетерин решил посмотреть, что происходит в зале.

 

В темноте кинозала было оживлённо. Фильм был старый, пересмотренный много раз, и солдатики откровенно скучали. Многие спали, сержанты, усевшись на боковых местах, оживлённо что-то обсуждали. Тетерин постоял незамеченным у входа, потом вышел.

 

В будке киномеханика играла музыка. Майор услышал её через дверь, обитую  металлическими листами. Грохнул кулаком два раза. Антипов открыл дверь. Глаза его блестели. В небольшом помещении стрекотал старый киноаппарат, пахло машинным маслом и чем-то ещё, таким тревожным. Майор принюхался.

— Э, Антипов, а чего это у тебя бражкой пахнет? А? Ну-ка дыхни! Мда, не пахнет… вроде трезвый.

Антипов хитро улыбался.

— Да не, товарищ майор, это я варенье кизиловое открыл… из дома прислали. Вот.

Майор понюхал банку.

— Смотри у меня, Антипов. Живо вылетишь из уютного клуба на очень продуваемую вышку в Устюжне! Смотри, лётчик-залётчик, пьянка не пройдёт просто так, ты знаешь нашего командира!

— Так точно, товарищ майор, враг, то есть алкоголь, не пройдёт!

 

Остаток вечера до отбоя Тетерин просидел в кабинете, открыв широко окно. Он читал газету «Эрос», которую реквизировал из посылки сержанта Пумкиниса, долговязого латыша из города Ливаны. Газету в посылке прислал ему брат, видимо, надеясь, что она проскочит мимо бдительного Тетерина. Не тут-то было.

Газета издавалась рижским кооперативом и была, на взгляд Тетерина, откровенно порнографической.

«Забавы девушек в Булдури… как увеличить член за две недели… жестокий секс-маньяк с улицы Ленина…», — Тетерин читал заголовки главных статей.  Один заголовок привлёк майорское внимание. «Фееричный секс солдата на дембеле. Эксклюзив!»  Тетерин с изумлением прочёл совершенно похабный рассказ, даже пятнами покрылся.

«Вот ведь… перестроились они в Прибалтике… да, волю только дай, и всё. Порнография и полная распущенность», — майор отложил газету. Подумал, что надо пройтись по ротам, посмотреть на наличие личного состава. Вспомнил птицу на крыше курилки. Почему-то стало тревожно.

 

Он посмотрел на часы. Пора идти в казармы с проверкой. Потом можно часика три вздремнуть, и пойти снова на обход казарм и территории. Тетерин снова подумал о птице на крыше. «Показалось. Надо же, как бывает, надо бы в госпиталь заехать, сердце проверить», — подумал он.

 

В первой и вторых ротах всё было спокойно. Дежурные на месте, сержанты контролировали уборку. Тетерин отметил, что сержанты были хорошие, то есть из тех, которые ему лично нравились. Спокойные добродушные парни из маленьких городков в российской глубинке. Майор был уверен, что именно на таких и держится армия. Терпеливые, выносливые, а главное – не злобные, как выходцы с кавказских республик или азиаты. Те иногда были настоящими отморозками.

 

Далее направился в роту материально-технического обеспечения. Водители, механики, связисты, повара и,  кончено же, клубные работники, точнее, прикомандированные к политотделу части. Тетерин шёл по проходу между коек. Пахло сырыми портянками, гуталином и, почему-то, одеколоном. Вдруг взгляд майора упал на застеленную койку.

— Митрин, Митрин! Это чья? – майор подсветил фонариком суконное синее одеяло.

Подошёл сержант Митрин.

— Эта? Эта того… этого… Антипова, во! Он меня того, предупредил… того, значит, сказал, после отбоя задержится на три часа примерно, будет киноаппарат того… ну, мыть там, смазывать.

— А давай пошли бойца в кинобудку. Одна нога здесь, другая там. И живо Антипова в роту!

 

Тетерин сидел в канцелярии роты. Пришёл щуплый солдатик, телефонист, сказал, что Антипова нет в кинобудке, и вообще, нет нигде ни одного огонька. Сергеев, художник полка, мирно спал на своей койке, Тетерин это видел.

— Так, Митрин, живо бойца автопарк, пусть там всё осмотрит, спросит, проходил там Антипов или нет. Мог загаситься у своих земляков – водителей. Давай оперативнее!

 

Антипова не оказалась и в автопарке. Тетерин нахмурился.

— Так, Митрин, самоволочка нарисовалась, значит… А ты, как сержант, куда глядел при вечерней поверке? Поверил этому оболтусу, так получается? Бдительность потерял, сержант!

— Товарищ майор, так он это… он же ваш, политотделовский… ну я и того, особо его не гонял.

— Кто его кореш, земляки есть? Давай кого-нибудь сюда!

 

Привели невысокого Алимбасарова. Лицо у него было абсолютно невозмутимым, узкие глаза смотрели на Тетерина очень спокойно.

— Ну что, Алимбасаров, давай, рассказывай, где может быть в эту дивную ночь твой землячок и, как я понимаю, армейский товарищ, рядовой Антипов?

Алимбасаров молчал как партизан. Отказывался от всего.

Тетерин начал терять терпение.

— Слушай сюда, Алимбасаров. Антипов рано или поздно появится. Никуда он не убежал. В самоход пошёл к тётке, верно? Ну, или бухать двинул. Вопрос куда? Он появится и тут же уедет на «губу», суток на пять. Конечно, домой поедет не в октябре, а в декабре. Я об этом позабочусь. И ты, Алимбасаров, прицепом пойдёшь в декабре. Числа так двадцать восьмого. А ведь ты нормальный боец, вон, классность имеешь, знак «За отличие в службе». Ефрейтора тебе хотели присвоить в августе. Видимо, не достоин, раз покрываешь своего землячка…а, что молчишь, Алимбасаров?

Казах молчал, рассматривая линолеум на полу.

Тетерин начал терять терпение.

— Значит так, Алимбасаров. Завтра ротный тебя отравит на неделю, нет, на две недели в наряды! Антипов на «губу», а ты две недели роту мыть. Ничего, что «дед». Я лично проконтролирую, чтобы ты от тряпки не отлипал. Лично!

Тетерин замолчал и стал читать книжку на столе. «Дюма… «Три мушкетёра»… интересный этот капитан Патрушев, Дюма читает…»

Через пять минут казах заговорил.

 

Тетерин испытывал воодушевление. Ему хотелось активности. Команды он отдавал быстро и логично.

— Так, Митрин, позвони в первую роту, пусть старший сержант Иванцов поднимет пятерых надёжных бойцов. Через десять минут ко мне. Так, дай трубку мне… Да, это Тетерин, дежурный по части. Иванцову выдать спецсредства. Дубинки и «Черёмуху», на всех, да. Бронежилеты. Построение у крыльца через пятнадцать минут!

Следующим звонком он приказал заводить БТР с дежурным водителем-механиком.

— Пусть выезжает с парка и ждёт нас у КПП! Старший лейтенант Гусев, ты за старшего по части в моё отсутствие!

 

Тетерин залез на борт БТРа. Ловко опустился в открытый люк, высунулся по пояс. На себя он надел «сферу», плексиглас пока решил не опускать. Ему было весело. Приказал водителю, — Давай на Горького, дом семь! Знаешь улицу? Поехали!

 

Иванцов с солдатами удивлённо смотрели на Тетерина. Тот кратко объяснил задачу.

— Сбежал Антипов в «самоход». Ушёл, пострел, к подруге. Она на Горького. Сейчас мы его с кроватки и вытащим. Внимание, он может оказать сопротивление! Поэтому спецсредства. Заодно потренируетесь. Так, лишних никого не бить! Цель – Антипов. Такое вот кино!

— Товарищ майор, а может проще на «Газике» сгонять, да и привезти этого кренделя по-тихому? Это у нас такая операция войсковая получается. Нам потом не прилетит от командира?

Тетерин только загадочно улыбался.

 

Бронетранспортёр на ночных вологодских улицах смотрелся неожиданно. Включённый прожектор освещал дорогу, слепя редкие встречные автомашины. Сирену не включали. Тетерин решил, что это будет лишним.

 

Майор чувствовал какое-то вдохновение. Ему нравилось организовывать такие вот акции, как называл он их про себя. Тетерин был артистичной натурой и любил импровизации. «Наверное, сейчас будет дождь. Вон как парит. Ливанёт…» — думал майор, смотря на чернильное небо.

Ехали по улице Горького. Дом семь оказался двухэтажным деревянным бараком, с почерневшими стенами. Окна были потушены.

БТР развернулся и встал поперёк проезжей части. Майор приказал направить прожектор на три крайних окна справа.

— Рядовой Антипов, требую немедленно выйти из квартиры! Здание окружено, сопротивление не имеет смысла! – Тетерин с удовольствием говорил в мегафон, стараясь придать своему голосу грозные интонации.

Стали загораться окна. В некоторых был голубоватый, неяркий свет, другие светились жёлтым, делаю паутинку из стареньких тюлевых занавесок.

В некоторых окнах замелькали фигуры. Жители барака с удивлением рассматривали бронетранспортёр и группу военных около него.

Иванцов вдруг резко свистнул.

— Эй, Антип, далеко собрался? Куда ты, малахольный?

Загремели листы железа на крыше. Тетерин увидел, как из слухового окна показалась человеческая фигура и резво метнулась в сторону, к торцу барака. Распахнулось окно на втором этаже, из него высунулась женская фигура в ночной розовой сорочке.

— Димочка! Я люблю тебя, мой сладкий! Ангел мой, беги!

Тетерин грозно заревел в мегафон – Антипов, слезай вниз, дом окружён! Ты обнаружен! Слезай, болван!

 

Внезапно майор услышал, точнее почувствовал, как его окружила ватная плотная тишина. Как несколько часов назад у курилки. Дальнейшее, как потом вспоминал майор эти минуты, происходило, словно в замедленной съёмке. В «рапиде», как выражаются киношники.

Антипов плавными величавыми прыжками двигался к краю крыши. Тетерин своими глазами видел, как при движении сутулой антиповской фигуры у неё начали расти крылья. Всё больше и больше. Наконец, два крыла с белоснежным оперением стали каких-то невообразимых размеров. Так казалось Тетерину в те мгновения.

— Ты моя любовь! Мой ангел! Ты только один мой ангелочек, единственный! – у подруги Антипова, высунувшейся из окна, появились истеричные интонации.

Яркий ослепительный свет возник откуда-то сверху, из дали небес. Крупные капли дождя ударили майора по лицу. Начинался ливень.

— Чего это такое, а, товарищ майор? Чего это, а? – Иванцов начал волноваться.

Тетерин молчал и заворожено смотрел, как небесный свет берёт Антипова в яркую колонну. «Как кокон», — машинально подумал он.

— Иже еси на небеси… да святится имя твоё… да пребудет царствие твоё…, — начал бормотать Иванцов.

Тетерин обернулся на солдат. Двое стояли с зажмуренными глазами и суетливо крестились.

— Димочка! Ангел мой! Люблю тебя одного! – заходилась в крике подружка Антипова.

 

Антипов, стоя на самом краю, вытянулся, лицо его смотрело вверх. Крылья расправились, сделали несколько взмахов абсолютно без звука. Раздался нелепый возглас «Бог не фраер – дерзких любит!»  И Антипов улетел. Так потом докладывал Тетерин. Как птица, как орёл, быстро набрав высоту.

Световой столп пропал мгновенно. Внезапно раздался грохот, закладывающий уши. И начался ливень. Такой сильный, что на впадинах дорог мгновенно образовались лужи.

Тетерин,  словно не замечая потоков воды, стоял и смотрел заворожено в чёрное небо.

 

Полированная крышка стола была почти идеальна. Так, несколько царапин. Тетерин рассматривал своё отражение. Неподалёку были еще два отражения -командира полка и начальника особого отдела. Начальник политотдела, подполковник Голубикин, сидел у стены, поэтому не отражался.

— Ну, Александр Николаевич, давайте пройдёмся по твоему рапорту. Больше нечего добавить? Может, что-то ещё есть по делу, — полковник Кантемиров говорил с небольшой хрипотцой, немного жёстко.

— То есть рядовой Антипов улетел с крыши дома на улице Горького, а через сорок минут после возвращения в часть, вы нашли его в своей кровати мёртвым? И рядом на полу птичьи перья? Так? – особист пристально смотрел на Тетерина.

— Так точно. Я всё описал в рапорте. Весь ход событий той ночи, — Тетерин отвечал почти равнодушно.

— Майор, ты что, Стивена Кинга начитался? Как, как такое могло вообще произойти? Начнём с того, что самовольное оставление части военнослужащим ещё не повод снаряжать за ним экспедицию! Ты что устроил? Вся Вологда сейчас об этом говорит! Мне звонили из штаба войск, к ним уже приезжали журналисты из «Комсомолки» и «Аргументов и фактов», хотели взять комментарии и по поводу ангела внутренних войск! Аки ангел улетел, так что ли? У меня просто нет слов! Гибель военнослужащего это вообще ЧП! Ладно, вскрытие показало, что сердечная недостаточность. А если дедовщина? Утром приезжает группа офицеров из министерства, из политотдела. Будут тут землю рыть, искать причины всей этой клоунады! А причина, как я уверен, одна! Этот ты и твоя самодеятельность!

Кантемиров хлопнул ладонью по столу, встал и начал шагать по кабинету

 

Голубикин, до этого молча рассматривающий карту Вологодской области на противоположной стене, негромко заговорил.

— Товарищ полковник, предлагаю только по фактам пройтись. Без эмоций. Первое. Самоволка. Майор Тетерин допустил грубое нарушение дисциплины, слишком проявив усердие по поимке нарушителя, рядового Антипова. Второе – смерть рядового Антипова в своей кровати. Медики подтвердили сердечную недостаточность, так что теперь вопросы будут к медицине его призывного участка. Как допустили до службы в армии?. Третье – массовый психоз, или гипноз, если быть точнее, результатом которого стало видение полёта рядового Антипова так сказать… эээ… в небеса. Ну, это мы решим. С бойцами я поговорил. Они считают это каким-то гипнозом, помутнением. Ну, а что касается майора Тетерина, то, как сказал мне начальник медчасти, требуется больничный, потом отдых в санатории. Ну, а в дальнейшем – перевод в другую часть. Лучше, как мне кажется, в воркутинскую бригаду… или на Камчатку, например. Надо заслужить доверие командования ответственной работой в сложных условиях Севера. Вот, так я думаю.

 

Кантемиров пожевал тонкими губами.

— Да, заварил ты кашу, Тетерин…Антипов этот… такое кино нам показал. Спилберг отдыхает…В общем так. Давай, Тетерин, на отдых. Госпиталь, потом санаторий. Иди сейчас в медчасть за направлением. Три месяца на службе не показывайся. С бойцами мы проведём беседы, так, начальник политотдела?

Голубикин кивнул.

 

Тетерин спустился по лестнице, вышел на крыльцо. Проходящие мимо офицеры опасливо покосились на него.

Утром был дождь. Сейчас, в полдень, солнце пыталось пробиться сквозь серые слоистые.

Тетерин посмотрел вверх, на сероватые небеса с голубой акварельной подложкой, и замер.

Сверху на него плавно падали крупные белые перья.

Еще почитать:

Проба пера

Молоток.

Театральные истории — А четвёртого января театр затопило

воспоминания