ПРОЛОГ

   «Когда я впервые его увидела, мне было пятнадцать. Он был высок и необычайно красив, не похож ни на одного мальчика моего возраста и любого другого мужчину, который когда-либо находился в моем окружении. Он был другим, и от этого меня тянуло к нему — к его загадочности. Он разговаривал никак все, и выражал свои мысли по-иному – столь красиво и возвышено. Казалось, что его восприятие мира совершенно отличалось от прочих людей.
   Во всем этом была такая притягательность, что я, в столь юном возрасте, не смогла устоять перед ним. Когда он впервые поцеловал меня, мне было пятнадцать»

                                                                                         С. Ф.

Часть первая

Глава 1

— Лиа, встань ровно и прекрати разговаривать! Дети постройтесь! – произнесла мисс Энн Тейри, стараясь быть строже, но ее миловидное лицо и тонкий голос этому яро противоречили, от чего воспринимать ее, как строгого педагога, было просто невозможно. 

— Сегодня, вы должны показать себя и свои таланты во всей красе. Соблюдайте манеры и ведите себя подобающе!

— Мисс Тейри, а что, нас и, правда, задействуют в новой постановке?

— Том, я на это очень надеюсь, но все зависит, увы, не от меня. Все вы очень талантливые дети и, если вам так повезет, я буду только рада! — Мисс Тейри так душевно улыбнулась, что всем сразу стало спокойно и волнение, перед встречей с одним из главных режиссеров Большого театра, почти пропало.

«Школа Искусств» всегда славилась в этом большом городе своими талантливыми учениками, которые показывали себя в актерском, музыкальном и художественном творчестве. Детей принимали с восьми до шестнадцати лет.

Постепенно этой школой заинтересовались и известные люди. Началось все с музыкантов. Известная певица взяла под свое обучение девочку и мальчика из вокального кружка, которые так восхитили своими голосами почти всю страну, что этой школой заинтересовались и художники, и теперь, режиссер.

— Мисс Тейри, дети готовы? — заглядывая в студию, волнительно спросила руководитель театральной студии, Кейт Уолл.

— Да, конечно! Дети выпрямитесь, — прошептала им мисс Тейри. По ней было видно, что она и сама прилично нервничает.

Руководитель кивнула и поспешно прикрыла дверь, все дети затихли в ожидании. За дверью стали слышны шаги, которые отличались от поспешных шагов миссис Уолл. Дверь открылась, и в студию вошел высокий мужчина, лет  тридцати, в черной водолазке и в черных брюках, при этом его лицо было беловатым, как и цвет его волос. Он сразу же произвел на всех впечатление.

— Дети, думаю, вы знаете, что это мистер Генри Оскар, — немного волнительно начала говорить миссис Уолл, — сегодня…

— Миссис Уолл, позвольте я сам. — Прервав руководителя, возразил режиссер, но сделал это, как можно, сдержаннее.

— Конечно…

Он подошел поближе к детям и начал осматривать каждого, переводя взгляд от одного к другому слева направо, не проронив при этом ни слова. Для них он был так высок, что некоторые поднимали головы, а некоторые стеснялись его взгляда, и опускали глаза.

Наконец, он начал двигаться. Подойдя чуть ближе к центру, он медленно поднял свою правую руку и остановил указательный палец на одной из девочек. Все сразу начали смотреть, на кого же пал его выбор.

— Она будет играть главную роль, — надменно произнес Генри Оскар.

Все замерли, а затем восхитились и поспешно начали обсуждать:

— Ну конечно, она очень подходит для роли Мимозы!

— Почему она?

— Потому что она самая красивая и талантливая!

— Конечно, она не только красивая, но еще и актриса хорошая!

Мальчики, девочки все разом загалдели, а ту, кого выбрали, только сейчас взглянула на режиссера. Все это время она, хоть и стояла в центре, чуть ли не напротив Генри Оскара, не старалась поймать его взгляд или бросить на него свой. Она стояла прямо, выше всех остальных ребят чуть ли не на две головы; белокурая девочка, с кристальными глазами, которая смотрела в сторону, будто ее мысли и тело были вовсе не здесь.

— Как тебя зовут, прекрасная леди? — спросил мистер Оскар.

— Сюзана Фэр. — Подняв глаза, сдержанно произнесла девочка, которая настолько отличалась от остальных детей, что достаточно было лишь взглянуть в эти глаза.

Она была и выше, и старше всей детской труппы актеров. Ее внешность, не соответствовала ее возрасту. Все педагоги ей восхищались так же, как и дети. Многие девочки завидовали, ведь она была по-настоящему прекрасна.

— Дети, дети! Тише! – торопливо заговорила мисс Тейри, — помните, что я вам говорила, ведите себя воспитанно!

Генри все так же смотрел на Сюзану Фэр, а она на него. Его взгляд был пустым и в тоже время кричащим и отчаянным, словно от его души откололось что-то важное, но высокомерный вид скрывал это. Все замерли, от замечания мисс Тейри.

— Хорошо, мистер Оскар, а на роль принца кого вы возьмете? – спросила миссис Уолл.

Генри молчал и смотрел на Сюзану. Немного погодя он опустил голову и закрыл глаза.

— Знаете, мне нужна минута. — Он постоял так немного, а затем выбрал мальчика, который был чуть ниже Сюзаны. После, развернулся и пошел к зрительским местам.

— Кевин, поздравляю! — загалдели вновь дети.

— Этот мистер Оскар такой необычный, — зашептались девочки.

— Да, от его взгляда так неспокойно. В журнале он другой!

— Точно! Он смотрит, как бы сказать – заискивающе. Да, а еще он какой-то странный…

— Ты хоть знаешь, как это — заискивающе? – томно спросила Сюзана.

— Что?

— Элли, думаю, это глупо осуждать кого-то лишь потому, что он не похож на тебя, — продолжала говорить мисс Фэр.

— А что ты так за него встала? От того, что он тебя выбрал?

— А ты что, так жаждала его заискивающего взгляда, что начала досадно о нем говорить?

Сюзана, лишив Элли возможности ответить ей,  развернулась и пошла в сторону окна, легкой походкой. Она ощущала странное чувство внутри себя. Этот взгляд и вправду был заискивающим, но он достался ей и именно от этого, она испытывала восторг.

Миссис Уолл и мисс Тейри около двадцати минут разговаривали с Генри Оскаром. Как выяснилось: важным было найти девочку на главную роль, а потом, уже, мальчика. Остальных детей быстро распределили на оставшиеся роли.

— Дети, встаньте в ряд, мистер Оскар, перед уходом, хочет вам кое-что сказать! – произнесла все так же мило и радушно мисс Тейри.

Генри Оскар поднялся со своего стула, медленным шагом подошел к юным актерам и начал говорить четко, сдержанно и уверенно. В свою очередь дети слушали его внимательно, затаив дыхание.

— Сегодня, я выбрал прекрасных актеров для своего спектакля «Мимоза», чему я очень рад. Собираясь в эту школу, я с тревогой думал, что не смогу воссоздать свои идеи на сцене, не найдя то, что ищу! — Взгляд Генри переходил от одного ребенка к другому и постепенно, вновь, остановился на Сюзане Фэр. — Но повторюсь, я очень рад, что у вас есть такие алмазы!

Он впервые улыбнулся, смотря прямо в кристальные глаза Сюзаны.

— С завтрашнего дня, у нас начинаются репетиции. За эти два месяца, я более чем уверен, что мы сможем создать поистине прекрасный спектакль, имея таких актеров, как вы. Но говоря все это, я надеюсь, что и вы сможете оправдать мои ожидания.

— Мистер Оскар, большое вам спасибо! Мы очень постараемся! – с улыбкой сказала миссис Уолл, радуясь тому, что теперь и ее студия станет знаменитой среди известных актеров, под руководством известного режиссера.

— Мисс Тейри раздаст вам сценарий, прочтите первые две сцены из первого акта и постарайтесь выучить как можно больше своих реплик! – напоследок, произнес Генри Оскар, — жду всех завтра в пять часов вечера.

— Вот это здорово! – дети чуть ли не разом восхищенно закричали.

— Не так громко, — заулыбалась миссис Уолл, — он еще не так далеко ушел, что если услышит. Прошу, ведите себя, как истинные воспитанные актеры.

— Хорошо миссис Уолл!

— Надо же, — удивленно произнесла Энн Тейри, — он задействовал всех детей. Я даже и подумать не могла, что он решит всех включить в спектакль!

— Но это же и хорошо! Только представьте, мы сможем показать всем, как много у нас подрастающих талантов, — заметила миссис Уолл.

— Да, я согласна с вами, просто я слышала, что он весьма строг в подборе актеров, я не хочу сказать, что у нас есть не талантливые дети, но все же…

— Тоже верно, но в последнее время он вовсе изменился. Читала, что после ухода из киноиндустрии, он откровенно хочет утонуть в театре. Ищет что-то новое, чистое, поэтому и решил поработать с детьми.

— Да? Я не знала. Но… — задумчиво протянула мисс Тейри, — он так заинтересовался Сюзаной.

— И не говори Энн. Она, конечно, очень талантлива, но он так о ней расспрашивал: где и как учится, чем интересуется, что любит…

— Ну, может и к лучшему, кто знает, вдруг в будущем она станет известной актрисой. У нее на это есть все шансы, а он сможет ее продвинуть, как наставник.

Глава 2

— Сегодня мы отрепетируем первую сцену с Мимозой, — мягко произнес Генри Оскар, — Сюзана, подойди ко мне!

Из всей труппы, Сюзана выделялась не столько своим ростом, сколько своим станом. Изящная и легкая походка, стройная фигура, кристальные глаза и лицо, не  выражавшее никак ярких эмоций, присуще детям, но светящееся каким-то взрослым блеском.

— Произнеси третью реплику. Сыграй мне так, чтобы я поверил, — сидя напротив Сюзаны, негромко сказал Генри Оскар, читая сценарий.

— Эта сцена, где Мимоза взаимодействует с принцем? — так же негромко спросила она.

— Тогда представь, что я твой принц! – подняв глаза, ответил мистер Оскар, наклоняясь к Сюзане.

— Как скажите.

Она выдохнула, после взглянула на мистера Оскара и без лишних эмоций произнесла:

— О, принц мой! О, моя любовь! – громко и ясно, делая акцент на каждый первый слог, читала Сюзана. — Где был же ты, в ту ночь пустую, когда и небо горевало без звезды, а луна таилась под облаками…

— Не верю. – Воскликнул Мистер Оскар. — Посмотри на меня.

Он встал со стула, быстро подошел к Сюзане и произнес:

— Я твой принц, так покажи, как сильно ты желаешь меня увидеть!

Сюзана удивилась его неожиданному порыву.

— О, принц мой… о, моя любовь! – Вновь начала читать Сюзана, но с менее ярким и более нежным подтекстом. — Где был же ты, в ту ночь пустую, когда и небо горевало без звезды, а луна таилась под облаками?!

На лице Сюзаны появились новые эмоции, будто это и не ее лицо вовсе, выражение было таким нежным и чарующим. Мимоза говорила с такой любовью, что все дети затаили дыхание, в ожидании, что же будет с ней дальше. Глаза Генри Оскара заблестели, будто его захватил азарт.

— Прекрасно, это тот самый образ Мимозы, что был у меня в голове, — Генри наклонился к Сюзане, — ты восхитительна, юная леди!

От этого Сюзана Фэр почувствовала, как будто внутри прошел ток. Маленькое замыкание, на мгновение, сжало грудь.

— Мимоза! О, моя отрада и прекрасный дух земной! – Повернувшись к Сюзане спиной, заговорил Генри, читая роль принца наизусть. — Я тут, я рядом, лишь дотронься до меня…

Все дети замерли, от отличной игры мистера Оскара, который замечательно воплотил в себе принца.

— Почувствуй плоть мою, поверь… — нежно, продолжал произносить Генри, — я буду лишь твоим…

Не успев повернуться к Сюзане, он ощутил, как та нежная девочка, играющая роль Мимозы, кинулась к нему в объятия. Все дети замерли, не понимая, что происходит, так как в сценарии этого не было. Даже Генри опешил и не мог двинуться.

— Что ты делаешь?

— Мимоза бросилась в объятия своего принца…

Лицо Сюзаны Фэр преобразилось. Легкий румянец появился на ее щеках, она понимала, что это не Мимоза решила обнять принца, а именно она хотела ощутить тепло мистера Оскара.

— Думаю, пока хватит. Перерыв пятнадцать минут, после, прогоним сценарий с самого начала, посмотрю на игру каждого.

Генри легко и нежно высвободился из мягких объятий Мимозы. Поправил немного задравшуюся водолазку, и присел на стул.

— Зачем ты сымпровизировала? – непринужденно спросил мистер Оскар.

— Потому что решила, что это логично.

— Это твое решение или твоего персонажа?

—  Мимозы… — негромко, опустив глаза, произнесла Сюзана.

— Ты обманываешь меня Сюзана Фэр?

Сюзана подняла глаза и их взгляды встретились, она вновь ощутила легкий, но приятый ток. Его глаза блестели, они были ярко-карие с длинными ресницами.

— Что же ты со мной делаешь юная леди? — спросил Генри, продолжая смотреть в кристальные глаза Сюзаны.

Сюзана промолчала, не зная, что сказать. Она всегда умела красиво отвечать любым людям на любые вопросы, но сейчас все язвительные фразы испарились, в голове было лишь лицо Генри Оскара и пустота.

— Что же, — с улыбкой произнес он, — мы об этом еще поговорим!

Генри легко похлопал Сюзану по плечу, встал со стула и непринужденно потянулся.

— Дети! Продолжаем!

***

После двухчасовой репетиции Генри Оскар остался доволен труппой и вправду талантливых детей. Он отрепетировал почти с каждым и дал, при этом, важные советы. За эти два часа он сыграл несколько персонажей, показывая тем самым, как они должны выглядеть на сцене. Дети были в восторге от профессионализма их режиссера. Несмотря на свое холодное выражение лица, глаза и голос делали его весьма искренним и радушным человеком. Он быстро наладил с ними теплые дружеские отношения, хотя оставался довольно сдержанным, но юные актеры, невзирая на это, уже, к нему привыкли.

После проигрывания той сцены с Сюзаной, он больше к ней так и не подходил, и не разговаривал, лишь поглядывал, как она играет своего персонажа. Дети некоторое время еще говорили об этой странной сцене, но быстро всё забыли и продолжили работу над своими ролями, чтобы оправдать ожидания мистера Оскара.

— Что же, на сегодня, думаю, достаточно! –  сказал Генри, доставая бутылку воды из своей небольшой сумки.

— Хорошо! Спасибо мистер Оскар! – громко произнесли дети.

— Ладно, идите, переодевайтесь. Сюзана, подойди ко мне.

Генри сделал несколько глотков воды, пока Сюзана делала вид, что не спешит к учителю, хотя и ждала этого всю репетицию. Он присел на стул и взял сценарий с репликами Мимозы и принца.

— Да, Мистер Оскар, — сдержанно произнесла Сюзана.

—  Мисс Фэр… — произнес более мягко Генри, переводя свой взгляд со сценария на Сюзану, — нет… моя леди!

Сюзана покраснела и невольно улыбнулась. Взгляд мистера Оскара скользил по ее: ногам, рукам, талии, груди, шее и, наконец, вновь остановился на ее необыкновенно красивом лице с кристальными глазами, которые словно сияли, смотря на него.

— Ты хочешь репетировать «Мимозу» только со мной?

— Да. — Без замедления ответила Сюзана.

— Ты чаруешь меня, Сюзана Фэр! – улыбнувшись, ответил Генри, — ты необыкновенная и меня это так волнует!

Сюзана сжала руки за спиной и немного ближе подошла к Генри.

— Как же тогда ты будешь играть с Кевином?

— Лучше вы будьте моим принцем! – Сюзана покраснела, но продолжала смотреть прямо в глаза мистера Оскара, сердце ее сильно билось. Подобного она никогда не испытывала.

— Что, прости? – Недоумевающе спросил мистер Оскар, продолжая смотреть на нее.

— Я хочу, чтобы только вы были моим принцем! – громче повторила Сюзана.

Генри Оскар опустил глаза, ухмыльнулся, вновь достал бутылку и сделал еще пару глотков.

— Думаю, тебе пора переодеваться!

Сюзана ощутила некую досаду, ток внутри нее, будто, погас, исчез. Слова мистера Оскара оказались не теми, что она ожидала услышать, ее тело само ринулось вперед. Не успев опомниться, она уже крепко, но нежно обнимала шею мистера Оскара. В тот момент от него пахло так свежо и приятно, словно он только что приехал с моря. Легкий одеколон и запах шампуня от его мягких волос создали вновь тот ток внутри ее груди.

— Сюзана! – едва слышно произнес мистер Оскар, — что ты делаешь?

Она ощутила как его большая, но мягкая рука прикоснулась к ее спине.

— Тебе пора переодеваться… сейчас уже дети выйдут! – торопливо, высвобождаясь из объятий Сюзаны, произнес Генри.

— Мистер Оскар, до свидания! – Поочередно выходя из раздевалок, прощались дети.

— Да-да… до завтра, в пять жду всех! – растеряно проговорил Генри.

Сюзана взглянула на его профиль и легкой, изящной походной пошла в раздевалку. Ей показалось, что эта ситуация сблизила ее и мистера Оскара. Чувство, что Сюзана испытывала, ее сильно будоражило и, от части, пугало, но от этого сердце билось лишь сильнее, а в груди все трепетало.

Генри Оскар присел на стул, руками зачесал волосы назад, а после посмотрел в сторону женской раздевалки в театральной студии «Школы Искусств». Он допил остаток воды и стал ожидать возвращения Сюзаны Фэр.

— Мистер Оскар, до завтра! – легко и мягко произнесла Сюзана.

Генри быстро поднял голову, точно ожидая, что Сюзана вновь кинется к нему в объятия.

— Тебя не довести до дома?

— Если вам не трудно, буду признательна, — скрывая радость, негромко произнесла Сюзана.

— Конечно, не трудно… моя леди!

Глава 3

В голове Генри Оскара не было какого-либо умысла, но и объяснить то, отчего с такой силой его манит эта девочка, он не мог. Она не была похожа на ребенка, у нее не было детского выражения лица, ее тело было не таким, как у ее  сверстников, и от этого, он будто на мгновение увидел в ней девушку. Он не хотел делать что-то непристойное, но в то же время, он хотел вновь ее обнять. Генри Оскар ясно понимал, что этому юному созданию пятнадцать, а ему тридцать, но сопротивляться своим желаниям и, хотя бы, коснуться этой хрупкой розы, было весьма сложно. Он, известный режиссер и в таком солидном возрасте, конечно же, испытывал чувство любви и чувство желания не раз. Но те чувства, которые возникли к Сюзане Фэр, были совсем иными, подобного он не ощущал никогда. Навредить такой юной леди он вовсе не хотел, но и побыть в ее компании страстно желал.

— Мистер Оскар, у вас уютная машина и салон очень просторный, — мягко произнесла Сюзана, рассматривая машину Генри, изнутри.

— Да, я вообще предпочитаю уют там, где провожу достаточно времени.

Генри Оскар испытывал смешанные чувства и неловкое ощущение. Говорить было как-то тяжело, это чувствовала и Сюзана. Салон словно становился все меньше и сжимал их внутри, как в небольшой коробке. Они быстро доехали до ее дома, так как жила она совсем недалеко от студии.

— Мистер Оскар, я бы хотела проводить с вами больше времени!

— Сюзана…

— Лучше называйте меня… вашей леди… — смущенно перебила Сюзана Фэр, медленно переводя взгляд на Генри.

В тот момент Генри Оскар потерял дар речи. Он не знал, что сказать. Смотря на нее, кабина его машина словно так и продолжала сжиматься, придвигая его тело к Сюзане.

— Моя леди, ты прекрасна… — нежно сказал Генри, — но тебе пора домой…

Генри Оскар выдохнул и откинулся на спинку кресла. Он почувствовал, как понемногу приходит в себя и вновь может собой обладать.

— Можно я вас обниму?

— Сюзана, думаю, не стоит…

Как порыв июньского ветра Сюзана вновь кинулась в объятия мистера Оскара. Он чувствовал своей грудью ее сердце, как яростно оно билось, что сопротивляться такому порыву было невозможно. Она топит его, и он был готов захлебнуться в ней. Сюзана ощутила крепкие руки Генри, которые, буквально, на одно мгновение так нежно ее обняли.

— Сюзана, — воскликнул Генри, более грубым движением отодвигая ее от своей горячей груди, — тебе, правда пора и мне тоже.

Он испытывал желание, которому был обязан сопротивляться. Сюзана же почувствовала его тепло и некую не намеренную грубость и волнение.

— До свидания! – воскликнув, выбежала из салона, юная мисс Фэр.

Внутри Генри Оскара так жгло, будто бы он залпом выпил стакан спирта. Все внутри него хотело ринуться за Сюзаной, опять прижать ее к себе, ощутить ее изящную талию,  но здравый смысл давал глазам понять, что только что из его машина в порыве яркого желания быть любимой, выбежала юная девочка. Вновь смешанные чувства окутали Генри: от сильного желания, до неописуемого стыда.

Сердце Сюзаны продолжало биться все сильнее, дыхание стало учащенным, ей казалось, будто, она сделала что-то непристойное, но при этом ей не было стыдно, она наоборот желала большего.

Понемногу, ее дыхание выровнялось, она поняла, что это за странное чувство жжения. От чего от одного лишь взгляда мистера Оскара, ее сердце рвется наружу. Ныне, она никогда не влюблялась, ей даже никто не нравился и понять сразу, что ты испытываешь, к данному человеку, было непросто.

— Так вот, какая любовь… — немного улыбаясь, еле слышно произнесла Сюзана. Ее руки еще чуть дрожали, от них, как и от ее одежды пахло легким одеколоном Генри Оскара.

— От этого запаха кружится голова…

***

Весь день Сюзана Фэр была в ожидании лишь этой минуты. Минуты, когда она сможет вновь его увидеть. Пусть еще нет пяти. Может он еще не пришел, но она все равно бежит в «Школу искусств».

— Сюзана! – удивленно воскликнул Генри Оскар, — только пол пятого, рановато ты.

— Мистер Оскар! – произнесла Сюзана, медленно, но уверенно приближаясь к Генри, — я так рада, что вы здесь, значит я права!

— Права в чем? – растеряно спросил Генри.

— Мое сердце вело меня, оно знало, что вы уже здесь…

Генри повернулся к Сюзане и положил руку на затылок, отводя взгляд.

— Думаю, ты ошибаешься…

— Почему вы так говорите, я вам противна? – растерянно спросила Сюзана.

— Моя леди, ты будоражишь все внутри меня, как ты можешь быть мне противна, — он усмехнулся и засунул руки в карманы.

— Тогда будьте моим принцем!

— Сюзана, ты еще слишком юна и многого о взрослом мире не понимаешь…

Сюзана, не дав договорить Генри, подлетела к нему точно прекрасный журавль, резко схватила его руку и прислонила ладонью к своей груди.

— Слышите? – спросила она, — от одного вашего прикосновения, оно вырывается из груди!

Генри Оскар невольно смутился от неожиданного и решительного действия мисс Фэр. Своей ладонью он ощущал не только трепетное биение ее сердца, но еще и мягкую, упругую грудь.

— Только я подумаю, что ты не такая, как твои сверстники, что ты более опытна и рассудительна, как ты показываешь мне, что совсем еще дитя…

Генри крепко схватил Сюзану за талию, их лица стали близки. Он положил свою мягкую руку на ее румяную щеку.

— У меня есть желания, потому что я взрослый мужчина. Ты не должна делать подобное, не подумав о последствиях, – произнес Генри, пристально смотря в ее дрожащие от любви глаза, — если бы здесь был другой мужчина, он бы этим воспользовался… да и я держусь с большим трудом.

Внутри Сюзаны все трепетало, ей хотелось, чтобы этот миг не заканчивался, чтобы он ее не отпускал, а только сильнее прижимал. Ныне, ничего не знающая о людских желаниях и любви, она хотела нечто большее.

— Ну, здесь, сейчас именно вы… поэтому, я полна решимости… потому что это вы! — нежно сказала Сюзана, закрыв глаза и ожидая, что сейчас губы Генри коснутся ее.

— Но я не буду.

Генри отпустил Сюзану и, отвернувшись, продолжил:

— Пока не буду…

— Почему?

— Дай мне время!

— Зачем? Почему вы не хотите…

— Потому что я влюблен в тебя, — быстро и ясно сказал Генри, перебив Сюзану, — и это меня пугает, но в то же время чарует и восхищает.

Через тело Сюзаны будто прошел ток, она даже и представить не могла, что подобные слова способны заставить ее душу и сердце гореть ярким огнем, будто фейерверк взорвался внутри нее.

— Именно из-за этих чувств, я не могу сделать то, что ты хочешь. Из-за моих моральных принципов, как бы я не желал. Это будет неправильно.

Генри подошел к Сюзане, взял ее нежное, покрасневшее до ушей лицо в свои большие мягкие ладони и поцеловал ее высокий белый лоб. На него так изящно падала небольшая прядь белокурых волос. Генри вложил в этот поцелуй такую любовь, что Сюзана почувствовала ее внутри себя.

— Это все, что я могу пока тебе дать, — сказал Генри, нежно смотря в ее кристальные глаза, которые так ярко блестели, что его сердце забилось чаще, — но мне хватит и этого. Ведь только от одного такого поцелуя, мое сердце уже бьется непомерно.

Сюзана молчала, но в ее взгляде было все.

— Уже без пяти пять, тебе надо переодеться, дети сейчас придут.

— Я хочу, чтобы именно вы меня касались.

Сюзана развернулась и побежала в раздевалку. Толпа детей, в этот момент, галдя, зашла в студию и как всегда радостно, и громко поприветствовали Мистера Оскара. Генри стоял смущенный и растерянный, прекрасно понимая чувства этой юной леди, которая, с каждой сказанной ею фразой, все сильнее будоражила и возбуждала его сознание и тело. Он поприветствовал детей, не осознавая этого.

— Как же я, этого хочу, — шепот произнес Генри, стыдясь своих слов.

Глава 4

Любовь тревожит и вносит в жизни людей разные эмоции и краски, которые до этого человек не испытывал и не видел. Ощущения, ранее тебе не знакомые, кружат голову, и, чтобы не упасть, человеку нужна взаимность. Когда ты понимаешь, что тот, кого ты любишь, чувствует  то же, что и ты к нему, внутри тебя раскрывается совершенно иной мир, более красочный. До всего этого человек и не понимает, в чем же смысл подобных чувств: в сильном желании дотронуться до другого человека, ощутить его тело, взаимодействовать интимно? Но любовь, вовсе не физическое влечение. Любовь, истинная и возвышенная, ощутима платонически. Лишь после понимания чужой души, ты можешь окончательно убедиться в том, что хочешь раствориться в его любви полностью, ощущая при этом каждую часть тела.

Во время каждой репетиции Сюзана Фэр ловила взгляд Генри Оскара, который доставался только ей. Как и обещал, он не смел до нее, более, дотронуться, так как чувствовал к ней не только физическое влечение. Сюзана хоть и понимала это, но в укор своему возрасту хотела ощутить тепло тела Генри. После каждой репетиции со всей труппой, он отдельно репетировал с ней, индивидуально обучал актерскому мастерству. Генри Оскар видел в Сюзане большой мир и большой талант, который хотел развить как можно лучше, чтобы она стала истинным алмазом, среди прочей бижутерии. После, он отвозил ее домой, без какого либо умысла.

Репетиции проходили плавно, но быстро. Все дети отлично справлялись и, в итоге, спектакль был готов. Платонические отношения, как назвал их Генри, длились уже два месяца.

На протяжении этих месяцев Генри Оскар не раз задумывался о том, чтобы коснуться Сюзаны, прижать ее к себе на одно мгновение, но быстро отбрасывал эти мысли, так как знал, если он это сделает, все рухнет и он совершит непоправимое. Его пугала сама мысль о том, что объятий ему будет уже не достаточно. Эта девочка родила в нем страстное желание, которому он с тяжелыми силами должен был сопротивляться ежедневно.

Сюзана же наоборот каждую репетицию и каждое мгновение наедине с мистером Оскаром, мечтала всем телом его коснуться, он это знал, потому лишь смотрел на нее и давал советы, не разговаривая без нужды. Совместной игры на общей репетиции, у них не было, а на индивидуальных занятиях он становился более строгим педагогом, тем самым стараясь держать себя в руках, чтобы от лишнего действия или слова, не разжечь ее пыл, которому было невозможно противиться. От этого Сюзана со временем и правда стала более собранной. Она начала думать лишь о предстоящем спектакле.

По прошествии двух месяцев, Генри стало казаться, что тот пылающий огонь внутри Сюзаны, который покорил его сердце, стал понемногу затухать. Он думал, что это произошло из-за его чрезмерной сдержанности. У него появилось чувство утраченной любви, из-за которого он стал опасаться, что любовь Сюзаны прошла по вине его холодности к ней. Постепенно это чувство все сильнее начало его гложить.

***

— Ребята, — громко сказал мистер Оскар, скрестив руки на груди, — вы все молодцы! Я очень рад, что вы смогли так хорошо прочувствовать своих персонажей. Каждая роль важна и вы это мне доказали. Я ничуть не жалею о том, что пришел в вашу студию, потому что нашел здесь множество юных талантов. Поверьте в мои слова, а главное – в себя!

— Хорошо! – громко произнес весь актерский состав.

— Сегодня у нас последняя, полная генеральная репетиция, завтра мы сможем лишь местами повторить несколько сцен. Так что давайте хорошо постараемся и вложим в наше дело всю душу!

— Да мистер Оскар!

Дети стали повторять свои реплики, подготавливая место, где будет проходить репетиция всего спектакля. Через некоторое время, после подготовки, мистер Оскар скомандовал «Начинаем спектакль».

Репетиция прошла плавно, без остановок. Дети набрались большого навыка за эти два месяца, Генри был доволен их игрой, а в особенности игрой его Мимозы. Сюзана Фэр воплотила прекрасного персонажа в жизнь, показав свои истинные актерские таланты. Смотря на нее, его сердце начинало биться сильнее. Его взгляд был прикован к Мимозе, но сердце горело от Сюзаны, от ее белой кожи, алых губ, белокурых волос, нежного стана. Для него она была так изящна и грациозна. В этот момент Генри Оскар понял, что сопротивляться любви Сюзаны Фэр он больше не мог.

Репетиция закончилась полвосьмого вечера, с небольшой задержкой.

— Мистер Оскар, премьера состоится в пять часов вечера. Почему мы не можем прийти к полудню и отрепетировать? – волнующим голосом спросил Кевин Лоун.

— Кевин, ты переживаешь?

— Немного… вдруг, я начну волноваться на сцене…

— Кевин, ты прекрасно воплотил себя в принца, ты играешь убедительно. Да, на лице у тебя бывает тревога, но только у тебя, а не у твоего персонажа.

Мистер Оскар присел на стул, положив ногу на ногу.

— Ты хорошо справляешься со своей ролью, вдобавок, у тебя прекрасная партнерша, которая всегда тебя поддержит.

— Мистер Оскар, на сцене все совсем по-другому…

— Кевин, я тебя понимаю. Знаешь, мне нравится в тебе именно то, что ты видишь четкую грань, которая важна для актера: сцена и закулисье. Так что тебе не стоит придавать этому большое значение. За эти два месяца, ты всегда меня радовал своей игрой. А легкое волнение перед выступлением, это вполне нормально и случается у каждого актера.

— Спасибо мистер Оскар, за все, в том числе за поддержку! Вы многому меня научили. В будущем я бы хотел, чтобы вы вновь меня обучали актерскому мастерству.

— Кевин… я буду только рад воспитать из тебя достойного актера, но тебе сейчас всего четырнадцать, в будущем, ты можешь и передумать.

— Нет, я уже решил, что точно буду актером, как вы когда-то, вы мой кумир!

Мистер Оскар удивленно и задумчиво взглянул на Кевина, ему вспомнилось, что когда-то и он был юным актером и так же разговаривал со своим режиссером-постановщиком  о том, что однажды воплотит свою мечту в жизнь и станет достойным актером. Но в итоге вышло так, что Генри Оскар к тридцати годам исчерпал себя, как актер, и потерял вдохновение. После окончание брака, который длился год, он вовсе разочаровался в киноиндустрии, ведь его мнимая любовь изменила ему с таким же актером, как и он. Выходом стало – самому стать режиссером, не прибегая к страстным пастельным сценам или ярким боевикам, а найти ту непорочность и чистую любовь, про которую все забыли. В одно мгновение из-за его талантов он, почти сразу, стал одним из главных режиссеров театра. Но именно, работая с детьми, он вновь почувствовал любовь, как к киноиндустрии, так и к театральной сцене. Эти дети вдохнули в него жажду творить и желание вновь любить.

— Ребята, жду вас всех завтра в три часа, не опаздывайте, у вас будет время на грим и небольшой прогон сценария.

— Хорошо, мистер Оскар. До свидания!

Дети, вновь, всей толпой, восторженно обсуждая завтрашний спектакль, пошли домой, за исключением Сюзаны Фэр.

— Мистер Оскар, я могу вас подождать? – сдержанно спросила мисс Фэр, медленно и легко подходя к Генри.

— Сюзана… я думал, ты тоже пошла с ребятами, — растеряно ответил он.

— Нет, мне с ними не очень интересно.

Сюзана подошла к зрительным местам, где обычно сидел мистер Оскар, наблюдая, за каждой репетицией, и так же легко и медленно присела около его сумки, куда он складывал сценарий и бутылку с оставшейся водой.

— Не интересно… — ухмыльнулся Генри, — смотря на тебя, мне кажется, будто ты их наставник. Так что, думаю, твои слова логичны. Ты же старше их.

— Именно. С вами я чувствую себя более уютно.

Сюзана положила ногу на ногу и изящно убрала локон недлинных белых волос за ухо. Это невольное, манящее движение затронуло Генри, он опустил глаза и закрыл сумку.

— Что же, можем ехать.

— Я рада.

***

— Ты волнуешься перед премьерой? – спросил Генри, стараясь разрядить обстановку, от которой в салоне машины становилось жарко.

— Ничуть! Я уверена в себе и в вашем сценарии.

— И в ребятах?

— Думаю, да.

Пару недель Генри не довозил Сюзану до дома из-за ее родителей, которые за ней несколько раз заезжали, потом из-за личных дел и школьных занятий. А до этого она была поглощена своей ролью, поэтому говорили они в основном на тему спектакля, а порой, молчали, и неловкости из-за этого он не испытывал. Но сейчас, когда пора репетиций прошла, он не знал, что ему сказать, потому что видел, что лицо Сюзаны изменилось, точно освободилось от обязательств.

— Мистер Оскар…

— Что? — невозмутимо спросил Генри.

— Уже июнь и погода стала теплой…

— Ну, да и что же?

— А вы даже не заметили, что я в такой юбке? – смотря в окно со своей стороны, досадно спросила Сюзана.

На самом деле Генри заметил эту юбку на Сюзане, как только она появилась у входа в репетиционный зал, а после, когда она столь изящно переложила ногу на ногу, оставшись с ним наедине. Он старался игнорировать ее действия, не осознавая, что Сюзана делала их намеренно, стараясь привлечь его внимание.

Это была бардовая юбка выше колен, примерно на двадцать сантиметров. В ней виднелись длинные, белые и стройные ноги Сюзаны, которые очаровали Генри с первой же минуты. Он понял, почему сегодня вновь почувствовал биение в груди и эту странную неловкость. Они думали об ином, занимались созданием того, ради чего трудись, отложив свои чувства на второй план. Генри, потеряв бдительность, закрыл свою любовь, а Сюзана, зная это, лишь скрыла ее от его глаз. И сейчас, сидя вновь в его машине, она больше ее не прятала. Как только она открылась, Генри вновь почувствовал и страстное желание, и юную любовь Сюзаны Фэр. Его дыхание сбилось, как и мысли. Ее ноги отдавали голубым блеском от лунного света, который падал в его машину. Волосы переливались отблеском этого ночного сияния, а глаза так сверкали, драгоценнее любого алмаза.

— Сюзана, мы приехали…

— Спасибо, что довезли.

Не проронив больше ни слова, она поспешила выйти из машины, но почувствовала, как Генри нежно схватил ее за руку.

— Даже не верится, что ты способна так мною владеть…

Его глаза нежно горели ярко-карим цветом, грудь колыхалась, от биения сердца.

— Значит, все-таки заметили? – нежно улыбаясь, спросила Сюзана, закрывая дверь салона.

Генри ближе наклонился к Сюзане и прислонил свою теплую ладонь к ее румяной щеке.

— В твоих глазах целый мир, целая вселенная, — говорил Генри, смотря в ее ярко кристальные глаза, наполненные лунным светом.

— Поцелуйте меня, — восторженно произнесла Сюзана Фэр.

Генри посмотрел на влажные, алые губы Сюзаны и закрыл глаза.

— Почему? – тихо спросила Сюзана.

Он прислонил свои губы к ее нежной щеке и поцеловал со всей той любовью, которую мог дать. Она чувствовала его пухлые мягкие губы, на своей пылающей щеке. Поцелуй был немного колюч, но так приятен. Даже от такого внутри Сюзаны разливалось тепло.

— Потому что люблю тебя, моя прекрасная леди. Я не могу дотронуться до тебя по-другому. Для меня это равносильно оскорбить тебя…

— Вовсе нет, я же этого хочу! Генри, прошу, я хочу ощутить тепло твоих губ… — воскликнула Сюзана со всей страстностью.

— Моя леди, обещаю, я подарю тебе множество страстных поцелуев, но чуть позже.

Генри отпустил Сюзану из своих объятий. Она глядела на него разочарованно, но влюблено, чувствуя себя отвергнутой вновь. А Генри, за каждое свое действие, хотел сгореть со стыда.

— Тебе нужно выспаться, — томно произнес Генри в тишине салона, который озарял лунный свет, — до завтра, моя прекрасная леди!

Сюзана последний раз взглянула на Генри Оскара и вышла из его машины, в ожидании завтрашнего дня, когда она сможет вновь показать ему свою любовь.

Глава 5

Мысли о Сюзане Фэр затмевали разум Генри Оскара. Он, как никогда, жаждал, чтобы ночь скорее закончилась, и он вновь смог ее увидеть. На мгновение он забыл про спектакль, про юных актеров, которые ждут свою первую большую премьеру и волнуются. Его беспокоило то, что все казалось безразличным, кроме Сюзаны. Впервые за эти два месяца он видел ясность, осознание того, что, наконец, внутренняя борьба окончена.

Отбросить лишние мысли и слушать голос сердца непросто. Генри понимал, что одна ошибка способна уничтожить, как его, так и Сюзану. Но эти два мимолетных месяца, для него длились, как два года. Стараясь сберечь любимую, он цинично прятал свою любовь, думая, что это просто увлечение, которое все равно пройдет. Но это ожидание, уничтожила реальность, в которой любовь к ней навсегда захватила его. Он больше не мог бороться, все оказалось тщетно, и закрываться от нее сил больше не было. Сюзана была молода. Притом, намного моложе всех девушек, которые были у него. Но лишь сейчас, по дороге на этот спектакль, он понял, что именно в ней целый мир, который ему нужен и без которого он, уже, как прежде, жить не сможет.

***

— Сюзана, давай я подкрашу тебе губы! – произнесла Амелия, доставая алую помаду из сумки гримера.

Сюзана стояла, уже, в белом костюме Мимозы и поправляла молнию. Белокурые волосы были немного собраны назад. На них, от света софитов, серебрилась диадема, а небольшой локон падал на белый, высокий лоб Сюзаны. Ее взгляд был зачарованный и нежный, она не слышала, как ее окликнули, все мысли были лишь о Генри. Ожидание их встречи длилось для нее, будто, вечность, а ночь, как непробудный сон.

— Вот… теперь ты воплощение красоты! – восхищенно произнесла Амелия, — Сюзана, ты так красива, словно ты и есть принцесса Мимоза — фея всех ночных цветов!

Все дети собрались вокруг Сюзаны, чтобы убедиться в сказанном Амелией и она оказалась права. Сюзана Фэр была необычайно прекрасна.

— Дети, вы переоделись, уже, почти четыре? — восторженно спросила мисс Тейри, заглядывая в гримерку. — Через пять минут мистер Оскар ждет вас в репетиционном зале!

Сюзана восторженно вскочила со стула, услышав из всего предложения только «мистер Оскар». Все дети удивленно взглянули на нее.

— Сюзана, ты волнуешься? – мягко спросил Кевин.

— Вовсе нет, я в себе уверена. – Сдержанно ответила Сюзана, выдохнув.

— А я вот нервничаю. Но знаешь, хорошо, что ты моя принцесса, мне спокойнее, когда я смотрю на тебя.

Кевин подошел ближе к Сюзане и взял ее за руку. От подобных действий Сюзана опешила. Она чувствовала жжение в груди и невыносимую досаду от того, что к ней  прикоснулся не Генри.

— Не смей меня просто так трогать! – воскликнула Сюзана, отбросив руку Кевина, — мне это неприятно.

— Прости… — растерянно проговорил Кевин.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, впервые она почувствовала прикосновение человека, который ей не приятен. Небольшая дрожь прошла по ее телу. Взяв сценарий, она выбежала из гримерки, в желании поскорей увидеть мистера Оскара. Она знала, что его взгляд очистит ее кожу от ощущения влажной и прохладной руки Кевина.

Вбежав в небольшой зал, где уже собрались все ребята, Сюзана жадно стала искать тот взгляд, к которому спешила.

— Сюзана, здравствуй! — нежно произнес голос позади нее. Обернувшись, она столкнулась, чуть ли не в лоб, с тем, кого жаждала увидеть все эти мучительно долгие часы.

Генри Оскар стоял напротив Сюзаны в темно красной рубашке, с засученными рукавами, и в черных брюках. От него веяло тем самым легким одеколоном, от которого сердце Сюзаны так трепетало. Его волосы были, как всегда, зачесаны назад, а глаза янтарно блестели. Только сейчас Сюзана придала должное значение тому, что цвет его и ее волос одинаковый, что в его взгляде был тот мир, что видит она, что его мысли всегда были схожи с ее, что они так похожи, как внешне, так и душевно.

Он смотрел на нее немного растерянным и смущенным взглядом. Лицо Сюзаны для него сияло, как луна в летнюю ночь, а губы так блестели, как лепестки алой розы, после дождя. Генри хотел, чтобы этот миг не кончался. Он желал крепко обнять ее и больше не отпускать, но в это мгновение ворвалась реальность.

— Мистер Оскар, здравствуйте! – залепетала миссис Лоун. Генри словно очнулся от волшебного сна, из которого его насильно выдернули.

— Здравствуйте…

— Дети, собирайтесь, — громко повелевала миссис Лоун, — сейчас будет прогон спектакля!

Генри выдохнул, взглянул еще раз на Сюзану и направился к сцене.

— Ты так прекрасна, моя любовь, — проходя мимо Сюзаны, прошептал Генри.

Сюзана покраснела до самых ушей, она так ждала этих слов именно от него, на ее лицо появилась искренняя улыбка.

Мистер Оскар запрыгнул на сцену и поприветствовал всех детей и педагогов, выразил слова почтения за то, что удостоился работать с такими прекрасными юными актерами. Поблагодарил за гостеприимство в Школе Искусств и пожелал лишь удачи.

После небольшого прогона сценария, дети были спокойны, они знали наизусть своих персонажей и их реплики, оставалось лишь ждать время премьеры. Генри Оскар чувствовал себя спокойно, как никогда. Он был уверен в своих актерах и в своих намерениях.

— Мистер Оскар, — воскликнула мисс Тейри, подбегая к Генри, — хочу вас лично поблагодарить за столь тяжелую работу. Вы настоящий творец и хороший наставник.

— Что вы, спасибо вашим ученикам.

Генри присел на стул и достал небольшую бутылку воду из сумки.

— Вы для них основная мотивация, — улыбнувшись, сказала мисс Тейри, — смотря на вас, они хотят все больше совершенствоваться!

— Спасибо, я только рад, что могу направить их в эту тяжелую, но увлекательную профессию.

Генри сделал пару глотков воды.

— А вы мисс Тейри…

— Таня.

— Что?

— Вы можете называть меня Таней.

Генри удивленно взглянул на мисс Тейри.

— Что же — Таня, а вы, почему ушли со сцены?

— Я бы не сказала, что так хорошо играю, преподавать у меня получается куда лучше.

Мисс Тейри села рядом с Генри, бросив на него украдкой несколько взглядов. Он понемногу стал догадываться, для чего Таня Тейри затеяла с ним эту беседу.

— Скажите, вы не хотели бы как-нибудь выпить со мной чашку кофе, мистер Оскар? — смущенно спросила Таня, убирая мешавшую прядь волос за ухо. Заметив это, Генри сразу же вспомнил Сюзану, то, как это делала она. Между Таней и ей, была целая пропасть, по мнению мистера Оскара.

Таня Тейри была не так плоха, даже хороша, но сильно блекла рядом с Сюзаной. У нее были рыжие вьющиеся волосы, карие глаза. Она была ниже Сюзаны и немного пухлее ее и менее изящная, но вполне симпатичная. Возможно раньше, Генри и посмотрел бы на нее по другому и не отказался бы от чашки кофе. Но после того как в его жизнь ворвалась Сюзана Фэр, он не мог больше воспринимать никаких других женщин, кроме нее.

— Что же, все-таки это было очевидным. У вас уже есть дама сердца, — с легкой досадой сказала Таня.

— Да. Я влюблен в нее, как мальчишка.

Генри улыбнулся и невольно перевел взгляд на Сюзану Фэр, которая разговаривала с миссис Лоун. Таня, заметив это, тоже устремила свой взгляд в сторону Сюзаны.

— Кстати, почему вы так интересуетесь Сюзаной?

Улыбка быстро сошла с лица Генри, он растерянно посмотрел на Таню, взгляд которой был прикован к Сюзане.

— Я не то чтобы интересуюсь… просто, хотел бы сделать из нее хорошую актрису… ведь у нее большой талант!

Таня улыбнувшись, перевела взгляд на Генри, будто знала того, что не знал он.

— Ну, хорошо. Я пойду к детям, мистер Оскар.

В это мгновение Генри немного запаниковал, его привела в ужас мысль о том, что кто-то, вроде мисс Тейри, может узнать о его любви к Сюзане и их взаимоотношениях. Он, словно, со стороны взглянул на их ситуацию и ему, показалось, что он ведет себя аморально по отношению к Сюзане. Но больше его пугало, что, несмотря на это, он все равно желает не только быть с ней, но и ее.

Утонув в размышлениях, Генри не заметил, как быстро прошло время. Настал час премьеры. Мисс Тейри и миссис Уолл повели детей вниз в большой зал, где, уже, собрался народ.

Зал переполняли люди, которые были в предвкушении предстоящей премьеры. Большой ажиотаж сделала новость, что режиссером данной постановки стал сам Генри Оскар – один из лучших актеров современности, и все жаждали посмотреть на его работу, в качестве театрального режиссера. Вдобавок, он являлся, как режиссером-постановщиком, так и сценаристом. Сам Генри это осознавал и понимал, какая ответственность лежала на нем. Он был обязан не ударить в грязь лицом, чтобы сохранить его. Но смотря на своих актеров, он был спокоен, зная, что они его не подведут.

Перед премьерой, за кулисами он пожелал всем удачи, в особенности он хотел найти момент, чтобы пожелать удачи Сюзане.

— Сюзана! – окликнул ее Генри, — я знаю, что ты прекрасно сыграешь Мимозу, но все-таки… я всем сердцем с тобой.

— Мистер Оскар, — нежно произнесла Сюзана, подходя к Генри, — именно поэтому я спокойна…

Она прислонила свою ладонь к груди Генри и потянулась к нему, встав на носочки.

— Смотри только на меня, Генри — прошептала Сюзана ему на ухо, — я лишь твоя Мимоза!

Сердце мистера Оскара забилось чаще, казалось, что к его лицу поступил огненный прилив, от которого стало невыносимо жарко. Она еще раз взглянула ему в глаза и легкой походкой пошла к ребятам. Лицо Генри горело, он испытывал неописуемую бурю страстей, которые в нем бушевали.

Генри загладил волосы легким движением и огляделся по сторонам, в надежде, что этот чарующий миг, кроме него и Сюзаны больше никто не застал.

***

Представление спектакля длилось полтора часа. Генри внимательно наблюдал за всем из-за кулис. Дети сыграли весьма убедительно, и мистер Оскар остался доволен, как их, так и своей работой. Все зрители в зале испытали настоящее удовольствие от спектакля, от всех молодых актеров и, в особенности, от игры Мимозы.

Присутствующие на спектакле друзья Генри, один из которых был критиком, посоветовал ему дальше обучать актерскому мастерству Сюзану, назвав ее восходящей звездой.

Ее имя быстро разлетелось среди всех присутствующих актеров и зрителей. Сюзана Фэр стала звездой вечера. Остальные дети тоже восхищались ее игрой. За кулисами ей удалось поговорить с друзьями мистера Оскара, которые были ею очарованы. Сюзана испытывала смешанные чувства, она была рада, что друзья Генри оказались искренними, и были добры к ней, но в тоже время ей вовсе не хотелось становиться другом для них. Она желала скорее остаться и поговорить с Генри наедине, обсудить все, что так давно хотела, ведь теперь она освободилась от обязанностей.

Сюзана играла не ради присутствующих зрителей, как раньше, не ради всего актерского состава, не ради критиков и журналистов, а лишь ради Генри Оскара. Она хотела показать ему, что вся утонула в его работе, в его любви, в нем. Генри чувствовал то же самое. Он испытывал большую радость за Сюзану, потому что знал, что это чистая правда, что она прекрасна во всем. Но ему хотелось скорее поговорить лишь с ней, наедине. Объяснить все то, что он прятал глубоко внутри себя, с чем боролся и что пытался забыть.

— Что же, дети, я так вами горжусь, вы большие молодцы! — гордо сказала миссис Лоун. — Теперь, мы соберемся только на следующей неделе. Желаю вам хорошо отдохнуть, вы заслужили!

Ребята радостно загалдели, но тут же успокоились. Сегодняшний день их вымотал, он был тяжелым, они отдали всех себя на сцене.

— До свидания, мистер Оскар. — Громко произнес Кевин. Сегодня он тоже показал себя, как хороший и достойный актер. Один, из друзей Генри, решил взять его к себе на обучение. – Спасибо, вам, за все!

— Спасибо мистер Оскар, — хором произнесли дети.

— Что вы, если бы мне не достались такие таланты, ничего бы не вышло, так что вам спасибо.

Генри искренне был рад. Эта школа произвела на него большое впечатление, она внесла новые краски в его жизнь, подарила бурю новых эмоций и вдохновение.

— Если получится, то я с радостью поработаю с вами в будущем!

Мисс Тейри, восторженно взглянула на мистера Оскара, всерьез задумавшись о подобном.

— Мистер Оскар, это было бы замечательно.

— Думаю да, посмотрим.

— Вы на машине? – непринужденно спросила мисс Тейри.

— Да.

— Мне, правда, неловко, но вы не могли бы меня довести?

Генри почувствовал, как новое препятствие хочет вновь возникнуть между ним и Сюзаной.

— Простите, мисс Тейри, не получится я…

— Мистер Оскар, я готова! – перебив Генри, сдержано произнесла Сюзана.

— Что, вы вместе поедите? – удивленно спросила мисс Тейри.

На лице Генри Оскара показалась паника, он растерялся, не зная, что ей на это ответить.

— Да, мистер Оскар любезно согласился довести меня, а что в этом такого? – спокойно возразила Сюзана.

— Да нет, все в порядке, тогда, может, вы и меня довезете?

— Извините мисс Тейри, — более серьезным тоном произнесла Сюзана, — нам не по пути.

Генри понимал, что Сюзана говорит, не видя последствий. Ему казалось, что мисс Тейри, уже, что-то подозревает.

— Что ты Сюзана, — овладев собой, возразил мистер Оскар, — мы вас довезем.

Таня Тейри взглянула на Сюзану, затем на мистера Оскара. Ей показалось, что у них есть какая-то тайна, но она не могла понять какая может быть тайна между взрослым мужчиной и юной девочкой. В ее мыслях не было никакого подтекста, намекающего на любовь, так как подумать, о таком, она даже и не смела.

— Нет, извините, что напрашиваюсь, да и меня, думаю, миссис Лоун ждет. До свидания, мистер Оскар.

Мисс Тейри перевела взгляд на Сюзану, осмотрев ее еще раз.

— Ты сегодня и вправду была прекрасна! До свидания, Сюзана.

— И вам хорошего вечера, мисс Тейри.

Сюзана была и сама не в восторге от подобных действий, ей казалось, что она повела себя глупо. Но при виде того, как мисс Тейри так легко общалась с Генри, в ее груди все сжалось и тело само ринулось вперед. Новое чувство, которое жгло и отличалось от того, что она испытывала при соприкосновении с Генри было – ревность.

Глава 6

В салоне его машины было так уютно и безмятежно. Пахло свежим летним запахом и сладким одеколоном, от которого приятно кружилась голова. Она сидела рядом с ним, вновь проезжая по тем улицам, смотрела на его профиль, немного вьющиеся белые волосы, чувствуя, как страстно бьется ее сердце.

— Сюзана, что это было? – сдержанно спросил Генри Оскар.

— Когда же?

— Это, думаю, было безрассудно, она могла не так понять!

— Ну и пусть…

— Сюзана, — серьезно воскликнул Генри, — это не смешно, все, что происходит, это неправильно. Это знаю я, это знает она…

— Что происходит? – негодующе спросила Сюзана, — любовь? Это запретно?

Генри взглянул на растерянный и отчаянный вид Сюзаны.

— Но, это наша любовь и ее, увы, не понять другим…

— Да плевать, — вновь воскликнула Сюзана, — главное мы это понимаем, мы в это верим…

— Я согласен, но для других это будет выглядеть аморально…

— Что же, нам не любить из-за мнения других, тех, кто возможно никогда и не любил по-настоящему?

Сюзана отвернулась от Генри, внутри нее все бушевало, ей так хотелось просто любить и не думать о других, она всем сердцем желала донести это до него. Генри молчал, но прекрасно ее понимал, ведь для себя он уже все решил, но душевное смятение так и не отпускало.

— Сюзана, мне тридцать лет, — в тиши салона машины, где слышалось лишь дыхание Сюзаны, негромко произнес Генри, — тебе только пятнадцать… если бы ты знала, как сильно меня пугает твой возраст и наша разница в нем…

Сюзана медленно перевела взгляд на печальный профиль Генри.

— Но при понимании этого, меня еще больше пугает то, что я все равно готов любить тебя, жить тобой и самое страшное – овладеть тобой.

Глаза Сюзаны заблестели, дыхание участилось, внутри груди все затрепетало, появилась улыбка. Ее стройный силуэт освещали фонари, под которыми они проезжали.

— Я осознаю, что ты ребенок, — томно произнес Генри, — но, черт побери, я так хочу тебя!

Услышав тревогу в голосе Генри, ее улыбка исчезла. Сюзана увидела на его лице тяготу борьбы с самим собой, как он осуждает свои помыслы и как искренне любит и желает.

— Я хочу просто любить тебя, но знаю, что меня осудят за это. Я слишком стар для тебя и от этого я просто не понимаю, что же мне делать. Я пытался убрать, забыть эти чувства, но при виде тебя я теряюсь и вновь влюбляюсь. Я поражаюсь тем, как ты, юная девочка, смогла так меня изменить, так мною овладеть! — Страстно произнес Генри, остановившись на одной из тихих улиц, под фонарем, — ты ворвалась в мою жизнь и полностью все в ней изменила Сюзана Фэр!

Глаза Генри, которые так блестели янтарным цветом, смотрели на задумчивый профиль Сюзаны. В его голове мелькнула мысль: «Может, она решила отступить»

— Генри, — нежным голосом произнесла Сюзана, — ты прав. Я очень юна для тебя…

Взгляд ее кристальных глаз вновь пал на него.

— Но я не такая, как другие дети. Я и не считаю себя ребенком, Генри. Возраст, это всего лишь цифра. Мы с тобой прекрасно знаем, что я выгляжу намного старше своих лет, а мыслю и рассуждаю подавно.

Генри опустил глаза. Сюзана озвучивала его мысли и от этого становилась только желаннее.

— Что я могу тебе дать, мне страшно дотронуться до тебя… опорочить. Мне, кажется, что это низко…

— Вовсе нет…

Сюзана придвинулась к Генри, изящно перекинула свою ногу через его ноги и села ему на колени лицом к лицу. Генри опешил и не смел, прикоснуться к ней. Он убрал руки в стороны, продолжая смотреть на ее румяное лицо, кристально-голубые глаза с длинными черными ресницами, алые губы, которые так манили. Она прикоснулась одной рукой к его трепещущей груди, другой вновь убрала локон волос за ухо, повторив тот жест, который его восхитил. Генри не мог думать, все инстинкты рвались к Сюзане, к ярому желанию овладеть ею. Их лица были так близки и так пылали. В салоне машины становилось все жарче, словно они приближались к солнцу.

— Сюзана… прекрати, я не могу долго сопротивляться. Я испорчу… все… – сгорая от желания, едва слышно произнес Генри.

— Ты говоришь, что я ребенок… Генри, так закончи мое детство, прямо сейчас…

Не в силах более сопротивляться желанию, Генри сдался и нежно прикоснулся к стройной талии Сюзаны. Ее тонкая летняя блузка была немного влажной, а тело горячим. Она наклонилась вперед, желая коснуться его губ. Рука Генри скользила по ее спине, другая скользила по ее упругому бедру вверх.

— Сюзана… Сюзана, — нежно повторял Генри, — я так желаю быть с тобой.

— Генри… я люблю лишь тебя… я хочу, чтобы только ты меня касался…

Губы Сюзаны и Генри соприкоснулись в страстном поцелуе. Он нежно обнимал ее и крепко прижимал к себе, она обвивала своими мягкими руками его шею, желая быть любимой. Он ощущал неутолимую жажду овладеть ею полностью. Генри осознал, что остановиться он не сможет, его мысли затуманились.

Он нежно приподнял Сюзану и помог ей перейти на заднее сидение. Расстегивая пуговицу за пуговицей на ее летней блузке, он целовал ее нежную, тонкую шею, которая пахла цветочными духами. Сюзана испытывала счастье, от каждого горячего поцелуя Генри. Она чувствовала, как сильно возбуждена. Генри аккуратно снял блузку, а за ней белый кружевной бюстгальтер, поцеловав ее непорочную грудь. Сюзана невольно издала стон.

— Прости, — шепотом произнесла она, смущаясь и закрывая рот рукой.

Генри нежно отнял руку от ее влажных губ и, взглянув в глаза, добавил:

— Не сдерживайся, моя прекрасная леди.

Генри продолжал целовать ее упругую грудь, а его рука скользила ниже, к той бардовой юбке. Сюзана перебирала мягкими длинными пальцами его немного растрепанные густые белокурые волосы, желая, чтобы он вновь на нее посмотрел. Генри приподнялся над ней, чтобы снять с себя влажную рубашку. Желтый свет фонаря озарил его прекрасное тело. Оно было немного мускулистым с татуировкой у соска, Сюзана нежно к ней прикоснулась.

— Ты так красив, Генри, — шептала она.

— Ты — самое прекрасное создание, Сюзана Фэр.

Генри снял с нее юбку, дотронувшись до кружевного нижнего белья. Он осознал, что именно сейчас сделает непоправимое. Его здравый смысл возражал, но тело не слушалось. Он не мог остановиться, снимая их. Внутри груди Сюзаны страстно билось сердце, момент, о котором она мечтала, был так близок.

Июньская ночь, в которой царило множество ароматов, от сладкой черемухи, до приглушенно пудрового запаха фиалки — была нежна. Полная и прекрасная луна освещала пустую улицу, на которой стояла лишь одна машина, чьи окна запотели. Она стояла на самой обочине под  светом тусклого фонаря.

— Тебе не больно? — нежно и обеспокоенно, спросил Генри.

— Немного, но… продолжай…

Генри нежно целовал Сюзану Фэр, стремясь скорее унять эту боль. Их тела сплетались в пламенной любви. После боли, по телу Сюзаны прошла незнакомая, ранее, дрожь наслаждения. Он был так страстен, что голос Сюзаны не утихал. В тот момент, когда он проникал в нее, она испытывала неописуемое удовольствие, в котором смешались: вечная любовь к Генри и страстное желание получить еще большее наслаждение. Она ощущала, как глубоко он проникает в нее и какое блаженство она при этом испытывает. Его руки так нежно и страстно сжимали ее бедра.

Отныне, Сюзана Фэр знала, что такое истинная любовь, прижимая Генри к себе. Он увеличивал темп, а ее голос становился звонче.

Невольное движение машины прекратилось, звуки исчезли, и июньская ночь вновь стала тихой и безмятежной. Лишь пение сверчков вносило небольшой шум в эту оглушающую тишину.

— Почему ты не сделал это в меня? – еле дыша, спросила Сюзана.

Генри приподнялся, удивленно взглянув в ее кристальные глаза.

— Зачем?

— Хочу большего между нами…

— Сюзана, я тоже хочу, очень хочу! – воскликнул Генри и вновь поцеловал ее в мягкие губы, — но не сейчас.

— А если после этого, ты меня разлюбишь?

— Разлюблю? – Генри засмеялся и сел на сидение, — Сюзана… моя прекрасная леди, я даже описать не могу, как счастлив! Я так люблю тебя…

Сюзана кинулась к нему в объятия, нежно целуя.

— Генри, мне было так хорошо… — смущаясь, отводя взгляд, прошептала она.

— И мне, моя любовь. Я никогда не испытывал такого… с тобой я чувствую и живу по иному.

Генри взял ее румяное лицо в свои ладони и поцеловал в нежные, пылающие щеки, в белый лоб, на котором дрожали капельки пота, в алые губы.

— Уже полдесятого, — воскликнул Генри, взглянув на часы в машине, — Боже, тебя, наверное, потеряли дома…

— Нет… — нерешительно прошептала она, — я сказала родителям, что сегодня поеду ночевать к подруге.

Смотря на нежный стан Сюзаны, в голове Генри мелькнула мысль, что ему хотелось бы провести с ней ночь.

— Я могу к тебе поехать?

— Конечно, Сюзана! – восторженно ответил Генри, не веря тому, что его мысли и ее намерения совпали.

Генри начал поспешно одеваться, заметив, что его машина стояла все это время неподалеку от знака «Не парковаться». Сюзана одевалась быстро, но изящно, это вызывало у Генри улыбку. В каждом ее действии он видел красоту и легкость, словно она была балериной на сцене. Он помог ей застегнуть бюстгальтер, поцеловав в шею, желая коснуться вновь.

— Ты пристегнулась, моя леди?

— Да.

Генри даже не заметил, куда заехал в начале их разговора. Место было совсем другое, и дорога вела вовсе не к дому Сюзаны, а к его дому. Он не заметил, как подсознательно повел машину в свою сторону.

Этот летний вечер совершенно отличался от тех, которые были у них раньше. Они любили, они верили в свою любовь и в свои истинные намерения. Они знали, что этот мир не примет то, что они сегодня сделали, но им было все равно, теперь все равно. Сюзана и Генри были поглощены лишь друг другом, и были не в силах думать о выдуманных, кем-то, законах мнимой морали, где любить разрешалось лишь по кодексу.

Глава 7

Раннее утро пахло кофе и легким запахом цветущей яблони, который доносился из открытого окна. Лучи солнца пробирались сквозь незадёрнутые шторы и мягко ложились на помятую белую пастель. Легкое дуновение июньского ветра доходило до ее белокурых волос, от чего они немного содрогались.

Она лежала обнаженная на этой белой, точно снег, пастели. Воздушное одеяло прикрывало ноги и талию; она лежала на животе, сжимая подушку под головой. Это нежное создание лишь за одну ночь так преобразилось. Словно из кокона она вылетела в прекрасную бабочку.

Сюзана Фэр спала в его кровати безмятежным сном, чувствуя полною свободу и умиротворение. Она знала, что отныне стала другой, ее переполняло чувство любви, которое она испытала ночью. Генри любил ее со всей страстностью, от чего она утопала в нем и в удовольствии, которое он ей дарил.

Проснувшись рано утром, Генри Оскар был счастлив, он ощущал приятное биение сердца и теплоту в душе, смотря на Сюзану. Он чувствовал другую любовь, ныне ему не знакомую, столь искреннюю, настоящую и чистую. Она затмила все его тревожные мысли. Но это сладкое мимолетное мгновение быстро исчезло, когда он вспомнил, что эта юная девушка, еще вчера была юной девочкой. Отчего ему становилось с каждой минутой, с каждой секундой неописуемо стыдно за то, что он сделал. За то, как он любил ее ночью, забыв, что ей всего пятнадцать лет, за то, как лишил ее детства, сгорая от желания. Он боялся думать о последствиях, осознавая, что это преступление. Душевная борьба, где рассудок не хотел проигрывать любви, не давала ему покоя.

Несколько раз он подходил к прекрасному и беспомощному телу Сюзаны, которое предавалось сладкому сну, и смотрел на него. Он не мог разглядеть в ней ребенка, и от этого ему становилось легче, но стоило вспомнить ее возраст, как мучительная борьба вновь овладевала его душой. После двух часов невыносимых раздумий он подошел к раковине в ванной, желая холодной водой отрезвить свой разум. Взглянув в зеркало, которое висело над раковиной, он увидел безнадежного человека, но в то же время, его глаза так и продолжали гореть любовью к Сюзане.

Генри знал, что не сможет прекратить эту любовь и не собирается хоронить эти чувства и оставлять ее. Его мучило то, что, несмотря на всю неправильность совершенных им действий, он еще с большей страстностью желает быть с Сюзаной и дарить ей каждый день эти теплые чувства.

— Генри? – нежным голосом позвала Сюзана.

— Моя леди, — негромко произнес он, выходя из ванной, — ты проснулась.

Сюзана медленно сделала пару шагов навстречу Генри, а затем легко и быстро подбежала, примкнув к его груди.

— Я так счастлива Генри! Когда я проснулась и увидела, что тебя нет, подумала, что это был очередной сон.

Сюзана обвивала своими длинными, нежными руками шею Генри Оскара. От ее нежного цветочного запаха у него кружилась голова, не в силах сопротивляться он крепко ее обнял.

— Любовь моя… Сюзана… ты не жалеешь о случившемся?

— Генри, — шептала она, — что ты говоришь… разве ты не видишь, как я счастлива?

Генри отпустил ее из своих объятий и присел на стул.

— Что с тобой? Неужели ты пожалел? – трепетно спрашивала Сюзана, стоя над ним.

— Вовсе нет…

Сюзана стояла перед ним, прикрывая тело одеялом. Такая юная и прекрасная. Генри поднял глаза и взглянул на нее; утренний свет освещал ее обнаженные плечи. Он лишь смотрел на нее, а внутри уже все пылало.

— Сюзана, если честно, мне очень стыдно. Я виню себя за то, что сделал и то, что не могу исправить… я люблю тебя так сильно, что даже страшно.

Сюзана смотрела на Генри и не понимала, почему он просто не поцелует ее. Отчего он продолжает отталкивать ее и говорить о сожалениях.

— Генри! – воскликнула Сюзана, — хватит! Мы любим друг друга, разве этого не достаточно?

— Как же ты не понимаешь, я совершил преступление. Я, можно сказать, изнасиловал тебя! Девочку…

Сюзана нахмурилась и опустила голову, а после лихо дала Генри пощечину.

— О чем ты говоришь? Изнасилование? Генри, я не сопротивлялась, я желала этого. Я хотела, чтобы это был именно ты. Я искала твоего внимания, потому что знала, сам ты не решишься, именно из-за нашего возраста.

Генри растеряно смотрел на Сюзану и видел в ней, уже, взрослую девушку, которая одним действием, вновь убила в нем сомнения.

— Ты хороший человек, — более нежно произнесла Сюзана, — и сам бы ты на такое не решился. Кого и надо винить, так это меня. Я хотела твоей любви. Так что, вини меня!

Слова Сюзаны привели его в чувства. Эта ситуация загнала его в темный угол подсознания. Он забыл, что их связывает нечто большее – любовь.

— Генри, прекрати думать, что ты преступник и не отворачивайся от меня. Это причиняет мне боль.

Сюзана прислонила свою ладонь к его горячей щеке, и крепко поцеловала в губы.

— Прости, моя прекрасная леди! Просто принять все это мне нелегко. Стоит лишь подумать о нашей разнице в возрасте…

Сюзана положила свои длинные мягкие пальцы на губы Генри:

— А ты не думай…

Генри смотрел в ее прекрасные, кристальные глаза, которые блестели от счастья. С каждой секундой, он понимал — какие бы смятения не происходили в его душе, он не перестанет восхищаться, желать и искренне любить Сюзану Фэр.

— Ты для меня целый мир, моя прекрасная леди…

Глава 8

— Сюзана, я тебе еще не успела сказать, — произнесла миссис Вивьен Фэр, накрывая на стол.

— Что сказать, мама?

— Вчера твоему отцу сообщили, что его переводят во Францию, так что нам придется переехать.

Фарфоровая чашка, которую несла Сюзана, выпала из ее рук и вдребезги разбилась. Руки Сюзаны затряслись, а на лице появилось смятение.

— Боже мой, Сюзана, да ты что! — воскликнула миссис Фэр, подбегая к дочери.

— Я не поеду! – трепетно воскликнула Сюзана. Ее лицо побледнело, а в груди все сжалось.

— Как это, ты не поедешь?

— Мама, я могу пожить здесь!

— Вовсе нет, квартиру мы продаем, да и одна ты жить не будешь, тебе всего пятнадцать. И, кстати, друг твоего отца, уже нашел нам место. Сюзана, тебе очень понравится район, где мы будем жить. Это же Франция, Париж, ты сама говорила, что это город твоей мечты.

— Мама, — дрожащим голос произнесла Сюзана, — прошу, оставьте меня здесь.

Глаза Сюзаны заблестели, она старалась всеми силами сдержать слезы, которые так хотели политься.

— Да что с тобой, милая?

Миссис Фэр подбежала к дочери и нежно ее обняла, не понимая, от чего она так расстроена.

— Доченька, расскажи мне, что у тебя произошло? Ты сама не своя!

— Ничего, просто здесь моя жизнь…

— Я понимаю, но у нас нет выбора, тем более, это не навсегда.

— А на сколько? — обнадеживающе спросила Сюзана.

— Думаю, на два-три года. Да и кто знает, может нам понравится эта страна, что мы и вовсе решим там остаться!

Сюзана растеряно взглянула на мать и безмолвно пошла к себе в комнату. Она не могла прожить и дня  без Генри, а уж два-три года, подавно, ведь для нее, это была целая вечность.

***

Отношения Сюзаны и Генри были тайными, чарующими и полными любви. На протяжении месяца, с того самого дня, они не могли надолго расстаться. Тайные встречи, ложные репетиции, уроки актерского мастерства, они прятали свою любовь ото всех, и жадно наслаждались друг другом. Проводя целые ночи полные любви, они узнавали друг друга все больше. Разговаривая на самые разные темы, они тонули в мире, где существовало лишь двое — она и он.

Генри давно смирился, что горит любовью к пятнадцатилетней девушке, а Сюзана никак не могла осознать, что ему тридцать. Эта любовь дополняла обоих, давая силы жить и творить. Они знали, что отныне друг без друга не существуют.

— Генри, я не смогу жить без тебя! – пылко говорила Сюзана, захлебываясь в слезах.

Генри Оскар стоял растерянный и не мог поверить в ее слова. Словно на их мирный остров любви обрушилось цунами, смывая, все, что у них было, на пути.

— Сюзана, о чем ты говоришь?

— Моя семья хочет переехать в Париж из-за работы отца. Пожалуйста, поехали со мной!

Сюзана не могла остановиться, слезы сами лились. Ей казалось, будто, ее убивает изнутри неведомая сила.

— Сюзана, — негромко сказал Генри, немного помолчав, — я не могу поехать с тобой…

Сюзана почувствовала, как защемило в груди от этих слов.

— Ты вот так просто дашь мне уехать?

Генри молчал, но внутри него разрывалось сердце от того, что Сюзана плачет, от того, что уезжает. Его мир, который она создала, рушился необыкновенно быстро и это его убивало.

— Я хочу, но не могу… если бы ты была совершеннолетней, я бы поехал за тобой хоть на луну. Пойми, это будет во вред и тебе, и мне.

Он знал, что эти слова резкие и вкус их горек. Но он не мог поехать за ней, не вызывая подозрений у ее родителей, у его друзей, коллег и всех, кто их знал. В последнее время они часто находились на людях вместе и порой, ему казалось, вели себя отчасти легкомысленно и открыто. Из-за этого Генри знал наверняка, что будет уйма вопросов, когда все узнают, что он решил вот так все бросить и уехать в чужую страну, где, притом, живет Сюзана. Подвергать себя и ее подобной опасности было нельзя.

— Генри…

От его слов жгло в груди, но она знала, что он прав. Сюзана понимала его чувства, ведь они были так похожи на ее.

— Я знаю, что не могу без тебя. И эта новость привела меня в шок, но Сюзана, это же не навсегда!

— Генри, ты не сможешь так долго ждать меня.

— Я могу к тебе приезжать хоть каждую неделю, слышишь! — Генри подошел к ней и стал нежно прижимать к себе. — Что ты говоришь? Сюзана ты для меня целый мир. Я не существую без тебя и, если ты забудешь меня, я просто умру.

Генри аккуратным движением вытер слезы Сюзаны и поцеловал ее влажные глаза:

— Никто, никогда не сможет тебя заменить. Только ты живешь в моем сердце.

Сюзана взглянула в его ярко-карие глаза, которые были полны искренности и любви.

— Я буду любить только тебя! Ты во всем был первым и единственным, потому я принадлежу лишь тебе, Генри Оскар.

***

Под конец лета время начинает идти необыкновенно живо, перестраиваясь на новый лад. Становится более холодно, темнеет куда быстрее, чем неделю назад, и лишь вкус сладкой клубники и терпкой груши заставляет вспомнить жаркие июльские ночи, когда испытывал жажду, неутолимую жажду любви.

— Эй, Генри, ты что, не слышишь… я тебя уже третий раз зову, — возмущенно воскликнул Эд Скотт, один, из ведущих режиссеров Большого Театра, и вдобавок, лучший друг Генри Оскара.

— Извини Эдди, я задумался, совсем скоро новый театральный сезон…

Генри Оскар сидел невозмутимо и задумчиво в одной из комнат Большого театра, которая была похожа на гримерку. Табачный дым от сигареты Эда Скотта, сгущал  его мысли. Он не слышал, о чем тот пытался с ним поговорить, так как мысли Генри были полны рассуждений о Сюзане.

Если бы ему сейчас было двадцать, и он был бы не опытен, то яростно, без раздумий, ринулся за Сюзаной в Париж. Но его здравый смысл, выработанный за эти года, пытался сохранить те нежные чувства, которые ему были важны больше всего на свете. И, даже, наличие режиссерской деятельности ушло далеко на второй план. Сейчас, приходя в театр под предлогом работы, он отвлекался от мысли, что она уедет уже через три дня.

— Скажи Эдди, — воскликнул Генри, перебив утомительный монолог мистера Скотта, в который он не вникал, — если бы ты сильно влюбился, но твоей даме пришлось бы улететь от тебя в другую страну, чтобы ты сделал? Полетел бы за ней, не взирая ни на что?

Эд Скотт задумчиво почесал затылок и ухмыльнулся. Спрашивать такое у него было, наверное, не лучшей идеей. У Эда за плечами два неудавшихся брака, чему обязан он. Эд всегда разрывался между двумя женщина и никак не мог выбрать одну, да и о чистой любви он никогда не слышал. Успех у женщин, из-за его привлекательной внешности, давал о себе знать. Эд был старше Генри на пять лет, но он знал, что именно Генри умеет обращаться к зову сердца, и опыта, в амурных делам, у него намного больше. Хотя Эд Скотт считал именно себя более крепким и серьезным в подобных отношениях, в отличие от мягкотелости Генри. Он полагал, что именно из-за его характера ему и изменила его бывшая жена Луиза.

— Генри, ты же знаешь, как я к такому отношусь…

— Прости, я забыл, что ты совсем не умеешь любить.

— Зато, я хорош в другом!

Эд потушил остаток крепкой сигареты и налил себе немного виски.

— Ладно. Говори, кто у тебя появился?

— Что? С чего ты решил? – растеряно спросил Генри.

— С чего? С твоего взгляда. Этот взгляд влюбленности, я ни с чем не перепутаю! У тебя так рожа светится, аж противно.

Генри тоже налил себе немного виски и сделал небольшой глоток.

— Генри, говори! Ты такой уже месяца четыре. Мне интересно, кто смог так запасть в твое любвеобильное сердечко, что из холодного, ненавидящего всё парня, ты вновь засиял?

— Что ты несешь.

Генри поставил стакан и встал, потянувшись. Он не желал обсуждать свои отношения и уж точно Сюзану. Ему просто было интересно, как на его ситуацию среагировал бы другой мужчина. Но он пожалел, что спросил мнения Эда.

— Ладно, я пойду, сегодня у меня еще дела, бывай Эд. – Сдержанным голосом произнес Генри, выходя из комнаты.

— Я бы поехал за ней… — допивая виски, сказал Эд.

Генри взглянул на него и вышел из комнаты. Он удивился его ответу. Генри понимал, что если бы Эд узнал, что ей всего пятнадцать, его ответ был бы другим. И если бы Эд узнал, что натворили Сюзана и Генри, то был бы шокирован и озлоблен на него от такого глупого, на его взгляд, поступка. После этого Генри Оскар решил, что пусть все остается так, как есть. Сюзана уедет, но он будет к ней прилетать, пока она ему не откажет. Чтобы не вредить ни ей, ни ему — так будет правильно. Ведь этот мир был так далек от понимания их чувств.

***

 — Время так быстро идет, что хочется сломать все часы, надеясь, что это поможет, — улыбаясь, говорила Сюзана, обнимая Генри сзади и утыкаясь лицом в его широкую теплую спину.

— Я с тобой забываюсь, — произнес Генри, нежно сжимая руки Сюзаны, которые касались его груди, — какой сегодня день?

— Остался один день, Генри…

Сюзана сильнее прижалась к Генри, заточив в крепкие объятия. Генри сидел на кровати впереди нее, обнимая ее руки и думая лишь о том, чтобы завтрашний день никогда не наступал.

— Сюзана, ты не должна огорчаться, — негромко сказал Генри, поворачиваясь к ней лицом, — это же не расставание…

Сюзана сидела напротив Генри, поджав колени, в белом ситцевом платье с кружевной оборкой — нежная и изящная, как всегда. Ее взгляд был прикован к его прекрасному лицу. Янтарные глаза так блестели, словно он был готов разрыдаться, но Генри продолжал улыбаться, не подавая виду. Его белокурые волосы не были зачесаны назад, как обычно, они были растрепаны и сильно пахли персиками от шампуня. Сюзана видела, что он был огорчен не меньше ее. Всеми силами он старался этого не показывать, чтобы ей было не так тяжело, но его немного потрепанный и изнуренный вид говорил сам за себя.

— Я все время забываю, что тебе тридцать. – Улыбнувшись, не отводя от него взгляда, произнесла Сюзана. – Ведь ты ведешь себя, словно тебе восемнадцать!

— С чего это ты так решила, — возразил Генри, делая вид, что он возмущен, — я, между прочим, взрослый и веду себя подобающе…

Генри не мог более сдерживаться и вести себя непринужденно, капли слез заблестели в его глазах и он опустил голову на плечо Сюзаны, чтобы она не видела его жалких слез.

— Генри! – воскликнула Сюзана, положив руку на его голову.

— Не смотри на меня… я не веду себя, как взрослый, я и не взрослый вовсе… с тобой я совсем стал другим… но сейчас — я жалок…

Генри пытался всеми силами не зарыдать, но вкушая ее цветочный запах, ощущая ее мягкие волосы и нежное плечо, он не мог сдерживаться, осознавая, что завтра ее здесь, уже, не будет.

— Ты вовсе не жалок, — произнесла она, поднимая его голову, — у тебя есть чувства, это и означает, что ты живешь, что ты любишь меня.

Из глаз Сюзаны полились слезы. Она не говорила ему, что каждую ночь, как только узнала о переезде, плачет.

— Генри, я знаю, что ты чувствуешь, потому что мы связаны, ведь я чувствую то же самое.

Сюзана взяла в свои руки его лицо и крепко поцеловала в губы.

Нежная ночь была холодной. За окном стоял август и ветер, который невольно зашел в его квартиру через открытое окно был, уже, не теплый, как раньше. Он нес перемены в их жизни вместе со сменой времен года. Звезды светили им, месяц освещал его и ее белокурые волосы. В комнате становилось прохладно, но они этого не чувствовали, пока их питал жар любви.

— Сюзана, мне больно… — шептал Генри, опустив глаза.

— Мне тоже, но я знаю, что мы сможем пережить это испытание. Да, ты не сможешь быть со мной каждый день. Да, я знаю, что и из-за работы ты не будешь прилетать каждую неделю… но Генри, от нашего временного расставания я так же знаю, что буду любить тебя еще больше!

— Сюзана, я так тщательно стараюсь скрыть все, что у меня внутри, хоть и знаю, что от тебя, как бы ни пытался, не смогу скрыть всего этого! Ты слишком хорошо меня знаешь. Да я говорил, что это не навсегда, но Сюзана… мне тяжело…

Сюзана вытерла свои слезы и подняла голову Генри, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Да! Мне тоже тяжело, но мы справимся. Я знаю, какой ты замечательный. Впервые, когда я тебя увидела, ты был так холоден, под маской высокомерия и безразличия, но, невзирая на это, я знала, что ты самый необыкновенный и загадочный человек, которого я когда-либо встречала.

Генри смотрел на нее чарующим взглядом, впитывая каждое ее слово, каждое выражение ее лица.

— Тогда, я еще не осознавала, но Генри, я уже тебя любила, а это значит навсегда. И пусть мне всего пятнадцать, но я буду любить тебя и в двадцать пять и в тридцать.

Сюзана наклонилась к Генри и обвила своими руками его сильную шею. Внутри Генри все сжалось и, в порыве, он крепко заключил ее в свои объятия.

— Моя прекрасная леди! Я не устану повторять, что ты мой мир…

— Подари мне эту ночь, Генри…

Он крепко прижимал ее к себе и ощущал тепло ее тела. Сердце у обоих вырывалось из груди. Чувство нескончаемой любви, которое они испытывали, было похоже на чувство голода, потому что им было так мало одной ночи, чтобы выразить все, что было в их сердцах.

В их комнату проникала ночь, неся за собой свет месяца и звезд; они освещали два тела переплетающихся в нежной и страстной любви, которым предстояло насильно расстаться и испытать свои чувства.

Ночь была так нежна и так холодна, но так прекрасна, когда ты влюблен.

Глава 9

«Я любила лишь раз и навсегда. Последний поцелуй, что я испытывала, принадлежал ему… последние слова, что я произнесла – до встречи»

                                                                        С.Ф.

День, напоминающий сцену из театральной поставки, где мужчина вынужден отпустить свою любовь — был ужасен.

Генри Оскар не мог проводить Сюзану прямиком до аэропорта, но мог сполна насладиться последними, в этом месяце, минутами, с ней, дома. Не выпуская ее из своих объятий, говоря на разные темы, занимаясь разными ее и его увлечениями, точно она покидает этот мир, а не страну. Он хотел как можно больше времени провести с ней.

— Генри, я помню, что тогда ты отреагировал куда спокойнее, чем сейчас, — улыбаясь, сказала Сюзана, выходя из ванной.

— Тогда? Когда ты впервые сказала, что уезжаешь? Ну, я пытался быть взрослым, как ты любишь говорить, но я быстро сдался и понял, что с тобой я могу быть самим собой.

Генри зачесал волосы назад, взглянул в зеркало и вышел из ванны. Сюзана стояла уже возле окна и допивала кофе.

— Ты готова? – нерешительно спросил он.

— Да…

Они ехали и молчали. Сюзана не знала, что сказать, а Генри не знал, что спросить. Будто какое-то помутнение нашло на двоих, точно жестокая реальность, про которую они лишь говорили, наконец, обрушилась на них.

Доехав до аэропорта, они поняли, что так ничего и не сказали друг другу.

— Я здесь выйду… — негромко произнесла она.

— Хорошо, тогда я припаркуюсь тут.

— Родители думают, что меня подруга привезла. Скажу, что она уже уехала…

Генри смотрел на расстроенный профиль Сюзаны. Ее лицо побледнело, но губы горели алым цветом. Он никак не мог совершить какое-нибудь действие, боясь, что на этом все и кончится.

— Ладно, я пойду.

Сюзана, немного погодя, приоткрыла дверь его машины, как вдруг рука Генри решительно, но нежно схватила ее руку.

— Точно, как в тот раз, — восхищенно произнесла Сюзана, повернувшись к нему, — ты помнишь?

— Конечно, помню! Прости, что всю дорогу не решался к тебе прикоснуться, Сюзана… иди сюда…

Он потянул ее тело к себе и крепко обнял. В глазах Сюзаны задрожали слезы, ее руки крепко вцепились в его кофту.

— Я так люблю тебя! – дрожащим голосом говорила Сюзана.

Лучшего дня для тяжелого расставания и не найти. Одна капля за другой начали звонко постукивать по крыше и стеклам машины, плавно переходя в грустную песнь августовского дня. Генри продолжал обнимать Сюзану, а та готова была в нем утонуть. Он целовал ее, как в тот июньский вечер после большой премьеры спектакля, вновь в этой машине. Дождь усиливался и превращался в печальный ноктюрн, а они так и не могли расстаться.

— Генри, — прошептала Сюзана, — мне пора…

Генри мягко сжал ее руку и еще раз поцеловал в губы.

— Я так не хочу тебя отпускать…

— Милый, дорогой Генри, я всем сердцем буду с тобой…

В его машине пахло, как в тот раз, в ее первый раз. Так приятно и свежо, словно Сюзана перенеслась в тот месяц, в то время, когда они оказались на обочине одной из улиц города. Его нежный взгляд ярко-карих глаз и необыкновенно красивая, загадочная внешность и прекрасная душа навсегда останутся в ее памяти и сердце.

Сюзана вышла из машины и прохладный дождь, точно нарочно ожидая лишь ее, обрушился сильным потоком. Голубое платье, которое быстро стало прилипать к телу, впитывая холодные капли августовского дождя, еще немного развивалось на ветру и доносило до Генри цветочный запах Сюзаны. Ее волосы немного намокли. Он стоял рядом с машиной и смотрел, как она уходит в жизнь, где его нет. Дождь безжалостно бил его по голове, точно напоминая, что ему придется смириться и отпустить ее. Она шла и не оборачивалась, ведь сердцу было и так больно. Сюзану спасала мысль лишь о том, что он скоро будет вновь рядом. Точно луч солнца, который пробился через эти тучи и этот коварный дождь, Сюзана назло той боли повернулась с яркой и радостной улыбкой, которая осветила душу и мысли Генри. Эта улыбка была настолько обнадеживающей, что он не смог удержаться и улыбнулся в ответ.

Порыв ветра нес ее к нему в объятия. Ей было все равно на окружающих, все равно на то, что она бежит под холодным дождем, что вся ее одежда стала мокрой. Она бежала к нему, словно создавая дорожку из радуги, как яркий луч, который спасет его от отчаянья. Сюзана бросилась на шею Генри, он прижал ее к себе и вновь чувство спокойствия начало в нем и в ней зарождаться, они ощущали, как легкость проникает в их души. Темный и холодный дождь перестал их бить, даря надежду на будущее.

— Мы совсем скоро будем вместе, — шептал Генри на ухо Сюзане, — жди меня, моя прекрасная леди!

— До встречи, Генри Оскар, любовь моя.

Часть вторая

***

Она перебирала изящными пальцами клавиши пианино, создавая возвышенную мелодию, в которой можно было потеряться и забыться. Июньский ветер нежно касался ее длинных белокурых волос, которые как шаль окутывали прямую спину. Длинное ситцевое платье, цвета неба, прикрывало ее длинные стройные ноги, которые изящно и решительно нажимали на педали пианино. Она сидела, как фарфоровая кукла: прекрасная и нежная. С такими же алыми губами и кристальными глазами.

Взглянув на своего мужа, который был увлечен работой, она невольно вспомнила того мужчину, в которого впервые в жизни влюбилась. Который был первым во всем.

Глава 10

Генри Оскар резко проснулся от звука будильника. На часах было восемь утра. Для него это был один из тех серых дней, что были вчера и неделю назад.

Находясь еще в полудреме, он медленно встал с кровати и принялся заваривать кофе. На улице стояла теплая весенняя погода, но в его душе уже давно поселилась холодная осень.

С тех пор, как Сюзана Фэр уехала в Париж, прошло три года, из которых они общались, можно сказать один год. Генри приезжал поначалу к Сюзане чуть ли не каждую неделю, проводя с ней по два-три дня. Продолжалось это около трех месяцев. Потом Генри предложили вернуться к актерской карьере, и задействовали в съемках фильма, из-за чего почти три месяца он не мог к ней прилететь. Потом он вновь вернулся к режиссуре, понимая, что без множественной работы он не сможет видеть Сюзану, когда пожелает. Больше полугода они не виделись и лишь разговаривали по телефону или видео звонку, но это было для них неважно. Генри и Сюзана продолжали любить друг друга. Беседуя обо всем, что у них происходило, они теряли счет времени, забывались в неделях и, наконец, вновь встретились во Франции, в мае — в канун шестнадцатилетия Сюзаны. Генри провел с ней четыре дня.

Они продолжали скрываться от всего мира. Ради этого Генри снял прекрасный, небольшой и уютный коттедж подальше от шумного города для нее и для их встреч.

Сюзана, приспособившись к новому месту в Париже, нашла первых друзей, с которыми могла хорошо ладить. Она стала ими прикрываться перед родителями, говоря, что проводит время с ними, ночуя у Генри. Эти отношения становились крепче с каждой встречей, с каждым разговором, с каждым звонком. Они утопали в любви, проживая вместе эти короткие дни, как супружеская пара. После долгого отсутствия Генри не узнавал Сюзану. Она становилась все прекраснее, взрослее и утонченнее, но стоило ей лишь примкнуть к его груди, поговорить с ним, он вновь видел перед собой ту юную девушку. Он влюблялся в нее все сильнее, каждый раз по-новому.

Сюзана продолжала обучаться искусству. Помимо актерской игры она брала уроки фортепиано и имела большой успех. Во все летние месяцы, после ее дня рождения, они виделись. Генри прилетал и в июне, когда они вспоминали их первую ночь, и в июле, когда под светом луны они жадно и страстно любили друг друга, и в конце августа, когда они последний раз встречали утро вместе.

В переломный момент, когда Генри вновь не смог прилететь к ней из-за репетиций в театре, Сюзана исчезла из его жизни. Она переехала, не оставив ни адреса, ни нового номера телефона. Генри не понимал, что могло с ней произойти. При их последней встречи, в августе, они любили друг друга, тогда Генри пообещал, что прилетит к ней под конец сентября. Когда Сюзана поменяла номер телефона, он сразу же обеспокоенный вылетел во Францию. Генри пришел прямиком к ней домой, но к его большому удивлению выяснилось, что  семья Фэр больше не жила в том доме. Как бы ни искал Генри, не мог найти ни Сюзану, ни ее семью. Из всех школ и кружков она ушла, а ее отец перевелся в другую фирму. С сожалением Генри понимал, что семья Фэр могла переехать и вовсе в другую страну. В один миг его мир утонул в отчаяние и не понимание того, от чего Сюзана так с ним поступила. Он несколько дней искал ее по Парижу и его окрестностям, в их коттедже, ожидая найти хотя бы маленькую записку от Сюзаны, но ни ее, никаких заметок нигде не было.

После того, как Генри вернулся домой, он точно умер. Кое-как, с помощью друзей и коллег, он провел спектакль, над которым работал, а после ушел в отпуск. Почти месяц он никуда без необходимости не выходил. Генри страдал, и от одиночества начал винить себя в том, что чем-то обидел Сюзану и она оставила его. Он чувствовал себя намного хуже, чем когда переживал развод. Генри Оскар вновь вернулся к тому миру, в котором он жил до встречи с Сюзаной Фэр, к тому миру, где он чувствовал себя настолько опустошенным, что не видел ни в чем смысла. Его продолжала душить любовь к той девочке, которая стала с ним девушкой. Лишь от одной мысли о Сюзане его сердце так сжималось, что слезы сами по себе, словно град, обрушивались на него.

Мучительное состояние длилось всю ужасную, для него, осень, которая отныне засела в его груди, ни смотря не на какие времена года и погоду. Это состояние продолжалось всю зиму и начало весны. В мае Генри вновь начал работать режиссером в Большом театре. По иронии его назначали одним из режиссеров спектакля «Мимоза», так как пару лет назад он сделал ошеломительный успех этого спектакля с юной труппой, а теперь ему доверили проделать эту же работу с взрослыми, опытными актерами. Генри не стал отказываться, лишь из-за необходимости в деньгах.

Его актерская карьера пошла на спад, он не мог играть никаких персонажей, Генри вновь потерял вдохновение. Понемногу он стал походить на того себя, что предстал перед Сюзаной при их первой встречи. Актерская труппа его уважала за истинное мастерство и сильно недолюбливала за эгоизм и высокомерие. Совсем опустошенный внутри, он стал закрывать свое сердце ото всех, продолжая бережно, в глубине, хранить любовь к Сюзане. Но это не помешало ему ответить на чувства одной из стандартных актрис, которая играла в его постановке. Генри лишь спал с ней и не более того, а она, как ему казалось, не требовала ничего взамен.

Понемногу она приглушала его боль, отвлекая от той девушки, что в сердце, уже, навсегда. Генри Оскар забывался с чужой для него женщиной в пастели, не даря ей никаких чувств. Он был к ней холоден и равнодушен, но ей было все равно. Оксана Рокс была безумно влюблена в Генри и рада тому, что он был просто с ней.

В июне Генри начал страдать сильнее, вспоминая те года, когда он проводил летнее время с Сюзаной. В его окружении появились лишние женщины. Помимо Оксаны, он спал еще с тремя девушками, которые были не из театра, но из сферы искусства. Их присутствие в его жизни, не помогло заглушить боль, и тогда Генри стал понемногу выпивать. Так прошло его лето: он тонул в работе, женщинах и алкоголе, не давая мыслям о Сюзане вновь проникнуть в его душу и овладеть им. Генри Оскар стал себя чувствовать более спокойно под конец августа. Работа в театре его поглотила и от прочих женщин, к началу осени, осталась лишь Оксана Рокс.

Находясь, отныне, единственной девушкой в его окружении, Оксана пыталась хоть как-то направить их пустые отношения к более серьезным, но Генри это было не нужно. За то время, что длилось словно вечность, он понял, что нуждается в Оксане, скорее, как в друге. Она помогла ему и впредь, если ее не будет рядом, он вновь утонет в прошлом и уже не сможет выдержать повторно той боли.

Оксана была с ним долгую зиму и теплую весну, дарила любовь, которая его держала в равновесии, он же в свою очередь был ей благодарен. За этот год она с горечью поняла, что Генри ее не полюбит никогда, но, тем не менее, продолжала быть рядом с ним. Оксана Рокс наслаждалась каждой минутой, проведенной с Генри Оскаром, точно чувствуя, что скоро это может кончиться.

Проснувшись окончательно и, наконец, сделав кофе, Генри вспомнил, что на улице уже май. Открыв окно, он вдруг почувствовал теплый ветер, который нес с запахом цветущей яблони и черемухи перемены. Он вышел на балкон и присел на стул. Внизу уже было полно людей, все куда-то спешили, откуда-то шли, не видя, что творится над их головами и вокруг них. На улице было прекрасное время. В воздухе, точно снег, пролетали лепестки вишни, неся с собой поток перелетных бабочек.

Спустя, почти, два года после исчезновения Сюзаны из его жизни, он, наконец, смотрел беззаботно и душевно на мир и природу. Одинаково серые дни, которые его преследовали эти мучительно долгие месяцы, ушли. Прошлый май был для него настолько пустым, что все воспоминания были стерты. Но сейчас он, от чего-то, был полон их и от этого невольно вспомнил, как проводил лето на этом балконе с Сюзаной. Как она пила прохладный чай с лимоном в душную июльскую ночь, говоря с ним про луну и звезды и то, как его любит. В груди Генри защемило, он еще раз взглянул на небо, на людей и на все цветущие деревья, которые мог увидеть. Он допил кофе и вышел с балкона, оставив открытым верхнее окно, чтобы это майское дуновение, которое было ему приятным, захватило всю комнату.

***

— Ты сегодня рано, мы же на час договаривались. — Радушно сказал Эд Скотт, встретив Генри у входа в Большой Театр.

— Дома было скучно, — сдержанно произнес Генри, проходя мимо Эда.

Эд Скотт быстро потушил свою сигарету и поспешил вслед за Генри Оскаром.

— Слушай Генри, ты сегодня бодр, с чего это?

— Не понимаю тебя.

— Ты обычно хмурый, а сегодня светишься!

Генри взглянул на Эда и ухмыльнулся. Он понимал, из-за чего с ним происходит такое благоговение, еще с утра. Генри почувствовал, что дышать и жить ему стало в разы легче. Он вновь видит весну, вновь дышит сладкими ароматами, вновь радуется, идя на работу, не потому что надо заглушить боль чем-то, а потому что ему этого хочется. Генри не понимал пока от чего это чувство освобождения: то ли от вчерашней вечерней прогулки с Оксаной, прекрасного ужина и долгого душевного разговора, то ли от того, что он научился жить без Сюзаны Фэр. Пусть он продолжал тепло о ней вспоминать, и эти воспоминания будут жить в нем вечно, как и чувство той любви, но он научился со всем этим жить и понял, что, наконец, может двигаться дальше с другой женщиной.

— Ты что же решил всерьез задуматься о совместном будущем с Оксаной? – воскликнул Эд, забегая в комнату, где работал Генри.

— С чего ты сделал такие выводы? – раздраженно спросил Генри.

— Ну, вчера, в кой том веке, вы провели нормальное свидание. А будоражит то, дорогой друг, что именно ты позвал ее.

Генри  разложил сценарий, чтобы проверить некоторые сцены, посмотрел на Эда и, выдохнув, ответил:

— Эдди, это не означает, что я собираюсь на ней жениться!

— Хм… почему она тебя так любит, несмотря на то, какой ты засранец?!

Эд выдохнул и достал из кармана пачку дорогих и крепких сигарет. Закурил одну и по комнате вмиг распространился терпкий запах табака.

— Генри, я знаю, что ты страдал из-за любви.

Генри оторвал взгляд от сценария и перевел на Эда.

— Я не имею в виду Луизу. Ты почти два года страдал по Сюзане… и вот только недавно, вроде как, стал приходить в себя, благодаря Оксане.

Во взгляде Генри появилась легкая тревога, он не мог понять, откуда Эд знает о ней. Он обеспокоился, что мог сам рассказать о Сюзане и их любви, по пьяне.

— Так что будь к ней добрее, она не отвернулась от тебя до сих пор, — продолжал пылко Эд Скотт, —  она лечила тебя все это время, будь благодарен, она прекрасная девушка. Тебе уже тридцать три, задумайся о будущем, черт возьми!

Генри собрал сценарий и, встав из-за стола, пошел к выходу, не желая выслушивать подобное от того, кто не может разобраться в своей жизни, поступая куда хуже.

— Кто эта Сюзана? – негромко спросил Эд.

— Девушка, которая всегда будет в моем сердце.

— И где она?

— Это не важно. Откуда ты знаешь о ней?

— Ты сам мне рассказал, — негромко ответил Эд, подойдя к Генри, — а главное ты сказал, что она была так молода…

Лицо Генри побледнело, он искоса взглянул на Эда, который стоял рядом с ним с выражением, точно знает то, что неизвестно ему.

— Так что Генри, поскорее забудь про это, для своего же блага.

Эд похлопал его по спине и вышел из комнаты, оставив Генри в недоумении.

После репетиции к Генри подошла цветущая Оксана Рокс. Она была весьма хороша, талантлива и умна, в меру стройна и невообразимо суетлива и энергична. Она была невысокого роста с зелеными, как изумруды, глазами и длинными, вьющимися черными волосами. На ней была небольшая соломенная элегантная шляпка, недлинное платье красного цвета и легкий весенний ситцевый шарф белого цвета. Она, как всегда, излучала солнечные потоки, улыбчивая и на первый взгляд беззаботная.

— Генри! — воскликнула Оксана, прыгая в его объятия, — я так соскучилась!

Он посмотрел на ее сияющее лицо и невольно улыбнулся.

— Мы были весь день вместе, — произнес Генри, прижимая ее к себе.

— Ну, это не то. На сцене я — актриса, ты – режиссер. А за кулисами мы влюбленные, которым никто не нужен.

Оксана Рокс была оптимисткой и весьма жизнерадостным человеком лишь поверхностно, в душе и наедине с собой, она была весьма несчастна и знала это. Множество расставаний и унижений были в ее жизни из-за наивности и излишней доброты. За свои двадцать пять лет, она всегда влюблялась и отдавала всю себя, не получая ничего взамен. В итоге, она просто к этому привыкла, внушив себе, что ее не смогут никогда искренне полюбить. Встретив Генри, у нее появилась надежда на то, что однажды он сможет дать ей ту любовь.

— Поужинаем вместе?

— Опять? – удивленно спросил Генри.

— А почему нет, я бы могла к тебе сегодня приехать на ночь. Провели бы больше времени вместе.

— Оксана, я сегодня планирую поработать дома, надо сценарий закончить.

— Ну, Генри! – воскликнула она, обвивая своими немного смуглыми руками его шею, — я хочу провести сегодня ночь с тобой.

Оксана примкнула к его губам, Генри не смог ее оттолкнуть и ответил взаимностью.

— Так что? Я могу заехать?

— Хорошо, — ответил он, выдохнув, — приезжай, но тогда сейчас мне пора, надо больше работы сделать в театре.

Оксана была рада его словам и от такого порыва счастья прыгнула к Генри на шею и вновь поцеловала, тот едва не упал. Оксана была ниже его, намного, но он видел в этом что-то милое и манящее.

***

Она лежала обнаженная рядом с ним на кровати и смотрела в открытое окно. Майский, ночной ветер легко колыхал тюль и доходил, до них, нежно касаясь. Лунный свет освещал его комнату и ее тело. Оксана не прикрывалась, точно стремясь показать Генри себя полностью. Порой в такие моменты его охватывали воспоминания о Сюзане, как она лежала вот так же рядом с ним, и как было прекрасно ее тело. Тело же Оксаны не будоражило его так, как Сюзаны, как бы он не хотел и как бы та не желала. Она повернула голову к нему, жаждая увидеть тот взгляд, о котором мечтала, но он смотрел не на нее, а на полную луну. В его ярко-карих глазах был другой мир, который ей не ведом.

— Генри, я люблю тебя, — прошептала Оксана в ночной тиши.

— Спасибо, — немного помолчав, ответил он.

Оксана улыбнулась, зная, что ей и этого достаточно. Она прижалась своей грудью к нему. Генри не отвечал ей взаимностью, лишь смотрел в окно, понимая, что сейчас вновь думает о той, которую больше не увидит.

— Сегодня уже двадцать восьмое… — прошептала Оксана.

Генри резко привстал и посмотрел на нее, будоражащим взглядом.

— Что ты сказала?

— Что лето скоро, сегодня уже двадцать восьмое мая, ведь полпервого ночи…

— Не может быть, уже… – негромко произнес Генри, взявшись за голову.

— А что такое?

Все воспоминания вновь всплыли, он запаниковал. Наступил день рождение Сюзаны Фэр, ее восемнадцатилетие. Тот день, о который он когда-то мечтал. Генри так хотел узнать, где же она, с кем проведет этот день, почему без него, ведь они так его ждали.

— Генри, — воскликнула Оксана, прижимаясь своей упругой большой грудью к его широкой спине, — я знаю, что прошлое не хочет тебя отпускать… позволь мне создать с тобой будущее, в котором ты будешь помнить лишь хорошее — наше будущее!

Генри не заметил, как по его лицу потекли слезы. Он понимал, что очень устал при каждом хорошем моменте с кем-то вспоминать Сюзану Фэр.

— Оксана, — воскликнул Генри, поворачиваясь к ней, — я так хочу снова жить и любить, но она меня не отпускает, а я так устал…

Его голова упала на ее плечо, она чувствовала, как по нему текут слезы Генри. Оксана нежно его обняла, и ее сердце забилось чаще.

— Генри… я хочу быть с тобой, как никто, хочу, чтобы ты был счастлив, я хочу сделать тебя таким.

— Оксана, выходи за меня замуж, — негромко произнес Генри, поднимая голову.

— Что? — дрожащим голосом спросила она.

— Я устал цепляться за прошлое, хочу жить настоящим, чтобы та боль, наконец, ушла. Ты станешь моей женой?

Оксана со всеми силами ринулась вперед на Генри, крепко обняв его и страстно поцеловав в губы.

— Я так счастлива Генри, конечно да!

Она продолжала его целовать, их обнаженные тела переплетались в этом страстном мгновении, вызванным лишь мимолетным порывом Генри.

***

Утром Генри Оскар лежал в пастели и винил себя за те слова, что вырвались у него ночью в минуту слабости. Он не хотел жениться на той девушке, потому что знал, что никогда ее не полюбит и причинит этим лишь боль. А она лежала рядом с ним и была непомерно счастлива, не догадываясь, что это счастье скоро кончится.

На часах было 8:50. На улице было давно светло и видимо жарко, так как ветер, который тихо проникал в комнату из открытого окна, был очень теплым. Он лежал и смотрел на Оксану, не понимая как перед ней объясниться, как не задеть ее чувства, как уговорить, невзирая на все, остаться с ним.

— Генри, — негромко произнес тонкий голос, звучащий точно издалека, — ты уже проснулся?

— Да.

Оксана перелегла на спину и потянулась, невольно обнажив тело. Генри не отрывал от нее глаз, стремясь вернуть тот порыв чувств, что испытал в ночи.

— Что ты так смотришь? – улыбаясь, спросила она.

— Оксана, мне надо сказать тебе кое-что…

Генри привстал и посмотрел на нее еще раз.

— Я думаю, что мы…

— Я тоже жду этого, Генри, — перебив, радостно воскликнула Оксана, бросаясь на его спину, — у нас получится прекрасная семья.

Генри сидел и не мог произнести ни слова. Он понимал, что нужно именно сейчас все это остановить, но не мог и рта открыть. Своим восторженным настроением она не давала ему и шанса опровергнуть вчерашнее предложение.

— Ладно, у меня сегодня еще дела, — радостно говорила Оксана, шустро спрыгивая с кровати.

Он следил за ее действиями и не понимал, почему же не может ей отказать, ведь раньше ему была настолько все равно на ее чувства, что он открыто, говорил ей, что спит с другими. Но сейчас, наблюдая за тем, как она счастлива, он не мог оборвать ее счастье своими жалкими словами.

— Я пошла, — сказала Оксана, нежно целуя Генри в губы, — я позвоню!

Генри упал на спину; он лежал на кровати и размышлял о том, какая может быть жизнь с Оксаной Рокс. В окончании, он пришел к выводу, что приземленная, самая обыкновенная жизнь, почти, как у всех. Но, тем самым, он решил пустить все на самотек. Генри предположил себе в утешение, что рад ее любви и, возможно, эта любовь породит и в нем чувства.

Глава 11

— Давайте сделаем перерыв! – предложил Эд Скотт, закуривая очередную сигарету, в репетиционном зале.

— Эдди, давай ты не будешь тут курить. — Возмущенно воскликнул Генри.

— Уже, как полтора часа прошло с начало репетиции, я устал, возраст все-таки не тот уже. Так что, не лишай меня удовольствия.

— Брось, ты вполне еще хорош собой, — сказала Оксана, нежно обвивая шею Генри своими руками.

— Спасибо. Окси, ты и сама милашка, – ухмыляясь, ответил Эд, – черт, Генри, я завидую тебе!

Оксана продолжала улыбаться и нежно обнимать Генри, тот читал сценарий и не обращал внимания на замечание Эда.

— Я пойду в кафе, вы идете? – спросил Эд Скотт.

— Конечно…

— Нет, мы не идем, — не дав закончить Оксане, возразил Генри. Она, взглянув на его недовольный вид, сразу согласилась с ним. Эд же поспешил уйти, так как заметил, что Генри, видимо, что-то не понравилось в его предложении, а встревать в их напряженный разговор он не горел желанием.

— Что с тобой, Генри?

— Какого черта? – Продолжал возмущаться Генри.

— Я тебя не понимаю, чем ты не доволен? – растеряно спросила Оксана.

— Чем?

Генри быстро встал и раздраженно бросил сценарий на стул, с яростью взглянув на Оксану.

— Мне надоело твое поведение!

— Что я сделала?

— Зачем ты показываешь ему наши отношения?

— Ну, он же твой друг, наш друг…

— И что? Я вообще не хочу ничего пока афишировать, почему ты не можешь этого понять?

— Извини… – растерянно произнесла Оксана.

Генри пригладил руками волосы назад, выдохнул и вновь повернулся к ней:

— Извини, просто кому-кому, но только не ему стоит все о нас рассказывать, тем более о свадьбе… а если бы мы пошли с ним, я уверен, ты бы разболтала и больше.

— Прости, думаю, ты прав.

Оксана вскочила со стула и примкнула к груди Генри.

— Извини, еще раз, – пробормотал он.

— Нет, это я легкомысленна… просто Генри, я так счастлива.

Генри прижал ее к себе покрепче. Он чувствовал, как не хочет ее отпускать, такое он испытал к ней впервые.

— Сегодня вечером мне надо заехать к маме, — томящим голосом говорила Оксана, — ты подождешь меня в аллее… у памятника Байрону?

— Конечно, — негромко ответил Генри, немного, помолчав.

***

— У вас что-то серьезное происходит? – нерешительно спросил Эд.

— Эдди, вот зачем тебе все обо всех знать?

Генри, недоумевающим взглядом, посмотрел на Эда, и присел за столик в кафе, напротив театра.

— Что значит обо всех, ты мой друг… да и при том, — сдержанно произнес Эд, закуривая сигарету, — я бы не хотел, чтобы ты обижал Оксану.

— С чего это я должен ее обижать?

— Брось, уж я-то знаю, что у вас за отношения были на протяжении этого года!

Генри сделал жест, зовя официанта, а после продолжил рассматривать блюда в меню, тактично игнорируя Эда.

— Просто Генри, мне кажется, она не безразлична мне…

Генри резко оторвал взгляд от списка прекрасных блюд и растерянно уставился на Эда.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что если ты не уверен в серьезности своих намерений, то не стоит ее мучить пустыми надеждами, она-то тебя искренне любит.

Эд сделал глоток вина, которое принес официант и продолжил курить сигарету, серьезно глядя на Генри.

— А по тебе видно, дорогой друг, что ты вовсе не уверен. Я слышал, что ты хочешь ей предложение сделать?

— Я уже сделал, так что, как видишь, я уверен. – Так же серьезно, пристально смотря ему в глаза, ответил Генри.

— О как! А заднюю не дашь? – усмехнувшись, спросил Эд.

— Слушай Эд, — резко воскликнул Генри, — тебя это вообще не касается!

— Ладно. Тогда скажу по-другому, меня касается Оксана. Я люблю ее.

Генри удивленно и так же растерянно продолжал смотреть на Эда, его слова словно перевернули отношение Генри к Оксане, он испытывал смешанные чувства.

— Что ты несешь, Эд?

— Генри, я не собираюсь вставать между вами… я знаю, что она тебя любит. Но если ты ее обидишь, жалеть тебя я не буду, а времени терять тем более.

Эд налил себе еще бокал вина и выпил залпом.

— Я женюсь… на ней… а тебе она зачем, ты же не умеешь любить… — нерешительно проговорил Генри. Он был поражен словами Эда, но чувство ревности, при этом, не испытывал, лишь сожаление и осознание того, что обрек себя и Оксану на несчастную жизнь.

— Ха! – усмехнулся Эд, — да что ты можешь обо мне знать, Генри. Ты можешь любить, а я нет? Она не просто для меня вечерний секс, как ты думаешь. Я тебя не упрекаю я и сам прекрасно знаю себя, но она совсем другая и чувствую я к ней нечто возвышенное, она открыла для меня новый мир!

Слова Эда ударили Генри в самое сердце, где продолжал под всеми осколками жить мир, который открыла для него Сюзана.

— Тогда будь с ней… — произнес Генри, смотря Эду в глаза, — ты сможешь сделать ее счастливой, а я нет. Я не люблю ее…

Эд потушил бычок, что остался от сигареты, и удивленно взглянул на Генри.

— Так просто?

— Я люблю другую…

— Сюзану?

— Да…

— Ты не можешь забыть ее?

— Это просто невозможно, она – мой мир…

— Она же была несовершеннолетней?

Зрачки Генри расширились, на его лице появился испуг.

— Да не беспокойся ты так. Ты что думаешь, я тебя в полицию поведу. Генри, я понимаю, у вас была любовь. Да сначала, как ты мне тогда случайно взболтнул, я был шокирован, но прошло время, я взглянул на Оксану и думаю, что понял твои чувства. Любовь у вас была взаимной и видимо настоящей, а это, друг мой, отличается от простого ночного приключения.

— Мне до сих пор больно лишь от того, что я не знаю, что с ней и где она…

Эд смотрел на Генри, не зная, как ему помочь.

— Разберись сначала с Оксаной, потом посмотрим.

— Я не знаю, зачем ей тогда сделал предложение, я так сожалею. Она будет ужасно расстроена.

— Генри — ты идиот, я согласен. О последствиях ты не подумал… хотя, я сам себя ненавижу за то, что прошу тебя с ней расстаться. Да, я прошу, потому что, чтобы я не говорил, не могу смириться с мыслию, что она станет твоей женой. Но думаю, по отношению к ее чувствам, это низко.

— Выходит, что мы эгоисты.

— Да уж.

Они посидели еще немного, размышляя о будущем. Эд Скотт искренне открылся Генри в своих чувствах к Оксане. Он любил ее уже полгода. Эти чувства вспыхнули после того, как он некоторое время утешал ее и был хорошим другом, когда она узнала лично от Генри, что помимо нее у него есть еще женщины. Эд скрывал это от Генри, ото всех, стараясь все равно быть ближе к Оксане, зная, что она любит другого несмотря ни на что. Он признался Генри, что предлагал Оксане оставить его и попытать свое счастье с другим мужчиной. Эду не было стыдно, потому что он впервые за свои сорок восемь лет испытал истинную любовь и хотел всеми силами сделать Оксану счастливой и измениться ради нее.

***

После столь неожиданного откровения Эда Скотта Генри стало легче, он хотел скорее поговорить с Оксаной, не опасаясь, что она будет страдать и останется одна. Он видел в Эде искренность и знал, что как раз такой, как он, ей и нужен.

На улице было тепло и пахло так сладко и легко, словно мир готовился принять Генри в свои объятия, он ощущал некую свободу, точно все оковы с него вот-вот спадут. Он вошел в аллею полную запахов сирени и цветущей яблони. Солнце еще не село, освещая, напоследок, цветки этих деревьев. Генри шел вдоль аллеи, приближаясь к памятнику Байрону, который важно красовался перед большими кустами гортензий. Присев на скамью рядом, он стал обдумывать слова, которые скажет Оксане. Он не желал причинять ей боль, лишь стремился освободить от себя. Подняв голову, Генри увидел нежно розовое небо и яркий закат, который горел последним майским вечером. Сладкий цветочный аромат возвышал его душу, он чувствовал смесь разных цветков вокруг себя и неожиданно почувствовал до боли знакомый запах.

— Мистер Оскар…

Мелодичный, нежный голос позади негромко окликнул Генри. Он ощутил что-то знакомое, внутри него будто произошло замыкание, сердце неописуемо забилось, точно он уже знает, кто это, но боится повернуться и ошибиться, обнадежив себя. Генри, словно в замедленной съемки, нерешительно повернул голову и, подняв глаза, увидел невообразимо прекрасную девушку с белокурыми волосами. Заходящее солнце освещало ее белую кожу и алые губы, которые блестели от этих солнечных лучей. Глаза этой девушки сияли, как кристаллы, а ветер нежно касался ее голубого легкого платья, неся такой же легкий цветочный аромат к нему. Этот запах отличался от целой симфонии цветочных ароматов, которые витали в воздухе.

— Сюзана?! – негромко, точно шепча, произносит Генри. Его слова были нерешительны, от того, что он не верил своим глазам, в которых дрожали наступающие слезы.

— Здравствуй, Генри!

Отбросив все мысли, все сомнения, всю боль, Генри с чувственным порывом ринулся в ее сторону, в ее объятия. Сюзана крепко прижалась к его груди, обнимая со всей страстностью. Генри целовал ее, а она вытирала ему и себе слезы, их сердца вновь забились в унисон. Генри чувствовал боль и долгожданное счастье, точно дыра в груди, которая съедала его все это долгое и мучительное время, наконец, зарастает. Сюзана гладила его волосы, касалась лица и губ, словно желала ощутить все его черты лица, которые вспоминала каждый день эти два года. Они смотрели друг другу в мокрые, от слез, глаза и продолжали любить с еще большей силой.

— Что ты здесь… как ты здесь оказалась? Сюзана, где же ты… как…

Генри не знал с чего начать, ему хотелось лишь смотреть на нее, обнимать и не выпускать из своих объятий. Она молчала. Много раз Сюзана прокручивала в голове их диалог, много раз думала, что ему скажет, а сейчас, смотря на его измученный, изнуренный вид, зрелый взгляд, она лишь плакала не в силах что-то ответить, желая лишь утонуть в нем полностью.

— Генри, прошу, давай уедем прямо сейчас…

Он смотрел на нее и видел Сюзану Фэр, ту самую Сюзану, которая изменила его жизнь. Она выросла в прекрасную девушку, но это была та же девочка, которая покорила его сердце и изменила весь его мир.

— Конечно, любовь моя! – Не замедляясь, ответил Генри, от того, что сам этого желал — сбежать от всего мира, чтобы остаться лишь вдвоем.

***

Квартира Генри Оскара переливалась синими оттенками и ловила свет звезд и убывающей луны. При этом свете Сюзана выглядела, как три года назад, когда впервые оказалась рядом с Генри в такую же ночь. Лунный свет словно утопал в ее цвете волос, Генри нежно касался их и ощущал возвышенный сладкий аромат. Они стали немного длиннее, чем прежде, лицо взрослее, чем тогда и тело стало более зрелым, чем три года назад, но оно осталось таким же белым и нежным. Он касался ее тонкой шеи и чувствовал, как сердце сжимается, а внутри словно распускается цветок. Она была столь изящна и точно хрупка, что Генри стремился целовать ее мягко, со всей любовь. Их губы соприкасались, а они понимали, что так давно ждали этого момента.

Генри целовал ее шею, руки, аккуратно снимая платье, а за ним нежно-голубое прозрачное кружевное белье, которое изящно украшало ее стройное упругое тело. Она смотрела на него, не отрывая глаз, желая разглядеть в нем каждое изменение, руки его нежно касались ее обнаженной груди. Генри примкнул лицом к ней, желая прочувствовать ее полностью; его руки скользили по ее бедрам, а она переживала всю его любовь и точно тонула в ней, как в долгожданном наслаждении.

Сюзана медленно перебирала пальцами его волосы — они были такими же мягкими и густыми. Их тела переплетались в оглушительной ночной тишине, Генри понимал, что с каждой минутой, она становится лишь желаннее. Он медленно раздвинул ее ноги, и Сюзана ощутила, как он и она стали одним целым.

За окном не было машин, люди точно ушли с улиц. Было так тихо, и лишь вдали слышался последний трамвайный звонок. Цикады пели свою песню на деревьях липы и черемухи, что росли под балконом Генри Оскара. Лунный свет, который продолжал светить в распахнутое окно его квартиры, медленно скользил по кровати, освещая два переплетающихся тела, в порыве страстной и искренней любви. Они тонули друг в друге, не желая останавливаться, точно эти два года голодали и, наконец, получили желаемое. Ночную тишину прервал голос Сюзаны, который она была не в силах сдержать. Генри продолжал страстно, не останавливаясь, биться о ее бедра, а Сюзана умирала и рождалась заново. Ее тело, в руках Генри, судорожно двигалось, от проникновенного в нее, наслаждения. Он чувствовал каждую часть Сюзану и испытывал то, что не мог испытать уже два года – желанную и взаимную любовь.

***

Проснувшись утром, Генри сразу же посмотрел в сторону Сюзаны, чтобы удостовериться, что все это не сон и она действительно здесь, рядом.

Сюзана отличалась от Оксаны Рокс абсолютно всем, и Генри знал это всегда. Она лежала рядом, но так же далеко, прикрытая воздушным одеялом, такая необыкновенная и прекрасная, словно из другого мира. Генри нежно поцеловал ее в щеку и пошел заваривать кофе.

От его горячего и в тоже время легкого поцелуя, Сюзана проснулась. Она тайком наблюдала за Генри; его лицо светилось, но он все равно был уже не тот Генри Оскар, что месяцы назад, и Сюзана понимала, что это из-за нее. Встретив его вчера и проведя с ним ночь, она осознала, что причинила ему ужасную боль и ненавидела себя за то, что воспользовалась его отчаянным состоянием и затащила в пастель. Вчера ей было на это плевать, она просто хотела любить его, а сегодня поняла, что сделала только хуже.

— Генри, — негромко произнесла Сюзана, надевая платье.

— Сюзана!

Генри поспешил к ней, желая вновь обнять.

— Прости, мне уже пора…

— Что? – недоумевающе спросил он.

— Мну нужно к родителям, если они меня потеряют, будет просто кошмар… — говорила Сюзана, надевая черные лаковые босоножки, – я и так вчера не появилась дома, они, наверное, переживают, я их даже не предупредила.

Генри стоят, и смотрел на нее с растерянным видом, он чувствовал, будто она хочет вновь убежать и исчезнуть, от этого его охватил страх.

— Сюзана, мы сегодня встретимся? – спросил Генри, решительно схватив ее за руку.

— Конечно, — помолчав, ответила она, — на том же месте, что и вчера.

— Ты ведь понимаешь, что нам нужно поговорить…

Сюзана взглянула на него и ничего не ответив, поцеловала в губы и быстро вышла из квартиры. Генри смотрел ей вслед и думал, как легко и непринужденно она вновь упорхнула из его рук. Генри чувствовал, что в ее душе что-то томится. Взгляд Сюзаны был тревожным. Но камень, что так долго висел на его шее и тянул на дно, наконец, оторвался и он освободился, радуясь тому, что просто ее повидал.

Глава 12

— Ты вчера не пришел, почему? – удрученным голосом спросила Оксана, стоя возле скамейки у Большого театра.

— Прости, — негромко ответил Генри, отводя взгляд. Ему было стыдно за то, что он попросту забыл про Оксану. Он понимал, что вновь причинил ей боль и ее растерянный вид, заставлял его чувствовать себя последней сволочью.

— Просто скажи, что случилось?

— Оксана, мне очень стыдно! – воскликнул Генри, вставая со скамьи. – Я — урод. Я бесконечное количество раз причинял тебе только боль…

— Вовсе нет, Генри! – перебивала Оксана.

— Остановись… я изменял тебе, был холоден, никогда не говорил искренне, что люблю, а ты все равно хочешь быть со мной… я приношу тебе только страдания…

— Прекрати. Я просто знаю, что ты хороший. Ты несешь в себе боль, я не знаю какую, ты никому ее не показываешь и не говоришь о ней, но Генри, я все равно люблю тебя, чтобы ты не делал, потому что знаю, что ты по-настоящему хороший человек!

Оксана смотрела на него с взглядом полным восхищения, но Генри не понимал, зачем она так мучает себя, осознавая, что мужчина, с которым она хочет провести свою жизнь, никогда не полюбит ее, как она его.

— Я ценю твою дружбу, правда, — возразил Генри, — но ты должна понять, что я никогда не полюблю тебя.

С лица Оксаны ушла улыбка, ее глаза заблестели от слез.

— Прости, — пробормотала она, опустив голову, — просто я надеялась, что ты все-таки полюбишь меня…

— Ты прекрасная и необыкновенная, Оксана. Мне очень горько от того, что ты меня встретила и полюбила, я этого не достоин…

Оксана яростно ринулась к его груди, крепко прижавшись  к ней.

— Не говори так! Я рада, что ты появился в моей жизни. Пусть ты считаешь, что я дурочка, готовая умереть за человека, который ее не любит, но ты окрасил мой мир в новые краски Генри Оскар, и он уже никогда не станет прежним.

Слова Оксаны тронули его сердце, Генри не верилось, что он способен изменить чей-то мир, помимо Сюзаны.

— Оксана, — обнимая ее, произнес Генри, — ты сама не знаешь, какая замечательная. Просто посмотри по сторонам, и, я уверен, что ты увидишь свою истинную любовь. Любовь ко мне – мнима. Ты скоро это поймешь. Но спасибо за твое терпение, поддержку… без тебя, я бы умер тогда.

Оксана продолжала рыдать, Генри ощущал ее слезы пропитавшие насквозь его майку. Он чувствовал, что сделал что-то плохое, но так же знал, что прямо сейчас создал что-то хорошее, что-то, у чего точно есть будущее.

— Генри, ты кого-то любишь да? – спросила Оксана, успокоившись.

— Да. – Немного помолчал, ответил Генри. — Давно и навсегда.

— А она тебя?

— Мы полюбили друг друга при первой встрече…

Оксана невольно улыбнулась и сделала из бутылки, которую дал ей Генри, глоток воды.

— Знаешь, мне полегчало, но любовь к тебе пока не прошла.

— Пройдет… и скоро.

— Знаешь, я даже не хочу, чтобы это чувство проходило…

Генри перевел взгляд на Оксану и легонько стукнул по голове.

— Не говори ерунду! Разве тебе не охота, ощутить любовь другого человека?

— Очень охота, но я никогда ее не встречала, взаимную любовь… потому что я идиотка…

Оксана прикрыла лицо руками, стараясь не показывать Генри, как вновь текут ее слезы.

— Посмотри на Эдди… — не выдержав, проговорил Генри.

— Что? Мистер Скотт… — удивленно воскликнула она, — кто-кто, но только не я в его вкусе, уж точно!

— Да, правильно говорят, видимо. — Улыбнулся Генри, вставая со скамейки.

— Что говорят?

— Любовь слепа.

Генри попрощался с Оксаной и направился в театр. Он чувствовал, как его душа освобождается от множественных грузов. Сейчас Генри решил, что его волнует лишь Сюзана. Он был в предвкушении их встречи и жаждал, чтобы время шло как можно скорее.

На пути в театр он встретил Эда Скотта, который курил очередную сигарету.

— Не думай, что я тебя не видел, Эдди, — произнес Генри, — хотя, именно благодаря тебе, я ускорил процесс ваших взаимоотношений…

— Чего? – спросил Эд, недоумевающе.

— Если бы ты не стоял за этой дверью, наблюдая за нами, я бы не решился отрезать все на корню. А теперь твоя очередь, дерзай, друг.

Генри благословенно похлопал Эда по плечу и зашел в театр. Эд Скотт посмотрел на Оксану и, бросив начатую сигарету, направился к ней.

***

Генри ждал Сюзану на том же месте, что и вчера, у памятника Байрону и кустов цветущей гортензии. Он не мог спокойно сидеть, волнение не давало ему покоя, сбивало с толку и путало мысли. Он чувствовал себя мальчишкой, который впервые пришел на свидание.

Закат тянулся по всему небу алым цветом, вокруг все благоухало разными цветочными ароматами, словно он вернулся во вчерашний вечер, чтобы сказать ей то, что не смог. Генри нервно постукивал ногой, оглядываясь по сторонам в поисках Сюзаны. Она задерживалась на двадцать минут. В аллее пустело, только несколько парочек, от которых веяло первой любовью, виднелось с разных сторон. Генри еще раз оглянулся и заметил, как девушка, в воздушном коротком бардовом платье, легкой походкой приближалась к нему. Закат вновь ее освещал, и она светилась, и благоухала тем ароматом, который сводил Генри с ума. Он предположил, что живет она, скорее всего, недалеко от этого места. Так как Сюзана вновь шла со стороны тех жилых домов, чьи балконы выходят на эту цветочную аллею, похожую на сказочный сад.

— Привет, Генри, — сказала она с нежной улыбкой, — извини, что опоздала…

— Почему?

Генри смотрел на нее, не отводя взгляда, решив для себя, что должен выяснить абсолютно все. Она присела на скамью, похлопав ладонью по ней, приглашая его сесть рядом. Генри медленно присел, стараясь не терять самообладание и успокоить свое сердце, которое лишь чаще забилось, как только он ее увидел.

— Что произошло тогда, ответь Сюзана? – сдержанно спросил Генри, немного, помолчав.

— Мне пришлось уехать… мне так жаль, Генри… — нерешительно ответила Сюзана.

Генри резко встал со скамьи и отошел от нее немного подальше. Он стоял к Сюзане спиной несколько секунд, держа кисти рук на боках; после, он выдохнул и повернулся вновь к ней, удивляясь ее растерянному виду.

— Ты так просто мне это говоришь, словно уехала на три дня, а не на чертовых два года!

Генри не мог остановить свой яростный пыл, всю боль, что терзала его эти месяцы. Он хотел всем сердцем донести эти жгучие ощущения до Сюзаны.

— Генри…

— У нас ведь все было хорошо: ты любила, я любил. Ты переезжаешь, но, тем не менее, я не бросаю тебя, а еду, чуть ли не за тобой. А потом ты поешь мне про любовь и исчезаешь, не сказав ни слова, не оставив даже маленькой записки «почему».

Генри смотрел ей в глаза, мечтая оставить все и просто обнять ее, но его душа разрывалась от недосказанности.

— Ты начала все, Сюзана… я пришел в ту школу лишь ради вдохновения, работы, а ты ворвалась в мою жизнь со своими привычками, ароматами, взглядами и навсегда ее изменила. Ты соблазнила меня точно специально, зная, что я намного старше… черт, да я полюбил тебя, наверное, больше, чем ты меня любила…

Генри говорил пылко и не мог остановиться, хоть и желал этого. На самом деле он был благодарен Сюзане за то, что она появилась в его пустой жизни.

— Для тебя это что, просто игра, Сюзана? Ты можешь приезжать, получать, что тебе надо и исчезать? А на мои чувства тебе плевать?

Сюзана молчала и с каждым его словом осознавала, какую боль, и горечь она оставила ему тогда. Ее глаза были к нему прикованы, Сюзана видела, как он был удручен, словно разочаровался в ней. От этого сердце в груди так щемило, что ей хотелось провалиться сквозь землю. Она закрыла лицо руками и опустила голову. Генри словно оцепенел.

— Я должна все рассказать тебе, но не думаю, что это уже важно, — говорила она сквозь ладони, закрывающие ее лицо, — ты меня разлюбил и возненавидел.

— Сюзана, — смотря на нее, произнес Генри более спокойно, — я зол на тебя, но это временно. Я должен все это высказать, иначе мы не сможем двигаться дальше, если хотим этого по-настоящему… но ненавидеть тебя я не в силах, а вот любить обречен – навечно.

Сюзана подняла голову и взглянула на Генри с дрожащими слезами в глазах.

— Что же, Генри Оскар… — встав со скамьи, негромким голосом продолжила Сюзана, вытирая слезы, — правда в том, что я спасала тебя.

Генри нахмурил брови, недоумевая, о чем говорила Сюзана.

— Что? Что ты имеешь в виду?

— Два года назад, при нашей последней встрече в августе, когда я уезжала от тебя после тех дней, проведенных вместе, моя мама узнала о нас, выследив меня. Ее знакомая рассказала ей, что на днях видела, как я с взрослым мужчиной садилась в его машину. В этом районе, где был наш коттедж и жила ее знакомая. Следовательно, она рассказала маме, та приехала и увидела нас своими глазами. После, она ожидала меня дома, рассказав отцу все заранее.

Генри ошарашено смотрел на профиль Сюзаны. Он много размышлял о причинах их расставания, но что-то подобное не приходила ему в голову никогда. Генри становилось с каждым ее словом все стыднее, он ненавидел себя за то, что мог думать о Сюзане поверхностно, зная, какая она на самом деле.

Она стояла, немного дрожа, вспоминая то, что хотела забыть.

— Генри, мой отец был в такой ярости… я приняла первый удар на себя… но он был не умолим. Он хотел наказать тебя. Думал, что ты испортил мне жизнь… — слабым голосом говорила Сюзана, сдерживая слезы, — о Генри, если бы ты знал, что он хотел с тобой сделать… он желал не просто тебя посадить, а уничтожить всю твою жизнь, обвинив тебя публично в том, что ты сделал, якобы, против моей воли.

Сюзана, не сдержав слезы, зарыдала. Лицо Генри побледнело, он невольно представил все ее слова в картинках, как сцены из сатирического спектакля. Его ноги словно вросли в землю, казалось, что он не может даже вдохнуть. Генри смотрел на плачущий силуэт Сюзаны и ощущал ее страдания, они были куда хуже его собственных. Ее самопожертвенность убила в нем остатки боли и горечи. Генри, осознав, что Сюзана буквально спасла его жизнь, отбросил все мысли и, наконец, ринулся к ней. Он крепко прижал ее к себе, она дрожала и, вцепившись тонкими и мягкими пальцами в его водолазку, продолжала горько плакать, прижимаясь к груди.

— Какой я идиот… почему ты не сказала сразу? Сюзана…

Они стояли, потерянные в этом мире. Солнце село за горизонт, и небо становилось темнее. Аллея пустела, наполняясь звуками ночных насекомых и тусклым светом фонарей. Генри повел Сюзану к себе домой, продолжая нежно прижимать к себе.

***

— Когда я рассказала родителям про нашу любовь, они мне не поверили… не желали даже слушать меня. Они сделали из тебя настоящего монстра, – томно произнесла Сюзана, сделав глоток горячего глинтвейна.

— Я понимаю их чувства. Ведь я переспал с их несовершеннолетней дочерью… и выглядит это, как ни крути, аморально, — ответил Генри, помешивая только что приготовленный глинтвейн, – так что я, от части, с ними согласен. Я поступил неразумно и от этого виноват перед тобой и ними. Это до сих пор коробит меня.

Сюзана смотрела на его спину, но видела его опечаленное лицо. Она знала, что Генри так и продолжал упрекать себе в том, что сделал.

— Раньше я говорила тебе, что у нас любовь… а когда любишь, зачем ограничивать себя… Генри, я и сейчас такого же мнения! Ты не должен продолжать думать об этом.

Генри налил себе в бокал горячий напиток и присел рядом с Сюзаной.

— Ты и правда спасла мою жизнь Сюзана Фэр, — нежно произнес Генри, сжимая ее руку, — для меня главное, что сейчас ты рядом, больше я не хочу ни о чем думать, Сюзана. Я устал.

— Нет, Генри, ты должен знать. Тогда я просто желала быть с тобой, потому что любила, и потому что не думала обо всем прочим и о последствиях. Я защитила тебя, оттого что была виновата. Ты правильно сказал – это я тебя соблазнила. Ты относился ко мне по-другому, и я влюбилась, переступив границы дозволенного. Мне было все равно, что для тебя это будет проблемой. Из-за своего эгоизма я чуть не разрушила твою жизнь.

— Мне плевать на все. Ведь все эти месяцы я думал, что ты просто оставила меня без причины и мне перед тобой стыдно за это. Но не говори, что ты о чем-то жалеешь. Я не хочу слышать, что если бы можно было что-то изменить, ты бы не села тогда в мою машину. Потому что я ни о чем не жалею, теперь уже точно. С первой минуты нашей встречи я был влюблен в тебя, и, как бы меня это раньше не пугало, страстно желал тебя. Но больше мы не будем думать о том, что правильно и что не правильно. Сейчас здесь ты и я. Это наше настоящее, и я хочу, чтобы у нас было будущее, ведь я так люблю тебя.

— До сих пор…

— Это чувство навсегда поселилось во мне.

Генри поцеловал Сюзану, прижался к ее телу и ощутил то тепло, которое согревало его сердце и душу. Она, уткнувшись в его мягкие, густые волосы почувствовала тот нежный, приятный и до боли родной запах, по которому она жутко скучала эти два года. Запах, который возвращал ее в прошлое.

— Генри… когда я попросила отца тебя не трогать, то понимала, что просто так он ни за что не согласится, поэтому в обмен предложила уехать. Моя мама поговорила с ним и убедила его. Я благословила Бога за то, что они согласились, и пусть с условием, что я ничего тебе не скажу, и не буду связываться с тобой отныне. Тогда я лишь думала о тебе. Поэтому дорогой Генри, мне пришлось сдержать обещание ради тебя, не оставив даже записки.

Генри внимательно ее слушал и лишь крепче прижимал к себе, стремясь забрать все ее беспокойства и страх. Он знал, что она хочет высказаться, объясниться, желая, наконец, избавиться от тяжелого груза вины перед ним, но  Генри вовсе не держал на нее обиды, а был, наоборот, непомерно благодарен. Его душа отныне была свободна и вновь безмерно любила Сюзану. Эти чувства он пытался всеми силами донести до нее.

— Знаешь, через некоторое время моя мама сказала, что верит в нашу любовь и жалеет, что поддалась порыву…

— Зато твой отец при желании убьет меня.

Сюзана улыбнулась и, перешагнув через Генри, села ему на колени.

— А ты хочешь ему показаться Генри Оскар?

— Придется, моя прекрасная леди. Как бы страшно мне не было, но он должен знать, что я искренне люблю его дочь.

Сюзана обвила шею Генри своими руками и прижалась ближе к его груди, их губы соединились в нежном поцелуе.

— Знаешь, все-таки сейчас у меня словно камень с сердца упал, зная, что тебе восемнадцать.

Сюзана засмеялась и обняла Генри крепче, не желая отпускать ни на секунду. Он и она чувствовали весь мир, словно вновь двое остались на этой планете.

— Ты прилетела двадцать восьмого мая?

— Как ты узнал?

— Сердце билось, словно рвалось к тебе, а наши воспоминания топили меня в страстном желании увидеть тебя. Точно ты была рядом.

— Я хотела провести этот день с тобой, как мы и мечтали… но знала, что так не получится.

— Это неважно, ведь у нас вся жизнь впереди. Кстати Сюзана, как ты встретила меня у аллеи, неужели просто мимо проходила?

— Вовсе нет, Генри, — улыбнувшись, ответила Сюзана, нежно и непринужденно целуя Генри в щеку, — я всем сердцем пожелала, чтобы в тот момент ты оказался рядом, и тут же увидела тебя с балкона. Ну разве не судьба!

— С балкона… так и знал, я был прав!

Комната Генри стала более уютной и переливалась мягкими тонами, чьи блики медленно скользили по их силуэтам.

Глава 13

— Так-так, даже не верится, что ты вновь светишься. Словно на три года помолодел! – Радостно воскликнул Эд, закуривая сигарету.

— Не понимаю о чем ты, — невозмутимо, отводя взгляд, ответил Генри.

— Ладно, я все равно рад за тебя и надеюсь, что ты все-таки познакомишь меня с таинственной Сюзаной.

Генри и Эд сидели в любимом кафе. И именно сейчас Генри понял, что оно его любимое. Приятный запах свежезаваренного кофе перемешивался с вкусным и манящим запахом выпечки. По кафе распространялись звуки легкого джаза, и с улицы доносилось легкое дуновение первого дня лета. Они словно впервые говорили непринужденно и легко абсолютно обо всем, вспоминая былые деньки юности, когда были истинными друзьями. Генри и забыл это ощущение спокойствия. Он заметил, как стал обращать внимания на все, что его окружает. Дыра в его груди полностью заросла, а Сюзана породила вместо нее новый цветок своей любви.

— Я не сказал тебе важного Генри, — торопливо произнес Эд, доедая вишневый пирог, — у нас с Оксаной было свидание.

— Вот как! – невольно воскликнул Генри, – и… гхм, как все прошло?

— Даже не знаю, я был, наверное, странным. Никогда не испытывал рядом с девушкой то, что чувствовал с ней. Кто-кто, но я точно не в ее вкусе, черт!

Генри неожиданно для себя рассмеялся, искренне радуясь за Эда. Он понимал, что на его глазах рождается то неземное чувство, что испытывали он и Сюзана.

— Чего ты смеешься, у друга тут горе. Можно сказать, неразделенная любовь, а ты!

— Нет, прости, — ответил Генри, продолжая улыбаться, — ух, просто вы действительно подходите. Как же я не заметил раньше.

— С чего такие выводы? – прищурив глаза, недоверчиво спросил Эд, — или ты знаешь то, чего не знаю я?

— Сам потом поймешь! Только не медли, тебе же не двадцать.

— Ну спасибо за твое упоминание, друг мой, теперь мне еще печальнее. Я намного старше нее.

Эд нахмурил брови и сделал пару глотков кофе, отводя взгляд от Генри.

— Нет, Эд, об этом не думай. Я по себе знаю, это не так важно, если между вами пылает любовь, а ты уж мне поверь, между вами точно вспыхивает огонек. Просто откройся ей.

Генри положил несколько купюр на столик, сделал последний глоток и, попрощавшись с Эдом, сказал напоследок:

— Она говорила, что такому замечательному, как ты, точно не может понравиться. Она возвышает тебя, так подними ее к себе и покажи, что любишь.

Эд был по-настоящему удивлен словам Генри, он видел, что его друг словно возвратился из далекого путешествия, где обрел себя.

Генри Оскар не торопясь шел по бульвару и искренне радовался всему происходящему в его жизни. Он был уверен в своем будущем, как никогда. За несколько дней он кардинально переосмыслил слово «любовь». Каждой частичкой своего тела он чувствовал, что живет. Но не как прежде, а словно все, что было раньше, перевернулось и обрело нечто иное, более усовершенствованное – новый мир. Этот мир начала перестраивать три года назад девочка, которую он впервые увидел среди детей. Она была не такая как все, отличалась своим внутренним миром, который отображался в ее глазах. Она покорила его одним лишь взглядом, навсегда забрав его сердце. Она перестраивала его пустой мир не один раз; ломала, вновь строила, оставляла. И, наконец, спустя два года вернулась и создала из обломков тот яркий и насыщенный мир, наполненный ее любовью.

ЭПИЛОГ

***

Доиграв ту июньскую мелодию, она встала из-за пианино и пошла легкой, изящной походкой в сторону своего мужа. Воспоминания об их первой встречи, заставили ее сердце биться чаще. Он был по-настоящему увлечен сценарием нового спектакля, но услышав молчание ее пианино, поднял глаза. Она стояла над ним, словно белая лилия, прекрасная и нежная. Голубая лента в ее волосах, немного развивалась от невольного порыва ветра, который проникал через открытый балкон. Для нее он был все тем же, что и пятнадцать лет назад. С теми же зачесанными белокурыми волосами; с теми же ярко-карими глазами и той же улыбкой, стоило ей лишь оказаться рядом.

Она цвета рядом с ним, не смотря на то, что ей было уже тридцать, и она родила двоих детей. Ее волосы были по пояс и, засыпая в ее объятиях, он тонул в них и в ее аромате цветочной нимфы. Он смотрел на нее и по-прежнему видел ту пятнадцатилетнюю девочку. Для него она не изменилась, лишь стала лучше. Между ними были пятнадцать лет возрастной пропасти, которую они заполняли своей неистовой любовью.

Ее рука нежно касалась его, слегка небритой щеки, а он нежно прислонялся к ней, целуя запястье.

— Генри, позови детей, я пока накрою на стол! – нежно говорила Сюзана, прислонившись к его губам.

— Хорошо, моя прекрасная леди! – ответил Генри, целуя ее алые губы.

Послесловие

«Когда я впервые его увидела, мне было пятнадцать. Признаюсь честно… уже тогда я желала его, лишь раз взглянув. Поэтому я отводила глаза, понимая, что как бы ни была хороша, он не посмотрит на меня так, как я на него.

Он был высок и так красив, что кружилась голова. Когда он говорил, сердце билось чаще, а когда невольно касался, на моих щеках появлялся румянец. Вновь признаюсь, что и сейчас эти ощущения никуда не делись. Я все так же робею, стоит лишь ему меня обнять.

Когда он впервые поцеловал меня, мне было пятнадцать. Когда он впервые любил меня так, как я желала, мне было пятнадцать. Когда он сделал мне предложение, мне было восемнадцать.

… Я любила лишь раз и навсегда, тебя — Генри Оскар».

                                    P.S.  Навсегда твоя — Сюзана Оскар (ФЭР).