Свободный выход

— Дмитрий Дмитри-ич!

— Что теперь?

Врач, не поворачиваясь, прошёл в кабинет, где уже сидели две медсестры. Надя, тонкая и воздушная девушка, только что окончила колледж, и интернат был для неё этаким медицинским аэродромом. Лариса Владимировна – напротив, медработник со стажем. Она до пенсии проработала в первой городской больнице старшей медсестрой, а потом устроилась простой постовой медсестрой в интернат, потому что сидеть дома ей было скучно.

Пациент – точнее, клиент, ведь называть больных людей в интернатах пациентами нельзя – последовал в кабинет за врачом.

— Дмитрий Дмитри-ич, разрешите мне выход на территорию! – скороговоркой изложил клиент.

— Нет, Гена, — устало и с выражением «дай мне, Господи, терпения» на лице ответил врач.

— Почему? – Гена сделал плаксивое лицо.

— Ты и сам знаешь. Гияму я разрешил свободный выход, и он тут же сбежал.

— Я-то не сбегу! Хотите, перекрещусь?

— Может, не сбежишь. А может, и сбежишь. Гиям вон мамой клялся не нарушать режим.

— Но Дмитрий Дмитри-ич! – заныл Гена. – Пожа-алуйста!

— Во-первых, Гена, я не Дмитрий Дмитриевич, а Александр Николаевич, — с досадой в голосе сказал врач, — а во-вторых – нет! Я уже сказал — нет, нет и нет! Я и так устал раскаиваться за то, что разрешил Гияму гулять без сопровождения – вот где он теперь? Без родственников, без жилья, один в городе?

— Я не сбегу, Александр Дмитри-ич! – монотонно заныл Гена. — Я, правда, не сбегу! Вот, щас перекрещусь!

И он тут же стал размашисто креститься.

— Нет, сказал же – нет. Всё, не приставай ко мне больше.

— Ну Дмитрий Николаи-ич! – Гена так старательно гримасничал, выражая отчаяние, что его лицо стало похоже на гротескную театральную маску. – Ну пожа-а-алуйста!

— Гена, сказано же тебе! – вмешалась пожилая медсестра, Лариса Владимировна, до этого шёпотом объяснявшая что-то Наде. – Сказал же доктор – нельзя пока тебе одному ходить!

Не успела Лариса Владимировна вывести Гену за дверь, как в кабинет тенью проскользнул другой клиент.

— А вы что хотели? – обратился к нему врач.

— Александр Николаевич, я по поводу перевода, — робко улыбаясь, попросил Андрей Скороходов, пожилой клиент, больной шизофренией. – На первый корпус.

— О, Господи, опять по поводу перевода! – воскликнул врач. – Я уже раз в десятый за сегодня отвечаю, что мест на том отделении нет. Интернат переполнен! На первом корпусе должно быть максимум сто человек, а их уже проживает сто двенадцать!

— Так ведь перевели же Граничева! – возразил Скороходов.

— Это потому… – начал было Александр Николаевич, но его перебил визжащий голос вернувшегося Гены:

— Дмитрий Дмитри-ич! Разрешите мне свободный выход! Я не уйду, пока не разрешите!

Врач повернулся к нему, уже открыл было рот, чтобы раздражённо что-то выпалить, но потом сделал усилие над собой, глубоко вдохнул и уже спокойно ответил:

— Нет, Гена. Я сказал, нет. Ты можешь в этом кабинете хоть ночевать остаться, но прогулки я тебе не разрешу.

— Вот так вы, да? Так? А я тогда сбегу! – теперь мимика Гены уже не была поддельной, она отражала по-детски искреннюю злобу. – Убегу! И… Вот! Вот вам!

Гена шагнул к стальному шкафу со стеклянными дверцами и, неуклюже размахнувшись, ударил ребром кулака по стеклу. С отнюдь не мелодичным звоном мелкие осколки полетели внутрь шкафа, а более крупные, задетые рукой Гены, вывалились наружу и сами раскололись от удара об пол.

— Гена! – ахнула Лариса Владимировна. – Ты что наделал!

— Вот так вам! – со слезами в голосе крикнул Гена. – Вот так!

И выбежал из кабинета.

— Скажите санитару, пусть догонит его, пока глупостей не наделал, — быстро сказал врач медсёстрам. – Поместите его в наблюдалку, но сперва проверьте, нет ли на руке порезов.

— Хорошо, — сказала Лариса Владимировна, вышла в коридор и крикнула санитара:

— Миша! Ты где? Ми-иша-а-а!

Врач снова повернулся к Андрею Скороходову:

— О чём мы там?.. Ах, да. Граничева я перевёл, потому что он уже полтора года был на очереди на перевод, а там вдруг место освободилось. Умер там человек.

— А-а-а, — разочарованно протянул Скороходов.

— Так что, увы, ничем не могу сейчас помочь. В очередь на перевод вы поставлены, осталось лишь дождаться места.

— Понятно, понятно… Ну ладно, спасибо, м-да. Спасибо.

Кивая, клиент вышел, но через минуту вернулся:

— А насчёт свободного выхода как, Александр Николаевич?

Врач вздохнул.

Я же только что Гене объяснял, при вас.

— Так это же Гена, понятное дело, — усмехнулся Скороходов.

— Никому нельзя сейчас уходить без персонала из-за недавнего побега, — объяснил врач. – Извините, но нет. Кстати, а как у вас дела сейчас?

— Да потихоньку…

— Всё ждёте свадьбы с Верой Брежневой?

— Нет, что вы! – смеясь, замахал руками Андрей Скороходов. — Нет!

Клиент ушёл, а врач сел за рабочий стол и взял в руки очередную историю болезни.

— Александр Николаевич, можно спросить? – обратилась к врачу молодая медсестра, Надя.

— М-м-м?

— Мне Лариса Владимировна сказала, что нам как бы… как бы нельзя запрещать пациентам выходить из отделения и гулять.

— Ну да, ну да, — рассеянно отвечал врач, скользя взглядом по листу назначений.

— А… м-м-м… Александр Николаевич? А почему тогда мы запираем двери?

Врач поднял на девушку взгляд, ещё пару секунд додумывал что-то своё, потом осмыслил вопрос и ответил:

— Да, вы правы, Надя. Вообще-то, по режиму в интернате двери не полагается запирать, и любой клиент может, когда захочет, отправиться на прогулку – но только на бумаге. Этот интернат не простой, а психоневрологический. То есть здесь живут люди, имеющие психическое заболевание. Сколько вы у нас работаете? Три недели?

— Две, — робко ответила медсестра.

— Как показывает печальный опыт – и вы вскоре убедитесь в этом сами – наши клиенты не совсем, скажем так, адекватны в выборе своих желаний, — продолжил врач. — Выйдя погулять, клиент может захотеть без лишних объяснений отправиться за ворота и идти до тех пор, пока его не остановит полицейский патруль – это в лучшем случае, или пока его не покинут силы, и тогда такой человек садится на землю и ждёт, пока за ним не придут. Многие так терялись, а зимой даже замерзали насмерть. Другие наши клиенты жить не могут без того, чтобы не раздобыть спиртного, напиться и подраться с первым встречным. Многие, едва выйдя за порог, домогаются женщин, а если таких двое или трое, то они могут запросто кого-нибудь изнасиловать. Это я про мужское отделение, конечно. Четвёртые устраиваются жить в подвалах, зарабатывая при этом на вокзалах и в торговых центрах милостыней, и так далее. Поэтому выпускать их как бы можно, но нельзя. Общественность, конечно, негодует, когда узнаёт об этом – как же так, мы ведь живём в свободной стране, у нас же демократия! Но лично я скажу, что именно эта свободолюбивая общественность первой начинает кричать, что психиатры не делают своей работы, когда наши клиенты кого-то грабят, избивают, насилуют или попросту пугают. Это понятно?

Медсестра неуверенно улыбнулась.

— Да, — продолжил Александр Николаевич, азартно щёлкнув пальцами, — и на тот случай, если вы ранее представляли себе интернат исключительно как дом немощных и престарелых: тут проживают мужчины и женщины от восемнадцати и старше, потому что, к примеру, умственно отсталых детей родители не всегда хотят или могут содержать дома. Вот Гена, например – крепкий в физическом плане мужик тридцати пяти лет с умственной отсталостью умеренной степени. Родители от него устали, и теперь он здесь. Навсегда.

— А мне говорили, что здесь всё немного по-другому… — задумчиво проговорила Надя.

— Да, народное мнение часто отличается от правды.

— Надя, подойди, помоги мне, — позвала Лариса Владимировна, заглянув в кабинет.

Девушка поспешила выйти, и врач снова углубился в чтение историй болезни.

***

Когда Александр Николаевич закончил, было уже часов восемь. В наступившем ноябре это означало кромешную тьму за окном.

Сцепив пальцы рук замком, врач с наслаждением потянулся, затем встал и принялся расстёгивать халат. Уже накидывая пальто, подошёл к окну, глянул с высоты второго этажа вниз – и, среди остальной сотни гуляющих под присмотром санитара клиентов, увидел недавно сбежавшего Гияма. Рядом с ним стояли двое незнакомцев.

Александр Николаевич посмотрел на санитара – тот стоял на другой стороне дворика и упорно не замечал вернувшегося беглеца. С первого взгляда было ясно, что санитар нарочно смотрит в другую сторону. В сопровождении новых друзей агрессивные клиенты для добра не возвращаются. А вот врач был просто вне себя от злости.

— Вы видели, там наш Гиям стоит? – спросила зашедшая в кабинет Лариса Владимировна. – С какими-то мужиками.

— Да, вижу, — процедил сквозь зубы Александр Николаевич.

— Он уже не в первый раз приходит вот так, — продолжала медсестра. – Клиенты рассказывают: придёт, постоит где-нибудь или за забором походит, расскажет, как ему хорошо живётся с какими-то алкашами, и уйдёт. Я уже полицию вызвала. Только, небось, опять убежит, пока те едут.

— Ну хорошо, — ответил врач. – Постараюсь его задержать.

Не взяв вещи, он выбежал на улицу– и тут же очутился лицом к лицу с Гиямом.

Этот невысокий смуглый азербайджанский паренёк двадцати одного года с насмешкой смотрел на санитара, отвечая кому-то из стоящих рядом клиентов:

— …на рынке грузчиком. Да нормально так платят, жить можно.

— Гиям! – окликнул его Александр Николаевич.

— Чего? – тот повернулся к врачу. – Ой… Эм-м-м, здрасьте.

Несмотря на свою наглость, злость и двоих друзей за спиной, врача Гиям побаивался. Объяснить он этого и сам не мог – врач, хоть и легко раздражался, никогда не срывался на крик, не угрожал и уж тем более руку не поднимал, в отличие, к примеру, от санитаров, которые в большинстве своём могут буквально скрутить клиента, если тот покажется им опасным.

Было заметно, что Гиям пьян. Может быть, не очень сильно, но пьян – стоял, пошатываясь, взгляд фокусировал долго.

— Ты должен быть на отделении, если не ошибаюсь, — язвительно заметил Александр Николаевич.

— Ну да, как бы… — улыбнулся Гиям. – Но как-то неохота мне возвращаться. Мне и так нормально.

— Что нормально-то? Нормально, что негде жить? — спросил врач. – Хотя работу, как я сейчас слышал, ты уже нашёл, да?

— Да, грузчиком на рынке, — гордо ответил Гиям. – Платят. Всяко уж лучше, чем тут сидеть, как в тюрьме.

— Прекрасно, Гиям, прекрасно! Но если вспомнить, что кроме интерната нет никого, кто захотел бы стать твоим опекуном, кормить тебя и одевать, давать тебе крышу над головой, то может показаться, что здесь не так уж и плохо.

— А зачем мне опекун? – с вызовом бросил Гиям врачу. – Я и работать могу!

— Ты лишён дееспособности, — отрезал врач. – «По трудовой» никуда тебя на работу не примут, только неофициально, чернорабочим, и платить при этом будут копейки, потому что знают, что жаловаться ты не будешь, да и, к тому же, понятия не имеешь, сколько можно получать за свой труд. И с работы такой тебя выгонят в любую минуту. И на что ты собрался жить? Кто тебя будет лечить, если ты заболеешь?

Александр Николаевич прекрасно помнил, что Гиям – умственно отсталый, и знал, что главное сейчас – просто задержать его до прибытия полиции, но в глубине души надеялся, что тот поймёт, насколько абсурдна была затея жить без опеки, когда он даже свои деньги сосчитать не может.

— Ничего, проживу, — уже без особого энтузиазма ответил Гиям.

— Эй, тебе чего надо вообще? – подошёл к врачу один из новых дружков Гияма, до этого стоявший чуть поодаль и не слышавший в гомонящей толпе остального разговора.

Александр Николаевич нетерпеливо взглянул на подошедшего мужчину в вытертой чуть ли не до подкладки кожаной куртке. Его отёкшее лицо было изъедено лишаем. Врач хотел что-то ответить, но не успел.

— Это врач! – обратился к незнакомцу по простоте душевной один из гуляющих клиентов.

— Врач-психиатр! – подхватил другой.

— Александр Николаевич, да-да! – подметил кто-то третий.

— Да, Александр Николаевич, врач-психиатр, да, — поддакивали вокруг клиенты.

От гомона толпы друг Гияма несколько растерялся.

— Возвращайся в отделение, — настойчиво попросил врач Гияма.

Тот в ответ взглянул на врача мрачно, но отвечать не стал.

— О, мигалочки! – жизнерадостно воскликнул кто-то в толпе.

И Гиям, и его новые друзья заозирались. Позади толпы уже останавливался бело-синий «УАЗик» полиции. Алкаши среагировали быстро – только кусты захрустели под ботинками. Сам Гиям тоже развернулся, чтобы убежать, но врач крепко взял его за руку:

— А ты постой.

— Отпустите, — с ноткой паники в голосе потребовал тот.

— Вообще-то, за твоё здоровье я головой отвечаю, — серьёзно ответил ему психиатр. – Так что ночевать в подвалах с алкоголиками я тебе не дам.

Гиям глянул на вышедших из машины полицейских, которых очнувшийся санитар уже вёл к нему через толпу, потом бросил затравленный взгляд на врача и… резко взмахнул свободной рукой, целясь тому кулаком в лицо.

Александр Николаевич знал, что Гиям может ударить, но опыта в драках не имел, поэтому удар пропустил. Пошатнувшись, пропустил бы и второй, если бы Гияма не схватил за отведённую для удара руку другой клиент — подбежавший Андрей Скороходов.

Гиям рванулся, и оба повисших на его руках человека споткнулись: несмотря на малый рост, силы в этом азербайджанце было, видимо, немало. Скороходов после второго рывка упал на колени – и тут же получил от паренька по зубам. Гиям ударил его так, как пару часов назад ударил Гена по стеклянной дверце шкафа – ребром сжатого кулака. Повернулся к врачу, но отчего-то не посмел ударить ещё раз, вместо этого вцепился свободной рукой в державшие его пальцы.

Подоспевший полицейский привычным движением вывернул клиенту правую руку за спину. Второй страж порядка поступил так же со второй рукой. И только после этого Гиям стал вырываться по-настоящему.

Даже двое рослых полицейских не могли ровно держать этого рвущегося, как мустанг, мальчишку. Когда Гиям крутился, полицейских мотало из стороны в сторону, когда он прыгал, полицейские тоже срывались с места. В этом тщедушном юноше внезапно проснулись огромные силы, которых ранее в нём никто и не подозревал.

Вмешался Александр Николаевич, потом кто-то из клиентов, потом кто-то ещё, потом, наконец, санитар – и только тогда все вместе смогли увести Гияма на отделение.

***

— Александр Николаевич, так что насчёт свободного выхода? – спросил, потирая распухшую и лопнувшую губу, Андрей Скороходов.

Полиция уже минут десять как уехала, Гиям кричал в палате о том, что все они здесь – фашисты, а Скороходов по-прежнему робко улыбался и смотрел на врача. Тот чувствовал, что задолжал что-то Скороходову – за тот несостоявшийся удар, который должен был стать гораздо сильнее, чем первый.

— Свободный выход? – задумчиво спросил Александр Николаевич у клиента. – Ладно, ладно, сейчас напишу. И подойдите к медсестре, наконец, она обработает вам губы раствором.

— Так будет выход, да? – переспросил Скороходов.

— Будет, будет, идите, — пробурчал врач, ища за разбитой дверцей шкафа историю болезни.

Скороходов подошёл к медсестре, крайне довольный собой. И, пока ему обрабатывали ссадину, представлял, как завтра выйдет за забор и отправится прямиком на вокзал. Сядет в поезд и поедет в Москву, где его ждёт Вера Брежнева. Как-никак, свадьба на носу.

Еще почитать:

Заметки и всякое — …

Раб

Перевал Дятлова. Помощь душам.

Рассказо-сказки про Колобка — Ловцы жемчуга