— Михалыч, дай закурить, – вокруг уже скопились городские службы, но снимать парня с крыши никто не решался. Тот ещё постоял, подрожал как осиновый лист; прыгать – в итоге отказался, и его отвели отпаивать чаем. Спасатели же закурили и начали сматывать рукав, как всегда, подзадоривая друг друга:

— Как жена? Как дочка?

— За толковый словарь обе засели.

— А борщ кто тебе готовит?

— Сам себе и готовлю.

— А чего за словарь-то засели?

— А то, что интересно, вот и засели.

— Что же там может быть интересного, Михалыч?

— А то, что текла река, у неё название – Ясень. Вроде дерево должно оттуда возникать, но река не катила камни, как Катунь, она лишь уравновешивала здесь и былое, поэтому правильно её произносить Ясóн.

Не трудно жить с психом в одной палате, но трудно жить с ним на одной планете. Очевидно, выбор сделан, все решения приняты. Всё больше в кулуарах замечен Бастрыкин, и всё чаще – с выражением скорби.

— Смотри, не подведи меня, я на вас поставил. Да, и проследи, что бы на этот раз ФСО сработала тихо, а из наркоза мне пришлось бы выйти.

— Есть! – отрапортовал Бастрыкин; о такой безнадёжности транзита ему ещё не приходилось слышать от «первого номера». 

Михалыч прошёл к парапету и еще раз посмотрел вниз, где отпоенного чаем молодого человека уводили в медсанчасть.

— Вечно ты, Михалыч, про какие-то грибы, да про ягоды в кузове.

На крыше двенадцатиэтажки, у ограничительных перил стоял сотрудник ФСО. Дело дрянь! Он уже сел на парапет, свесив ноги, на которых были новые кроссовки и белые носки: «Равновесие, только равновесие», – в глубине души еще происходили обратные процессы, созвучные командам упреждения. Уже сползая, он вдруг поймал себя на вопросе: «Что я делаю?» Если придётся лететь вниз и разбиваться вдребезги, то могут пострадать другие граждане, например, чьи-то мама, папа, друзья, президент. Он не стал этого делать, хотя в его идиотизме было что-то едва уловимое, что когда-то он обязательно это сделает.

Находившийся на охраняемом острове сотрудник ФСО позабыл про договор не ссориться с природой и руководством. На берегу реки, у которой было название, валялась пустая коробка из-под обуви, были разбросаны уголь и бутылки с пластиковыми стаканчиками. Молодой сотрудник Федеральной службы охраны Виталик Псевдобашев, стоял у речки и жарил из помидоров шашлык. В кругу друзей он рассуждал о геополитике и ошибках руководства. Он говорил, что Юграша не приведёт к рассвету экономики, а мы как были охотниками за привидениями, так и останемся. Наплывали свинцовые облака, и товарищи всё больше вслушивались в слова Псевдобашева, а тот продолжал говорить, что всё творимое – неправильно, а этого он не любит. Потому и послал всех к собакам и не перед кем не стал гнуть спину, за то и дали ему генеральскую должность.

В небе раздался хлопок – преодолевал звуковой барьер реактивный самолёт. Виталик с долей просветительства, да и вообще с чувством достоинства ткнул шампуром в уходящий след в облаках, подчеркнув, что «балбес сбился с курса и полетел бомбить не тех»; сказав это, он зачем-то перешёл к разговору о Посольстве Латвийской Республики в Российской Империи; про ветер перемен; про то, что его нигде не ждут и про крестоносцев в истинном обличие: так и кончил говорить. Товарищи поняли его вполне превратно, что оставил он впечатление не то чтобы неправды, а, что не должно всё так быть; и молока ему от козла не надобно. Какая-то неистовая сила разбежалась по его хрящам, а невоздержанность в речах – не без участия товарищей – привела на парапет.

Да, нарушил кодекс, огласив своё личное мнение, но ведь не неслись же без оглядки после этого на крышу те, кто вышел сухим из воды, и в лужу не успели сесть, а надломанная их психика мешала достучаться до них, так же, как и до тех, кто настучал на них. Чтобы не превратиться в соляной столп, приходилось прыгать или стреляться. У Виталика Псевдобашева вышло ни то, ни другое, а так как карьера его была, по всей видимости, окончена, то и кредиты банкам будут возвращать его дети.  

Что характерно, Псевдобашев ткнул шампуром в белый инверсионный след с непростой историей. Летательный аппарат, который его оставлял, предназначался для управления вооружёнными силами в случае вооруженного конфликта с применением ядерного оружия. Аппарат должен был взлететь с аэродрома в Таганроге, выдержать расчётное время входа в воздушную зону Московской области и, оставаясь на круге, в назначенный час, замыкая воздушную процессию в виде демонстрации самолёта Судного дня, примкнуть к параду над Красной площадью.