СТУЖА

Я, Евгений Павлович Звонарев, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, проживающий в поселке «Северный», Свердловская область, будучи в нетрезвом состоянии убил свою жену, Марию Арсеньевну Звонареву, ударив её несколько раз об угол водопроводной трубы. Это произошло 26 января, вечер. На утро 27 числа, обнаружив труп Марины я спешно собрал вещи, еду, одежду, и отправился в сторону ближайших гор на северо-восток. Там, в деревянном доме, я скрывался две недели. И мог скрываться ещё очень долго, запасов еды хватало примерно на полгода. Причины моей добровольной сдачи я рассказал во второй записке. Там все написано. На этом все. Я раскаиваюсь и признаю свою вину…

Дабы читающие это все поняли, через что я прошел, я расскажу подробно о том, что со мной произошло и что я видел. Мои мысли будут переплетены, что-то я успел записать, когда ещё находился там, что-то уже здесь. Следователи мне не поверят, но может быть близкие друзья, родственники. Прошу.

День первый.

Добравшись до хижины, которая находится примерно в двадцати километрах от поселка, я тут же разжег буржуйку, навел порядок внутри. Меня всего трясло, тогда я ещё не до конца осознавал содеянного. Я просто сел, и не знаю сколько времени, может час, может весь день размышлял над содеянным. Я не помнил вечер того дня. Все стало ясно только утром. Когда я увидел её дома на полу, в луже крови, её глаза были открыты, казалось смотрели на меня. Я даже, не думая, стал собирать вещи. Что же я за тварь такая? Что за мразь, которая убила свою жену и просто сбежала. Я не подумал кому-то позвонить, кого-то предупредить, нет, мной двигал страх, паскудный страх попасть за решетку, понести наказание. Сейчас же, сидя за этой самой «решеткой» спустя несколько недель я понимаю, что тогда лучше было сдаться и все. И все. Все просто. Убил, соответственно неси наказание. Я думаю, я однозначно заслужил смерти, все справедливо, в любом случае, сейчас это не важно. Вернемся ко мне. Я ничего не пил и не ел весь день. Просто сидел. Пока не начало темнеть. Думал о том, как она сейчас там лежит и медленно гниет. В холодном пустом доме. Её обнаружили, как я узнал, только через неделю, когда наша соседка забеспокоилась, что давно никто не появлялся из нас двоих. Сидя в хижине я ожидал, что это произойдет быстрее, что Марии не придется так долго ждать своих похорон. Я ждал, что за мной вот-вот придут, не знаю почему, мне так казалось с первых минут нахождения в домике. Но никто и думать не хотел, ни об о мне, ни о моей жене. Однако, тогда я сидел и просто смотрел в окно. Следил за пургой, за снегом, за этим, в конечном итоге доставшим меня, бесконечным белым полем, и голыми деревьями. У меня был вид на лес, что был через поле, поэтому следователей, забредших сюда по мою душу, я бы увидел ещё за долго. Так прошел первый день.

День второй.

Хочу уточнить насчет этой хижины, я знал о ней ещё давно, как-то во время охоты мы набрели на эту поляну. С тех пор я знал о том, что она там есть, иногда пользовался её, укрываясь от дождя летом.

Я совершенно не представлял, что делать. Как жить и стоило ли вообще. Я рассматривал вариант вернуться, спрятать тело и всем сказать, что она выбежала ночью в метель на улицу из дома и больше я её не видел. Отличный план. Но если немного подумать, то это самая дебильная идея, из-за которой не только бы я, но и весь поселок знал бы, что я не только убийца, но ещё и идиот. Первую половину дня я просто сидел, как и вчера, размышлял, тогда мне впервые в голову пришла идея вставить ствол в рот и застрелиться. Закончить эти страдания урода. Но у меня нет ружья с собой. Оно есть дома. Не для охоты, а для меня, оказывается. Лежит, ожидает своего заветного часа. Но даже, если б ружье было, я бы не решился. Я слишком труслив, жалок. Я это осознаю, сейчас.

Снег на улице был жутко глубоким. Выход на улицу приводил меня в чувства. Мороз давал мне вернуться к реальности. Бывало я выйду и несколько минут смотрю в замершее ничто. Молюсь, лишь бы из леса не появились люди. Так и было. Оставалась только тишина. И солнце. Я был будто в психушке. Хижина и снежная пустыня. Ни книг, ни телевизора, никого. Одну книгу я все же нашел, она была не моя и видимо лежала тут с того момента, как её тут оставили. Дневник, записи которого были стерты, размазаны по страницы. Страницы были пожелтевшими, переплет был готов рассыпаться в прах. Внутри я, то и дело находил чертежи ловушек на зверей, перечеркнутые множеством линий портрет человека, видимо у кого-то то и дело не получалось нарисовать так как он хотел, и ещё комки шерсти, слипшиеся каплями крови. Все это добавляло ко всему сумасшедший характер. На миг казалось, что это я ничего не понимаю. К вечеру я пошел в лес собирать ветки для печи. Проходя мимо деревьев, я все больше замечал на ветках комки шерсти. Точно такие же, что я нашел в страницах книги. Здесь водились волки, и меня это не на шутку напугало. Я оглядывался по сторонам каждую секунду. Нагибался подобрать ветку, смотрел по сторонам, шел дальше. Лес хоть и казался пустым, сугробы могли прятать опасность, как я думал. И за одним спокойно мог притаиться зверь. Становилось все холоднее. Если бы не печка буржуйка, я бы и дня не продержался. С восходом луны взошел и волчий вой. Пол ночи меня донимали эти вопли. Я вставал несколько раз проверить, не у окна ли они стоят. Дальше десяти метров было ничего не разглядеть. Метели не было, но были тучи, которые закрывали свет от луны. Как я тогда жалел, что не взял ружье. Волки могли запросто зайти и поздороваться. Поэтому я на всякий случай запер дверь метелкой, как бы тупо это не казалось. Мне было не до смеха.

День третий.

Сегодня в окне я видел оленя. Большого. Величавого. Он оглядкой прошелся взглядом по всей поляне, домику и скрылся в сугробах леса. Наблюдение в окно – мое любимое занятие и самое частое. Я почти то и делаю, что наблюдаю за чащобой. Олень, которого я видел, первый замеченный мною гость, который посетил поляну. В те редкие случаи, когда мне приходилось замечать зверя, этот самый зверь проскакивал между деревьев и показывался на одно мгновенье так, что я и формы его увидеть не мог.

День пятый.

Вот уже несколько ночей меня донимал вой, к которому прибавился периодический рев какого-то зверя. Утром я долго думал и решил вернуться в поселок. За ружьем. Эта идея пробуждала во мне природный ужас, можно сказать панику. Но ружье мне было нужно. И я дошел. Зашел со стороны леса, перелез через забор. Вошел в дом. Она так и лежит там. Смотрит в пустоту. Порой я почти переубеждал себя, что надо пойти и сдаться, пойти по пути Раскольникова. Но каждый раз не до конца. В кладовой я нашел пыльное ружье. Взял первые попавшиеся книги и скрылся в лесу. Боже, что же я сделал.

Возвращаясь назад, я внезапно остановился и задумался, вот есть ружье и патроны. Так чтобы не застрелиться. Сейчас то, записывая все это, я знаю, что надо было стрелять.

Я до сих пор нахожу клочки шерсти, повисшие на деревьях. А теперь я стал замечать отчетливые следы из сломанных веток, что огибали поляну и проходили вокруг. Я последовал за ними, а они вели лишь куда-то в сторону гор, глубже в обнаженный лес.

День седьмой.

По ночам я стал наблюдать их. Волков. Я заметил двоих. При свете луны, их очертания кружили вокруг поляны. Я предполагал, что они рано или поздно подойдут ближе. Однако, забегая вперед скажу, я видел их в последний раз. Ни в последующую, ни в какую другую я их не замечал.

Сегодня со мной произошел пугающий случай. Неподалеку от поляны, я встретил оленя, может того самого. Он был растерзан. Разорван напополам. Тело было теплым, как будто он ещё был жив. Его убили прямо перед моим приходом. В этом месте волки бы точно не стали просто так оставлять килограммы свежего мяса.

День восьмой.

Я набирал снег в ведро, как мое внимание привлекло, то, что так или иначе стало поворотным моментом. Следы человеческих босых ног отчетливо виднелись на снегу. Раза в два больше моих. И вот я стою с ведром, смотрю на след. И не понимаю, что мне дальше думать. Впадать в панику? Недоумевать? Нет. Конечно же в первую очередь инстинктивно оглядеться по сторонам. Убедиться, не наблюдает ли кто-то за твоей реакцией. И вот спустя несколько долгих секунд мне приходит осознание, что произошло – я нашел огромные следы босых ног глубоко в лесу.

Ноги начали подкашиваться, ведро вырвалось из рук и не успев коснуться снега, я рванул к хижине. Мной вновь управлял страх, но теперь страх неизвестного, по-настоящему пугающего. Я перебил ногами сквозь снег быстрее любого спортсмена. В тот момент, для меня не существовало усталости, лишь бы добежать, а там хоть сажайте в тюрьму. Добежав, я заблокировал дверь шваброй, пододвинул и опрокинул раскладушку в надежде, что она поможет защититься, пододвинул стулья. И привстал к окну с ружьем. Никого. И ничего. Солнце и снег. Деревья и сломанные ветки. Звук биение сердца звучал на ровне с другими. Может даже слегка перекрывал. Страх взял вверх. Я выбежал наружу. Оббежал вокруг хижины. Высматривая среди деревьев кого-нибудь. Вернулся ко входу. Повторил ещё раз. Пусто. Подходить к лесу я боялся. И стоять на месте тоже. Вдруг пока я на одной стороне дома, с другой стороны, кто-то уже подходит. От одной только такой мысли я снова оббегаю хижину. Потом в другую сторону. Все высматривая через прицел свою цель.

Боже, сейчас понимаю. Как же быстро я почуял опасность, и так правильно отнесся к следам. Тогда обо всем этом я просто не думал. Я о многом тогда не думал. Зацикливался на одном и все.

До меня дошла гениальная идея взобраться на крышу. Как бы я не пытался. Но сил у меня уже не было. К тому же я пытался не сводить взгляд с леса. И каждые несколько секунд туда посматривал. В итоге, я замерз и решил зайти в хижину. Затопил печь, забаррикадировал дверь, и сел перед нею.

День одиннадцатый.

После инцидента, следов я больше не встречал. Каждую ночь я стал слышать оглушительный рев, прямо где-то на соседней опушке. Я так и не понял, был ли он настоящий или тогда уже начал сходить с ума. В любом случае я не чувствовал себя в безопасности. Каждая минута нахождения в этом месте давалась мне со страхом.

Я поднял ветку, затем ещё одну, каждый раз солнце больно било в глаза. Я закинул ветвь в мешок за спиной и поднял голову. В метрах ста стояло что-то черное, наполовину скрытое за деревом. Через секунду я заметил и черную, лоснящуюся руку и ногу, и голову, смотрящую на меня. Оно стояло полусогнуто, было видно, как тяжело дышало, отводя и сводя плечи каждый раз. Я смотрел, пытаясь не двигаться. И вдруг оно побежало! Прямо на меня. Стремительно, сшибая деревья, как будто их на пути и не было, но я наблюдал как стремительно сокращается расстояние. Все меньше и меньше. А существо становиться больше и больше. И тут, когда до меня остается меньше половины пути я решаю действовать. Сорвав ружье с плеча, я начал выпускать пули не целясь, судорожно перезаряжая и доставая из кармана горсть пуль. Роняя почти все запасы, я заряжаю патроном и стреляю. Грохот его шагов доходит до меня, пытаясь подкосить. Звук его дыхания доносился уже с половины пути. Земля начала трястись, пули горстями выпадали из рук. Я понял, что сейчас умру если не побегу к хижине. Что я и сделал. Шум подходил ближе. Грохот разносился все ближе. Топот был уже у спины и внезапно стих. Теперь я слышал только свое дыхание. Я не добежал, развернулся, закрыл глаза и шмальнул пару раз туда, где предположительно было оно. Но к моему удивлению, никого не оказалось.

Близился вечер. Здесь я больше не останусь. Пусть меня лучше посчитают сумасшедшим, и я сяду в тюрьму или психбольницу, но умирать я не хочу. Теперь я до последнего хотел жить, мне было страшно. Страшно было быть растерзанным снежным человеком. Я как никчемный хищник, которого наконец поймали и загнали в ловушку. Я даже подумал, было вот она – моя расплата за содеянное. Никто даже не узнает, что случилось, меня просто растерзают, а все будут думать, что я успешно сбежал, и продолжаю жить.

Собрав весь алкоголь что у меня имелся, я распрощался со своей футболкой и сделал пару коктейлей Молотова. В темноте из окна мне казалось я видел его несколько раз, как он огибал поляну. Полу-боком смотря на меня, я помню его походку. Он не разгибал колени, ели шевелил руками, когда шел. Это придавало ему отличительные черты, присущие только этой твари. Сердце, не переставая тяжко долбило в груди.

Было, по ощущениям часа два ночи. Я проснулся, ружье спало с колен, свет от лампы ещё горел. Его мерзкая, огромная, наводящая страх морда смотрела на меня через окно, в два раза больше меня. Я уже не помню спал ли я с того момента или нет. Все время перед глазами эта сцена. Я дернулся. Сон. Ружье спало с колен. В окне никого. Метель.

День двенадцатый.

Его следы я обнаружил почти у порога. Он был так рядом. Может это был и не сон. Меня снова охватил вчерашний ужас. То бросало в жар, то в холод. Вечная паника. Представьте, что вас захватывает паника, и она не проходит, хочется кричать, позвать на помощь, укрыться в бункере и никогда оттуда не выходить. Самое отвратительное чувство, что только может быть. Моя внутренняя агония, после которой следует только одно и ничего другого.

Сквозь дрожь я обошел хижину вокруг, держа ружье наготове. Солнце слепило, не давая взглянуть на лес. Открою глаза, лучи начинают болезненно резать глаза. Кажется, пытаясь глянуть на лес, я видел его, силуэт, всего на мгновенье. Символично, что там, где я его предположительно видел, был путь домой. Самая густая часть леса.

Стараясь снова поймать его силуэт среди тополей, я простоял в белоснежном поле минут десять. Пока не почувствовал звон в ушах. В глазах потемнело. Я направился к хижине. Шум нарастал. Не дойдя, я упал на колени. Стало совсем плохо. Я потерял ориентацию в пространстве, в глазах все плыло. Звон заполонил все мысли.

В один момент все прекратилось. Мне вернулась ясность. Поднявшись на ноги, я сначала осмотрелся. Снова обошел хижину. Зашел внутрь. Я так больше не мог. Либо я умру от инсульта, либо сажусь в тюрьму. Я выбираю второе. Хоть я и знаю, что заслужил сдохнуть. Пока не стемнело, надо бежать, следующую ночь я бы не пережил, даже если бы он не появился бы, я чувствовал, что мое психологическое состояние сведет меня в могилу.

Я собрал коктейли Молотова, в небольшую сумку, повесил на первое плечо, на второе ружье. Я выбежал из хижины и со всех ног побежал к лесу. Снег на зло мне, старался не пускать меня, я тонул с каждым шагом. Добежав до леса, я тщательно осмотрел каждое дерево, не стоит ли за каким-нибудь массивное черное тело. Да даже если б и стояло, я так больше мог. Едва я проделал несколько шагов вглубь леса, как звон вернулся. Я рухнул на землю и потерял сознание.

Приоткрывая глаза, чудилось, что деревья склонились передо мной, закрывая от пурги. Видимо, я пролежал достаточно. Холодно было настолько, что каждое движение давалось с болью. Я вернулся к хижине, запер дверь как мог, растопил печку.

День тринадцатый.

Я не помнил, как уснул. В хижине стоял неприятный запах гнили и мокрой шерсти. Не знаю, как, но он был там, прямо внутри. Дверь оставалась забарикадированной. Повсюду были клочки темной шерсти. Я представил картину, как над спящим мной стоит трехметровая обезьяна.

Собирая комки шерсти, я обнаружил тайник в стене, небольшое углубление где были пара тройка медвежьих капканов, сложенных друг на друга и фальшфейеры. Я сел и начал думать. Могу ли я противостоять своему врагу? Есть ли у меня шанс выжить?

Я расставил несколько капканов, по периметру опушки, предположительно там, где он обычно проходил, присыпав снегом. Солнце начинало садиться.

И что теперь делать? Вдруг он появиться у меня за спиной? Я боюсь открытой конфронтацией со своим врагом. Я как-то пережил первую встречу. Во второй раз мне так не повезет.

Ночь ужаса.

Метель завывала снаружи. Холод просачивался во внутрь. Теперь даже в хижине я поглядывал за спину. Голова слегка повернута к окну, несколько секунд смотрю на метель, потом на комнату, потом снова несколько секунд на метель, несколько секунд на комнату. Лишь бы в один момент не увидеть его внутри. Пока я проделывал эту процедуру, я думал, что я буду делать если он появиться здесь, в метре от меня. Это ведь дело нескольких секунд. Я примерно представлял его рост и каждый раз переводя взгляд на комнату был нацелен на потолок.

Свирепый рев донесся со стороны леса. Видать наступил в капкан. Земля задрожала. Сквозь бурю стал проглядываться его силуэт. Я весь окаменел. Огромная туша неслась на меня. Я встал в центр комнаты, нацелился на дверь и поджег коктейль Молотова. Сейчас он снесет дверь. Главное было успеть.

Но ничего не происходило. Грохот стих. Прошла минута, затем две. Я искал его в окнах, но практические ничего было не разобрать. Свет мешал разглядеть метель. Небольшая тряска прошлась по телу. Он был снаружи, за задней стеной. Я аккуратно прислонился к стене и стал слушать. Шаги пропали, но я слышал дыхание, мерзкое, скрепучее. Даже через бурю его было слышно. Внезапно послышались не громкие стуки. Меня напугало это ещё больше, чем то, что было до этого. Вдруг он сейчас проломит стену? Вполне возможно. Он играл со мной. Знал, что я его боюсь.

В тот момент я понял, что теперь он меня не отпустит. Пора было действовать. На левое плечо мешок с коктейлями, на другое с фальшфейерами. Накинул пуховик, вырвался из хижины и побежал в сторону леса, попутно зажигая один фальшфейер за другим. Метель усиливалась, создавая непроходимую стену. Словно, сама природа не выпускала меня оттуда. Добежав до первых деревьев и остановившись лишь на секунду, я заметил его очертания через пургу. Сняв сумки, я принял решение стрелять. Выстрел за выстрелом. На секунду я потерял его из виду и больше не мог найти. Судорожно перезаряжая ружье, я пытался увидеть его в пурге и в лесу.

Из-за спины послышалось стремительно приближающееся рычание. Не успев повернуться, мне в бок вонзаются смертоносные когти и отбрасывают на десяток метров. Прежде чем, удариться о землю, спиной я собираю ряд хрупких деревьев и бьюсь об одно толстое. Встаю, ищу ружье в снегу. Понимая, что не могу зацепиться взглядом за выпирающий ствол, моя уверенность начинает пропадать. А уж слыша ужасающие шаги в свою сторону, я и вовсе решаю бежать, не думая. Однако, не зря я расставлял ловушки. Чуть только заслышав звук срабатывающегося капкана, на мой счет добавляется несколько бонусных секунд. За скрежетом металла послышался оглушительный рев. Ружье я так и не нашел. Вместо этого я бросился к сумкам. Нарыв в кармане зажигалку, я начинаю поджигать коктейли один за другим и бросать в него. Незамедлительно. Метель почти полностью закрыла взор на монстра, хоть все и происходило в метрах десяти. Я лишь мог слышать звук ломающихся дуг капкана. Только прозвенел первый треск бутылки, как снежного человека охватило покрывало пламени. Из всех попали две. – Гори, тварь! Гори заживо! Ещё хочешь? – кричал я.

Метель полностью оградила меня от внешнего мира. И от него. Больше я его не видел. Я просто шел. И шел. Помню я почти не чувствовал рук, ног. Шел все время в одном положении, стараясь особо не двигаться. Наконец я вышел на дорогу.

Я сказал, что вечная паника — это отвратительное чувство. Да, это так. Теперь это чувство меня преследует, я не могу ничего делать, не могу нормально жить. Я считаю, я заслужил это. Ведь со мной все это произошло, только потому, что до этого я сделал ужасную вещь. Боже мой. Я так больше не могу. Я раскаиваюсь. Перед богом. Перед всеми. Теперь для меня жизнь – это смерть, а смерть – это жизнь. Раз мне суждено сдохнуть, пусть так и будет.

Записи в найденном дневнике.

1958, 10 декабря. Вместе с Егором добрались до избы. Переждали снежную бурю. Подготовили и расставили капканы. Егор сделал пару набросков, того на кого мы охотимся. Люда моя не знает куда мы с сыном ушли. Сказал на охоту. Будет волноваться. Я это знаю. Но по-другому нельзя.

11 декабря. Пока не разу не встречали. Но видели трупы волков. Егор придумал хитрую ловушку. Между деревьев мы натянули несколько веревок. При срабатывании в небо выпускаются сигнальные огни, так что мы его точно не профукаем.

12 декабря. Мы не учли то, что в ловушки, придуманные Егором, попадаются звери, и просто так тратят драгоценные заряды. Эту проблему надо как-то решать.

13 декабря. Звери сами перестали попадаться в западню. Пока все тихо. Даже следов не было. Видимо бурю все заметает.

14 декабря. Егор мертв, скорее всего. Монстр унес его. В небе зажглись огни, мы выбежали из избы. В тумане я лишь успел увидеть, как он поднимает Егора над собой. И все. Нет никаких следов. Нет никаких зацепок.

16 декабря. Я не могу вернуться домой без него. Что я скажу? Я пойду дальше в гору. Может мне повезет. Егор я иду за тобой, мой мальчик.