— Ты, что совсем рехнулась? Дура! Какой второй ребенок. Тебе, что одного урода мало? – гремел голос отца, которого Идочка теперь очень боялась.
— Ида не урод! – плакала мама, — Она особенный ребенок, только и всего.
— Все бабы нормальных детей рожают, только ты, дура, особенных!
— Второй ребенок может быть совершенно нормальным!
— Ты, вообще, спасибо скажи, что я тебя вместе с ней из дома не выгоняю!
— Лучше бы выгнал, чем каждый день терпеть такое!
— Хватай свою особенную и проваливай!
— Сволочь! Ида — твоя дочь! – выкрикнула женщина, — Как ты можешь?!
— У нас в роду все нормальных рожали! Может ты нагуляла ее с кем-то!
— Ты сам урод! – мужчина получил пощечину.
— Тварь! – процедил сквозь зубы он. Послышался звук нескольких ударов, стоны мамы, а потом хлопнула дверь.
Папа не всегда был таким. Ида помнила, как он любил ее и маму, как волновался, что их девочка не разговаривает, не смеется, не шалит, как все дети ее возраста. Она просто очень внимательно смотрит, когда папа играет с ней, стараясь развеселить. Тогда ей нравился его низкий голос, который как эхо повторялся в голове. Одна волна догоняла другую. Они накладывались друг на друга, и где-то внутри маленькой девочки появлялось приятное дрожание, к которому та старательно прислушивалась. То, что видела Идочка, тоже изменялось от этого голоса. Она старалась больше рисовать, чтобы родителям было понятней. Из маленьких разноцветных кружков составлялись удивительные мозаичные картины. Только родители не могли понять, что же на них нарисовано. Однажды они долго ехали на машине, потом ходили по очень длинным и светлым коридорам, заходили в разные кабинеты. Везде было интересно, особенно Ида старалась запомнить одну из ламп, которая переливалась как крылышки стрекозы, что прилетала и садилась на листья дикого винограда возле ее окна.
«Если хотя бы одному человеку нужно ваше творчество — не бросайте его. Даже если этот человек — вы.» Не знаю, кто автор этих слов, но они определяют всю мою жизнь.
