Странный сон

Не та ли птица, что тоскует о былом,

На зелень вечную юдзуриха лишь взглянет

И над колодцем,

Где цветут цветы,

С печальным плачем мимо пролетает.

Манъёсю

 

    Я бреду по дороге, даже не знаю куда. Просто бреду по памяти. Закат смешался с сумерками и его розовый свет постепенно растаял в наступающей синей темноте. Свет бледный, но зрение напрягать не надо и все камни и коряги пока видны на лесной дороге. Я пытался всматриваться  вдаль, но глаза быстро устают и слезятся.  Я задаюсь вопросом, мой ум аналитика квантовых состояний не даёт покоя:

-Куда я иду, может в вечность, может туда, где кончается мир людей? 

Я начинаю размышлять. Да, в природе наступило время, когда свет ещё есть, но ничего не видно. Такое бывает, когда ночь без луны. Возникает следующий вопрос:

-А будет ли луна сегодня?  

Для людей вне текущих событий луны не существует. Если я вижу рассеянные  кванты света, то я в мире людей. Я продолжаю идти по лесной дороге, она сужается, всё ближе подступает лес и, наконец, он сливается с темнотой  и чёрным небом. Это сосны закрыли небесный источник излучения, поэтому не видно свечения на дороге. Кроме света есть много других раздражителей чувств, которые и дают информацию. Сквозь темноту прорывается порыв ветра, он принёс шум веток и влагу. Значит рядом большое озеро и я правильно иду. 

-Сколько мне лет? 

Это вопрос относительно точки отсчёта и он не имеет практического значения в конкретном пути. Все годы я ходил этой дорогой, возвращался домой и поэтому меня этот вопрос никогда не интересовал.

— Почему он возник сейчас? 

Это конец пути и точка обратного отсчета. Меня охватывают грустные думы, может это из-за воспоминаний о дороге, а может это желание быстрее попасть домой. Грусть смешивается со мной самим и превращается в скорбь, которую высветила взошедшая луна. Раз взошла луна, значит всё идёт своим чередом.

-Но почему я так печален, если иду домой? 

Потому, что я иду ровно и монотонно, возникает ситуация при которой оживают  звуки внутри груди:

 

Пой  песню на свои слова в такт своим шагам

Твоё само сердце задаст нужный ритм

Лети по ветру, если веришь, то ветер тебя понесет

Танцуй свой собственный танец

Это прекрасный и единственный шанс

Лететь по ветру, если веришь, то он тебя понесет

     Моя печаль чиста, как вода в озере, вокруг которого я иду. Она шепчет тихо, как набегающая волна и испускает звуки, похожие на звуки медитативной флейты сякухати. Я закрываю глаза и иду дальше. Перед глазами всплывает поле с душистыми травами,  сиреневыми и розовыми цветами горошка, белыми головками ромашек и стайками золотистых лютиков. Но вот поле кончается и начинается равнина с колокольчиками и васильками. Это ржаное поле, огромное, как золотистое море, над которым летают странные птицы.  Они  то появляются, то  исчезают с порывами ветра с озёрной глади. Птиц  с каждым разом становится всё больше, они не страшные, но молчаливые, они большие и маленькие одновременно.  Это птицы призраки, которые летают над стариком, согнувшегося от боли в ногах посреди огромного поля. Я слышу его кашель. Он негромкий, без надрыва, кашель пустой груди,  которая уже не заполняется  воздухом, а только наполовину, на треть, на четвертинку, на самую малость, чтобы кашлянуть. Раздается хриплый звук, я продолжаю идти и  не смотрю в ту сторону, хотя спиной чувствую приближение кашляющего существа и мне всё тяжелее не смотреть в ту сторону, откуда исходит кашель. Он отдаётся эхом в чистом поле. 

-А бывает ли эхо в поле? 

Не, это мираж больного ума, который создаётся птицами, летящими со стороны кашляющего существа. Существо не человек, а разбитый временем призрак. Опять пролетают странные птицы, но я уже вижу свет, мои ноги сами ускоряют ход и я вот-вот войду в дом моей мамы. Но дома так и нет, а свет есть. Я вижу телеграфные столбы и стал их считать. Один, два. Три и досчитал до семидесяти. Странное число у этих столбов. Ах, да, это количество моих прожитых лет. 

-А почему я ещё иду, иду мимо своего дома и не могу свернуть и постучать в дверь?

Ночью расстояния кажутся иными, они могут искривляться и менять направление иди и осилишь дорогу. Через полчаса я приблизился к дому, где перед входом  горел сделанный мною в детстве бумажный новогодний фонарик с тусклым светом. Он осветил тёмно-зелёные иголки стоящих вокруг сосен. Вчера я принес домой одну ветку и она мне припомнилась. Но это была ветка с молодыми шишками, а не со старыми. 

     Чернота вдруг ушла и я увидел свою тень. Она отпечаталась на земле, а  не двигалась вслед за мной. Я стоял в середине круга от света этого фонарика, а по спирали кольцами расходилась вокруг дорога, по которой я пришёл. Снова прилетела птица, открывала клюв, но ни одного звука не издавала. Она испускала волны, которые меня окружили и я увидел себя со стороны непроницаемого мрака леса. Тут я понял, что преодолел зловещее место и в моё тело вернулась душа.

-А может этот путь в темноте проделал не я? 

Не успел Я обдумать вопрос, как справа раздался сухой кашель. Он доносился со стороны мрака из которого я смотрел на мир. Прилетела птица и принесла в клюве светящийся уголек. Я его взял в руки, но не обжегся. Из рук посыпались фонтаном искры, белые и голубые, жёлтые и розовые, они превращались в полевые цветы, а вокруг быстро старели зелёные листья канадского клена, они становились красными и жёлтыми, потом уменьшались в размере и превращались в японский клён, который собственно не дерево, а подобие куста. Была зима и на листьях юдзурихи подавали новогоднее кушанье, это был отварной рис, белый, как снег, а вокруг лежали засохшие листья лотоса, они издавали на ветру шелест листьев бумаги. Я поднял один из листов и там был мой незаконченный рассказ. Давно забытые воспоминания начали оживать и ночь пошла на убыль.

-Надо зайти в дом, а кто в нём сейчас живёт? 

Если возникает такой вопрос, то ты не туда пришёл. Похожих домов много, а твой один, который ни с другим не спутаешь, даже во сне. 

-Может украдкой приоткрыть дверь и посмотреть и я увижу, кто стучит кастрюлями на кухне? 

В свой дом украдкой не входят. Это не твой дом. Вместо  распашная дверь была “васицу”, которую я недавно установил, она раздвижная и не скрипит. Она экономит место и превращает дверь  в стену комнаты. 

     К раздвижной стене подошла женщина, я не мог определить ее возраст. Она раздвинула перегородку и свет упал на тропинку к дому и мою одинокую фигуру возле Песчаной вишни, что растёт у самого входа, а за ней растёт голубая ель из Колорадо. Послышался шум воды из крана, такое однообразное и монотонное журчание.  Наверное она что-то мыла в раковине и, почувствовав волнение, вышла посмотреть на его причину. Она вскинула руки вверх и из них показался дымок, в котором формировались ласточкины гнёзда, из которых вылетали осы, а не птицы.

— Мама, я вернулся?- сказал я.

-Ты был моим сыном? — её голос был еле слышен.

-Да.

Женщина пристально посмотрела на меня, но ничего не сказала. Из-под повязанной косынки показались седые волосы и на лице появились глубокие морщины. Так старятся все горянки Дагестана.

-Я много лет ждала возвращения сына, но ты не похож на него. Мой сын не ребёнок, он сейчас гораздо старше.

Я посмотрел на своё отражение в стекле васицу и ахнул, передо мной стоял парнишка лет десяти.

Да, подумал я, такая пожилая женщина не может быть мамой мальчика подростка, я не в тот дом пришёл. 

-А где же мой дом?

— А откуда я знаю,- ответила женщина и задвинула стену.

     Что же, надо продолжить дорогу. Время еще достаточно. 

-Для чего достаточно? 

А не всё ли равно, для чего, главное, что оно есть. Я пошел направо и показался холм. Там рос хвойный лес, но он был много гуще того, что рос вдоль дороги. Я поднялся на холм и снова наступила ночь. Огонёк бумажного фонарика больше не появлялся, значить это был не мой дом. Я закинул голову вверх и стал по звездам определять направление куда спускаться с холма. Я услышал, как гудят телеграфные провода, как шумит большая вода озера и пошёл. Тропинка стала мягкой ото мха и ноги погружались по щиколотку, но воды не было. Да, это болото мне знакомо, за ним будет песчаный берег. Так оно и оказалось, но по песчаному берегу, сколько  не шёл, я оставался на месте. Скорее всего просто заблудился в темноте. Холодный пот выступил на лбу и сильно забилось сердце. Я глянул под ноги и увидел крутой спуск, почти обрыв для входа в пещеру. Я шагнул и скатился до другого выхода из пещеры, где был знакомый мне посёлок. Но он был очень далеко. Казалось, что я не смотрю своими глазами, а через обратную сторону бинокля. Сколько я ни шёл, посёлок не приближался.  Я устал идти и опустился на песок. Сверху светила луна холодным безжизненным серебряным  светом, который отражался в воде озера. 

-Наконец-то добрался до озера,- сказал я, передохнул и быстро зашагал к воде.

Сверкание воды увеличилось и она стала слепить глаза, вода вскипела и забурлила. Небо стало светлеть и холм исчез. Я остался один на пустынном берегу. Где-то я раньше видел это озеро? Ах, да, это Сиверское озеро, но мой дом на озере Долгом. Странно всё сегодня происходит. Волны лениво набегали на берег, я подошёл к мосткам и сел, снял стоптанные башмаки и опустил уставшие, от долгого перехода, ноги в воду. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шелестом вон. Я спохватился и вынул ноги из воды. Пришла мысль, что я мог так превратиться в мертвое дерево в воде, кои всегда встречаются на Долгом. А может и в большой камень, которых много на Сиверском. Теперь мне стало понятно, откуда берутся и притопленные деревья и придонные камни. Опять прилетела неведомая птица и села на край мостков для стирки белья. Она показала жестом головы, чтобы я следовал за ней. Я обулся и пошел. У меня не было никакого разумного объяснения своему поступку.

      Тени стволов деревьев двигались вдоль дороги. А деревья оставались на месте. Стволы стали расплываться, а тени на глазах приобретали иные очертания. Всё покрылось инеем. Стало холодно и я тоже поменялся местами со своей тенью. Она внимательно смотрела на меня, а я лежал на дороге. Так мы и пошли, я скользя по земле, а тень передвигая ноги по дороге. Я услышал снова звуки флейты, они звучали во мне словами -”Я хочу есть”. Да, я действительно хотел есть, но как я буду кушать будучи тенью? А в какой мир я попал? Может это моя душа одиноко бродит по северному лесу? Звуки флейты стали громче и я увидел женщину, которая шла впереди и наигрывала грустную мелодию. Моя тень за ней поспешила и я не успевал тянуться за ней по дороге, показался свет фонаря и я растянулся на  несколько десятков метров. А тень всё шла за женщиной, пока я не стал уменьшаться в размерах при приближении к фонарю и не превратился в небольшое говорящее пятно. Но тут женщина наступила на это пятно и я вернулся на свое место, а тень на свое.

     Я всмотрелся в женщину, она была легка, как тополиный пух. И только отсутствие ветра, позволяло мне слушать мелодию, которую она играла на флейте. Я стал к ней приближаться, она нисколько не волновалась и моя тень прошла сквозь ее тело и совместилась с ее тенью. 

-Простите, куда вы идёте?- обратился я к женщине.

Она обернулась и я увидел слёзы на её глазах. Они сверкали, как капли утренней росы и текли по щекам.

-Вы плачете?-Я снова обратился к случайной спутнице.

-Нет не плачу?

— А чьи же это слёзы?

— Ваши слёзы при свете луны.

— Это поэтому мне и грустно, да?

— Посмотрите на небо и вы поймёте,- сказала она и снова заиграла на флейте и исчезла.

Это была моя мама, понял я. Мне стало так горько, что я вскрикнул  и очнулся. Моя подушка была вся мокрая от слёз. Я вспомнил, что в этот день моя мама покинула мир людей.

 

Еще почитать:

Пифагореец — Глава 28. Сон рождает чудовищ.

Колумбопад

Ночной разговор

«без названия»