Странник

С самого рождения вижу я мир только с высоты. И напоминает он чем-то одеяло, сшитое из лоскутов: вот лоскут-поле, а вон там дальше лоскуток леса выставил вверх макушки елей. Забавно, двигаясь совсем низко, едва касаться их острых вершинок – словно причесываешь упрямую шевелюру озорного мальчишки.  

А за лесом вшит в одеяло лоскуток-деревня. Живут на этом лоскутке муравьишки-люди. Их быт полон забот: и за целый день всё не переделать. Но вот заметят меня, приставят ладонь к морщинистому лбу, закрывая глаза от солнца, и смотрят. А я, чтобы их потешить, покажу им то, что сам видел в дальних странствиях: диковинного зверя, или цветок неземной красоты. Стоят они, задрав вверх головы, и пока я совсем из вида не скроюсь, всё смотрят на то необычное, что я повидал. Обернешься назад: кто уже снова за дела-заботы взялся, а другой так и стоит, мечтательно мне в след глядя, словно просит его с собой взять. А потом поймет, что не догнать ему меня, вздохнет и тоже за работу примется.  

А я всё дальше продвигаюсь. Братьев своих по дороге встречаю. С одним разминёшься. Другого едва заденешь. А с третьим, бывает, обнимешься, да так крепко, что на силу друг от друга оторвешься. Наконец, и с ним распрощаешься.  

Ветер – друг верный, всегда рядом. Быстрее летает, всё на свете повидал, и от рассказов его чудесных душа мечтами полнится. Схватит меня, порой, ветер-озорник и тащит за собой, приговаривая:  

– Ну пойдём скорее. Всё покажу. Сам всё увидишь, раз рассказам моим не веришь.  

А я ему в ответ:  

– Верю, верю. Не тяни так сильно – руки мне оторвешь.  

Не унимается ветер, руки отпустит и в спину подталкивать начинает. Всё бы ему хвастунишке открытиями своими делиться. Наконец, бросит свою затею:  

– Ну тебя, – скажет, и умчится в даль. А куда? Одному ему известно. А мне же и легче, спешить никуда не нужно, вот ведь и миром вдоволь налюбуешься.  

Да только ветер неугомонный братьев моих со всех концов собирает.  

– Смотрите, смотрите, – говорит. – Там на поляне зацвел ландыш.  

И вниз срывается, пролетит над цветками и нам их аромат принесет. А запах такой, что мечты из самого сердца так и просят, чтобы их на волю отпустили. Но только не видно ландышей с высоты. Так ветер нас с братьями друг к другу толкает, да песню слезливую на ухо поет. Обнимешься с одним братом, тут и третий, четвертый. Собрал нас ветер, всё поёт, а мы ему подпевать начинаем, раскатываясь голосами по небу. А потом вдруг тронет песня мысль потаённую, что нет у меня дома, так и хочется на поляну спуститься, отдохнуть и дом обрести.  

И слезинка по щеке речкой серебряной пробежит, повиснет на подбородке и вниз летит. Смотрю, а у братьев моих тоже слёзы на щеках. Плачем с ними о судьбе нашей бродячей, всё о доме мечтаем. И слезами на листы ландышевые опускаемся, да на поляне этой навеки остаёмся.