В детстве я жил с родителями на окраине города, а за нашим домом через небольшой пустырь росла берёзовая роща. Красивое место. Осень окрашивала рощу в золотистый цвет, превращая её в сказочный лес; зима укрывала пушистым снегом, словно лёгким белым покрывалом, от которого глаз не оторвёшь; весна делала ярко-зелёной и привлекательной; лето одаривало грибами и ягодами. Можно долго описывать всю прелесть природы, но хочу поделиться о другом, о печальном, если не сказать больше.
Летом в рощу частенько наведывались горожане, — как правило, грибники и собиратели ягод, благо такого добра, как и упоминалось, здесь хватало. Не отставала от подобного занятия и местная ребятня, поэтому я с мальчишками знал все тропинки и дорожки в роще, за исключением, разве что её самой дальней части, куда вела старая просека, скорее походившая на дорогу. Но в ту сторону мы обычно не ходили.
Однажды мне и соседскому мальчику не повезло: мы добрый час не могли насобирать землянику, чего раньше не случалось. Возвращаться домой ни с чем не хотелось, и решили пройтись по просеке до конца рощи, в надежде наполнить свои пустые кошёлки.
Забегая вперёд, скажу, что в тот раз так и не получилось набрать ягоду, но когда надумали вернуться, то наткнулись на небольшую незнакомую поляну. Посреди неё увидели пожилую женщину, склонившуюся над старым полуразрушенным колодцем. В руках старушка держала небольшой букет роз, которые вскоре положила рядом с колодцем. Затем обернулась к нам с заплаканными глазами и поинтересовалась не заблудились ли мы, зайдя так далеко в лес. Согласитесь, — это странно встретить в роще плачущую старушку с букетом цветов. Я объяснил, что дорогу домой знаем, но хотим набрать землянику, только, к сожалению, никак найти ягоду не можем. Заодно спросил всё ли у неё в порядке, хотя, возможно, вопрос к пожилой незнакомой женщине, учитывая мой возраст, выглядел бестактно.
— Со мной всё хорошо, — ответила она. Потом, немного помолчав, добавила. — Война здесь была, мальчики, война.
Мы не стали расспрашивать у старушки, что она имела в виду под этой фразой, а, впрочем, та, по-видимому, сама не склонялась к беседе, потому как, пожелав удачных сборов ягод, ушла восвояси. Уже дома мать рассказала, что на той поляне во время войны фашисты расстреливали людей, в основном евреев. А многих ещё живыми сбрасывали в колодец. И ходит поверье, что даже сейчас из него порой можно услышать голоса убиенных.
Вскоре мы с родителями переехали жить в другой город, а потом и вовсе оказались заграницей, и минуло несколько десятилетий, прежде чем мне выпала возможность посетить родные края.
Припарковав свою старенькую Ниву недалеко от места, где раньше стоял наш дом, а теперь красовался супермаркет, я вышел из машины и замер: нахлынувшая волна воспоминаний унесла куда-то далеко в мир детства и растворила в прошлом. Перебирая мысленно давние события, в моём воображении вдруг отчётливо возник образ старушки с букетом роз. Невольно взгляд упал в сторону жилого массива, состоящего в основном из красивых современных коттеджей. Показалось, что именно там росла берёзовая роща, вероятно уничтоженная во время постройки поселения.
Я не ошибся в своём предположении, потому что, подойдя к роскошным двухэтажным домам, увидел за одним из них чудом уцелевший дуб, который запомнил ещё, будучи ребёнком. Вероятно, дерево не стали трогать, из-за его величия. А дуб действительно выглядел невероятно огромным. Сейчас своим внушительным видом он напоминал стража, что охраняет путь, ведущий вглубь коттеджного посёлка.
Я шёл медленно по дороге, где когда-то лежала просека. Теперь, конечно, местность выглядела совершенно иначе, чем во времена моего детства. По сторонам дороги вместо кудрявых белых берёз стояли разноцветные дома по большей части с мансардами. Вокруг каждого дома обязательно возвышался кирпичный забор. Пытаясь отыскать место, где с приятелем на поляне повстречал старушку, я расспрашивал редких встречных о старом колодце, но долго не мог ничего разузнать. Лишь дойдя до окраины посёлка, попался человек, сообщивший о тщетности моих поисков.
— Вот что скажу, — ответил он, когда услышал вопрос о старом колодце, — вы напрасно ищите. Я здесь работаю охранником с самого начал застройки этого посёлка. Если, что тут кроме леса и было ранее, то всё снесено. Коттеджи, как сами понимаете, принадлежат не простым людям; можно сказать, здесь почти вся городская элита. В каждом доме имеется водопровод, поэтому колодцы без надобности. А что во время войны случилось… наслышан. Так ведь сколько лет прошло! Вон, когда строили недавно новую больницу, наткнулись на скифское захоронение. Все мы, если разобраться, живём на кладбище.
Не знаю, как другие отнеслись бы к сказанному, а у меня после такого ответа остался на душе тяжёлый осадок с чувством вины за память о прошлом поколении.
На следующий день, при выезде из города я застрял в пробке. Со мной в машине ехал местный мужчина, который напросился подвезти. В разговоре я спросил о том, насколько часто в городе случаются такие заторы. Он пожал плечами и сказал:
— Нет, не часто. Сегодня у нас открытие памятника, только место выбрали не совсем подходящее, аккурат возле центрального перекрёстка. Людям и подойти неудобно, и машину оставить негде. Ну, а митинги мы любим. Говорят, всё руководство города на трибунах.
И как бы в подтверждение слов мужчины послышалась фраза, произнесённая в микрофон: «Никто не забыт, ничто не забыто».
