Стальная плоть стрелка
Любой инструмент на этом свете работает хорошо или плохо не сам по себе, а от приложения усилий держащего его в своих продолжениях органов чувств. Пила пилит плохо или хорошо – зависит от заточки, но пилит пила до достижения результата все-таки затраченными усилиями пилящего. То же самое относится к такому специфическому инструменту, каким является оружие. Причем – любое. Результатом применения оружия является попадание в цель с большей или меньшей степенью удачи. Однако только попадание.
Стрелок еще при старом режиме слышал от своих наставников легендарное поучение: «Оружие является продолжением руки стреляющего». Благо, при советах, недостатка в этих «продолжениях руки» никогда не было. Кладовки военруков во всех учебных заведениях, исключая пожалуй только детсады, оружейки тиров и стрелковых клубов представляли широкий ассортимент стальных «продолжений». Тут присутствовали и легендарный Марголин, собранный впервые, ослепшим из-за ранения командиром Красной Армии, во всех его последовавших модификациях, и оставшиеся после Великой Войны наганы и ТТ, а в оружейных складах некоторых военных частей даже хранились маузеры, парабеллумы, вальтеры и всяческие браунинги, не говоря уже о любых типах винтовок, исключая только капсюльные, и уж конечно непревзойденная гедээровская пневматическая «Файнверкбау», одним выстрелом превращающая старорежимный латунный «пятак» в конус.
В «Атлантиду» как негласно называли стрелковый клуб при длинном винтовочно-пистолетном, наполовину подземном тире, медленно погружающемся в песочные плывуны, стрелок попал случайно, в ранней юности, после неудачной тренировки в секции классической борьбы. Левое ребро немного вывернуло от перегрузки и от продолжения занятия борьбой пришлось отказаться. Но растущий организм требовал нагрузки и родитель отвел его к своему однокашнику по еще сталинской летной школе. Знакомец, который оказался замом начальника клуба, проверив хватку юного борца, дал добро и определил к ведущему наставнику.
Александр Никитич Срединцев, наставник и учитель жизни всех стрелков «Атлантиды» был личностью выдающейся. Высокого роста, с не портящем его гвардейскую фигуру небольшим брюшком, из-за чего некоторые стрелки называли его беззлобно – «Барабан», Александр Никитич был всегда спокоен и серьезен. Перед военными праздниками надевал майорскую форму с тремя рядами планок за Великую Войну, но званием, а тем более наградами никогда не кичился, и про службу свою говорил односложно: «Служил, как и все». Только всегда рассказывал излишне спешливым, как в 1943 году торопился на фронт добровольцем, а лет для строгого военкома не хватало, но израненный и комиссованный сосед с вымученной улыбкой все спрашивал у него: «Саня, куда торопишься, на всех войны хватит». Стрелок слушал Александра Никитича внимательно, и думал что война так уже далеко, пионеры честь отдают памятникам защитникам Родины и израненный сосед говорил только про свое время. Откуда было знать, что через лет десять стрелок будет сидеть в каменистом окопе, выставив вперед автомат, как и его товарищи, а через заснеженное поле будет не спеша приближаться вооруженная масса бородатых людей, изредка постреливая, и глядя на фонтанчики взбитой земли стрелок не мог знать, что случится с ним к вечеру, будет ли он убит или только ранен. Некоторые войны, как и уголь в костре, не гаснут, а только тлеют, и горе тому, кто вовремя не почувствует их жара.
Вообще отношение к участникам войны и к бывшим командирам при старом режиме было особенным, прошло всего тридцать пять лет после Великой Войны и их советов и рассказов старались прислушиваться. В дальнейшем, когда жизнь Великой Цивилизации зашаталась, многих эти советы уберегли от необдуманных соблазнов. «Барабан» никогда не повышал голос, разве только в крайних случаях, и постоянно испытывал мальчишек на «слабо». Например, иногда предлагал вместо мишеней на 25 метров, стрелять на половинную дистанцию по воткнутым в песок спичкам. Из малокалиберного пистолета. И стрелок, к своему удивлению, частенько выходил из этой затеи победителем. Но излюбленным приемом товарища майора было вложить в руку мальчишке ржавую гранату с обломленным взрывателем и требовать равномерного удержания на уровне плеч. Стрелок в такие моменты внутренне обмирал, уже начинал сомневаться в адекватности «Барабана» но молчал и гранату держал положенное время. Ради справедливости надо сказать, что такое иезуитское упражнение у некоторых заканчивалось не только конфузом, но и добровольным прощанием с «Атлантидой». Все-таки она медленно погружалась и водяные насосы, установленные в зеркально отсвечивающие канавки по бокам бетонного тоннеля, приходилось включать каждое утро, На что Александр Никитич глубокомысленно говорил стрелкам, что потраченная на насосы электроэнергия должна вернуться в виде спортивных достижений.
Стрелку вообще нравились соревнования при старом режиме, а стрелковые – тем более. Атмосфера праздника совмещалась с юношескими надеждами, чутким отношением наставников и товарищеской близостью противоположного пола. Девушки стрелкового спорта отличались деловитостью и максимумом внимания и еще веселым настроением. На соревнованиях стрелок старался выложиться полностью и даже заработал взрослые разряды. Однако пришел момент, когда Александр Никитич предложил поговорить серьезно, и поведал стрелку, что профессиональным спортсменом ему никогда не стать, но выступать надо, даже на уровне организаций. Стрелок воспринял это спокойно, выдержка у него уже почти сформировалась, и Александр Никитич, пожелав ему успехов, предложил заходить к нему, если захочется пострелять. С тем они и расстались, как оказалось навсегда. После первой горячей точки и получения лейтенантских погон стрелок поспешил нанести визит вежливости, но обнаружил на месте «Атлантиды» только заросшее камышом длинное озерцо, а товарищ майор Александр Никитич Срединцев уже полгода как отправился к своим однополчанам по Великой Войне безвозвратно.
Совет своего наставника он исполнил и занимал призовые места и во время срочной службы на соревнованиях в Сухуми, и на сверхсрочной при соревнованиях во Львове. На Украине он научился простреливать латунные «тройки» и «пятаки» с 25 метров из Макарова. Монеты крепили на мишени пластилином, так как умники пытались прострелить монету в упор и ее просто разрывало на куски. Приехав на службу в родной город-герой на Волге стрелок и здесь участвовал в соревнованиях, занимал призовые места, но в какой-то момент почувствовал что не испытывает прежней радости от стрельбы из огнестрельного оружия. Другое стало занимать его больше – огнестрел, являясь инструментом в умелой руке, таит в себе еще одно качество, являясь своего рода психологической дубиной. Вот это его свойство, явленное стрелку в боевых условиях горячей точки и успешно примененное там, стало на подсознательном уровне занимать стрелка все больше. Обнаженное оружие в условиях человеческого взаимодействия в чрезвычайных условиях в малом проценте случаев должно стрелять, в большинстве своем должно работать на устрашение и торможение человеческой психики.
Стрелку жизнь отвалила уйму случаев для подтверждения этой теории. И в Закавказье в восьмидесятых, и в столице – в девяностых. Порой приходилось человеку утыкать ствол пистолета прямо в лоб, чтобы успокоился. Стрелок вспоминал особиста на своей срочной службе, и никогда не мог понять, зачем ложить пистолет на стол напротив собеседника. Расстегнутая кобура смотрится серьезнее. А если собеседник уже обучен стрелять из пистолета навскидку и у него в кармане – патрон? Чему тогда удивляться, что потом таких офицеров брали в плен бородатые жители гор. Везде ответственными делами должны заниматься профессионалы, а не набранные по объявлению, или того хуже – по блату. Причем выдержка должна быть у них на первом месте.
Илья Татарчук