… по плацу неторопливо брёл Миша Голубь, прапорщик роты РМТО ( водители и механики), вид его был бодр и позитивен. Сапоги, пошитые на заказ, отражали августовское солнце. Причину его бодрости я примерно предполагал — он шёл от Шуры, буфетчицы из чайной, где точно овладел вологодским женским телом на ящиках со сгущенкой. Миша Голубь был неплохим парнем, если не считать его страсти к женщинам торговли и портвейну. Поэтому, от портвейна он был обычно красен, а от частых утех бодр. Про себя я его называл «Гусар».
Я сидел в курилке и Миша не сразу меня увидел. В принципе, он был моим должником. Две недели назад, будучи замначальника конвоя, я на станции Пестово, пока кинологи держали в кольце собак зэка, выменял на магазин патронов у грузинских проводников три пары джинсов «Монтана». Обладателем одной стал Голубь, что повысило его рейтинг в глазах продавщиц Вологды.
— Андроля, ты чё тут околачиваешь? Не натёр ещё? — У Голубя был незамысловатый юмор, — это, того, давай на лося пойдём, а, питерский? Побухаем.
Я посмотрел на хитроватое мишино лицо.
— Товарищ прапорщик, ё-моё, тут лосей половина полка. Чего я их, не видел что ли? -Не, ты не понял. Все сделаем кошерно… тут два разбойника ушли с ИТК-23 под Плесецком. С промки ушли. Дерзкие, хули. Связали кочегара, выпили его «Солнцедар» и ушли. Щас ориентировки пришли. Не, а чо, оформлю Орээмку (оперативно -розыскные мероприятия) , хули, сами в тайгу, лося вальнём. А, Андроля? Ты же здоровый бугай, потащишь консервы и хлеб. Водку не доверю, знаю я вас, питерских.
В принципе, подумал я, на два-три дня в лес можно было пойти, разглядывая фото двух кренделей на ориентировках. Такими обычно американские карикатуристы изображали коммунистов в период «холодной войны». Истощенные водкой и чефирем, взгляд исподлобья, букет статей, от 206 до тяжких. Розыск был привольным занятием, никогда особо никого не ловили, просто сидели у костров в тайге или шли к торфозаготовщицам, девицам низкой социальной ответственности.
— А кто ещё пойдёт?
— Ну , этот молчун, Схуя.
— Вообще-то он Андрис Скуя, латыш, бля!
— Для меня он, Андроля, нерусский. Схуя!
Бедный Андрис Скуя так и проходил всю службу с откорректированной фамилией.
-Ну, и два моих пиздюка, Волобуев и Шелепин. ( это были сослуживцы Голубя, прапорщики).
-Ладно , съездим, может, там от водки лопнешь, Мишаня.
…. вечером по рапорту получили два автомата и пистолеты. Я подумал, хорошо, что пистолет , тащить два АКСУ с магазинами не хотелось. Их потащил Скуя. Голубь был торжественно -загадочен, закидывая а «буханку» вещмешки. В трёх из них звякало стекло. «Водка», — догадался я.
Пить начали, едва отъехав от части. Тёплая водка шла не очень, поэтому я лёг на задних дерматиновых горячих сиденьях и попробовал заснуть. Прапора с радостным энтузиазмом катали вторую бутылку. Скуя дремал , зажав два коротких автомата между коленями….
« Зачем ты так, Наташа, а? Что я , плохой или что..».- вопрос своей бывшей девушке я не досказал, «буханку» бросило на ухабе и я больно стукнулся головой о борт.
Было досадно, сон был хороший, концовка неприятна… сначала мы целовались у Дворцового моста, Наташа была в светлом платье, такая вся нежная… и пахло от неё так хорошо… а потом, в конце сна, на улице Шкапина она показывала мне язык и неприятно так смеялась….
Машина остановилась.
— Приехали, господа офицеры, — за рулём был хохол Войчук, из Ровно.
Стали высаживаться. Это была старая дорога, по которой Войчук подвёз нас к брошенной деревне. Дома стояли ещё целые. Слишком далеко от шоссе, не успели растащить.
На сапог села бабочка. Природа, в принципе, не обещала никакого подвоха. «И где тут Мишаня найдёт лося,» — подумал я. Оглянулся. Прапорщики были сильно поддаты, но старались держаться огурцами. Скуя приладил автоматы на грудь, надел вещмешки на спину. В них была тушёнка, хлеб и шпроты, это я знал. Ещё шоколад и сгущенка, чай, сахар , соль. Набор для выживания.
— Йоп твою мать, туды её в качель! Где? Где аккумуляторы к радиостанции, гондон? — Мишаня заорал , когда вытащил тяжёлую и неудобную радиостанцию. Шелепин тупо смотрел на него, он был пьянее Голубя, и было видно, что ему вообще неинтересна тема радиосвязи.
«Бля, беда, без связи нас нахлобучат,»- я понял тревогу Мишани. Связь в розыске важна. Не будем выходить на приём сутки и всё, нас начнут искать две тысячи человек. Это будет полная задница и дембель мой накроется до Нового Года точно. Я расстроился.
Скуя тревожно посмотрел на меня.
— Андрей, чо делат будим? Нас же фесь Северо- Запад искат будэт…
Голубь разорялся дальше.
— Ебать-колотить, аккумулятора в станции хватит на сутки, а, Андроля? — он смотрел на меня.
— Должно хватить. Мы же её с зарядки взяли.
— Тогда вперёд, вэвэшники, прорвёмся. Войчук, завтра после восьми вечера забери наши тела отсюда, окейна, нах?
Войчук ухмыльнулся, — Закусывайте товпрапорщик! Чао, пацаны! — — — Давай, Боря, не забудь нас тут, — вежливо попросил я. — Андрейка, держи хвост бодрей-ка! — Войчук загрузил свою широкую задницу в «буханку» и уехал.
… вечерело. Идти было приятно, пахло травами и чем-то сыроватым, как и положено пахнуть августовскому лесу. Подошли к избам. Голубь решил устроить пьянку у крайней избы, там стояли две скамьи и некое подобие стола. Его краснорожие сослуживцы оживились. Про рацию больше не вспоминали. Я знал, что надо выйти на связь в полночь и шесть утра. Подумал, что не больше трёхста и хватит.
— Андроля, бля, вот скажи, Горбатый вытащит страну из жопы или нет? А, Андроля? — Голубь любил «накидаться в одно жало» и поговорить о политике.
-Товарищ прапорщик, вот вас Гондурас беспокоит? — спросил я. — Хули, бля, спрашиваешь про хуету какую-то? Ну, беспокоит! Потому что бля, известно, что лучше колымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме! — и Голубь смачно отрыгнул.
— Если беспокоит, то может, лучше не чесать? — спросил опять я. Скуя засмеялся.
— Йопаный роток через передок! Давай, хуенция-интеллигенция, накати с горла! — пьяный Шелепин протянул мне бутылку «Сибирской».
… очнулся я на деревянном полу. На спине. Открыл глаза. Ужасно болела голова и слегка потряхивало. «Бля, перепил, ууу… алкашня вологодская,- с тоской подумал я, — набрался , как тварь.» Вспомнил про пистолет. Здесь. Уф… кобура закрыта, значит, по сорокам не стреляли. И то хорошо.
И тут я почувствовал чей-то взгляд. Попробовал сконцентрировать взгляд. Передо мной, у сапог, сидела собака. Белая. И смотрела на меня.
Я с трудом сел. Собака положила мне голову на колени. Взгляд её, на минуту, показался мне окнами в космос. Чёрный и глубокий. Подумал, что слишком много мистики. Встал, открыл дверь и выпустил белого пса. Включил фонарик на поясе, нашёл две лавки, сдвинул, лёг.
…. Наташа шла со мной по Соляному переулку и о чём-то весело рассказывала. Потом провела рукой мне по щеке… она была влажной…. Мне в щеку тыкалась носом белая собака. Я подскочил, вспомнил «Иже еси на небеси»… нет, не то…
Собака стояла около скамеек и смотрела на меня. И виляла хвостом. Я встал, распахнул дверь и заорал «Пошла! Пошла!». От крика стало спокойнее. Собака послушно вышла и я закрыл дверь на кованый крюк.
Закрыв глаза, подумал, что скоро, совсем скоро это всё закончится. Камуфляж, немытое по полторы недели тело, мозоли на руках… постоянное чувство скитальца… Хотелось в Питер, просто сесть у подъезда и смотреть на улицу. Там так много интересного….
Шорох и какое-то поскуливание.. Визг. Я вскочил, включил фонарик. Из пола торчала собачья голова , она зевнула и я ясно услышал слово «Пьянь»…. Подошёл. В полу была дыра, белый пёс просто пролезал под дом и проникал через эту дыру в избу. Всё просто. На этот раз он застрял лапой в щели между лагами. Подсвечивая фонариком, освободил ему лапу. Остаток ночи он спал на полу около моей скамейки, под утро даже захрапел.
— Ебана Ивана! Хули ты спишь, товарищ дембель -хуембель! Голубь стоял надо мной и улыбался. Выглядел он нормально, на мгновение мне показалось, что от него пахнет одеколоном.
— Миш, а рация? Рация? Выходили на связь?
— Во бляяя… сейчас полшестого, давай, Андроля, настраивай шарманку, нах. Ведь пиздюлей получим конкретных от Кантемирова! Полковник Кантемиров, командир части, был сурового нрава мужик, осетин. Однажды он заставил проползти по пластунски весь плац лейтенанта, который ударил солдата. От него можно было реально получить дембель 31 декабря около полуночи. Он любил такие штуки к особо борзым применять.
На улице было чуть прохладно. Я вытащил рацию, на которую кто-то вечером успел блевануть. Оттёр травой, настроил.
— Голкипер, голкипер! Я 457, я. 457, приём…
— 457, слышу вас. Я голкипер.
— Радик, ты что ли?
— Андрей, бля, куда вы делись? Голубь опять забухал? Меня город спрашивал про вашу группу.
Это было не гуд. «Город» был позывным у штаба войск в Москве. Это серьёзно. — Да мы тут шли-шли… короче, Радик, мы в засаде! В полной! Так и отметь. — Иди на хер, засадист! Тебе и Голубю скоро засядят по самые гланды. Доложи по форме!
Я вздохнул.
— Голкипер, голкипер! Прошли квадраты 347-12 и 348-12. Сейчас у ориентира 6789, наблюдаем. Продолжаем движение к Коротово.
Голубь, отлив у рябины и застегивая камуфляж, сказал: «Добавь, нах, что выжрали три литра водяры!» И заржал.
Это была ложь. Выпили четыре, я посчитал бутылки на траве среди блевотины. И мы навещали лапши спокойному московскому парню Радику Туманову.Эта ложь пойдёт выше. И так маленькая ложь сольётся с другими в одну большую. И все будут это знать и продолжать врать дальше.
… шли по неплотному лесу. Голубь впереди, как вожатый. Настроение у парня было прекрасное. Он даже напевал «Белые розы, белые розы…» Меня подташнивало и от вчерашней водки и от голоса Мишани.
… вдруг Мишаня исчез. Шёл человек и не стало. Раздался отчаянный крик : «Ебать твой люсю, пацаны, аааа! Сука!».
Мы подбежали к берёзам, где наш бравый гусар исчез. Внизу был овраг. На дне его, в грязи, лежал Голубь и выл. Нога его было сложена в букву «П».
Идти было тяжело. Мы несли вчетвером Михаила Голубя, старшего прапорщика в/ч 6401 на плащ-палатке. По прикидкам, до шоссе оставалось километров пять. По болоту с клюквой.
Раза три я падал. Один раз в лосиные какашки. Казалось, что пот вместе с болотной водой стал моей второй оболочкой до пояса. Пистолет я сунул за пазуху, ремень в вещмешок. Скуе с было труднее, автоматы ему ощутимо мешали.
Рация была у меня на груди и с каждым часом всё сильнее тянула вниз. Ремни натерли плечи, как мне казалось, в кровь. Я оказался прав.
Голубь первые полчаса нёс откровенноую чушь.
— Пацаны, ребята. Оставьте меня здесь, на хуй. Бля, как больно, сука! Андроля, оставь мне ствол и один патрон… как это «на хуй»!, дембель -хуембель? Ты кого послал, бля?
Потом Голубь притих и неожиданно спросил меня: Андроля… а , нах, осторожнее, черти! А правда, что у татарских девчонок не вдоль, а поперёк? — Не знаю, не имел опыта, к чему вопрос?
— Ты ведь татар? А татары парни жёсткие, да, Андроля? — Не татар, а татарин, товарищ старший прапорщик! Сейчас вот, на, отпущу, на, угол палатки и будет буль!
— Жёсткие парни должны всё знать! Как там… Орешек знаний твёрд! Но мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал «Хочу всё знать!»,- и он радостно заржал.
Потом он начал петь. Это было нестерпимо. «Лашанта ми кантарееее!!! Тра-та-та-та… соло итальянок! Литальяно перу…».
Я начал реально уставать. Прапора тоже дышали тяжело. Андрис молчал. Мошкара ела нещадно. Наконец показались просветы. Шоссе. Машин не было. По карте «стометровке» определили своё местоположение.
Направо Кадуй. Там больничка, там нога Голубя найдёт утешение.
Показался «козлик» с брезентовым верхом. Скуя с автоматом в руке шагнул ей навстречу.
Водитель «козлика», с обветренным лицом и недоверчивым прищуром глаз, смотрел на нас с подозрением. Видок был у нас ещё тот — красные , в грязи, никаких знаков различия на комбинезонах.
— Мужик, давай меня в Кадуй, в больничку, — заговорил неожиданно жестко Голубь, — наш вертолёт потерпел аварию в тайге. Мы группа Северо-западного управления КГБ, я майор Вихрь.
«Боже, что он говорит», — подумал я.
Потом был Кадуй, врачи, горячая вода в туалете. Войчук забрал нас к вечеру.
Подъехали к воротам части. Из них выезжали “Уралы» с первой и второй ротой. На КПП сидел сонный капитан Котиков. Я спросил его — «Учения, товарищ дежурный по части?».
— Да вот, пришла телефонограмма, в лесу, как раз в зоне нашей ответственности, упал вертолёт. Говорят, гэбэшный. Пол Вологды по тревоге подняли, сейчас лес прочёсывать будем. А ты из розыска, что ли?
— Так точно, прибыли. Старший группы старший прапорщик Голубь.
— А поворотись-ка сынку, дай я на тебя погляжу… чего глаза потупил долу? Аль не любезен я тебе? — у полковника Даргеля жена была преподавателем литературы и он любил такой постмодернизм.
Полковник смотрел мне в переносицу, словно размышлял, пристрелить меня здесь или отвести за ворота, к свалке. Я смотрел на погон полковника с тремя вышитыми звёздами и думал о пожилой швее, которая где-то далеко-далеко вышивала эти звёзды и, наверняка, просила мысленно всех полковников, с майорами и подполковниками, быть помягче с её единственным мальчиком.
Со стены меня укоризненно рассматривал Дзержинский.
— Хули ты поперся с этим распиздяем Голубем за лосем? Вы бы ещё на слона поехали, мудозвоны! Из-за вашей клоунады даже чурок стройбатовских погнали в лес! И тут же у них сбежали семеро узбеков! Ловят до сих пор!
Полковник помолчал.
-Кругом, бля!
Я развернулся.
— Трое, нет! Бля! Пять суток ареста! Стрижка неустанная! Пререкания!
Он прекрасно знал, что начальником «губы» был питерский майор, который питал ко мне земляческие симпатии, и что сон и картошка с тушёнкой мне обеспечены все пять суток,
— Мне коллеги из КГБ посоветовали тебя 31 декабря уволить, мудозвона! Дочка тебя очень жалеет, говорит, он хороший, жена тоже — оступился, говорит, парень, дай ему шанс»! Кучка кретинов! С каким материалом приходиться работать!
Я знал, что и Даргель и Кантемиров могут нормально получить по башке из-за охотника Голубя.
— Кто этого убогого просил язык распускать? Мужик, который вас вёз, оказался председателем совхоза местного и тут же позвонил комитетчикам! Тут начался кипеж взрослый! Ебанашки! Всё, артист малых оперных отсидишь и Маше моей дальше преподавать продолжишь! Иди, драматург херов!
Прошло семь лет. Однажды, около Московского вокзала, услышал знакомый окающий голос: Андроля! Епона мама, здорово будешь!
Голубь был немного потаскан и имел лицом человека, попавшего под трамвай желаний. Нелепые кроссовки с розовыми полосками, кооперативные джинсы. Форма шла ему больше, подумал я.
— Я теперь охотовед! И лося всё же завалил! Вона как, Андроля! Жисть, она штука полосатая, как клифт лагерный!
Где теперь эти нелепые, беспощадные к самим себе люди? Жизнь действительно полосатая, Голубь прав. А ещё я иногда вижу белых собак и вспоминаю ту ночь, когда космос смотрел на меня.
Еще почитать:
Слепота
Мой Алтай — Мой Алтай: путешествие сквозь время
Последняя из Драконов. — Валер и Дракон. Пятая из…
Клоун.
«
»
18.04.2022
