Спасение

–Архистратиг, зайдите ко мне, – голос Владыки спокоен, но архистратиг Габриэль прекрасно знает, что этот спокойный голос без тени сожаления отнимает покой у других ради общего блага, и потому ему не становится мирно на душе, напротив, зарождается недовольство, едва уловимое, складывающееся в беспощадное слово: «опять!»

Архистратиг Габриэль не боится труда. Он принимает на себя ответственность за смертных и за Небесное Царство каждый день, но ему очень не нравится личный вызов Владыки – там, как правило, нет ничего хорошего.

И точно. Стоит Габриэлю предстать перед Владыкой, и тот изъявляет свою волю, на этот раз ему угодно, чтобы к работе вернулся архангел Тагас, вернулся не приказом, а своим желанием.

Габриэль с трудом подавляет вздох. Тагас был архангелом средней руки, на взгляд Габриэля не проявлял никакой решительности и вообще звёзд с неба не хватал. Но Небесное Царство даёт всем шанс, и Тагасу было дано задание в мире смертных. Задание он провалил, но не это было самым страшным. Страшнее всего было то, что Тагас подхватил людские мысли от мира, которому должен был служить, и, вернувшись в Царство Небесное, слёг с тоскою.

Он не ел, не пил, не искал беседы и не ждал утешения. Ему всё сделалось безразлично. Габриэль навещал его несколько раз, взывал то к совести, то к гневу, то к долгу, то к любви Владыки, и каждый раз натыкался на беспощадный и непонятный ответ:

–Это всё бессмысленно.

–Но это закон Небесный! Это воля Владыки! – возмущался тогда Габриэль.

–И это тоже бессмысленно. Люди смертны. Мы нет. и смысла нет ни в том, ни в другом, – и с этими словами Тагас переворачивался на другой бок.

В лазарете целители сошлись в едином мнении: здоров, никаких повреждений. А то, что схватил тоску, так это ерунда – по неопытности и молодости.

На том и решили. Габриэль справлялся периодами о Тагасе, но надежд не питал – архангел был слаб, духовно слаб, и про него было проще забыть, чем пытаться поставить на ноги и тут такое!

–Ты слышал меня, – глаза Владыки запечатлели первозданный свет, из которого он явился, но Габриэлю и от этого не легче.

–Слышал, – соглашается Габриэль. – Я просто не понимаю…Светлейший, вы можете поднять его одним приказом, так зачем…

–Мне не нужны приказы, – мягко, но очень твёрдо перебивает Владыка, – мне нужно, чтобы он захотел вернуться. Найди подход, архистратиг. Это тебе по силам.

Сам Габриэль в своих силах сомневался, но вслух, конечно, такое сказать не решишься. Если Владыка говорит, что в силах, значит, в силах!

Габриэль кивает:

–Да, Владыка.

***

Но Тагас не шевелится. Едва-едва реагирует на приход могучего архистратига.

–Вставай! – велит Габриэль и в очередной раз заводит свои речи о том, что Владыка ждёт его в строю, что Тагас залежался, и теперь ему пора возвращаться, что мир смертных и долг ожидают его присутствия, и всё прочее, подобающее случаю.

–Зачем? – Тагас закрывает глаза. – Без меня небо такое же синее. И я ничего не значу. Небо не падёт, если я не встану, и твои слова, Светлейший, всего лишь очередная бессмыслица.

У Габриэля от бешенства даже дыхание перехватывает, но он быстро вспоминает о том, что является архистратигом, и не по рангу ему так реагировать на наглость нижестоящих, потому он круто поворачивается на каблуках, и выходит прочь преисполненный достоинства.

И только у Врат, Габриэль не выдерживает и заходится бранью, да так громко, что на шум выходит апостол Пётр, видимо, сегодня его черёд дежурить.

–Светлейший? – в голосе Петра удивление. Габриэль спохватывается: позорище! Апостол слышал, как он, архистратиг, ругается!

–Всё в порядке, – слабо отмахивается Габриэль, – работа.

Апостол светлеет лицом:

–Понимаю, Светлейший! Ночью тоже всех матерей ада вспомнили по именам. Шутка ли – какие-то мерзавцы пытались проникнуть в наше Царство, бились в Врата, кривлялись…

Пётр осекается – лицо Габриэля выражает скучающее добродушие, конечно, это для Петра событие, для архистратига это данность, и не слушать рассказики о дежурстве спустился сюда Габриэль!

–Вам это…помочь? – Пётр чуть косноязычен. На земле, говорят, в мире людей, он был красноречив как греческий торговец, но здесь изрядно подрастерялся в словах. Да и латынь ему толком не даётся.

–Я к телефону, – мягко улыбается Габриэль, слегка отодвигая апостола в сторону, и Пётр понимающе отходит дальше, чтобы не слышать разговора.

Письма, это, конечно, хорошо, как и порталы. Но вот телефон пока незаменимая вещ, и даже костному Габриэлю понятно превосходство этого аппарата, один из которых стоит в кабинке Дежурного Небесного Царства, а другой в Царстве Подземном.

Как же там?..

Габриэль, не задумываясь, чуть более грубо, чем следует (а всё с непривычки), вращает диск, набирая шесть шестёрок…

И вот, гудки! Длинные, тоскливые, и Габриэлю кажется, будто бы издевающиеся.

–Наама слушает, – низкий грудной женский голос неожиданно разрывает гудки. Габриэль теряется лишь на мгновение, затем с трудом вспоминает, что Наама была демоницей, покровительствующей блудницам, пока её не сместили, но это информация ему сейчас не особенно нужна.

–Э…я архистратиг Габриэль, у меня…

–Минуту, я вас соединю! – тут же отзывается Наама, и, не дав возможности Габриэлю что-то сказать, видимо, переводит его звонок, и архистратигу остаётся слушать только издевательские тянущие гудки.

–Богоматерь! – шипит Габриэль, скосив глаза в сторону Петра, который деликатно делал вид, что не слушает.

–Дагон у аппарата! – на этот раз голос отрывистый.

–Я Габриэль, архистратиг. У меня есть просьба к Подземному Царству, она заклюю…

–Соединю! – голос отрывистый и быстрый, снова Габриэлю приходится слушать гудки, и архистратиг кусает губы в нервах. Как эти демоны всё усложняют!

–Герион желает вам хорошего настроения, – на этот раз голос ласковый. Габриэль же не выдерживает этого издевательства и ехидно спрашивает:

–А вы уполномочены вести переговоры с архистратигом или принять от него сообщение?

–Сомневаетесь в моей профессиональной карьере? – всё также ласково уточняет Герион и Габриэль спохватывается, устыдившись:

–Нет, я…

–Ну и зря! – Герион заливается смехом, но тут же смех его перестаёт звучать так резко, словно парализует его что-то. И в самом деле, не успевает Габриэль высказать всё, что лежит на его душе, трубку перехватывают, и спокойный, опасно-спокойный голос говорит очень просто:

–Слушаю.

Нормальный ангел, архангел и уж тем более архистратиг такому голосу не обрадуется, но Габриэль выдыхает с облегчением: у трубки Асмодей – один из древнейших демонов, высшая знать, над которой не смеют потешаться в Подземном Царстве, один из немногих, кто способен вести переговоры и даже быть милосердным.

–Здравствуй, Асмодей, у меня есть просьба от нашего Царства вашему.

–Я слушаю, – уверяет Асмодей всё также спокойно, подобные звонки его давно не удивляют, слишком долго он живёт на свете.

***

–Да, идея хороша! – Владыка улыбается, но Габриэлю не по себе. – В самом деле, нам нужны взаимодействия с Подземным Царством, да и чего таить…у них, и только у них есть специалисты, которые могут помочь. Ты молодец, архистратиг!

Сам Габриэль такой мысли не разделяет.

–Владыка, – Габриэль нервничает, – они обещают вывести Тагаса из этого…тоскливого состояния.

–Это хорошо, – замечает Владыка.

–Но они хотят цену, – Габриэль, чуть дрогнувшим движением протягивает Владыке лист, на листе пять имён смертных. – Они хотят, чтобы мы сняли свою власть с этих людей. По одному имени на каждую букву имени архангела.

Владыка проглядывает список:

–Что ж, этого следовало ожидать. Они оказывают нам услугу и просят за неё цену. Согласись.

–Что? – Габриэль не верит своим ушам, а может быть и не верит Владыке. – Как? Светлейший, вы видите имена? Эти люди… там король, два министра, один приближённый ко двору и один фанатик! Вы понимаете, что только наше влияние удерживает эти людей от того, чтобы началась война?!

Владыка смотрит светло и спокойно. Габриэль затихает, понимая, что Владыка всё это знает лучше Габриэля.

–Если мы снимем контроль, – архистратигу не хочется сдаваться, – то тогда демоны овладеют ими в полной мере, и тогда война, война! Вы же не…

–Всё-таки годы мы держали контроль над ними, – замечает Владыка, – это что-то значит, ты так не думаешь?

Габриэль кивает, принимая слова Владыки. Он не может определить, что ему не нравится во всём этом, но всё же, если он так говорит, значит, так надо – именно вера в прописанную высшим светом добродетель и отличает ангелов от демонов.

Габриэль спускается до Врат, Пётр уже спокойно отпрыгивает в сторону, давая возможность звонить и разговаривать без свидетелей. Габриэль крутит наборный диск, отмеривая шестёрки, проходит через гудки, на этот раз над ним не издеваются, после четвёртого гудка Асмодей берёт трубку:

–Слушаю.

–Мы согласны на ваши условия, – отзывается Габриэль и в трубке повисает долгое молчание.

–Алло? – Габриэль выдерживает для приличия почти минуту, и Асмодей, наконец, произносит:

–Мы свяжемся, чтобы обсудить детали.

И кладёт трубку быстрее, чем Габриэль успевает спросить хоть что-то.

***

–Они согласны, – сказал Асмодей спокойно. Но этим покоем он никого не обманул – присутствовавшие тут же и Азазель, и сам Светоносный Люцифер, услышали озадаченность.

Вообще Азазель был удивлён, когда Люцифер пришёл сюда из-за какой-то мелочи. Но, разумеется, ничего не сказал, во-первых, потому что был ему другом ещё на Небесах; во-вторых, потому что Люцифер был ему господином.

–Что? – не выдержал Азазель. – Они отдают нам пять человек? они ослепли!

Азазель усмехнулся, ему почудилось, что Небесное Царство ослабело, раз так легко отдало пятерых значимых людей под власть демонов.

–Это вряд ли, – возразил Асмодей и посмотрел на Люцифера. – Господин, что скажешь?

Люцифер молчал. О чём он думал, мог бы сказать и то лишь примерно – только Владыка, но он не заглядывал в Подземное Царство, чтобы не встретить здесь изменивших ему подданных и детей.

–Может быть, им важен этот архангел? – неуверенно предположил Азазель, видя, что Люцифер не реагирует на вопрос Асмодея. – Да, он проявил себя как бездарность, и мы готовы были к торгу, специально хотели подразнить святош, но если они так легко согласились на наши условия, то я полагаю, что этот архангел им просто важен. Может быть, они пророчат его в серафимы?

–В серафимы? – ответ Асмодею не понравился, но предположить что-то удачнее он не мог, и кивнул, – хорошо. Так что делать, Люцифер?

На этот раз он обратился напрямую, желая показать, что Азазель ему, конечно, соратник и коллега, но услышать голос Темнейшего всё-таки тоже хочется.

–Как что? – Люцифер изумился, – помогать! Обещали же. Азазель, ты решишь или поручишь решить – мне всё равно – о месте встречи, дате и тех, кто будет присутствовать.

–Понял! – Азазель не спорил. Не в его это было привычке.

–А ты, Асмодей, подумай, кого можно поднять из специалистов, – на этот раз Люцифер снизошёл до демона. – Ну или привлечь из живых.

–Может быть Протагора? – предположил Асмодей, тоже разумно решивший не спорить и просто подчиняться. – Или твоего любимого Сенеку разыскать, господин?

–Сенека в круге Пустоши, – заметил Азазель, – ну это я так, к слову, если будешь искать.

Люцифер только усмехнулся:

–Этот архангел более современный. Это моя душа требует общества Диогенов, Эпикуров и Сенеки, а душа этого Тагаса ещё юна. Ему и Буридана какого-нибудь хватит за глаза.

–Может быть, Кампанелла? – Асмодей задумался. Его потянуло к деятельности.

–Мне всё равно, – заверил Люцифер, – вернитесь к работе и сделайте всё в лучшем виде.

Асмодей не заставил себя дожидаться повтора. Он поклонился и вышел, прикидывая, кого отыскать в нитях Подземного Царства для исполнения замысла. Азазель же помедлил, задержался у стола, хотя, казалось, готов был уйти.

–В чём дело? – Люцифер заметил, конечно, сразу, но дал Азазелю ещё шанс уйти в молчании и покорности.

–Тебя не настораживает то, что Небесные так легко согласились отдать нам пятерых? Они не могут ослепнуть настолько, чтобы не видеть войны в результате такой отдачи, и это…

Азазель не закончил, развёл руками. Показывая, что, мол, странно всё это.

–Примись за работу, – посоветовал Люцифер, – я ничего тебе пока не скажу. Я в раздумьях.

Азазель пошёл к дверям, сдаваясь, но на пороге не выдержал, обернулся:

–Темнишь, Люцифер!

Люцифер махнул рукой. В этой ситуации темнил совсем не он.

***

Габриэль не находил себе места. Сопровождать Тагаса выпало ему, что, конечно, было логично, ведь по прошению Габриэля Подземное Царство вытащило своих специалистов из своих глубин.

Габриэль предпочёл бы даже, чтобы его пропустили в кабинет, где сейчас с Тагасом говорили непонятно о чём и непонятно как, явившиеся из Подземного с сопровождением два мудреца, облачённые в старые шелка и бархат.

–Не суетись, – посоветовал Асмодей, представлявший Подземное Царство, что тоже было логично. – Они просто поговорят с ним и всё.

–Поговорят! – проворчал Габриэль, – разве разговором лечится дух? Молитвой и делом! Верою…

–А если веры нет? – поинтересовался Асмодей и добавил без тени издевательства, – к тому же, ваш Тагас не имеет недуга. У него просто расстройство чувств. Наверное, у людей подхватил чего. Может депрессию, может меланхолию, может просто зафилософствовал.

–А они ему помогут? – тревога Габриэля не сходила с лица.

–Должны, – Асмодей пожал плечами, – опытные ребята, не первую сотню лет жарятся в котлах, давно должны были понять всё за суть Бытия и за пределами Его. Хуже точно не будет.

–Обнадёживает, – Габриэль закусил губу, посмотрел на часы. Прошло всего четверть часа, а он уже извёл сам себя, к большому неудовольствию Асмодея.

–Не суетись, крылатик, – повторил демон, удобнее устраиваясь в кресле, – в глазах рябит.

Габриэль взял себя в руки, выдержал честно ещё пять минут, затем заговорил опять, на этот раз осторожно, стараясь не сказать лишнего, но выразить смутные опасения:

–М…Асмодей? А тебе не кажется странным, то есть, не хочу сказать, чтобы прямо странным, но скорее необычным, вернее, даже не необычным…

–Не юли, – посоветовал Асмодей, – все свои, уж разберусь.

–Я хочу сказать, – это одобрение от демона оказало неожиданно благотворное влияние на Габриэля, и он осмелел, – что это странно? Имена вы дали, а мы, не торгуясь…

–Кажется ли мне, что Небеса темнят, легко соглашаясь на очевидную потерю пятерых влиятельных фигур? – уточнил Асмодей, его самого занимали те же мысли.

–Да, – Габриэль покраснел, – не совсем так, но да.

–Нет, не кажется, – ответил Асмодей без тени смущения. – Я вообще не люблю всякие «кажется», и прочие слабости людского рода. В конце концов, это ваше дело.

–Хорошо, хорошо, – смутился Габриэль, – мне тоже не кажется, совсем.

Асмодей усмехнулся: они поняли друг друга без лишних слов. Обстоятельства могли меняться, могли исчезать и кружиться, а между ним – демоном высшей знати и архистратигом лежала пропасть, и в то же время царило удивительное понимание.

Скрипнула дверь, из неё неторопливо совещаясь, не замечая ничего, вышли, вернее даже выплыли, мудрецы, призванные Подземным Царством.

–Вы не понимаете, сущность искусства состоит в том, чтобы оно служило людям, а не являлось привилегией богатства и ума. Оно должно быть одинаковым.

–Это вы не понимаете, – возражал второй мудрец, совсем не замечая ни Асмодея, ни Габриэля, – одинаковость лишает искусства самого понятия искусства. Искусство ли народная песнь?

Асмодей и Габриэль проводили мудрецов мрачными взглядами.

–Не расползаемся, собаки! – рявкнул демон, и рванул за ними.

Габриэль же заглянул в комнату, и встретился лицом к лицу с Тагасом, который впервые за сто пятьдесят лет встал с ложа, и был бледен.

–Светлейший, – Тагас был слаб от столь долгого лежания, но внутренняя твёрдость была в нём, – я хочу вернуться в строй. Спасибо, что проявили столько терпения, я даже боюсь представить, что стало ценой моего спасения!

–Я тоже, – мрачно согласился Габриэль, поражаясь тому, что мир ещё не рухнул.

***

–разве я не заслуживаю правды? – спросил Азазель в отчаянии.

Люцифер взглянул на него с равнодушием, затем смягчился или, по меньшей мере, сделал вид, что смягчился:

–Что ты хочешь знать?

–Пятеро перешли под наш контроль, а ты спокоен. Хотя это грозит войной, а ты спокоен! Не улыбаешься, не торжествуешь! К чему твоё равнодушие?

Люцифер взглянул на Азазеля с непередаваемой, даже убийственной жалостью, и сказал:

–Моё равнодушие не призвано тебя оскорбить. Пятеро перешли под наш контроль, потому что так согласилось небо, предоставило нам пять душ, которые могут ответить за войну, которых мы можем легко стравить.

Азазель не понимал, но почтительно молчал. Люцифер продолжил:

–А сделали они это не от слепоты, не от глухоты, и даже не от того, что им был нужен тот архангел. Ручаюсь, что его имя едва ли кому известно и едва ли будет кому известно.

–Тогда зачем? Им что, нужна война?

–Им нужна не просто война, – заметил Люцифер, – им нужна война, к которой они не будут иметь отношения. За Крестовые Походы им до сих пор аукается, а это значит, что сейчас они будут осторожнее и будут в дальнейшем желать лишь одного: остаться в чистом, чтобы на них не пал клинок осуждающей истории. Люди помнят, но хуже всего – Небо помнит ещё лучше. Владыка желает войны, но не хочет развязывать её сам. А здесь…пятеро схлестнулись, потянули за собой остальных, погрузили мир в войну, в пламя и в смерть. А виной всему демоны, Подземные гады и мерзавцы.

–Это подло! – не выдержал Азазель и спохватился, – прости, что прервал.

–Это не подло, это будущее. – возразил Светоносный. – И это просто есть. Допускаю, что так и должно быть. Но не сегодня, не сейчас и не так. Возьми лист, возьми убийц и прекрати существование всех этих…– Люцифер поморщился, – людей.

Азазель испуганно молчал.

–Впрочем, того, в конце списка, пока сохрани. Он нам пригодится позже. А пока заверяю тебя, – голос Люцифера стал торжественным, – Небеса получат войну, но они будут виноваты в ней сами, и никогда больше наше имя не станет нести гибель и отвращение, и вещать о заведомой смерти.

–Мы покажем слабость перед небесами, – Азазелю показалось, что он увидел то. Чего не увидел Люцифер.

–Небеса ничто. Они служат людям, – Люцифер же только улыбнулся, – они хотят мир людей. Что ж, мы тоже. И мы, показав слабость, однажды победим.

Азазель только кивнул, покорно принял лист из рук Светоносного, и вышел, готовый, как ему казалось теперь, ко всему.